Текст книги "13 подвигов Ерофея"

Автор книги: Евгения Изюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Я никому не позволю оскорблять моих гостей! – Он так грохнул кулаком по столу, что ослепительные искры сыпанулись из глаз, и Арес тотчас же умёлся из зала.

Ерофей облегченно вздохнул, однако, рано возрадовался, потому что Зевс своим громовым басом спросил его:

– Я думаю, ты, юный герой, готов ради меня совершать всяческие подвиги?

– Естественно! – отрапортовал Ерофей, возопив мысленно: «Мамочка моя, чего я, дурак, мелю. Какие, к черту, подвиги?!!»

Зевс улыбнулся, словно говоря, дескать, иного я от тебя и не ждал, и хлопнул своей ручищей Ерофея по плечу, которое тотчас же онемело.

Ерофей вскоре наелся до такого состояния, что ткни его в живот, и он лопнул бы, как воздушный шарик. Однако боги по-прежнему активно сметали всё, что было на столах, и то, что едва успевали подносить рабы-слуги. Осоловевший от еды, Ерофей чуть не заснул, но в это время Зевс хлопнул в ладоши, и все боги быстренько исчезли из пиршественного зала. Зевс внимательно проследил, чтобы в зале никого не оказалось, и предложил неожиданное:

– Давай, герой мой юный, с тобой по-дружески мы выпьем и прогуляемся по саду, чтоб вражьи уши ничего не ведали о нашем разговоре, – голос его был мягок, а речь – певучей.

Ерофей раскрыл рот, услышав Зевса: во, шпарит и не запнётся!

Они выпили. Зевс облобызал Ерофея в лоб и щёки, потом повёл его через огромные залы и анфилады комнат наружу, и вскоре – не прошло и десяти минут – они оказались в огромном ухоженном благоухающем саду, в глубине которого совсем по-земному заливался соловей.

– О, это Аедон, мной проклятая, плачет, и по её заслугам ей награда.

– А кто это – Аедон? – поинтересовался Ерофей, фамильярно хлопнув Зевса по плечу: чего стесняться – недавно пили на брудершафт.

Зевс гневно сверкнул очами, громогласно взревел:

– О, презренный смертный, как смеешь ты плеча касаться моего своими мерзкими руками?!!

«Ух, ты, – мелькнуло в голове Ерофея, – милость богова обманчива. Скажешь лишнее, так по шее надают».И он смиренно склонил голову, вдохновенно произнеся:

– Прости, о, самый грозный и великий из царей небесных. По глупости своей сказал я лишнее и дерзость совершил, – и чуть не засмеялся: «Эге! Да ведь я с перепугу сам виршами заговорил», – однако смех свой Ерофей сдержал, почтительно глядя на Зевса и ожидая, что громовержец ответит на такую цветистую речь.

– Ну ладно, – снисходительно вымолвил Зевс, – герой мой неразумный, однако и находчивый. Сей раз тебя прощаю. Но знай же впредь, что если ты ещё себе подобное позволишь, тебя стрелой я огненной тотчас же поражу! – и даже притопнул ногой, но в глазах его уже плясали весёлые огоньки. – Я расскажу тебе про Аедон – и грешной, и несчастнейшей из жён. У Аедон был муж, а у него был брат, и тот женат был на Ниобе. Но Аедон, зловредной и завистливой особе, не нравилось, что у неё – один лишь сын, а у золовки – шесть. И столько ж дочерей. Ну, как завистливой такое снесть? И дело злое Аедон решила совершить – Ниобы сына одного убить. Но обернулось зло против неё – убила по ошибке сына своего. Хотел низвергнуть я её в Тартар, но пожалел и превратил сыноубийцу в птицу, и плачет по ночам она отныне об убиенном сыне…

Хотя страх ещё не выветрился из души, любопытство заставило Ерофея задать новый вопрос:

– О, Зевс могучий, а почему ты говоришь со мной, ну… в таком ключе? А вообще-то выражаешься иначе.

Зевс улыбнулся и отечески потрепал Ерофея по щеке:

– Не открывай сей тайны никому, герой мой юный. Ведь я в душе – поэт, и мог бы одолеть Горация в прекрасном поэтическом сраженьи. Увы, я не могу себе того позволить – в страхе должен всех держать, а дар поэта душу размягчает и манит к своеволью.

– А не лучше ли, если тебя уважают и любят, чем боятся? – возразил Ерофей.

