Текст книги "Длиннее века, короче дня"
Автор книги: Евгения Михайлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 14
Маша все утро собирала в уме относительно реальную картину происходящего. Собирала из нереальных фрагментов зазеркалья. Странная смерть Алексея, появление девушки Кати, ее, Машина, авантюра с расследованием отворота, гибель Кати… Что с чем связано? Может, вообще ничто ни с чем… Она набрала номер Виктора.
– Привет. Есть какая-то информация о Кате?
– Были следователи. Взяли ее данные, скачали переписку по Инету… Катю убили и выбросили из машины. Вещи, документы были при ней, кошелек тоже. Денег мало.
– У них есть версии?
– Пока нет, как я понял. Маша, я рассказал следователю, что вы с Людой встречались с Катей. Это же написано у нее на страничке. То есть она вас там не называла… Я объяснил… Сижу, думаю, может, не стоило?
– Конечно, стоило, – уверенно сказала Маша. – Мы должны помогать следствию найти убийцу Кати. Не знаю только каким образом… А почему вы сомневаетесь?
– По всему. Катя писала, что у нее роман был с Алексеем, если перевести ее слова на нормальный язык, и что Людмила и вы с ней зачем-то встречались. Ну… Ревность, месть, я не знаю, по какому поводу вас должны вызвать.
– То есть вы считаете, что Люда может оказаться подозреваемой? Но это нелепость. Даже если предположить, что она ревновала или злилась… Ну, не убила же она. В конце концов, она из дома не выходит со дня похорон. Мы тому свидетели.
– Она сказала нам, что не выходит. Понятно, что так и есть. Но мы не свидетели того, что она на самом деле не выходила. Дело не в этом. Катя была девушкой, не очень разборчивой в связях. К ней могли подослать кого угодно. Ясно, что Людмила этого не делала. Но вдруг начнут проверять, допрашивать, они такие… Я вообще-то хотел это предупредить, исключить, но, кажется, сделал только хуже.
– Следователь подозревает Люду?
– Нет, он просто не исключает версию убийства из ревности. Это же мотив, не правда ли?
– Да. Только у Люды нет мотива. Они с Алексеем разлюбили друг друга. У них сложились драматичные отношения, но ревности в них уже не было. Я могу это подтвердить… С разрешения Люды добавлю, что она даже к гадалке обращалась за отворотом. Ну, чтоб не спать с ним…
– Ничего себе. Она такая дремучая баба оказалась? Ужас. Но это даже к лучшему. И мучиться нам нечего. Если вас вызовут, расскажите про этот отворот, это легко проверяется. И все. Они начинают искать настоящего убийцу, версии с ревностью нет. Мотива нет. Кстати, а почему вы поехали с Людмилой на встречу с Катей? Это следователя немного удивило. Вроде интимный, считает он, был разговор, а Люда подругу взяла. Я спрашиваю, чтобы вас подготовить.
– Мотив вообще-то имелся. Только не у Люды, а у меня. Мы с Лешей любили друг друга. И мне было очень важно услышать, что расскажет эта девочка. Так получилось, что он после нее пришел ко мне. Мы думали, на всю жизнь. Собственно, так и оказалось.
Виктор молчал, ему чудилось, что дар речи не вернется к нему никогда. Только не это. Не такая четкая формулировка. Он был готов к тому, что она скажет: что-то было между нами. А она сказала: «Мы думали, на всю жизнь». Маша послушала его молчание, прочитала в нем все, чего он не мог выговорить, правильно поняла и прервала это истязание:
– Мне больше нечего сказать, Виктор. Мы созвонимся позже.
Почему-то он вспомнил, как они водили Аню в кино, как сидели в кафе, как она говорила рядом, а он чувствовал ее тепло и запах. Собственно, ясно, почему вспомнил. Потому что тогда был лучший день в его жизни, а сегодня – худший.
