Текст книги "Эффект отражения (СИ)"

Автор книги: Евгения Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Да, такое безобразие я еще могу допустить, – усмехнулся старик.

– Но так не будет продолжаться долго, рано или поздно мне придется тебя отдать ему. Подарить…

– Таков Устав, и я не пойду против него. Зеркалами нельзя оперировать в своих целях, нельзя шантажировать, что ты, Горден, кажется уже попытался сделать. Если будете усердствовать, мы просто разобьем его, – дразнящимся голосом напомнил Сиковски. – Еще одна такая выходка, и я буду вынужден распрощаться с тобой.

– Мы поняли, Патрик, – торопливо сказала Белла. – Теперь пришла очередь выслушать план Гордена. Расскажи, душа моя, какие у тебя козыри в рукаве, я не верю, что ты сломя голову нырнул в омут. Только не ты…

– Да, Слава, раз уж ты заварил всю эту бурду, выкладывай…

– Сегодня, восемнадцатого апреля девятого года, – торжественно сказал Горден, – я, Святослав Гордеев, заказываю тебе, Патрик Сиковски, Зеркало для своего крестника. На этот раз расплачиваться буду наличными.

– Я портив! – Павел резко вскочил. – Ни за что! Я не хочу никому причинять зло! Если вы все же против моего желания поступите, сам разобью это чертово зеркало, чтобы не мучалось!!!

Горден от этих слов поморщился, вспомнив прошлую ночь, когда он вернулся домой и вошел в ванную. Там, в джакузи из черного мрамора, в черной от крови воде лежало его Зеркало, помогшее ему пережить смерть.

«Вода способна дать облегчение», – без выражения сказало оно, и Горден вышел.

Лев когда то верно сказал, как обычно презрительно кривясь:

«Не трепи ты себе нервы, Святослав, отдай его на хранение в стационар, как все делают. Что ты с ним возишься, оберегаешь, пылинки еще только сдувать не хватало. Это всего лишь Зеркало, оно пустое, не человек это – вещь».

Но Горден не мог. Этот грех тяжким грузом лежал на его плечах, ведь когда заказываешь свое первое зеркало, не знаешь, на что на самом деле идешь, и чем придется расплатиться. Не хочешь видеть правды, что не бывает ничего просто так, и не ощущаешь цены. Безопасности и бессмертие – вот ключевые слова.

Сейчас, заказывая зеркало для Павло, Горден прекрасно понимал, на что идет и как ужасно поступает. Но он не знал другого способа спасти крестника, это был единственный выход…

– Вполне приличный был план, Горден, – Сиковски расстроено прицокнул языком. – Скажи, это легенда навела тебя на мысль? Легенда о кошках? Все идеально. Да, я не имею права принять заказ от двойника, если кто-то из них уже заказал зеркало, но подарок… дааа.

– Не смейте! – закричал Павел в бешенстве. – Это моя жизнь! Не смейте никого убивать!

– Еще один принципиальный, как Ким. А то, что в противном случае ты умрешь, не смущает?

И не так умрешь, как все, а будешь рабом, пока тебя не расколют на мелкие куски.

– Ну должен же быть другой выход… – начал Павел, но Белла прервала его:

– А что ты там сказал про Кима, Сковски? Разве он не простой болтливый мальчишка – протеже Гордена?

Патрик пожевал губами, словно раздумывая, говорить ли правду, загадочно улыбнулся.

– Стыдно не знать, Элизабет, при твоем то положении. Ким не простой. Совсем даже наоборот. Он сложен даже для меня. Мы знакомы с ним наверное года с шестисотого, да, когда-то тогда я впервые встретил его. Он заявился пьяным на мой чудный философский вечер, где собралось два десятка вожделеющих философа дам… Что и говорить, он увел их всех. Почти. Испортил мне хорошую ночь, черт бы его подрал! Как обычно – улыбчивый и несносный. Девки к нему так и липли!

– Но как же… – начала Белла и запнулась.

– Конечно, оказался Ким человеком незаурядным. Мое предложение о бессмертии отверг сразу, не требуя, как другие, подробностей. «Мне нечем расплатиться за это, – сказал он, – даже если ценой будет один грош».

