Текст книги "Все мы только гости"

Автор книги: Евгения Горская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Среда, 4 июля

Проснулся Филин мгновенно, как от толчка. Еще не открывая глаз, понял, что в доме он один. Знал за собой такую особенность – ощущать присутствие других людей. Когда-то это его самого удивляло, потом он привык.

Не включая света, прошел в комнату, где легла девчонка, сразу увидел раскрытое окно, на всякий случай посмотрел вниз. Не теряя времени, подхватил сумку и дом покинул, как его недавняя пленница, через окно.

Выбравшись на узкую тропинку между участками, Филин хотел сразу податься к оставленной у гостиницы на импровизированной стоянке машине, но задержался, присел на мягкую траву, не чувствуя опасности. Такая особенность – чувствовать опасность – у него тоже имелась, и он относился к ней с доверием, как к некой божьей данности.

Девчонка что-то ему подмешала, это точно, голова была тяжелой, и соображал он плохо. Потряс головой, прогоняя сонную одурь. Очень хотелось пить.

На девчонку он совсем не злился, умница, что тут скажешь. Она умница, а он дурак.

Плохо то, что она может выйти на Овсянникова раньше его и спутать ему все карты.

Это был прокол. Прокол его, Филина.

Вообще-то девчонка ему нравилась. Красивая очень, а красивых женщин он любил. Ну и умная, конечно, раз его провела, умных он тоже любил.

До сих пор выхода на Овсянникова у нее не было, иначе не звонила бы накануне в пустой дом. Сейчас она срочно начнет искать, как с Сергеем связаться. Тут вариантов немного: мать, мэрия, завод и знакомые. Живет она здесь с детства, значит, будет искать его через знакомых или через мать, если ее знает.

Вообще-то девчонку можно оставить в покое, ничего ей не известно, но он не любил неопределенности.

Где дом матери Овсянникова, Филин знал. Успел присмотреть и наиболее приемлемые для наблюдения за домом места. Впрочем, таких было мало, вернее, всего одно – кусты акации у старухиного забора. Кусты располагались удачно, на ничейной территории, между участками.

К месту засады Филин шел не таясь, купил в попавшемся по пути круглосуточном магазине две литровые бутылки минеральной воды с газом, одну почти сразу выпил, вторую убрал в сумку.

У старухиного дома ничего подозрительного он не заметил. Красавица Тамара не появлялась, и никто не появлялся. В половине седьмого тетка вышла из дома с большой сумкой, заперла дверь, размашисто перекрестилась и куда-то отправилась.

Филин устроился поудобнее и приготовился ждать. Голова почти перестала болеть.

Тамара была уверена, что не заснет, но уснула на узкой кушетке сразу и проснулась, когда вовсю светило солнце.

– Звони Клавдии, – спустившись вниз, бросила она стоявшей у плиты Лине.

– Опоздали. – Лина налила себе кофе из турки в чашку и спросила Тамару: – Будешь?

– Давай. Ты уже звонила?

– Раз десять, начиная с восьми часов. Никто к телефону не подходит. Она уехала. Я совсем забыла, что она к сестре собиралась.

– Ч-черт.

– Тома, нужно сказать Николаю Иванычу. – Лина достала вторую чашку, налила Тамаре кофе. – Он умный и знающий человек. Мы без него не справимся, понимаешь?

– О-ой, отстань ты со своим Николай Иванычем. Ну чем старый пень нам поможет? Чем? Да он в полиции уже и не знает никого. Сообщить надо Сереже. А если не хочешь мне помогать, так и скажи.

Лина промолчала. Громко застрекотала сорока, сидя на ближней яблоне. Яблоня была неказистая, кривая, а яблок давала много почти каждый год.

Тетя Клава утверждала, что сороки приносят несчастье, а бабушка ругала ее за суеверие.

– Яичницу будешь?

Сорока не улетала, словно ждала чего-то.

– Давай.

Лина оторвалась от окна и критически оглядела Тамарину мятую футболку.

– Нужно одежду тебе купить. Сейчас схожу на рынок.

– Спасибо.

– Или попробовать домой к тебе заглянуть? Филина твоего там наверняка уже нет.

– В доме наверняка нет. А за домом он наблюдать может. Нет, тебе светиться нельзя. Лучше правда сходи на рынок.

