Текст книги "Мастер волшебного слова (СИ)"

Автор книги: Евгения Блинчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Евшик, ты знаешь, что такое вселенная?

– Знаю, – Евшиков несколько удивился такому вопросу, – это космос.

Его собеседники переглянулись с немым изумлением.

– Внезапно, – Булат поскрёб подбородок пальцем, – ладно, пусть будет космос. То есть, у нас тут свой космос, своя вселенная. Мы тут всегда жили и собираемся жить всегда. Понимаешь, да?

Евшиков молча кивнул.

– Хорошо, начало обнадёживает. Итак, у нас своя вселенная. Но вселенных очень много. Одна из них та, в которой живёшь ты. То есть, жил.

– А?

– Узнаешь, потерпи. Ваня получил направление в богатырскую аспирантуру, – багатур сделал жест в сторону Ягишны Петровны, – а я был назначен ему в дядьки и в соратники. Чего смотришь как баран? У нас так принято. Я, собственно, старше Ванечки на сто восемьдесят лет...

– На сто сорок три года, – уточнила Петровна, – и два месяца с малюсеньким хвостиком.

– Педант, – закашлялся дымом Булат, – ну, неважно. Итак, аспирантура. Одна из лучших кафедр находится тут, в Кощеевом царстве. Масса сложнейших волшебных артефактов, библиотека роскошная, доступ в богатейший архив, курация такого блестящего специалиста как Ягишна Никитична, мастер-классы у самого батюшки Кощея.... Эх, да что говорить! Не каждому богатырю достаётся такая путёвка в жизнь!

Петровна давно хлюпала носом и пыталась вытереть слёзы рукоятью меча.

– А ещё у меня невеста есть...была..., – всхлипывая, поделилась она, – Василисушка...как же теперь на ней жениться, если я не богатырь нынче? Дядюшка, да свижусь ли с любимой?

– Тут ещё и Василиса имеется? – удивился Евшиков, – а я не видел.

– Василисок у нас много, но они живут в других местах, – багатур вытер платком слёзы Петровне, – но ванькина Василиска из них самая красивая. Хотя, хочу заметить, что Ягишна Никитична самая примечательная женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Евшик, будешь хрюкать по её поводу, я тебе зуб выбью, понял? Ну, вот... Мы с Ваней прибыли сюда недавно, устроились и сразу приступили к работе. И в один из дней, а точнее, ночей, когда мы были в экспериментальном походе, появился ты.

У Евшикова пересохло во рту.

– Ваня, у тебя фляга с собой? Хорошо, дай ему медовухи. Так вот, мы шли мимо Козлиной лужи, а там батюшка Кощей пытается межпространственный прокол заделать...

– А что это?

– А это, неуч неучёный, ключ колючий. Раньше у нас было только два ключа: кипучий, да горючий. И нам вполне их хватало. А ты нам третий ключ сделал. И, что характерно, мы его ничем закрыть не можем – ни одна затычка не держится. Так и ждём, что туда кто-нибудь провалится.

– Да кто туда сунется, – буркнул Евшиков, – там такие колючки торчат, что подходить страшно!

– Ага, идея Василисы Премудрой, – Булат задумчиво наблюдал за струйкой дыма, выплывающей из трубки, – единственное, что пока сработало. Но тогда кустов там ещё не было. Тогда оттуда тебя выкинуло, нам на горе. Ты был без сознания сначала, мы тебя положили на телегу и доставили к терему Никитичны. Ты был такой несчастный, такой слабый, мы и подумать не могли, что всё так плохо закончится. Но беды, конечно, не сразу начались. Сначала мы все осматривали межпространственный прокол, пытались его закрыть, связывались с остальным миром, передавали новости, встречали разных экспертов, ну и так далее. До тебя руки не сразу дошли. Когда вспомнили, что тебя хотя бы осмотреть надо, ты ещё лежал в беспамятстве.

– Где лежал?

– А там, где тебя оставили, – простодушно пояснила Петровна, – на телеге с сеном. Мы тебя туда положили и забыли.

– Ничего себе, – обиделся Евшиков, – как дрова в поленнице. А если бы я умер?

– Нет, такого счастья не случилось, – багатур скорбно вздохнул, – зато ты внезапно очнулся и заговорил. Надо было сразу голову тебе отрубить или, на худой конец, кулаком приложить, что бы ты замолчал. А мы рты пораскрывали и стояли, слушали. У нас слова такие никто и произнести не может, а тут целая поэма.