Он смеялся, что все зеркала мира на его стороне и будут вечно отражать его молодым. Я воспринимал эти слова как шутку конечно. При такой незыблемой позиции, нашему другу Кранцу было бы несомненно полезно поговорить с Кимом, вот уж кто понял бы и принял его принципы. Вот незадача, Ким пропал… То ли его скушала чертова свора, толи он попался Льву.

– Патрик, а какие факты о Киме тебе известны? – спросил Горден.

– Может, тебе лучше узнать у него самого? – отрезал старик.

– Как ты заметил, его здесь нет и, скорее всего, он попал в плен, – парировал Горден.

– Ну хорошо, – сдался Сиковски. – Наверняка я знаю, что зеркала ему не изготовлял. Кроме того, он везде сует свой нос и ненавидит Черного Льва. Видимо, из-за несовпадения идеалов.

Сиковски уставился на Гордена, и тот глубоко кивнул.

– Ладно, – покладисто продолжал старик. – Я кое что конечно разузнал о нем, но вряд ли вам это понравится. Он числился в пресвятой Инквизиции, много ездил по странам, искал ведьм и колдунов, норовил поговорить с ними наперед других. Я верю, он собрал гигантский арсенал знаний. Вскоре его заподозрили, обвинили в причастности и сношении с ведьмой, упекли в каземат. Пытали. Переломали всего. Я видел Кима после, ума не приложу, как он выжил, не знаю, за какую заслугу его в результате отпустили. Он долго отходил, но репутация его осталась чистой. Он все стерпел.

Но вообще, господа, человека обсуждать в его отсутствии не очень-то и этично, так что я закруглился. Ничего, что хотел бы вам рассказать, не осталось, так что давайте обсудим дела насущные.

– Нужно сделать мне Зеркало никого не убивая, – уверенно сказал Павел. – Из ничего. Это решит все наши проблемы. То есть мои проблемы…

– Как это «из ничего», поясни, пожалуйста, – казалось, Сиковски всерьез заинтересовался этой идеей.

– Смысл Зеркала, ну, так я его понимаю, в отражении! – с жаром принялся рассказывать Павел. – Это бутафория! Мне нужно сделать двойника из воздуха, из дыма, иллюзию, что угодно. Придать ему умение отражать. Так, чтобы ваш Лев уверился – Горден заказал мне Зеркало. Тогда он отстанет. Чтобы все плохое отражалось на врага, а если бьешь, бьешь и разобьешь – ничего и не было. Мираж.

– А я бы, пожалуй, смог сделать защитный дубль для себя, – задумчиво сказал старик. – Выставлять его вперед. И, наверное, неопытный глаз, не зная, что нужно искать, не заметит подмены. Может быть, но ты, Кранц… вряд ли тебе по силам подобное. Вот Ким сможет, без сомнений, а ты…

– Я бы подумал немного, парень сам не понимает, что предложил, но мы то!

– Вот именно, – передразнила Белла. – Мы то! Есть большая разница, между предложением Кранца и Зеркалами. За Зеркало ты заплатил и получаешь товар. Довесок к жизни, прибавку к силе, страховку от смерти. А то, что предлагает Павел – трата. Ты собираешь свои силы и создаешь что-то, оно может тебя защитить, но если не выдержит, если сломается, то ты останешься не защищен. Удар обрушится на тебя и ты умрешь! Призраки никогда не могут заменить материальное!

Павел огорченно вздохнул. Сиковски прав, для него все это только слова.

Тем временем из-под стола вылезла совершенно невозможно лохматая такса со спутанной, какой-то серой шерстью, и быстро засеменила по полу, обежала кресло и юркнула под диван.

– Горден, ты хоть кормишь свою собаку? – брезгливо спросил Павел.

– Собаку? – вроде бы удивился хозяин квартиры. Сощурившись, он поглядел на диван.

Взяв кусок колбасы, Павел встал на корточки и заглянул в узкую щель.

– Не бойся, – сказал он, помахивая колбасой, – иди сюда.

Но из-под дивана глянуло на него два круглых, пронизанных сеткой полопавшихся сосудов, глаза. Охнув от испуга, Павел отшатнулся, упал на бок и схватился за раненое плечо, которое от неосторожного движения предупреждающе стрельнуло болью.

Горден и Белла засмеялись, Патрик наоборот неодобрительно покачал головой и помог Кранцу подняться.