– Николай Иванович может Сережин телефон знать. – Лина поставила сковородку на плиту и полезла в холодильник за яйцами.

– Может, – кивнула Тамара. – А может и не знать. Дедок он въедливый, все из тебя вытянет. Ну его. Вот на заводе номер точно у кого-нибудь есть.

– Еще бы я кого-нибудь с завода знала. Не могу же я стоять у проходной и телефон директора выспрашивать, – сказала Лина.

– Сергей там не директор.

– Тем более.

– Лин, а ведь это мысль. Нужно попасть к директору, намекнуть, что Овсянникову угрожает опасность, и выспросить его телефон. В крайнем случае, попросить, чтобы он ему сам позвонил.

– Не попаду, – возразила Лина, деля яичницу из четырех яиц пополам и выкладывая ее на тарелки. – Никого с улицы к директору завода не пустят. Лучше действовать через мэрию, или как она тут называется.

– Через мэрию тоже проблематично. Секретарша наверняка телефон не даст, даже если знает. Какого черта ей номер неженатого начальника какой-то бабе сообщать? А к заместителям соваться опасно, они могут быть с вражьей стороной связаны. Спасибо, Лин, вкусно. – Тамара собрала пустые тарелки и поставила в посудомоечную машину. – Давай еще чайку, что ли, попьем.

– Мне нужно варенье сварить, – вспомнила Лина. – Вишня осыпается.

Надо обязательно купить сахар. Поспела не только вишня, созрели смородина, крыжовник.

– Костя, – сообщила Тамара, увидев в окно друга детства, и почему-то усмехнулась.

Костя, пройдя в незапертую дверь, замешкался на пороге, с недоумением глядя на Тамару.

– Привет, – хмыкнул он наконец.

– Приве-ет, – пропела Тамара.

– Здравствуй, Костя, – откликнулась Лина.

– Выйди на минутку, – попросил он Лину, дождался, когда она выйдет на крыльцо, и плотно прикрыл дверь. – Она во что-то вляпалась?

– Да. Откуда ты знаешь?..

– Во что? – требовательно перебил он, напомнив ей прежнего Костю, который не терпел, когда у нее появлялись от него секреты. – В передел собственности?

Лина молчала.

Она молчала, но он пока не разучился понимать ее без слов.

– Лина, – наклонился он к ней. – Тебе нужно немедленно уехать. Немедленно. Давай паспорт, я возьму билеты на ближайший поезд и отвезу тебя в Москву.

– Но…

– Никаких но. Давай паспорт.

– Я никуда не поеду, Костя. – Она подняла на него удивленные глаза. – С какой стати? И как я Тому брошу, по-твоему?

– Тома выкрутится из любой ситуации, можешь мне поверить. Ну… пусть она живет в твоем доме, пока все не утрясется, а тебе надо уехать. Это смертельно опасно, неужели ты не понимаешь? От бандитских разборок нужно держаться подальше.

– Я не поеду.

– Не дури, Лина. Томка выкрутится.

– Я не поеду, Костя, хватит об этом.

– Но почему?

– Потому что не брошу Тамару одну. Потому что Сереже угрожает опасность.

– Господи, какую чушь ты несешь! Нужно идти в полицию, если кому-то опасность угрожает.

– Костя, это все действительно серьезно. Послушай…

– Я не хочу слушать всякий бред, – отрезал он. – Сам не хочу и тебе не советую.

– Ты зачем пришел, Костя? – вздохнула Лина. Он все больше напоминал ей Стаса.

– Купаться хотел тебя позвать, – буркнул он. – Хотя какое уж тут купание…

– Чай будешь пить? – Лина открыла дверь.

– Нет. – Он помялся, но тоже прошел за ней в дом.

– Помоги нам, Костя, – весело улыбнулась Тамара, и было непонятно, что ее так развеселило.

Она успела заварить чай и даже нашла в буфете конфеты.

– Помоги нам, правда. Узнай в мэрии Сережин мобильный. Тебе любая секретарша скажет, не то что нам с Линой.

– Сходи в мэрию, Костя, – вступила Лина. – У тебя получится. Купи коробку конфет и спроси телефончик. Или просто попроси, чтобы секретарша сама Сергею позвонила. А он пусть перезвонит мне.