– Это, какие такие слова? – заинтересовался их собеседник, – точнее нельзя? А то от меня все слов требуют, а сами боятся. Вон, и ворота испугались, и паук этот сбежал, и вёдра вели себя странно... А я что? Я стараюсь, только вспомнить до конца не могу. Ну, и знать бы, в каком направлении поиск идёт. А то не очень понятно, каких конкретно слов всем не хватает.

– Ты! Ты снова что-то говоришь? – Булат в ужасе вскочил, – Евшик, а что именно ты вспомнил?

– Ну-у..., с вёдрами ты знаешь, хотя я ни одного слова сейчас не упомню, – Евшиков наморщил лоб, – ворота я, как бы это сказать, послать хотел, но не смог вспомнить, куда надо посылать. Да и, вообще, неясно, что это такое и как это. А пауку про мать какую-то говорил, которую куда-то надо было вложить, что ли... То ли в кадушку, то ли в качалку, самому непонятно. С пауком совсем неловко вышло – я в него старым веником Никитичны тыкал.

– Переживёт, – буркнул Булат и снова сделал затяжку, – у меня к тебе просьба, Евшик, со словами своими немножко пока молчи, а то всем худо будет. Ты уже наговорил: я, статный добрый молодец, в двенадцати годах обретаюсь, а Ванечка, наипервейший красавец и завидный жених в нескольких царствах, теперь поддельной Ягишной мается. Из батюшки Кощея наглядное пособие сделал, смотреть страшно, одна корона на голове из знакомого только и осталась! Баюна, нашего тигра поэтического, в банального болтливого кота превратил. А за белую лебедь, Ягишну Никитичну, просто убить тебя хочу! И убил бы, но ты нас всех назад обратить должен, посему, тебя неуча и дурака иномирного теплю.

– А я думал, – съязвил Евшиков, – Кощея боишься.

Какое-то время багатур смотрел на него, пристально и не мигая.

– Это тоже, – наконец-то сказал он, – я ему когда-то кандидатский минимум завалил, с тех пор почти каменный.

И постучал по себе кулаком.

– Слышишь, звук какой? Всё равно, что по статуе стучать. Так что, рекомендую быть благоразумным.

– Да не ёжься, Евша, – добродушно улыбаясь, сказала Петровна, – скоро всё устроится. Я Никитичну подслушал, когда она по блюдцу с батюшкой Кощеем на очередную связь выходила. Так он ей сказал, что везёт правильного и сильного эксперта по волшебному слову, который нам всё и скажет. А как скажет, так и будет.

– Евшик, не трясись так, не то крыльцо рухнет, – фыркнул Булат и с интересом спросил Петровну, – А он, эксперт этот, тоже такое говорить умеет?

– Не умеет, – вздохнула Петровна с сожалением, – но знает, что с нашим неучем делать надо. По крайней мере, Никитична думает, что знает.

– Что это такое со мной делать надо? – взъерепенился Евшиков, чувствуя, как у него от ужаса шевелятся волосы на голове, – эксперта ждёте, а сами меч притащили?!

– Ах, меч, – Петровна замялась, – это я подумал, что, может, мы и сами справимся. Глядишь, батюшка Кощей, если б дело вышло, мне результат как докторскую сразу бы засчитал, учитывая огромный практический материал, так сказать.

И, вздохнув, она потупились. Евшиков, в принципе, ей верил, но почему-то страшно боялся неведомого практического материала. Тем более, что у багатура на лице появилась неприятная кривая улыбка.

– Но мы ещё можем решить все вопросы, – зловеще прошипел Булат, – ты, неуч, кого больше боишься: меня или эксперта неизвестного?

И выразительно щёлкнул зубами. А потом звонко засмеялся, глядя, как Евшиков отпрыгнул в сторону.

– Прыгучий ты, Евша, смешно это, – Петровна, посмеиваясь, стукнула мечом в ножнах по ступеньке, – дурной только. Даже жаль тебя бывает. У Булата просто шутки глупые, так-то он добряк и балагур. А ты всё думаешь, что он тебе ущерб нанести может. А дядюшка и мухи пальцем не заденет, что ж говорить про неуча неразумного!

Евшиков и Булат воззрились на Петровну с немым изумлением.