– Святослав Дмитриевич, – с укором сказал он, – ну что вы тут развели за кавардак?! Неприятно даже, честное слово!

– Ну примите мои извинения, Патрик, – пожал плечами Горден. – В домах, где гостит много разных людей, всегда так. За каждым кто-то приходит, а уходить торопятся не все.

– Можно и почистить, да кого я учу! – примирительно развел руками Сиковски.

– Мне они нисколько не мешают, с ними веселее как-то, – было видно, что крестный с трудом сдерживает улыбку.

– Дурная какая-то манера, – Патрик совсем сник.

– В чужом монастыре со своим уставом не выживают, – Белла встала. – А давайте все обедать? А то мне скоро отбывать! Чувствуете, как нежно запахло бараньей ногой? Да, я решила побаловать Гордена нормальной пищей, а не какими-то полуфабрикатами. Пицца и бутерброды – это пошло.

– А что это было? – придя, наконец, в себя, спросил Павел.

Переглянувшись, Белла, Горден и Патрик тихо засмеялись.

Глава 4. Дубль раз

Еда была просто дивной. Белла запекла баранью ногу и сварила сладкий тыквенный суп, от которого шел дурманящий беловатый парок. Как из трубы крематория.

Говорили мало, Павел не участвовал в разговорах и почти не слушал, о чем говорят. Его обуревало отчаяние.

После обеда все разбрелись по огромной квартире Гордена, сам хозяин, сославшись на усталость, ушел в спальню. Павлу показалось, или он стал меньше хромать? В любом случае, после еды его крестный стал выглядеть получше. Может, и сам он быстрехонько поправиться? Что там сказала Белла про них с Горденом? Якобы крестный забрал его раны себе? Его боль и его смерть… и жизнь. Какие-то путанные слова, не проясняющие для Павла картину.

Павел бродил по комнатам, казавшимся бесконечными, и ему начинало чудиться, что он не в квартире, занявшей, должно быть, целый этаж, а в замке, отделанном со вкусом, но совершенно разными людьми. В замке на скале, в котором поработало два десятка сумасшедших разномастных дизайнеров. Маленькие девочки с очень хорошим, взращенным в институте дизайна вкусом создавали ему классические интерьеры спален; бородатые мужчины с горящими глазами отделывали потолки деревянными балками и ставили грубоватую мебель гостиных. Пареньки в очках тащили мягкие кресла и облицовывали камин зеленым змеевиком.

Пожилые тетки, уверенно носящие пышные юбки и высокие прически, расставляли на шкафах и трюмо позолоченные вазы и кубки, словно желая выставить напоказ безвкусное богатство.

Картины классические, мистические, сюрреалистические, портреты, пейзажи и натюрморты облепили все свободное место на стенах, словно рассевшиеся на сотах пчелы. От этих картин, смешавшихся в водоворот изображений, рябило в глазах.

Никому не нужен такой дом, – думал Павел, вглядываясь в огромный, во всю стену плазменный телевизор. – Тут – техно, здесь – венецианский стиль, тут еще что-то, отдаленно напоминающее архитектуру древности. Нагромождение панелей под камень и арки с барельефом. Это не комнаты, это целые дома. Кажется, каждый найдет себе здесь комнату по вкусу, но все вместе представляет из себя чудовищный коктейль, призванный низвергнуть человека в ад. Нет перехода от одного к другому, и разум чахнет, подавленный несоответствием.

Павел вспомнил свои грубые попытки переломить ситуацию. Свою нахальность, когда он обращался к Гордену с вопросом: откуда такая квартира.

Он соврал.

Он не хотел бы иметь ничего подобного. И дело было вовсе не в том, что по нынешним меркам цен эти апартаменты стоили сумасшедших денег. Нет, деньги тут были соверешенно ни при чем. Как и любой молодой человек его возраста, Павел мечтал стать богатым и знаменитым, но, видя это богатство вблизи, тут же отказывался. Не такое. Вот домик на рублевке, это да! – думал он. – Уютный, аккуратный, среди сосен.

Никто не мешал ему идеализировать. В его понимании достаток был другим.