– Не лучше, нет! – Отрицательно помотал головой Зевс, и его борода распушилась на груди широким веером. – Лишь страх внушает уваженье и почтенье!

– Ну ладно, тебе видней, – пожал, соглашаясь, плечами Ерофей. – Осмелюсь спросить, зачем я тебе понадобился, могучий Зевс?

– О! Сия тайна должна остаться между нами! – воскликнул Зевс. – Мне поклянись!

Голова Ерофея, отягощенная воздействием нектара, видимо, плохо соображала, если, не ведая, о чём его попросит Зевс, он брякнул:

– Гадом буду! – И добавил услышанную от Кольки-соседа самую его страшную клятву: – Век свободы не видать! Зуб даю! – и при том щелкнул себя большим пальцем правой руки по зубу, а левой – страстно ударил себя в грудь.

Зевс одобрительно кивнул головой, вполне удовлетворенный клятвой.

– Ну вот, герой мой юный, замыслил я такое дело. Наверное, ты слышал, что вдоль Пелопонеса несётся одержимый бык, всё рушит на своём пути, сметает?

Ерофей выудил из памяти рассказ Гермеса о критском быке и кивнул.

– Быка того вот-вот убьет герой-Тесей могучий. А мне хотелось бы, чтоб бык остался жив. Но я ведь не могу истории перечить, и приказание своё я не могу сменить. Моих соображений ясен ход?

– О, да! Вполне. Ты сам повелел Тесею убить беднягу, теперь об этом жалеешь. А как выйти из такой передряги, не знаешь. Так?

Зевс величественно кивнул.

– Ну а я при чём? – спросил Ерофей. И дерзко ляпнул. – Сам облажался, сам и вытирайся.

Но Зевс или не понял его последней фразы, или гневу не было места в его планах, потому невозмутимо продолжал говорить:

– Ты, победитель Дэта-Сатаны, мне кажется, нашёл бы способ усмирить быка и мне доставить.

Ерофей удивленно уставился на властителя Олимпа. Он вовсе не чувствовал себя Гераклом. Но говорят ведь, что пьяному – море по колено, а Ерофей отнюдь не был трезвым, и потому торжественно провозгласил:

– Ну ладно! Я согласен, – и они ударили по рукам.

Зевс, плутовски усмехаясь, сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул, поразив этим Ерофея даже больше, чем склонностью к стихам или умением метать молнии.

Тут же появился ниоткуда недовольный Гермес в своей экзотической одежде – с листком вместо плавок – видимо, его оторвали от весьма важного дела. Однако Гермес отлично знал повадки своего папаши, тут же изобразил почтительную подобострастную улыбку. Ерофею даже подумалось, что бог-курьер сейчас шаркнет босой ногой по полу и спросит: «Чего изволите-с?» Но Гермес молча ждал, что скажет родитель. А тот сказал следующее, от чего усталый Ерофей заулыбался:

– Гермес, отведи Ерофея в опочивальню. Всем – на покой.

Гермес молча взял за руку Ерофея, и они мгновенно очутились в просторной высокой комнате с мраморной, как и везде во дворце, мебелью. В центре комнаты стояла огромная кровать, на которой могли бы уместиться десяток Ерофеев.

– Эге! Здорово, а? – Ерофей оглянулся на Гермеса, но того и след простыл.

Ерофей рухнул на постель: «Жестковато, – и тут же его пронзило. – Да ведь я в скверную авантюру ввязался! Мне того быка нипочем не одолеть! – однако русская привычка надеяться на авось родила надежду. – Ладно. Утро вечера мудренее, там что-нибудь придумаем».

Долгое время Ерофей ворочался в центре постельного аэродрома, пытаясь заснуть. Чадили безобразно светильники. В огромное, на всю стену, окно даже сквозь плотные шторы просачивался немеркнущий свет.

– Ну, прям белые ночи в Питере, – пробурчал, поднимаясь с ложа, Ерофей.

Он вышел из комнаты, сетуя на свою недогадливость, что не спросил, где в этом обширном дворце туалет. А выпитый нектар, между тем, требовал выхода. Ерофей долго блуждал по залам и анфиладам. Не найдя нужного помещения наконец выбрался в сад. Там, как ему ни было стыдно, под развесистым ореховым деревом он выпустил съеденное и выпитое наружу.

