Текст книги "Побег"

Автор книги: Евгения Изюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Ничо, – ответил Гермес. – Зато сам целый будешь! – и ругнулся: – Ну, блин, как же я тебя ещё понесу, за штаны что ли? – Но Гермес – необузданный насмешник, потому хихикнул: – Так ведь выскользнешь оттуда, девки-то на площади ослепнут от прелестей твоих, – однако Ерофей почувствовал, что его схватили и за штаны. Он взмыл над площадью, замерев от ужаса, потому что никого над собой не увидел.

Приземлились они в лесочке за городом, вернее, шлепнулся на землю один Ерофей, угодив головой в кучу прелых листьев.

– Эй, ты где, Герка? – робко спросил он пустоту вокруг себя.

– Да тут я! – раздался досадливый голос Гермеса из той пустоты.

Ерофей скособочил голову, насколько смог, чтобы посмотреть, где Гермес, но никого не увидел и опять испуганно спросил:

– Ты где? Хватит дурака валять!

– Ага, ты прав, – насмешливо фыркнул Гермес, – достаточно, что я уже одного дурака носом о землю брякнул.

– Но-но! – воинственно произнес Ерофей, пытаясь подняться, но связанные сзади руки не позволили это сделать. – Ты лучше развяжи меня, чем попусту болтать.

– Да не могу я! – с неожиданным отчаянием вскричал Гермес. – Видишь, не могу материализоваться. Как же я тебя развяжу? – и тут же довольно хохотнул: – А здорово мы шухеру понаделали, когда ты взлетел вверх!

– А топор как ты держал? – недоверчиво спросил Ерофей. – Я же видел, так что не отвлекайся, – и холодно велел Гермесу, – а режь ремни.

– Был бы у тебя сейчас нож, я бы и разрезал, а своим не могу, он же тоже стал невидимым. Не могу я материализоваться! – Гермес чуть не плакал.

– Ага, раньше ты мог, а сейчас не можешь, зараза ты этакая?! – разозлился Ерофей. – Ко мне прилететь – мог, из загса утянуть мог. А сейчас он, видите ли, не может, издеватель чёртов!

– Что ты ругаешься, Ероха? – примирительно сказал голос Гермеса, самого его по-прежнему не было видно. – Я могу переходить в то или иное состояние – видимое или невидимое – в вашем измерении только в полнолуние. И вот получается, что-то держать в руках могу, как топор на эшафоте держал.

– А на Олимпе как мог?! – заорал Ерофей.

– Ерошка, – начал терпеливо увещевать его приятель, – ну там ведь мифическое время, там всё возможно, – и не выдержал, тоже закричал во всё горло. – Я к тебе в первый раз прилетал тоже в полнолуние. Да разве ты мог это с перепою заметить?

И Ерофей понял: не врёт Гермес.

– Ну и как мне быть? – тихо спросил он приятеля.

– Как… – заворчал тот. – Ждать полнолуния.

– О, ё мое! Да ведь сейчас месяц только на убыль пошёл, – простонал Ерофей, вспомнив, что видел через окно своей темницы ущербный кусок луны. – И какой тебя дьявол заставил невидимым стать?

– Ох, – вздохнул тяжко Гермес. – То печальная и очень трогательная история. Я расскажу её тебе как-нибудь… – Гермес испустил душераздирающий вздох из своей могучей груди.

– А! – сказал пренебрежительно Ерофей. – Небось и рассказывать-то нечего. Ты, наверное, полез к квартирной хозяйке с любовью, а её муженёк тут как тут, и застукал вас… Как это? а-а… о натюрэль! Голыми! Вот ты и сбежал, как самый распоследний трус, а даму оставил на растерзание ревнивому разъярённому мужу. Эх ты, – укорил он приятеля.

– Ага, он всех соседей позвал. Что мне оставалось делать? – в голосе Гермеса послышалась жалобная обидчивая нотка. – И убежал вовсе не голым, а успел одеться.

– Ну ладно, – смилостивился Ерофей, – будем считать, что ты просто отступил перед превосходящими силами противника на другой оборонительный рубеж… Но, блин, как же мне развязаться? – он поворочался немного, перевернулся на спину и потом, раскачавшись, с трудом сел. Затем встал на колени, а потом поднялся и на ноги. И скомандовал: – Ладно, идём!

