Текст книги "13 подвигов Ерофея"

Автор книги: Евгения Изюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Евгения Изюмова
«ТРИНАДЦАТЬ ПОДВИГОВ ЕРОФЕЯ»

Долгий настырный звон у дверей заставил Ерофея Горюнова выползти из постели. Мозг его ещё не включился в работу, но тело, приученное, как зомби, откликаться на телефонные и дверные сигналы, послушно поплелось к двери, свесив голову на грудь.

Ерофей даже не глянул в «глазок», чтобы увидеть, кого же принесло в предрассветную рань, руки сами собой механически отомкнули замок, распахнули дверь. Один его прищуренный глаз узрел на пороге абсолютно голого парня, и язык Ерофея, независимо от желания хозяина, заплетаясь, изрек:

– Э-э… нудистов не приглашал. И вообще я… это… лесбиян, меня больше на женщин тянет.

Другой глаз также самостоятельно приоткрылся шире, и Ерофею показалось, что перед ним стоит сосед Колька, дремучий алкаш, который, допившись до зелёных чертей, выскакивал на площадку в чём мать родила, изображая сатира.

– Э-э… Ты что, колом по башке трахнутый, да? Я тебе не Верка, шоб мне тут свой стручок показывать! – рявкнул Ерофей.

Верка, девчонка-десятиклассница, жила этажом выше и часто натыкалась на голого Кольку, возвращаясь вечером с дискотеки.

И тут оба Ерофеева глаза не просто раскрылись, а чуть из орбит не выскочили, потому что «соображалка» его наконец-то включилась, и Ерофей увидел, что парень своей бронзовой загорелостью кожи совсем не похож на бледно-зелёного от перепоя и всегда небритого Кольку. К тому же незнакомец был не совсем голый – предметы его мужского достоинства, мощно выпиравшие, были прикрыты зелёным широким листом, а ноги обуты в сандалии с крылышками, трепетавшими возле пяток. В руках он держал какой-то странный музыкальный инструмент.

Ерофей начал яростно протирать глаза, убежденный, что данное явление – результат вчерашнего мальчишника с друзьями-студентами по поводу благополучного завершения летней сессии. Ерофей редко употреблял спиртное, но как можно удержаться, когда позади очередной год учебы, а в кармане стипендия аж за три месяца.

«Черт! – подумал Ерофей. – Это надо же так упиться, что мужики голые кажутся. Нет, чтобы девчонки пофигуристей, глядишь, хоть пощупал бы…» Впрочем, Ерофей такой «развратный» был только в мыслях, а с девушкой своей Изольдой даже и не поцеловался по-настоящему ни разу, не говоря уж об ином.

– Вы ошибаться, приятель, – вдруг сказал пришелец приятным баритоном с заметным иностранным акцентом. – Я вы не казаться, я самый дело существовать.

Ерофей резко затряс головой и перекрестился: «Чур меня, чур! Уж и слуховые галлюцинации начались! Мамочка моя, так и в психушку недолго попасть!»

– Что есть – «психушка»? – осведомился незнакомец. – Я направляться вы, а не психушка.

Ерофей оторвал руки от глаз и в ужасе, однако с надеждой, воззрился на порог. Может, пропадёт этот ночной кошмар, и всё будет в порядке? Но голый парень, ухмыляясь, набренькивал на лире, которую держал в руках (Ерофей вспомнил, как назывался странный музыкальный инструмент), какой-то весёленький мотивчик, похожий на «Эйс оф бэйс», и, видимо, никуда не собирался исчезать. Ухмылялся он, впрочем, вполне доброжелательно.

– Да настоящий я, настоящий! – улыбнулся парень широко. – Можешь меня даже потрогать, – парень явно не страдал комплексом стеснительности. Он вновь звякнул струнами, картинно взметнул руку над головой и торжественно произнес. – О, великий победитель Смерти и помощника её – Дэта-Сатаны! Я – быстрый, как мысль, самый хитрый из богов, приветствую тебя!

– Хо! – пришёл в себя окончательно Ерофей. – Я вижу: от скромности ты не помрёшь.

Незнакомец презрительно и высокомерно скривил красивые губы:

– Мне это не грозит. Я – бессмертный! Слушай, впусти же меня в дом! Я совсем… как это? – он отыскал в памяти нужное слово и радостно воскликнул. – А! Задубарел! – и тут же изумил Ерофея следующей фразой, которая была ответом на его испуганную мысль. – Да ладно тебе, не грабитель я, очень надо каким-то там наводчиком быть.

