Текст книги "Бей или Беги, ведьма! Дитя магии (СИ)"

Автор книги: Евгения Горюнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 20

Быстро мелькающие за окном виды наводили на размышления. Об Астаре я старалась не думать – бессмысленно. Но все равно его образ всплывал в голове вновь и вновь. В наушниках пел надрывно о любви мужской голос:

Город расколется на мириады зеркал,

Рвутся в любовных пожарах петарды сердец,

Стенка за стенкой, душа, за душою тоска,

Тянет в болотную топь заколдованных мест.

(В. Котляров)

Две пересадки, почти пол часа пешком, и вот я уже перед заросшим травой домом. Она, трава, высокая, зелено-желтая перед приближающейся осенью, крепкая, закрывает окна наполовину. Крапива, Иван-чай, через пустые ячейки в заборе торчат пушистые метелки золотарника, сейчас уже частично поседевшего. Дорожки к дому не видно.

А вот черемуха напротив окон еще стоит. Когда-то она была красавицей. Невысокая, но раскидистая, сильная и грациозная. Сейчас это было высохшее дерево, которое непонятно как держалось в земле трухлявыми корнями.

Из соседнего дома вышла женщина, в грязном переднике, перепачканном землей, из кармана торчат садовые перчатки.

– Здрасссьте.

Здороваюсь в ответ.

– Вы тоже, чоль, на экскурсию?

Киваю. А что еще здесь скажешь? Пустите воды попить, а то так есть хочется, что переночевать негде? В дом-то я пробраться не смогу без газонокосилки.

– А чё ж Серега вас от остановки не встретил? Опять напился? От ведь… Ну, давайте, я Вам что ли покажу, да расскажу. Я тож все знаю. Только внутрь без меня. Я в энтот дом ни ногой. – Женщина открыла калитку и пригласила меня, – подь сюда, через меня-то быстрее будет.

Баба Тоня мгновенно перейдя на «ты» и болтая почти без остановки, провела меня через свой огород до самого конца, к небольшой речке, там, вдоль нее мы прошли на участок нужного мне дома. От реки прямо к нему вела выкошенная тропинка.

Женщина начала свой рассказ издалека. С истории деревни, постепенно уклоняясь в дебри мистики. Если верить ее словам, то у них почти в каждом доме или призрак, или полтергейст, или бес в бане, что "девок щупает, а те хихикают, козы драные". Наверное, к ней не ходит.

К дому подходим со стороны двора, здесь широкие запертые глухие ворота и дверь справа, закрытая на амбарный замок. Но баба Тоня ловким движением выкручивает его и снимает.

– На, вот, держи. Внутрь я не пойду, тут обожду. А ты, ежели встретишь чего или кого, бей замком, он тяжелый, сразу черепушку раскроит.

"О, времена, о, нравы!"

Внутри темно и пыльно, пахнет немного сыростью и затхлостью. Свечу фонариком на телефоне, прохожу сени, в которых на длинной лавке вдоль стены стоит одно единственное эмалированное ведро. Дверь в комнаты поддается не сразу, но в итоге со скрипом растворяется, сразу резко, я чуть не упала.

В комнате светлее благодаря окнам. Большая печь, старая металлическая кровать вдоль нее и большая деревянная справа. Дальше – кухня, где стоят несколько настоящих чугунков, кованый прихват и несколько тарелок и чашек. Под железной кроватью – чемодан, он выглядит более современно. В нем нашла несколько книг и учебников по физике, гидравлике, мат. анализу – это, наверное, уже от кого-то из последующих хозяев.

На серых от пыли и грязи окнах – выцветшие занавески.

Стола и стульев нет. Украли? Продали? Бабушка с дедушкой точно не забирали отсюда мебель.

И зачем я сюда приехала? Выслушать историю про призрака, не дающего жизни владельцам дома, понюхать "пыль времен" и убраться восвояси, разочарованной? Здесь не осталось ничего, что было бы пронизано энергией моей бабушки, что пахло бы ее духами. Не закатилась никуда забытая мамой игрушка, которую можно было бы взять с собой на память. Даже черемуха теперь просто сухая коряга.