– Именно! – разошлась та не на шутку, – ни муху, ни змея, ни волка серого, ни даже батюшку Кощея! И душа у него нежная!!! Прямо девичья!

При этих словах багатур, невнятно хрюкнув, выронил изо рта трубку. Лицо его стало красным, руки судорожно нащупывали нож на поясе. Однако, Петровна словно не замечала невменяемое состояние своего товарища. Она вскочила и, преодолев в два шага крыльцо, заорала Евшикову прямо в ухо:

– Мухи не тронет, а пендаля даст, как я тебе сейчас навешаю!! И бить буду, пока всё не вспомнишь, гадюк иномирный!

К дикому ору Петровны примешались отчаянный вопль Евшикова и залихватский свист багатура.

– Прекратить балаган, – холодный голос парализовал шумную троицу, – что за безобразие вы тут устроили?

Внизу, у крыльца, стояло пятеро. Ягишна Никитична что-то тихо нашёптывала высокой красивой, с неприятно цепким взглядом, девушке. Та молча кивала в такт ягишниным словам и, с лёгким прищуром серых глаз, рассматривала присмиревших богатырей и бледного дрожащего Евшикова. Рядом с женщинами стоял щуплый, невысокий, загоревший до черноты, в выцветшей военной форме, мужчина. Из-за ремня на поясе торчала пилотка с яркой красной звёздочкой, на плечах висели потёртый вещмешок и тщательно начищенная трёхлинейка. На губах у незнакомца застыла добродушная улыбка, в пальцах дымилась самокрутка с махоркой. У самого крыльца возвышалось длинное, с проступающим сквозь землистую кожу скелетом, чудовище с золотой короной на голове. Пятым был ягишнин кот с неизменным обрывком золотой цепи в лапах. В наступившей тишине, мерно поскрипывая суставами, чудовище поднялось по ступенькам и произнесло:

– Я оглох? Почему не слышу ответа?

К ногам Петровны с грохотом упал меч, Булат десятый раз поправил пояс на штанах. Напряжение стало осязаемым, голова монстра с жутким хрустом повернулась в сторону Евшикова и тонкие серые губы, едва заметно шевельнувшись, с трудом пропустили сквозь себя слова:

– А ты что скажешь, неуч?

– Ванька докторскую пишет, – буркнул Евшиков, – они с Булатом практический материал набирали. Даже меч принесли.

Чудовище усмехнулось краем рта, остальные четверо громко засмеялись. Кот даже ударил несколько раз лапой по земле.

– Не сердись на них, батюшка, – мелодично произнесла высокая девушка, – это они от усердия. На докторскую, конечно, не тянет. Но идея, надо сказать, неплохая, хотя и проверялась неаккуратно, без должной защиты.

– Именно, – свирепо рявкнула Ягишна Никитична, – а вспомнил бы неуч все слова свои, нешто лучше бы стало? Так, предлагаю: Булата в камень, Ваньку в печь, неуча в колодец колючий!

– Ах, моя дорогая, – замурлыкал кот, – не приведёт ли столь кардинальное и скоропалительное решение к усложнению проблемы? Не законсервирует ли это текущую ситуацию во всей её безысходности? Да ещё в сочетании с необоснованной потерей двух многообещающих богатырей, один из которых дорог вам лично? Разумеется, я никоим образом не намекаю....

Ягишна Никитична, не говоря ни слова, пнула кота в бок. Кот, ловко изогнувшись, спрятался в ногах у незнакомца в военной форме. Незнакомец невозмутимо курил, сохраняя на лице добродушное выражение.

– Батюшка Кощей, – с подвыванием замяукал кот, – повели почтенной Ягишне Никитичне не наносить мне телесных повреждений! Если она мне рёбра сломает, я петь не смогу!

Чудовище снова усмехнулось и махнуло рукой, призывая всех к порядку. Стало тихо.

– Нет времени на глупые развлечения, – слова медленно выплывали из неподвижного серого рта, – всем сосредоточиться на главном. Булат, Иван, ещё раз самовольно предпримите опасные действия – обращу в волков. Никитична, ведите себя адекватнее – Ваш гнев мешает решению главной задачи. Баюн, прекрати истерику и не оставляй без присмотра богатырей, если упустишь – лишу золотой цепи, будешь таскать железную. Василиса, неуч пока твой, жду твоего доклада, как можно скорее. Помни, у нашего гостя время ограничено. А Вы, Василий, идёмте со мной, Вам надо отдохнуть с дороги.

