Текст книги "Чуть-чуть родственники (СИ)"
Автор книги: Евгения Чепенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
1
– Клево! – изрекла я и для достоверности образа нарочито громко шмыгнула носом. Подумала было плюнуть на пол, но вовремя решила, что фильмы с Джоном Уэйном оно не видело и видеть не собиралось, тем более вживую и у себя дома.
– Бл***, прощай покой.
Да! Это оно про меня... Для понимания общей ужасающей действительности стоит упомянуть, что оно – это Стас, мой новый родственник, он же брат мужа моей двоюродной сестренки и он же, по словам моей мачехи, "умничка-Стасечка-бери-с-него-пример". Пример я брать отказалась еще в процессе первого знакомства на свадьбе, честно попыталась сбежать из дома в университет и сбежала, пока не выяснилось, что оно учится там же и живет в квартире одно, а значит "Катенька-плохая-непослушная-девочка" (опять же выражаясь языком моей мачехи) будет жить знама где и под присмотром.
Решила не выходить из образа и ужаснуть посильнее, чтоб сразу учел, на что подписался. С размаху швырнула свой далеко не идеально чистый рюкзак на кровать.
– Тебя когда, говоришь, дома не бывает?
– Я не говорил, – напрягся родственник. – Имей в виду, коза, шаг вправо, шаг влево, я тебя на поводок посажу.
– Да ну? Серьезно? – я состроила обворожительную улыбку крокодила. – Меня? Такую маленькую и беззащитную...
Стас зло грохнул мой чемодан на пол, развернулся и исчез за дверью комнаты. Гаденыш, у меня ж там ноут – дедуля пожилой, нежный, возраст почтенный. Если откажет, мстить буду долго и вполне вероятно жестоко. Я со вздохом присела перед чемоданом, открыла, достала железочку, подключила к сети и проверила работоспособность. Жестокое обращение мой горячо оберегаемый маразматик выдержал, настроение сразу как-то улучшилось.
Я оглядела комнату. Все просто, но как здорово! И дело далеко не в цвете стен или обстановке. Здесь ничего особенного. Комната, как комната. Маленькая, с одним окном, у стены кровать, письменный стол, шкаф, ковер на полу. У меня когда-то была такая же, до того как Лиля родила, и старшую дочь под белы ручки выселили в зал. Жить в проходной комнате, скажу, не фонтан. Кто испытал на собственной шкурке, поймет.
Ну, вот один плюс в своем положении уже нашла. Будем искать остальные. Плюсы находятся всегда и везде, главное смотреть внимательнее.
– Есть хочешь? – не очень вежливо поинтересовалось оно, засунув светлую голову в приоткрытую дверь.
Вот и второй плюс.
– Хочу! – проявила недюжинный энтузиазм я.
– Бл***.
Ага, видимо кто-то надеялся на отказ. Напрасно, кушать Катя любит. Особенно последний год, когда Лиля села на диету и в холодильнике из пожрать была только спаржа и тотальный запас негазированной воды.
Я переступила через чемодан и пошла на Стаса.
– А чего кушать буду?
– Чувствую, меня, – тихо прошипело оно. Я последовала за парнем на кухню.
– Нифигатушки. Ты худой, жилистый и, зуб даю, не вкусный.
– Зато не ядовитый.
– Что есть, то есть, – задумчиво протянула я, глядя на обеденный стол, где покоилась коробка с пиццей. Красивая штука и наверняка вкусная. Я протяжно вздохнула.
– Чай или кофе? – как-то чересчур услужливо поинтересовался гостеприимный родственник.
– Кофе.
– Вот и славно, а мне чай, – с этими словами оно удалилось, оставив врага наедине с ценной коробкой и, судя по всему, с надеждой, что враг чего-то там ему нальет. Ну, да. Разбежался...
Вернулся он, когда я доедала второй кусок и ничего наливать не собиралась.
– Чтоб тебя!
– Вкушно, – решила не обращать внимания на грубость, а заодно и побыть вежливой. – Пасипа.
– Пашалста, – передразнило меня оно, достало тарелку и отложило нетронутых три куска себе.