А вот еще один шедевр, на этот раз наиболее привычного, перестроечного времени. Кому взбрело в голову вплести в этот калейдоскоп вычурности убогое детище своего времени? Здесь даже пахло так, как было привычно Павлу: ДСП, книжной пылью с забранных покосившимся стеклами книжных полок; застарелым поролоном, которым набиты сплющенные до досок стулья. Здесь пахло синтетическим покрывалом и табуретками с отвинчивающимися деревянными ножками.

Сев на диван, привычно скрипнувший пружинами, Павел подумал о том, что хочет задать Гордену один единственный вопрос: нужно ли тебе все это для жизни? Все эти вазы и телевизоры, бильярдные столы и картины. Или ты все это сделал для своих гостей, а сам живешь тут как радушный хозяин некой домашней гостиницы?

От этих мыслей у Павла разболелась голова, в комнате царила тишина – все растерялись по разным комнатам, и Кранц подумал, что квартира и эти удасные интерьеры попросту съели своих постояльцев. И этот диван, на котором он сейчас сидит, вот-вот съест его, поглотит и сопроводит туда, где сны плетут причудливые узоры.

Он вздохнул, оттолкнул в сторону тапочки, улегся поудобнее, и задремал, стараясь угреть занывшее плечо.

Павел проспал весь оставшийся день тяжелым сном раненого человека, просыпался, но, не в силах проснуться окончательно, засыпал снова. Лишь с наступлением ночи он поднялся, вялый, не отдохнувший, совершенно измученный. Хотелось принять какой-нибудь анальгетик, чтобы тяжелую голову отпустили тиски болезни. Теперь Павел вспомнил, что все это время ему снились кошмары.

В него стреляли, и он хрипел, задыхаясь от жуткой боли, захлебывался собственной кровью, и все глотал ее, черную, густую, выливающуюся изо рта обратно. А он все глотал, пытаясь затолкать ее назад.

Ему снилась белая кошка, которая своей мягкой лапкой водила у него за ухом, скребла, чесала, словно хотела докопаться до его черепной коробки, вскрыть ее и проникнуть внутрь.

Павел отмахивался от кошки и бежал прочь, проходил сквозь стены и застревал в них, не мог вырваться и кричал. Люди ходили вокруг него и укоризненно качали головами.

«Плохое произведение искусства, – говорили они. – Невыразительно и безвкусно. Куда смотрят критики, о чем думал автор?»

Павел, пошатываясь, обошел диван и, сдвинув в сторону корявое Алоэ, вгляделся в темноту за окном. Окна выходили на другую сторону и ТЭЦ от сюда была не видна. Зато сверкало желтыми огнями ожерелье какой-то оживленной дороги, уходило сначала вниз, потом поднималось вверх, делая изящный поворот. Павел прислонился лбом к прохладной поверхности стекла и с облегчением вздохнул. Все это были только сны. Глупые, ничего не значащие сны напичканного впечатлениями сознания.

Бесшумно ступая босыми ногами по прохладному паркету, Павел вышел в коридор и огляделся. Везде было темно, все (если кто-то и был в этой гигантской квартире) спали. Тогда Павел побрел в сторону ванной, но, дойдя до кухни, замер. Из глубины квартиры, налетевший со спины, почудился Кранцу чей-то зловещий шепоток. Вся спина мигом пошла холодным потом, по коже пробежали мурашки. Павел оглянулся, тщетно всматриваясь в темноту, разрушаемую падающими через дверные проемы более светлыми тенями, но никого не увидел.

Почудится же такое, – подумал юноша, вздохнув. – Не мудрено после всего произошедшего. Нет, ничего в этом удивительного нет.

С кухни летело мерное тиканье часов. Его знакомый, ровный ход успокоил.

Секунды, – думал Павел. – С такими вот часами в ночной темноте они становятся осязаемыми. Они кажутся каплями, падающими на ладонь. Кап-кап, тик-тик.

Так проходит наша жизнь, мерно, ровно вычитаются из нашего срока секунды, неумолимо, безостановочно. Мы не слышим их, и тянем все с чем-то, растрачиваемся зря, ноем, спим, едим, забывая сказать и сделать главное.

Ведь надо же позвонить матери!