С этими словами Кощей спустился вниз и, подхватив под руки незнакомца с Ягишной Никитичной, мерно пошагал в сторону избушки. Булат с Петровной мгновенно спрыгнули с крыльца и исчезли в густых зарослях, кот стремительно последовал за ними. Евшиков с тревогой наблюдал, как оставшаяся с ним девушка, не торопясь, поднимается к нему на крыльцо.

– Меня зовут Василиса Премудрая, – сообщила она, окинув его цепким взглядом, – иди со мной неуч, не бойся. Будешь делать, как скажу, ничего худого с тобой не случится.

– А куда идти? – осипшим голосом спросил Евшиков.

– В Архив, – буднично ответила Василиса и открыла перед ним дверь.

...пирог таял во рту. Привычная затрещина от Ягишны Никитичны и горячий пузатый самовар на столе настраивали на мирный лад. Евшиков с аппетитом прихлёбывал ароматный чай, слушая тихие напевы Баюна, который умудрялся подыгрывать себе на гуслях, не выпуская золотой цепи из лап. В раскрытое окно был виден тот самый незнакомец, которого Кощей звал Василием, а все остальные уважительно величали экспертом. Эксперт, сохраняя на лице добродушное выражение, беседовал с Булатом. Говорили они тихо и Евшикову, навострившему уши, пришлось перебраться под подоконник.

– Что, брат, отдыхаешь? – Булат был настроен доброжелательно, – а я думал, что у тебя работы невпроворот.

– И так и сяк, – не очень внятно ответил Василий, – табачок у вас так себе. Почти трава, солома даже.

– Другое курим, – согласился багатур, – снимая с пояса свой кисет и предлагая собеседнику, – не такое, как у вас, но нам нравится.

– Попробуем, – Василий легко свернул самокрутку, – на-ко, моим побалуйся.

Какое-то время было тихо, потом Булат закашлялся.

– Ничего себе, – задушенно сказал багатур, – таким только нечисть травить. А слово когда говорить будешь?

– Не буду, – по звуку было понятно, что эксперт усмехнулся, – при моём создании этот показатель не завели.

– А кто тебя создавал? – после минутного молчания спросил Булат, – что за волшебник?

– Генератор Смолещины, – ответил Василий, – устроитель всех судеб, не без того, знаешь ли.

– Хе, брат, – по голосу было понятно, что Булат загорелся интересом, – пошли, медовухи налью, ну и пару схем набросаем. Генератор – это сильная тема!

– Славно, а то от жары в горле зачерствело, – собеседник багатура казался безразличным, – давай, боец, плещи свою медовуху, попробуем!

Слышно было, как они зашагали прочь. Когда всё стихло, кот перестал бренчать на гуслях и негромко обратился к Евшикову:

– Нет ли у Вас, мой несчастный друг, впечатления, что наш гость несколько странен в речах? Сколь внятен будет вердикт его?

– А? – огрызнулся Евшиков, которому, кроме вердикта, не понравилось, что его назвали несчастным, – чё?

– Да ничё..., – кот досадливо вздыбил усы, – не поэт Вы, батенька, не поэт...

И со всей дури вмазал лапой по струнам. Получилось неблагозвучно. Это привело кота в раздражение и он начал агрессивно драть струны когтями, сопровождая какофонию нервным взмуркиванием. "Генератор, – думалось Евшикову под раздражённый кошачий мяв, – красивое слово. Обалденное. Важное! Может, то самое?". И, притулившись возле стены под подоконником, прикрывая рот ладонью, тихо и быстро зашептал:

– Генератор, генератор, генератор...

Мир остался на месте, но кот замолчал.

– М-да, – спустя некоторое время сказал Баюн, – всё же, Вы, думается мне, ближе к дуракам, чем к неучам. Хотя, у наших дураков всегда есть правильный результат, глупое поведение – это же просто тактика. А Вы, дорогой мой, и результат не получаете и смущаете аспектами своего поведения. Значит, это правда, что по ту сторону межпространственного прокола дураки не имеют скрытой мудрости?

– А вот я тебя веником! – обиделся Евшиков, – думаешь, если стишки сочиняешь, то и обзываться можешь?