Во дворец Ерофей вернулся облегчённый и оттого счастливый. Но, к своей великой досаде, не мог вспомнить, где спальня. Почти час блуждал он по дворцу, видя всюду спящих богов. В одной из комнат наткнулся на Гермеса, безмятежно сопевшего в объятиях какой-то симпатичной вакханки. «Хо! Вот почему Гермес такой был злой, когда его вызвал Зевс. Да… Я бы, наверное, тоже разозлился, окажись в такой ситуации», – и пошёл дальше.

Так и не найдя своей комнаты, Ерофей, чувствуя себя теперь глубоко несчастным, уселся в каком-то зале на мраморной скамье и забылся в коротком тревожном сне, где за ним гонялся здоровенный огнедышащий бык.

Проснулся Ерофей от дрожи во всём теле. Хоть во дворце и тепло, не зря боги нагишом ходят, но, лежа на камне в трусах, не согреешься. Замёрзший Ерофей вновь пустился по дворцу в поисках своей спальни, толкая бесцеремонно все двери подряд, и чуть не завопил от восторга, увидев свой рюкзак. Однако воспитанность взяла верх над восторгом, и Ерофей молча скакнул в постель под немыслимое количество покрывал, свернулся клубком и мгновенно заснул.

Разбудил Ерофея высокий мрачный раб. Он молча подал ему таз для умывания и встал рядом. Когда Ерофей начал чистить зубы, глаза раба изумленно распахнулись. Однако вышколен он был отменно, потому терпеливо дождался конца неведомой ему гигиенической процедуры, поскольку зубы у олимпийцев не болели.

Вслед за рабом, облачённый в шорты и майку – не решился выйти к богам обнажённым – прошёл Ерофей в зал пиршеств, с ужасом представляя, сколько придется опять съесть и выпить. Но завтрак оказался скромным – из куска мяса и пары чаш нектара, не столь крепкого, как накануне, потому боги, все прочие, и Ерофей в том числе, быстро закончили трапезу и разошлись по своим делам. Никто не обращал внимания на Ерофея, лишь Арес, уходя, царапнул его злым взглядом.

Зевс опять вывел Ерофея в сад.

– Скажи, герой младой, придумал или нет ты способ обуздания громадного быка? – обратился певуче Зевс к Ерофею.

– Признаться, нет идей хороших в голове моей, – изрёк Ерофей так же певуче. «Хм, – подумалось ему, – однако это становится заразным. Прям эпидемия стихотворная».

И объяснил причину отсутствия в голове хороших идей:

– Мне тяжко было от божеского дара – амврозии прекрасной и нектара.

– Знакомо состояние такое, о, юноша, и мне, когда приму я лишнего, чем требует утроба. Всё вертит так внутри, что ты захочешь гроба. Бывало на Олимпе и такое – от пищи, переев, кончались и герои, – весело рассмеялся суровый громовержец.

– О, Зевс, не надо так пугать, ведь неохота юным умирать! – пылко воскликнул Ерофей в ответ. – Но ближе к делу. Я не могу перечить богу, но, может, дашь Гермеса мне в подмогу?

– Мой юный друг, Гермес мне нужен самому, но я, пожалуй, пошлю его с тобой. Он – плут и вор, но малый с головой. Хотя с собою рядом видеть я его привык, но мне сейчас нужней гораздо больше бык, – и, свистнув по-разбойничьи, вновь вызвал Гермеса, который тут же предстал перед ними.

– Гермес, мой сын, ты пойдёшь с этим юным героем. Он всё тебе объяснит, – сурово нахмурившись, приказал Зевс обычным слогом без всяких поэтических вывертов.

Гермес явно был недоволен, однако, улыбнувшись лучезарно, покорно склонил голову:

– Как скажешь, мой величайший и прекраснейший отец, – хотя в уме, наверное, мелькнуло: «Не было печали, так Ерошку черти накачали».

Когда Ерофей все рассказал своему приятелю, тот почесал горбинку носа и резюмировал:

– Большую же свинью подложил тебе мой батюшка.

– Быка! – засмеялся Ерофей. – Да ладно, на месте чего-нибудь сообразим. Одна голова хорошо, а две – лучше. Ну что? Двинули вперед? – Ерофей вскинул на одно плечо рюкзак, на другое – палатку.