Маша нервно ходила по квартире, думая, что теперь делать. Нужно ли рассказать частному детективу Кольцову о том, что произошло. Придется объяснить и свое ко всему отношение. Она еще не решила, стоит ли ему доверять в принципе. Все выяснится во время работы с этим отворотом. Знал бы этот сыщик, знал бы Виктор, как ей стыдно произносить слово «отворот». Это какой-то код дебилов. Но за ним бездна образовалась. Маша по-прежнему не знала, что к чему, но в ней зрело предчувствие, что все не случайно, что есть какое-то страшное зло рядом с ними и, быть может, гадалка появилась в их жизни не просто так.
Глава 15
Маша бросилась к телефону, не посмотрев на номер. Думала, это Кольцов звонит. Но услышала слабый, тонкий голосок Лены.
– Маша, как дела?
– Нормально. А у тебя?
– Ты еще спрашиваешь? Вот почему ты сама мне не звонишь? Чтоб узнать, не умерла ли я, к примеру.
– К какому примеру ты должна умереть? – строго отчеканила Маша. – Что страшное с тобой случилось? Ну, напала дворовая психопатка. Она и на меня практически напала. Мы не знаем, на кого еще. Может, пора списки укушенных ею составлять и лечить от бешенства. Но у тебя нет причины до сих пор находиться в обмороке.
– Ты сердишься? – виновато спросила Лена. – У тебя, конечно, уже лекции, занятия начались, а я… На работу второй день не хожу. Отпросилась.
– Ты заболела?
– Немного болит, слева… Я не знаю, что там…
– Лена, слева – сердце.
– Я знаю, где сердце. Но у меня не там болит, а ниже. Даже не болит, а как-то скулит.
– Слушай, ты случайно не голодная? Еда у тебя есть?
– Нет.
– Понятно. Перешла на блокадное существование. Сейчас зайду. У меня лекция днем.
Маша влезла в джинсы и пуловер, пошла в ближайший магазин. Купила то, что покупают нормальным людям, потом вспомнила, что Лена иногда становится вегетарианкой, и на всякий случай поменяла колбасу и курицу на твердый сыр и стейки семги. Она не знала, как относятся вегетарианцы к рыбе и сыру, память услужливо подсунула чей-то душераздирающий вопль в Интернете: не ешьте рыбу, она на вас смотрит! Маша задумалась. Она против убийства живых существ. Но в данном случае она просто покупает еду в магазине, и, слава богу, эта еда на нее не смотрит. Она вспомнила перепуганный и голодный взгляд своей бывшей одноклассницы, которая с детства смотрела на мир ранеными глазами жертвы. Сначала Лена была – как большинство детей в их классе – ребенком из благополучной обеспеченной семьи. Потом ее красивая веселая мама вдруг сбежала с итальянцем, забыв попрощаться с дочерью. Этот итальянец приезжал в командировку на киностудию, где мать Лены работала администратором. Лена около месяца боялась выходить из дома, ждала маминого звонка. Но та так и не позвонила. Отец какое-то время пытался уделять внимание ребенку, заниматься бытом, но года через два все заметили, что Лена приходит в школу в мятом платье, рваных чулках, с испуганным, затравленным взглядом. Оказалось, отец уехал на неделю оформлять какое-то шоу в Питер… И познакомился там с женщиной, которая стала его женой, что выяснилось через годы. Он, правда, звонил Ленке, обещал приехать, потом уже не обещал приехать, только сообщил, что у нее появился братик… Когда органы опеки стали оформлять Ленку в интернат, родители Маши и еще нескольких детей запротестовали. Взяли над ней что-то вроде опеки. Одна учительница тоже жила в их доме, она отстояла Ленкино право жить в своей квартире и ходить в школу. Денег отец присылал достаточно, Лена как-то справилась с жуткой ситуацией, после школы даже окончила экономические курсы и устроилась на работу в банк. Отец приехал, когда она стала взрослой девушкой. Много пил, курил, сказал дочери, что в жизни у него все пошло не так, ребенок от второй жены родился с синдромом Дауна, сама жена не хочет никого видеть, особенно Лену, поэтому он приехал, чтобы переписать на дочь квартиру и дать ей возможность строить собственную жизнь, как она посчитает нужным. Ленка рыдала, говорила, что она считает нужным помогать бедному братику, что она хочет быть рядом с ними и ей ничего не нужно… Отец просто сказал: «Не повезло тебе с нами со всеми. Не нужна тебе такая головная боль. Посмотри, какая ты красивая выросла. Забудь про нас». И уехал, оставив брошенную дочь в большой четырехкомнатной квартире, где она чуть с ума не сошла от отчаяния и безысходности. Потом как-то выкарабкалась, у нее даже несколько раз появлялись бойфренды. Но ненадолго. Всех отпугивала ответственность за взрослую женщину с душой брошенного ребенка. Ленка придумала себе хобби – лошадей, – тратила на них массу денег, купила хорошую иномарку, модно одевалась. Только на квартиру у нее не оставалось ни сил, ни интереса. Боялась она своего одинокого жилища, а оно обрастало грязью и превращалось в берлогу. Вот так – в подъезд заходила красивая, стильная женщина, а за порогом квартиры оставался загнанный зверек. Все давно поняли, что исправить эту ситуацию невозможно, и старались держаться от Ленки подальше. Маша подумала, что она – в числе прочих, забывших и предавших Ленку. Но что тут придумаешь… У каждого свой ад.