Ерофей в изумлении разинул рот:

– Ты кто? Телепат?

– Не имею чести знать, что есть «телепат», но мысли твои читаю легко. А кто есть я? Я – Гермес, посланник самого могучего и величайшего из богов – отца моего Зевса, – и опять ударился в цветистые восхваления своих достоинств.

Ерофей вновь затряс головой – всё-таки это похоже на галлюцинации. Однако в сторону отступил, освобождая дорогу пришельцу. Гермес быстро юркнул в квартиру, видно, и впрямь замёрз, если его бронзово-загорелая кожа покрылась пупырышками.

– Э-э… – наконец-то и мысли заворочались в голове Ерофея, и потому предложил. – Я тебе, пожалуй, дам какую-нибудь одёжку, а то мать вдруг зайдёт – в обморок упадёт, как увидит тебя. – Он достал из шкафа спортивные брюки и белую футболку: – На, держи…

Гермес взял вещи, повертел их в руках, наморщил, соображая, лоб и оделся, ответив на мысленное ехидство Ерофея, вогнав его в краску:

– Небось и у нас, богов, голова на месте и варит, – он говорил уже почти без акцента, как любой приятель Ерофея.

– Есть хочешь? – спросил Ерофей.

– О! Как стадо волков!

– Как стая, – снисходительно поправил Ерофей. И повёл гостя на кухню, где за пять минут сварганил с луком и колбасой яичницу, которую навострился готовить, живя в общежитии.

Гермес быстро расправился с яичницей, запил её стаканом холодного молока и похвалил, похоже, от души:

– Божественная еда! Нектар, амврозия!

– Хм… – смутился Ерофей. – Обычная студенческая еда, на скороту приготовленная. Когда мать дома, то пузо набито, а когда нет, то и это сойдёт. Слушай, а ты вообще – кто?

Гермес насмешливо фыркнул:

– Сказал же: Гермес я, сын Зевса и его любимец… Что? Котелок не варит с похмелья? Ну, дерябни стакашек, и всё пройдёт.

– Не… – затряс головой Ерофей. – Я мало пью, тем более не опохмеляюсь. Вот, правда, всё же в толк не возьму, кто ты, и зачем среди ночи явился?

– Ну что, по-твоему, я голяком среди бела дня должен по улицам ходить? -засмеялся весело Гермес, показав отличные зубы. – Ты хоть когда-нибудь греческие мифы читал, неужто не знаешь, кто такой Зевс, и что я, то есть Гермес, посланец богов?

Тут уж рассмеялся Ерофей:

– Сам-то я не очень про тебя и твою братию интересуюсь, а вот сестра Елизавета любит Аттику. Так она говорила, что Гермес – большая шельма.

– Что есть – «шельма»? – озадачился пришелец.

– А это есть – большой прохиндей, проныра, плут да и вор к тому же. Ну, хватит с тебя определений?

Гермес обидчиво надулся:

– Ну, сразу и шельма, сразу и вор… Подумаешь, утащил однажды у Посейдона трезубец, у Ареса – меч, у Аполлона – его золотые стрелы… Так ведь шутя. И вернул же потом всё!

– Ну-ну, – хрюкнул Ерофей весело. – А ещё честного из себя строишь. Вспомни, может, ещё что-нибудь у кого спёр, а?

– Подумаешь, у Аполлона его коров как-то угнал! – загорячился Гермес. И тут же победно вскинулся. – Зато потом он всё равно этих коров мне подарил, потому что я пленил его слух божественной игрой на лире.

– Вот-вот. Ты к тому же и порядочный хвастун, – поддразнил Ерофей.

– Да не хвастун! – закипятился Гермес. – Я вообще-то малый не плохой, но натура у меня такая озорная, скучно мне без проказ. Но если хочешь знать, то меня в древней Греции чтил и путник, и оратор, и купец, и атлет, и даже… вор! – завершил он свою речь.

И засмеялся опять, потому что в запале последним словом признал, что, действительно – большой плут.

– Однако, – Гермес назидательно поднял указательный перст, – я и умён. Заметь, никому до меня не пришло в голову к ногам украденных коров привязать ветки и тем замести следы. Аполлон их никогда бы не отыскал, если бы я сам не признался.