И они пошли, правда, шёл один Ерофей, а невидимый Гермес был неизвестно где: то ли рядом, то ли уже умчался. Через какое-то время Ерофей выбрел на проселочную дорогу. Он устал и очень хотел есть, потому что не ел третьи сутки, с самого Ажена, откуда им так срочно пришлось бежать. Выйдя на дорогу, Ерофей задумался: куда же идти – вправо или влево. Пока он сосредоточенно размышлял, решая эту проблему, с правой стороны послышался скрип колес и разудалая песня. Ерофей нырнул в кусты, шепнув:

– Герка, посмотри, кто там?

Гермес вскоре откликнулся:

– Крестьянин какой-то пьяный, выходи, не бойся.

Ерофей так и сделал. Вышел на дорогу и встал на обочине. Крестьянин, увидев неожиданно вышедшего из леса человека, закричал:

– Стой, не подходи! – и выхватил из-за спины арбалет.

– Но-но! – закричал испуганно Ерофей. Вернее, он шевелил губами, а разговаривал с крестьянином Гермес. – Добрый человек, я сам жертва разбоя! Видишь? Повернись… – шепнул Ерофею Гермес, и он повернулся спиной, чтобы показать связанные руки. А у самого коленки дрожали от страха: мало ли что взбредёт пьяному в голову? Возьмёт да шарахнет в спину из арбалета, с такого-то малого расстояния тяжёлая стрела насквозь прошьёт:

– Помоги мне, развяжи руки, – проговорил Гермес.

– Ага, – подозрительно буркнул крестьянин, оглядываясь. – Я буду тебе руки развязывать, а из кустов разбойники выскочат.

– Дурень, – выругался вполголоса Ерофей, а Гермес прокричал: – Если бы я был разбойником, и нас было бы много, то мне было бы ни к чему выходить на дорогу связанным, и так бы тебя скрутили.

Крестьянин опустил арбалет и задумался. Ерофей похолодел от ужаса, не зная, что он предпримет, вдруг всё же всадит ему в грудь стрелу, хотя бы для того, чтобы забрать его одежду – грязную, однако добротную. Но крестьянин, видимо, решил, что Ерофей не представляет большой опасности, потому изрёк:

– Ты прав, путник, – он слез, кряхтя, с повозки, подошёл к Ерофею и острым ножом разрезал путы.

– Ох, спасибо, добрый человек! – поблагодарил его Гермес, а Ерофей едва опустил задеревеневшие руки, не имея сил даже растереть затёкшие кисти, пробормотал: – Ох, мерси, ох, спасибочко!

А Гермес спросил:

– А куда ты едешь?

– В Марманд, это в сторону Бордо.

– А не подвезешь ли меня туда? – спросил Гермес, а Ерофею было всё равно, куда ехать, лишь бы выбраться из леса, добраться до тёплого камина, возле которого можно и обогреться, и съесть хотя бы корочку хлеба – о большем Ерофей не мечтал.

Крестьянин согласно кивнул. Ерофей уселся на повозку и вскоре задремал под монотонный скрип колес и разудалую песню возницы. Так и доехали до Вильнёва, на окраине городка (Пьер, так звали крестьянина) остановился возле трактира, пригласил и Ерофея пообедать.

«А я? – взвыл тихо Гермес за плечом Ерофея. – Я тоже жрать хочу!»

«А ты можешь святым духом питаться, пройдоха и юбочник, – ехидно ответил мысленно приятелю Ерофей. – Вляпался в историю, как муха в мёд, так терпи да соображай, как стать видимым. А Пьеру скажи, что я простыл, говорить не могу, пусть сам еду заказывает». И вошёл вслед за Пьером в трактир, уверенный, что и Гермес идёт следом.

Хозяин встретил гостей приветливо, приказал служанке накрыть на стол, и Пьер с Ерофеем налегли на жареную курицу. Пьер ел молча. От его былой весёлости не осталось и следа, он тяжко и протяжно вздыхал.

– Ты чего такой мрачный стал? – поинтересовался Ерофей. Он выговорил это с трудом, косноязычно, однако Пьер и внимания не обратил: чего можно ожидать от человека с больным горлом? А Ерофей мысленно попросил Гермеса, чтобы переводил рассказ Пьера и диктовал ему ответ для Пьера. Всё равно, видимо, сидел рядом и глотал слюни, глядя на обильный обед. Гермес согласился.

