Текст книги "Мой дом – чужая крепость"

Автор книги: Евгения Горская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Среда, 19 декабря

Корсун уже опаздывал, опаздывать он не любил, но все целовал еще не накрашенные глаза, губы, волосы и никак не мог оторваться от Тони в маленькой прихожей.

– Коля, я боюсь, – прошептала она.

– За Лилю? – не понял он. – За Тимошку?

– Нет. То есть да, я боюсь за Лилю и за Тимошку, – подтвердила она и брякнула то, чего не полагается говорить уважающей себя женщине: – Я боюсь за себя. Я боюсь, что когда-нибудь ты не придешь.

– Этого бояться не стоит, – улыбнулся он от счастья и удивления, как Тоня может не понимать самого главного, что она одна стала смыслом его жизни. – Это невозможно. Я не могу без тебя жить.

– Раньше же жил. – Он понял, что она тоже улыбается.

– Нет, – не согласился он. – Мне только казалось, что я живу.

Тоня из окна проводила глазами его машину, бросила взгляд на часы, торопливо подкрасилась, оделась и, спустившись во двор, отошла к собачьей дорожке, ведущей к Тимошкиной школе. Спрятаться было негде, это летом она могла укрыться за кустами сирени, и Тоня стала неторопливо прогуливаться на виду у всего дома. Впрочем, едва ли какому-то жильцу есть дело до ее прогулок.

Она очень удивилась бы, узнав, что кто-то внимательно наблюдает за ней из окна.

Тоня была почти уверена, что «Хонда» не появится, но светлая машина въехала во двор, остановившись у соседнего подъезда. Непослушными от мороза пальцами – она успела основательно замерзнуть за время непродолжительной прогулки – Тоня достала из сумки телефон и, стараясь делать это незаметно, принялась фотографировать бампер машины, молясь, чтобы импортная техника не отказала на славном русском морозе.

Появилась Лиля, направилась вместе с сыном к школе по своей обычной дороге, через несколько минут отъехала «Хонда».

Тоня рванулась домой, едва сбросив сапоги и шубу, включила компьютер, перекачала снимки машины, номер был отчетливо виден. Достала из сумки флэшку, нашла папку с надписью «Дима» и тупо уставилась на экран, отказываясь верить в невозможное – во двор уже третий раз заезжала Димина машина. И уезжала вслед за Лилей.

В конце прошлого года Дима болел и просил ее оформить за него служебную записку с просьбой выделить место на институтской парковке. Она оформила, конечно. Указала номер и марку машины и чудом не удалила с флэшки ненужный документ.

Тоня решительно взяла телефон, набрала номер.

– Дима, ты где?

– У себя, – удивился его голос. – Зайди ко мне, Тонечка. Мне нужно с тобой поговорить..

– Я еще дома, – решительность исчезала с каждой секундой, и Тоня трусливо попросила: – Я хочу взять отгул сегодня. И завтра.

– Бери, конечно, – помолчав, разрешил он.

Тоня сделала себе чай, неторопливо выпила, слушая новости по радио. Почему-то вспомнились криминальные новости, которые она недавно смотрела, не зная, придет ли Коля, опять мелькнула неясная, неприятная, связанная с этими новостями мысль. Тоня почти не заметила этой мысли, сейчас ее голова была занята совсем другим.

Она вернулась к компьютеру, опять внимательно просмотрела кадры с камеры в подъезде, которые принесла Лиля. Женщина в пушистой шапке, на которую они обратили внимание, была Димина жена Ася.

Нет, поправила себя Тоня, она просто похожа на Асю.

Тоня была на Диминой свадьбе. Дима тогда пригласил всю группу, и не пойти она просто не могла. Она видела счастливую Асю на свадьбе и потом несколько раз на институтских корпоративах. Она старалась не разглядывать Димину жену, но и завязать себе глаза не могла.

Женщина на снимках была однозначно похожа на Асю. Странно, что она сразу не заметила сходства.

Каким образом жена Димы может быть связана с шантажом?

Сказать ему?

Спросить саму Асю?

Нужно заняться чем-то другим, решение придет само. Тоня опять потянулась к телефону.

