Текст книги "Рыцари кувалды"
Автор книги: Евгений Лукин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Все, похоже, ждали заключительного аккорда.
Осторожно ступая среди острых разнокалиберных осколков, Ромка приблизился к пирамидальной кривой кочерыжке, оставшейся от огромной глыбы, и расколотил ее тремя ударами.
– Вот… – как бы оправдываясь, сказал он всем сразу.
Толстяк прокашлялся.
– Да может, она только с виду такая была… – сказал он, то с ненавистью глядя на Ромку, то с надеждой на девушку. – Посмотрим еще, что кормушки решат…
Под кормушками он, надо полагать, имел в виду «мусорки».
А те уже вовсю подъедали обломки. Зрители, изнывая от нетерпения, ждали, когда они покончат с последним завалом. Покончили. Съехались рыло к рылу, и такое впечатление, что коротко посовещались. И наконец на стеклистое покрытие посыпались разноцветные капсулы. Их было очень-очень много.
– Ну я не знаю!.. – плачуще проговорил толстяк в пончо. – Трудишься-трудишься, долбаешь-долбаешь…
Не договорил, махнул рукой и побрел, расстроенный, прочь.
Тот, что постарше, ухмыльнулся, потрепал ободряюще Ромку по голому плечу и двинулся следом. Площадь звенела возбужденным чириканьем. Лупоглазые подбирались к капсулам.
– Кши! – замахнулась на них стриженая Клавка. – Вот я вас!
Собрала в подол все капсулы до единой и, недовольно буркнув: – В расчете!.. – заторопилась к ближайшему теневому овалу.
Сгинула. Разочарованно щебеча, стали разбредаться и пушистые зверьки.
Девушка с интересом смотрела на Ромку. Оба молчали.
– Меня зовут Лика, – сообщила она наконец. – Знаете, Рома, это было великолепно…
9
И к мудрому старцу подъехал Олег.
Александр Пушкин
– Так это что же? – вымолвил Василий, остолбенело глядя вслед удаляющемуся устройству. – Это выходит, если мы ломаем такую вот хренотень… Они нам что?.. Пожрать за это дают?..
Безобразные россыпи обломков были убраны, и вылизанное «мусоркой» покрытие блистало, как витринное стекло.
– Должен сказать, что вы весьма сообразительны, Василий… – вполне серьезно отозвался дедок Сократыч, собирая заработанные капсулы в белоснежный подол. – Я всегда подозревал, что дремучесть нашей милиции – это… м-м… злобная легенда… Так вот, вы совершенно правы, – продолжал он, направляясь к приземистой глыбе с этаким свечным наплывом сбоку. – Именно за это и именно пожрать. Такая, знаете, работа…
Старичок вытряхнул капсулы в ложбинку, весьма удобно расположенную как раз посередине наплыва, сам присел рядышком и с любопытством поглядел на остолбеневшего собеседника.
– Чья? – хрипло спросил тот.
– Чья работа? – переспросил старичок. – Вы знаете, в том числе и ваша… Смею заверить, что иным путем съестного здесь не достать. Разве что выменять у кого… Да вы присаживайтесь, Василий, присаживайтесь… В ногах правды нет… Собственно говоря, ее нигде нет, но… Прошу!
Василий сделал два нетвердых шага и опустился на краешек наплыва.
– Да, работа… – с удовольствием повторил дедок. – И, как вы уже, наверное, убедились, далеко не столь простая, как кажется поначалу… Требующая, я бы сказал, чутья, интуиции, черт побери!.. Я вот, честно вам признаюсь, слаб, бездарен, камушка не чувствую – так, стучу куда ни попадя… Но есть у нас, знаете, такие асы!.. Хотя, конечно, то, что вы рассказывали о вашем товарище (чтобы целую глыбу – одним ударом!), это уже, простите, что-то из области фантастики… Вы, кстати, что предпочитаете? Острое? Пресное?.. Если острое, то попробуйте вот эту, сиреневую…
Говорливый старичок всучил Василию сиреневую капсулу и плотоядно оглядел оставшиеся. Приятное личико его при этом слегка осунулось, перестав отчасти соответствовать словесному портрету.
– Да они что тут, с ума посходили? – вырвалось у Василия.
– Простите, вы о ком? – рассеянно переспросил Сократыч.
– Да о хозяевах!
– М-м… Хозяева?.. – Чуть растопыренная пятерня, пошевеливая морщинистыми желто-розовыми пальчиками, коршуном кружила над горкой капсул. – Вот с хозяевами, Василий, сложно… – Коршун замер и без промаха пал на добычу – ею оказалась капсула нежно-лимонного цвета. – Что касается хозяев, то здесь мы, так сказать, ступаем на зыбкую почву предположений и гипотез… – Тут Сократыч надкусил пластик, прикрыл глаза, и далее кадычок его подобно поршню совершил несколько энергичных возвратно-поступательных движений. Оболочка опустела.