Мне стало обидно, и я расплакалась. Горько и по-детски. Горячие крупные слезы текли по щекам, я размазывала их по лицу, пытаясь найти салфетку или платок в рюкзаке.

Вышла на воздух минут через пятнадцать, когда полностью успокоилась. Баба Тоня взглянула на меня и почти приказала:

– Пойдем ко мне. Обедом накормлю.

*

Обед был шикарный. Но перед ним она отправила меня умываться. В небольшом зеркале над раковиной отразилась слегка растрепанная, с грязными развода и слегка заплаканными глазами девица с потерянным видом.

На столе уже дожидались отварная картошка с маслицем, посыпанная свежей зеленью, тушеная с грибами курица, опять же грибы, только соленые в мисочке рядом, салатик из огурцов и ароматных помидоров с укропчиком, брусничный соус с крупными бордовыми ягодами – невероятно! Женщина поставила на стол глубокую тарелку с пирожками.

– Так, эти с капустой, вот эти с яйцом и луком, а эти сладкие, со щавелем.

Я, честно говоря, растерялась.

– Ну? Чего не ешь? Налетай давай! – она сама положила нам в тарелки картошки, отрезала по большому куску курицы, прибавила к этому салат, потом расхохоталась и шлепнула себя по бедру, – от я ж умница, ешь, говорю, а вилку-то не дала! Вот, держи, да ты не стесняйся, с дороги, небось, голодная и уставшая.

*

Спустя полтора часа, проведенных за обалденно вкусной едой и рассказами, я уже знала все и обо всех. В какой-то момент, баба Тоня, подперев голову ладошкой и пропев пару строчек одной из застольных народных песен, вдруг сказала:

– А я ведь знаю, кто ты и зачем приехала.

– Ммм?

– Похожа сильно на мать, – она крутанула пальцем в воздухе, очерчивая мое лицо, – но вот взгляд… взгляд как у деда. Они хоть и уехали, когда твоя мать была малая еще совсем, но я ее помню, необычная внешность была для местных. У нее тоже глаза были как у Иваныча. И уехали спешно так. Но, значит, у твоей матери все хорошо сложилось?

– Не совсем. Мама с папой умерли, когда мне было шесть.

Старушка в испуге подняла глаза на меня.

– В шесть?

– Да, – я внимательно всмотрелась в ее лицо. Обычно люди спрашивают, что произошло, а не уточняют возраст оставшегося ребенка, – вы ведь что-то знаете. Расскажите мне все?

– Да нечего там…

– Баба Тоня, – я взяла женщину за руку, – для кого хранить секрет? Дед умер почти сразу после переезда. Мои родители погибли, бабушка сгорела при пожаре, никого из родных у меня не осталось, а сейчас, возможно и мне угрожает опасность. Я честна с вами. Будьте и вы честны и милосердны! Пожалуйста!

– Ооох, – у женщины глаза заблестели, она перекрестилась трижды, приговаривая молитву:

– Упокой, Господи, души усопших раб Твоих и всех православных христиан и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное.

Хммм… Я, как ведьма, разве не должна никак на это реагировать? Господи, прости, какая чушь иногда в голову лезет…

– Да как же это? И как ты теперь одна-то совсем? Оох, – баба Тоня схватилась за сердце, – вот ведь, судьба как, а…

– Вам плохо? Лекарство где? – я вскочила, не на шутку испугавшись.

– Да не, не надо, сейчас попустит, – она шмыгнула носом, выудила из кармана, лежащего рядом, фартука платок и шумно высморкалась, – жалко-то их как, всех жалко, и ты…

– Ну, я уже выросла, сама неплохо устроилась, бабушка правильно воспитала.

– Это да, бабка твоя золотая была женщина! Элеонора и Николай, – баба Тоня поплыла взглядом, погружаясь в воспоминания, – оба были под стать друг другу, на них равнялись, им завидовали, и я тоже, но по-доброму, ты не думай, бабе Тоне чужого не надо. А просто приятно было смотреть на них.

Они переехали в нашу деревню молодыми, почти без ничего, поставили дом на какие-то сбережения, постепенно потом достраивая и доводя до ума. Никогда слова дурного ни о ком не говорили, хотя был момент, когда одна местная попыталась Николая увести. Ух, как она его окучивала, как вилась змеей вокруг, а бабушка твоя, Эля, только посмеивалась, как будто ей самой интересно было чем это все закончится.

