Текст книги "Мастер волшебного слова (СИ)"

Автор книги: Евгения Блинчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Я не знаю, – Евшиков всхлипнул, – я не знаю! У меня же не получается! Ты же видишь, я всё забыл!

И он горько разрыдался, закрыв лицо ладонями.

– Ты просто устал, – прохладная ладонь легла ему на лоб, – но всё не так страшно, как ты думаешь. Сначала одно словечко скажешь, потом второе, а там и третье с четвёртым. Попробуем?

– Боюсь я! Если не выйдет, Никитична меня съест...

– Не съест, – Василиса снова погладила его по голове, – ты невкусный, она таких не ест, пугает больше. Да и я ей не позволю. Не бойся.

Ягишна Никитична моментально вскинулась, оторвавшись от земли, за которую, до этого, держась всеми десятью когтями.

– Да я кого хочешь, могу! – зашипела она, – всех могу! Никто не спасёт! Василиска, зарываешься!

Кощей вскинул вверх указательный палец и, погрозив ей, показал на её прежнее место. Никитична молча упала назад, и только глубокие борозды от её железных когтей указывали, что она с трудом сдерживает гнев.

– М-м-м-мяяя, – не сдержал своих чувств кот, застрявший в кустах, – м-м-м-мяяя!

Едва заметно улыбнувшись, Василиса потрепала Евшикова по щеке и тихо, почти напевая, заговорила:

– Евша-неуч на трубе, котик ходит по ноге, Евша-неуч ест сметану, котик мявчет без обману, Евша глядь – сметаны нет, а у котика обед!

Кощей злобно прищурился на свою дочь, но промолчал.

– Коль, у котика обед, у Евши сметаны нет! – продолжила, не обращая внимания на отца, Василиса, – раз, два, три и снова два, эта песня не нова, у Евши, что на трубе, сидит кот на голове...

– Поди ж ты, котик-раскотик, – не удержавшись, улыбнулся Евшиков, – отослать его, кота этого, в качель – раскачель!

– Д-д-да ч-что же т-такое д-делается, – по голосу, доносившемуся из кустов, было понятно, что Баюн испытывает невероятные душевные мучения, – э-эт-то п-п-попрание и-искусства! П-п-прекратите, у-умоляю!

Претензии кота рассмешили Евшикова. И так стало ему легко на душе и весело, что захотелось выразить это чувство вслух, что он тут же и сделал. Всеми волшебными словами, всплывающими из его, казалось навсегда потухшей, памяти. Он говорил весело, азартно; Василиса, схватившись за его волосы на макушке, только и успевала поворачивать его голову по кругу, обращая к каждому стоявшему на поляне. И, под напором волшебных слов, менялись все, кто оказался в тот момент рядом с ними. Кроме самой Премудрой и эксперта Василия, который предусмотрительно встал позади Василисы с Евшиковым. Стремительно обретала свой прежний вид Никитична, выпрямляясь и сверкая золотом на высокой причёске. Облик Ягишны Петровны начал кусками опадать на землю, открывая статного широкоплечего блондина, с тяжёлым мечом на плече. Вздрогнуло дерево, с которого спрыгнул стройный гибкий багатур с неизменным кривым кинжалом на поясе. Кусты раздались в стороны, на поляну выплыла колоссальная золотая цепь, висящая в воздухе, и не было у этой цепи ни начала и ни конца. Она, едва заметно звякая, постоянно двигалась из ниоткуда в никуда, а по ней величаво скользил на пружинистых лапах гигантский тигр, с висящими на шее перламутровыми гуслями. Последним изменился Кощей. Костлявое серое чудовище словно перетекло в полного высокого румяного мужчину, с симпатичным круглым лицом, приветливой улыбкой на сочных губах и приятным голосом.

– Ух, ничё се, – сообщил Евшиков, повернувшись к Василисе, – сильно-то как выходит! А вы всё неуч да неуч! Всё, словом попрекали! А я, видишь, как могу?