Василий тупо глядел на собеседника. Потом машинально надкусил силком навязанную капсулу и поперхнулся. По остроте это и впрямь могло соперничать с кавказской кухней.
– А что, товарищ ваш тоже из милиции? – живо поинтересовался старичок, открывая глаза и проворно протягивая руку за второй порцией.
– Да нет, – осторожно двигая опаленным специями языком, сказал Василий. – Наоборот.
– А-а… – Дедок Сократыч покивал. – Понимаю… То есть он убегал, вы за ним гнались – и… Понимаю… Опасный преступник? В розыске?
– Какой там, к черту, опасный! – сказал Василий, ища, куда положить надкушенную капсулу. – Так, хулиганье… Послушайте! – спохватился он вдруг. – А сами-то вы как сюда попали?
– Наверное, так же, как и вы… – охотно пояснил дедок Сократыч. – Проснулся однажды ни свет ни заря – старческая, знаете ли, бессонница, – выглянул в окно, а посреди двора летающее блюдце стоит… Посмотрел я на него, посмотрел… Собрал кое-какие вещички, оделся… Так вот и попал.
– Добровольно, что ли? – не поверил Василий.
Дедок Сократыч поглядел на него и засмеялся.
– Тут такая тонкость, Василий… – сказал он. – Детишки мои разлюбезные меня как раз в психиатрическую клинику налаживали… Жилплощадь им моя понадобилась… Так что, согласитесь, терять мне было особенно нечего…
Ощутив некий холодок под ложечкой, Василий пристально всмотрелся в собеседника, расправляющегося вот уже с третьей капсулой. Платон Сократович… Психиатрическая клиника… Может, и впрямь не в себе старичок?..
– Ну ладно, – сказал он наконец. – А как все-таки на хозяев выйти?
Старичок огорчился.
– Ну куда вы, ей-богу, торопитесь! – укоризненно проговорил он. – Вам что, домой не терпится?
– А вы как думали? – сердито ответил Василий. – У меня ведь там служба, семья…
– Дети? – с любопытством уточнил дедок.
– Да нет… Детей нету…
– А! Следовательно, нежная любящая супруга?
Василий насупился.
– Да уж любящая там! – буркнул он, все еще не зная, куда пристроить надкушенную капсулу. – Я вон в высшую следственную поступать хотел – так и подготовиться не дала! Как увидит меня с книжкой – аж затрясется вся…
– Что так? – поинтересовался дедок, небрежно бросая на пол пустую оболочку.
– Говорит: выпендриваюсь… Ищи, говорит, себе образованную… И главное, как поскандалим – так выкидыш!.. А потом я же и виноват…
Дедок Сократыч сочувственно и скорбно кивал.
– Послушайте, Василий, – сказал он. – Только ради Бога не обижайтесь!.. Но если все действительно обстоит так, как вы рассказываете, то положение у вас там было похуже моего…
– Здесь, что ли, лучше?
– Господи, да конечно же! – Старичок даже руками всплеснул. – Какое может быть сравнение! Это вы просто с непривычки растерялись, а вот обживетесь, присмотритесь… Ну, вообразите, что вы попали в рай…
Василий ошалело посмотрел на старичка.
– Ни хрена себе рай! – содрогнувшись, возразил он. – А эта?.. Ну, эта!.. – Он поднес растопыренную пятерню к глазам и подвигал ею, как бы стирая черты лица.
Сократыч недоуменно поморгал, но вскоре лицо его прояснилось.
– А! Так вы, стало быть, и с куклой Машей познакомиться успели? – вскричал он и покивал, опечалившись. – Представьте, безобиднейшее создание!.. Хотя опять же с непривычки… Сильно испугались?
– Кто она? – отрывисто спросил Василий.
– Долго рассказывать… – отмахнулся старичок. – Нет-нет, вы не подумайте, я не увиливаю! Просто кукла Маша – это, знаете ли… Это такая история… Ее ведь в отрыве от всего остального не расскажешь! А рассказывать все целиком – это мы и к завтрему не кончим… Но на вашем месте, Василий, я бы подумал. Крепко подумал бы.
– Я, между прочим, еще присягу принимал, – мрачно напомнил Василий. – Так что зря соблазняете.
– Да не соблазняю я! – жалобно воскликнул дедок, молитвенно складывая желтовато-розовые ладошки. – Я, как бы это выразиться, утешить вас хочу!
Василий как раз решился определить капсулу на пол, но движения не завершил. Медленно прозревая страшную истину, повернулся к собеседнику.