Как-то у нас цыгане тут встали, на поле за деревней. Большой табор, шумный. Но как раз тогда у Васильевны сын в отпуск приехал, а он следователь из Москвы, так что они сюда особо нос не казали. Однажды только, ребенок у одной из них под быка попал. Их дети вместе с нашими как-то сдружились и решили Изумруда подразнить. Был у нас такой… Ох, и красивый бычара! Сам палево-рыжий, а глаза – чисто изумруд! За то и прозвали. Только уж больно дикий. И силищи в нем немеряно было, оттого еще больше бесился, чуял, что совладать с ним никто не мог. Пастух наш тогда, Толька, завсегда его уговаривал ласково, а в тот день он слег, Толька-то, нога у него разболелась. Он и так хромый был.

А в деревне гулянка какая-то была, уж и не помню почему, только столы стояли на улице у Авдеевых, у них дом почти по центру, да забора нет. Места много, столы поставить, танцы устроить. Вот и в тот день гуляли. И вдруг бежит ребятня по деревне с визгом, плачем, голосят так, что аж уши закладывает!

– Изумруд! Изумруд вырвался! Загон сломал, Мануша и Олега потоптал!

Мануш это цыганский, а Олег наш был. И бык следом за ними, прям к столам. Кто где был – рассыпались тут же, кто под столы, кто бежать, кто успел на крыльцо забежать, детей половину похватав. Я, помню, в тягости была, на гулянку не пошла, дома осталась, подлетела к окну, распахнула и двух мелких прям так втянула. Как сама потом ребенка не скинула? Бог миловал.

Изумруд стол один рогами поддел, тот улетел. А я смотрю и обмираю, за соседним столом дед твой, как сидел, так и сидит. Вилку отложил только, и медленно так к быку поворачивается и выговаривать ему начинает:

– Что ж ты, паскуда, детей обижаешь?

Встает прямо перед ним, руки в боки, и говорит, говорит, а вокруг тишина такая, только дети всхлипывают, кто поменьше. Потом знак рукой подал жене, та за столом напротив сидела. Она пояс с платья сняла и ему передала. Николай этим поясом быку рога обмотал и повел обратно на ферму, там уже мужики с ружьями навстречу. Хотели быка на месте стрелять, так Николай не дал. И потом не позволил, так тот бык у нас еще шесть лет прожил.

А Элеонора тогда мальчишек выходила, она ж в больничке работала, и помощь оказала, и на ноги поставила обоих. Манушу тогда крепко досталось. Табор ушел, а его оставить пришлось, через год только вернулись за ним. Пацан вымахал сильно, окреп. Откормила его Эля, учила помаленьку. А деда твоего уважали и боялись. Соседка эта, что увести его хотела, потом только смотрела и вздыхала, говорила: "Не потяну я такого мужика, мне помягче надо, попроще".

Такой вот дед у тебя героический был.

Я налила ей заново чай, этот уже совсем остыл.

– Погоди, то, что я тебе должна рассказать, просто так не поведать, баба Тоня встала, достала из шкафчика наливку темно-вишневого цвета, ловким движением выудила оттуда две красивые хрустальные стопочки, разлила напиток. Он оказался очень мягким и вкусным, с отчетливым привкусом терпкой вишни, смородины и черноплодной рябины.

– Во всем они такие были, что Николай, что Эля. Она-то еще попроще, просто молчит и улыбается хитро, будто все ей уже наперед известно. А дед твой… Долго у них детей не было. А и не переживали вовсе. Взять цыганчонку на год к себе пожить? Запросто! Сокола подбитого домой принесть и лечить? Легко. Своей скотины не держали, кроме коз, Эля говорила, забивать не могут, что курей, что кролей. У них и козы-то от старости умирали! Молоко уже не давали, а они все ухаживали за ними. Потом родилась все-таки мать твоя, дед посадил черемуху эту. Обычно ж бабам платок красивый, или сережки дарят, а этот – дерево! А Эля счастлива была, ажно светилась вся! Чудные, что ни говори.