Гермес вздохнул:

– Ну, цепляйся, что ли за шею, репей несчастный, банный лист… – он ещё что-то бурчал, но Ерофей, замирая от страха, как и при первом переходе из одного уровня жизни в другой, ничего не слышал. Это было здорово – лететь куда-то в центре вихря. И страшно – вдруг сверзишься с неведомой высоты неизвестно куда? Хорошо, что их полёт длился несколько секунд: Гермес перемещался в пространстве с космической скоростью.

– Ну, вот и прибыли. Отцепляйся.

Ерофей отлепился от Гермеса и обессиленно сел на землю.

– Фу-у-у!.. Всё же в самолёте намного удобнее.

– Что есть – «самолёт»? – озадачился Гермес.

– Ну, штука такая летающая – с крыльями, вроде птицы, но внутри её – кресла. Представляешь?

Гермес ошарашенно соображал, ведь знал уже, что такое – кресла, потом возразил:

– Ну, где же такую птицу возьмёшь, чтоб там хотя бы ты один поместился? Грифон – и тот мал. Разве что дракона выпотрошить? Попрошу Геракла, он живо с этим справится.

– Ой, умоляю, никаких драконов! – категорически воспротивился Ерофей, и Гермес пожал плечами: ну, не надо, так не надо.

Они шли по лавровой роще, поглядывая настороженно по сторонам, не видно ли где быка-разрушителя. Гермес ворчал:

– Из-за тебя приземлился неверно: понавешал на себя всего, как на елку… Вот где искать эту шельму рогатую?

Вдруг впереди послышался треск ломаемых деревьев. Могучее паровозное мычание оглушило путников.

– Атас! – завопил Гермес и сиганул в сторону. Вслед за ним, едва поспевая, припустил Ерофей. Сзади, там, где они только что были, всё рушилось и трещало. Кто-то сопящий яростно ломился сквозь лес.

Друзья, засев в кустах, наблюдали со страхом, как мычащее чудище, подобное горе, пёрло по лесу, аки по заросшему травой полю. Гигантский бык, пожалуй, раз в десять больше тех, каких видел Ерофей у бабушки в деревне, промчался мимо, разбрасывая по сторонам деревья, вывернутые с комлем, и комья земли, величиной с петровский пьедестал.

– Ого! – Ерофей, поражённый величиной быка, почувствовал, как весь взмок от пота, а, может, и ещё какой влаги. Но это длилось всего миг, в следующий он развернулся к Гермесу и заорал. – Ты, блин, знал, зачем Зевс меня звал?

Глаза Гермеса играли бесовскими огнями:

– Конечно. Я же могу читать мысли не только смертных, но и богов.

– И ты знал, что мне нипочём не справиться с этаким чудищем? Ведь он величиной с девятиэтажку!

– Ну, у страха глаза велики, – философски высказался Гермес. – Бык как бык, ну разве что побольше чуток обычного, ведь Посейдон всё же создал его, – и он встал с колен и спокойно потянулся, разминая кости и мышцы.

– Ах ты, скотина! – взревел не хуже быка Ерофей, взметнулся пружиной на ноги и треснул Гермеса прямо в нахальную ухмылку, но попал в пустоту, поскольку Гермес тут же исчез.

И Ерофей остался один…

Ерофей долго брёл по роще, не зная, что делать – не с быком, там всё ясно. А вот что вообще делать? Как выбраться из этого Пелопонеса, куда его занесло любопытство, и, пожалуй, дурная голова, которая, как известно, ногам покоя не дает? Из Тихгора хоть знал, как выбраться, а тут чёрт-те какое древнее время. Да и существует ли оно на самом деле? Люди горазды выдумывать мифы и сказки, некоторых хлебом не корми – дай соврать.

В конце концов Ерофей набрел на ручей с удивительно вкусной водой. Уже смеркалось – это вам не заоблачный Олимп с его белыми ночами, и Ерофей решил устроиться на ночлег. Он быстро установил палатку, нарубил сушняка, развёл костер и сварил кашу, похвалив себя за предусмотрительность – не стал надеяться на бесплатное довольствие у богов, прихватил всё с собой.

Поев каши, напившись чаю, Ерофей, завернулся в штормовку и улегся у костра. Было тепло, и палатку он установил просто на случай дождя. Ухали совы в лесу, плакал соловей-Аедон. Подавали голоса какие-то звери, но Ерофея они совсем не волновали после лицезрения чудовищного быка. У него словно атрофировались все чувства – страх, осторожность. Даже вкуса пищи он не ощутил – сглотал всё механически. Ерофей слушал-слушал ночные звуки, среди которых ему особенно нравилось лепетание ручья, и незаметно для себя заснул, не услышав слабый хруст сучков под чьими-то лапами или ногами, безразличный уже к тому, разорвут его звери или затопчет критский бык.

