Текст книги "Эффект отражения (СИ)"

Автор книги: Евгения Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Павел осторожно потрогал арбалетный болт, нащупал жесткое оперение и что-то горячее, липкое под тем местом, где стрела вошла в его тело.

– Да что же это за ночь такая?! – раздражено спросил он и попытался выдернуть болт, но внезапно обрушившаяся боль заставила его вжаться в кресло и застонать.

– Что ты творишь?! – заорал на него Горден. – Сиди смирно!

Знакомое оцепенение охватило тело, боль мигом утихла.

– Нет, определенно, не такого отца я себе хотел, – глухо сказал Павел. – Чтобы все время на меня орал…

– Родственников не выбираем, – улыбнулся Горден. – Ничего, ты привыкнешь. Я такой злобный только когда мертв.

– И частенько? – полюбопытствовал Павел.

– Не так, чтобы очень, – отозвался Горден. – И частить не хотелось бы.

Они помолчали.

– Мне может нужно помощь оказать первую? – поинтересовался Кранц и сам удивился тому, с каким равнодушием спрашивает. Страха больше не было, словно бы его вырвали из тела.

– Ничего не надо сейчас трогать, – помотал головой крестный. – Болт в ране закрывает обильное кровотечение, ты главное его не трогай, чтобы он сосуд близкий не перебил случайно.

– Ты обещал, что ответишь на мои вопросы, – вяло припомнил Павел. – Тогда скажи мне, зачем нужно убивать Павла Кранца, аспиранта кафедры генетики?

– Если тебя просто убить, – ты перестанешь представлять опасность. – А если правильно убить, то ты станешь отличным Зеркалом.

– Да что за Зеркало такое?! – не сдержался Павел. – Зеркала, о которых я знаю, делают из стекла!

– Это смотря для каких целей делать зеркало, – Горден включил фары дальнего света – дорога была совсем пустой. – Например, чтобы жить вечно, одного стекла будет мало.

Чтобы сделать Зеркало, тебя лишат души, тело твое привяжут к телу мага, а запас жизненной силы, времени и энергии отдадут в его полное распоряжение. Ты станешь его страховкой, его защитником, способом пережить любую беду. Если опасность будет слишком большой, твое тело умрет, а связь исчезнет. Тогда говорят, что Зеркало разбилось. Маг остается снова лишь с тем, что у него было у самого. И можно смело идти заказывать другое зеркало.

– Это же убийство, – растерянно сказал Павел. – И ты убийца, ведь у тебя тоже есть Зеркало…

– Есть, – не стал отпираться Горден. – Если бы не было, мое тело лежало бы там, во дворе, где ты воткнул в меня нож. Я могу контролировать степень нагрузки на зеркало, если я сгружу сейчас на него все… что ощущаю, что со мной происходит, оно расколется.

Он посмотрел на крестника усталыми, ввалившимися глазами.

– Но я держусь сам, капля за каплей забирая лишь то, что мне необходимо, чтобы добраться до места, где мне помогут. И тебе помогут.

– Ты ни чем не лучше их, – обреченно сказал Кранц. – Тех, кто хочет убить меня или сделать из меня Зеркало. И никакой ты мне не крестный, знать тебя не желаю! Пока тебя не было, моя жизнь была нор-маль-ной! А стоило тебе возникнуть, и вот! Подумать только, что ночью произошло! Я столько раз был на волосок от смерти! Ты – никто!

Павел попытался на полном ходу открыть дверь, уже плохо соображая от пережитых потрясений и усталости, но умная иномарка заблокировала замки.

– А я ведь велел тебе сидеть смирно, – лукаво напомнил Горден. – Ты, мой львенок, непростой мальчик оказывается!

– Не зови меня так! – заорал Павел. – У меня есть имя!

– Тише, тише, спокойнее, мы же взрослые люди, – Горден, не сбросив скорость, вошел в крутой поворот, и Кранца бросило на дверь. От боли он снова застонал.

– Успокойся, Павел, – ласково сказал Горден. – Все еще будет хорошо и мы с тобой посмеемся над событиями прошлой ночи. Ведь не часто тебе выпадало убивать своего крестного!