– Что?.. Вообще никак? – Голос его сел до шепота.
– Вы знаете… К сожалению! – подтвердил дедок и виновато пожал хрупкими старческими плечами. – Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, отсюда не возвращаются.
– А пробовали хоть? – с надеждой спросил Василий.
– Хм… – Дедок Сократыч озадаченно вздернул седенькую бровь, отчего морщины на его лбу пошли волной. – А, собственно, зачем?
– То есть как?!
– О Господи, Василий! Ну вы сами подумайте: если человек сам, добровольно, без принуждения лезет в летающее блюдце, то какая же у него была жизнь?! Взять, к примеру, меня. Или вас!
– Меня брать не надо, – хмуро предупредил Василий.
– Хорошо. Не буду… Возьмем меня. Мне куда возвращаться прикажете? В клинику? В дом престарелых?.. Благодарю покорно!..
Дедок фыркнул и умолк. Вид у него был несколько взъерошенный. Василий тоже молчал – темнея лицом и поигрывая желваками.
– Зачем же они так делают? – вырвалось вдруг у него.
– Кто?
– Да хозяева… Или вы с ними об этом не говорили?
Седенькие брови вспорхнули изумленно, и дедок, слегка отодвинувшись, уставился на собеседника.
– Василий! Голубчик! – сказал он. – Опомнитесь! Я же вам битый час уже втолковываю, что я даже и не видел здесь ни разу никаких хозяев! И никто не видел!.. Вам, правда, потом многие будут рассказывать, что видели, общались, но вы им не верьте! Это они таким образом цену себе набивают… Ну вот! – огорченно вскричал он вдруг. – Что ж вы еду-то зря выдавливаете! Сами ведь трудились, ломали!..
Василий уставился на судорожно стиснутую надкушенную капсулу, из которой на руку и на пол обильно выдавливались тонкие маслянистые колбаски кофейного цвета.
– Так вас здесь много, что ли?
– О, целая колония!.. Нет-нет, не в том смысле, в каком вы подумали… Небольшой, знаете, такой социум человек в двадцать…
– Ничего себе… – пробормотал Василий, отбросив капсулу и машинально облизнув кулак. Язык опалило вновь. – А как же мы тут сутки плутали – никого не встретили…
– Видите ли… – Дедок замялся. – Дурацкая, ей-богу, традиция, но… Словом, когда прибывает очередной новичок (а случается это довольно редко), все прячутся…
– На хрена? – пораженно спросил Василий.
– Полагают, что смешно, – уныло шевельнув бровью, пояснил дедок. – Хотя я лично никакого юмора тут не вижу… Но не идти же, согласитесь, против всех!.. И я бы спрятался, просто никто меня не удосужился предупредить…
– Стоп! – Василия озарило. – Так, выходит, это они нас пугали? Ну, в доме в этом… на потолке…
– Выходит, так, – со вздохом согласился дедок.
– А если бы я застрелил кого? – В запальчивости Василий достал из-за пазухи «макаров».
– А что, он у вас еще стреляет? – обеспокоенно полюбопытствовал Сократыч.
Василий крякнул, нахмурился и, не отвечая, запихнул пистолет обратно. Хотел застегнуть для верности, но позеленевшая пуговица легко отделилась от лохмотьев кителя, как будто не позавчера была пришита.
– Да-да, – сочувственно подтвердил дедок. – Распадается прямо на глазах. Здешние вещи практически вечны, а вот все земное… Кстати, на пол ничего не ставьте. Что на пол упало, то пропало… И, знаете, я бы на вашем месте сменил одежду… Видите ли, к сожалению, не все относятся к милиции как должно… Есть тут у нас, например, один уголовник… Нет, не то, что ваш товарищ, а настоящий уголовник, c зоны…
– А этот-то как сюда попал?
– А убежал, – любезно объяснил дедок. – Вывели их демонтировать какой-то морально устаревший памятник, и тут, можете себе представить, опускается рядом летающее блюдце… Охрана, понятно, растерялась, а он, не будь дурак, видя такое дело, бегом к люку – и внутрь! Солдаты опомнились – давай стрелять. Блюдце, естественно, тут же закрылось – и поминай как звали… Собственно, это он так рассказывает. Как было на самом деле – сказать трудно… Кстати, вот он иногда грозится: я, мол, с зоны убежал и отсюда убегу… Колобок этакий… Но вот что-то не бежит пока.
– Да, компания… – пробормотал Василий.