– Мама, ты дома сегодня? – обрадовалась она, услышав мамин голос. – Я приеду сейчас, привезу деньги, я у папы занимала.

Рассказать Лиле? Коле? Это будет самое правильное, но как потом встречаться с Димой? Делать вид, что ничего не произошло?

Как ни странно, мама особого любопытства насчет денег не проявила, положила их в коробку, где родители хранили наличные, и бросилась кормить дочь.

– Я недавно встречалась с Дашей, – накладывая многочисленные закуски, рассказывала Тоня. Мама любила, когда на столе много еды. – И мы поняли, что почти ничего не знаем про дедушку.

– То есть как не знаете? – удивилась Елена Александровна. – Он был конструктором авиационных двигателей. Разработки были секретные и шли по военному ведомству, отсюда у дедушки генеральское звание.

– Я не про это. Каким он был человеком? Как они с бабушкой жили? Как познакомились?

– Как жили? – Мама отошла от плиты, села напротив Тони. – Знаешь, я никогда об этом не задумывалась, но они казались немного странной парой. Мама наша, сама знаешь, железная леди, а папа был совсем другим. Чутким, добрым. Остроумным. Для нас с Таней праздник начинался, когда он появлялся дома. Он с нами шутил, баловал нас, игрушки дорогие привозил. Он в закрытом городке под Москвой работал, приезжал только на выходные. Я его очень любила, всегда ходила за ним хвостом. Таня тоже, но она все-таки постарше меня на три года, а в детстве это огромная разница. Она больше любила с подружками время проводить, а я с папой. Он очень много знал, хорошо рассказывал. Мне всегда было с ним интересно.

– А почему они тебе казались странной парой? – не поняла Тоня. – Потому что бабушка более строгая?

– Возможно. Не знаю, как это объяснить, но у них словно не было общих интересов помимо детей и дома. Я не помню, чтобы они говорили о политике, например. Тогда все любили о политике поговорить. Или чтобы они обсуждали какой-то фильм, книжку. Нет, никогда. Кстати, со мной папа книги обсуждал. А с мамой они обсуждали, какие продукты нужно купить и всякую такую ерунду. Таня простудилась, нужно вызвать врача… У меня много ошибок в диктанте, нужно со мной позаниматься русским языком… Может быть, отец слишком уставал на работе и его хватало только на семейные дела. Не знаю…

– Ты думаешь, они друг друга не любили?

– Нет, совсем не так. По-моему, им было хорошо вместе. Они заботились друг о друге, никогда не ссорились, при нас, во всяком случае. Просто между ними не было особого душевного тепла. Но тут, возможно, виноват мамин характер. Когда папы не стало, она очень переживала, похудела, почернела. Нас с Таней тогда в Москве не было, Таня на юге отдыхала, а я уехала со стройотрядом. Раньше студентов на каникулах заставляли в стройотрядах работать, вот наша группа под Астраханью помидоры и собирала. Было очень весело, кстати. Я тогда на второй курс перешла. Когда получила телеграмму и приехала в Москву, маму едва узнала. Ну а бабушка, моя бабушка – твоя прабабка Екатерина – та совсем почти рассудка лишилась. Она папу всего на два месяца пережила. А Вера почему-то совсем перестала с нами общаться.

– Какая Вера?

– Вера, – вздохнула мама. – Дедушки твоего сестра.

– Подожди, – удивилась Тоня. – У меня есть родственница, про которую я ничего не знаю?

– Есть. Бабушка Катя и Вера жили отдельно от нас, виделись мы не часто, по несколько раз в году на всяких семейных торжествах. Но все-таки виделись. А как папы не стало, Вера ни разу не позвонила. Я с ней пыталась связаться, но она явно не хотела со мной разговаривать. Цедила что-то сквозь зубы, и все. Кстати, это совершенно на нее не похоже, она всегда отличалась большой деликатностью. А потом она обменяла свою квартиру и велела новым хозяевам никому не давать своих координат.

– И ты не пыталась ее разыскать?

– Нет. Зачем? Человек не хочет со мной общаться, зачем я буду навязываться?

– Кошмар какой. Мам, а как ты думаешь, она жива?