– Вы что? – опешил он и даже потряс головой. – Спятили? Вы меня подставить хотите, да? Отсюда нужно немедленно уезжать. В конце концов, Тома может у тебя в Москве пожить.

Сейчас он напоминал Стаса так поразительно, что Лина отвернулась.

– Костя, мы можем надеяться, что ты, по крайней мере, никому ничего не скажешь? – сухо спросила она.

– Можете, – буркнул он, потоптался, махнул рукой и вышел.

– Откуда он знает, что ты во что-то вляпалась? – мрачно спросила Лина, глядя на захлопнувшуюся дверь.

– А я к нему приходила ночью, – зло засмеялась Тамара. – Представляешь, я ему говорю, что меня чуть не убили, а он меня не впустил.

Еще недавно Лина не поверила бы, что Костя способен оставить кого-то в беде.

Сейчас она не сомневалась, что он уедет сегодня же. Как любой здравомыслящий человек.

Сегодня Тропинин оказался у мостика через ручей совсем рано. К мосту шел по совсем безлюдным улицам, хотя в городишке народ поднимается рано. Так рано увидеть Полину он не ожидал, уселся на берегу ручья в траву, покурил, посматривая в сторону, откуда она могла появиться.

У ручья летали синие стрекозы, которых Тропинин никогда раньше не видел, где-то рядом стрекотал кузнечик. Он ждал Полину долго и терпеливо, вдыхал пахнувший скошенной травой воздух, а потом неожиданно понял, что она не придет.

Он не обращал внимания на красоты природы, торопливо идя по дорожке к ее дому. Последние сутки он думал о ней постоянно и с нетерпением ждал сегодняшней встречи. Ему было приятно о ней думать, иногда он даже замечал, что улыбается как дурак, хотя обычно на улыбки был скуп.

Он даже мысли не допускал, что может ее не увидеть.

Он не сразу осознал, что из ее калитки вышел парень спортивного вида. Молодой человек, не оглядываясь, направился куда-то, и Тропинин, замедлив шаг, прошел мимо Полининого дома. Ему больше не хотелось ее видеть, ему ничего не хотелось. Парень исчез за одним из заборов.

Кривая улочка вывела Тропинина на крохотную площадь с несколькими магазинчиками, вчера он уже был здесь, после того как проводил Полину. Площадь утопала в зелени и вчера показалась ему трогательно уютной, а сейчас пыльной и мрачной.

Потом он долго блуждал по городским улицам, несколько раз звонил на завод, хотя знал, что хозяина пока нет и никакой новой информации он не получит.

О Полине Тропинин не думал, по крайней мере, старался не думать. Думал о готовом сорваться договоре, о надоевшем вынужденном ожидании, о новых работах, злился и очень хотел домой, в Москву.

На самом деле в Москве ничего интересного его не ожидало. Его ждала захламленная съемная квартирка, к которой он тем не менее очень привык, пельмени в морозилке, старые зачитанные книги, которые он брал у родителей, обещал вернуть и не возвращал, и новая электронная книга – ее он недавно приобрел, но так и не смог к ней привыкнуть. В театры Тропинин не ходил, в кино тем более. Спортом не занимался, а только работал.

Когда он был женат, супруга постоянно пилила его из-за этого. Ей как раз хотелось и в театры, и в кино, а больше всего ходить на встречи с ее бесчисленными друзьями, с выпивкой, неинтересными ему разговорами и танцами. Танцевала бывшая жена действительно здорово, с детства занималась в каких-то студиях, и смотреть на нее было сплошное удовольствие. Она и без танцев выглядела отлично: хорошенькая, веселая, озорная и компанейская.

В первый год их брака он так и смотрел – с удовольствием. А потом сам не заметил, как удовольствие сменилось трудно скрываемым раздражением. Ему абсолютно не о чем было с ней говорить. Она ничего не понимала в его проблемах, зато пугалась, что фирма обанкротится и они умрут с голоду. Он почти сразу перестал ей что-либо рассказывать. Приходил домой и мечтал, чтобы она оказалась у какой-нибудь подружки и он мог бы посидеть в тишине.