– Ты все еще зеленая, – сказала Маша, входя в Ленкину прихожую. – Нужно срочно поесть. Я тебе красного вина купила. Полезно для цвета лица. Постели хоть газету на стол.
Они прошли в комнату, Лена вытащила откуда-то такую грязно-желтую газету, что Маша пожалела о своем предложении. Но спокойно стала выкладывать продукты на предусмотрительно приобретенные разовые тарелки.
– На кухню я не пойду, – сказала она Ленке. – Сама иди, откапывай там бокал или чашку для вина, а также штопор.
– Я тоже туда не пойду, – сказала Ленка. – У меня где-то здесь все есть, сейчас найду.
Она нашла штопор, чашку, потом вторую, довольно умело открыла вино. Маша отвела взгляд от чашек: лучше не думать, как давно и что именно к ним присохло.
– Лена, спасибо, я пить не буду, мне на работу, еще дело одно есть… А ты давай. Вот салат…
Ленка ела, пила, лицо ее порозовело, на рыбу она смотрела нежно, на Машу еще нежнее.
– Мне так хорошо с тобой. Я очень благодарна тебе за то, что ты пришла.
– Да брось. Слушай, давай кого-то пригласим, бригаду какую-нибудь… Пусть все помоют, почистят. Ну, это ж невозможно – так жить.
– Да, – легко согласилась Ленка. – Только потом. Знаешь, я устала. Аля тоже мне говорит: надо ремонт сделать.
– Мне кажется, для тебя ремонт – это как Гражданская война. Ты сразу не решишься. Я бы все-таки начала с уборки.
– Да, конечно, – Лена улыбалась, сияя черными глазами.
Маша вздохнула. Это все нереально – то, о чем она говорит. Ленку нельзя безболезненно вытащить из этой паутины грязи. Требуется или насилие, или поцелуй принца. Первое никому не нужно, второе… Даже если допустить возможность появления принца, то это будет не совсем нормальный принц. Хотя кто знает. Чудеса случаются. Потом они разговорились, стали вспоминать школу, смешные случаи… Маша вздрогнула, когда зазвонил ее телефон.
– Добрый день, Мария, – произнес приятный голос Сергея Кольцова. – Мы с экспертом-криминалистом готовы с вами встретиться. Заключение по принесенному вами напитку готово.
Глава 16
Они уже ждали ее, когда Маша вошла в кабинет, – Сергей и высокий, чуть сутулый человек с усталым, немного суровым лицом.
– Привет. Проходите. Знакомьтесь. Это и есть специалист по особо важным экспертизам Александр Васильевич Масленников. Он любезно согласился выполнить ваш заказ.
Масленников пожал Марии руку, подвел к столу, на котором стояла бутылка из-под оливкового масла и лежал листок с каким-то текстом, печатью и подписью. Маша от волнения не решалась его взять.
– Я, скорее всего, не пойму, – виновато посмотрела она на Александра Васильевича. – Мне бы просто суть понятно изложить, если можно.
– Сергей сказал, что вы юрист.
– Я всего лишь преподаватель римского права в юридической академии. С бытовым криминалом дела не имела.