Ерофей проснулся от многоголосого птичьего хора. Костёр давно погас, даже головни не курились дымками. Ерофей сбегал к ручью, умылся, вновь развёл костёр, подумав, что следует огонь как-то поддерживать постоянно. Если всё время разжигать его, то никаких спичек не хватит. Пересмотрев продукты, он прикинул, что еды ему хватит дней на десять, а при экономии, пожалуй, и на пятнадцать. «А там что-нибудь придумаем, Робинзон же не умер», – Ерофей повеселел – правильно говорят, что утро вечера мудренее: утром все проблемы становятся проще. И стал готовить завтрак.

Когда еда была готова, Ерофей, уже совсем успокоившись, решил, что с быком связываться не стоит – пусть себе на воле бегает. На Олимп возвращаться не будет – ну их всех к бесу, впрочем, он и не знает, как туда вернуться. Лучше найти людей и с ними поладить. Правда, по-гречески он ни бельмеса, его, конечно, никто не поймёт: это боги-олимпийцы – полиглоты, но ничего, как-нибудь всё обойдётся. Он даже смирился с тем, что никогда не увидит мать, Изольду, сестрёнку и даже дурака Кольку, у которого он забыл забрать отремонтированный магнитофон. Колька хоть и алкаш, а мужик умелый. Если опохмелится стаканчиком, чтобы руки не дрожали, так он и космическую ракету починит. Будь Колька здесь, они бы в два счёта придумали, как выбраться отсюда.

Ерофей снял котелок и чайник с костра, взялся за ложку и тут же вскочил, опрокинув чай в костер, успев, однако, подхватить топорик. Он скакнул через костёр и уставился на палатку, где кто-то, кряхтя, ворочался.

– Медведь! – ахнул Ерофей. – Всё, балда, проспал, ведь он же меня мог сожрать! – Ерофей судорожно сжал обеими руками топорик, не зная, то ли задать стрекача, то ли попытаться убить зверя, который забрался в палатку.

– Да не медведь я, хотя мне такой зверь неведом, – из палатки высунулась кудлатая голова Гермеса с распухшим носом.

– Ах ты, паразит! – завопил Ерофей больше от радости, чем от гнева. – Ты как туда забрался?

– Как, как… Обычно, – шмыгнул Гермес носом. – Вижу, дрыхнешь без задних ног, не стал тебя будить, вот и залез в это ненадёжное жилище.

– Надёжное, очень даже надёжное, – приплясывал Ерофей, не выпуская из рук топорик и котелок. – Вот как хлынет дождище, тогда и поймёшь, надёжное оно или нет.

Тут, как по волшебству, и впрямь ливанул такой дождь, что Ерофей едва успел юркнуть в палатку, чуть не стукнув при том нечаянно Гермеса топориком по лбу.

– Ну-ну, – сердито отодвинулся тот в угол. – Смотри, а то опять исчезну.

– Ой, Гермесик, ой, милый ты мой бродяга, не злись, пожалуйста, я же случайно, – заворковал Ерофей. – Хочешь кашки? Вку-у-сне-е-нька-я-а! – Ерофей, на секунду высунув нос наружу, схватил свою ложку, другую вытащил из рюкзака, и приятели дружно ими заработали, а остатки каши по очереди смазали кусками хлеба.

Дождь как начался внезапно, так и прекратился. Ерофей втащил в палатку чайник и разлил остатки чая по двум эмалированным кружкам. И Гермес авторитетно заявил:

– Нектар и амврозия! Божественная еда!

А потом они молча растянулись в палатке, подложив под головы рюкзак.

– Ты зачем обратно вернулся? – спросил тихо Ерофей.

– Ну… Я же понимаю, что поступил с тобой, как подлый трус. Ничего тебе не сказал и заманил на Олимп. Да и как сказать?! – Он с жаром начал оправдываться: – Зевс меня бы обратно никогда на Олимп не пустил. Он же главный, я ему обязан подчиняться. А вообще… – Гермес почесал смущённо горбинку. – Я как-то уже к тебе привык. Вот и вернулся. А за то, что ты вмазал мне, я не обижаюсь. Правильно вмазал, – и поднял руку: – Давай пять, и помиримся.