– Да ладно, – махнул пренебрежительно рукой Ерофей. – Я читал как-то, что вор однажды корову в лапти обул, чтобы следы замести. Вот это – выдумка! А ты – ветки…

Гермес глянул недоверчиво на Ерофея, проверяя, не обманывает ли? Затем беспечно махнул рукой, признавая оригинальность выдумки человека:

– Ну, голь на выдумку хитра, а у вас страна голи.

Тут уж обиделся Ерофей:

– Ну, ты, любимец богов! Говори, да не заговаривайся, а то сейчас двину по зубам: я всё же патриот.

– Да ладно тебе, – примирительно произнес Гермес. – Это же пословица ваша, я её выудил у кого-то из головы. Слушай, давай лучше поговорим о деле, а то перессоримся ненароком. В общем, так. Я – в самом деле бог Гермес. И послал меня к тебе мой батя Зевс.

– Откуда он узнал обо мне? Вы вон когда жили, а я – вон когда… – пробурчал всё ещё сердитый Ерофей.

– Э, приятель! Олимп вечен, боги-олимпийцы – бессмертны, – Гермес говорил напыщенно и горделиво.

– Ну, ясно. Вы живёте вроде как в другом измерении, ну, вроде тех, что шастают над землёй в летающих тарелках. Видеть, мы вас не видим, а живёте вы рядом.

Гермес на секунду задумался, осмысливая услышанное, и подытожил:

– Ага! Совершенно верно!

– И всё-таки, как вы обо мне узнали?

– Понимаешь, я же не просто посланник богов вроде курьера, это – так, хобби. А в основном я – проводник умерших душ в Аид. Ну, Ерофей, ты же бывал в подземном царстве умерших.

– Какой ещё Аид? Я в Тихгоре был, ну и в Соврае немножко, – Ерофей передернул плечами от неожиданных воспоминаний, что промелькнули в его голове. – И то во сне, наверное. Потому что наяву такого не может приключиться.

– Тихгор – это одна из провинций владений бога Аида. Сатана – его наместник. Мы с ним иногда встречаемся, я имею в виду Сатану, вот он и рассказал про тебя. Знаешь, Ерофей, по-моему, он тебя до чёртиков боится, – Гермес улыбнулся. – Я когда спросил, нельзя ли, мол, найти тебя, так он всеми копытами замахал и заголосил: «Чур меня, чур!» Не испугался бы он так, я бы не стал справки наводить. Тантал тебя очень уважает. У него теперь роскошный ресторан, «Ерофеич» называется, – при этих словах Ерофей польщённо улыбнулся. – Каждый, кто бывает у Тантала, обязательно пьёт за твое здоровье и со своего стола чем-нибудь угощает хозяина, так что разнесло Тантала в толщину до безобразия. Сизиф опять камень на себе таскает, а дружок твой Тантал, вишь, как устроился. Так что прохиндей – он, а не я. Впрочем, – Гермес глянул усмешливо на Ерофея, – оба мы – достойные сыны своего родителя Зевса. Папаша наш – тоже прохиндей не из последних, – но тут он вспомнил, что и богам сор из избы выносить не следует, и свернул разговор на иное. – Короче, я как-то сказал о тебе отцу своему, громовержцу Зевсу, и он захотел тебя увидеть, а то сейчас он в большой озабоченности и печали находится.

– Ага, – скривился Ерофей, – больно надо мне громыхалку старого ублажать. Кто я? Шут гороховый?

– Да как ты смеешь так непочтительно называть самого божественного из богов?! – вскипел Гермес и врезал Ерофею в ухо. Но тот ловко уклонился, и кулак Гермеса просвистел рядом с головой Ерофея, не причинив ему вреда.

– Но-но! – прикрикнул Ерофей на бога-задиру. – Не забывай, что ты всё-таки в гостях!

– Ну, извини, – Гермес быстро вскипал, но так же быстро и остывал. – Не буду больше. А ты, Ероха, собирайся на Олимп.

– Хо! – усмехнулся Ерофей. – «Собирайся»! У нас, поди-ка, демократия: свобода слова, совести и выбора действия. Может, я не желаю ехать к вам, к черту на кулички? А он тут, понимаешь, раскомандовался!

– Да не к черту, а на Олимп. Ну, Ерофей, Ерошечка, – Гермес просительно заглянул ему в глаза. – Ну, ведь ты все равно будешь дома сидеть, работы-то летом не найдешь.