– А я – гуслями по дурной башке! – отреагировал Баюн, на всякий случай, вспрыгнув на полку под потолком, – нельзя же, в самом деле, так варварски реагировать на здоровую критику! Это же хамство – гонять поэта веником!

– Неуч звучало лучше, – стоял на своём Евшиков, – по-честному, не оскорбительно!

– Нет, – заело кота, – нет, дорогой мой! Вы, простите, даже не дурак, Вы недоумок и дикарь! Полагать, что веник даёт право распоряжаться судьбами поэзии!

– Отстань от меня со своей поэзией, – орал в ответ неуч, – я, вообще, не знаю, что это такое! Ты меня дураком обозвал, за оскорбление ответишь!

Кот вытянул вперёд растопыренную лапу и торжественно объявил:

– Только безумцы не знают, как опасно оскорблять поэтов. Я сложу про Вас насмешливую и уничижительную песню, я опозорю Вас на весь белый свет, обещаю!

– А я вспомню волшебное слово, нет, вспомню много слов и будешь ты, Баюн, шкурой ходячей, что б тебя!

Тут полка оборвалась и Баюн с гуслями и цепью в лапах рухнул вниз. Внезапно чья-то рука схватила Евшикова сзади за волосы и голос Василисы произнёс:

– А ну, тихо! Сидеть!!

После чего, в звенящей тишине, добавила:

– Оба на выход, живо!

На улице, семеня на полусогнутых ногах и лапах, они тревожно пытались заглянуть в лицо Василисе. Та, сохраняя привычную невозмутимость, не торопясь, вышла к ним из избушки Ягишен.

– Ты становишься всё более опасным, – окидывая Евшикова своим цепким взглядом, сообщила она, – тебя нельзя оставлять без серьёзного присмотра.

– Здравствуй, девица-красавица, – Евшиков замолчал, мучительно вспоминая занятия по былинному этикету, – это... калёные орешки... не, лицо белое да румяное...

– И тебе доброго утра, Евша-неуч, – с лёгкой улыбкой отозвалась Василиса, – уж ладно, не ломай язык, говори, как можешь, по-неучёному. Зачем кота убить хотел?

– Говорит много, потому что, – опустив глаза, ответил Евшиков, – и обзывается. От кота неприятно...

Василиса засмеялась, кот обиженно фыркнул. Сверху раздался нарастающий вой, который перешёл в рёв и грохот – приземлялась Ягишна Никитична в ступе. Когда пыль осела, Никитична бодро выпрыгнула из ступы и, закинув метлу на плечо, подошла к Василисе.

– Контролируешь? Это правильно! – Ягишна Никитична была настроена решительно, даже по-боевому, – я бы ещё намордник на него одела, что бы не гавкал лишнего! И уста воском запечатать, для верности.

– Скорее надо решать, что делать, – ответила, щурясь, сероглазая девушка, – времени всё меньше, скоро он так заговорит, что никакого контроля не хватит. А печать на уста – это интересно...подумать надо... Кстати, что там наш эксперт?

– Эксперт с Булатом медовуху пьют и про генератор рассуждают, – Никитична фыркнула, – схемами весь Архив забросали.

– Так когда же?

– Собираемся в Архиве сегодня вечером, когда взойдёт первая звезда, – огненный взгляд Никитичны упёрся в сомлевшего от ужаса Евшикова, – без ужина, всем учесть! Всё, соблюдай неуча, а я пошла, у меня сеанс связи с батюшкой Кощеем.

И, решительно повернувшись, Ягишна Никитична буквально забежала в избушку.

– И за что Булат Никитичну любит? – тихонько пробормотал Евшиков, – свирепая, кричит, всех съесть хочет, да ещё больно бьётся... Ой!

Василиса больно схватила его за ухо и потянула вверх.

– Сейчас и вправду намордник одену, – зашипела она ему в ухо, – а лучше ежа колючего в рот засажу!

– Ежа, ежа, – злорадно поддакнул кот, – и не доставать! Мяоуу!

– И тебе намордник с ежом, – Василиса наступила коту на хвост, – заткнитесь оба! Что бы до ночи звука от вас обоих не слыхала! Иначе, отдам Никитичне на исправительные мероприятия...