Я слушала, не шевелясь, стараясь даже дышать редко, чтобы ненароком не спугнуть разговорившуюся женщину. Как живых представляла дедушку, высокого, темноволосого, с яркими синими глазами, и бабушку – молоденькую, в светлом платье, отдающую свой пояс быку на рога.

Ровно за месяц до родов приехал к ним гость какой-то, мужчина. На машине дорогой, черной, привезли его. Высокий, видный, но лицо такое, знаешь, – женщина провела рукой по своему лицу, – страшное, а пытаешься вспомнить и ничего, будто туман серый. Я его только два раза коротко видела: как входил он к ним в дом, да на следующий вечер вышел он во двор, осматривался. Меня увидел, поздоровался, разулыбался. Тут его Николай быстро обратно в дом увел. А у меня мурашки табуном по коже, аж, волосы дыбом встали, так страшно стало!

Ночью только слышала машина к их дому подъезжала, значит, уехал он. Больше его не видели, а Николай сказал, что это его дальний родственник, мол, из тюрьмы вышел, решил проведать. Ну, оно и понятно, чего мне так боязно было, я уж не стала спрашивать, за что сидел, не мое то дело.

Рожать Эля ездила далеко куда-то. Всем сказали, что в Москву. Не знаю, правда то или нет. Только в их отсутствие опять машина та приезжала. Постояла несколько минут и уехала. Стекла черные, жуть жуткая, не видать никого. С тех пор каждый год на день рождения Алисы, они уезжали в Москву. Говорили, там родственники у них. Машины больше не было.

А однажды пожаловала к ним тетка какая-то, Алиске аккурат шесть исполнилось. Вернулись они из Москвы, значит, а тетка на следующий день к ним. Сначала нормально все было, а потом слышу грохот такой, будто вся посуда полетела со стола, визг женский. Я в огороде была тогда, вижу – баба эта вылетает, Элька за ней следом, и все норовит в волосья вцепиться – никогда такого не видела, это ж бабы деревенские могут, а чтоб она! И кричит, кричит так страшно, мол, я тебе глотку зубами перегрызу, если только посмеешь! Николай их разнять пытается, уговаривает. Да куда там, Эля одной рукой ту за волосы, а другой в шею вцепилась и шепчет ей что-то в лицо. Тут гляжу, Алиска в дверях показалась.

– Мама, пусти ее, она и до вокзала не доедет, не успеет рассказать ничего.

Тут их всех как водой окатило, разошлись и стоят ни живы, ни мертвы. Николай первый в себя пришел, Элю с дочкой отправил домой, а тетку эту повел на выход.

– Вы все слышали и знали, на что шли, мне уже не повернуть назад, я ничего не могу сделать.

Я под кустом смородины спряталась, сижу, не дышу. А через неделю они переехали, продав дом за бесценок. Приезжали потом какие-то люди, спрашивали про них, да только ни адреса, ничего другого не оставили твои дед с бабкой.

Первые годы-то еще пытались тут жить, но быстро оставили эту затею. Привидение там, с ума всех сводит. Да черемуха вот обгорела, когда в нее молния попала. Лет десять как тому.

*

Я сама сидела и не могла сделать нормальный вдох. Казалось, легкие занемели, как и я вся. И мыслей пока никаких. Баба Тоня налила еще по одной.

– Ну, давай за них! Хорошие были люди, пусть земля им будет пухом!

Глава 21

Добрая женщина постелила мне в гостевой комнатке, чьи окна выходили как раз на темный, словно застывший в ожидании, дом. Кровать стояла прямо возле чуть приоткрытого окна, откуда дул свежий ветерок, а от белья приятно пахло травами и солнцем, в голове слегка шумело после наливки, но заснуть все равно не удавалось.

Деда я, к сожалению, не знала совсем. Бабушка говорила, что он был необычайно красив. Высокий, с идеальной фигурой, мужскими чертами лица. Но главное – его глаза редкого сапфирового цвета, обладающие невероятной глубиной. Такие же глаза были у моей матери. И у меня.