– Ох, – простонал Пьер, – хозяин меня убьёт! Я был в Капденаке на ярмарке и спустил деньги хозяина в трактире вместо того, чтобы сделать нужные покупки. Не знаю, как ему на глаза явиться.

И Пьер рассказал, что его хозяин – очень богатый, а ещё больше скупой человек. Все его работники считали делом чести как-то обмануть его, потому что при выплате жалования он их сам норовил обмануть. Но в этот раз Пьер перестарался, вошёл в кураж и не заметил, как прогулял да проиграл в кости почти все хозяйские деньги. Вот почему Пьер не поехал сразу к хозяину, у которого за Вильнёвым было небольшое поместье, а остановился у трактира, чтобы оттянуть час расплаты за свою беспечность и дурость. Пока в Капденаке был, то решил в Марманд податься – там живёт дальняя родня, а теперь не знает, что делать – привык он уже к Вильнёву, да и к хозяину, хоть и злыдень он, а привык: знает, чего можно от него ожидать.

«Ерошка, а давай уговорим его не возвращаться к хозяину, поедем дальше на повозке, всё же лучше, чем пешком топать», – «Да нехорошо ведь это, – возразил Ерофей. – Выйдет, что Пьер коня украдёт», – «Но ведь он и так вор, Зевс тебя разрази! – рассердился Гермес. – Он же деньги хозяйские промотал, и накажут его всё равно. Ты головой-то немного подумай, глядишь, дойдёт до тебя, что я прав».

Ерофей «подумал немного» и пришёл к выводу, что Гермес прав – путешестовать в повозке гораздо лучше, чем пешком. Что касается Пьера, то тут, как говорится, семь бед – один ответ, и так и сяк – всё равно накажут, и Ерофей без долгих подходов брякнул:

– Пьер, поехали со мной? Мне надо в Париж, и вдвоем нам будет веселее. А хозяин твой не обеднеет.

Пьер думал недолго, стукнул кружкой по столу, из которой он пил вино, лихо тряхнул головой и ответил:

– Отлично! Пусть будет так. Скучно мне у старого скряги, к тому же он мне за полгода жалование ещё не выплатил, вот я и возьму за это коня, – и они ударили по рукам.

«Ерошка, – просигналил опять Гермес. – Сегодня переночуем в этом кабаке, а завтра двигайте на рынок да купите оружие: одним арбалетом не оборонишься».

Ерофей послушно завёл разговор с Пьером об оружии:

– Слушай, дружище, надо бы ещё что-нибудь из оружия купить. Как ты на это смотришь?

– Ты прав, – согласился Пьер и отправился договариваться с хозяином трактира насчёт ночлега и того, чтобы поставить коня в конюшню и накормить его.

Ерофей сгрёб остатки ужина и пошёл в гостевую комнату под самой крышей трактира, поставил еду на стол и увидел, что пища сама собой исчезает с тарелки. Так забавно было на это смотреть, что засмеялся:

– Хорошо, Герка, что ты не человек-нивидимка, а то жратва так бы и высвечивалась из брюха.

– А что это за чувак – человек-невидимка, – прочавкал Гермес, у которого рот, видимо, был забит едой.

– Да так, книга фантастическая есть – «Человек-невидимка», Уэльс её написал, англичанин один.

– Англичанин? – переспросил Гермес.

– Ну да. Сейчас мы во Франции, потому живут здесь французы. А есть страна – Англия. Там живут англичане, а я вот – русский и родина моя – Россия. Ну, у нас много стран и народов. Понял?

Гермес молчал, видимо мысленно «переваривал» информацию. Ерофей не дождался его ответа и сказал:

– Ну, у вас есть бессмертные боги и смертные эллины, ну ещё циклопы всякие, нереиды да нимфы. Все они живут в своём месте и живут по-своему, как у них принято. Ну, всё равно, что у нас разные страны и народы. Допёр?

– А-а-а! – протянул Гермес и пища снова стала исчезать с глиняной тарелки.

На следующий день рано утром троица (Пьер, естественно, думал, что их двое) отправилась на рынок. Там шумел народ, торговался или просто бродил между рядами. У Ерофея глаза разбегались от обилия торговых рядов – мясного, рыбного, шорного. Между ними сновали лоточники с кренделями и пирогами. Но Пьер шёл целеустремлённо на другой край рыночной площади, где шатались словно бы без дела странные личности, которые так и шныряли глазами по сторонам. Вскоре Ерофей понял причину их столь странного поведения, видно, в любое время торговцы оружием преследовались законом. А в том историческом междоусобном периоде, где они оказались с Гермесом, людям оружие было необходимо для самообороны от войск той и другой стороны, поэтому торговля оружием явно процветала.