Яркая звезда засверкала на потемневшем небе и Евшиков, сопровождаемый Василисой Премудрой и Баюном, отправился в Архив. В помещении библиотеки уже сидели напряжённые багатур с Петровной, голоса Кощея и Никитичны раздавались за дверью, которая вела в помещение со свитками. Баюн, звеня цепью и бренча гуслями, запрыгнул на один из столов и, урча, начал вылизывать себе лапу. Последним в библиотеку зашёл эксперт Василий с неизменным добродушным выражением на лице. Василиса, поставив стул в проходе между столами, посадила на этот стул Евшикова, и мелодично позвала:

– Батюшка! Ждём тебя, появись! Ягишна Никитична, где Вы?

Дверь из архивного помещения открылась и Ягишна Никитична переступила порог, держа в руках большой короб со свитками. Кощей тихо соткался из воздуха, прямо в центре библиотеки.

– Всех благодарю за пунктуальность, – слова медленно выплывали из неподвижных кощеевых губ, – Василий, простите, мы не покормили Вас ужином. Сами понимаете, серьёзные мероприятия требуют лёгкого желудка.

– В наступленье – натощак, – как всегда, своеобразно, ответил Василий, – для войны закон не новый. Доживём ещё до харчей.

Кощей согласно кивнул и продолжил:

– Именно, утром нас всех ждёт обильный завтрак, если живы останемся. Теперь хочу свести в одно все данные. Сначала спросим мнение нашего эксперта: Василий, что скажете, прослушав звуковые свитки?

Василий встал, провёл руками по ремню на поясе, одёрнул гимнастёрку и сообщил:

– Зря Вы, товарищ Кощей, сомневались: они, чёрт их задирай, те самые слова, для вас весьма волшебные.

Кощей дёрнул краем серого рта, помолчал и сказал:

– Присядьте, пока, дорогой друг, Ваш комментарий ещё понадобится. Теперь, о нашем невольном госте. Насколько мне известно, Баюн считает его обычным дураком с той стороны межпространственного прокола. Василисушка, дочка, что скажешь нам?

– Я сопоставила данные тестов, кои провела, согласно твоему указанию, батюшка, с результатами своих наблюдений. И пришла к выводу, что Евша вряд ли неуч и не совсем дурак. Он просто не целый.

В глазах Кощея полыхнуло красное пламя:

– Я надеюсь, дочь, что в столь ответственный момент ты не смеёшься над нами, демонстрируя свою глубокую мудрость. Поясни же нам свою мысль простыми и понятными словами, не растекаясь по древу.

– Хорошо, я буду краткой, – Василиса была несколько разочарована, – я, батюшка, что бы подтвердить свои предположения, спускалась в ключ колючий...

В библиотеке поднялся изумлённый ропот, Кощей, казалось, был шокирован.

– Да, спустилась, – взмахом руки она призвала всех к спокойствию, – так вот, на дне межпространственного прокола лежит Евша-неуч, не живой и не мёртвый. От того, и живыми мы остались, что все силы его и слова его, половинные, как и он сам. От того и учится плохо, что не целый.

– Я же говорила – скинуть его в ключ колючий! – буквально взвыла Ягишна Никитична, – я знала, что в нём подвох есть! Пусть будет целым, но там, в своём мире!

– Он ел наш хлеб и пил нашу воду, – напомнил Кощей, – увы, глубокоуважаемая Ягишна Никитична, теперь это будет зависеть от его выбора.

– Если он у нас в целом виде останется, – Никитична явно была против такого развития событий, – наш мир может постигнуть непоправимая катастрофа! Он же не молчит, он же из своего рта слова выпускает!

– Мы можем собрать его в целое после того, как он всё вернёт назад, – внезапно вставил своё мнение багатур, – пусть сначала слова скажет, а там и в колодец можно!

– Хочу напомнить, – вмешалась в беседу Василиса, – что межпространственный прокол Евша-неуч ещё в своём мире сделал. Проще уста ему запечатать, если он пожелает у нас остаться.

– Василиса, ты без сомнения самая премудрая в нашем мире, – заметался по библиотеке Булат, – и, вообще, барышня самая достойная, но я твоих идей боюсь. Что значит, Евшика у нас оставить? Он же тупой, он же не понимает, когда говорить, а когда молчать!

– Булат, сядь на место, – мерный голос Кощея перекрыл взволнованный гул, – печать на уста – это интересно, об этом надо подумать. А скажите, Василий, мир Евши – неуча и впрямь столь волшебный?