– Как ты можешь? – с тоской спросил Павел. – После всего, что произошло. Если верить вам на слово… вы спасали меня… и Белла, и этот старик, они погибли в той машине, утонули, а ты улыбаешься и смеешься…

– Если они и погибли, то также, как я, – невесело отозвался Горден. – У старика Сиковски вообще система Зеркал по всему миру, спрятана в пещерах и подвалах так, что ни в жизнь не отыскать! Этот хрыч бессмертен, даже не представляю, сколько тысяч лет он прожил…

– Не бывает!..

Острая боль в ране заставила Павла замолчать. Машина свернула и остановилась. Внезапно окутавший их яркий свет ослепил.

Горден распахнул дверь, и в салон ворвался раскаленный, сухой воздух.

– Выходи, крестник, дальше пешком придется пройти – машина в те места, куда нам надо, не доедет.

Павел неуклюже выбрался из машины, щурясь от ярчайшего света, изливающегося с неба, и морщась от ноющей боли в плече. Ноги утонули в песке, воздух показался спертым, неподвижным.

– Это пустыня! – ахнул Кранц, оглядываясь.

– Ну конечно, Сахара, – фыркнул Горден, подходя к крестнику. – А чего ты удивляешься, я же умею летать!

Павел недоверчиво смотрел на крестного и тот разочарованно покачал головой.

– Не время для шуточек, да? Это всего лишь третий круг защиты места, которое нам нужно. Пойдем, чего тут стоять, жарко тут. Я столько крови потерял, что давно уже как в пустыне. Пить хочется.

– А я нахлебался в речушке, – заметил Павел. Слова прозвучали как обвинение.

– А я нет, – Горден пошел вперед, оставляя на песке нечеткие следы. И внезапно исчез. Как и не было. Только блеснуло что-то, словно отразился от гладкой поверхности луч. Павел обернулся, желая удостоверится, что ему все это не чудится, но нет. На песке за его спиной стоял заляпанный грязными брызгами джип.

Налетел едва ощутимый порыв ветра, и Павлу почудилось, он слышит чей-то голос:

«Идем же».

Кранц все мешкал, и оглянулся снова. Далеко, на фоне почти белого дневного неба, на красноватом бархане он увидел одинокую фигуру всадника. Попятившись, Павел повернулся и поспешил туда, где исчез Горден. Яркая вспышка и он стоит перед открытой дверью, из которой веет приятной прохладой.

– Заходи, – крикнул Горден из глубины темноты, – посиди в коридоре на лавке, я сейчас.

Глава 3. Понимание Зеркал

– Александр Викторович, примете?

Горден заглянул в кабинет, где за большим столом сидел немолодой, лысый мужчина в белом халате.

– Конечно приму, Слава, – врач поднялся из-за стола, подошел к ящику и стал копаться в картотеке. – Ну ты и нагрузил сегодня свое зеркало, я даже не поверил сначала. Уж ты обычно настолько осторожен, что я думал, оно тебе больше никогда не пригодится! Сейчас я сделаю тебе укол обезболивающего, чтобы ты тут у меня кричал не так громко, а потом порву связь.

– Ненавижу умирать, – тоскливо сказал Горден, снимая ботинки, и лег на кушетку.

– Ты это так говоришь, голубчик, будто только и делаешь, что умираешь.

Врач, наконец, нашел то, что искал – тонкую папку – вытащил и положил ее на стол. Открыл и достал совершенно чистый белый лист бумаги.

– Сколько ни умирай, каждый раз – будто в первый. К этому нельзя привыкнуть!

– Ты же сам виноват, Святослав, во что ты влез? – врач покачал головой. – Ты же с Сиковски на короткой ноги, все секреты у него выпытываешь, знать хочешь, как он энергии перебрасывает, что с душой делает, как нити плетет… все о Зеркалах знаешь, а туда же. Ну что ты на меня так уставился, Святослав, иголок боишься?

– Нет, Александр Викторович, поражен вашей осведомленностью. Неужели, так заметно?

– Тут секретов нет, голубчик. Всем известно о вашем партнерстве, а кто видит вас вместе, все без слов и так понимает. Неподходящий ты ученик, Горден, не надейся. Не передаст тебе Сиковский свои секреты, не подарит книгу. Один раз ты ошибся, но такое не прощают. Не прощают. Не запятнанная репутация стоит всего мира. Грязь с себя не смыть и всеми родниками Вселенной.