Пьер на оставшиеся деньги выторговал пистолет за четыре экю, порох к нему, шпагу и кинжал, который тут же засунул за голенище своего правого сапога. А на покупке шпаги и пистолета настоял Ерофей – он стрелял недурно, в институте считался лучшим стрелком. А фехтовать научится. Пистолет он спрятал за пазуху, нацепил шпагу и сразу стал чувствовать себя уверенней, даже плечи, казалось, стали шире, и грудь – колесом.

Обратно в трактир возвращались не спеша, разглядывая попутно товары. Вдруг сердце Ерофея радостно забилось: у коновязи он увидел несколько лошадей, и среди них… Султана! Его, серый в яблоках, конь, понурясь, стоял рядом с невзрачным человечком, лицо которого скрывали широкие поля шляпы, надвинутой на самые брови. Видимо, это был один из тех, кто захватил Ерофея в плен, однако утаил коня от своих командиров. Вот и продает коня в Вильнёве, чтобы скрыть кражу.

– Пьер! – дернул Ерофей спутника за рукав. – У тебя есть еще деньги?

– Мало, – покачал тот головой. – Всё ушло на оружие, осталась два экю. Половину придется отдать трактирщику, у которого стоит наш конь.

Ерофей закусил губу, размышляя над ситуацией.

– Слушай меня внимательно. Видишь серого в яблоках?

– Ага, – кивнул головой Пьер. – Вижу, – он поцокал языком от удовольствия. – Хороший конь. Ну и что?

– А то, что я должен добыть этого коня: купить, украсть, выиграть, но я должен его иметь любой ценой – а ту при! Понимаешь?

– Да, я тебя понимаю, – сочувственно сказал Пьер, – мне однажды точно так же захотелось получить коня, я тогда чуть не умер от огорчения. Серый – добрый конь. Тоскует, бедняга, – пожалел Пьер Султана. – Хозяина его должны были казнить в Капденаке, я там был в то время. Да он, видно, сродни дьяволу. Палач уже готов был отрубить ему голову, как вдруг топор вылетел из его рук и стал сам по себе махать по сторонам, а тот, кого хотели казнить, взлетел в воздух и куда-то исчез. Я не трус, но мне стало не по себе.

В этот момент послышался тихий самодовольный смешок, и Ерофей понял, что Гермес неотступно следует за ними. Пьер продолжал, понизив голос:

– А ещё говорили, что парень тот – человек Генриха Наваррского.

– Ну и как ты относишься к Генриху? – осторожно поинтересовался Ерофей.

Пьер бросил на него быстрый взгляд, и Ерофей понял, что новый приятель – сторонник Генриха Наваррского. И тогда решился:

– Видишь ли, дружище, этот конь – мой, – Пьер шарахнулся в сторону, но что-то его остановило, и Ерофей понял, что в дело вступил Гермес. Тогда он тихо сказал: – Да, я тот человек, но я не колдун, и не связан с дьяволом. Я тебе всё расскажу, но ты помоги мне добыть Султана, очень тебя прошу.

Пьер задрожал, когда Ерофей взял его за руку, однако собрал всё своё мужество и не рванулся прочь. Впрочем, Гермес был начеку и не позволил бы ему сбежать. А заори Пьер со страху, то наверняка бесцеремонно заткнул бы ему рот.

– Помоги мне, Пьер, – попросил Ерофей, глядя в его глаза, – я и мой друг в беде, помоги нам. Пожалуйста – силь ву плэ? Понимаешь?

– Но как? – простонал Пьер. На его лице выступили крупные капли пота.

«Ерошка, – вмешался в их разговор Гермес, – сыграйте в напёрстки, и деньги заработаете, и коня выручим», – «Но как? – теперь удивился Ерофей. – Я не умею играть в напёрстки!» – «Успокойся, – хмыкнул весело Гермес, – ты только делай вид, что двигаешь стаканчики, а остальное – за мной», – «Ну ладно, – нерешительно согласился Ерофей, – попробуем», – а вслух сказал остолбеневшему Пьеру:

– Я знаю, как мы добудем Султана. Мы станем напёрсточниками.

