Текст книги "Большая Садовая улица ,4"

Автор книги: Евгения Кириченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

МАЛЕНЬКИЙ ДОМ НА БОЛЬШОЙ САДОВОЙ

Ныне здравствующим потомкам зодчего Федора Осиповича Шехтеля с любовью и признательностью посвящает эту книгу автор

На одной из самых оживленных магистралей столицы – Садовом кольце, близ площади Маяковского, стоит небольшой дом частично в один, частично в два этажа. В окружении расположенных поблизости многоэтажных громад он кажется особенно хрупким, незащищенным. Его главный, выходящий на Большую Садовую улицу фасад, украшенный торжественным портиком из четырех колонн дорического ордера, обнаруживает некоторое сходство с особняками начала прошлого столетия. Однако дом сравнительно молод. Он сооружен почти на сто лет позднее зданий, послуживших для него прототипом, – в начале нашего, двадцатого века.

Дом этот по-своему уникален. Он принадлежит к числу замечательных памятников русской архитектуры. Дом построен по проекту крупнейшего из московских и едва ли не самого крупного зодчего России конца XIX – начала XX столетия Федора Осиповича Шехтеля.

Одного этого факта достаточно, чтобы пробудить пристальное внимание и интерес к дому. Однако он замечателен еще и другим. Это собственный дом архитектора.

Дом № 4 на Большой Садовой улице не единственное здание в Москве, спроектированное Шехтелем для себя. Зодчего отличало не очень понятное нам теперь «беспокойство, охота к перемене мест». Этому сооружению предшествовали два других, построенных соответственно в 1889 и 1896 годах. Кроме того, в 1907 году им была спроектирована и построена в окрестностях Кунцева, в районе нынешнего Крылатского, дача, поэтично называвшаяся Нагорная.

Проект дома на Большой Садовой был создан в конце 1909 года и 9 декабря Московской городской управой утвержден к строительству. В течение строительного сезона 1910 года (до революции строительный сезон захватывал только теплое время года) здание было закончено.

Дом примечателен также памятью о людях, живших в нем, о событиях, с которыми он так или иначе связан. Он хранит память не только о Ф. О. Шехтеле – первоклассном зодчем, сценографе, художнике книги и графике, мастере прикладного искусства, педагоге, общественном деятеле, человеке, воплотившем в себе лучшие качества русской интеллигенции – высоту этических норм и гражданственность жизненной позиции. Шехтель, бесспорно, будет главным героем этой небольшой книжечки. Но не единственным, так как он лишь один, может быть наиболее яркий, из представителей уникальной, художественно одаренной семьи. В главном, стоящем по красной линии улицы доме и в расположенном в глубине двора флигеле жили жена и дети Шехтеля, его родные по линии жены. Вклад каждого из них в развитие отечественной культуры весьма значителен. В доме искусству были преданы абсолютно все. Оно руководило жизнью, бытом, занятиями обитателей дома.

Тем самым расширяется и мемориальное значение дома. Рассказ о нем изначально заключает в себе три главные темы. Первая из них может быть обозначена как рассказ о создателе и владельце дома по Большой Садовой Шехтеле и шехтелевской Москве. Дело не только в исключительно плодотворной в чисто количественном отношении деятельности архитектора: лишь в Москве по его проектам возведено до полусотни сооружений. Главное в том, что каждое сооружение Шехтеля заключало в себе открытие, давая жизнь новому направлению или вводя в практику новые приемы, которые он как бы предоставлял в дальнейшем разрабатывать другим. Круг интересов зодчего поразительно широк. Он проектирует вокзалы и театры, особняки и многоквартирные жилые дома, народные дома, торговые дома, банки, промышленные постройки, храмы и праздничные строения городских парков. Можно без преувеличения сказать, что возведенные по проектам Шехтеля сооружения во многом определили неповторимые черты облика Москвы конца XIX – начала XX века.