О разводе Тропинин никогда не думал, других женщин у него не было, и он очень удивился, когда жена совершенно для него неожиданно решила от него уйти. В тот день он пришел, как обычно, не поздно и не рано, и она, как всегда, чуть не плача, жаловалась, что ей скучно, что она совсем ему не нужна и так жить нельзя. А потом вдруг расплакалась всерьез и стала собирать вещи. Допустить, чтобы она ушла куда-то на ночь глядя, Тропинин не мог, и сам стал собирать вещи, и неожиданно понял, что уйти из этого дома есть самое заветное его желание.

Он видел, что такого жена совсем не ожидала, и ему стало ее жаль, но себя Тропинин жалел больше и ушел.

Развелись они через полгода вполне мирно. Она всплакнула в загсе, и ему тоже стало грустно, но, что назад пути нет, понимали оба.

С тех пор прошло два года. Жена так и жила в их маленькой двухкомнатной квартире, которую они после свадьбы получили с родительской помощью в результате сложных обменов. А Тропинин жилье снимал.

Потом до него дошли слухи, что его бывшая живет со своим разведенным одноклассником, с которым он был шапочно знаком, но слухи эти не вызвали у него не только ревности, но даже простого интереса.

У Тропинина за два холостых года, конечно, были женщины, но ни одну из них он не воспринимал как возможную жену и очень не любил, когда они оставались у него дольше, чем на ночь.

Становилось жарко. Очень захотелось холодной минеральной воды, Тропинин поискал глазами подходящий магазин, с удивлением обнаружив, что опять вышел на маленькую зеленую площадь.

Он поднялся по ступеням ближайшего магазина, сверкающего свежевымытыми окнами, и еще раньше, чем осознал, что перед ним стоит Полина, почувствовал, как сильно застучало сердце от внезапной радости. Она укладывала купленные продукты в хозяйственную сумку из какой-то забавной ткани в цветочек.

Тропинин забыл, что еще недавно очень хотел пить. Сейчас ему хотелось только одного – смотреть на нее.

Он подошел к столику, за которым она паковала свои покупки, собрался поздороваться, а спросил совсем другое:

– Вы замужем?

Тамара, Костя, бандитско-детективная история, в которую она попала, отодвинули нормальную Линину жизнь куда-то в прошлое. И все-таки, идя в магазин, она так хотела увидеть бывшего попутчика Павла Тропинина, что даже несколько раз оборачивалась по дороге, ужасно себя за это ругая.

– Да, – совсем не удивившись, ответила она.

– Я вас провожу, – буркнул Тропинин, взяв ее забавную сумку, оказавшуюся вполне увесистой.

Ему уже не хотелось знать, что она замужем. Ему хотелось забыть, что она замужем.

И он почти не помнил про молодого человека, вышедшего из ее калитки.

– Впрок? – поинтересовался он, перехватывая поудобнее тяжеленную сумку.

– Сахар, – объяснила Лина. – Нужно много варенья сварить. Все ягоды поспели. Спасибо вам.

– Пожалуйста. Вы здесь с бабушкой?

– Нет. Бабушка умерла, давно уже. Я просто так приехала. В отпуск.

– Одна? – Ему не хотелось спрашивать про мужа, но он все-таки не удержался.

– Одна.

Сегодня она была в темных очках, и от этого почему-то казалась ему совершенно беззащитной.

– А вы здесь в командировке? – спросила Лина.

– Да, – подтвердил Тропинин. – Автоматику на заводе устанавливаем.

– На заводе? – Она как-то странно посмотрела на него, словно цель его командировки имела для нее принципиальное значение.

– Ну да, – кивнул он. – А что такого?

– Да нет, – словно так и не решившись в чем-то ему довериться, качнула она головой. – Ничего.

– Я донесу, – видя, что она, открыв калитку, собирается взять у него сумку, буркнул Павел.

Ему очень не хотелось с ней расставаться. А как продлить знакомство, он не знал и от этого терялся.

Он поставил сумку на ступеньку крыльца и усмехнулся:

– Любовника прячете?

– Что? – опешила она, забавно вытаращив глаза. Очки она успела снять, и он опять поразился их необычной синеве.

– Любовника в доме прячете?

– Почему прячу? – улыбнулась она.