– То есть вы так это определили, – Александр Васильевич задумчиво взял в руки бутылку. – Бытовой криминал?
– Я не знаю. Жду вашего заключения.
– Давайте пока уйдем от квалификации преступления. Мы даже не решали, имело ли оно место. Я разбирался с содержимым смеси. Это вода с достаточно большим количеством добавленных компонентов. Успокоительные настои, следы транквилизаторов – самых простых, дешевых и грубых и… И черт знает что. Просто чистящие средства – хлор, кислоты, щелочи, растворители…
– То есть как? – Маша оторопела. – Зачем?
– Затем, что ваша жадная Баба-яга, – спокойно пояснил Сергей, – могла запузырить в этот отворот лошадиную дозу дорогого антидепрессанта, добавила бы снотворного – вот и вышел бы отворот. Вырубила бы мужика из нормальной жизни, заодно сделала его зависимым от препаратов, в какой-то степени зомбированным. А она смешала валерьянку с просроченным феназепамом, который, видимо, берет там, где должны просроченные препараты ликвидировать, и приправила самыми дешевыми моющими средствами. Получился отворот. Человеку тошно, где-то что-то ноет, ему точно не до секса.
– Но, значит, это все-таки яд, такие средства вредны даже для рук…
– Вредны, конечно, – сказал Александр Васильевич. – Насчет яда… Нет, это не яд. Все составляющие нейтрализуются, выводятся. Ну, не полезно для здоровья – не вопрос. Но вы хотите связать применение этой бурды со стремительным развитием онкологии… Я не могу это подтвердить. Более того, онкология развивается гораздо дольше, чем, по вашим данным, покойный принимал это средство. Опять же: неизвестно, насколько регулярно он это делал, в каких количествах. Вы сказали Сергею, что жена подливала ему в еду. Но много не добавишь, чтобы человек не заметил. У этой смеси есть вкус и запах, мягко говоря. Вообще гадость изрядная.
Маша беспомощно опустилась на стул.
– Я не знаю, что мне делать. Это ужасно. Но вы точно утверждаете, что такая смесь не может спровоцировать рак?
– Проблема в том, что никто и никогда не возьмется точно утверждать, что спровоцировало рак. Если у человека предрасположенность, если что-то уже есть и возникают обстоятельства, подталкивающие к развитию… В онкологии, как в криминалистике, возможны версии, разница в том, что проверить их нельзя. Эксгумация ничего не даст.
– А какие еще версии?
– Стресс. Судя по тому, что вы сказали Сергею, по вашему волнению, по не совсем адекватному, скажем так, поведению жены, ситуация возникла тяжелая, критическая… Полагаю, вы не рассказали нам, насколько она была критическая.
– Да мне уже нечего скрывать, – Маша была близка к истерике. – С того дня, когда Людмила, моя подруга, начала подливать мужу эту гадость, мы с ним стали любовниками.
– Примерно так я думал. Вы замечали что-либо странное в его поведении, он жаловался на плохое самочувствие?
– Да нет… Мы ничего вообще не замечали. Мы даже не знали, что так бывает. Он очень меня любил…
– Простите, – уточнил Сергей, – получается, что отворот точно не подействовал?
– Нет. Не подействовал. Мы просто провалились в наши отношения. Нам было слишком плохо до этого… У Леши была страсть, если так понятней. Как еще это объяснить?
– Так понятней, – ровно сказал Александр Васильевич. – Вы объяснили. Он вас очень любил. Настолько, что не замечал физического дискомфорта, которого просто не могло не быть. Не только из-за этой полуотравы, которая легла на подготовленную почву, а из-за того, что все уже развивалось в нем. Я по своим каналам посмотрел его медицинские документы в архиве, результаты вскрытия… Это была последняя стадия, метастазы.
– И как долго, по-вашему, болезнь должна развиваться?
– Повторюсь: никто вам не ответит на такой вопрос. Может и стремительно, как вы выразились. Помимо вашей любви, которая тоже была своего рода огромным потрясением, у него, возможно, оставались еще причины для стресса.