Ерофей согласно шлёпнул своей ладонью по его ладони и весело пропел старую-старую песню, которую часто напевала мать: «Давай мы с тобой помиримся навсегда, навсегда, давай мы не будем ссориться никогда, никогда…»

А потом они лежали всё так же – голова к голове – и решали, что сделать с этим чудовищным быком. Проекты были один бредовее другого, пока Ерофей вдруг не сел:

– Герка, я знаю, как укротить этого бешеного быка!

– Как? – сел и Гермес.

– А вот скажи, ты очень разозлился, когда тебя позавчера вечером Зевс позвал?

Гермес сверкнул плутовским взором и чистосердечно признался:

– Ещё бы! На самом интересном сорвал с места, старый хрыч.

– А когда ты вернулся обратно, твой гнев улёгся? – лукаво поинтересовался Ерофей.

– Ещё бы! Конечно: я быстро утешился, та нимфа – просто чудо!

– Во-во! А не думаешь ли ты, что этот бычище бесится именно потому, что один, а?

Гермес некоторое время сосредоточенно соображал.

– А ведь верно! Что человек, что бык – всё одно, как ты говоришь – производитель. Конечно! – Он хлопнул себя по лбу. – Если мы приведём ему корову, он успокоится, ему просто некогда будет бегать по лесу, задрав хвост…

– … и тогда этот бык придёт за нами и этой коровой на Олимп, словно на верёвочке, – закончил их общую мысль Ерофей.

– Ерошка! – темпераментный Гермес вскочил и притиснул приятеля к груди:

– Ты – гений! Даже я, самый хитроумный и пронырливый из богов, не додумался до этого! Да, – он стал серьёзным, – а как мы раздобудем корову? Ну, это не важно. Раздобудем. Главное – где?

– Попросим у Посейдона, – предложил Ерофей. – Уж если у него был такой здоровенный бычище, то, наверное, есть и коровы ему под стать.

– Бр-р-р… Вредный старикашка и злобный, к тому же – злопамятный. Этого быка он предназначал себе в жертву, однако не получил. И ты хочешь, чтобы он ещё тебе и корову отдал? Нет. Он – жлоб ужасный.

– Ну, в Зевсовом стаде возьмём.

– Не, у него порода не та. Вся соль в том, что быка он хочет заполучить для улучшения породы. Не пройдёт это дело.

– Ну, я тогда не знаю, – приуныл Ерофей.

– Зато я знаю! – Гермес от избытка чувств даже исчез: вот сидел только что рядом, и нет уже на месте. Ерофей похлопал вокруг себя ладонями и жалобно попросил:

– Герка, перестань дурачиться. Где ты?

– Да здесь! – Гермес хлопнулся, не удержавшись, на спину. – Здесь! Эврика! Я у Аполлона украду коров или у Полифема!

– Нет, – сурово нахмурился Ерофей и категорично заявил, – вот тут – нет. Красть ты ничего ни у кого не будешь. Ясно?

– Ага-а-а… – протянул обидчиво, как ребёнок, Гермес. – А тогда как эту проклятую корову достать?

– Ну, ты же сам хвастался, что играешь на лире лучше Диониса. Мы заработаем эту корову. Ты будешь играть, а я танцевать, потому что петь я не очень – медведь на ухо наступил.

И они тут же начали репетировать.

Аполлон встретил незваных гостей не приветливо:

– Ты опять взялся за старое, Гермес? Шныряешь повсюду и высматриваешь, что можно украть? Да еще учишь и мальчишку! Исчезни с глаз моих, презренный!

– Не могу! – решительно заявил Гермес. – Мы к тебе по делу. Говори, Ерофей, а то я в гневе чего-нибудь да ляпну, и дело испорчу.

Ерофей обстоятельно всё объяснил Аполлону. Тот слушал-слушал и наконец воскликнул:

– И как я, неразумный, сам раньше до этого не додумался, чтобы критского быка приманить? Он в моём стаде очень бы сгодился. Но тут уж ничего не поделаешь, слово Зевса, родителя моего, для меня – закон, и я вам не буду строить козни. В знак уважения к отцу своему я сам отберу лучшую из лучших моих коров и вручу вам. И даже не заставлю тебя, Гермес, играть.

– Нет уж! – заартачился Гермес. – Я, может быть, впервые в своей жизни хочу честно что-то заработать, а ты мне отказываешь в том. Нечестно!