– Это правда, – вздохнул Ерофей: дипломированные выпускники институтов работу находили с трудом, а уж ему на лето и вовсе не найти, тем более что и студотрядов не стало.

– Ну вот! – обрадовался Гермес. – Вот и поехали к нам. Там тебе и куличики будут, и Зевс работёнку не пыльную даст. А то давай со мной в Аид. Уж там тебе всегда должность обеспечена, ты только Сатане скажи, – Гермес широко, белозубо осклабился. – Ерофей, поехали, а?

Ерофея снова всего передернуло от воспоминаний о Тихгоре и Сатане, однако, как говорится, любопытство – не порок, а любопытством Ерофей был наделен в полной мере и даже больше, потому спросил:

– Зачем я понадобился Зевсу?

– Думаю, Геру, жену свою, приструнить. А может, задумал в супруги её тебе отдать, – Гермес хитро прищурился.

– Не-не! – вскричал заполошно Ерофей. – Я другую люблю, и никакой мне Геры не надо, да еще старухи!

– Ты несправедлив, друг мой, – снисходительно похлопал Гермес Ерофея по плечу. – Гера – классная телка.

Ерофей вспыхнул и сердито зашипел, грозя Гермесу пальцем:

– Не смей так при мне о женщинах выражаться. И вообще – что это за лексикон у тебя уличный, как у бомжа?

– Да ведь я, – добродушно начал оправдываться Гермес, – прежде чем тебя нашел, многие мысли выслушал. И я скажу – велик и могуч ваш язык, и зело прекрасен.

– Ну ладно, – смягчился Ерофей, – говори, как умеешь.

– Ага! Ну вот, Гера, хоть и классная телка, но и стерва великая. Она папаше моему никакого ходу не дает, сторожит его как Кербер, правда, на то есть и основания, поскольку папашка мой еще тот жук: ни одну юбку мимо не пропустит – сцапает. Но попробуй ты за Герой ухлестнуть, он тут же тебя огненной стрелой поджарит как цыпленка.

– Подумаешь, – расхрабрился Ерофей, – огненные стрелы его – молнии. Всего-навсего – результат накопленной электростатической энергии. А громыханье происходит при столкновении туч. Ничего страшного.

– А я что говорю? Зевс и есть могучий тучегонитель и громовержец. Но ты не прав, говоря, что в том нет ничего страшного. Зевс в гневе своем зело страшен.

– И ты меня к такому злыдню зовешь? – обрадовался Ерофей возможности отказаться от поездки. – Не, мне жизнь моя дорога. Не поеду!

– Да ведь Зевс тебя бессмертным сделает! – попробовал соблазнить Гермес Ерофея иным способом.

– Обещала уже одна… Да что с того хорошего? Если бы все такие вокруг были, а то я буду ходить, молодой дурак, а все мои друзья, мама, сестренка поумирают. Не, я не согласен.

– Ну, нет у меня больше сил тебя уговаривать! – в отчаянии вскричал Гермес и стукнул себя гулко в грудь. – Что ты за упрямец такой? Ему дело выгодное предлагают, которое только ленивый в руки не возьмет, а он еще и кочевряжится!

– Ага, да как же я попаду на этот ваш Олимп? Это тебе не в гору сигать в тартарары, – не сдавал позиций Ерофей. – Это ведь в Греции. Ты знаешь, какие сейчас билеты на самолет дорогие? Где я тебе такие денжищи возьму?

– Ну-у… – обиделся Гермес. – Да я тебя в любое место в один миг доставлю, только захоти.

Ерофей задумался. С одной стороны, страшно голову невесть куда совать на какой-то там Олимп, а с другой стороны – не под землей же будет, на светлой воле, на чистом воздухе, уж как-нибудь сумеет вывернуться, если что… С одной стороны, стыдно перед матерью, что не работает: учит она его, учит, а отдачи никакой, но с другой стороны – все равно на шее сидит, а с Олимпа, поди-ка, можно и посылочку прислать, и жениха стоящего сестренке подыскать, она же без ума от Древней Греции… С одной стороны… с другой…

«А! – махнул рукой Ерофей. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Как там еще?»

– Или пан, или пропал, – подсказал Гермес и произнес душевно. – Соглашайся, Ероша, не пожалеешь.

И Ерофей с отчаянной решимостью мотнул согласно головой, болевшей до сих пор с похмелья.