Ну, как в воду глядела, вежливости родственник не оценил, вот и ладненько. Баба с воза, кобыле легче. Будем общаться без несущественных предисловий.
– Где мой чай?
– На, – я протянула ему пачку, которую предусмотрительно нашла в шкафу и поставила на стол рядом с собой.
– Очень смешно. Ты прекрасно меня поняла.
Я отрицательно покачала головой.
– Ты сказал "мне чай", – жестом фокусника указала на пачку. – Вот тебе чай.
– Ну, так налей!
– В чашку?
– В чашку.
– С сахаром?
– С сахаром.
– С кипятком?
– С кипятком!
– С заваркой?
– С зава... Бл*!
Никогда не слышала, чтобы вот это последнее восклицание так тянули. Стас практически вырвал у меня пачку вожделенного напитка и принялся наливать совершенно самостоятельно. Живем соседями час, а он уже в бешенстве, чудно. Господин Фрейд и его знаменитое "Я и Оно", только на роль "Я" больше годится мое оно, то есть Стас. Я же подхожу на роль "Оно", хотя может так статься, что мое оно скорее "Сверх-Я", а вообще всякой мути на ночь читать надо меньше, голова яснее и здоровее будет.
На самом деле, все, что я вытворяю, – не нарочно. Не знаю, для чего действую парню на нервы, наверное, просто потому что Лиля заранее, еще до первого знакомства, начала ставить Стаса в пример, в чем он, само собой не виноват. Короче говоря, умом все понимаю, но перешагнуть через себя не могу, да и не могла никогда. Словно проклятие какое преследует изо дня в день, минуту за минутой. Я неблагополучный ребенок – это факт, принадлежу к группе риска – тоже факт. Амбивалентна и парадоксальна – все в точку описал Холл. И нет мне печали большей, нежели осознавать свою несостоятельность в подавлении антисоциальных порывов при полном понимании оных...
– Держи, – передо мной поставили чашку горячего и красивого на вид чая. В комнате приятно запахло лаймом. – О чем задумалась?
– О себе любимой. Я кофе просила.
– Кофе вредно. Пей чай, – спокойно изрек хозяин квартиры. На том негласно и провелась черта, сотворив из первого часа совместного проживания срез наших дальнейших взаимоотношений. После шел бесконечный повтор с различными вариациями ситуаций и диалогов, но суть сюжета никогда не менялась.
2
Я летела по университетскому коридору, сшибая на своем пути все что было, все чего не было, и вполне вероятно все что будет тоже. Пара началась двадцать минут назад, войти по правилам можно было исключительно спустя пятнадцать, арифметика наука точная и ныне она пребывала не на моей стороне. Незримый тлеющий огонек надежды давить на преподавательскую жалость согревал мою душу. Душа грелась, но в надежду не верила. Хисматуллин стал черств многие и многие десятилетия назад, я тогда еще была мелкой и счастливой. Словно у Ницше: "если долго всматриваться в бездну – бездна начнет всматриваться в тебя". Я этого дяденьку боялась честно, особенно заглядывать ему в глаза, там и в самом деле проживала бездна. Понятия не имею, что с ним произошло, но все мои беды – семечки при одном его вздохе. Врагу не пожелаешь.
Короче, будь на то моя воля, я бы с огромным удовольствием честно прогуляла сей практический предмет, но поскольку товарищ Хисмат, как кликали его студенты, верил в необходимость абсолютного посещения, выбор мой был невелик.
На всем ходу, не успев затормозить, я врезалась в стеклянную дверь, едва не рухнув на пол. "Бездна" тут же обратила на меня свой взор. Супер! Как мошка на лобовом стекле, осталось дворниками проделать так "ширк-ширк", и заупокойная по Катеньке готова. На остальном Лиля сэкономит.
Предельно осторожно я отлепилась от стекла и повернула ручку, готовясь услышать обвинительную тираду в свой адрес.
– Здравствуйте, – замораживая воздух вкруг себя, начал Хисмат. – Чем обязан?
Не поднимая покаянной головы, я собралась выдать заранее продуманную речь, но, как это обычно случается, не сумела выдавить ни слова из того, что подготовила. Косноязычие обострилось без предупреждения и логичного обоснования, точнее без логичного с точки зрения окружающих здравомыслящих людей, по меркам же моей психики все было обоснованнее некуда: я ненавидела оправдываться и объяснять что-либо.