Бабушка очень любила его, и после смерти деда не смогла построить ни с кем отношений, будучи до самой смерти красивой и привлекательной. С ней постоянно пытались познакомиться, оказывали знаки внимания, даже делали предложение, но – все впустую. "Подобной душевной глубины мне больше не найти" – так говорила бабуля о своем любимом.

Бабуле нравился мой отец, но он был мягким, предпочитал слушаться жену и тещу, поэтому и предпочел уйти за моей матерью, когда та умерла. Просто не смог жить без нее. Мама была эмоциональной, яркой, папа уравновешивал ее и немного приземлял. С ним она становилась спокойнее и мягче.

Я повернулась на другой бок. Что же дальше… Что делать дальше?

В активе у меня только я сама, мои мозги и сила, которой я пока управляю хаотично, и крохи информации, рождающие больше вопросов, чем ответов.

В пассиве – Дом. Астар…

Демон… Здесь все сложно. Я не знаю где он и не могу даже с уверенностью утверждать, что он на моей стороне. Интуиция, однако, твердит, что ему можно верить. Еще эта кровь… Как узнать, чья она? Можно, конечно, отнести ее в лабораторию к нашим ребятам, но, что если кровь демона сильно отличается от человеческой? И самое сложное – как мне его найти?

Я сильно сглупила, пусть и неосознанно. Мне до сих пор просто везло. Алина Захаровна, Нина, Астар – каждый в нужный момент помогал и спасал. Сейчас их рядом нет. Как пользоваться силой, не сжигая, не затапливая и не разнося все вокруг – я не знаю. Значит, надо срочно учиться.

И узнать перед кем я так раскрылась.

Еще из минусов новые вероятные противники. Трех я уже знаю, это плюс. Но, вряд ли, этим числом они ограничатся, мой дом по какой-то причине всем очень нужен. Что в нем такого важного?

Я легла на спину, голова болела и словно горела, даже подушка стала горячая. Я села и открыла окно шире, отодвинув занавеску. Мирные ночные шорохи и стрекот цикад успокаивали.

Мне показалось или что-то словно тихонько вспыхнуло в боковом окне заброшенного дома?

Быстро и тихо одевшись, выскользнула из дома и пошла через огород в дом дедушки и бабушки. Захожу через двор, поднимаюсь по лестнице, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, осторожно, чтобы не скрипнуть. Возможно, дети забрались в "дом с привидениями" ради забавы.

Но за закрытой дверью не было никаких голосов или звуков. Обычный пустой и заброшенный дом.

Дверь в кухню скрипнула ровно так же как и днем. Те же горшки у печки, тот же чемодан на том же месте под кроватью. За окнами – черный силуэт засохшей черемухи. Жаль все же дерево. Бабушка ее вспоминала с такой нежностью. За спиной раздался шорох. Я резко обернулась, но там никого не было. Мышь, наверное.

Ладно, нечего шляться по темному старому дому, так и провалиться можно на гнилых досках, и ногу сломать, и шею.

Однако дверь не открылась. Заела, наверное. Класс! Ночь, никто не знает где я, и я застряла тут. Попробую выбраться через окно.

Старенькие деревянные ставни с облупившейся краской, закрыты на шпингалет. Который тоже не поддался. Даже не дернулся. Может, закрашено, и из-за времени не открывается?

Со следующим окном ситуация была ровно та же. Что за черт?

– Можешь не дергать, оно не откроется, – странный, какой-то глухой мужской голос, с легкой хрипотцой, будто песок в шестеренки попал.

Медленно обернувшись, вижу пожилого мужчину. Высокий и широкоплечий, но сутулый из-за возраста. Чуть грубовата нижняя челюсть, немного косматы брови, волосы зачесанные назад, но не длинные. И абсолютно холодные глаза.

– Я и не верил, что выгорит, но вот, ты здесь. Не зря говорят: "надежда умирает последней".

– Кто вы?

– А ты как думаешь?

– Давно вы здесь?

– О, для меня время не имеет значения. Я давно мертв, а то, что ты видишь, лишь один из маячков, позволяющий мне перемещаться и отслеживать… Некоторые события.

– Такие, как мое появление? – при этих словах, на его лице появилось недовольство.

– Он украл тебя! Увез и спрятал.

– Вы про моего деда?