Ерофей собирался в путь также тщательно, как и в Чёртово ущелье в прошлом году. Тогда он одолжил у приятеля снаряжение альпиниста, сейчас же решил, что на Олимпе пригодятся иные вещи. В рюкзак он положил самое необходимое, вовремя сообразив, что перед богами нечего выпендриваться – они премудры, прекрасны, превосходны, прекраснодушны и прочая и прочая пре-пре-пре… Захватил на всякий случай и палатку: вдруг сгодится.

Гермес наблюдал за сборами снисходительно и отпускал ехидные шуточки, пока Ерофей не включил старенький переносной телевизор «Сапфир», стоявший на тумбочке в изголовье его кровати. Включил безо всякого умысла, просто захотел между делом утренние новости посмотреть. Болтливый бог в первый миг онемел, потом запаниковал и чуть не сиганул под диван, а затем «прилип» к экрану, смотрел на него восхищённо и молча.

Отправляться на Олимп они решили следующей ночью, поскольку Гермес опасался это делать днем из непонятных Ерофею соображений, ведь, как он уразумел, Гермес был способен переходить из одного измерения в другое в любое время суток. Но вскоре понял хитрость Гермеса – тот просто хотел подольше посмотреть телевизор. Ему нравились абсолютно все передачи, а от мультиков он прямо-таки млел. И особенно Гермесу понравился кот Леопольд – был один из тех редких дней, когда бывший советский мультфильм сумел прорваться на телеэкран. В основном на всех каналах крутили «Тома и Джерри». Глядя на однообразные садистские выходки Джерри, Гермес в конце концов сердито заявил:

– Думаю я, сей мышонок – потомок премерзких гарпий, не знающих жалости ни к кому.

Ерофей вздохнул:

– Ну что поделать, Гермес. Таков закон рынка, кто платит, тот и музыку заказывает. Слушай, давай лучше прогуляемся немного, а? Лето ведь, а мы в квартире паримся.

Гермес с неохотой оторвался от телевизора, тем более что смотрел большой и новый, цветной, который находился в комнате матери, служившей одновременно и комнатой для приема гостей. Гермес матери Ерофея понравился своим веселым нравом и вежливостью. Олимпиец ни разу не сморозил жаргонной грубости, а уж тем, что предложил помочь накрыть на стол – вовсе очаровал её. Мать так растаяла, что шепнула украдкой Ерофею:

– Вот современный молодой человек, а какой услужливый и внимательный, не то, что ты, охламон патлатый.

– У него небось патлы не меньше! – обиделся Ерофей, намекая на буйную кучерявую шевелюру гостя.

– А все равно аккуратней выглядит, – торжествующе отпарировала мать и обескураженно развела руками. – Вот разве что имя какое-то странное – Гермес. В наше-то время… И чем только его родители думали, когда его так называли? Задразнили, наверное, мальчика совсем.

Ерофей фыркнул: «Как же, задразнишь такого!»

Во время обеда Гермес так искренне нахваливал кулинарное искусство хозяйки дома, что Ерофей боялся – не удержится болтливый бог и брякнет про амврозию и нектар, чем совсем смутит мать и посеет в её душе сомнения. Однако гость не только хитростью, умом тоже был не обделен, и потому ничем не выдал себя.

– Мама, – прорвался Ерофей сквозь безудержную болтовню гостя, который ложками лопал брусничное варенье и рассказывал про прекрасные сады Гесперид, где росли золотые яблоки. Мать ахала и восхищалась: «Это же очень красиво – золотистый цвет у яблок? А какой это сорт?» Вот здесь Гермес и споткнулся, а пока соображал, что сказать, Ерофей втёрся в разговор. – Мама, Гермес меня в гости к себе приглашает недели на две. Я съезжу, а? Он говорит, что у его отца и подработать можно.

Мать согласно кивнула, не поинтересовавшись, к удивлению Ерофея, где живет Гермес, и далек ли туда путь, а главное – насколько будет растрясён их семейный бюджет в связи с поездкой. Тем более, что Лизка уже умотала с подругой в турпоход. Бог-плут невинно пил чай, старательно избегая взгляда Ерофея, и тот сообразил, что Гермес успел внушить матери истинно олимпийское спокойствие и тем лишил Ерофея последней возможности отказаться от путешествия в неведомое.

«Вот прохиндей! И дела ему нет, вдруг пропаду на ихнем Олимпе», – подумал Ерофей беззлобно. «Не дрейфь, – тотчас откликнулся Гермес, по-прежнему не глядя на Ерофея, – не пропадёшь!»