– Прошу прощения за опоздание, – сквозь зубы выдавила неразумная студентка.
– И что Вы от меня хотите? – вот я и нарвалась в очередной раз.
– Ярослав Степанович, это ко мне. Сестренка. Я за нее отвечаю.
От неожиданности я глубоко вздохнула и, наконец, соизволила оторваться от созерцания шнурков на своих кроссовках и уделить внимание помещению, в которое так поспешно влетела. Вокруг никого кроме меня, Хисмата и Стаса не было. Машины выключены, как будто пары и не предполагалось. Случайный родственник собирал бумаги со стола, за коим они расположились вдвоем с преподавателем. Честно признаться я и забыла, что диплом Стас пишет у нашей "бездны".
Пока я мирилась с жестокой действительностью, оно окончательно упаковалось, закинуло рюкзак на спину и, ухватив меня под локоть, с вежливыми прощаниями покинуло малую обитель науки. Я молча шла следом, позволяя увлекать себя в направлении выхода. Оно зачем-то сменило мой локоть на ладонь, взяв меня за руку, словно и вправду сестренку младшую.
– Какой сегодня день недели?
– Суббота, – равнодушно и уверенно ответствовала я.
– Ночью опять не спала?
– А тебе какое дело? Папка звонил? Или Лиля интересовалась?
Стас промолчал. Собрав сонные мысли воедино, я выудила из кармана джинсов телефон и проверила соответствие заявленного мною дня недели реальности. Реальность оказалась жестокой, даже очень. Пятница. Выходило, что подгоняла я ролик к сдаче в ускоренном темпе совершенно напрасно. Могла бы и не суетиться, целые сутки были в запасе.
Но был и плюс. Плюсы есть всегда! Сегодня я могла бы поработать над фотографиями того олуха. Честное слово человеку сложно самому освоить работу в редакторе, и он готов заплатить за то, чтобы настолько простые вещи сделал кто-то посторонний. Впрочем, мне же лучше, скорость и качество обеспечу, а именно за это чайник и готов раскошелиться.
– О чем думаешь?
– О себе любимой.
– За год ответ не изменился. Не надоело еще на меня огрызаться, шмакадявка? Ваша пара у Хисматуллина будет завтра.
– Я уже поняла. Какие планы на вечер?
– Никаких.
– То есть как это? – растерялась я. Планы должны были быть. Всегда были. Еще ни разу не подводил, обеспечивая полное одиночество и благословенную тишину в квартире, а тут – на тебе, Катя! – никаких планов. Невезение в полном его разгуле.
– Да вот, решил все же познакомиться с тем таинственным уродом, которого ты таскаешь ко мне.
– Разбежался.
Я отвела взгляд, и поежилась от ледяного пронизывающего ветра, ударившего по ушам, стоило нам покинуть гостеприимное тепло университетского корпуса. На самом деле никого я не таскала, просто оно имело тенденцию приводить без предупреждения в квартиру уйму странноватых на вид, да и на общее эмоциональное состояние, личностей, уважающих и само собой употребляющих алкоголь. Вот и пообещала, что в его отсутствие в обмен на вечернюю тишину Катя не станет заниматься неприличными вещами с парнями на его кровати и кухонном столе. Угроза подействовала, количество посещений группы единомыслящих алкашей сократилось, количество отсутствий хозяина в квартире увеличилось пропорционально, что не могло не отразиться положительно на мне лично.
Вообще, в целом оно право. Стас не раз приводил красивых, милых, нежных созданий и угощал их чаем с пироженкой, которую приносил обязательно с собой заранее, чтобы Катя не сожрала, а Катя могла. Признаю, пироженки – моя слабость и слабость отчаянная. Ну, так вот: оно и в самом деле право – к девятнадцати годам уже как-то можно было бы обзавестись парнем. Любовь там, романтика, секс... Последнего, если честно, хотелось больше, чем первого и второго вместе взятых, особенно по предыдущей весне. Только "обзавестись", звучащее в моей голове, ассоциировалось исключительно с собаководством, а по другому охарактеризовать близкие взаимоотношения двух полов не выходило. Такая незадачка.