Еще одна тема – это история дома на Большой Садовой, история застройки участка, отразившая историю близлежащего района. Вместе с тем факт существования в Москве не одного, а нескольких домов, построен-пых Шехтелем для себя, мемориальное и художественное значение каждого делают их заслуживающими хотя бы краткого упоминания, тем более это касается несохранившихся зданий. Наконец, известно, что до постройки собственных домов, в промежутках между их строительством, а также после того, как Шехтелю в 1918 году пришлось покинуть дом на Большой Садовой, он сменил несколько квартир. Некоторые из адресов зодчего удалось установить, и, думается, они также заслуживают хотя бы краткого упоминания. Поэтому обозначим вторую тему так: «Шехтель в Москве» или «Московские адреса Шехтеля».

«Третья тема«– по необходимости краткий рассказ об обитателях дома на Большой Садовой, о людях, живших в нем при Шехтеле, и о тех, кто вселился в дом, когда семья Шехтеля уже не жила в нем.

О ВЛАДЕЛЬЦЕ И АВТОРЕ ПРОЕКТА ДОМА

Владелец и автор проекта существующего здания Федор Осипович Шехтель, как и многие представители русской культуры, деятельность которых неразрывно связана с Москвой, не принадлежал к числу коренных москвичей. Родился он в Петербурге. Детство и юность будущего зодчего прошли в Саратове. Он происходил из семьи обрусевших немцев, предки которых примерно в 1760 году, то есть за сто лет до рождения Ф. О. Шехтеля, переселились в Россию. В одной из его автобиографий уточнено: прадед, выходец из Баварии, приехал в Россию при Екатерине II.

Сейчас благодаря работам автора и саратовского архитектора А. Е. Мушты – большого энтузиаста, исследователя творчества Шехтеля – факты его биографии, особенно связанные с саратовским периодом и первыми годами жизни в Москве, можно считать достоверными; приводимые в книге сведения подтверждены документами, а не только автобиографическими заметками зодчего. Последнее уточнение не случайно. Дело в том, что Шехтель феноменально неточен в датах. В разных документах его рукой написаны разные дни и годы рождения– 1859, 1860, 1862 и 1863-й!

Итак, будущий зодчий родился в Петербурге. В выписке из «метрической книги окрещенных в С.-Петербургской римско-католической приходской святой Екатерины церкви» значится: «…тысяча восемьсот пятьдесят девятого года сентября 27 дня священником Доминиканского ордена Домиником Лукашевичем окрещен младенец по имени Франц Альберт, родившийся июля 26 сего же года, законный сын технолога-инженера Иосифа Шехтель и жены его Доротеи».

Отец будущего зодчего Осип Осипович (1822–1867) происходил из купеческой семьи, переселившейся в Саратов из Саратовской губернии не позднее 30-х годов XIX века. Шехтель-отец был представителем нового, просвещенного купечества. Он закончил полный курс в Санкт-Петербургском технологическом институте, руководил производством на принадлежавших его братьям ткацкой фабрике и крахмальном заводе. Пребывание Осипа Осиповича в Петербурге также было связано с деловыми интересами семьи. Спустя примерно пять лет после рождения сына семья О. О. Шехтеля возвращается в Саратов, а спустя еще два года, в 1867 году, О. О. Шехтель, простудившись, умирает от воспаления легких.

Много недоумений вызывал вопрос о том, где и когда Ф. О. Шехтель получил первоначальное образование. В личном деле в фонде Строгановского училища, где зодчий преподавал с 1896 года, значится, что он «окончил полный курс наук 4-х классов приготовительного училища при Тираспольской духовной семинарии 31 октября 1880 г. Однако в другом личном деле, в фонде Московского училища живописи, ваяния и зодчества, хранится подлинное свидетельство, данное правлением «Тираспольской Римско-Католической епархиальной семинарии в том, что ученик оной Франц Шехтель… состоя в оной с 26 августа 1873 г. по 20 июня 1875 г., окончил определенный для воспитанников Приготовительного отделения курс наук… В удостоверение сего и дано ему сие свидетельство с надлежащим подписанием и приложением казенной печати. Саратов 20 июня 1875 года». По сведениям А. Е. Мушты, в 1870–1873 годах будущий зодчий учился в частной гимназии.