За стенами дома сиял теплый июньский день.

Гермес, которому Ерофей выделил из своего небогатого гардероба джинсы и новую рубашку, шагал рядом с ним, выпятив грудь и цепляя быстрыми, чёрными острыми и жгучими глазами проходящих мимо девушек. Его распирало от желания бежать следом за всеми разом: глаза у него буквально разбегались по сторонам.

– Смотри, не окосей, – шутливо пихнул его в бок Ерофей.

– Ну гёрлы здесь у вас, ну, гёрлы! – восторженно выдохнул Гермес. – Нимфы, Нереиды, Хариты… – и вдруг запнулся, уставившись на шедших навстречу трёх девчонок с ногами чуть ли не от шеи, одетыми в такие «мини», что листок на голом Гермесе выглядел «макси».

Глянул Гермес на яркие губки-бантики, и хотел уже восхищённо цокнуть языком, но тут же захлопнул рот: прелестные губки разом выдули огромные разноцветные пузыри. Ерофею такое не в новинку, а вот Гермес чуть чувств не лишился и панически нырнул за спину приятеля. Девицы продефилировали мимо, как шагающие монументы, даже глазом в сторону парней не повели, сосредоточенные на втягивании опавших пузырей обратно.

– О, богиня Гера! О мать моя, Майя! – запричитал Гермес, обхватив ладонями голову. – Что это было? Горгона-Медуза не столь безобразна, сколь сии жёны, подобные Эриниям, богиням проклятия в мрачном Аиде! Что это с их устами, какой недуг их одолел?

Ерофей расхохотался:

– Да жвачку жуют. Думают – крутые девахи, такие, мол, и нравятся. А того не понимают, дуры лопоухие, что нам, парням, совсем другие нужны, – он вздохнул: Изольда с параллельного экономического курса, девушка, которая нравилась Ерофею, тоже обожала жвачку.

Гермес почесал задумчиво горбинку носа и сказал:

– Что-то мне расхотелось гулять. Давай вернемся.

Ерофей пожал плечами, мол, как скажешь, и они зашагали к дому.

– Ты что? Испугался? – осведомился Ерофей у олимпийца.

– Нет, но как у вас говорят…

– … я не трус, но я боюсь? Так что ли? – подсказал Ерофей.

– О, да! И ещё: не тот герой, который говорит, что не ведает страха, а тот, что сумеет страх преодолеть. Правильно я выражаюсь?

Ерофей кивнул.

– Так вот, я боюсь не за себя, а за рассудок тех молодых вакханок, как бы они его не выдули вместе с пузырями.

Они замолчали, дружно, в ногу, топая по тротуару.

– Слушай, Ерофей, – деликатно кашлянув, спросил Гермес: – А твоя возлюбленная – она такая же дура лопоухая, как эта троица?

Ерофей печально вздохнул:

– Вообще-то она не такая, но у неё свой пунктик.

– Что есть – «пунктик»?

– Ну, желание, стремление, цель – как хочешь, так и называй. Она мечтает после института подцепить молодого бизнесмена с «мерседесом». Почему именно с «мерседесом»? – Ерофей недоумённо пожал плечами. – Ведь есть «вольво», «джипы», «кадиллаки»…

– Что есть это самое – «мерседес», и как там дальше? – поинтересовался Гермес.

– Да вон тебе – «мерседес», а вот на «вольво» кто-то рассекает, – показал Ерофей на проезжую часть дороги.

Гермес, занятый прежде созерцанием девиц, вдруг обнаружил, что рядом снуют туда-сюда разноцветные и непонятные существа. Он вздрогнул, схватил за руку Ерофея и крепко её сжал, однако мужество всё же не покинуло бога-олимпийца, и он быстро понял, что к чему:

– Значит, эти рычащие колесницы, в которых, наверное, сидят драконы, и есть – «мерседес»? О, нужно быть богом или бесстрашным героем, чтобы мчаться в такой колеснице!

– Ну, боги – не боги, и про героев не знаю, но ребята там явно крутые и при бабках. А из меня какой сейчас бизнесмен? – Ерофей вздохнул. – Впрочем, наверное, и потом не выйдет. Я, как мама говорит, простофиля.