– Нет уж, давай-ка приводи. Это не шутки. Ты все-таки у меня живешь. Достало смотреть на презервативы в помойке.
Да-а. Эта статья расходов меня убивала. Придумывая на ходу план почти год назад, совсем не рассчитывала, что эти фиговины столько стоят. Покупала самые дешевые и швыряла аккуратненько так, но заметно в мусорку.
– Мне съехать?
– Нет, просто познакомь и все.
– Мы расстались, – не моргнув глазом, выкрутилась я, задушив предательскую гордость, что желала высказаться относительно переезда. Здесь привередливость могла бы сотворить из меня бездомную. Съезжать было просто некуда. На комнаты в университетском общежитии невозможная очередь, а платить за съемную квартиру – означало питаться святым духом. Касательно этой темы я заставила свой характер уяснить, что молчание – золото.
– Давно?
– Вчера?
– Понятно. Ладно, черт с тобой. Есть хочешь?
– За твой счет?
– За мой.
– Хочу!
– Пошли, троглодит синий.
Любит он придраться к моей настроенческой цветовой гамме. Впрочем, за его счет любой каприз... ну или почти любой.
Кушать Катю приперли не в студенческую столовую, как это ни странно, а в такое очевидно приличное кафе, обосновавшееся в одном из раритетных зданий постройки конца девятнадцатого столетия и правдоподобно антуражированное под лавку старьевщика. Я мимо этой штуковины проходить проходила часто, но вот чтоб внутрь меня кто завел – ни в жизни.
Троглодит искренне ныне желал знать, чем его кормить будут, а вообще, если честно, я смутилась и растерялась. Пиццу у него слопать – одно, носки свои грязные синие с его белыми плавками постирать – тоже, но вот в таком заведении за его счет есть – как-то уже не то. Чересчур что ли и совестно совсем.
Внимание привлекла неожиданно оживившаяся за дальним столиком компания ребят, в том числе яркая красивая брюнетка, которая поднялась и, улыбаясь словно один из персонажей аниме, принялась размахивать рукой. Я взглянула на Стаса. Он улыбался в ответ на этот брюнетистый жест.
Вся Катина совестливость мгновенно канула в лету, а на месте оной выросла трусость и еще злость. Он же знает, что я не могу с людьми общаться. Не выходит у меня этот чудаковатый процесс неформального поведения с абсолютным погружением в невербальную сферу межличностных взаимоотношений. Я сигналы подавать не умею, и принимать их тоже не очень умею, зачастую лишь после тщательного анализа мне удается ответить на вопрос знаменитой песни "шо конкретно ты имела в виду?"
Именно поэтому, увлекаемая Стасом за руку, я нехотя тащилась к столику и обдумывала варианты скорого побега. В принципе, можно было бы просто развернуться на сто восемьдесят и слинять, но я ж девица гордая. Не пять лет все-таки, а целых девятнадцать, будь оно не ладно.
– Здравствуй, солнышко, – нежно проговорила красавица, когда мы, наконец, приблизились, и вновь одарила моего спутника непревзойденной по обаянию улыбкой. Я раньше уже видела такие и по опыту знала, девушка сейчас намекнула сразу на все приятные стороны взаимоотношений "мужчина – женщина". И влюбленность, и общение, и секс несомненно. Мне б так...
Стас поцеловал брюнетку в щеку, обняв ее свободной левой рукой за талию, и переключился на других ребят, пожав по очереди три протянутые ладони.
– Моя младшая сестренка Катерина. Кать, это Алена, Юрка, Миха, Кир.
Я кивнула, смутно припоминая трех последних, но вот брюнетка была свеженькой. Такой еще не встречала. И вообще, какая я, нафиг, сестренка? С каких это пор?
– Привет, – произнесла я одновременно с ребятами. Улыбчивая девушка только кивнула, внимательно приглядываясь ко мне. Видимо, подозревая соперницу, затем, чуть успокоившись, отвела взгляд. Я закатила глаза и присела в вежливо отодвинутый для меня Стасом стул. Тоже интересно, сколько бы я не вредила, он все равно всегда оставался вежлив или галантен, уж не знаю, какое слово будет вернее.