Он взялся за ручку и открыл дверь в ванную комнату, но свет зажигать не стал, чтобы не тревожить глаза. Ему не хотелось света, ему не хотелось моргать, щуриться, не хотелось, чтобы головная боль, отошедшая в заднюю часть черепа неприятной тяжестью, вспыхнула с новой силой…

Гулко ударили в чугунную лохань упругие струи воды, Павел от неожиданности попятился, ничего не видя в темноте, наступил на что-то мягкое, отчаянно завизжавшее под его босой ногой, шарахнулся в сторону, сбивая с полки какие-то флаконы и тюбики, с грохотом и звоном полетевшие в разные стороны. Потерял равновесие и схватился за махровый халат, висящий на вешалке, который ни с того ни с сего загудел и завибрировал у него под руками…

Ярко вспыхнул свет, и Павел, рухнувший на пол, на осколки разбитого флакона зеленого одеколона, заслонился рукой от надвинувшегося чудовища. Но это был Горден.

– И что орем? – с упреком спросил он, помогая крестнику подняться с пола и, нагнувшись, оглядывая его порезанную ладонь.

Дыша, словно загнанная лошадь, Павел облокотился о раковину, потому что ноги предательски подкашивались, и через силу выдавил:

– Оно только что было тут! Воющее и мягкое. Оно меня укусило…

– Хорошо еще, что голову не оторвало, – проворчал Горден. – Я тебе! Доиграетесь здесь. Выгоню всех к чертовой бабушке!

Крестный потянулся и включил воду.

– Умывайся.

– Что? – заторможенно спросил Павел, чувствуя, как слабеют ноги, и тогда Горден, не церемонясь, взял его за шею и, надавив, сунул головой под теплую струю.

«Капля бежит – жизнь ворожит, – послышалось Павлу.

Здоровье приносит, горечь уносит.

Струйка течет – силу дает.

Усталость отнимет – солнце взойдет».

Тут Горден убрал руки, давая возможность крестнику распрямиться, и Павел, фыркнув, поднял голову. По щекам потекла вода.

– Думал, ты меня утопить решил, да мне не привыкать, – хрипло сообщил он. – Я тут десяток минут назад во сне тонул. В собственной крови.

– Это плохо, – крестный повернулся и ушел в кухню. Включил там свет и загремел посудой.

Павел вгляделся в свое отражение в зеркале. Все не так уж и плохо, да и слабость отступила, дрожь прошла. Неужели и вправду страх может сделать с человеком такое?!

Ну и ну!

Он покосился на халат, неподвижно висящий в углу. Самый обычный коричневый мужской халат. Павел на всяки случай показал ему кулак и неуверенно пригрозил, повторяя слава крестного:

– У я тебе!

Зайдя в кухню, юноша обнаружил, что крестный поставил на плиту турку и отсыпает ложками кофе.

– Что это было? – спросил он, пристально глядя на Гордена.

Совершенно другого Гордена. Без теней под глазами и бледности, не хромающего и не держащегося за бок. Его движения ни чем не были стеснены, внешне он казался совершенно здоровым.

– Все зависит от того, о чем ты сейчас спрашиваешь, – безразлично отозвался крестный.

– Вы же все вроде умеете читать мысли, – насмешливо сказал Павел. На душе было как-то… радостно? Спокойно?

– Это – Зеркало, – отвернувшись, ответил Горден. – Сначала оно помогло сохранить мне жизнь, пока я бегал за тобой, пытаясь поймать. Потом… было нечто ужасное, о чем я не хочу сейчас говорить. Я некоторое время не прикасался к нему, чтобы укрепить. Давал ему время восстановиться. А теперь я снова в форме.

Горден повернулся в пол-оборота и поднял футболку, показывая Павлу раненый бок. На нем не было повязки, вместо страшной раны Кранц увидел запекшуюся кровью вроде бы ссадину и легкий синяк вокруг нее.

– Побаливает, конечно, словно ребро сломал, но ничего существенного.

– А на его теле твоя рана, да? – помолчав, спросил Павел.