– Не то слово, – горько сказала Маша. – Он невероятно мучился из-за того, что предает семью, искал способ как-то все решить, объяснить. Я не хотела, чтобы он говорил об этом Люде, знала, что она не поймет, начнется кошмар. У нее произошло физическое охлаждение, но она не думала, что это связано с тем, что они стали чужими. Она продолжала считать Лешу своей собственностью, мысли не допускала, что останется без него… И Анечка… Его убивало сознание того, что дочь могут настроить против него, против нас… – Маша помолчала и вдруг тихо и ровно произнесла: – Его ведь все это и убило, да? Мы убили Лешу?
Мужчины долго стояли молча и смотрели, как, закрыв лицо руками, горько рыдает женщина, окутанная волосами цвета темного золота. Она была похожа на богиню, разбившую сосуд с любовью. Наконец, Сергей коснулся ее плеча и протянул стакан с водой. Маша покачала отрицательно головой, вытерла лицо носовым платком, выпрямилась.
– Я хочу поставить в известность правоохранительные органы об этой мошеннице. Теперь, когда Людмилу можно не называть, не ссылаться на всю эту историю, я хочу прекратить ее деятельность. Гадалка причиняет вред здоровью людей, как бы там ни было.
– Не надо вам ничего писать, – Сергей посмотрел на нее с сочувствием. – Пока будут рассматривать заявление, ставить ее в известность, в таких бутылках тут же окажется родниковая и даже святая вода, наполненная исключительно ее магией. Это мы проходили. Я знаю ребят, которые занимаются мошенниками, подарю им эту бутыль, с вашего позволения, и заключение эксперта – они просто с лету прихлопнут это гнездо… Но вы не поверите, если я вам скажу, что таких мошенниц море-океан, а лохинь, которых они разводят, еще больше.
– Да, сделайте это, пожалуйста. Сколько я вам должна?
– Мне – нисколько, – пожал плечами Сергей. – Я даже эту бутылку никуда не возил. Масленников сам заехал.
– А я потратил на экспертизу и заключение полчаса обеденного перерыва. Так что, извините, денег не возьму.
– Нет, это исключено. – Маша даже покраснела от обиды. – Я показалась вам такой глупой и жалкой, что вы даже не хотите взять деньги за работу?
– Мы просто вам не помогли, – серьезно ответил Сергей. – Мы не решили ни одной из ваших проблем. А борьба с мошенничеством – это наша навязчивая идея, поймите нас правильно… У вас больше нет проблем?
– Есть. Я не знала, с кем посоветоваться. У Леши на работе была девушка… Он один раз с ней встречался. После его смерти эта девушка позвонила Люде, наговорила каких-то фантазий… Короче, мы с Людой встретились с этой Катей, просили ее обо всем нам рассказать. Она рассказала… Катю убили недавно. Мне звонил друг Леши с его работы и сказал, что следователь рассматривает версию убийства из ревности.
Глава 17
Утром Сергей открыл дверь кабинета своего друга Вячеслава Земцова и обнаружил его в состоянии предрабочего уныния. Слава оттягивал момент погружения в очередное дело. Он просиял, увидев Сергея.
– Не ждали, не надеялись, не звали… В общем, не жалею, не зову, не плачу. А ты тут как тут. Я даже волнуюсь и не решаюсь спросить, в какое дело тебя направила щедрая рука клиента?
– Значит, если я скажу, что пришел тебя повидать, ты не поверишь, да? – Сергей удобно устроился в кресле.
– Не поверю, – радостно сказал Слава. – Ну, разве что… Ты чем-то подтвердишь свое признание.
– Кодироваться не пора? – строго спросил Сергей.
– Да я через день. Через каждый божий день. Оглянусь вокруг себя – и пошел кодироваться. Ладно, давай, я работаю вообще-то. Ты чего хочешь от меня?
– Дело об убийстве Екатерины Семиной у тебя?
– Ну, да. А ты там с какой стороны? Мы мать только вчера в известность поставили.
– Да ни с какой. Просто узнал, что есть дело любопытное.
– А-а-а… В этом смысле. То есть тебе делать нечего, и ты решил, что без тебя мы не справимся…
– Примерно так.