– Конечно. Это недоразумение умудрилось стать моим сыном. И самым большим разочарованием.

– О чем вы?

– Я ждал девочку! У меня должна была родиться дочь! Сильная ведьма, которая позволила бы мне заново родиться! А вместо этого – это несуразное существо, которое вечно спорило со мной, сколько бы я не вколачивал в него, что я, я главный в семье! – мужчина раскричался не на шутку, – но он словно нарочно провоцировал и испытывал меня. А когда я подыскал ему подходящую невесту – мне необходима была внучка как можно быстрее, – начал артачиться. От него требовалось лишь зачать ребенка, и мог катиться на все четыре стороны. Но он сопротивлялся, грубил отцам невест, чтобы те отказывались от контракта.

– Контракта? Вы пытались продать сына, сделав из него племенного жеребца?

– Брось, глупая ты девчонка, он и так должен был мне! Я сохранил ему жизнь, когда он родился!

– Но… Вы же не убили бы собственного ребенка лишь за то, что он родился не того пола!

– Откуда ты свалилась вообще? Это дело репутации рода, его имени. И моей жизни. Его мать готова была на все, лишь бы спасти этого выродка. И, надо признать, она оказалась права. Его дар проснулся к шестнадцати годам. После этого он стал совершенно неуправляемым. А его чертова мать решила, что ей теперь можно тоже перечить мне и раскрывать рот в моем присутствии. Мерзкая дрянь, слабосилка, которая ничего не могла толком сделать. Даже выносить детей у нее больше не получалось. Но, по брачному договору с ее отцом, я не мог развестись, а убить не получалось, этот выродок каким-то образом спасал ее, раз за разом.

Мерзкий подонок, и он был моим предком? Он сделал пару шагов и внезапно рассмеялся, совершенно как безумец.

– Но я его все равно провел! Этого выродка, который мнил себя умнее меня. Выпил его мать, забрал крохи ее силы, а после этого она сама начала угасать у него на глазах. Он подпитывал ее года три, практически не отходил от матери, а она все чахла, бедняжечка, чахла, и он ничего не мог сделать! – он говорил таким издевательским голосом, что мне стоило больших усилий не ударить его. "Профнепригодна", – вдруг всплыло в голове. Это позволило взять себя в руки.

– В итоге она совершила единственный умный поступок за всю свою жалкую жизнь – сбросилась с башни нашего замка. Освободила своего сына. Как благородно! – его даже передернуло. – Тогда он сбежал. Как последний трусливый щенок. Коим и был. А потом встретил твою бабку – безродную медсестричку в какой-то областной больничке! Грязная потаскуха, укрывала его какое-то время, лечила, после того, как я избил его, в надежде, что он все-таки одумается. А знаешь, что самое смешное? У нее обнаружился дар! Слабенький, буквально искорка, но это позволило им заключить магический брак. Нерасторгаемый!!! – его голос громыхнул так громко в ночной тишине темной кухни, что я вздрогнула и подпрыгнула от неожиданности. – И при всем при этом, она оказалась бесплодной! Это был крах, крах всех моих надежд, надежд нашего рода. Тогда я женился снова, это сложно, между прочим, найти подходящую по силе мать будущего ребенка.

Мужчина немного замялся, прежде, чем продолжить.

– Она была слишком юна, но я не мог ждать. Девчонка умерла, едва забеременев, – он рассмеялся, горько, с ноткой сумасшедшинки, – в ту ночь, когда она умерла, я отчаялся. Я умирал, мой организм был изношен и болен, мне оставалось недолго. А новую жену я мог бы получить только спустя год, после похорон. Я спустился в свой подвал, где находился мой кабинет, и искал заклятия, способные мне помочь. Я колдовал всю ночь, а уже утром ко мне потянулись женщины, нужные по силе. Но, увы, все они оказались простолюдинками. За двое суток их пришло семеро. И со всеми я спал, почти все они с радостью отдавались за деньги и украшения, только двух пришлось брать силой. Я держал их около трех месяцев, пока все они не понесли. Ооо! Я получил тогда богатый улов! Целых пять девочек и всего два выродка. Разумеется, я больше не стал повторять ту же ошибку, что и с твоим дедом. Николас стал моим провалом. Поэтому новорожденных мальчиков тут же убили, по моему приказу. А вот девочки росли и радовали меня. Благодаря заклинаниям, они в первые пять лет вытянули силу из своих матерей. Я… решил не рисковать, и не ускорять процесс. Сам я влил в себя силу тех бездарностей, что родили мальчиков. Мне они больше были ни к чему.