– Часть ее, – не стал отпираться крестный. – Ну а на второй твой вопрос я отвечу так: то, что ты потрогал в ванной, было стражем. Моя маленькая охранная сигнализация что ли. Он тут конечно сам по себе, из-за него много хлопот, но я не гоню. Например, в подъезде часто ломается лифт – он любит кататься туда сюда, но ходит очень медленно и двери частенько заклинивает. Людей пугает иногда, полтергейст недоделанный… Ко мне тут даже приходили, один экстрасенс. Соседи этажом ниже вроде как вызвали. Дядечка пришел такой серьезный, с какой-то погремушкой, чтобы духов слушать и говорит: «А ответьте мне на пару вопросов? Не снится ли вам кладбище, не мучают ли фантомные боли? А вой по ночам когда-нибудь слышали, или скрежет?» В общем, глупости всякие. Погнал я его взашей, напугал немного, каюсь, не сдержался…

– Горден, – прервал крестного Павел. – Что за стишок ты произнес?

– А я разве что-то произнес? – невинно поинтересовался Святослав и уставился на Павла. Тот задумался на мгновение, а потом продекламировал:

– Струйка течет – силу дает. Усталость отнимет – солнце взойдет

– Нет, а ты и вправду уверен, что я это говорил? – засмеялся Горден. – Вот дела! Это самый обычный заговор, не переживай. Нужно же было снять с тебя отпечаток стража, он ведь тебя укусил!

Он принялся помешивать в турке кофе, чтобы тот не убежал. По кухне распространился приятный, горьковатый аромат.

– Святослав Дмитриевич, а почему все же кличка Горден? – решив сменить тему, спросил Павел.

– Наверное, потому, что я гордый, – крестный постучал ложкой о край турки. – Вообще из-за того, что созвучно с фамилией. Гордеев. Наверное, причина в этом. Если честно, никогда не задумывался. Дали прозвище и Бог с ними.

– Веришь в Бога? – уточнил Павел. – И как он относится к колдовству и убийству?

– Думаю, неодобрительно, но пока с ним не встречусь, не узнаю, – не отреагировав на прямое оскорбление, отозвался Горден.

– Как мне выжить? – без перехода спросил Кранц. – И можно матери позвонить, она, наверное, с ума сходит, что меня нет…

– Только очнулся, сынок? – Горден уставился на крестника без улыбки. Теперь настала пора ему говорить жесткие слова. – Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты пропал? Ты понимаешь, чтобы она перенесла, если бы я не позвонил ей сам? Давно. Еще в ту самую ночь, как нашел тебя. Сразу после того, как ты воткнул мне в бок этот чертов кухонный нож?

– И что ты ей сказал?

– Наврал с три короба, что встретил тебя у института случайно и узнал! Что зазвал в гости и, так как наступали выходные, пригласил погостить в загородном доме. А ты слегка напился и потому перезваниваю я, а не ты. Мать твоя поверила, она, как взглянула на меня впервые, с тех пор и верит мне.

Павел откашлялся, чувствуя неловкость, а потом сказал хрипло:

– Святослав?

– Ну?

– Спасибо тебе за мать. И за то, что жизнь мне спас, спасибо.

Горден, сощурившись, вглядывался в его лицо, и Павел почувствовал, как заходится краской.

– Когда я кричал, что ты мне никто и что я тебя не желаю знать, во мне говорили страх и недоверие. Я не буду извиняться, что ножом тебя пырнул… это ничего не изменит, и я бы поступил также во второй и в сотый раз. Потому что не знал, кто ты такой. Это я – никто. Я сказал столько гадких слов в обмен на все то добро, что ты для меня сделал… Я ведь знаю, что ты спас мою мать на темной дороге. И я родился благодаря тебе. И назван именем, которое ты мне дал. И да, я обижен на тебя, что, будучи моим крестным, ты ни разу даже не позвонил на мой день рождения. Я был уверен, что тебе все равно.

Павле зажал ладонью рот, потому что губы дрогнули. А он не хотел выглядеть перед крестным соплей. Ведь они только-только познакомились. По-настоящему.

– Я очень рад, – собравшись, сказал он, – что ошибся. Ты появился в тот момент, когда моя жизнь превратилась в ад, и мне почудилось, что эту часть этого жуткого спектакля накликал ты. Казалось, что ты тоже не на моей стороне, но это все по глупости. Я просто потерялся, запутался и не хочу верить в то, что все это реально. Все не должно быть так.

Горден слушал весь этот монолог внимательно, не прерывая, не забыв снять с плиты вскипевшую турку. Разлил кофе в две красивые фарфоровые чашки и поставил на стол. Достал сигареты и, присев рядом, закурил, послав Павлу через стол пачку. Кранц схватился за сигареты как за спасательный круг и закурил, стараясь не смотреть на крестного.