Но, скажу я тебе по секрету, чтобы его в авантюру втянуть – ты первый. Поверь мне, я его делами управляюсь – тебе столько и не снилось.

А ну-ка, давай, снимай рубашку, я на рану посмотрю, да укол сделаю.

Горден с трудом избавился от одежды и тоскливо взглянул на посиневший, залитый кровью бок. По коже от раны расходились фиолетовые дорожки мертвых сосудов.

– Серьезная нагрузка на зеркало, ай-яй, – делая укол, покачал головой врач. – Надо было сразу ко мне, а ты пол ночи шлялся где-то!

– Да знаю я, – отмахнулся Горден, – сделайте с этим уже что-нибудь ради всех святых. У меня ощущения, что мне в бок затолкали раскаленный шар, и он там ерзает, того гляди разорвет все внутренности.

– Интересные наблюдения, Святослав, – сухо отозвался врач. – Но не надо бежать впереди паровоза. Всему свое время, мне несподручно тебя пытать, но пока рано. Я кстати уважаю твое умение тратить свое, не прикасаясь к зеркалу, у другого оно бы уже разлетелось на куски!

– Считайте, мне нечем расплатиться с Сиковским за новое, – проворчал Горден, жмурясь.

– Враки, – усмехнулся врач. – Есть чем, но ты не хочешь. Не потому, что жаден, а потому что не хочешь убивать. И в первый раз не хотел, не знал, что такое Зеркало на самом деле. Ведь так?

Горден молчал.

– Запятнал себя убийством, сам не зная об этом, позарился на бессмертие, – жестко продолжал врач. – А хотел быть другим. Да не смог. Это жизнь, Святослав. Такова цена.

– А платит за меня другой, – совсем глухо отозвался Горден.

– Ладно, Святослав, теперь пора. Будем считать, обезболивающее подействовало. Постарайся потише, у меня сегодня день сна. День отдыха, не буди Зеркала, им и так тяжело приходится.

С этими словами врач взял зажигалку и поджег лист бумаги, вынутый из папки. Вспыхнувшее пламя было белым, магниевые искры с шипением посыпались на пол.

Горден выгнулся, невольно зажимая рану рукой, часто-часто задышал. Его лоб покрылся крупными каплями пота, но из груди не вылетело ни единого звука. Пальцы судорожно вцепились в край кушетки.

Александр Викторович подставил ладонь, ловя опадающий пепел, и покосился на пациента. Повернул голову на бок, вглядываясь в белесее лицо Гордена. Когда лист полностью сгорел, врач нагнулся над Святославом.

– По Уставу я обязан задать тебе вопрос, – поправив очки, отчетливо произнес он. – Ты на грани смерти. Что я должен сделать сейчас: отпустить или связать.

Горден медленно прикрыл глаза. Врач прекрасно знал, что видит сейчас его пациент и куда он готов шагнуть.

– Прими решение, Святослав, времени очень мало, – ласково попросил он. – Ты должен сказать это. Отпустить тебя? Связать?

– Связывай, – одними губами ответил Горден. Из уголка его рта скатилась черная струйка крови.

Врач кивнул, подошел к столу и взял из пачки обычный белый лист писчей бумаги. Вложил его в папку с надписью Святослав Дмитриевич Гордеев, потом вернулся и, отведя окровавленную руку в сторону, сильным движением втер пепел в рану.

Горден застонал, судорожно вздохнул. Синева отлила от его губ, мышцы тела расслабились, рука безвольно опустилась.

Врач грустно покачал голвой. Достал влажную салфетку и аккуратно обтер грязь вокруг раны, из которой слабо засочилась кровь. Теперь порез выглядел вовсе не так ужасно. Достав инструменты, Александр Викторович неторопливо простерилизовал их в септическом растворе, достал кривую иглу и шовный шелковый материал.

– Что, так лучше, Слава?

– Да, спасибо, – хрипло отозвался Горден. – Простите, что задумался.

– Бывает, голубчик, от чего же нет, – врач погладил пациента по руке. – Когда дело до выбора доходит, всегда лучше чуточку подумать…

Тут из коридора раздался короткий вскрик.

– Это еще что такое? – врач вскочил.