– Вижу, – обеспокоенно согласилась та, – ты большой молодец! Но хватит слов, ты устал, тебе надо отдохнуть. Помолчи пока.

– Ты мне зубы не заговаривай! Я только говорить научился, что б вас...

К губам Евшикова прижался ухоженный палец с драгоценным перстнем и новый голос Кощея произнёс:

– Налагаю на уста твои печать, закрываю слова твои, молчи, Евша-неуч, пока время заговорить не придёт!

Раздалось лёгкое шипение, на губах неуча появилась красная сургучная печать с оттиском буквы "П".

– Покой поставил, – пробормотала Премудрая, – а не рано ли? Не собран же ещё...

Над поляной повисла тишина, все потупились, а Кощей бросил на неё косой взгляд. Василиса, как ни в чём не бывало, снова погладила Евшикова по голове и, улыбаясь, сказала:

– Пол дела сделано, идёмте к колодцам, пока луна не зашла.

В этот момент по красному сургучу побежала трещина. Евшиков с силой замотал головой и попытался оторвать печать с губ. Появилась вторая трещина.

– Сильно разбирает человека, – сказал эксперт Василий, раскуривая самокрутку, – не будет ему удержу, торопитесь.

Печать перечеркнула третья трещина.

– Торопитесь же! – воскликнула Ягишна Никитична, – или я его в печь посажу!

Все вокруг пришли в движение. Богатыри, не говоря ни слова, схватились за оглобли и буквально понеслись вместе с телегой в направлении Козлиной лужи. Никитична с Кощеем летели рядом по воздуху, а эксперт Василий, оседлав Баюна, мчался следом.

– Быстрее! – закричала, упавшая на дно телеги вместе с Евшиковым, Василиса, – печать осыпается!

Тут Иван с Булатом резко остановились, Евшиков пискнул, чувствительно ударившись головой о тележный борт. Сильная рука Ивана схватила его за шиворот и перед носом Евшикова внезапно оказались чудовищные ежевичные заросли, растущие из ключа колючего.

– Что теперь? – продолжая держать в воздухе несчастного неуча, спросил Иван, – кидать, что ли аль повременить?

– Повременить! – в ужасе закричал, роняя с губ остатки печати, Евшиков, – Ванька, до чего ты на расправу скорый! Что я тебе плохого сделал?!

– В поддельную Ягишну меня обратил, а так ничего особенного, – ответил тот, – опасный ты, Евша, ликвидировать тебя надо! А то не оберёшься...

– Утихомирься, – жёстко оборвал богатыря приземлившийся рядом Кощей, – дай вам волю, вы всё ликвидируете!

– Слов страшных много у Евши, – не унимался Иван, – если оставим, как жить будем?

– Жениться тебе, Ваня, надо, – улыбнувшись, ответил Кощей, – для набора жизненного опыта. Пару столетий с женой повозишься и перестанешь раскидываться возможностями. И не тряси так неуча, а то у него остаток души отлетит! И останемся мы с открытым межпространственным проколом и с безмозглым телом на руках. Поставь, говорю!

Иван, не говоря ни слова, разжал кулак и Евшиков приземлился на корточки, но, не удержавшись, упал на жёсткую землю. Булат, наблюдавший за этой картиной, только крякнул.

– Что опять? – обиделся Иван.

– А то, когда сказано – поставить, надо поставить, а не бросать, – поучающе ответил багатур, ставя упавшего на ноги, – а ты, Евшик, смирным будь, не то сам добавлю!

– Беда с этими богатырями, – пробормотал Кощей, – времени в обрез, а они допросню устраивают. Выгоню из аспирантуры!

С этими словами он повёл рукой и ежевика, поднимающаяся стеной из колодца, исчезла.

– Веди нас, дочь, – обратился Кощей к Василисе, – сделай так, что бы всё решилось вовремя!