– Потому что занавеска дернулась, – объяснил Тропинин. – Кошку вы вряд ли держите, если в доме никто не живет. Или вы кошку успели завести?

– Нет, – покачала головой Лина. – Не успела.

– Значит, любовник?

– Павел, – сказала вдруг Лина, никак не отреагировав на «любовника». – Вы знаете, что главным акционером завода является Сергей Михайлович Овсянников?

– Знаю, – насторожился Тропинин. Он боялся представить, что она каким-то образом связана с темными делами, которые, как он предполагал, творятся на заводе.

– А телефон его вы знаете? Мобильный?

– Нет.

– А узнать можете?

– Зачем? – мрачно поинтересовался он.

– Мне… – замялась она. – Очень нужно. Правда. Я Сережу давно знаю, всю жизнь. Мне нужно ему позвонить. Видите дом? – Она кивнула на еле видный за деревьями соседний участок. – Там его мама живет, и он тоже здесь жил.

– А у матери почему не спросите?

– Она уехала, – вздохнула Лина, и Тропинин неожиданно понял, что она напугана. – К сестре. В деревню.

– Полина…

– Лина.

– Лина, – поправился он. – Ну-ка рассказывайте, что у вас за тайны. Мне не нравится то, что я видел на заводе, и я не хочу, чтобы вы имели к этому отношение.

– Никаких тайн, – уставилась она на него синими глазищами. – С чего вы взяли? Большое спасибо, что помогли.

«Он вполне может быть связан с бандитами. А почему нет? Специально приехал, чтобы подстраховать киллера», – думала она.

– Лина, зачем вам телефон Овсянникова?

– Так. Ерунда. Неважно. – Она изо всех сил старалась казаться спокойной.

– Лина!

– До свидания, Павел. Спасибо.

– Я попробую узнать телефон.

– Не надо. Спасибо. Тетя Клава приедет, Сережина мама, и у нее узнаю.

– Почему купаться сегодня не пошли?

– Купаться? – переспросила она. – Так… Не получилось.

– Может… сейчас сходим? – как дурак предложил Тропинин.

– Не хочется. Спасибо. Дел много.

Больше ему предложить было нечего. Тропинин кивнул и направился к калитке. Он больше не думал о работе, о вынужденном простое и потерянных деньгах. Он думал только о том, что Полина напугана, и главным для него стало понять, в чем дело.

В кустах Филин просидел до девяти утра. Старуха Овсянникова не возвращалась, и к дому ее никто не подходил. Никто ни разу не прошел мимо кустов акации, за которыми он удобно устроился, никто ни разу не показался на тихой кривой тропинке между заборами, только маленькая кривоногая собачонка прошествовала мимо, лениво и равнодушно оглядев Филина.

В девять он достал из сумки старые кожаные перчатки, натянул на руки, перекинул сумку через шаткий забор и перелез сам, оцарапавшись о росшую вдоль забора малину. Тихо ругнулся, недолго посидел в малиннике, внимательно слушая тишину летнего утра, и, стараясь держаться у яблоневых стволов, пробрался к дому. Крыльцо располагалось удачно, удобно скрытое от соседних участков плодовыми деревьями. Простенький замок Филин открыл почти мгновенно, на кухне напился воды из-под крана, оказавшейся удивительно вкусной, подвинул стул и сел у окна, выходящего на ведущую к дому дорожку.

Почему девчонка не побежала к бабке Овсянниковой? Если всю жизнь здесь жила, всех должна знать, и старуху Овсянникову тоже. Однако не побежала и к сыночку в дом пыталась попасть сама, без помощи его матери.

Характер у бабки, насколько Филин успел узнать, суровый. Он еще накануне потолкался с местными алкашами, и про самого Овсянникова наслушался, и про его мамашу.

Вообще-то народ к Сергею Михайловичу относился хорошо, даже строящийся дом ему в вину не ставили, понимали, если человек завод из небытия поднял, имеет право домишко отстроить. Барином Овсянников не сделался, к простым людям относился уважительно, с пониманием, пенсионерам какие-никакие льготы пытался выбить, в городе навел порядок, на улицах обеспечил чистоту. Мужики без издевки называли его хозяином, с настоящим уважением.