– Ну, воля твоя, – согласился Аполлон.

По правде сказать, он очень любил игру своего беспутного младшего брата, да и самого тоже любил, только не хотел этого показывать для пользы воспитания.

И Гермес грянул такую развесёлую мелодию, что ноги у Ерофея сами пошли в пляс. Он и подпрыгивал, и вприсядку пускался, и такие кренделя ногами выписывал, что сам удивлялся, как не запутался в них.

– О! – вымолвил поражённый Аполлон да так и остался с открытым «певческим» ртом. А под конец даже прослезился. – Ну, потешили вы меня, ну потешили… Да я вам сейчас такую коровку приведу! – и он рысцой ринулся из дома.

Гермес тут же встал с места и упругим шагом прошёлся по залу. Ерофей, заметив его хищный взгляд, брошенный на золотой лук Аполлона, прошипел сквозь зубы:

– Герка, по носу схлопочешь!

Гермес тут же сел, потому что весьма дорожил своей внешностью, а Ерофей все-таки, когда ударил его первый раз, попал в цель. Метил, правда, в зубы, а угодил по носу, который, естественно, распух, слегка изменив лицо бога-плута не в лучшую сторону.

Корова, которую привёл Аполлон, была крутобокая, очень упитанная и красивая. Её шерсть отливала медью в лучах солнца, на лбу сияла белоснежная «звездочка», у самых копыт – белые «чулки». Благодарные Гермес и Ерофей повторили свой «концертный» номер, чем окончательно растрогали Аполлона.

– Видишь, и ты хорошим быть можешь, – назидательно сказал он Гермесу: – Вот нашёл хорошего друга, и держись за него, учись у него, а с Дионисом не водись.

Ерофей тоже расчувствовался и сказал Аполлону:

– Мы вам потом теленочка от вашей коровы привезём, вот и у вас порода улучшится.

– Ай-яй-яй! – восхитился Аполлон. – До чего же у тебя мудрый друг, Гермес, я вот до этого тоже не додумался. Премного буду благодарен, если так мне удружите.

– Удружим, – пообещал Гермес и подлез под корову. Кряхтя, поднатужился, вскинул корову на плечи и пропал из глаз.

– Вот шельмец! – восхитился Аполлон. – У меня так никогда не получается.

– На то он и быстрее мысли! – горделиво заметил Ерофей, словно это его похвалили. – Талант!

Через несколько минут Гермес появился вновь, и они, выпив на прощание с Аполлоном по чаше нектара, покинули его.

– Теперь будем ждать, когда этот сумасшедший бычара понесётся обратно, – сказал Гермес, когда они, вернувшись к палатке, уселись поудобнее у костра, поужинали кашей и запили её котелком молока. Неподалеку залегла и корова. Она оказалась на редкость ласковой и спокойной. Пока они терзали её вымя, терпеливо стояла на месте, пережевывая траву. «Надо же! – подумал Ерофей. – А бабушкина Ночка давным-давно бы уж врезала хвостом или копытом». Они вымыли корову в ручье и даже придумали имя – Зорька за её золотистую масть.

– Слушай, а вдруг бык нас здесь стопчет? – опасливо спросил Ерофей. – Мало ли, где взбредёт ему шататься?

– Не, – успокоил его приятель. – Он же привык землю пахать, потому возвратится прямо по краю прежней борозды. Вот увидишь!

На следующий день они, основательно подкрепившись, свернули лагерь и двинулись к тому месту, где впервые увидели быка. Корова шла не спеша за ними, а если и отбивалась в сторону, то Гермес тут же подзывал её, играя на свирели. К вечеру они достигли огромной, метров десять в ширину просеки – здесь недавно промчался бык.

Гермес выгнал Зорьку на просеку, кинул перед ней внушительную охапку свежей травы, а сам вернулся к Ерофею, который, позеленев, прятался в кустах. Вскоре послышался гул – это мчалось, словно поезд-экспресс, рогатое страшилище.

Бык был великолепен. Он летел, не глядя вперед, опустив голову, выставив рога, которыми готов был сокрушить любое препятствие на пути.

– Во, гигант! Превосходный бугай! – восхищённо зашептал Гермес.

– Обратит ли он внимание на Зорьку? – обеспокоился Ерофей. – Прёт – ничего вокруг себя не видит.