Вопрос, как и почему Шехтель, семья которого живет в Саратове, оказывается в Тирасполе и почему так поздно, лишь в возрасте 21 года, он кончает приготовительное отделение семинарии, решается неожиданно просто. Шехтель учится в Саратове и кончает приготовительное отделение тамошней семинарии в положенный срок – 16 лет. Католическая семинария в Саратове называлась Тираспольской по городу Тирасполю Херсонской губернии. В Тирасполе предполагалось создать новый центр католической епархии и туда же должны были перевести находившуюся в Саратове, как считалось временно, католическую семинарию. Однако временное пребывание ее в этом городе растянулось более чем на полвека.

Но возникает новый, еще более недоуменный вопрос. Как мог человек 37–39 лет от роду (а именно в этом возрасте Шехтель поступает преподавателем в Строгановское училище и сообщает сведения о своем образовании), будучи в здравом уме и твердой памяти, забыть дату окончания учебного заведения? Если же он исказил ее сознательно, то зачем? Достоверно ответить на законно возникающий вопрос нельзя.' Можно лишь строить предположения. Одно из них, которое кажется довольно основательным, заключается в том, что, судя по всему, вопрос об образовании, особенно профессиональном, был больным для Шехтеля и он в каждом конкретном случае давал на него казавшийся наиболее целесообразным в данный момент ответ.

В 1875 году Шехтель приезжает в Москву и поступает на архитектурное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Длительные поиски в архивах позволили, опять-таки документально, установить, какое образование получил Шехтель-архитектор. В Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР в фонде училища хранится «Рапорт инспектора Училища К. А. Трутовского о препровождении списка учеников училища за 1876–1877 годы». В числе прочих в нем упомянут Шехтель, 1859 года рождения, поступивший в училище в 1875 году и находящийся в III научном классе, III живописном и рисовальном классах и во II архитектурном. В отчете того же инспектора о деятельности учеников в Училище живописи, ваяния и зодчества за 1876/77 учебный год отмечено, что по научным классам переведен из третьего в четвертый Шехтель Франц. Это последнее упоминание о Шехтеле – ученике Училища живописи, ваяния и зодчества. В отчетах училища за 1877/78, 1878/79 и более поздние годы имя его в числе учеников не фигурирует. Недоумение после долгих поисков разрешила находка еще одного рапорта «инспектора Училища К. А. Трутовского в Совет Московского Художественного общества». В нем содержится просьба об исключении из училища с 1 сентября 1878 года за непосещение классов в числе других и Шехтеля Франца. Для понимания побудительных мотивов и обстоятельств, приведших юного саратовца в Москву, в Училище живописи, ваяния и зодчества, выбора им жизненного пути и первоначальных занятий уместно хотя бы коротко рассказать о семье и ближайшем окружении будущего зодчего, во многом предопределивших этот выбор.

В архиве внучки зодчего, художницы Марины Сергеевны Лазаревой-Станищевой, хранится уникальный в своем роде документ: родословная, составленная дочерью зодчего Верой Федоровной Шехтель-Тонковой. В ней, названной составительницей «Шехтельский род», специально обозначены «люди искусства» – поэты, музыканты, актеры, художники, архитекторы. Людьми искусства были, согласно определению Веры Федоровны, и двое из трех братьев старшего поколения Шехтелей – отец зодчего и его дядя и полный тезка Франц Осипович Шехтель-старший. В честь его и был назван племянник, который стал Федором только в 1914 году. Официальное принятие русифицированной версии по-немецки звучавшего имени должно было сделать для всех очевидным то, что изначально и органично было присуще самому зодчему, – ощущение кровной принадлежности к России, русскому народу, русской культуре.