– Вера жива.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. – Елена Александровна собрала грязные тарелки, сложила в мойку. – Каждый раз, когда мы приходим к твоему деду на кладбище, находим там свежие цветы. Едва ли кто-то кроме нее их приносит. Кстати, в субботу у дедушки день рождения, я уверена, что опять найду там цветы.

– Господи! Может, у нее с головой не все в порядке? Она одинокая? – глупо спросила Тоня, но разозлилась при этом почему-то не на себя, а на Дашку.

– Была одинокая. И с головой у нее все в порядке. И еще… Я, когда водила тебя в детский сад, а потом в школу, иногда ее видела. Думаю, она приезжала на тебя посмотреть. А когда я пыталась к ней подойти, сразу уходила.

– Ничего себе!

Тоне были очень интересны неизвестные семейные тайны, но тут позвонил Коля, она засобиралась, заторопилась, унося неприятный осадок от известия о существовании загадочной родственницы.

Корсуна Лилины проблемы никак не касались, к Тоне они отношения не имели, и о них спокойно можно было забыть, но он знал, что поисков шантажиста не бросит. То ли из любопытства, то ли из-за жалости к Лиле, то ли из-за простой человеческой тяги к справедливости.

В четыре Николай позвонил директору и, испытывая небольшие муки совести – все-таки его присутствие на работе было желательно, сообщил, что должен уехать.

– Ты не заболел, Николай? – сочувственно спросил директор.

– Нет, – покаялся Корсун. – Мне… по личному делу.

– Ну, раз по личному, езжай, – усмехнулся директор и неожиданно спросил: – Ты, случайно, не жениться надумал?

– Да, – подтвердил Корсун. – Надумал.

Вскоре, забрав Тоню у ближайшего к дому ее родителей метро, он ехал по уже знакомой дороге к месту жительства предполагаемого шантажиста.

Машину удалось поставить очень удобно, вся толпа с электрички должна пройти мимо. У самой железнодорожной платформы – вчера он этого не заметил – приютился маленький самостийный рынок, пахло солеными огурцами, пряностями. Тоня не удержалась, купила огурцов из слегка тронутой морозом бочки, они оказались очень вкусными, хрустеть ими в машине было неудобно и очень смешно.

– Я сфотографировала номер машины, – Тоня все-таки не удержалась, рассказала про свою утреннюю слежку. – Это «Хонда» моего коллеги Димы Колосова. Мы с ним учились вместе в институте, я его давно знаю. А в подъезд к нам входила его жена, Ася. Чертовщина какая-то. Не знаю, что теперь делать.

– Тебя на минуту нельзя оставить, – пробурчал Корсун. – Больше без меня ни шагу, поняла?

– Поняла, – покаялась Тоня. – Так что теперь делать-то?

– Пока ничего не делать, сейчас главное никого не спугнуть. А там видно будет.

– Почему сейчас не спугнуть? – не поняла она.

– Потому что у нас нет никаких доказательств. Доказать, что он вымогал у Лили деньги и она ему их дала, невозможно. Нужно дождаться следующего звонка, записать разговор и тогда действовать.

– Ты думаешь, он еще позвонит?

– Обязательно. Иначе бы они Лилю не пугали, фотки не подсовывали. Это же лишний риск. Что ты знаешь про эту Асю?

– Почти ничего. Вроде бы она училась в медучилище, потом стала художницей.

Когда-то Тоня ненавидела Асю и считала себя самой несчастной на свете. Она бы и сейчас считала себя несчастной и завидовала Асе, если бы не встретила опять Колю.

– Коллега Дима может быть с этим связан?

– Исключено, – сразу ответила Тоня. – Он такой… чистюля. В широком смысле. Со всеми вежлив, перед начальством не прогибается, очень заботится о своей репутации. Чтобы он связался с какими-то бандитами? Никогда.

– Я тоже со всеми вежлив и перед начальством не прогибаюсь, – обиделся Корсун.

– Да, – согласилась Тоня. – Только Дима не стал бы никого выслеживать. На это есть полиция.

Подошла московская электричка, Корсун напряженно всматривался в толпу, боясь пропустить куртку с пушистым капюшоном. Мужик появился, когда немногочисленные пассажиры уже миновали пешеходный переход, и опять направился к автобусной остановке.