– Солнышко, как твой ужасный руководитель? – нежно обратилось брюнетистое чудо к моему Стасу... Ну, то есть в том смысле, что к моему родственнику, а не к моему Стасу... С чего это мне считать Стаса своим? Глупость какая. И перед кем, интересно, сейчас оправдываюсь? Перед собой что ли. И с чего так разнервничалась, прям даже дыхание сбилось.
Родственник, меж тем, лучезарно и как-то хитро улыбнувшись, ласково произнес:
– Замечательно, родная...
"Замечательно, родная".
Эта фраза не давала мне покоя, оставаясь в памяти аки след от раскаленного меча. Глупое неприятное чувство беспокойства поглощало разум, мешая работать, думать, мешая делать все! После этой фразы вечер плыл словно в тумане. В густом, обволакивающем тумане я слушала флирт этих двоих друг с другом. В густом, липком тумане я брела следом за Стасом домой и вяло, невнятно отвечала на его редкие вопросы.
Последнее, что более-менее запомнилось, – это фотографии пузатого дядьки, которые я должна была поправить. В сон они почти не проходили, обращение "родная" затмевало даже их. Казалось, что я просто из работы провалилась в ту самую бездну, на которую так страшилась взглянуть давеча. А теперь вот вдруг выплыла на поверхность сознания, из-за кого-то, осторожно передвигающего меня.
Тела коснулось нечто мягкое нежное, я с удовольствием вытянулась на прохладных простынях, позволяя заботливым рукам укрыть меня. Так делал только один человек в мире.
– Мама, – тихо прошептала я.
– Что, Катенька? – ее голос не изменился ни на грамм, все такой же красивый, самый красивый голос на свете.
– Не уходи, – я постаралась притянуть ее как можно ближе, ухватила за пальцы и прижала их к щеке. Слезы непроизвольно собрались и скатились из глаз, я постаралась стереть их об подушку. Жаловаться плохо, да и никогда нельзя, но маме порою можно, когда совсем-совсем уже невмоготу, она услышит и поможет. – Я забрала наши альбомы. Папе они больше не нужны, и я ему больше не нужна. Как только я уехала, Лиля вынесла все наши с тобой вещи в гараж и на помойку. В основном на помойку. За что ты его любила?
Матрас прогнулся под тяжестью теплого тела. Мама вытянулась рядом и, укутав в одеяло, будто в кокон, крепко обняла. Так всегда было в детстве. Я шевелила губами, продолжая говорить, стараясь рассказать ей как можно больше с момента ее ухода. Это только фантазия вымотанного многочисленными бессонными ночами сознания, но пусть хотя бы так я смогу на мгновение поверить в сказку, поговорить с ней. Порой и галлюцинации приносят пользу.
Запах свежесваренного кофе пробился сквозь сон.
– Поднимайся, троглодит.
Я нехотя открыла глаза и сфокусировала взгляд на Стасе, что по какой-то неясной причине стоял возле моей кровати с чашкой того самого божественно пахнущего напитка.
– Сколько времени? – пропищала я и откашлялась. У всех нормальных девушек голос с утра имеет сексуальную хрипотцу, у меня же зубоскрежетательную визгливость – еще один аргумент в пользу теории не заводить парня.
– Половина пятого.
– Утра? – насторожилась я.
– Вечера.
Я протяжно вздохнула, осознавая всю убийственную поганость ситуации.
– Не нервничай. Я Хисмату позвонил, предупредил, что ты болеешь. С остальными сама разберешься, – Стас протянул чашку. – Держи.
– Это что, мне? – я подтянула одеяло до самого подбородка, ощущая себя неправильно. Что-то в памяти крутилось. Что-то неправильное. И тут я вспомнила – мама! Между тем Стас утвердительно кивнул.
Я осторожно взяла кофе и взглянула на хозяина своего пристанища из-под бровей.
– Я лунатничала? Во сне говорила?
– Понятия не имею, – пожал плечами родственник.
– С чего такая забота?
– Тебя же парень бросил! – искренне возмутилось оно.
Для начала я облегченно выдохнула и уже апосля обозлилась.