– Вы… убили семь женщин и обоих своих сыновей?!

– Да к чему они мне? Безродные дуры, годящиеся только на то, чтобы родить и вскормить детей, какая разница – молоком или силой? Я кормил их, одевал, дал кров и тепло на все то время! Да они должны быть мне благодарны за сытую жизнь!

– Ну да, особенно, предварительно быть изнасилованными! Вы – чудовище!

– А ты – дура! Впрочем, неважно. Скоро ты станешь одной из них, – он улыбнулся широко и довольно.

– Что вы имеете в виду?

– А то, моя милая правнучка, что ни одна из тех девчонок не обладают такой силой, как ты! Я долго ждал, но это того стоило! Мне нужен был универсальный дар, истинная ведьма, которой открыт доступ к высшей магии. Но больше трех объединений ни одна из них не выдерживала, приходилось откатывать обратно, а это постепенно сводило их с ума. Оставалось лишь дождаться, когда они вступят в детородный возраст и повторить все то, что я сделал с их матерями. За это время мой глупый сын наконец-то порадовал меня известием о беременности его жены. Родилась чудесная девочка с очень хорошим потенциалом. А после я получил еще трех юных ведьм от тех девиц, что жили в моем замке. Более мощных и сильных, чем их матери. Я даже попробовал после этого получить потомство от тех двух выродков и девушек, после того, как они родили по одному ребенку, но сила получилась слабее, хоть и неплохой. Вероятно, все-таки линия наследования крови имеет значение. Хотя ты – уже третья линия, правнучка. Я иногда думал, что зря уничтожил тех двух выродков от призванных ведьм, возможно, они смогли бы дать что-то большее, но… что исполнено, того не воротишь.

Но это все не имеет значения, ведь теперь есть ты. Ты родишь мне такое же сильное дитя, и я смогу переродиться.

*

Кажется, мне пора убираться отсюда.

Мужчина, стоя ко мне полубоком, уставился на меня хитро и зло.

– Думаешь, как бы уйти поскорее? Ничего у тебя не выйдет. Ты заперта здесь, пока жив мой якорь, но с наступлением рассвета он развеется, а я настоящий получу сигнал о твоем местонахождении. Но ты можешь попробовать бороться, – до чего мерзкая улыбка у него! – Сможешь уничтожить меня – уйдешь отсюда.

– Может, еще расскажете как?

Громкий хохот потряс старый дом.

Вдруг в сенях послышался шум, а остатки черемухи вспыхнули как факел ярким пламенем, осветившим улицу и дом внутри. Дверь в комнату задрожала, начала потрескивать.

– Что за черт? – воскликнул мужчина.

Дерево быстро прогорело и осыпалось пеплом, поднявшимся в воздух и просочившимся в комнату сквозь щели в ставнях. Дверь внезапно открылась и на пороге появился полупрозрачный силуэт моего деда, молодого еще, каким я видела его на фотографиях.

– О, Боже, – я ахнула, прижав руку ко рту.

– Милая, – позади раздался тихий женский голос. Такой знакомый и родной.

– Ба… бабушка?! – молодая красавица, с убранными в свободный пучок волосами, светлом платье и такими родными глазами, из которых текли слезы, протягивала ко мне руки. Я бросилась к ней, но руки ощутили лишь чуть более плотный воздух. – Бабуля!

– Да, милая, это я.

– Но как? – воскликнули мы хором с прадедом.

У двери засмеялся дедушка.

– Не ожидал меня увидеть? Думал, что я уйду и оставлю свою дочь и ее детей тебе? – он посмотрел на меня, – здравствуй, родная. Ты прекрасна, как и твоя мать.

А я смотрела на него и пыталась впитать каждую его черточку, тембр голоса, улыбку.