– Там крестник мой, Павел, – ахнул Горден, вскакивая. Он даже не обратил внимания, как горячим потоком выплеснулась из открытой раны на боку кровь. – Он же ранен!

– Вот ты же дурень беспросветный, – с укором сказал врач, выходя в коридор. – Крестника своего на потом оставил?

– Да вроде пустяк там, – пытаясь зажать хлещущую из раны кровь, пробормотал Горден и выглянул из кабинета…

В коридоре на полу неподвижно лежал Павел, крепко сжимая в правой руке толстый арбалетный болт с белым оперением. На груди, на сером свитере еще влажном после ночных приключений, расплывалось широкое черное пятно.

– Вытащил все-таки, – застонал Горден.

По коридору внезапно полетел пронзительный звон. От него заложило уши, Горден согнулся пополам – его нещадно вывернуло на изнанку.

– Разбудили все-таки, – врач раздраженно поджал губы. – Ладно, что уже теперь. Помоги мне! В кабинет его, а сам живо на кушетку.

В комнате жарко горел камин, пахло сосновым дымком и свежим хлебом, Белла задумчиво перебирала струны гитары.

После всего пережитого новый день Павлу показался ненастоящим и до дрожи в коленках приятным.

Проснувшись от ласковых солнечных лучей, расчертивших его подушку на две неровные половины, юноша обнаружил, что на плечо его наложена свежая повязка, а левая рука крепко накрепко прибинтована к телу. Он мог пошевелить разве что пальцами. Это было единственным неудобством; ни боли, ни жара, ни усталости. Все, как обычно. Надев свои джинсы и накинув на плечи свитер как накидку, Павел вышел из комнаты и оказался в просторной гостиной, где на стуле с гитарой восседала записанная им в погибшие Белла. Выглядела женщина безупречно, длинные русые волосы стекали по плечам, покрытым шелковой голубой блузкой, ложились едва заметными волнами на колени. Вчера ее волосы были собраны в прическу, и Павел предположить даже не мог, что они такие длинные.

– Тебя зеркало спасло? – спросил он с порога. Белла вздрогнула и подняла на него пронзительные, васильковые глаза.

– Нет, – ответила она, помолчав, – спасло меня то, что я отлично плаваю. Каждый день восемь километров в бассейне, это очень ободряет. Ты рановато меня похоронил. Но мне очень приятно, что ты за меня переживал.

– Если бы ты не пихнула меня в багажник… – обвинительно начал Павел, но Белла резко вскочила. Гитара издала неприятный звук, ударившись о спинку стула.

– Если бы ты не убил Гордена, все было бы по-другому! И Ким, этот глупый мальчишка, не пропал бы! И сам был бы цел! Что теперь прошлое ворошить? Или ты знаешь, как исправить все?!

Павел подавленно молчал. Ему было что сказать, ему хотелось сказать. Он ведь не знал, кто такой Горден. В него стреляли, он был напуган. Ему ничего не объяснили о он спасал свою жизнь. Но сколько в результате натворил, ужас просто!

Видя его сомнения, Белла смягчилась:

– А ну-ка, иди, садись сюда, поближе к огню. Тебе не надо находиться на ногах, не забывай, что ты серьезно ранен. Очень серьезно, другой человек на твоем месте лежал бы сейчас в больнице на антибиотиках…

– А я чем лучше? – осведомился Павел, наконец проходя в комнату.

– Ты – нет, врач, лечивший тебя – да. Садись, я принесу тебе поесть. Хочешь что-то серьезное или…

– А есть бутерброды? – поспешно спросил Кранц. – Честно говоря, я не очень голоден.

– Бутерброды и кофе? Да запросто! – она оптимистично улыбнулось, и у Павла отлегло от сердца.

– Ага, только скажи, где мы?

– Не волнуйся, в Москве, тебя никто не похищал и никуда не увозил. Это дом Гордена, тебе теперь ничего не угрожает. Пока.

– Да я уже и не волнуюсь совсем, – проворчал Павел, садясь в кресло. Белла ушла, но вскоре вернулась с целым подносом бутербродов и кофейником. Бутерброды были с колбасой и красной рыбой на свежем ароматном хлебе, и у Кранца рот непроизвольно наполнился слюной.