– Кем-кем? – не понял Пьер.

– Ну, есть такая игра – в напёрстки. Я не могу сказать, в какой стране её придумали, но это игра для дураков и ловкачей.

– А кем будем мы? – лукаво улыбнулся пришедший в себя Пьер. – Дураками или ловкачами?

– Конечно, ловкачами, – усмехнулся Ерофей, довольный тем, что Пьер не вопит на весь базар благим матом от страха. – Ты достань мне горошинку и три небольших стаканчика, ну, такие штучки раза в три поменьше пивных кружек.

– А! – понятливо кивнул Пьер. – Ясно. Тебе нужны мерки для пряностей. Ну, так пойдём и купим их.

В горшечном ряду они купили три мерки для пряностей, похожие на маленькие пластмассовые стаканчики. Гермес одобрил покупку и велел идти к лошадному ряду, устроиться где-нибудь поблизости от владельца Султана и затеять игру, авось тот заинтересуется, а уж выиграть у него коня – дело Гермеса. Он объяснил Ерофею, что следует делать, а тот, в свою очередь, поведал Пьеру премудрости игры, и как Пьер должен себя вести в это время. Потом Ерофей выбрал ровный пятачок земли, вытоптанный ногами до асфальтовой крепости, и рявкнул, естественно, повторяя вслед за Гермесом слова, которые он ему мысленно диктовал:

– Эй, люди добрые, честные! Сейчас я вам покажу игру заморскую, интересную, попробуйте и вы, может, выиграете столько денег, сколько у вас везения! Эй, кто везучий, подходи! Кто смелый?

Люди, привлечённые его криками, стали подходить поближе, и когда их стало достаточно, Пьер, торчавший рядом, сказал:

– А ну-ка, давай сыграем, но если ты обманщик, я тебе шею сверну, – и показал увесистый кулак, бросив под ноги Ерофея экю. Монету Ерофей тут же спрятал в карман. Он объяснил суть игры, и начал быстро переставлять стаканчики. Пьер внимательно наблюдал за его манипуляциями, заметив едва заметное условное движение пальцем, указал на один стаканчик:

– Здесь!

Но под ним ничего не было.

– Вы проиграли, уважаемый, – учтиво сказал Ерофей, показывая, что под стаканчиком ничего нет. – Пардон, но это так!

Пьер нарочно загорячился, как, мол, так, я точно знаю – здесь.

– Нет, – сказал Ерофей, приподняв другой стаканчик, под которым действительно лежала горошина.

– А ну-ка ещё раз! – «вошёл» в азарт Пьер и бросил монету в пол-экю на кон.

Теперь Пьеру по уговору полагалось выиграть. Что он и сделал, указав на нужный стаканчик по сигналу Ерофея.

– Вы, уважаемый – везунчик! – улыбнулся Ерофей и выдал Пьеру экю – его ставку и выигрыш, равный ставке.

– А ну-ка я, – сунулся вперед Пьера какой-то подвыпивший парень и подал пол-экю Ерофею, и, разумеется, выиграл. Но не ушёл, а снова вступил в игру. Глаза его азартно засверкали, и он дал Ерофею три экю, которые, конечно, ушли в карман Ерофея по двум причинам: с одной стороны, в случае проигрыша Ерофею просто-напросто нечем было бы платить, а с другой – в игру вступил, как и было намечено, Гермес.

– Нет, я всё равно угадаю, – взревел раззадоренный игрок.

– Эй, дружище, дай и другим сыграть, – оттёр его в сторону Пьер, бросив на кон свою монету.

Сыграли. Выиграл Ерофей.

– Ещё хочу! – заявил Пьер, выставив на кон последний пол-экю.

– Нет, уважаемый, – твёрдо заявил Ерофей, – ставка не меньше экю.

– Это почему? – возмутился Пьер. – Прежде брал такую ставку, а сейчас не берёшь?

– А сейчас просто не хочу, – ухмыльнулся Ерофей.

Пьер вскипел и, как было задумано, бросился на Ерофея с кулаками, но его перехватил парень, который уже играл, и отшвырнул в сторону:

– Прочь! Нет денег – не лезь! – и бросил на кон экю. И тут же выиграл. Обрадованный, он даже денег с кона не стал брать, вновь вступил в игру, и опять выиграл, и опять не взял выигрыш, а добавил несколько монет, раззадоренный удачей. Но удача – капризная девица. Она отвернулась от парня, и деньги перекочевали в карман Ерофея.