– Он? – Корсун скосил глаза на Тоню, непрерывно щелкая камерой телефона и пытаясь поймать лицо под опушкой капюшона.

– Вроде похож, – неуверенно согласилась она. – Куртка похожа. У меня плохая память на лица.

Корсун мягко тронул машину, опережая автобус, проехал до нужной остановки, чмокнул Тоню в нос, вылез, прошел вдоль дома, где вчера потерял шантажиста, остановился у одного из подъездов, приложив телефон к уху. Конспирация была так себе, но ничего лучшего он не придумал.

Мужик появился минут через десять, не торопясь скрылся в подъезде. На Корсуна не обратил никакого внимания.

Если Лиля его узнает, половина дела сделана, они нашли преступника. Оставалась вторая половина – поймать его с поличным. Ну и самое главное – пресечь шантаж.

Припарковаться оказалось трудно, но Даше повезло, прямо перед ней от тротуара отъехал тяжелый джип, и она влезла между двумя заиндевевшими «Фордами». Из машины подъезд ее единственного был виден отлично.

Даша достала из сумки телефон, посмотрела время – ждать оставалось не меньше получаса, единственный возвращался домой к половине восьмого.

Раньше она считала, что самое восхитительное чувство на свете – это любовь, а теперь знала, что нет ничего лучше мести. Она опять порылась в сумочке, достала планшет, в который раз полистала электронные фотографии. На них единственный выглядел замечательно, и девушка рядом с ним тоже. И разрешение снимков было отличное: хочешь – разглядывай каждый волосок на голове, хочешь – что-нибудь еще, пониже талии.

Снимки попали к Даше случайно. Тогда она еще втайне мечтала, что он бросит свою корову, опомнится, вспомнит, как они любили друг друга, и поймет, что эта любовь – самое ценное в его жизни.

Девчонка, совсем молоденькая, лет восемнадцати, пришла к Даше в слезах. История оказалась банальной, даже слушать скучно – любил, обещал развестись и исчез. Даша девчонке посочувствовала и велела принести фотографии, лучше интимные. Про интимные сказала просто так, из чистого любопытства.

Дурочка принесла фотки на следующий день в электронном виде, на флэшке. Даша хотела ее за это поругать – фотографии должны быть на бумаге, но, увидев голого своего единственного, почти потеряла дар речи, впервые за много лет опять почувствовав себя разбитой горем. Больше ни о каком возвращении к ней не могло быть и речи, теперь он развлекался с восемнадцатилетними.

Приступ горя был оглушающим, но Даша собралась, поколдовала над экраном компьютера и, хорошо зная бывшего возлюбленного, дала девушке ценный совет. Любимому нужно позвонить, а если не ответит, послать эсэмэску следующего содержания: прости, встретила другого, прощай. Единственный был большим собственником и ни за что не допустил бы, чтобы девушка бросила его первая.

Совет сработал, он вернулся к брошенной юной пассии, а та периодически приходила к Даше, благодарила и приносила новые фотки для нового магического действия – удержать любимого.

В первую ночь, когда Даша узнала единственного на фотографии с девчонкой, она не могла заснуть. Пришлось пить снотворное, у нее даже мелькнула мысль выпить всю упаковку, чтобы покончить с муками неразделенной любви. Она удержалась, конечно, но уснула самым несчастным на земле человеком. А проснулась человеком нормальным, даже, пожалуй, почти счастливым – теперь она знала, что будет делать.

Даша убрала планшет в сумку, уселась поудобнее, глядя на дверь подъезда. Единственный, высокий, подтянутый, появился неожиданно – она его едва не пропустила, – прижал к домофону бляшку электронного ключа и исчез за тяжелой дверью. Искушение показать ему снимки сейчас же было сильным, но Даша слабости не проявила, стерпела. Это нужно делать не на ходу, а со вкусом, этим надо наслаждаться, потому что ничего отраднее этого наслаждения нет и быть не может.

Она сильная, она подождет.

Уже повернув ключ зажигания, она снова взглянула на подъезд и недолго наблюдала жену единственного, здоровенную, необъятную, в длинной, до пят, норковой шубе.