– А с остальными все в порядке? – сунув бутерброд в рот, осведомился Павел. – Горден как? И старик этот, Сиковски…

– Слава ничего, жить будет, хотя он многое стерпел. Сиковски в порядке, даже перестал злиться и решил задержаться – кое-что обсудить надо. Тебе ведь Святослав рассказал о Зеркалах?

– В общих чертах, – Павел сделал большой глоток ароматного кофе и виновато улыбнулся. – Только я не очень то понимаю…

– Скорее, не хочешь понять. Это совершенно нормально, не переживай. Любой психоаналитик тебе скажет, что разум может отгораживаться от того, что способно причинить ему вред. Все, что ты вчера увидел, для тебя не существовало и не существует.

В наших силах ввести тебя в курс дела, предупредить об опасности, а что делать, решать на самом деле тебе и только тебе. Сиковски, уважаемый человек, занятой, остался, чтобы разъяснить тебе некоторые сложности. Цени это. Горден чуть не отдал за тебя свое Зеркало, а, не будь его, погиб бы. И я влезла в это, и Ким. Тебе чертовски повезло с крестным, Святослав умен и умеет просить.

– Просить о чем? – опешил Павел.

– Кранц, ты только прикидываешься таким беспробудным пнем или действительно недалекого ума человек? Ты думаешь, мне заняться нечем, или у меня давно не было неприятностей?! Вот, со скуки помираю, решила с моста в реку свалиться!

– Надо было просто мне все объяснить! – разозлился Павел. Эта женщина своими обвинительными словами, своей заносчивостью и уверенностью, подкрепленной необычайной красотой, заставляла Кранца злиться.

– А ты нам дал шанс тебе объяснить? – тем временем не полезла в карман за словом Белла. – Ты просто взял и убил своего крестного!

– Да что ты все заладила, убил, убил! Горден же жив, значит, никто никого не убивал!

– Ты что же, ничуть не сожалеешь о том, что сделал? Не стыдишься? Для тебя это нормально, воткнуть нож в человека?

– Нет. Не нормально, – Павел отвернулся, глядя в огонь. – Впервые. Я спасал свою жизнь. Да, я сожалею. Стыжусь? Нет. Сам от себя не ожидал подобного, но оказывается, я могу пытаться сам себя защитить.

– Ну, в общем, и правильно делаешь, – легко согласилась Белла. – Мне нравится твой подход к проблеме. Для простого человека ты хорошо держался, раз твоя голова до сих пор твоя.

– Послушай, Белла, в меня пустили пулю. Прямо в упор. А я, к твоему сведению, не военный, даже боем никогда не занимался. Мне чудом удалось спастись, вот только теперь в портсигаре дырка. Из-за этого я вел себя как бешеный, да ты, наверное, знаешь все и без меня…

– Не волнуйся, я и вправду в курсе, – Белла засмеялась. – Я должна была вразумить мальчиков не соваться к тебе, но привыкла, что все люди – рохли и способны лишь сопли пускать. Такого поворота событий не ожидал никто, уж поверь мне! Сейчас мне надо уехать по делам, но я вернусь. Сиковски все тебе пояснит и ты, если захочешь, то разберешься во всем, что вчера произошло. Но я бы на твоем месте (а я на своем месте) все же сказала Гордену пару слов. Вот ты, когда порежешься ножом, больно?

– Да, но вчера в меня попала стрела и я стерпел…

– Это потому что Горден все взял на себя, – Белла сделала странный жест, словно поймала кого-то в воздухе и раздавила. – Свою смерть, твою боль. И твою жизнь.

– И что же я должен сказать Гордену? – с вызовом спросил Павел.

– Это очень просто! Прости и спасибо. Какая мелочь!

Горден был белее мела и сильно хромал. Увидев его в дверях, Белла кинулась навстречу и помогла дойти до кресла. Павел застыл на своем месте подобно изваянию, ему казалось, все мышцы лица занемели. С силой он отвернулся, чтобы чувство вины в его душе перестало расти.

Если тебе гложет совесть, – смеялся когда-то давным-давно, в другом мире, где все было рационально, его однокурсник, – то просто выбей ей зубы. Тогда она станет нежно тебя облизывать. Легкомысленные слова, как и заявления, что мы свою судьбу полностью контролируем и всегда можем выбирать. И всегда есть выход.