– Зазря баять про тот свет не стану, – Василий усмехнулся, – волшебных слов там много. Это точно.

– Так что же?

– А то, – пожал плечами эксперт, – этой магией пользуется и стар и млад, днём и ночью, надо и не надо. Потому, там слова эти силы не имеют.

– А как же прокол? – возмутился багатур.

– Так это ненароком....Ненароком, говорю, парень прибыл на тот свет. А конкретно, на ваш.

– Хорошо, мы поняли, – Кощей мерно, со скрипом, покрутил головой, – а сможет ли наш невольный гость этими словами всё исправить? И не нужно ли их произносить как-нибудь иначе?

– Сможет, что ж не смочь? Главное, это не в сердцах, а с душой сказать. С хорошим чувством... И переворачивать не надо, а то эффекта не будет.

– А скажите, Василий, не нужны ли в этой ситуации какие-нибудь важные меры?

– А как же, – кивнул тот, – блиндажик не помешал бы, на совесть сделанный, что бы бомба не проняла...

– Я понял, спасибо, друг мой. Дочь, что-то ещё?

– Желательно, батюшка, всё на прежнем месте сделать, там, где Евша-неуч рот первый раз открыл. Телега до сих пор там стоит. И, предлагаю, идти сейчас, не ждать дольше.

– А если я не смогу с душой? – тихо спросил Евшиков, – если не получится?

– Я тебя застрелю, – с мягкой улыбкой ответил эксперт, – ты уж, брат, постарайся. Не подведи.

– Так я слов нужных не знаю, – ещё тише сказал Евшиков, – а можно, я ещё в Архиве посижу, повспоминаю?

– Архив на то и Архив, что бы те, у кого память отшибло, всё вспомнить могли, – в голосе Кощея была едва заметная насмешка, – тебе неуч, просто надо услышать самого себя. Булат, Иван, берите его. Да не за шею, за руки берите!

– Я сам пойду, – отчаянно завопил несчастный, схваченный сильными руками богатырей, – дверь же рядом! Два шажка и я где надо!

Петровна и Булат застыли и вопросительно посмотрели на Кощея.

Серая кожа кощеевых щёк посинела, в глазах загорелся красный огонь.

– Где лежат звуковые свитки? – громовым голосом спросил он.

– В ларце, батюшка Кощей, где смерть твоя хранится! – хором ответили богатыри.

– А ларец где? Где, я вас спрашиваю?

– На острове Буяне, – промямлили те.

Через мгновение стало ясно, что ответ неполный.

– Кого я набрал в аспирантуру! – взвыл, ещё более посинев, Кощей, – Буян – это же другая точка на поверхности сильно искривлённой плоскости! Это же в Море – Окияне, олухи! Стал бы я такую опасную вещь хранить в Архиве, неразумные? Если живы останемся, я вам это упомню! Пробирки мыть будете!

И щёлкнул пальцами. Гигантский меч, вынырнув из ниоткуда, рассёк пространство библиотеки надвое. Брызнуло яркое солнце, закричали чайки, в образовавшийся проём ворвались солёный ветер и зелёные дубовые ветви.

– Края сейчас сомкнутся, – закричала Ягишна Никитична, – прыгайте!

Дубовые листья хлестнули по лицу и последним, что запомнил Евшиков, пролетая сквозь упругую крону, был крик эксперта Василия:

– Переправа, переправа, берег левый, берег правый!Сено, наваленное на телегу, было свежим и душистым, а луна на чёрном небе была полной и ярко-золотой. В этом золотом сиянии был видна устало сгорбленная фигура, сидящая на телеге. В звенящей тишине зашуршали едва слышные шаги и рядом возникла лёгкая мальчишечья фигурка.

– Евшик, кончай отдыхать, – высокий голос Булата предательски дрогнул, – время уже. Ты говорить можешь?

– Могу, – вяло ответила фигура, сидящая на телеге.

– Слова все помнишь?

– Не уверен, – так же вяло отозвались с телеги.

Раздался глухой удар и сидящий на телеге ойкнул и скособочился.

– Да я тебя убью сейчас, – захрипел Булат, замахиваясь, – живо вспоминай, неуч неучёный!

Где-то злобно зашипел кот, звякнул меч в руках Ягишны Петровны.