– С чего ты взял, что это он меня бросил?
– В подавляющем большинстве случаев, парни уходят первыми или же вынуждают уйти.
– Умный, да?
– Само собой.
– Шовинист!
– Словарь перечитай, – Стас исчез в проходе. Жалеть не намерен определенно, значит, не слышал никаких признаний сонной идиотки. Я отхлебнула кофе и не удержалась от улыбки. Вкусно, между прочим. Наверное, себе делал, а мне просто остатки слил, нехороший человек. Вот и славненько. Жизнь снова идет по накатанному руслу. И раз уж оно предупредило своего страшного дипломника, позанимаюсь ка я своими, более прибыльными делами, нежели государственная стипендия. Уж больно она, собака такая, дохлая, эта стипендия, а я девушка приличная, святым духом не питаюсь и до аскетичного Сиддхартхи мне далеко.
Звонок мобильного выдернул из невеселых раздумий. Не глядя на экран, ответила:
– Да?
– Катенька, – приторно сладкий говор Лили сходу вогнал в жутковатое уныние. – Здравствуй.
– Привет, – я отхлебнула горячий ароматный напиток, стараясь побороть холод, разливающийся по конечностям. В мире, наверное, не было второго такого человека, которого я бы так ненавидела. Хотя нет, был. Отец. Они оба. Ненавижу их обоих. – Чего надо?
– Катя! – попыталась состроить грозный возглас мачеха.
– Ну? – вежливой быть не хотелось. Один черт, благодаря Лилечке, живу по своим средствам, в том смысле, что по тем, кои сама зарабатываю, да к тому же и в чужой квартире. Так что ни от нее, ни от бати мне ничего не надо было. Все, что она могла, она у меня отняла.
– Катерина, мы с твоим папой хотим, чтоб ты появилась в выходные на семейном обеде.
Ах, да. Семейные обеды. Как ж не догадалась-то? А еще выезды на природу... Кодовые фразы всегда означали примерно следующее: бате надо перед кем-то сыграть счастливое семейство. Баста, господа. Сегодняшний сон про маму почему-то придал сил и желания бороться, бороться не только со всем внешним миром, но и со своей "семьей".
– Нет, – твердо, наверное, на самом деле впервые в жизни категорично твердо произнесла я.
– Нет? – мачеха на том конце даже растерялась.
– Нет. Папе привет. Лешеньку люблю. Пока.
Я положила трубку и тупо уставилась на противоположную стену. Теплая чашка грела ладони, отогревая понемногу и застывшую в вечной мерзлоте душу.
Совсем не соврала когда сказала, что люблю сводного братишку. Это и в самом деле так. Леша золотой маленький карапуз, который не повинен ни в моих бедах, ни в том, что ему суждено было родиться у таких родителей. Со временем Лиля скорее всего испортит его, но пока... Пока он мой маленький мальчик, которого мне частенько сбагривают, когда няня просто не может или же когда болеет. Хороший мой, родной... На такие вычурные обеды его выносят всего на пару минут, Лиля играет нежную мамочку, затем сдает сына няне и, как ни в чем не бывало, забывает о нем. Идти не стоило хотя бы ради не лицезрения сей фальши. Если она так относится к своему ребенку, что уж говорить обо мне.
Я протяжно вздохнула. Раньше всегда плакала, думая о матери, отце, ее смерти. Теперь слез не было. Что-то изменилось внутри, словно надломилось, вместо боли, обиды, страха, жалости к себе осталась бесконечная всепоглощающая пустота. Только пустота моя не несла в себе отрицательного начала, вовсе нет. Удивительно, но она была мягкой, очищающей, почти светлой. Я обрела прозрение и покой, наверное, именно так когда-то Сиддхартха у Гессе обрел прозрение после встречи с Гаутамой. Не сравнимо, конечно, все же я просто человек, а вовсе не легенда. Но какое потрясающее восхитительное ощущение затопило грудь. Я готова была жить, идти дальше, бороться, если придется, то бороться со всем миром. Пусть прошлое останется прошлым. Завтра будет новый день. Я выстою в любой буре...