Все это слова, достойные молодости, но оказалось, что применить на практике их невозможно.

– Белла взялась что-то тихо втолковывать Гордену, он отмахивался, морщился и вздыхал. Павел даже не пытался прислушиваться к их разговору. Ему больше кусок в горло не лез и он пил кофе, ставшее внезапно совершенно безвкусным, и мечтал о сигарете.

Кто-то завозился под журнальным столиком, привлекая внимание Павла, и он для проверки запустил туда куском колбасы с бутерброда. Что-то мелькнуло лохматое, и колбаса тут же исчезла.

– Ну что, ребятки, заскучали?

Улыбающийся Сиковски в бархатном темно-бардовом халате, неторопливо вошел в комнату.

– Что приуныли? – он протянул Павлу дорогой портсигар. – Ты так громко думаешь о сигарете, что я пришел из соседней комнаты. Невыносимо, когда кто-то мечтает о чем-то простом и не получает этого.

Он оглянулся на Гордена и всплеснул руками:

– Святослав Дмитриевич, вы зачем встали с постели?

– Я? Э-э, – протянул Горден.

– Ну тогда сделайте лицо попроще, вам не идет! Улыбнитесь уже и вы, Белла, мы ведь выиграли еще один день! Целый день!

– Ну, прочитай нам лекцию, наисвятейший, – Белла отстранилась от Гордена, присела у камина и принялась кочергой поправлять в топке дрова. – Львенку интересно будет послушать…

– У него есть ИМЯ, Элизабет, – строго сказал Горден. – Клички мало кому бывают приятны.

Павел еще ниже опустил голову. Ему внезапно захотелось сбежать из этой комнаты, побыть в одиночестве, все обдумать, признаться самому себе в том, чего он так боится. Привыкнуть к мысли о бегающих по воде собаках и умении выживать после смертельных ран.

– Кранц, – прогуливаясь по комнате, зловеще сказал Сиковски. – Наше знакомство там, в подворотне, а потом на лестнице вышло скомканным. Позвольте представиться: Патрик Сиковски, хозяин «Услуги Зеркал».

– Очень приятно, – не глядя на старика, буркнул Павел.

– А теперь ответь мне на один вопрос. Откуда у тебя эта фамилия?

– Мой дед был немцем, – отозвался юноша и, заметив, как нахмурил седые брови старик, добавил торопливо. – Из мирных, он никогда не воевал. У меня в роду вообще не воинственные люди.

– Точно не из тех? – продолжал допытываться Сиковски. Ну ведь точно, для него это должно быть важно, – догадался Павел. – Он ведь еврей. Наверное, многое пережил!

– Полно тебе, Патрик, – Белла взяла Сиковски за плечи и усадила на диван. – Не мельтиши, пожалуйста, перед глазами. Каким боком тебя это вообще могло коснуться, ты же у нас почти бог.

– Это радуешься ты в одиночестве, а беда касается всех, – назидательно сказал Патрик, потрясся костлявым пальцем.

– А я слышал другое, – вклинился Павел и тут же пожалел о своих словах. Все разм взглянули на него. И Горден тоже. А он, кажется, собирался сказать глупость.

– Что? – подбодрила его Белла.

– Когда ты смеешься – с тобой смеется весь мир, – промямлил Кранц. – Когда плачешь – ты плачешь в одиночестве. Это чье-то высказывание, я думаю…

– Много думаешь, Павел, – проворчал Сиковски. – Умные мысли доводят до депрессии, не знал? А теперь послушай немного обо мне для разнообразия; о Зеркалах, чтобы понимать, да еще о жизни, чтобы чему-нибудь научиться. Слушай старика, я дурного не посоветую.

– Он всегда так представляется, старик, – со смешком сообщил Горден. – А на самом деле он – ветошь. Сколько тебе лет, Сиковски?