Парень разволновался, хотел сделать новую ставку, но в игру вступил ещё один человек, потом – другой. Одному из них Гермес – он двигал руками Ерофея с молниеносной быстротой, Ерофей сам бы так не сумел – позволил выиграть подряд два раза, и тот не стал больше искушать судьбу – ушёл. Зато не собирались уходить азартный парень и ещё один игрок. Оба опять ввязались в игру и проигрались до нитки. А толпа вокруг них росла и росла. Желающих испытать своё счастье становилось всё больше и больше. Подошёл и продавец Султана.

Тем, кто выглядел бедно, Гермес давал возможность выиграть, а богатых с виду горожан «обдирал» безжалостно. Пора было завершать авантюру, к тому же Ерофей уже устал, но неугомонный Гермес тоже вошёл в раж и никак не желал прекращать игру. И доигрался.

С противоположного края базарной площади послышались крики, топот ног. К ним, прокладывая дорогу палками, пробивались стражники. Они явно двигались к Ерофею, и намерения их были отнюдь не добрые.

«Ерошка, ноги!» – скомандовал мысленно Гермес, и Ерофей послушно сорвался с места, бросив стаканчики – не до них, скорее бы удрать. Чёрт побери! Неужто его выследили шпионы герцога Майенского?

С Пьером они встретились в знакомом трактире. И там Пьер сообщил, что тревога случилась по вине хозяина трактира на краю рыночной площади, где собирались обычно игроки в кости. От этого хозяин имел прекругленький барыш, потому что игроки платили не только за вход, но и потребляли громадное количество вина. И вдруг объявился конкурент, да такой, что трактир мигом опустел: новая игра зажгла многих. Вот и напустил трактирщик на Ерофея стражников.

– Эх, – огорчился Ерофей, – Султана так и не выручили.

– Да не горюй ты! – хлопнул его по плечу Пьер. – Пока ты играл, я договорился с продавцом. Он согласен отдать коня за десять экю. У нас же теперь деньги есть, вот и купим, а он до утра, если дам двенадцать экю, никому коня не продаст.

– Чёрт! – спохватился Ерофей. – И в самом деле! – он выскреб из карманов деньги, быстро их пересчитал и ухмыльнулся довольно: – 25 экю! На коня хватит, даже на двух, – он подумал о Гермесе.

– Зачем? – удивился Пьер.

– А запасным будет, – нашёлся Ерофей. И тут же получил одобрение Гермеса. – Пора нам отсюда делать ноги, как бы тебя. Петька, кто-нибудь из людей твоего хозяина не увидел.

Рано утром Пьер отправился на рынок и вернулся верхом на красивом тонконогом соловом жеребце, ведя на поводу Султана, не решившись ехать на коне странного и загадочного своего знакомого. На следующий день, позавтракав, накормив коней, они навьючили на них перемётные сумы с едой. Повозку Пьер оставил хозяину трактира и тот, растрогавшись, не только не взял плату за ночлег, но и дал в дорогу полную торбу овса для коней и бурдюк с вином для путников. Они молодцевато вскочили в седла. Султан радостно заржал, почуяв настоящего хозяина, и никто, кроме Ерофея, не заметил, как слегка напряглись ноги Соловка – так Ерофей назвал нового коня – словно на него тоже вскочил всадник.

Они тихо ехали по улице, чтобы не нарушать тишину. И вдруг где-то наверху одного из домов неожиданно открылось окно, и на улицу рухнул поток грязной воды, угодивший как раз на Соловка. Тотчас раздалась забористая брань, настоящая пэль-мель (мешанина) из трёх языков – греческого, русского и, надо полагать, французского. Пьер дёрнулся от испуга, его конь встал на дыбы. Ерофей же чуть не расхохотался, потому что узнал голос Гермеса. Он оглянулся и вздрогнул – на коне сидел видимый Гермес! Выходит, мокрый Гермес виден? Вот это да! И он пришпорил коня, схватил за повод Гнедка, чтобы Пьер, оглянувшись, не перепугался, увидев незнакомца на соловом коне, забормотал:

– Спокойно, Петька, не трусь, как оглянешься. Выедем из города, я все тебе объясню. Ты, главное, не бойся.