– Елена, красивое имя. Тебя назвали в честь моей матери. Избранная, светлая. Она оставалась светочем для меня и всех вокруг, не смотря ни на что.

– Да, и это от нее у вас такие глаза необычные, – добавила бабушка.

– Бесполезная д…

– Не смей! Так! Говорить! О моей! Матери! – силуэт дедушки вдруг увеличился втрое, уперевшись в потолок, черты его изменились, он больше не был похож на обычного человека, став страшным, клубящимся тугим дымом, в котором мелькали всполохи дыма.

– Любимый! Николас! – силуэт замер, а затем стал уменьшаться, постепенно возвращая прежние черты.

Прадед выглядел явно испуганным.

– Николас, – бабушка указала взглядом на окна, – скоро рассвет.

– Да, прости, родная моя, – он подошел к бабушке. А я с трудом сдерживала слезы, которые периодически застилали глаза, мешая рассматривать любимых и дорогих людей. Пусть даже и их призраков.

– Послушай, Елена, – дедушка коснулся моей руки, и я снова ощутила кожей плотный воздух, – он провоцировал тебя, чтобы ты развеяла его и тем самым отпустила. Так он сообщил бы своему хозяину, где ты. Мы знали, что он сумел продлить свое жалкое существование, неизвестно, скольких еще ведьм он выпил… Ты должна остановить его. Нельзя скрываться всю жизнь. Но не сейчас, это лишь его крохотная часть. – Он посмотрел на бабушку и та, поняв его, кивнула, затем подлетела к призраку моего безумного прадеда и окружила его плотной дымкой, послышались недовольные возгласы, но, сделать, старик, видимо, ничего не мог. – Слушай внимательно, – продолжил дедушка, – ты должна вернуться в особняк, найти книгу крови – в ней заключена вся сила сильнейших ведьм, только ты сможешь подчинить ее себе. Но не торопись, делай это постепенно. Думаю, года тебе хватит. Жадность к силе до добра не доводит. – Он покосился на своего отца, – мы сможем удержать этот осколок его дара еще год, только надо, чтобы ты совершила определенный ритуал. Он вытянет из тебя немного сил, но даст тебе время.

Он посмотрел на клубящийся дым на месте бабушки и прадеда. Ухмыльнулся.

– Пожалуйста, утром найди под сгоревшей черемухой росток, отвези его туда, где живешь и посади. Пусть хоть какая-то частичка нас будет у тебя.

– Хорошо, – говорить было трудно.

– А сейчас тебе пора.

– Я сглотнула.

– Можно мне… попрощаться с тобой и бабушкой?

Он кивнул.

– Элеонор! – он тихо позвал жену. Клубящаяся дымка сформировалась в женский силуэт. – Девочке пора уходить.

– Я увижу вас еще? Завтра утром?

Бабушка покачала отрицательно головой, а дедушка, вздохнув, произнес:

– Увы, мы можем проявляться только ночью. Тебе нужно подарить нам по 12 капель крови сказать… – он начертил прямо в воздухе слова, засветившиеся красным. После этого мы станем незримы и неслышимы навсегда, а через год уйдем.

– А если…

– Нет, маленькая, это заклинание максимум на год. Зато мы сможем удержать его.

– Мы всегда заботились о тебе, родная. И будем продолжать, пока сможем. Не жалей ни о чем, это наш выбор.

– Тебе же предстоит стать сильной, прожить потрясающую жизнь, ты уникальна. Это дар, но и обязанности.

Где-то прокричал первый петух. Дедушка с бабушкой переглянулись, а прадед рассмеялся.

– Сопляки, вы не успеете ничего сделать!

– Заклинание, Елена!

Я вытащила небольшой ножик из-за пояса, полоснула себя по запястью, дед и бабушка протянули правые руки, куда упало ровно 12 капель моей крови. Их силуэты стали чуть ярче. Они улыбнулись.

– Прощай, родная. Мы всегда, всегда любим тебя, как и твои мама и папа, помни это.

Они взмыли в воздух и подхватили призрак прадеда за секунду до того, как первые, бледные еще, лучики солнца упали сквозь окно на то место, где он стоял.

Я осталась в заброшенном доме. Но теперь я знала, что мне делать. И, что я не одна.