Даша нащупала в сумке планшет, любовно его погладила, осторожно вклинилась в поток машин, улыбнулась и тихо замурлыкала подхваченную где-то мелодию. Она почти дождалась своего часа.

Лиля уверенно опознала шантажиста, несмотря на темноту и невысокое качество съемки.

– Я думаю, он объявится в скором времени, – предположил Корсун.

– У меня больше нет денег.

– Это их не остановит. Можно, в конце концов, взять кредит, продать машину…

– Почему их? – удивилась Лиля. – Разве он не один?

– Это я так, образно говорю, – поправился Николай. – Его или их не остановит, даже если вы останетесь без квартиры. Поэтому лучше прекратить все как можно раньше. А еще лучше будет, если ты расскажешь, чем они тебя держат.

– Как это можно прекратить? – Она не могла рассказать, чем ее держат. Понимала, что это самое правильное, но не могла.

– Нужно обязательно записать ваш разговор, обязательно. На встречу поедем вместе. А там посмотрим. Я бы просто морду ему набил и полицией пригрозил. И получил бы назад все деньги до копейки.

– Я не могу идти в полицию, – напомнила Лиля.

– Значит, будем разбираться сами.

– Жалко ее, – вздохнула Тоня, закрыв за соседкой дверь.

– Жалко. – Лиля с каждым днем делалась все более пришибленной, и он чувствовал себя в этом виноватым.

– Знаешь, Коля, у нас какая-то странная семья, – перешла Тоня на другое. Достала кастрюлю, поставила на огонь, начала резать овощи для салата. – То есть семья нормальная, правда, у бабушки характер сложный. А недавно мама сказала, что у меня есть старая тетка, дедушкина сестра, представляешь? И Даша про нее ничего не знала. Даша – это моя двоюродная сестра.

– Я помню. Кстати, она кто по профессии?

– Она психолог по образованию. А работает… Порчу снимает, сглаз.

– Вот слабоумие-то! – поразился он. – И много желающих порчу снять?

– Ты представляешь, много! Но она и психологическую помощь оказывает: как пережить развод и все такое. У нее полно клиентов. То есть клиенток, в основном этим женщины увлекаются.

Тоня собралась рассказать, что хочет найти тетю Веру, но тут позвонили в дверь, и она вышла в прихожую. Корсун решил, что вернулась Лиля, но из прихожей донесся мужской голос.

– Привет, – заулыбался сосед Максим.

– Привет, – хмуро кивнула Тоня. Господи, как она его не любит, а ведь особого повода нет. Не любит, и все.

– Я тебя в гости хочу позвать. Пойдем, Тонька. Выпьем.

– Не пойдем, – отрезала она. – Пока, Макс.

– Да ладно тебе, – он прижал ногой дверь, не давая ее закрыть.

– Добрый вечер, – Корсун возник неслышно, потянул Тоню за руку, передвинул себе за спину. – Что здесь происходит?

Что-то ленивое появилось в Колиных движениях, кошачье, отчего сосед как-то сразу изменился. С лица исчезла наглость, а сам он будто бы стал меньше ростом.

– Ничего, – пробормотал Максим. – В гости хотел позвать. Извините. Я не имел в виду ничего плохого.

Такого Максим никак не ожидал. Он привык считать соседку занудной старой девой и даже жалел ее, убогую. Правда, в последнее время он испытывал к Тоне другие чувства, но лучше ей об этом не догадываться.

– Кто это? – запирая дверь, хмуро спросил Корсун.

– Сосед. Такой… придурок, – зло ответила Тоня. – Вечно у него какие-то пьянки, гулянки. Я недавно из командировки возвращалась ночью, вышла из такси, так он такую пьяную девицу в машину затаскивал, она на ногах не стояла. Я терпеть не могу, когда он ко мне заходит.

– Больше не зайдет, – пообещал Николай, крепко прижимая ее к себе. – И ты никогда не будешь одна ходить по ночам.

Четверг, 20 декабря

Бабушка звонила Тоне редко, разве что в день рождения. Внучки звонили ей сами регулярно, раз в неделю, и неожиданный звонок около девяти Тоню удивил.

– Антонина, посмотри в Интернете, будь добра, что за препарат такой, – Зоя Степановна продиктовала незнакомое название. Тоня схватила ручку, записала на клочке журнала с кроссвордами, которые вчера отгадывал Коля.