– О, твоя мама не права! – с жаром воскликнул Гермес.– Ты – один из величайших героев! Мало кто сумел бы испугать Дэта, то есть Сатану, а ты испугал. И сама дьяволица Смерть при упоминании твоего имени зеленеет.

– Да ведь Изольде от этого – никакого интереса, – вздохнул Ерофей. – Она говорит, что за просто Ерофея пусть выходят просто Маши, а у неё имя– Изольда, и оно требует особого интерьера, тем более что её родители у своих предков отыскали какую-то шляхетскую дворянскую кровь, вот Изка и завыпендривалась. А вообще-то, думаю, насмотрелась она рекламы да наслушалась шлягеров, – и Ерофей пропел противным гнусавым голосом, – «Ах, Черное ты море, ах, белый «мерседес»…

– Да, – сочувственно покачал головой Гермес, – твоя Изольда капризна, как Анаксарета.

– Это ещё кто? – заинтересовался Ерофей.

– Жила на Кипре девушка, которая так перед любящим её юношей капризничала, так презрительно его ухаживания отвергала, что бедняга не стерпел и повесился на двери её дома. Афродита капризницу за это превратила в каменную статую. Слушай, Ерофей, – Гермес воскликнул, стукнув себя по лбу. – Эврика! Хочешь, я поговорю с Эротом, сыном Афродиты? Он, если честно, пакостный мальчишка, и часто вредит людям или богам со своими любовными стрелами. В меня однажды угодил своей стрелой, так я от любви к одной нимфе чуть с ума не свихнулся. Но вообще – парень отзывчивый. Мы с ним – друзья, я попрошу – поможет. Твоя Изольда так в тебя влюбится, что устанешь от её любви, – и он, как ему казалось, легонько толкнул плечом Ерофея, но того отшибло на пару метров к стене дома.

Ерофей поморщился от боли в ушибленном о стену плече, однако гордо вскинул голову:

– Нет. Предпочитаю, чтобы она меня полюбила сама и такого, какой есть.

– Ну, как скажешь, – слегка обиделся Гермес, ведь предлагал впервые помощь смертному совершенно бескорыстно.

«Высоко на светлом Олимпе царит Зевс, окружённый множеством богов. Ни дождя, ни снега не бывает в царстве Зевса, вечно там радостное прекрасное лето, а над головой – бездонное яркое голубое небо. Но не звали бы Зевса тучегонителем, если бы совсем не существовало туч. А они были, но намного ниже царства Зевса, клубились внизу, и если хмур был Зевс и не желал никого видеть из героев Эллады, то тучи скрывали от него землю. Но часто Зевс ради шутки разгоняет тучи, и они бестолково, как овцы, разбегаются в стороны, и тогда на землю льется золотой солнечный свет от лика бога Гелиоса, но при этом, конечно, не видно снизу ни Зевса, ни его приближенных богов. А на земле всё меняется своим чередом – и лето, и осень, и зима, и весна…» – Гермес вдохновенно, словно по книге читал, рассказывал Ерофею об Олимпе, объясняя, почему на земле существуют времена года, откуда взялись те или иные герои.

Гермес вместе с Ерофеем валялся у подножия Олимпа, где оказались они после старта прямо из квартиры Ерофея. Горюнов даже не понял, как это получилось. Просто Гермес сказал, нацепив свои крылатые сандалии:

– Хватайся за шею и держись крепче.

И хлоп! Впрямь быстрее мысли мчался в пространстве Гермес. Ерофей не успел даже испугаться, как они оказались в зелёной благоухающей цветущей роще.

– Эх, хорошо в стране родимой жить! – возрадовался Гермес, стряхнул с плеч Ерофея и плюхнулся на зелёную сочную траву. – Ну и оттянул ты мне плечи, Ероха, со своими шмотками. И зачем тебе это всё? – он пихнул ногой рюкзак и чехол с палаткой. – Здесь тепло, светло, и мухи не кусают.

– Запас карман не тянет, – лениво вымолвил Ерофей, жуя какую-то травинку, похожую на сорняк-просянку, который совсем одолел все культурные посадки на их даче. – А твои плечи не то ещё выдержат, вон какой бугай вымахал.

– Что есть – «бугай»? – осведомился осторожно Гермес, не зная, обидеться или оставить это замечание без внимания.

– Ну, – усмехнулся лукаво Ерофей, – бугай – это бык. Здоровый такой.

– А! – Гермес выпятил грудь колесом и расправил плечи. – Бык – это мне нравится, это даже почётно, поскольку похоже на сравнение с могучим критским быком.