– Ладно, не буду лишать тебя удовольствия. Вот. Бери, читай, говори умные слова. Только, если твой клиент Виктор Гордин рассчитывает, что ты разрушишь версию убийства из ревности, он ошибается.
– А кто такой Виктор Гордин?
– Сережа, давай без спектакля. Некогда, честно.
– Но я действительно не знаю.
Слава пристально посмотрел Сергею в глаза.
– Я верю. Но про версию убийства из ревности ты слышал, да?
– Слышал.
– Так вот твоему клиенту или клиентке рассказал об этом Виктор Гордин, шеф убитой Семиной. Поскольку только он об этом со мной говорил, причем со слоновьей грацией попытался эту версию разрушить до того, как она появилась.
– Я не ожидал, что все так интересно, – задумчиво произнес Сергей.
Он почитал дело, посидел за компьютером, скачал все на свой ноутбук, подумал, покурил…
– Что скажешь, Ватсон? – Слава встал рядом с ним, глядя на монитор.
– Кто скрывается за никами этих виртуальных безрогих ребят, вы уже пытались узнать?
– Вот поверишь, некому и некогда. Это ж надо с сайтами связываться, искать кого-то, кто айпишники пробьет… Где я таких продвинутых людей найду? Разве что среди частных детективов… Ты аванс получил?
– Нет, – серьезно сказал Сергей. – Не тот случай. Здесь гонорар с успеха и только.
– Какая прелесть! Что за чудо-заказчик нам попался. Он, как и я, верит, что ты при таком раскладе за успех земной шар перелопатишь. А в чем вам видится успех, если не секрет?
– Не секрет. Найти настоящего убийцу.
– И это точно не должно быть убийством из ревности и мести?
– Ну, почему. Ты что! Мы вроде профессионалы. Кого найдем, того найдем. Значит, действуем вместе?
– Да я бы прямо сейчас отсюда с тобой, но дела… Так, по серьезке. Самодеятельность позволена только в случае крайней необходимости, о действиях докладывать, соображениями делиться сразу, до действий. Согласен?
– А как же. Встречные условия. О вашей самодеятельности рассказывать хотя бы за бутылкой коньяка, на допросы приглашать, новые материалы показывать. К экспертизе привлечь Масленникова.
– Чтой-то у нас все покатило, как сани с горки. К чему бы это?
– Да ладно тебе. Маниакальность твоей единственной мысли меня просто беспокоит. Работай. До созвона.
Сергей, не заезжая в офис, поехал к себе на квартиру в старом доме на Чистопрудном бульваре. Сразу включил ноутбук, нашел Катины странички, позвонил в студию веб-дизайна… Через некоторое время он записал мобильные телефоны администраторов сайта в свой блокнот. Это работа на завтра. А сегодня… Надо бы для себя прояснить, кто есть в этом деле Виктор Гордин, шеф погибшей Семиной, почему он сообщил о визите следователя именно Маше, а не жене Людмиле… Хотя, возможно, и той тоже: ведь он друг ее покойного мужа. И что же это за Людмила такая, которая сначала мужа травила неизвестной дрянью, а после его смерти сильно забеспокоилась из-за того, что какая-то девчонка с ним встречалась. Ревность и месть, как известно, бывают совершенно алогичными. К тому же такой мотив, как тараканы в голове, еще никто не отменял. Но для начала, как договорились, надо получить разрешение Земцова.
– Слава, – позвонил Сергей. – Ты вдову Колесникова уже вызвал по делу убийства Семиной?
– Нет, никого не вызвал. Завтра только к жертве на квартиру поедем. Серега, у меня одновременно дела педофила, живодера, бытового террориста, везде трупы. Я не могу разорваться.
– Береги себя. Так я заеду к этой вдове, не возражаешь?
– Зачем?
– Интересно посмотреть на нее в непринужденной обстановке. Есть кое-какая информация.
– Говори.
– Да ничего срочного, потом. А то ты можешь отвлечься в то время, как тебя ждут педофилы, живодеры и бытовые террористы. Мы обо всем договорились. Не утаю ни грамма… Сукой буду.
– Вот так верю.