– Обратит! Она же истинная красавица в своём племени, да будь я быком, я бы… – глаза Гермеса засверкали, он даже вскочил, почувствовав себя, наверное, на миг быком.

– Сиди ты! – повис на плечах приятеля Ерофей. – Ты хоть и бугай, да Федот всё ж не тот!

Бык остановился так резко перед безмятежно щипавшей траву коровой, что его задние ноги взметнулись вверх, и он едва не потерял равновесие. Зорька ласково и протяжно замычала, отчего бык, остолбенев, врос окончательно в землю и… лизнул огромным алым языком Зорьку прямо в нежно-розовый нос.

– Му-у-у! – ответила радостно Зорька, наверное, сказала быку: «Ну и дурень же ты – мотаешься туда-сюда, злишься. Давай лучше вместе жить». И важно зашагала по просеке к уцелевшему ярко-зеленому кусту, а бык…

Бык покорно поплёлся за ней.

В честь столь блистательной победы Ерофея и Гермеса над критским быком Зевс закатил грандиозный пир. Вообще-то Ерофей подозревал, что Зевс просто нашёл причину для пира. Как рассказывал Гермес, родитель его был не только юбочник, но и весьма заядлый кутила. Так что Гера, женщина серьёзная и добродетельная (одновременно с тем и коварная), частенько закатывала супругу своему грозному не только сцены ревности, но и отчитывала его за попойки, во время которых Зевс забывал о своей ответственности за мир, и на земле из-за этого творилось нечто невообразимое – землетрясения, наводнения, а разводы преобладали над браками.

На пиру все наперебой славили Ерофея с Гермесом. Впрочем, и было за что.

Все обитатели Олимпа высыпали из дворца поглядеть на торжественную процессию, которая медленно двигалась вверх по Олимпу. Впереди шёл Ерофей, выпятив грудь, рядом – Гермес, наигрывая весёлый мотивчик на свирели. Следом шествовала Зорька. За ней тащился понурый Арес – так друзья решили назвать быка-разрушителя назло богу-воителю. Но бык теперь совсем не был похож на злобное чудовище, а был покорен, как телёнок. «Шерше ля фам, – заключил Ерофей свой рассказ об укрощении быка. – То есть, при любом случае ищите женщину». При последних его словах глаза Геры подозрительно блеснули, когда она посмотрела на своего могучего супруга.

На пиру в честь Ерофея было поднято столько заздравных чаш, что Ерофей им счёт потерял, дойдя вскоре до состояния, когда не только море – океан по колено. Он помнил, как пустился в пляс под весёлую игру Гермеса, а вот дальше – темень непроглядная. И кто приволок Ерофея в его спальню – неведомо.

Ерофей спал самым настоящим богатырским сном, когда к нему явился Гермес. Он с трудом растолкал приятеля и передал ему высочайшее повеление Геры сей же миг явиться в покои Зевса и разбудить его, что для Ерофея было невыполнимо. Парень голову от подушки оторвать не мог, не то, чтобы идти куда-то.

Мысли Ерофея тяжело и неповоротливо ворочались, как глыбы в камнедробилке, пока Гермес – весь помятый, заспанный и несчастный – втолковывал ему, что явился обиженный Посейдон и требует аудиенции у Зевса, который совсем ни в зуб ногой и дрыхнет беспробудно. Наконец среди мысленных глыб проскользнул маленький перл, и Ерофей попросил Гермеса достать из рюкзака походную аптечку, где среди прочих лекарств находился и пузырёк с нашатырным спиртом.

– Что есть – «аптечка»? – как всегда осведомился Гермес, услышав незнакомое слово.

– Ну, сумочка такая с красным крестом… – простонал Ерофей в ответ, но видя, что объяснения бесполезны, сполз с постели, стеная, добрался до рюкзака, достал столь нужный ему пузырёк и велел Гермесу принести чашу чистой воды. Тот мгновенно всё исполнил, и Ерофей, накапав несколько капель нашатыря в воду, хлобыстнул мерзкое белёсое пойло одним махом. В голове немного прояснилось, но хмель всё же цепко держал в своих лапах забубенную головушку Ерофея.

– Тащи воду в тазике! – приказал Ерофей.

Гермес притащил таз для омовения с тёплой водой, думая, что Ерофей желает умыться.

– Да холодной мне надо! И побольше. Впрочем, я сам пойду в сад, а ты найди какую-нибудь бадью.