Ерофей постарался не улыбнуться и спросил:

– Что за бык такой? Особой, что ли, породы? Рассказал бы.

– Этого быка царю Крита Миносу, сыну Европы, послал колебатель земли Посейдон для жертвоприношения в свою честь. Но Минос – Зевсово племя, братец мой – хитёр и жаден. Он спрятал подаренного быка, а в жертву Посейдону принёс другого. Разгневанный Посейдон, кстати, дядя мой, мужик, я тебе скажу – крутой, серьёзный, взял да и наслал на того быка бешенство, чтобы, значит, ни себе, ни людям. Ну, как у вас говорят – собака на сене: сам не ам и другим не дам. И бык тот разнёс пол-острова. А великий герой Геракл, между прочим, брат мой, – загордился Гермес, -поймал быка и укротил его, потом отвёл царю Эврисфею. Насчёт Эврисфея потом расскажу, знаешь, он такой слизняк – представляешь! – и ему обязан был служить брат мой блистательный и любимый – Геракл, величайший из героев Эллады! – теперь в голосе Гермеса было возмущение.

– Ну, так чему ты обрадовался? – хихикнул, уже не сдерживаясь, Ерофей. – Сравнению с критским быком? Он ведь бешеный!

– Балда, – назвал добродушно Гермес Ерофея его же любимым ругательством. – Не потому, что бешеный, а потому что – могучий. – И подмигнул приятелю. – А ещё, кажется, я понял другое значение этого слова, что вертится на твоём зловредном языке в сочетании с бугаем – «производитель».

Ерофей весело хрюкнул и отвернулся, чтобы Гермес не увидел чертенят в его глазах.

Зевс оказался кряжистым, подвижным старцем лет семидесяти (по крайней мере, он так выглядел) с белоснежной бородой, вившейся кольцами на груди. Крепко пожав руку Ерофею, он без всяких церемоний повел гостя к столу и приказал принести дополнительные подушки для славного героя Ерофея, чтобы удобно ему было возлежать возле стола. Ерофей несколько удивился такому способу обедать – лежа, но промолчал, помня, что в чужой монастырь со своим уставом не суются.

Могучий громовержец самолично познакомил гостя со своей надменной, однако и впрямь красивой, женой Герой и остальными, кто находился в зале пиршеств и вольготно возлежал за столами, которые ломились от снеди. Зевс устроил Ерофея и Гермеса рядом с собой, а остальных – Геру, Ареса и Гебу, – составлявших ему компанию, отогнал прочь.

– Вот ты каков, герой-варвар! – произнёс гулким и звучным голосом громовержец то ли удивляясь, то ли радуясь, что Ерофей именно такой.

– Почему варвар? – обиделся Ерофей. – Я живу в цивилизованной стране.

– Не бери в голову, – торопливо зашептал ему на ухо Гермес: – Мы так зовём всех, кто не говорит на благозвучном греческом языке. – И предостерёг: – Ты не гоношись, это всё же – Зевс, повелитель всех богов и смертных. Ты лучше на еду налегай.

Ерофей не нуждался в совете Гермеса и лопал за троих, чем вызвал полное одобрение Зевса. Однако Ерофей заметил, что на него совсем без одобрения смотрит Гера. И Арес воинственно сверлит взглядом.

«Я, кажется, нажил себе врагов, – подумал Ерофей. – Но ничего, Зевс не выдаст, Арес несъест», – и улыбнулся тому, как лихо перефразировал поговорку. Гермес пихнул тихонько его в бок и шепнул: «Ты прав, Арес – редкостная свинья», – и этим очень смутил Ерофея, которому, с одной сторон, стало стыдно, что бог-телепат угадал его мысли, а с другой – он разозлился, что Гермес так бесцеремонно копается в его мозгу. И «услышал» виноватое: «Прости, Ероша, я нечаянно».

Арес за соседним столом, возлежа возле своей матери Геры, пил, не переставая, нектар. Наконец дошёл до такой кондиции, когда исчез страх перед грозным отцом, и Арес громогласно спросил Ерофея:

– А может ли этот гер-р-о-о-й, – голос его был полон ехидства, – сразиться со мной в поединке?

Ерофей поперхнулся нектаром, закашлялся не столько от того, чтобы прочистить горло, сколько для того, чтобы сообразить, как ответить. Но за него высказался Зевс: