Текст книги "Журнал «Если», 1998 № 06"

Автор книги: Евгений Лукин

Соавторы: Владимир Гаков,Михаил Тырин,Грегори (Альберт) Бенфорд,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Эллен Гуон,Константин Дауров,Дон Уэбб,Сергей Никифоров,Дэвид Александер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Все будет с нашей стороны оплачено самым щедрым образом.

Петр Алексеевич сунул руки за пояс и неторопливо подошел к франту почти вплотную.

– Ты откуда взялся-то? Кто тебе на нас указал?

– Очень просто, все очень просто! – зачастил чужеземец, видя, что хозяева обеспокоены. – Начальник вокзала дал понять, что вот этот транспорт, «Князь Серебряный», утром же направляется в Петербург.

Жбанков хмыкнул, не зная, что на это сказать.

– Что касается оплаты… – начал гость, но тут вмешался приказчик.

– Какой монетой, дядя, платить будешь?

Петр Алексеевич порадовался сообразительности своего приказчика, а поверенный вроде улыбнулся, показав раздвоенный, как у змеи, язык.

– Зо-ло-том! – торжественно проговорил он.

Жбанков и Гаврюха удивленно переглянулись.

– Ну-у-у… – с уважением протянул купец. – Так что ты там говорил о пассажире?..

* * *

Наутро вся команда ждала пассажира. Поверенный уведомил, что тот прибыл из весьма неблизких мест, и обычаи его, привычки и манеры могут сильно отличаться от тех, к которым привыкли уважаемые купцы. Нельзя сказать, чтоб Петр Алексеевич сгорал от любопытства – за две недели насмотрелся он на массу разных чудищ, но одно дело глядеть, другое – везти с собой! Это смущало. Но уж больно хорошая цена была предложена за переправку пассажира и его багажа.

Ждали и Вавилу, который куда-то запропал, хотя должен был находиться при своем месте. Наконец он объявился с небольшим кошелем, вместившим, видимо, плоды его коммерции. Был он весел и даже с дедом Андреем поругался, скорее, по привычке.

Дождались и пассажира.

Из экипажа выбралось малорослое существо с серой морщинистой кожей и лысой головой, на которой болтались вислые, помятые уши. Существо постояло с минуту, хлопая глазами и озираясь, затем размяло члены и занялось бурной деятельностью.

Ни «здрасьте», ни «утро доброе» сказано при том не было. Жбанков изумленно наблюдал, как четверо носильщиков, прибывших на том же экипаже, деловито заносили в нутро снаряда свертки, чемоданы, саквояжи, торбы, короба…

Последнее, что понесли на себе носильщики, был большой каменный идол, обернутый в мягкую и как бы прозрачную тряпку. Пассажир при этом проявил большое усердие: носильщики кряхтели и тужились, обливаясь потом и пуча глаза, а он мелкой обезьяной скакал вокруг и громким визгом предупреждал любое, по его мнению, проявление неосторожности.

На том погрузочные работы закончились.

– Степан, – тихо позвал Петр Алексеевич. – Поди укажи чужеземцу кабину, где прежде вологодские холсты лежали, там сухо.

Необходимыми для разговоров языками, понятно, никто не владел – ни хозяева, ни пассажир. Приходилось показывать ему все руками и громко, раздельно кричать в уши, хотя он все равно ничего не понимал.

Перед самой отправкой вышла легкая заминка. Чужеземец вроде бы желал, чтоб его поселили рядом с идолом, хотя идола носильщики снесли к грузу, где живому существу селиться было совершенно неудобно. Напрасно Степан убеждал его всей силой своего красноречия, напрасно изображал фигуры руками и строил на лице разные гримасы – пассажир визжал, прыгал чуть не до потолка и проявлял массу беспокойствия. Пришлось мужикам самим перетащить идола прямо к нему в нумер, ибо носильщиков уже отпустили. Тогда чужеземец угомонился.

Еще раз он проявил было норов, когда Степан с дедом Андреем взялись приматывать истукана веревкой к скобе. Но тут уж его визгу никто внимания не уделил: случись какая тряска при подъеме, тяжеленная каменюка могла покатиться и пассажира изувечить.

Наконец, помолясь, взлетели. Подъем, ввиду привычки, переносился уже легче. Однако купец счел за лучшее провести первую половину дня в своей койке, привязанный, пока курс снаряда не будет выровнен.

С первого же дня пассажир начал выказывать свои необычные свойства. Да что там необычные, попросту скверные! Мог средь обеда зайти в общую залу и у любого прямо из рук забрать кусок пищи. Мог его надкусить, а если не понравится, тут же и бросить. Всепостоянно крутился под ногами, толкался и никому не желал уступать дороги. Жбанков велел мужикам терпеть заграничного подданного, который, быть может, и слыхом никогда не слыхивал, что у русских принято каждому кушать из своей тарелки. Мужики на словах соглашались, а промеж собой роптали.

Удивляла и кошачья привычка чужеземца засыпать в любое время в самых неожиданных местах. Раз он уснул прямо в кресле Меринова, раскидав в стороны свои обвислые уши. Во сне он пошевелил ногами какие-то рычаги, и снаряд от этого немножко тряхнуло.

Однажды дед Андрей зашел по какой-то надобности в его кабину и потом рассказывал, что увидел следующую картину: вислоухий чужак стоит перед своим каменным изваянием и что-то ему по-своему втолковывает, а между делом достает из мешочка желтые шарики и бросает идолу в дырку, которая, должно быть, по замыслу ваятеля означала рот.

– Язычество, как оно и должно быть, – пробормотал инженер.

– Оно понятно, что язычество, – отвечал ему дед, хмурясь, – а все ж на душе мерзостно. Погань…

На третий день Меринов предупредил, что с завтрашнего обеда начнется опять летание под потолком.

Мужики это степенно обсудили, а Гаврюха с беспокойством сказал, что надо бы приучить чужеземца вести себя смирно.

Позже к Жбанкову в кабину вошел Степан и сказал:

– Барин! Вели рыжему Вавиле у чужеземца червонцы не выманивать. Это прямо срам один, что делается.

Петр Алексеевич насторожился. Вот что оказалось.

Однажды, когда мужики столовались, чужеземец по своему обыкновению ворвался и вырвал кусок у Вавилы чуть ли не изо рта.

Вавила тут же вскочил, заорал, замахнулся на пассажира и обложил его такими матюками, что всем стало неловко.

Чужак, видать, сообразил, что сделал непотребное, достал из-за пазухи мешочек, а из мешочка – золотой червонец! Ну, не червонец, но золотой кругляш сходных размеров. И протянул его Вавиле вроде как в уплату за беспокойство.

Тот, не будь дурак, и обратил все себе в пользу. Стал оказывать чужеземцу разные услуги, носить ему горшки с едой, а когда тот их принимал – протягивал руку. Плати, мол. Чужеземец без разговоров давал кругляш. За полдня Вавила восемь штук уже слупил.

Услышав это, Петр Алексеевич пошел искать Вавилу. Нашли его в нумере у чужеземца. Вавила был сплошная любезность, он держал в руках корец с квасом и сладко улыбался.

– Ну-ка, выйди, – бросил ему Жбанков, нахмурив брови.

В коридоре купец взял его за рыжий вихор и тряхнул хорошенько.

– А ну, рыжая бестия, выкладывай монеты!

– Это почему? – озлобился Вавила. – Он сам их дал, стало быть, я заработал.

– Все, что ты заработал, я тебе дома сполна выдам, – угрожающе пообещал Жбанков. – А это есть грабеж и обман. Я позорить честное купечество не позволю!

Вавила, сверкая глазами, оглядел собравшихся.

– А ежель не отдам?

– Ты лучше отдай, – мирно посоветовал Степан, засучивая рукав.

Вавила еще некоторое время моргал, решая, как быть.

– У чужеземца целый мешок золота, – буркнул он. – Не убудет.

– А хоть бы и два мешка, – твердо ответил Жбанков, – все одно не твое.

– Не прекословь старшому, – сердито проговорил дед Андрей. – Отдай все добром, пока просят.

Вавила процедил сквозь зубы какое-то мудреное проклятие и вынул из-за пазухи тряпицу, в которую были завернуты монеты.

– Грабьте! – злобно сказал он.

– Поди вон с глаз, – объявил ему купец, а сам отправился к пассажиру.

– Наши извинения, – сказал он, протягивая золото. – Я говорю, один дурной жеребец весь табун испортит. Впредь не давайте ему денег.

Чужеземец шевелил ушами, не понимая, что говорит ему Жбанков.

– Вот, берите, нам лишнего не надо, – купец положил сверток на пол и повернулся уходить.

Но прежде он успел оглядеть нумер. Постоялец разложил повсюду свои вещи, открыл коробки. В углу страховидно громоздился его истукан. Величиною он был на две головы выше Степана. Шеи не было, но в верхней части имелась темная большая дырка, словно рот. А по бокам глубокие борозды, кои обозначали, что у идола есть и руки. Камень на вид был шершавый и скверно обработанный. Жбанков подумал, что скульптор Фейфер, к которому он как-то ездил заказывать гипсовых амуров на крыльцо, сработал бы идола куда искуснее.

* * *

С той поры Вавила еще больше возненавидел чужака. Теперь он не только кричал и сквернословил в ответ на его причуды, но сам искал повода столкнуться, обругать да еще при случае незаметно дать тумака.

На следующий день случай и представился.

К обеду все ожидали пропадания тяжести предметов. А до того, как обещал Меринов, произойдет некая круговерть, связанная с торможением и разворачиванием снаряда. Хоть никто и не понимал, зачем тормозить на половине дороги, но перечить не стали. У мужиков нашлись дела, а Жбанкову и Гаврюхе надлежало пристегнуться к койкам и лежать тихо, ожидая, пока разворот кончится. Жбанков не преминул вспомнить, что в нумере пассажира стоит кое-как закрепленный идол.

– Сходи-ка, братец, привяжи его покрепче, – велел он Вавиле. И затем, повернувшись к деду Андрею, добавил: – И ты иди. Поможешь да и приглядишь, чтоб рыжий денег не клянчил.

Вавила пробурчал, что он не нанимался к «этой обезьяне вислоухой», но перечить не стал. Чужеземца они застали за малопонятным перекладыванием багажа, которое, впрочем, происходило у того непрестанно. Он вынимал и клал на пол какие-то камни, тряпицы, свитки, узорчатые доски, а затем перекладывал их в иной порядок и снова рассовывал по местам.

Дед Андрей сразу узрел, что веревки съехали и болтаются кое-как. Возможно, пассажир сам их расслабил невесть зачем. Да и узлы имели совершенно иной вид. Степан вязал их тройным, а ныне имелось только жалкое подобие.

– Помогай, – сказал дед Вавиле. – Надо его ближе к стене притыкнуть, чтоб не болталось.

К тому времени благодаря маневрам снаряда в пространстве уже чувствовалась легкость во всем теле, и оторвать идола от пола стало делом посильным. Но едва лишь дед Андрей прижимал к стене верхнюю часть, как низ стукался и отлетал. Вавила тоже что-то пытался сделать, но безуспешно – то ли нарочно, то ли из-за бестолковости. Но злился он вполне натурально и называл каменную глыбу такими скверными словами, что дед подумал: «Хорошо, нехристь ни бельмеса не понимает, а то бы нажаловался Жбанкову».

Что касается пассажира, то он проявлял беспокойство: суетился, повизгивал и прыгал за спинами. Когда же Вавила в сердцах пнул идола ногой, поднялся такой визг, словно чужеземца резали ножом. Чужеземец стал хватать Вавилу за одежду, рвать и визжать на него, корча немыслимые рожи. Вавила оттолкнул пассажира прочь. Тот кувыркнулся через голову, встал на ноги и опять подскочил, продолжая вопить. Правда, никого уже не трогал. Тут и дед не выдержал и ядрено обложил визгливое существо.

Дело тем временем не продвигалось ни на вершок. Идол нипочем не хотел прильнуть к стенке плотно, так и норовил вырваться из рук и завалиться на пол. Хотя он весил вроде пустяк, все равно оказаться между стеной и этой глыбой не хотелось.

Вавила, вконец остервенев, принялся бить его ногой и толкать изо всех сил, отчего идол с гулким звоном стал колотиться о железную стену. И опять пассажир с оглушительным визгом бросился на мужика и вцепился в рыжую шевелюру.

– Уйди от меня, нечисть, так твою так, расперетак!!! – заорал Вавила и отпихнул пассажира ногой. Тот перевернулся и втемяшился головой прямо в стену.

Что-то хрустнуло…

Чужеземец перестал кричать и опустился на пол, застыв.

Оба – и Вавила, и дед Андрей – с минуту молча глазели выпученными глазами, как пассажир лежит, не шевелясь и не издавая ни звука. Затем дед часто-часто задышал, вскочил, опомнился – и помчался по коридору.

– Убили! Убили!!! – кричал он, передвигаясь огромными прыжками.

Вернулся он вскорости, ведя с собой всех. Вавила по-прежнему находился на своем месте, затравленно глядя на остальных.

Все было понятно без слов.

– Так-так… – начал Жбанков, сжимая кулаки, но тут появился инженер.

– Петр Алексеевич, умоляю все дела отложить на другое время. Никак нельзя момент упускать. Надо поворот делать. Пожалуйте все сейчас по местам, иначе такая круговерть будет…

– Ладно, – согласился Жбанков. Потом разберемся. Идола только привяжите. И покойника, чтоб они тут не болтались.

Привязать истукана удалось без затруднений, когда за дело взялся Степан. Покидая нумер, Вавила шел сгорбившись, словно каждую минуту ожидал удара по загривку.

Едва Петр Алексеевич привязался к койке, как снаряд затрясло. Закружило и впрямь нешуточно, так что нельзя было разобрать, где пол, где потолок, где стена. Немолодой организм Жбанкова отозвался на эти выкрутасы очень возмутительно, и весь обед едва не выскочил наружу.

Когда маневр был закончен, Жбанков вздохнул с облегчением. Некоторое время он лежал, проверяя самочувствие, а затем решился открыть замки на ремнях. Тело его тотчас подпрыгнуло и поплыло прочь от койки. Купец дождался, пока достигнет края комнаты, а там легко оттолкнулся одними кончиками пальцев и поплыл обратно. По пути перекувырнулся, попробовал загрести руками, как в воде. Получалось плохо, но занятно. «Рассказать Дрожину, – подумал он, – помрет со смеху».

Но сейчас время для шуток было неподходящее. Петр Алексеевич с трудом добрался до двери и, хватаясь за стены, пошел требовать у Вавилы объяснений. Тот был заперт в чуланчике возле общей кабины, где хранились запасные железки, а также прочий инвентарь.

– Что с тобой делать прикажешь? – хмуро спросил Жбанков.

– Что тут делать? – буркнул Вавила. – Случайно вышло, без умысла – и весь сказ.

– Зачем чужестранца в бока толкал?

– Так ведь мешал, ей Богу, работать не давал!

– И пусть бы мешал! Он не нашей веры существо, он, может, и понятий не имеет, что нельзя людей трогать и за вихры их драть. – Жбанков неосторожно сделал движение, будто хотел стукнуть кулаком по столу, и от этого закувыркался по комнате.

– Я благородным манерам не обучался, – глухо проговорил Вавила, наблюдая, как купец описывает круги.

– Это ты полицмейстеру будешь говорить, – зловеще пообещал ему Жбанков, тщетно пробуя установить в своем теле равновесие.

– Зачем полицмейстер? – опешил Вавила. – Не надо полицмейстера! – Он замахал руками и от этого тоже пустился в круговой полет по кладовой.

– Не надо, говоришь? Привезем в город покойника, и с кого спрос?

– Позовем лучше лекаря, – Вавила с каждой минутой выказывал все больше беспокойства. – Покажет, что был несчастливый случай, а никакого смертоубийства не имело места!

– Ишь, хитрец! Никаких тебе лекарей! Сразу к полицмейстеру!

– Да ведь…

– И слышать не желаю! Пшел на место.

Вавила помрачнел и, извиваясь, как рыба, поплыл к двери. Вслед ему двинулся и купец.

* * *

Случившееся с пассажиром несчастье испортило всем настроение. Даже радость возвращения пропала. Никому не хотелось оставаться в одиночестве, поэтому и Жбанков, и Гаврюха пришли в общую кабину и тихо сели в угол. Мрачные мысли нахлынули на купца. Он думал о покойнике, которого приходится везти домой вместе с выручкой и гостинцами для домочадцев.

Впрочем, постепенно хмурь начала отпускать его. Петр Алексеевич вспомнил, что и раньше ходил он в торговые походы и там случались несчастья. Бывало, лошадь понесет и убьет людей, бывало, пожар случится на постоялом дворе. А то и мужики возьмутся за топоры – когда из-за денег, когда просто с дури. Доводилось и покойников в обоз класть. Такая доля купеческая – дорога, неизвестность, опасность…

Жбанков перебрался к инженеру.

– Слышь, Капитон Сергеевич, – позвал он, – ты, что ли, покажи, как снарядом правишь. Неровен час… – купец замолчал.

Инженер хмыкнул, пожал плечами.

– К примеру, как вперед лететь, а как в бок отвернуть, – подсказал ему Жбанков.

– Ну… Он вперед и так летит, – непонятно сказал Меринов. – Надо ему углызадавать.

– Понятно, – с солидностью кивнул Жбанков. – А дальше?

– На этом шаре огоньки мигают. Вот этот – значит, у нас планета одна впереди. Надо ее так миновать, чтоб не столкнуться. Для этого полагается рычагом двигать.

– А как мне, к примеру, налево отвернуть снаряд?

– Берем эту вот рукоятку и крутим на себя. Потом оттянуть эти жгуты, но не совсем, а по делениям.

– А сколько делений?

– Это смотря где планета. Тут за огоньками наблюдать надобно.

– А мужики наши тоже умеют?..

– Нет, они не могут. Они себе, чтоб понятно было, на лимбах словами написали: «чуток», «побольше», «много», «дюже много». Только так они и разумеют. А куда и насколько отворачивать, я по огонькам считаю.

– Мудрено, – вздохнул Петр Алексеевич, чувствуя, как остывает его интерес к летному делу.

– А эта рукоять – чтоб остановить снаряд вовсе.

– Где?

– Вот, за стеклом. Стекло надо разбить и рукоять выдернуть.

– Ты что ж, всякий раз колешь стекло?

– Нет, это тормозная рукоять для особых случаев. А так я снаряд огненной машиной останавливаю.

– Мудрено, – снова вздохнул Жбанков.

Инженер прекратил разговор, потому что в его тумбе забренчал какой-то звонок, и пришлось срочно заниматься управлением. А через полчаса купец почувствовал, что не нужно больше держаться за всякие выступы из страха улететь к потолку. Тело стало обретать долгожданный вес.

Когда стало возможным передвигаться на собственных ногах, Петр Алексеевич взял Гаврюху и направился в кабину, где лежал пассажир, чтобы увидеть, в каком состоянии теперь пребывает тело. Вслед за ними увязался и дед Андрей.

В кабине царил неописуемый беспорядок. Все имущество пассажира, не будучи закрепленным, разлетелось и теперь лежало на полу как попало. Сам хозяин, вернее тело его, покоилось все там же, на лежанке, раскидав в стороны свои руки и ноги. Уши его беспомощно лежали на подушке. Пахло мерзостно.

– Завонял уже, – прошептал дед Андрей, перекрестившись.

– Надо бы его… – купец поморщился.

– В самом заду есть кабины, где прежде сухая рыба была, – отозвался приказчик. – Там и прохладно, и запах уже такой рыбный, что ничем не перебьешь.

– Вот пусть Вавила его туда сам и переправит, – согласился Жбанков. – И еще – надо здесь порядок опять установить. А то нехорошо…

Дед Андрей шагнул вглубь нумера и поднял с пола одну коробку, чтоб водрузить на надлежащее ей место. Но, не найдя такого места, бросил ее обратно.

– Позову Степана, что ли, – проговорил Жбанков, выходя в коридор. – Вместе сподручнее будет.

– Эге! – воскликнул вдруг дед и замер на месте.

– Чего? – всполошился купец..

– Идол-то… Мы его не сюда ставили.

– Ты чего несешь, – нахмурился Жбанков, возвращаясь.

– Точно говорю. Мы его в угол привязывали, а сейчас он где?

Жбанков пригляделся, и действительно: идол стоял в трех шагах от той скобы, к которой его вязали.

– А веревки-то! Веревки где? – вскричал дед.

– Да что ты, право, раскудахтался, – сердито произнес Петр Алексеевич. – Ну, ослаб узел, веревки упали и эта глыба сдвинулась. Чего шум зазря поднимать?

Гаврюха тоже прошел на середину нумера и разгреб вещи ногой.

– Вот, – сказал он, подняв обрывок с пол-аршина.

– Пресвятая Богородица! – воскликнул дед, и голос его стал от волнения хриплым. – Уж не покойник ли…

Не дожидаясь продолжения, Гаврюха приблизился к телу чужеземца и склонился, зажав нос пальцами.

– Мертв, как доска, – сообщил он.

– Ты его пощупай, пощупай, – посоветовал дед Андрей шепотом. – Может, он еще теплый, может, кровь еще бьет?

Гаврюха распрямился и сделал шаг назад.

– Сам щупай, – огрызнулся он.

– Да ну вас к лешему! – решительно проговорил Жбанков. – Мало ли, снаряд обороты делал, веревки и порвались. Пойду я в залу. Сейчас велю Степану прийти, чтоб нумер прибрать.

Он повернулся и быстро зашагал по коридору. Все же ему было не по себе.

Меж тем дело клонилось к вечеру. Усталость помогла изгнать из мыслей всякую чертовщину, выспался купец хорошо. Наутро дед Андрей доложил, что все сделано: мертвец обернут в рогожу и переправлен в кабину для грузов, в нумере прибрали, все вещи сложены и закреплены. Так что, если вдруг хватятся родственники или лица, имеющие интерес, можно будет доложить, что вещи сохранены в целости.

Говоря об этом, дед как-то странно заглядывал Жбанкову в глаза, словно хотел сказать что-то необходимое, но боялся ошибиться.

– Что ты, брат, егозишь? – не выдержал Петр Алексеевич.

Дед тут же весь подобрался.

– Мы когда со Степаном прибирались, – тихо сказал он, – мешка с червонцами не нашли.

– Да как же… – растерялся купец. – Где мог пропасть?

– А где? – ехидно ответил дед. – Рыжий черт один с покойником оставался, когда я за вами бегал.

– Вона как? – глаза Жбанкова сузились, а голос окреп. – Что ж… Сейчас устроим ему дознание.

– А нечего и устраивать, – мстительно произнес дед. – Степан уже глядел. Червонцы у рыжего под матрасом схоронены.

– Вот же просто бестия! – не выдержал Жбанков.

– То-то и оно. Я всегда говорил, что он разбойник и каторжник!

– Пока не шумите. Дайте до дома добраться. А уж там устроим все, как полагается. И червонцы эти вместе с полицмейстером будем доставать.

– Поставим на том, – согласился дед. – Я Вавилу уже опасаюсь. Ежели начнем его сейчас приструнять, он, того и гляди, всех перережет.

– Или попытается, – кивнул купец. – Обождем до дому.

Вавила, конечно, заметил, что люди общаются с ним нехорошо. Понимая свою вину за нечаянно убитого пассажира, он стал меньше задираться и лезть на рожон.

А в один момент он сам подошел к купцу.

– Петр Алексеевич, – печально сказал он. – Небось огорчаешься из-за чужеземца?

– Чего тебе? – нахмурился Жбанков.

– Беда… – вздохнул Вавила. – Теперь, небось, и люди заговорят, что купец летал к планетам за выгодой, а привез покойника.

– Ты нарочно пришел душу травить? – рыкнул Жбанков. – Пошел с глаз!

– Да пойду, пожалуй, – согласился мужик, но не ушел, а опять повел разговор. – И видать, в полицейское ведомство таскать начнут, спрашивать: то да это…

– Ну и что?

– Я говорю, небось неохота вам таких хлопот, а?

– Понятное дело!

– А раз так, – Вавила подошел вплотную и заговорил вполголоса, – то давайте мертвяка из снаряда вон выбросим!

– Ты что?! – Петр Алексеевич не поверил своим ушам.

– А чего? – нахально сказал мужик. – Выкинем вон, вещи тоже, все следы изничтожим – и никакого спроса. Кто потом узнает?

– Да я… Да я тебя!.. – Жбанков не смог договорить, ибо в ту же секунду его отвлек громкий звук.

Звук услышали все и тут же оставили свои занятия. Словно некто бил колотушкой в колокол: тум! тум! тум!..

– Что это? – пролепетал побледневший дед Андрей.

– Гаврюха, что ли, чудачит? – задумался купец, но тут сообразил, что приказчик здесь, вместе со всеми.

Меринов встал от своих рычагов, надел очки и вгляделся в темноту дверного прохода.

– Вибрация… – пробормотал он ученое слово. – Возможно, отошло какое-то крепление. Степан, сходи проверь. И возьми с собой инструменты, болты, клепок запасных.

Степан взял вещи и молча вышел, перекрестившись.

Из глубины коридора продолжали доноситься гулкие удары, и всем казалось, что с каждой минутой они становятся громче. Все так и стояли полукругом, не говоря ни слова.

Внезапно удары стихли. Инженер зашевелился.

– Ну вот. Степан уже все и наладил, – он тут же потерял интерес к событию и вернулся в кресло.

Остальные еще продолжали наблюдать, хотя уже и не так напряженно. Наконец из мрака появилась большая фигура Степана.

Едва лишь увидав его лицо, все поняли, что причин для спокойствия нет. Степан некоторое время молча смотрел на них, часто-часто моргая. Инструмент и мешочек с болтами он судорожно прижимал к груди.

– Ну! – нетерпеливо воскликнул Жбанков.

– Двери-то нету, – вымолвил наконец мужик.

– Какой двери?

– Двери нету… Той, что в нумере у чужеземца.

– Да где ж она?

– Почем мне знать? Я ее искать не стал. Стена вся побита, петли разворочены…

– Постой-постой… – пробормотал купец, чувствуя, как волосы на голове начинают шевелиться. – Да кто ж мог!

– Не знаю.

– А что в нумере? В нумере что? – засуетился дед.

– В нумере? – Степан обвел всех леденящим душу взглядом, и стало ясно, что теперь он выдаст нечто вовсе уж из ряда вон выходящее. – В нумере – все, как было, но только… – он. понизил голос. – Только идола там нет.

Тихо стало, как на погосте.

– Эге-ге… – растерянно пробормотал инженер.

От этого всем стало совсем жутко. Потому что раз сам инженер удивился, значит, произошло нечто в самом деле ужасное.

Но Меринов не умел и не желал мириться ни с какими загадками.

– Это должно иметь научное объяснение, – сказал он не очень решительным тоном.

Никто ему не ответил и не согласился, поэтому он продолжил.

– Должно предположить, что чужеземец вовсе не умер, а лишь погружен в заторможенное состояние, из которого иногда выходит. В такие моменты он и смог попортить нашу дверь и уволочь идола.

– Кто? Этот вислоухий? – хмуро проговорил дед Андрей. – Он своими пальчиками соплю разорвать не сможет, а ты говоришь – дверь…

– Об этом судить нам пока нельзя, – серьезно заметил инженер. – В его организме могут иметься громадные запасы силы, о которых мы пока не знаем.

– Да что ж нам теперь делать? – воскликнул Гаврюха.

Меринов снял очки и сунул их в карман.

– Надо идти туда и смотреть, – тихо сказал он.

Все, как по команде, уставились в темноту коридора. Казалось, никакая сила не заставит их шагнуть туда.

– Надо так надо! – сказал Жбанков. – Стоять тут – никакого проку.

* * *

В путь двинулись впятером (инженера оставили следить за управлением). Каждый взял что потяжелее. Жбанков и Степан несли по здоровенному гаечному ключу, деду досталась длинная медная труба с фланцем, Вавила намотал на кулак обрывок цепи. Сзади всех семенил Гаврюха, сжимая большой столовый нож. Все старались идти неслышно и пугались эха собственных шагов.

Первым делом обследовали нумер пассажира. Все было в точности, как описал Степан: помятое железо стен, вывороченные петли, вырванный вместе с заклепками запор. Идола не было.

– Глянь, вот опять, – прошептал дед, поднимая с пола рваные веревки. – Как и в прошлый раз, а?

– Вонища здесь… – зажал нос Жбанков.

В кабине пахло отвратительно. Казалось, вонь даже усилилась.

– Теперь куда? – спросил дед Андрей. И тут же сам предложил. – Как там покойник?..

Чем ближе подходили разведчики к грузовым кабинам, тем сильнее становилась вонь. Уже издали стало заметно, что и здесь дверь вырвана с корнями и валяется неподалеку.

– Стойте, я вперед! – шепнул Степан и начал красться, держа над головой гаечный ключ. Он по стеночке приблизился к двери, задержался, собираясь с духом, заглянул в кабину. И сразу отскочил! Все тоже невольно подались назад, а дед даже тоненько вскрикнул. Но Степан быстро унял страх и опять сунулся в кабину.

Тело чужеземца, покрытое рогожей, лежало на прежнем месте. А над ним возвышался идол.

– Может, притворяется? – робко произнес дед.

Никто не ответил. Все пристально глядели на пассажира, стараясь заметить, не выдаст ли он себя неосторожным движением. Ничего не происходило, поэтому смотреть всем быстро наскучило. Дед Андрей своей длинной трубой приподнял рогожу и потыкал тело.

Ничего не произошло.

Осмелев, дед сковырнул рогожу, и все увидели, каким жалким и сморщенным стало тело чужеземца после смерти. В таком виде не с руки оживать и таскать тяжеленное каменное изваяние, круша при этом железные двери.

– Да ты сильней его ткни, – посоветовал Степан, тоже заметно похрабревший. – А ну, дай-ка…

Он принял у деда трубу и так двинул, что тело перевернулось на бок. Все вздрогнули – показалось, что покойник пошевелился сам.

– Нисколько он не живой, – буркнул Степан и в подтверждение своих слов еще раз двинул пассажира в бок трубой.

От сильного удара бок у покойника с треском разорвался, и из него покатились яркие желтые шарики размером с вишню. Степан ахнул и отскочил назад в коридор, обронив трубу. Шарики все сыпались и сыпались, раскатываясь по полу.

– Что ж ты натворил, дурья твоя башка! – в сердцах воскликнул Жбанков. – Как теперь покойника предъявлять?

– Барин, я ж тут ни при чем, – виновато заговорил Степан.

– Эх, – купец махнул рукой с досады.

Между тем странное явление с шариками вызвало у команды интерес. Дед Андрей – откуда только храбрость взялась? – полез в кабину и подобрал несколько штук. Один оставил в кулаке, другие положил ненароком в карман.

– Вот же чертовщина, – он почесал в затылке. – Похоже на икру. Может, они там икру мечут, как севрюга?

Он посмотрел на лица товарищей, определяя их мнение по этому вопросу, но увидел в их глазах нечто совсем другое.

Все до единого оцепенело стояли и смотрели с невыразимым ужасом. Только Степан делал какие-то судорожные Движения рукой и проговаривал одними губами: «Назад! Назад!»

Дед Андрей, еще не зная даже, в чем дело, покрылся мурашками. Очень медленно и осторожно он повернул голову – и увидел невозможное. Идол пришел в движение.

Каменная глыба вся дрожала и шевелилась, а сбоку от нее отделялся плоский отросток – видимо, рука.

У деда в тот момент отказали и руки, и ноги.

Жбанков и Гаврюха ухватили деда и выдернули из кабины, а Степан тем временем зашел сзади и огрел идола своим ключом прямо по голове-шишке.

– Дай ему, Степанушка, дай еще! – закричал Вавила и запрыгал на месте, вращая своей цепью. – Врежь, чтоб мало не казалось!

Купец с Гаврюхой поставили деда на ноги и поволокли по коридору прочь от кабины.

– Врежь ему, Степа! – надрывался Вавила. – Под дых ему, по сусалам!

Идол начал медленно разворачиваться на Степана. Тот не стал испытывать судьбу и бросился вон. Впереди него уже мчался Вавила.

Первую попавшую на пути дверь захлопнули, заперли, положив крепкий засов. Остановились, переводя дыхание.

Тум… Тум… Тум-м-м…

И все вновь сорвались с места. Убегая, спинами слышали, как истукан ломится в дверь.

В таком состоянии – побледневшие, перепуганные, с выпученными глазами – они влетели в общую кабину, где инженер подкручивал колесики. Услышав топот, тот вскочил и надел очки.

– Там… Спасайся… Беда… Жуть… – вразнобой заговорили все, ничего толком не объясняя Меринову.

Из коридора донесся страшный скрежет – похоже было, идол вывернул-таки дверь. От этого все еще больше засуетились и бестолково забегали, словно искали выход.

Инженеру удалось остановить Гаврюху и допросить его мало-мальски подробно. Узнав про ожившего истукана, он тоже побледнел и задумался.

Тум… Тум… Тум-м-м…

Каменное чудище, судя по громкости шагов, было уже недалеко.

– Степан, Гаврюха, заприте пока дверь, – быстро приказал Меринов. – Сейчас идол будет уже здесь. Отсюда есть запасный выход, дед Андрей его знает.

– Верно, есть! – хлопнул себя по лбу дед и невольно сделал шаг к люку, через который он обычно ползал ухаживать за внутренними механизмами снаряда.

– Большая труба, которая ведет через все тело снаряда к грузовым кабинам, – продолжал инженер. – Там можно пересидеть, а потом…