Характеризуя представителей старшего поколения рода Шехтелей, Осипа и Франца Осиповичей, дочь зодчего Вера Федоровна называет Осипа Осиповича строителем, а Франца Осиповича владельцем театра в Саратове. В этом же семейном архиве на обороте фотографии отца рукой его сына-архитектора написано: «Осип Осипович Шехтель… скончался в 1867 г. в Саратове (простудился на пожаре театра, построенном на средства его и брата Франца Осиповича в 1855 г. 45 лет)».

Быля ли братья Осип и Франц Шехтели совладельцами городского театра или только участвовали в строительстве, был Франц Осипович владельцем только летнего театра – сказать трудно. Важно другое. Они принадлежали к числу людей, для которых искусство – дело жизни. Они были тесно связаны с театром, их роднила и объединяла любовь к искусству.

Смерть Осипа Осиповича – младшего из братьев Шехтелей – была первым из серии обрушившихся на семью несчастий. В начале 1870 года материальное положение осиротевшей семьи «было настолько тяжелое (детей было семь человек), что двух младших сыновей после смерти Осипа Осиповича отдали чужим людям, их усыновили и увезли в Петербург». Об этом пишет В. Ф. Шехтель-Тонкова в биографии отца.

Чтобы прокормить и обеспечить остальных детей, вдова Осипа Осиповича Дарья (Доротея) Карловна Шехтель вскоре переезжает в Москву и поступает экономкой в дом к Павлу Михайловичу Третьякову. В 1875 году, после окончания занятий в семинарии, в Москву к родным приезжает Франц Осипович Шехтель-младший. Отныне вплоть до своей кончины в 1926 году он постоянно живет в Москве.

Появление Дарьи Карловны Шехтель в доме Третьяковых произошло не без участия и рекомендации ее родственника Тимофея Ефимовича Жегина, тоже по-своему яркой личности, мужа дочери Франца Шехтеля-старшего Екатерины Францевны. Как и Шехтели, он представлял в Саратове просвещенное купечество. Как и Шехтели, был одним из наиболее видных людей города, крупным общественным деятелем, театралом, коллекционером.

Протекция Жегина объясняется просто. Он не только родственник и благожелатель Шехтелей. Он одновременно родственник и друг П. М. Третьякова.

Итак, дом П. М. Третьякова на какое-то время становится своим для будущего зодчего. В нем, по словам А. П. Боткиной, «хозяйничала экономка… родственница Жегиных – Дарья Карловна Шехтель. Сын ее, худенький молодой человек, Федор Осипович Шехтель, впоследствии он был известным архитектором». Боткина замечает, что свои архитектурные занятия Шехтель начал у А. С. Каминского.

Воспитанный в атмосфере увлечения искусством, Шехтель по приезде в Москву оказывается в центре художественной жизни древней столицы. В семье Третьяковых господствует увлечение живописью и архитектурой. Тесная связь семей Шехтелей – Жегиных с Третьяковыми и Каминскими заставляет думать, что выбор профессии Шехтелем и поступление его на архитектурное отделение Училища живописи, ваяния и зодчества произошли не без участия Третьяковых, а главное, не без содействия, предварительной консультации и помощи Каминского. Александр Степанович Каминский (1829–1897), крупный московский архитектор второй половины XIX века, преподаватель Училища живописи, ваяния и зодчества, был в родстве с братьями Третьяковыми: он был женат на их сестре.