А взбешенный мокрый Гермес слетел с коня и ринулся со шпагой в руке в дом, откуда вылили на него помои. Пока ничего не понимающий Пьер и Ерофей спешивались, Гермес ударом ноги вышиб дверь и взбежал по лестнице на второй этаж, думая, что там – нерадивая или просто злобная служанка. Но грохнул выстрел, и что-то горячее больно шаркнуло его по руке.

– Ах, мать вашу!.. Так-разэтак в бога, душу… – Гермес бросился вперед, полностью перейдя на русский язык, видимо, не найдя иных слов, выражающих его беспредельный гнев. Он увидел молодое смеющееся лицо незнакомого дворянина, в его руке сверкнула шпага. И эта улыбка разозлила бога-олимпийца даже больше, чем ранение.

– Ах ты, сукин сын, отродье черепахи! – взревел Гермес, хотя и сам не понял, почему назвал противника отродьем черепахи, так как двигался тот довольно проворно. Гермес, однако, оказался более шустрым, он сделал резкий выпад шпагой, и наглое лицо дворянина исказила боль. Попал! Шпага пронзила легкую кольчугу, которая была под камзолом незнакомца, и вошла в самое сердце.

– Ого-го! – загоготал Гермес, а по лестнице уже взбегали Пьер с Ерофеем, который радостно улыбался – он понял, как сделать Гермеса видимым, по крайней мере, тот хоть поест нормально. Зато Пьер удивленно таращился на незнакомца, от которого разило нечистотами, но Ерофей, не обращая на это внимания, обнимал его и тряс за плечи, кричал непонятное:

– Герка, я понял, я всё понял, Герка! Я знаю, я знаю!

Хозяйственный Пьер решил благоразумно не встревать в их дела и начал стягивать кольчугу с убитого, забрал он и пистолет вместе со шпагой – в пути сгодится. И трое приятелей поспешили выехать из города, пока не всполошились стражники, которые, может быть, услышали выстрел и шум драки. Горожан же они не опасались: обыватели всех времен одинаковы, наверное, разбуженные шумом, смотрят сейчас на всадников сквозь щели ставень, но никто из них ни за какие деньги не высунется на улицу.

Выехав из города, они пришпорили коней, и те пустились по дороге размашистым галопом.

– Пьер! – крикнул Ерофей. – Нам надо выехать к реке!

Пьер свернул с дороги в лес, не понимая, зачем это понадобилось Ерофею, ведь надо как можно дальше ускакать от Вильнёва. Он ехал впереди, не оглядываясь. И хорошо делал, ибо, если б оглянулся, то не увидел бы третьего всадника – Соловко вновь скакал без седока. Но удивительно послушно скакал туда, куда требовалось.

Через некоторое время они выехали к реке и спешились. Ерофей, к изумлению Пьера, который только сейчас заметил пустое седло, сказал неведомо кому:

– Герка, поплещись в реке. Ты становишься видимым, когда мокрый. Заодно хоть вымоешься. А то разит от тебя, как от помойки.

Послышался плеск, Пьер оглянулся и увидел, как над рекой взметнулись во все стороны брызги, будто что-то тяжёлое бухнулось в воду, кто-то завопил: «О-уа!» – вода-то в сентябре холодная, и над водой показался тот самый незнакомец, которому, как считал Пьер, они с Ерофеем помогли в Вильнёве. Пьер испуганно закрестился, пятясь к своему Гнедку, но Ерофей крепко сжал его плечо:

– Давай-ка, сядем на бережок, и я тебе всё расскажу.

Пока Гермес таскал сучья для костра, чтобы высушить одежду – в мокрой-то холодно, Ерофей поведал вкратце изумлённому Пьеру всю их историю, объяснив также, что его с площади в Капденаке унес не дьявол, а вот этот замечательный парень, хоть и большой плут – Гермес. И завершил свой рассказ так:

– Ты, Пьер, пока Герка опять не исчез, пожми ему руку – он живой, и совсем не дьявол. Ну-ка, – подтолкнул он оробевшего приятеля, и тот, замирая, наверное, от ужаса, пожал руку Гермесу. И пока Гермес обсыхал, они, чтобы не тратить время зря, перевязали его рану и плотно поели. Гермес, вгрызаясь в жареного цыпленка, даже урчал от удовольствия.