Филин попробовал про его баб поспрашивать, но тут никто ничего толком не знал. Была одна, жили как муж с женой, но недолго. Но и с бабами Овсянников ни в чем крамольном замечен не был, девок табунами к себе не возил, в бане со шлюхами не парился.

Впрочем, сейчас его интересовала только одна баба. Тамара.

Узнать, как ее зовут, было проще простого, если имеешь комп и нужные базы данных. Но Филину даже этого делать не пришлось, когда шел за ней от вокзала, услышал, как ее окликнула соседка.

Вариантов было два: либо она попытается связаться с Овсянниковым, причем срочно, либо сбежит из города. Почему-то Филин был уверен, что Тамара останется здесь.

В просвете между яблоневыми ветвями проглядывало крыльцо соседнего дома. Филин был уверен, что дом пустует, и удивился, увидев на крыльце девицу. Девица постояла, поглазела по сторонам, закурила, усевшись на ступеньку, поднялась, исчезла куда-то и опять появилась с пригоршней каких-то ягод, которые сжевала, опять усевшись на крыльцо.

А ведь девица вполне может быть Тамариной подружкой, вполне. Правда, сейчас Тамара у нее вряд ли прячется, девица ведет себя спокойно, на соседский дом не пялится, по сторонам не оглядывается, и Филин утратил к ней интерес.

Через какое-то время к молодой соседке зашел высокий парень, они о чем-то поговорили, стоя на крыльце, и парень отправился восвояси. Парня Филин узнал, видел его, бродя по окрестностям. Здесь же живет, недалеко.

Потом девица, одетая уже по-другому, не в шортики, в которых бродила по собственному двору, а в длинную пеструю юбку, отправилась куда-то, заперев дом. Вернулась с каким-то мужиком, с ним тоже постояла на крыльце, поговорила и исчезла в доме.

Нет, у соседки Тамары не было, он бы почувствовал. Филин поднялся, опять выпил воды и вернулся на наблюдательный пост, думать.

– Что за мужик? – Караулившая у окна Тамара еле дождалась, когда Лина войдет в дом.

– Мы с ним в поезде вместе ехали. – Лина поставила сумку с продуктами на пол, налила из чайника холодной воды в чашку и с удовольствием выпила.

– Симпатичный. Где ты его подцепила?

– Я его не цепляла. – Лина уже забыла, как часто ее раздражала подруга. – Я его встретила в магазине.

– Молодец, – похвалила Тамара. – Не теряешь зря времени.

– Кончай, Том.

– Да ладно, не злись, – засмеялась та и уселась за стол, подперев щеки руками. – Купила?

– Купила. – Лина достала два целлофановых пакета. – Держи.

После долгих раздумий Лина купила подруге почти такую же юбку, как у нее самой – длинную, в мелких цветах на черном фоне, бежевый топик, подходящий по оттенку к цветам, и бежевые шлепанцы на плоской подошве. Совсем не то, что Тамара любила носить.

– Господи, кошмар какой! – ахнула она. – Специально постаралась? Я тебе что, старуха столетняя?

– Перебьешься, – разозлилась Лина. – Как я тебе без примерки что-то другое куплю?

– Сама в таком ходи, – ворчала Тамара, натягивая обновки. Покрутилась перед зеркалом и, как ни странно, осталась довольна и собой и покупками.

– А я и хожу, – засмеялась Лина. – И даже мужики сумки до дома доносят.

– Ну а босоножки с каблуком не могла купить?

– Не могла. Босоножки уж точно мерить надо.

– Ну ладно, – засмеялась наконец Тамара. – Спасибо.

– Обедать хочешь?

– Нет пока. А ты?

– Тоже не хочу. Том, я пойду ягоду собирать. Ты к окнам не подходи на всякий случай.

– Не дурее тебя. Иди. Ты собирай, а я буду варенье варить.

Лина переоделась в купальник, повесила на шею пластмассовое ведерко и задержалась около двери:

– Тома, у него пистолет был?

– Наверное. Не знаю, не видела. У него сумка была, большая. Обычная такая, дорожная. А что?

– Просто думаю. В сумке можно не только пистолет спрятать, винтовку тоже.

– Ну и что? Какая нам разница?