Премудрая легко встала на краю колодца и, взяв Евшикова за руку, бесстрашно шагнула вниз. Следом на край колодца прыгнул тигр, издавая громовой рёв с легко узнаваемыми интонациями вчерашнего кота:

– Как прекрасен этот миг – миг истины для поэта! О, чувствую, это будет не меньше, чем ода! Друг мой, держитесь крепче, вдохновение столь стремительно, что я сам не могу совладать с ним!

И он мягко соскользнул вниз, перебирая лапами по золотой цепи. Последние слова были адресованы эксперту Василию, который, с неизменно добродушным выражением лица, по-прежнему сидел на спине у Баюна, зажав в зубах самокрутку. Остальные прыгнули молча, только Иван всё бормотал сквозь зубы: "...женишься с вами, как же, обращают в гадость, а потом любимая видеть тебя по блюдечку не хочет...", но, заметив на себе выразительный взгляд Никитичны, прекратил браниться и был недоволен молча.

Межпространственный прокол был сырым, грязным и душным. Он привёл их к удивительному месту, где всё вокруг было из странного серого камня, повсюду тянулись трубы, из стенок которых текли струи воды. На полу, в луже воды, небритый, в грязной старой спецовке, с запёкшейся раной на голове, лежал человек.

– На Евшика сильно похож, – пробормотал Булат, нервно сжимая рукоять кинжала, – только наш мытый и с мордой скоблёной, да и пахнет от него травами. Слышишь, Василиса, это чучело...здешнее...это тоже Евшик?

– Он самый, – она кивнула, – точнее, основная половина Евши-неуча. Евша, узнаёшь ли себя?

Евшиков, не сводящий недоумённого взгляда с лежащего тела, медленно кивнул.

– Я бы вот что хотела узнать, – Ягишна Никитична была настроена скептически, – а как, простите за нелестное слово, у этой голи кабацкой могло свершиться столь могучее колдовство? Да ещё с раскроенной башкой?

– В последнем порыве, – усмехнувшись, пояснил эксперт Василий, – на излёте, чёрт задирай!

– К оде, конечно, не располагает, – внезапно встрял тигр, – но трагическую пьесу, пожалуй, вполне возможно! Белым стихом, а?

– Баюн, отвяжись пока, – Никитична на глазах озлоблялась, – вот этот, с разбитым черепом, он кто, вообще? Василиса, ты предлагаешь это чудовище к нам? Эту голь кабацкую?

– Ну, почему голь и сразу кабацкая? – тихо сказал Евшиков, – я сантехником был, меня на прорыв послали. А что голова разбита, так поскользнулся и ударился. Всякое, здесь, торчит, да и обувь не та была...

– Кем ты был? Это не из волшебных слов? – опасливо переспросил Иван.

– Сантехником. Это когда из реки или озера воду берут и по трубам в дома вливают. А я ходил и чинил, краны там, трубы, да мало ли что...

– Воду из реки? – теперь Никитична впала в панику, – конфликт с водяным? Батюшка Кощей, да что же это? Вели его тут закопать, где он лежит!

– Успокойтесь, дорогая, – Кощей улыбнулся Ягишне приятной улыбкой, – полагаю, всё будет не так страшно. У нас труб с кранами нет, так что конфликт с водяным отменяется. А, теперь, к основному вопросу. Видишь ли себя, Евша-неуч?

– Вижу, – дрожа, ответил тот.

– Понимаешь ли, что тебя расщепило надвое?

– Это, может быть, сложно для него, – прошептала Василиса.

Кощей сурово глянул на дочь и продолжил:

– Скажу тебе правду, наш несчастный гость: межпространственный прокол, ммм...ключ колючий, существует, пока ты не целый. Пока один ты лежишь тут, у себя, а второй ты ходишь там, у нас. Если этот колодец не закрыть, то будет много бед и у вас и у нас. Для этого, ты должен захотеть, стать целым. Сделай это, спаси два мира.

– Да как я это сделаю? – растеряно спросил Евшиков, – я же этот ключ, поди, не руками сделал и не лопатой?