– Я не знаю, – поняв, что Павел закончил, заговорил Горден, – как вернуть тебе прошлую жизнь. Не в моих силах отвести от тебя беду. Я бы мог… сделать так, что ты все забудешь, но опасность не исчезнет.

– Я этого и не жду! – с жаром помотал головой Павел. – И так уже ты многое…

– Недостаточно, – сухо отрезал крестный. – Ты правильно сказал: пока не пришли настоящие проблемы, мне было на тебя наплевать. Я ни разу не поинтересовался, как у тебя дела, веря, что не нужен. У меня было слишком много своих проблем. Когда я узнал, что ты – львенок, гипотетическое Зеркало человека, которого я ненавижу, вот тогда я засуетился. И чуть не опоздал. Ты прав, за то недоразумение с убийством тебе извиняться не надо, я виноват сам. И я принимаю твою благодарность за спасение, хотя этого не заслужил. Я поступил с тобой слишком жестоко…

– О чем ты? – нахмурился Павел.

– Не сейчас, – казалось, от усталости Горден вот-вот ляжет на стол грудью, и Павел понял: что-то снова не так.

– Тебе плохо, Горден? – спросил он встревожено.

– Ты прав, крестничек, никогда нельзя перекладывать свои проблемы на чужие плечи. Отдохнули и хватит…

Павел привстал и увидел, как расплывается по футболке на боку Гордена мутное розовое пятно.

– Да что ж ты делаешь?! – он вскочил.

– А ты согласишься на мой подарок? – уточнил крестный. – Ведь единственный способ спасти тебя, который в моих силах – заказать тебе Зеркало.

– Горден, прекрати ради Бога, – Павел попятился. – Эта рана, она тебя не убьет? Зачем ты ее снова вернул себе?

– Даю Зеркалу отдохнуть, – Горден потушил бычок в пепельнице. – Я стараюсь думать, что мы с ним – равны. Две половинки, а не хозяин и раб. Он не имеет права голоса, не может ничего поменять, но могу я. Приходится решать за нас двоих. Вот и стараюсь все делить поровну.

– Ты псих! – Павел снова сел за стол.

– Судя по всему, ни чуть не больший идеалист, чем ты, Кранц. Мы с тобой не мужики, пара нежных баб с чувством невыполненного долга черт знает перед кем.

– Я предпочитаю верить, что просто очень принципиален, – отказался Павел.

– Ну-ну, – Горден немного сгорбился. – Так что ты скажешь?

– Нет.

– Хорошо, во всяком случае, у тебя был выбор, который я упустил. Знаешь, наверное, на твоем месте я бы поступил точно так же. Но есть у меня кое-какие соображения, которые могут оказаться тебе полезными. Тебе нужно отыскать своего двойника. Только не вздумай обращаться ко Льву, даже не думай о нем…

– Постой, как я его найду вообще? – прервал крестного Павел.

– Во сне, – Горден потрепал свои волосы. – Пусть он тебе приснится. Найди его и возьми за руки. Это совсем не сложно на самом деле. Помнишь, что говорил Патрик: в древности считалось, что если осознанно свяжутся двое, их силы приумножатся. Только получив поддержку, ты сможешь создать себе щит из ничего.

– А как сделать так, чтобы приснилось именно то, что надо? – полюбопытствовал Павел.

– Очень захотеть? – ответ прозвучал как вопрос. Горден задумался.

– А можно мне руку освободить, так не удобно, когда она привязана? – спросил Кранц.

– Если хочешь почувствовать, как она болит на самом деле, то пожалуйста. Не советую забывать, в тебя на три пальца воткнулась настоящая железяка, – Горден залпом выпил кофе. – Да, что я тебе говорю, сам же взрослый мальчик. Понимаешь, что тебя не застрелить хотели, а поймать. Вот и подранили слегка.

– Нет, я не могу сделать таких выводов, потому что не понимаю, – взвился Павел. – Это тебе все ясно, не мне.

– Ладно, ладно, – Горден поднял ладони, словно защищаясь. – Не пыжься, там ничего серьезного нет, заживет через недельку. Уж больно врач тебя хороший смотрел, этот и мертвого вроде меня на ноги поставить может.