– Пока не знаю. Просто… Чтобы из пистолета выстрелить, надо к человеку близко подойти, а из винтовки можно и в окно стрельнуть.

– Не знаю, Лин. Может, и есть у него винтовка.

– А одет он во что?

– Джинсы, футболка. Одет как все. Футболка светлая, с какими-то надписями на груди.

– А на ногах?

– Шлепанцы. Вроде пляжных, спереди на липучке.

– В поезде он не мог в таком виде ехать. В шлепанцах.

– Ну конечно! Сейчас на работу в шлепанцах ходят, не то что по поезду.

– Я думаю, он приехал на машине. У него должна быть запасная одежда, не в шлепанцах же он на дело пойдет.

– Не знаю. Когда я его первый раз увидела, он шел с толпой с московского поезда. Если он приехал на тачке, что он тогда на вокзале делал?

– Черт его знает. По-моему, машина у него должна быть. Что же он, выстрелит, а потом пойдет тачку ловить? И ночевать ему где-то нужно, он же не знал, что тебя встретит.

– Может, у него тут сообщник? – предположила Тамара.

– Может, – согласилась Лина. – Только вроде бы киллеры работают всегда в одиночку.

– Ну, а если и есть у него машина, как мы ее найдем?

– Не знаю. Ладно, я пошла в сад. Не подходи к окнам, – еще раз предупредила Лина.

Тамара, осторожно отодвинув занавеску, посмотрела, как подруга тащит с крыльца стремянку, и внезапно похолодела от страха, представив, что Лины могло не оказаться в городе.

Тропинин свернул с улицы, на которой стоял Полинин дом, едва завидев узкую тропинку между заборами прилегающих друг к другу участков. Расстояние между участками было таким маленьким, что местами вдвоем по тропинке, пожалуй, не разойтись. Почти заросшая травой тропа непонятно для какой надобности огибала несколько участков. В одном месте Тропинин задержался, отсюда Полинин дом был неплохо виден, несмотря на густую зелень небольшого сада. И в другом месте задержался, отсюда открывался вид на соседний дом, матери Овсянникова. Тропинин раздвинул руками ветви акации, покрутил головой и зачем-то полез в кусты. Крыльцо дома было прямо перед ним. Если бы кому-то понадобилось наблюдать за домом, лучше места не найти, пришла в голову нелепая мысль.

Надо было уходить, но он медлил. То ли трава под ногами казалась примятой, то ли еще что, но он почти не удивился, заметив по ту сторону забора вмятину среди стелющейся травы. Вмятину могла оставить собака, когда-то в детстве у него был пес, беспородный, его мама подобрала щенком в жуткий мороз. Собака любила спать на грядках, даже не спать, а просто валяться назло хозяевам, прекрасно зная, что это совершенно недопустимо, и потом весело убегала от справедливого наказания.

А еще вмятину вполне могло оставить что-то перекинутое через забор. Сумка, например. Или человек, ненадолго присевший в траву. Вряд ли хозяйке могло прийти в голову сидеть под собственным забором.

Тропинин вылез из кустов, вернулся к тому месту, откуда был видел Полинин участок, уселся в траву и достал мобильный.

Номер сотового телефона Овсянникова Тропинин получил за две минуты. Позвонил несчастному, всего боящемуся директору, тот слабо поупирался, но номер продиктовал.

Становилось жарко, над раскаленной землей дрожал воздух. Где-то рядом стрекотал невидимый кузнечик, хрипло жужжал толстый шмель около бледно-розового вьюнка.

Появилась Лина, очень стройная в темном купальнике. Она тащила перед собой стремянку, исчезла за деревьями, снова появилась, уже без стремянки, зато с маленьким ведром в руках, и направилась к дому. Опять появилась и опять исчезла. Тропинин наблюдал за ней долго, огорчаясь, когда ее не видел.

Изредка откуда-то доносились еле слышные голоса, лениво потявкала собака. Тропинин любил лето и всегда жалел, что оно такое короткое. Нужно осенью съездить куда-нибудь в Африку, решил он и неожиданно понял, что отдыхать хочет только с этой совсем незнакомой девушкой и больше ни с кем. Ему хотелось смотреть, как она выходит из моря, или идет по городу, или делает что-нибудь другое, неважно что. Хотелось понять, почему у нее такие грустные глаза, а еще больше хотелось, чтобы эти глаза зажигались радостью, когда она будет смотреть на него, Тропинина.