3
Тихо заглянул к ней в комнату снова, она так и сидела напряженно. Побелевшие пальцы обнимали мою кружку так, словно она искала в ней спасение. Моего появления не заметила, что, в общем, и неудивительно. Она часто не замечает никого вокруг, погружаясь в свои мысли. С год назад, когда заявила, что у нее видите ли парень, немного оторопел от такой наглости. Мне хватило ума тогда лично явиться к ее родителям домой, не выгонять ее, не звонить, а именно с глазу на глаз обсудить ситуацию с ее отцом. До сих пор рад, что поступил именно так. Никогда не забуду зрелища ее семьи, точнее той сладкой фальши, что проела всю квартиру насквозь. Отнекался тогда полуфразами и ушел ни с чем, а сутки спустя нашел презерватив в помойке. Смеялся долго и искренне.
Парня у нее совершенно очевидно не было ни тогда, ни когда либо вообще, иначе б девочка знала, что спутать использованный презерватив с просто распакованным довольно сложно. Таких странных не встречал еще никогда. Ей девятнадцать, она зачастую выдает какие-то сложные цитаты или философские изречения, глубокие, явно неоднократно обдуманные и обыгранные мысли – этого у нее не отнять, словно с женщиной взрослой беседуешь, но когда речь заходит о том, что так свойственно возрасту, – она становится чистым ребенком.
О чем думаешь? "О себе любимой". Ответ всегда один, я бы мог и не спрашивать, но отчего-то каждый раз надеялся услышать от нее правду, ту самую, которую она так частенько разбалтывает во сне. Поначалу как-то еще боялся ее разбудить, когда она засыпала на столе и посреди ночи начинала плакать. Теперь уже не боюсь, ее подработка выматывает ее до такой степени, что девчонка не помнит ничего, поразительно как в последний раз сохранила воспоминания. Давно обнаружил, что она совершенно не обращает внимания, как перебирается под утро со стула на кровать.
Мой синий питекантроп пошевелился и чуть сменил позу, теперь прижав чашку к груди. Опять ей плохо из-за семьи. Не представляю, каково это. Любая другая давно бы сдалась и приспособилась, но уж точно не сделала бы попыток самой себя обеспечить. Милое беспомощное, но удивительно сильное создание. Моя личная головная боль...
Надо ей пирожное купить, а то расстраивалась опять ночью, маму звала. И пиццу. Любимая еда. Гастрит так заработает, дурочка. Надо что-нибудь приготовить. Просто суп есть не станет, это блюдо мое комнатное чудовище не любит. Сделать что ли суп-пюре? Возиться долго, но хоть поест горячего – полезно.
Я ненадолго задумался, зашел на кухню, просмотрел содержимое холодильника – курицы все равно нет, в магазин бежать, так заодно хоть продумаю, что ей на завтрак.
Еще немного таких умственных расчетов и стану профессиональным поваром. До того, как она сюда въехала, понятия не имел, что буду на обед и что у меня вообще в холодильнике. Ребята раньше зачастую угорали над моей рассеянностью. Еще бы. Староста, вроде все предусмотрю и все равно что-нибудь да забуду. Что ж, нет худа без добра. С появлением Кати рассеянность как рукой сняло. С ней расслабься – ничем хорошим не закончится. Пропустишь где что, и она навредит, по мелочи, но обязательно навредит. Грязное белье в ванной не оставишь: постирает, не разбирая белое и цветное. Вещи не раскидаешь, обольет. Я даже в своей комнате как-то побаиваюсь. Если б не один положительный момент, можно было бы и психануть на такое добро привалившее. Но уж больно весомым был этот положительный момент: я мог в любое время дня и ночи привести девушку домой, при том, чтоб не запалиться с грязными носками посреди гостиной или еще чем бесподобным и явно не вызывающим сексуального влечения у противоположного пола.
Катька чихнула, отвлекая меня от мыслей о сексе с противоположным полом. Решил напоить ее травой с медом. Не хватало еще, чтоб простыла. Она у меня уже дважды в этом году простывала – гундела и бредила по ночам больше обычного.
Аленкин звонок застал меня за выбором курятины.
– Министерство здравоохранения на проводе, – пробубнил я в трубку, зажав последнюю между ухом и плечом.
– Обожаю твои приветствия!