Ерофей усмешливо подумал: небось, заурчишь после недельного поста – вон как и живот, и щеки подвело приятелю, который никогда не страдал отсутствием аппетита.

– Ну, а теперь – в Бержерак. В Марманд мы не поедем! Показывай, Петька, дорогу! – Ерофей похлопал себя по набитому животу, удержав отрыжку: хоть и в чёрт-те каком веке, а бон тон, то есть хорошие манеры – всегда бон тон.

Часам к четырём вечера они прибыли в Бержерак, небольшой и тихий городок на берегу реки Дордонь. В город их пропустили беспрепятственно, потому что перстень Генриха Наваррского, который теперь красовался на пальце Ерофея, служил им пропуском везде, где стояли войска Генриха. А Бержерак подчинялся Генриху и защищался его войсками. Но уже севернее Бержерака стояли отряды герцога Майенского. И нужно было подумать, как ехать дальше. Пьер предложил плыть по реке. Его поддержал Гермес, и Пьер отправился на пристань, чтобы нанять небольшое судно, способное выдержать их вместе с конями. Ему это удалось, и они немедленно отплыли, рассчитывая отдохнуть на судне.

Ночь прошла спокойно, не было ни драк, ни погони. Ерофей, которому сии приключения надоели до чёртиков, был весьма тем доволен. Так они добрались до Суйака, а потом, попрощавшись с кормщиком, сели на отдохнувших, сытых коней и направились в Брив-ла-Гайард, потому что до Перигё, по слухам, уже добрались войска герцога Майенского. В том направлении дорога до Парижа короче, но, как говорится: «Дальше едешь – целее будешь», – изрёк из пустоты Гермес.

Пьер уже привык давно к голосу невидимого Гермеса, они рассказывали друг другу байки, громко хохоча, а то начинали спорить, потому что и тот и другой – два сапога пара. Оба – нетерпеливые, взрывные, скорые на расправу с обидчиками, острые на язык. И Пьер теперь не удивлялся, если приятели просили его отыскать реку – он знал, что Гермес вновь станет видимым, и тогда можно будет не только вступать с ним в словесные перепалки, но и померяться силами. Рана Гермеса уже не беспокоила, на нём все заживало, как на собаке и даже быстрее. Словом, Гермес и Пьер явно нравились друг другу, относясь с должным почтением к Ерофею.

От Брив-ла-Гайарда их путь лежал в Лимож. И так день за днем они пробирались на север, а луна между тем полнела и полнела, отчего сердце Ерофея радовалось – наконец-то Гермес будет видимым. И этот день настал. И не где-нибудь, а в Орлеане, где была ставка герцога Майенского, и, конечно, лучшего места для своей материализации Гермес найти не мог!

Они остановились на постоялом дворе на окраине, намереваясь с рассветом ехать дальше. В Орлеане долго оставаться опасно, да и время поджимало. Заплатили за комнату и ужин, а также за овёс для коней. Гермесу же, как всегда на людях, пришлось лечь спать на пустой желудок. Устроились на ночлег тоже, как всегда – Пьер с Ерофеем в доме, а Гермес – в конюшне на сене.

Уже несколько дней было пасмурно, прохладно, хорошо, что хоть дождь не шёл, а то иначе Гермес распугал бы всех встречных своим полупрозрачным видом. Но зато Гермес очень старательно смотрел по сторонам, испуская душераздирающие вздохи при виде красивых девушек, что называется – видит око да зуб неймёт. Ерофей вынужден был делать вид, что это он так страдальчески вздыхает, и закатывал глаза, мысленно пообещав Гермесу, что в день, когда тот станет видимым, кое-что ему отрежет.

Гермес сразу же приметил в трактире юную и очень симпатичную девушку с огромными грустными глазами, вероятно, это была дочь хозяина, на которого совсем не походила. Тот – огромный, с могучими волосатыми руками, с заросшей жирной грудью, а у девушки талия – тоньше тростинки. Громко и тяжко вздохнув, Гермес мысленно пожаловался Ерофею, который, как всегда, продублировал его вздох: «И как только у такого страшилища могла родиться такая лапочка-дочь? О, Зевс, за что ты меня так страшно наказываешь, что я не могу обнять и поцеловать столь прелестное создание?!» – в его словах была непритворная печаль. Но, надо полагать, всё же дошли его молитвы до богов, и они смилостивились над несчастным.