– Не фамильярничай, Святослав Дмитриевич, не созрел еще до подобных утех, – одернул его Патрик. – И не прерывай, не люблю этого. Так вот, молодые люди, лет мне много, несколько тысяч с хвостами, да разве же это важно? Да разве же такое упомнишь? Важно то, что с отрочества занимаюсь я Зеркалами. Был я молодым, как ты, Кранц, босоногим воришкой, попавшемся на краже. И хотели меня повесить, да удалось мне сбежать. Спятался я в какой-то мастерской, а стража знай себе дома обыскивает. И внезапно выдал меня хозяин мастерской за своего подмастерье, уверил стражников, что давно уже у него работаю. Спас мне жизнь и предложил остаться. Это был длиннобородый старец-мудрец, который руками своими мог создать, казалось, целый мир. Я вырос под его опекой, обучился письму, чтению и химии, а потом внезапно передал мне мастер книгу и велел ее хранить как собственную жизнь. Знатная это была книга, созданная в пору, когда на нашей планете плескались лишь океаны огня. А кем созданную, я не знаю сам, не спрашивайте. Не воспринимайте мои слова в серьез, это я шучу так конечно. Она очень стара, эта книга. Имя той книге «Эффект отражения».

Уж сколько раз пытались ее у меня украсть, только без толку. Все они мертвы, с ворами я никогда не церемонюсь…

Он пристально посмотрел на Гордена, словно предостерегая, но Святослав, не дрогнув, выдержал неприятный взгляд.

– А знаете, – продолжал Сиковски, – только бывший вор мог спрятать книгу так, что никому не сыскать. Это был верно рассчитанный ход. В книге этой была такая древняя языческая магия, что корней ее не определишь. Не черная и не светлая, ибо была направлена на единение и силу. А цена, что для язычников была ничтожной, может чудится теперь чудовищной. У меня на этот счет свое мнение и не надо о нем узнавать. Смерть – жизнь.

Он помолчал.

– Сегодня особенный день, Кранц. Ты и твой крестный побывали на самом краю и вернулись оттуда другими, потому я позволю себе излишество. Чего никогда, признаться, не делаю. Я расскажу тебе немного о том, что узнал из той книги. Ты единственный, кто услышит разъяснения до того, как получит Зеркало. Ты – единственный, чувствуешь, как красиво звучат эти слова? Они правдивы.

Людей можно сделать сильнее, в этом нет и не было сомнений, но разными путями. Можно опоить зельем и придать силы физической – так зачастую делали в древности, даруя воинам дополнительную власть перед битвой, чтобы те не чувствовали боли и страха перед лицом врага. Можно определить границы физического и, перешагнув через них, приблизиться к духовному. Так делали мудрецы древности. Но вот один из самых эффективных методов, действующих безотказно. Можно найти двойника. Человека, похожего на тебя как две капли воды, как внешне так и сокрытыми жизненными резервуарами. У каждого в этом мире есть двойники, да не один и не два, а много. Они живут в разных странах, их судьбы никак не пересекаются, они могут быть разного возраста. В древности считалось, что если человек соберет рядом с собой всех существующих двойников и свяжет их в единое целое, это будет самая непобедимая армия в мире, способная разрушить цивилизацию. Их умения не складываются, нет – умножаются и, становясь гигантскими, чинят беду, разрушают, подминают под своим натиском все то, что не в состоянии противиться.

Вот почему в моей книге есть целый раздел. Устав. Глава о том, чего я делать не должен…

– Ну и что? – равнодушно спросил Павел. Признаться, слушать старика ему было совершенно не интересно. Древние легенды мало его интересовали. Магия для него была нереальной, все слова старика – пустыми. И Горден жив, видимо, потому, что Павел своим ударом не повредил ему никакие жизненно-важные органы. И все эти байки про зеркала – какой-то бред сумасшедших.

– Глупо себя ведешь, Кранц, – глухо сказала Белла. Вот ей, видимо, было интересно. – Тебе дают шанс понимать, что на самом деле происходит и откуда ноги у всего этого растут. Уж поверь, это большая привилегия…

– Горден, – прервав женщину, резко спросил Павел, – откуда у тебя такая шикарная квартира?! Судя по длине коридора, это целый этаж! Я тоже такую хочу!

Но вместо Гордена ответил Сиковский, отведя в сторону занавеску:

– Возьми на подоконнике бинокль и посмотри, ты найдешь ответ.

Павел удивленно посмотрел на Беллу, чье лицо от гневно залилось румянцем, на Гордена, расслабленно сидящего в кресле, и нехотя встал. Взяв бинокль, он последовал предложению и поднес его к глазам.