– Сейчас посмотрю, – пообещала она.

– Посмотри все, показания, противопоказания, состав, дозы.

– Да, конечно. Тебе прочитать или распечатать и привезти домой?

– Я бы хотела прочитать сама, – после минутной заминки ответила бабушка. Заминка означала, что предложение слушать внучкин лепет она расценивает как бестактность.

– Хорошо, бабуль, я все распечатаю и привезу. Я прямо сейчас привезу, – решила Тоня.

– Такой необходимости нет. В рабочее время следует работать, – напомнила Тоне трубка. – Можешь приехать вечером.

– Тебе что-нибудь нужно, бабушка? Хочешь, я в магазин зайду?

– Я прекрасно справляюсь сама. И ко мне приходит социальный работник, как тебе известно. Не забудь о моей просьбе, Антонина.

Тоня порассматривала заснеженный двор, поискала глазами и не нашла светлую «Хонду» и позвонила Колосову на мобильный.

– Дима, я хочу сегодня опять взять отгул и, возможно, завтра. Ты не возражаешь? – Надо бы рассказать ему про Асю, с тоской подумала Тоня, чувствуя себя предательницей.

– Не возражаю, конечно. Тоня…

– Спасибо, Дима, – невежливо перебила она, торопясь к компьютеру.

Бабушка все медицинские новинки отслеживала, до сих пор покупала специальную медицинскую литературу, а компьютером пользоваться так и не научилась. Тоня подозревала, что она просто не может признать, что дочери и внучки хоть в чем-то разбираются лучше ее, поэтому разговоров о современном доступе к информации словно и не замечала.

Тоня уже одевалась, когда позвонила сестра.

– Я была у дяди Гоши, – доложила Даша. – В театр он ходил с соседкой, нам это ничем не грозит. Тьфу, тьфу, тьфу.

– Пусть ходит с кем хочет, – перебила ее Тоня. – Ты лучше меня послушай. У деда есть сестра Вера, и эта сестра до сих пор перед памятными датами кладет цветы на его могилу.

– Что?! – ахнула Даша. – Откуда ты знаешь?

– От мамы. После смерти деда тетка Вера все связи с нашей семьей оборвала, квартиру поменяла, никого из нас знать не хочет.

– А откуда тетя Лена знает, что цветы кладет эта Вера? Она ее видела?

– Мама предполагает, что это Вера. Больше некому.

– Дела… – задумалась Даша. – Ладно, пока.

Сестра отключилась. Тоня оделась, вышла, спустилась в метро.

Когда-то бабушкин дом поражал богатством широких лестниц, лепниной потолков. Квартиру здесь получил еще прадед, которого Тоня никогда не видела. Сейчас пошла мода на совсем другое жилье, и в доме жили почти одни старики.

– Я же сказала тебе, что можно приехать вечером, – недовольно проговорила бабушка, отпирая Тоне дверь.

– У меня много отгулов, – объяснила Тоня. – Я хочу с нового года место работы поменять, они все равно пропадут.

– Поменять работу? – Зоя Степановна строго посмотрела на Тоню. – Зачем? Что за манера скакать с места на место?

Тоня не скакала с места на место, она собиралась менять работу впервые, и бабушка отлично это знала.

– У меня будет должность выше. Зарплата побольше. И работа интереснее. – Внучка вовсе не верила в сказанное, но аргумент был бабушке понятен.

– Раздевайся, – Зоя Степановна отступила в глубь заставленного книгами коридора.

– Бабушка… – Тоне очень хотелось спросить про тетю Веру, но она не рискнула. Остановилась перед большой фотографией деда в генеральской форме. – Дедушка часто носил мундир? Мы с Дашей мало что про него знаем.

– Что за праздное любопытство, Антонина! Я от тебя этого не ожидала, – недовольно поджала губы Зоя Степановна.

Тоня вовсе не считала свое любопытство праздным, но спорить с бабушкой опять-таки не рискнула.

– Твои предки были талантливыми и образованными людьми. Ты должна гордиться своей семьей.