– Волшебными словами, нами непроизносимыми, – Кощей невольно поёжился, – этими же словами и надо себя соединить, а колодец закрыть. Ты же вспомнил слова, они тебе уже ведомы. Ты сможешь их повторить, здесь, в этом месте?

– Смогу, наверное. Только вопрос у меня к Вам, – Евшиков поднял голову и впервые посмотрел прямо в глаза Кощею, – а со мной что будет? Когда я целым стану? Я умру?

– Механизм воссоединения изучен нами не до конца, – Кощей отвёл глаза в сторону, – но такой вариант не исключён.

– Ага, ясно, – Евшиков поскрёб затылок, – ладно, стал я целым, мёртвым или живым. А где я буду потом? Здесь или там? У меня выбор есть? Что-то Вы такое говорили, когда мы все в Архиве сидели...

– Боюсь, наш невольный гость, твоя большая часть притянет тебя навсегда к твоему миру.

– На смерть посылаете, – мрачно подытожил несчастный неуч, – а вот и не стану целым, мучайтесь! Раз недобрые такие.

– Батюшка, позволь мне ещё поговорить с Евшой, – Василиса встала между Евшиковым и остальными, – клянусь, он сделает всё как надо!

– Смотри, дочь, я тебя к этому не принуждал, – холодно сказал Кощей, – делай, но помни, будет, что будет.

Та согласно склонила голову и произнесла:

– Уходите все, что бы не остаться здесь навсегда! Быстрее!

Кощей щёлкнул пальцами и всех, кроме Евшикова и Василисы, вытянуло наверх. Она положила ему руку на плечо, заглянула в глаза и тихо заговорила:

– Отец мой, венценосный Кощей, надеется спасти оба мира и посылает тебя на смерть, это правда. Правда и то, что если сильно пожелаешь, то очнёшься у нас, потому что ты ел наш хлеб и пил нашу воду. И, где бы ты ни оказался целым, для своего мира ты умрёшь. И это, тоже, правда. Как и то правдиво, что оставшись у нас, жить будешь по нашим законам, уйти не сможешь, никогда.

– А я точно к вам вернусь? – тихо спросил Евшиков, – я не хочу, здесь, оставаться, даже мёртвым не хочу.

– Для этого нужны осознанный выбор и сильное желание, – серьёзно ответила сероглазая девушка, – и они только твои, тут моя помощь заканчивается.

Она повисла в воздухе и тихо стала подниматься вверх. И когда её почти не стало видно, Евшиков услышал:

– Я тоже к тебе привыкла, Евша-неуч, постарайся, и мы ещё встретимся.

Он постоял, чувствуя, как его распирают отчаяние и какое-то новое, необычное, волнующее чувство. Потом набрал воздуха в грудь и заговорил...

...от Козлиной лужи тянуло прохладой. Он открыл глаза и увидел расшитые половецкие сапоги, а потом знакомый голос, голос Булата, произнёс:

– Что б я с коня упал! Евшик, а, может, ты богатырь, всё-таки, а?

– Да иди ты, – привычно отозвался Евшиков и замолчал, потому что чья-то ладонь закрыла ему рот.

– Ты молодец, Евша-неуч, но сейчас молчи и спи.

С этими словами Василиса повернула его голову к себе и, наклонившись, четырёхкратно, косым крестом, поцеловала его в губы.

– Ешь и пей, дыши и пой, а слова держи с собой, – говорила она после каждого поцелуя, – говори и веселись, а словами не делись; а как будет по нужде, все слова вернём тебе!