Шехтель учился у Каминского не только в стенах училища. Еще до поступления туда он начинает работать в мастерской Каминского. Свидетельство тому – проект Исторического музея, выполненный Каминским и помещенный Шехтелем в альбом с фотографиями своих работ (хранится в Архитектурном кабинете Центрального Дома архитектора в Москве). Конкурс на проект здания Исторического музея был объявлен в декабре 1874 года и закончился в мае 1875 года. Первой премии удостоился проект В. О. Шервуда и А. А. Семенова. 8 августа он был официально утвержден к строительству. Включение Шехтелем проекта фасада Исторического музея в альбом своих архитектурных работ, да еще на первой странице, свидетельствует, что для зодчего он символизировал начало пути в архитектуре. Вряд ли можно серьезно говорить об участии шестнадцатилетнего юноши, еще не поступившего в училище, в составлении проекта. Однако даже простая причастность к этому проекту принципиально важна для установления начальной даты занятий Шехтеля архитектурой. Она практически совпадает с датой приезда Шехтеля в Москву – лето 1875 года. Не менее важен и другой факт: в мае 1878 года, перед исключением из училища, Шехтель продолжает работать у Каминского и вместе с Каминским.

1878 годом датируется также первый, или один из первых, самостоятельно созданный Шехтелем проектов. Это особняк П. В. Шапова на Немецкой (ныне Бауманская) улице. В Историко-архитектурном архиве при Главмосархитектуре хранится дело, воссоздающее историю застройки этого участка. В нем содержится просьба владельца участка о разрешении построить двухэтажный жилой дом по проекту архитектора А. С. Каминского, который доверяет Ф. О. Шехтелю оформление бумаг на ведение строительных работ. Однако в списке важнейших проектов и построек Шехтеля, подготовленном зодчим в связи с представлением его к званию академика архитектуры, это здание фигурирует как его собственная работа. Вряд ли можно сомневаться в достоверности этого факта. По воспоминаниям архитектора Н. Д. Виноградова – друга сына зодчего – Шехтель был известен как человек исключительной честности, никогда не выдававший чужих работ за свои. Противоположные же примеры известны. Однако в данном случае скорее следует видеть не желание маститого архитектора воспользоваться плодами трудов начинающего проектировщика, а стремление учителя дать возможность испробовать свои силы ученику, не имеющему юридического права на самостоятельное ведение архитектурно-строительных работ. В корректировке нуждается лишь дата составления проекта: в списке Шехтеля он датируется 1884 годом вместо 1878-го. Косвенным доказательством авторства Шехтеля служит графика чертежа, робкая, совершенно не похожая на технику исполнения проектов Каминского – блестящего акварелиста.

Знакомством и работой с двумя другими крупными московскими архитекторами второй половины прошлого века – Дмитрием Николаевичем Чичаговым (1836–1894) и Константином Викторовичем Терским (1851–1905), особенно со вторым – Шехтель был обязан скорее всего опять-таки Каминскому. В середине 1880-х годов Шехтель работает у Терского. Судя по всему, Терский, который был всего на восемь лет старше Шехтеля, также был помощником Каминского. Во всяком случае, сейчас уже бесспорно, что все три архитектора в 1884–1887 годах были связаны совместной проектной деятельностью. Об этом свидетельствует одновременное проектирование Каминским и Терским дома на одном и том же участке Е. Ф. Глебовой-Стрешневой по Большой Никитской улице (ныне ул. Герцена). Каминский проектирует дворовый корпус с рестораном и концертным залом, Терский – театр Парадиза (ныне Государственный академический театр имени В. В. Маяковского). Авторство уличного фасада этого здания, завершавшегося первоначально живописными резными деревянными башенками, выполненными, как и основная, каменная часть фасада, в русском стиле, принадлежало Шехтелю.