А ведь в магазине она ему обрадовалась, понял вдруг он. Точно обрадовалась, когда он полез к ней со своей помощью.

Или просто потому, что он поможет ей дотащить тяжеленную сумку?

Теперь Лина исчезла в доме надолго, набрала ягод и будет что-то с ними делать.

Тропинин встал, отряхнул джинсы, осмотрел себя, насколько смог, почистил ладонью колени и, обойдя по тропинке деревянные заборы, опять подошел к знакомой калитке.

Дверь в дом была открыта настежь. Тропинин потоптался на крыльце и позвал:

– Лина!

Она выбежала через секунду. Теперь помимо черного купальника на ней была надета длинная цыганская юбка, в которой она ходила купаться.

И опять ему показалось, что она обрадовалась, увидев его.

– Я хочу пригласить вас в ресторан. То есть не обязательно в ресторан, – запутался он. – Куда хотите. На свидание.

– Хотите пригласить или приглашаете? – уточнила она.

– Приглашаю. Уже пригласил.

Он вдруг испугался, что она сейчас ему откажет, и даже почувствовал, как тоскливо становится ему в этом захолустном городишке. Она ему откажет, а он даже не сможет уехать, потому что придется дожидаться приезда хозяина завода. Вот досада-то…

Впрочем, он не может уехать не только поэтому, ему необходимо понять, чем она была так встревожена утром.

– Спасибо, Павел, – переступила она босыми ногами и засмеялась. – Я принимаю ваше приглашение. Меня сто лет никто не приглашал на свидания.

Не радуйся, предостерег себя Тропинин. Не радуйся, она замужем.

Он не мог не радоваться.

– Подождите меня, пожалуйста. Я сейчас.

Тропинин уселся на крыльцо. Сквозь деревья едва просматривался соседский дом.

Нужно обязательно узнать, зачем ей так срочно понадобился телефон хозяина завода. И кого она скрывала в своем доме. Нет, не скрывала – скрывает. Иначе пригласила бы его зайти в дом.

К середине дня Филин почувствовал, что проголодался. Опять натянул на руки перчатки, сброшенные по причине невыносимой жарищи в запертом доме, и заглянул в бабкин холодильник. Пооткрывал нарядные, все в цветочках, контейнеры, плотными рядами занимавшие полки, в одном обнаружил круглой формы котлеты, попробовал – вкусно, молодец старушка, отлично готовит. Котлет в большом контейнере было много, Филин съел три и опять вернулся к окну. Рискнул, слегка приоткрыл одну створку, совсем дышать нечем.

Соседка крутилась в саду, Филин смотрел на нее с удовольствием, как на картинку. Лица на таком расстоянии не рассмотреть, но Филин не сомневался – красивая.

Вот ведь интересно, уж какая Тамара красивая девка, а Филин не сомневался, встретились бы они при других обстоятельствах, вполне мог бы рассчитывать на ответную любовь. А с той, в саду – вряд ли. Он и сам не понимал, откуда взялось у него такое знание, просто чувствовал.

Впрочем, это его не раздражало. Он соседке навязываться не собирался.

Она все мелькала в саду, внося разнообразие в его скучное сидение у окна, потом исчезла надолго, потом вообще ушла куда-то с высоким плотным мужиком.

Когда-то давно Филин таким мужикам завидовал, сам рос невысоким, щуплым. А потом завидовать перестал. Когда понял, что почти любого такого атлета может уложить в буквальном смысле одной левой. К тому времени Филин уже отлично владел несколькими видами единоборств.

По-хорошему, в отсутствие соседки нужно было бы проверить ее дом, на всякий случай, но Филин не рискнул, она могла вернуться в любой момент. Проверить ее дом он еще успеет.

– Пойдемте купаться, Павел, – предложила Лина, появляясь все в той же юбке, только теперь еще в босоножках и светлой маечке. – Если вы не передумали.

– Я не передумал, – заверил Тропинин. Ему хотелось сказать, что в такую жару только и остается, что сидеть на реке, а без нее там ему неинтересно, но сказал совсем другое, лишнее: – А где ваш муж?