– Бей сильнее, – откуда-то сзади посоветовала Ягишна Никитична, – бей в голову!

Багатур послушался и ударил. Человек на телеге согнулся и закрыл голову руками. Протестующе закричала Василиса. Серая костлявая ладонь сомкнулась на кулаке Булата.

– Я развею всех по ветру, – свирепо проскрипел Кощей, – вы все хотите смерти?

– Я не хочу, – простонал Евшиков, – я боюсь, мне страшно! Я не злой, а вы меня все упрекаете! За что?

– А неуч, потому что! – яростно отозвалась Никитична, – и, что б тебе, бессловесным не родиться?!

– Вы, Никитична, заколебали своими придирками! – с не меньшей яростью ответил Евшиков, – и не что б меня, а что б Вас!

У Никитичны внезапно подвернулась нога и она с гневным воплем рухнула на землю. Между упавшей Ягишной и телегой внезапно появился эксперт Василий, который закричал, обращаясь к Кощею:

– С душой! С душой, а не с сердцем!

Из серых губ Кощея излилось гневное шипение. Отшвырнув в сторону багатура, он поднял вверх палец и быстро повращал им в воздухе. Поднялся столь сильный ветер, что Евшиков схватился за борта телеги, а остальные припали к земле.

– Батюшка Кощей, в чем мы провинились?! – горестно промяукал кот, – за что столь сильное решение твоё упало на наши головы? Неужто, за усердие наше?

Ответом коту был свирепый сиплый хрип.

– Мяу! – истерично отозвался Баюн, – мяу!

Ветер усилился. Телега вздрагивала и приподнималась в воздух, мимо Евшикова пролетел кот, прижимающий к груди гусли и цепь. Багатур, отброшенный Кощеем в сторону, удачно оказался возле высокого дерева и теперь висел на нём, обхватив его ствол руками и ногами. Обе Ягишны распластались по земле, вонзив в неё железные когти, которые выросли у них на пальцах. Запахнувшись в пурпурный плащ и высоко подняв голову в золотой короне, Кощей возвышался в центре поднятого им урагана. Его, полыхающие багровым огнём, глаза были прикованы к двум фигурам, пробирающимся к нему через стену ветра. Это эксперт Василий, наклонив голову, на которой непостижимым образом удерживалась пилотка с красной звёздочкой, упрямо шагал вперёд, прижимая к своей груди Василису Премудрую. Василиса, пытаясь перекричать ветер, просяще протягивала руки к Кощею.

– Что? – прогремел Кощей, – что? Ты хочешь говорить?

Василиса закивала головой и снова что-то закричала. Серые губы Кощея скривились в болезненной гримасе. Потом он поднял руку и щёлкнул пальцами. Ветер стих.

– В недобрый час, дочь, решила ты сказать слово, – злое шипение выплывало из неподвижного кощеевого рта, – теперь всё, что скажешь, обернётся против тебя. Если не утратила желание, то говори, слушаю тебя!

– Батюшка, – задыхаясь, ответила та, – ты гневом своим погубишь всех нас! Ты гневом, а они все страхом!

– Что? – казалось, Кощей не верит своим ушам.

– Успокойтесь все, – Василиса словно не замечала его раздражения, – оставьте Евшу-неуча в покое! И дайте мне поговорить с ним! Обещаю, он всё сделает как надо, только не мешайте!

Наступила тишина, нарушаемая короткими всхлипываниями, доносившимися с телеги. Багровое пламя в кощеевых глазах постепенно угасало.

– Что ж, дочь, попробуй, – серые тонкие губы обозначили кривую усмешку, – а Вы, друг мой, поставьте её на ноги, до телеги недалеко, Ваша помощь ей больше не понадобится.

Эксперт Василий кивнул и, аккуратно поставив девушку на землю, отступил в сторону. Василиса Премудрая, более не говоря не слова, повернулась и подошла к телеге.

– Говорить могу, слов не помню, и надоели вы мне, ясно? – Евшиков был настроен агрессивно, – Василиса, если драться будешь, я тебя укушу. Поняла?

– Поняла, – мягко отозвалась та, – вижу, замучили тебя, бедного.

И погладила его по голове. Потом легко подпрыгнула и села на телегу, рядом с Евшиковым.

– Я, вот, что думаю, – она светло улыбнулась, – послал бы ты нас подальше, да и дело с концом. Ты как думаешь?