Обычные дома, двор, за домами на небольшом холме гигантское здание ТЭЦ с полосатой, красно-белой трубой, из которой поднимались едва заметные, хрустальные клубы пара. Сиковский внезапно слегка надавил на бинокль, заставляя Павла смотреть чуть ниже.

– А что там за очередь? – Неуверенно начал Павел. – Они же в очереди на ТЭЦ стоят, что они там забыли? Да это же…

Бинокль выпал из рук Павла, и Патрик ловко поймал его изящным, выверенным движением руки.

– Это же крематорий, – едва ворочая языком, сказал Павел.

– Это наш с Сиковски маленький бизнес, – утомленно пояснил Горден. – Там никакие не люди, не бойся.

– Как не люди? – растерялся Павел. – Я же собственными глазами видел…

– В том то все и дело (и это ничего хорошего для нас не сулит), что ты стал видеть то, что тебе, обычному парнишке не положено, – Горден облизал губы. – Я до последнего надеялся, что сейчас ты пошлешь нас к чертям и ничего не поймешь. Но то, что ты видел… обиды, зависть, злость. Все, что может навредить тонким оболочкам нашего мира и сделать жизнь хуже. Обычные люди ничего не замечают, не чувствуют. Никто и заподозрить не сможет, что на этой ТЭЦ вместе с природным газом, дающим в дома тепло, сгорает нечто гадкое…

Павел протянул руку, желая забрать у Сиковского бинокль, но тот лишь покачал головой.

– Очень опасно для вас, молодой человек. Поберегите свои нервы, сохраните свой разум хоть немного целее. Никогда не стоит вглядываться в подобные вещи, особенно теперь, когда ты знаешь, что искать. Они уродливы и вредоносны, им здесь не место. Иди, сядь обратно. С твоего позволения, старик еще немного побрюзжит для своего успокоения, так сказать. Уж потерпи, уважь меня.

Зеркала? Да. Мой большой бизнес, устоявшийся веками, который я, ясное дело, с Горденом не делю. Зеркала – слишком большой для него кусок, пока не по зубам, хотя я знаю, в тайне он мечтает прибрать его к рукам. Или хотя бы возложить на него руку. Правда, Горден?

– Да, Патрик, – не дрогнув, отозвался Святослав. – Я бы тогда сжег эту чертову книгу, а потом убил бы себя. Потому что это гадко.

– Вчера, умирая у врача, ты произнес совсем не то слово, о котором сейчас говоришь, Слава, – словно обвиняя, бросил Сиквски.

– Это потому, что я еще не добрался до твоей книженции, – засмеялся Горден, чем свел возросшее напряжение на нет.

– Ладно, полно тебе, – фыркнул Сиковски. – Зеркало – это гарантия удачи, здоровья и жизни. Они делаются из двойников, от которых остается пустая оболочка, сосуд, способный накапливать и передавать. Страховка любого разумного мага. Если тебя убили или ранили, твое право перекинуть удар на Зеркало, которое отразит от тебя беду. Но только до тех пор, пока не расколется.

– Из меня хотят сделать пустую оболочку? – переспросил Павел.

– Совершенно верно, малыш, – довольно промурлыкала Белла.

– И сделать из меня Зеркало хочет Черный Лев, о котором вы все говорите? Кто он вообще такой?

Старик выжидающе глянул на Беллу, женщина немного помолчала, потом нехотя сказала:

– Сейчас это плохой человек, обладающей огромной силой и неохватными амбициями. Когда-то давно, когда мы только поженились, он был удивительным, добрым, отзывчивым и никому не причинял даже огорчения. Но потом его словно подменили. В нем появились жесткость и вызов. Казалось, он готов переломить, растоптать каждого, кто встанет у него на пути.

Мы с ним развелись после того, как он в пылу гнева разбил мое зеркало. Если бы не уважаемый хозяин «Услуги Зеркал», мне бы пришел тогда конец.

Вот и вышло так, что когда Горден предложил мне эту авантюру по твоему спасению (ведь и до меня долетал слух, что Черный Лев вознамерился собрать все свои зеркала), я согласилась без колебаний. Иногда женщинам очень хочется отомстить и даже сама мысль о мести причиняет им удовольствие. Пока ситуация такова: я заказала тебя у Сиковски – Зеркало из твоей драгоценной личности – как подарок бывшему мужу.