Он почувствовал, что на губах у него появилось нечто тонкое, прохладное и бархатистое; оно немного повозилось, устраиваясь, и стало неощутимым. Остался только запах василисиных благовоний. В сон клонило необоримо, и он крепко заснул. И снился ему странный сон, будто к Василисе подошёл, сверкая золотой короной, Кощей и говорил ей, упрекая: "Что ты, дочь, сделала? Разве не говорил я тебе про недобрый час?". "Говорил, батюшка, – отвечала та мелодичным голосом, – но печать твоя опала, не удержалась, что было делать? Зачем ставил ты печать не на целого? Зачем ставил печать "покоя"? Разве не знал, что разорванное целое никогда не успокоится?". Омрачилось царственное чело Кощея, но промолчал он. "Разве не я, батюшка, послужила тому, что Евша-неуч сделал всё как надо? – продолжала Василиса, – а что он вернулся, так то не беда – пусть живёт, будет время, сгодится нам, неплохой он человек, только речь у него опасная. Так на то я свою печать поставила ему на уста, крепче она твоей, стоять будет, пока не снимем". "Как ты смеешь, неразумная дочь, моя! – с гневом воскликнул Кощей, – разве должна быть дочь умнее отца своего? Не забылась ли ты?". "То, что я умнее, видно по делам моим, – отозвалась дерзкая, – Ведь ты же породил меня столь разумною, так чему гневаться?". "Я смотрю, не уймёшься ты никак, – сверкая красным огнём в глазах, совсем разгневался Кощей, – опять лягушкою быть захотела? Так и будь, и сидеть тебе столетиями в болотной глуши, пока стрела не прилетит!!". И, с этими словами, обратил он Василису Премудрую в зелёную лягушку. "Нет, не надо, не обижай её, так тебя растак!", хотел было крикнуть спящий, да не смог, бездвижны были губы его. И стояли, опустив головы, Булат с Иваном; держалась за сердце рукой в драгоценных перстнях Ягишна Никитична; тигр, бегущий по золотой цепи, играл на гуслях что-то печальное и трогательное, и катились по тигриным усам горькие слёзы. А эксперт Василий потрепал спящего Евшикова по голове и сказал: "Не забудь, к своему командиру "батюшкой" обращаться, не то тоже в лягву перекинешься. Устав, брат, дело серьёзное". А после стал на одно колено перед лягушкой с серыми глазами и произнёс проникновенно: "Эх, у лучшей девушки из всех, кого я встречал, жизнь какая тяжёлая. Да ничего не поделать, начальство не выбирают, тут судьба решает. Хотел бы помочь, да не имею стрелы, от меня только пуля прилететь может, а пулю в лапках не удержишь". Вставши же, козырнул Кощею и сказал: "Да и тяжкая война у нас, пора мне, и так у вас задержался". Помахала лягушка Василию лапкой, а Кощей пожал ему руку со словами: "Благодарю Вас, друг мой, Вы очень нам помогли. Позвольте, проводить Вас, заодно и дочь в нужное место пристрою".

Тут подёрнулось всё вокруг туманом, и спал далее Евша – неуч без сновидений.

P.S. ...где-то далеко, в ином измерении, упрямо наклонив голову, на которой чудом удерживается старая выцветшая пилотка с яркой красной звёздочкой, меряет ногами дороги войны эксперт Василий; где-то далеко, тоже в другой Вселенной, лежит в луже натёкшей воды тело погибшего сантехника; но, здесь, в мире Кощеевого царства, бодро скачут богатыри на свершение подвигов богатырских, а одна из Ягишен уже истопила им баню и накрыла стол; славный Иван расстался со своей прежней невестой и женился на Марье Моревне; храбрый Булат давно стоит каменный, не поладив со своим научным руководителем; тихо перебирается с кочки на кочку маленькая сероглазая лягушка, а тигр, бегущий по золотой цепи, всё поёт про неё дивные сказки. И, среди всех этих событий, в этом сказочном мире, недалеко от Козлиной лужи, на опушке той самой рощи, через которую пролегает злокозненная тропа, стоит ладный домик в окружении яблонь и вишен. Никто не тревожит просто так того, кто владеет этим маленьким садом, а нечисть и вовсе обходит этот дом стороной. Лишь венценосный Кощей или Ягишна Никитична, нет – нет, да посетят хозяина, а, уходя, пару раз оглянутся на калитку и прочтут, в который уж раз, надпись, сделанную от руки, неровными буквами: «Мастер волшебного слова».