Не знаю, правда – не правда, но она повторяла это часто, а вот Катюха всегда утверждала, что не смешно, и вообще непонятно как я стал капитаном квэнщиков.
– Да? Я чертовски обаятелен?
– В точку.
– Отлично, – соображалось как-то не очень, выбор продуктов отнимал большую часть внимания.
– Ста-ас, – немного напряженно протянула Алена.
– А?
– Я хотела спросить...
– О чем?
– О Кате.
– Какой Кате? – я сосредоточенно читал состав финских хлебцев и, признаться, смысл диалога пока ускользал от сознания.
– Которую ты сестрой называешь.
– А! Спрашивай.
Вообще, с Аленкой познакомился недавно и на квартиру еще пока не водил, но про своего монстра комнатного рассказывал. Все-таки напугала зараза такая, всех баб шугает, задолбала.
– Ты всегда отзывался о ней так, что мне казалось ей лет двенадцать.
– Девятнадцать, но она не сильно от двенадцати ушла. Так в чем вопрос?
– Она тебе ведь совсем не родная. В том смысле, что она на меня странно смотрела и мне... В общем, я не попала в какую-нибудь ссору влюбленных? Не хочу потом расстраиваться.
Наконец отвлекся от чтения и проникся смыслом услышанного.
– С ума сошла! Живет у меня эта дурочка и живет. Ты-то тут при чем?! А странно смотрит, так она на всех странно смотрит. Ребята вообще поначалу на нее пальцем у виска крутили. Родная моя, родственников не выбирают. Неужели не знала?
Алена мягко выдохнула в трубку и тихо рассмеялась.
– Ну ладно. Прости. Я не люблю вмешиваться в чьи-то отношения.
– Да еще бы. Нет никаких отношений, не было и нах... Не дай бог! – вовремя поправился. Кто – кто, а Аленка не любила мат в моем исполнении. Катька – та сама иногда булькнет что или над моими высказываниями ржет, но Алена никогда, улыбнется разве что только, чаще глаза отводит правда, вроде не слышала будто, хотя как не слышала, рядом же всегда. Может и запал поэтому. Сидела тогда в зале рядом с папочкой своим и на наши пошлые, непотребные шутки чопорно морщилась. На все полтора часа репетиции из колеи выбила. Правда и сдалась как-то быстро, я даже не ожидал. Один разговор с хамской рожей, и она согласилась на свидание. Весь азарт убила. Чего тогда морщилась, спрашивается?
Теперь еще... сочинила про меня и Катьку. Ну, зыркнула та на нее странно, так мой дракон на всех так смотрит. Кроме шуток! Она разговаривать не умеет, у нее с общением туго, давно заметил. Витька до сих пор отойти не может, икает от одного только воспоминания. Катя недавно с недосыпа за каким-то поддержала беседу с Витюхой на тему того, что тот еврей. Хлопая покрасневшими, слегка осоловевшими и оттого неравномерно открытыми глазами, мой монстр в лоб уточнила: а не кастрировали ли его, Витьку, как полагается всегда у евреев. Лучше б молчала, честное слово! Парень и до того ее вида побаивался, а после столь шокирующе умного вопроса вовсе ретировался из квартиры разве что не бегом. Перепутала девочка слова... Ей слова, а Витюхе самое ценное.
Сценарий ходячий, мне и сочинять ничего не надо. Списывай – не хочу.
– Ну, ладно. Прости еще раз, – Алена запнулась.
– Сходим завтра куда-нибудь? – взял управление на себя я. Если честно, встречаться уже не очень хотелось. Мыло развела: вставать между кем-то и кем-то собралась... А если не сложится, она в слезы кинется? Или что сделает?
– Да! Куда?
– С утра позвоню и решим.
– Ага.
Я закончил с покупками и отправился обратно домой кормить синего троглодита.
Было уже за одиннадцать, троглодит был сыт и доволен, когда на пороге квартиры появился ее отец. Я признаться ждал какого угодно визитера, но уж точно не такого. Что могло понадобиться Виктору от дочери в столь поздний час, было совершенно очевидно. Каменная мина на лице выдавала моего не самого приятного родственника с головой. Я напрягся и на автомате преградил собой вход.