Наиболее известные работы Терского, помимо ряда жилых домов в Москве и упомянутого уже театра Парадиза, – устройство театра в пассаже Солодовникова на Кузнецком мосту и театра Солодовникова на Большой Дмитровке (ныне Пушкинская ул., 6). Безусловно, большой была доля участия Шехтеля в создании другого, едва ли не лучшего из творений Терского – проекта Московской городской думы. Ему первоначально присуждена была первая премия. Но потом, при окончательном решении вопроса, жюри конкурса отдало предпочтение проекту городской думы Д. Н. Чичагова (ныне здание Центрального музея В. И. Ленина). Упоминания об участии Шехтеля в проектировании здания думы содержатся в письмах Ф. О. Шехтеля к М. В. Лентовскому и А. П. Чехову. Последнему он, в частности, восторженно и, как оказалось впоследствии, весьма опрометчиво писал: «Из московских новостей, конечно, самая главная та, что наш проект думы принят. Ура!!! Чичагов и К0 побиты».

Сведения замечательного русского и советского архитектора и историка архитектуры И. Е. Бондаренко о сотрудничестве Шехтеля с Д. Н. Чичаговым нашли неожиданное, хотя и косвенное подтверждение в автобиографии Лентовского, для которого в годы расцвета арендуемого им сада «Эрмитаж» на Божедомке много работал молодой Шехтель. Знаменитый антрепренер пишет о своем предложении Д. Н. Чичагову спроектировать стационарный театр в «Эрмитаже».

Дмитрий Николаевич Чичагов, у которого в начале творческого пути брал уроки мастерства Ф. О. Шехтель, – потомственный архитектор, яркий, одаренный человек.

Таким образом, несмотря на отсутствие законченного архитектурного образования, в мастерских Каминского и Терского, работая бок о бок с Чичаговым, Шехтель прошел прекрасную школу. Его учителя находились тогда в расцвете творческих сил. Они были в числе тех мастеров, творческими усилиями которых происходило превращение облика Москвы дворянской в капиталистическую. Шехтель многим обязан своим учителям: проблематикой работ и широтой архитектурных интересов, увлеченностью проектированием предметов прикладного искусства, интерьеров, утвари, вкусом к созданию проектов крупных общественных зданий, особенно торгово-промышленных, выставочных, театральных, музейных. Им же Шехтель обязан первыми архитектурными знаниями и сопровождавшим его всю жизнь интересом к древнерусскому зодчеству, в том числе и к народному деревянному, а также к западноевропейскому средневековью. От своих учителей Шехтель унаследовал также внимание к художественным возможностям новых строительных материалов и конструкций, понимание неразделимости художественной и конструктивно-функциональной проблематики архитектуры, желание выразить заложенную в новых типах каркасных конструкций и новых материалах (вроде облицовочного кирпича, майолики, металла) эстетическую и образную выразительность.

Хотя ранний период творчества Шехтеля еще таит в себе много неясного, исследования последних лет, проведенные сотрудниками Государственного научно-исследовательского музея архитектуры имени А. В. Щусева Т. Д. Божутиной и Л. В. Сайгиной, покойным архитектором В. П. Лариным и автором этих строк, говорят о его принципиальной значимости. На протяжении 1880-х – начала 1890-х годов выявились художественные интересы, определилось истинное призвание архитектора, сформировались его взгляды на значение искусства вообще и архитектуры в частности. В это время сложился основной круг заказчиков Шехтеля. Верность идеалам, которым Шехтель не изменил в течение всей жизни, не исключает поразительной гибкости творческой концепции архитектора, его способности к развитию.

Судя по всему, поворотными в биографии Шехтеля и первым важным рубежом стали для него 1882–1883 годы. С этого времени он начинает вести самостоятельную практику, подписывая проекты и наблюдая за их выполнением. Самое же главное, те художественные открытия, которые традиционно связываются с проектами зодчего 1890—1900-х годов, восходят к начальным годам самостоятельной деятельности, когда складываются особенности творческого метода Шехтеля. Следствием этого явилась разработка им новой пространственно-планировочной структуры и композиции особняков и загородных домов и родственная им новая система пространственно-планировочной организации усадебного и дачного комплекса.