– Я горжусь, – покорно согласилась Тоня, протягивая ей файловую папку с описанием нового медицинского препарата. Как же она жила с дедом, если и в молодости была такой же?

– Садись. – Зоя Степановна опустилась в кресло, кивнув Тоне на стоящий рядом стул. – Я хочу тебе кое-что сообщить. Дарья уже знает. Я завещаю свою квартиру и все свое имущество вам, моим внучкам, тебе и Дарье. Я поступаю так, потому что считаю моих дочерей недостойными памяти их отца. Елена вышла замуж вопреки моей воле и сразу после смерти Александра. Я считаю это недопустимым. Она не имеет права на наследство.

Тоня молчала, она любила родителей и считала их брак на редкость удачным.

– Она вышла замуж за человека, не способного обеспечить семью…

Это было правдой и неправдой. Папа отличный специалист, имеющий множество научных статей и изобретений, и сейчас очень прилично зарабатывает, родители даже приобрели ей квартиру, правда, путем обмена с доплатой. Но в перестройку их семье пришлось несладко, это верно.

– Твой дед никогда не одобрил бы их брака.

А вот в этом Тоня была вовсе не уверена.

– Татьяна же… Иметь троих мужей возмутительно для женщины! Это просто безнравственно, она превратилась в содержанку и вычеркнула себя из членов нашей семьи.

Как же они жили с дедом, если бабушка и в молодости была такой же?

– Я хочу, чтобы ты знала о моем решении и отнеслась к этому серьезно. Вы с Дарьей должны сохранить традиции нашей семьи, воспитывать своих детей умными и интеллигентными людьми.

Тоня слушала бабушку и отчаянно ее жалела. У нее почти не было подруг, с соседями она только здоровалась, дочери и внучки навещали ее нечасто, дядя Гоша тоже. А когда навещали, особой радости Зоя Степановна не выказывала, вот как сейчас.

Как же она живет в полном одиночестве?

Очень хотелось спросить про тетю Веру, но об этом нечего было и думать.

Поцеловав холодную морщинистую щеку, Тоня дождалась лифта и, выходя из подъезда, столкнулась в дверях с пожилой женщиной.

– Тонечка! – обрадовалась та.

– Галина Сергеевна! – узнала Тоня.

Галина Сергеевна была бабушкиной соседкой, учительницей мамы и тети Тани, потом директором школы. Мама часто ее навещала на День учителя и иногда брала с собой Тоню. Навещая бабушку, Тоня изредка встречала Галину Сергеевну, с радостью и удовольствием беседовала с ней ни о чем.

– Галина Сергеевна, вы давно живете в этом доме?

– Всю жизнь, – засмеялась старая учительница.

– А дедушку моего вы хорошо знали?

– Конечно. Мы же учились в одной школе и играли в одном дворе. Почему ты вдруг заинтересовалась своим дедом?

– Сама не знаю.

– Пойдем ко мне домой, – пригласила Галина Сергеевна. – У меня и фотографии есть. Пойдем, не здесь же стоять. Чайку попьем.

Бабушка чаю Тоне не предложила.

Тоня отключилась. Колосов повертел телефон в руках, бросил его на заваленный бумагами стол. Ему никак нельзя оставаться без Тони. Он пропадет без нее, нужно только ей это объяснить.

Ночью он почти не спал, ворочался, стараясь не разбудить Асю, под утро поплелся на кухню, долго пил кофе. Услышав шум – Ася встала, – быстро оделся и, чмокнув жену в щечку, несмотря на мороз, пошел на работу пешком, а потом неотрывно наблюдал из окна за входом в институт.

Желание увидеть Тоню стало нестерпимым. Колосов запер кабинет, прошел мимо охраны, спустился в метро.

Тоня вышла из подъезда, когда он входил во двор. Дом можно было обойти с двух сторон, она быстро направилась в другую, противоположную. Он уже собрался окликнуть ее и догнать, когда заметил припаркованную за углом дома собственную машину.

Тоня скрылась за заснеженными ветками растущего вдоль дома кустарника, а он тупо и молча наблюдал, как жена, выбравшись из «Хонды», направилась к Тониному подъезду. Он нагнал ее, когда она уже нажимала кнопки домофона.