Вот ты все твердишь, что не понимаешь, так ты задай мне вопросы, я объясню, на все отвечу. Может, поймешь?

– Что этот Лев за человек? Влиятельный? У него много слуг? – тут же выпалил Павел.

– Ну, с точки зрения человеческих качеств, он богатый предприниматель. Настолько успешный, что первое свое Зеркало заказал за наличные. Это гигантская сумма для твоего статуса.

– Какая?

– Что-то около полумиллиарда зеленых, я думаю.

– И ты столько заплатил? – с легкой завистью уточнил Павел.

– Я и вправду похож на человека, способного достать из кармана половину миллиарда долларов? – скривился Горден. – Я польщен, большое спасибо. Нет, конечно! Начнем с того, что Сиковски называет каждому свою цену, но Льву Зеркало стоило именно столько.

– И ты бы заплатил за меня столько же? – не дал закончить крестному Павел.

Горден беззвучно рассмеялся.

– Заплатил бы. Занял бы и заплатил, если бы Сиковски попросил столько. Но он выставил бы другой счет, я слишком хорошо его знаю. Так тебе все еще интересно узнать, что стоило мне мое собственное зеркало?

– Ага…

– Оно стоило мне труда разума, – загадочно сообщил крестный. – Я предложил старику идею, в обмен на Зеркало. Участие в идеи крематория, как ты выразился. Жутковатое название. Что бы ты ни думал, Патрик Сиковски очень нужный и важный человек в этом мире. Он способен помочь осуществить даже самые смелые начинания. Он – словно неумолимый механизм, способный завернуть вентель, остановив на полпути любые начинания, или дать бурному потоку проложить себе дорогу.

– Вот почему ты всячески подкатываешь к нему?

– Мне твоя язвительность неприятна, – заметил Горден. – Я не подкатываю к нему, я делаю то, что куда опаснее: беру его за глотку и трясу, пытаясь вытрясти ответы. И, что самое удивительное, он мне позволяет, как я, на самом деле, стерплю от тебя любое злословие. Потому что я чувствую ответственность за твою судьбу. А вот почему Сиковски еще не растоптал меня – не ясно. Да, совершенно неясно.

Горден указал на пачку сигарет, и Павел послал ее обратно через стол.

– Еще что-нибудь рассказать тебе о Льве? – спросил он спустя минуту. – Он недавно перебрался в Канаду, считает, что там безопаснее. Завистников меньше. У него денег куры не клюют и это привлекает всякую шушеру. Бизнесмены не понимают, что Льва не сможет убрать даже самый лучший киллер. На него регулярно совершаются покушения, нахлестывает волна за волной и испаряется, не нанеся вреда. Этому палец в рот не клади, мигом отхватит. Это опасный, очень умный и дальновидный человек, матерый воинствующий болван, пожелавший собрать все Зеркала подле себя, чтобы быть уверенным в своей безопасности до конца.

Ладно, утро вечера мудренее, шел бы ты спать. В твоем случае это самое правильное решение. Тебе дать болеутоляющее или уже легче?

– Да откуда ты узнал? – опешил Павел.

– А тебе не надоело проверять, умею ли я читать мысли?

– Нет, не надоело – мне все время нужно подкрепление начавшей зарождаться веры, – серьезно отозвался Павел. – Скажи, сейчас у Льва сколько Зеркал?

– Сейчас одно, ему недавно не повезло, второе он разбил и взялся за дело всерьез.

– А можно как-то разбить его, добраться именно до зеркала, а не до Льва? Тогда он поймет, что со мной сталкиваться опасно…

– Нет, – Горден покачал головой. – Все Зеркала… ну, почти все, хранятся в хранилище «Услуги Зеркал», в котором мы с тобой вчера врачевались. Это предотвращает неизбежную в других случаях войну между сильными этого мира.

– Но твое Зеркало не в хранилище, оно у тебя! Ты можешь мне показать, я хочу…

– Посмотреть? Полюбопытствовать? – Горден составил в раковину чашки и принялся их мыть. – Нет, тебе это видеть ни к чему, уж поверь. Иди спать, Кранц, я еще посижу немного, подумаю, чем тебе можно помочь. Гениальные идеи всегда посещают меня ночью, когда все вокруг спят…