К основным работам Шехтеля 1882–1893 годов относятся постройки для П. П. и С. П. фон Дервизов в Рязанской губернии (крупные комплексы промышленных усадеб в Кирицах, Сохе и Старожилове с парками, многочисленными хозяйственными постройками). Для Дервизов же Шехтель проектирует новые интерьеры в их доме на Садовой-Черногрязской, 6 (1886), двумя-тремя годами позднее пристраивает и отделывает интерьеры нового корпуса. Вторая крупная группа проектов связана с выполнением заказов Морозовых: усадебный комплекс для В. Е. Морозова, главы торгового дома «Викула Морозов и сыновья», в Одинцово-Архангельском; дача для С. Т. Морозова в Киржаче (1892). В эти годы Шехтель проектирует также дома для А. А. Локалова и П. Д. Иродова в селе Великом Ярославской области, дом А. А. Шилова под Москвой, дом Л. С. Голицына в Судаке, постройки для Г, К. Ушкова в Форосе в Крыму, а может быть, и замечательный парк в том же имении. В 1889 году он строит первый дом для себя на Петербургском (ныне Ленинградское) шоссе (не сохранился), отделывает интерьеры дома П. И. Ха-ритоненко на Софийской (ныне Мориса Тореза, 14) набережной в Москве.

Никогда больше в творчестве Шехтеля особняки и загородные дома, а главное усадебные комплексы, не будут занимать такого важного места, как в ранний период. Объяснений этому можно подыскать несколько – и чисто бытовых, житейских, и принципиальных, художественно-программных. Первое обстоятельство, сугубо прозаическое, состояло в юридической бесправности Шехтеля, не имевшего специального архитектурного образования и не обладавшего правом производства строительных работ. Второе обстоятельство – художественного и идеологического порядка. Оно связано, на наш взгляд, с тем, что рост новой волны неоромантических настроений, приведший к зарождению модерна в изобразительном и прикладном искусстве, символизма в поэзии, благоприятствовавший появлению нового театра (В. Ф. Комиссаржевской, Московского Художественного), музыки А. Н. Скрябина, ранее и полнее всего мог выразить себя в архитектуре, в частном строительстве – в особняках, и прежде всего в их интерьерах, загородных домах и дачах.

Наряду с частным строительством в творчестве молодого Шехтеля большое место занимает проектирование по заказу М. В. Лентовского театров и временных сооружений для парков и народных гуляний.

Оформленные Шехтелем спектакли с их специфической для театра превращений поэтикой (отличной от поэтики академических и «серьезных» театров), сознательно ориентированной на вкусы демократического городского зрителя, оказались определяющими в формировании его творческого метода.

Театр превращений с его мгновенной сменяемостью картин и представлением о целостности как процессе непрерывного изменения повлиял на формирование своеобразного режиссерско-кинематографического метода Шехтеля-архитектора, создателя живописно-картинной динамической композиции.

Колоритный образ молодого Шехтеля, художника моцартианского типа, творящего шутя и играя, легко и беспечно и также легко и беспечно относящегося к плодам своих трудов, оставили хорошо знавшие и искренне любившие его люди: младший брат Антона Павловича Чехова – Михаил Павлович, автор популярных воспоминаний о своем великом брате «Вокруг Чехова», и племянник Шехтеля – известный режиссер и театральный деятель, создатель народных театров Николай Александрович Попов. Со страниц воспоминаний возникает образ поразительно талантливого и обаятельного человека, с бьющей через край энергией, артистичного, преисполненного органической потребности в творчестве.