– Что ты здесь делаешь? – Колосов еще не предполагал ничего кошмарного, он действительно не понимал, что делает здесь Ася.

Она отступила назад, испуганно замерла, пряча от него глаза.

– Ася, почему ты здесь?

Она попыталась убрать за спину конверт, который держала в руке. Колосов выхватил его, в нем оказались фотографии женщины и ребенка.

– Что это?

– Митя, я ни в чем не виновата!

Тоня спрашивала его про машину. Заметила Асю у своего дома? Что, черт возьми, происходит?!

Стоять у чужого подъезда было глупо и нелепо. Колосов двумя пальцами взял жену за плечо, подтолкнул к машине. Он видел ее каждый день на протяжении многих лет, но только сейчас заметил, что след от проколотого когда-то носа виден до сих пор.

– Залезай, – кивнул он, не глядя на жену.

Она покорно полезла в салон. Колосов сел за руль, посмотрел по сторонам, мягко выехал из двора. За всю дорогу до дома он ни разу на Асю не посмотрел, но чувствовал, как она наполняется страхом, и от этого сам тоже наполнялся страхом и ненавистью к жене.

Остановив машину у собственного дома, он молча пошел к подъезду, открыл дверь, по привычке едва не пропустив жену вперед, но не сделал этого, потом остановился, дожидаясь лифта. Ася покорно плелась за ним, покорно вошла в лифт, потом в квартиру.

– Рассказывай!

Колосов повесил пуховик. Ася тоже скинула шубку, робко на него глядя. Шубу жены Колосов вешать не стал, обошел несчастную Асю, прошел в комнату и уселся на диван.

Ася еще какое-то время возилась в прихожей, Колосов ее не торопил, ждал, закинув руки за голову, и не сразу на нее посмотрел, когда она наконец перед ним появилась.

– Ну рассказывай, рассказывай, – кивнул он. – Только не вздумай врать, я все проверю.

Она виновато смотрела, смахнула одинокую слезинку и молчала, кусая губы. Колосов, медленно поднявшись, подошел, посмотрел на нее секунду-другую и наотмашь ударил ладонью по лицу. Старался бить не сильно, но щека у жены мгновенно покраснела, она прижала к ней руку, отшатнулась.

– Я слушаю!

– Митя…

– Я слушаю.

– Я случайно встретила одну женщину… Понимаешь, у нее сын, но это не ее ребенок…

Она говорила, и с каждым ее словом его все больше заполнял тоскливый ужас, превращаясь в безнадежную панику.

Квартира у Галины Сергеевны была небольшая, гораздо меньше, чем у бабушки, и очень уютная.

– Жилплощадь здесь моя мама получила, – объяснила хозяйка, видя, как Тоня разглядывает старые картины на стенах. – Она была заслуженным учителем. В нашем доме, да ты, наверное, знаешь, кто только не жил: и артисты, и ученые, и художники. Кстати, архитектор, который проектировал это здание, тоже жил здесь. В соседнем подъезде.

– Да, – кивнула Тоня, – мама рассказывала.

– Пойдем, Тонечка, – учительница провела ее на кухню. – У меня сегодня чудесный торт. Сама печь ленюсь, в соседнем магазине покупаю. Я сладкое люблю.

– Я тоже. Спасибо.

– Наш дом отличался от соседних не только архитектурой. – Галина Сергеевна захлопотала, подавая на стол чашки, коробку с тортом, варенье. – У нас все квартиры были отдельные, ни одной коммуналки, в отличие от соседних домов. Ты знаешь, что такое коммуналка?

– Знаю.

– Ужас. Теснота, ссоры с соседями и никакой надежды на нормальное жилье. Сейчас даже страшно представить. Все-таки жизнь меняется к лучшему, – учительница отчего-то вздохнула. – Парадоксально, несмотря на то что жизнь меняется к лучшему, бескультурья стало больше. Я сейчас ехала в метро, отгадай, кто уступил мне место.

– Человек с неславянской внешностью, – уверенно сказала Тоня.

– Точно. С одной стороны, вроде бы все в церковь потянулись, а с другой… Вера начинается не с крестин и куличей, а с божьих заповедей, в том числе с уважения к старшим и друг к другу, а этого как раз и нет. Вкусный торт?