М. П. Чехов: «Еще будучи совсем молоденьким учеником, посещавшим архитектурные классы, Шехтель часто приходил к нам в 1877 году, когда мы были особенно бедны, и стоило только нашей матери пожаловаться, что у нее нет дров, как он и его товарищ Хе-лиус уже приносили ей под мышками по паре здоровенных поленьев, украденных ими где-то из чужого штабеля по пути. Очень изобретательный и одаренный от природы прекрасным, общительным характером, Шехтель скоро обогнал своих сверстников, и уже в 1883 году на большом народном гулянье на Ходынском поле в Москве по случаю коронации Александра Ш по его рисункам была выполнена грандиозная процессия «Весна-красна», и с тех пор его популярность стала возрастать с каждым днем. В антрепризе известного Лентовского в его саду «Эрмитаж» и в театре на Театральной площади Шехтель ставил головокружительные феерии, которых до него не знал еще ни один театр. Достаточно указать на «Путешествие на Луну» и на «Курочку – золотые яички», где Шехтель удивлял публику всевозможными сценическими трюками».

М. П. Чехову вторит Н. А. Попов. Объясняя в конце 1920-х годов причину малой известности театральных работ Шехтеля, он пишет:

«Федор Осипович очень легко относился к своим театральным работам, ни с какой стороны не ценил своих эскизов и раздавал их мастерским, не заботился об их сохранении. И большая часть их исчезла бесследно. Встреча молодого Федора Осиповича с энергичным М. В. Лентовским на несколько лет приобщила Федора Осиповича к театру, Лентовский в свое время был для Шехтеля тем же, чем много позже Немирович-Данченко для Станиславского. Встреча эта разбудила чувство театральности, которое природой было заложено в молодом Шехтеле, и он на несколько лет лихорадочно пристрастился к театральной работе, хотя материально это не всегда было заманчиво… Шехтель работал полушутя… щедро разбрасывая кругом блестки своей фантазии… Это был фонтан жизнерадостности, почти беспечного наслаждения жизнью, жизнь в нем бурлила, как бурлит бутылка откупоренного шампанского…

У Лентовского же он, вероятно, встретился с Вальцем, знаменитым «магом и волшебником» Большого театра. Вальц постоянно занимался в театре Лентовского показом всяких сценических чудес. Как декоратор он был менее изобретателен, и Шехтелю выпало на долю делать эскизы для вальцевских декораций к моцартовской «Волшебной флейте».

Мне иногда удавалось застать Адю (так звали Шехтеля родные: Адя – производное от второго имени Шехтеля – Альберт. – Е. К.) за работой и удивляться то-МУ) с какой быстротой набрасывались им разные театральные эскизы или компоновались всякие эффектные плакаты, виньетки».

Виньетки, плакаты, главное – виньетки. Эти слова обозначают третью сферу деятельности молодого Шехтеля. Трудно представить, но еще в конце 1890-х годов Шехтель был равно популярен как архитектор и как рисовальщик. «Виньетист», «известный виньетист», «художник» – так обращается к Шехтелю или характеризует его в письмах А. П. Чехов. Только позднее появляется: «талантливый архитектор», «талантливейший из всех архитекторов мира».

В 1880-е годы Шехтель сотрудничает в юмористических журналах «Сверчок» и «Будильник» под псевдонимами Ф. Ш. и Финь-Шамнань. Приглашая А. П. Чехова сотрудничать в журнале «Вокруг света», редакция говорит и о приглашении художников Н. П. Чехова, Шехтеля и Левитана. По рисункам Шехтеля выполнено множество книжных обложек, в частности к «Запискам охотника» И. С. Тургенева и обложка одного из первых сборников молодого Чехова «Пестрые рассказы» (1886). Очевидно, эта сторона деятельности Шехтеля и давала основание А. П. Чехову называть его виньетистом. В письме к поэту Л. Н. Трефолеву писатель рекомендует Шехтеля: «Известный виньетист. Когда будете писать ему, то предложите сделать виньетку для сборника. Каяться не будете». Даже в год создания особняка Морозовой (1893) А. П. Чехов в письмах из Мелихова настойчиво, раз за разом предлагает Шехтелю сделать общую работу – издать «что-нибудь дорогое и изящное». Даже в канун 1900-х годов обе стороны деятельности Шехтеля – архитектор и рисовальщик – представляются современникам равнозначными.