– Разные люди, разные… – согласился дедок. – И знаете, о чем тоскует? Все, говорит, здесь хорошо, одно плохо – ментов нету (это он так милиционеров зовет). Попади, говорит, сюда хоть один мент – ух, говорит, что бы я с ним сделал!.. Вообще, ужасно грубый молодой человек… Сейчас-то он еще немного присмирел – это после того, как мне все передние зубы одним ударом выбил… За что и получил так называемый щелчок, причем, заметьте, вполне заслуженно… Так что теперь уже руки не распускает – боится… Но все равно: что ни слово – то мат! Ужасно…
Ничего не понимая, Василий присмотрелся к подвижным губам бойкого старичка. Речь вроде не шепелявая, да и рот не проваленный… Заметив его взгляд, дедок рассмеялся, старательно обнажив зубы до самых десен. Зубы у него были, что называется, сахарные, без изъяна.
– А? – сияя, сказал дедок. – Неплохо, правда?.. Так что имейте в виду, Василий: нас здесь, знаете ли, берегут! Ценят.
– Хозяев, значит, нет, – проговорил Василий, – а зубы, что же, сами вставились?..
Старичок не услышал – был занят предпоследней капсулой.
Откуда-то приковыляли два серебристо-пушистых зверька, причем вид у обоих был какой-то пришибленный. Присели на корточки метрах в пяти от обедающих и, растерянно переговариваясь вполщебета, уставили на них алчущие бесстыжие зыркалы.
– А ну пошли, пошли отсюда! – прикрикнул на них дедок Сократыч, поспешно вскидывая веки. – У! Глазищи-то, глазищи! Спицей не выщербишь!.. Все равно ничего не дам!.. Пр-редатели!..
– Почему предатели? – несколько враждебно осведомился Василий, которому очень нравились пушистые зверьки и, честно говоря, все меньше нравился обаятельный прожорливый старичок.
– А то кто же? – запальчиво проговорил тот. – Как увидели, что у меня с камушком этим ничего не получается, – туда же! издеваться начали, чирикать… А потом и вовсе убежали…
– А кто они вообще?
– Н-ну… обычно их здесь называют мартышками, побирушками… По-разному называют… Во всяком случае, смею вас уверить, это не хозяева.
– Ну, может быть, одичавшие?.. – неожиданно для себя предположил Василий. Лучше бы не предполагал – аж самому жутко стало.
– Ого! – с уважением отозвался дедок и посмотрел на собеседника, прищурив глаз и склонив голову к плечу. – А вы, Василий, штучка! Мне вот потребовался месяц, чтобы до такого додуматься… Однако должен вас разочаровать: гипотеза, конечно, прелюбопытная, но… критики, к сожалению, не выдерживает. Как-нибудь потом мы все это с вами обсудим подробно, не торопясь, со вкусом… Кстати, давешняя ваша версия о невменяемости хозяев – тоже, знаете ли…
Василий шумно вздохнул и взглянул с тоской на невероятно высокий потолок, где, согласно законам перспективы, сходились чуть ли не встык золотистые титанические колонны. В следующий миг голова его вздернулась, так что крутой затылок звучно соприкоснулся с глыбой. Василий вскочил.
– Что это? Смотрите!
По потолку шел человек. Вниз головой. Крохотный, как если бы Василий глядел на него, наклонясь с какого-нибудь там двадцатого этажа.
Дедок Сократыч тоже поднял голову, но вскакивать не стал.
– Это?.. – переспросил он, прищуриваясь. – Хм… А действительно, кто бы это мог быть?.. На таком расстоянии, знаете, и не разглядишь даже… Кажется, Леша Баптист… А, нет! Леша – полнее…
– Почему он не падает?
– А почему мы не падаем? – почти дословно цитируя Ромку, спокойно возразил Сократыч. – Что вас, собственно удивляет, Василий? Нам кажется, что он – на потолке, а ему кажется, что мы – на потолке…
– Да не может же этого быть! – Василий с отчаянием следил, как крохотный человечек там, наверху, неторопливо пересекает «улицу», направляясь к округлым белым камушкам – несомненно, все тем же глыбам.
– Я, конечно, не физик, – мягко заметил дедок, – но, полагаю, коль скоро явление существует, то, следовательно, оно возможно… – Изрекши эту глубокую мысль, он снова прищурился. – Нет, совершенно точно, это не Леша… Да и с чего бы он вылез, если все прячутся?.. Послушайте, Василий! А уж не ваш ли это товарищ?
Василий вздрогнул и вгляделся еще раз. Действительно, на такой высоте рассмотреть что-либо было трудно. Макушка – не поймешь: то ли стриженая, то ли не стриженая…
– Ромка-а!.. – что было сил закричал Василий. Дедок отшатнулся, но человечек наверху не отреагировал.
– Какой у вас голос громкий!.. – позавидовал дедок, заправляя мизинец в ухо. – Только, знаете, к сожалению, звук туда не доходит. Проверяли уже…
Василий резко повернулся к нему.
– Как туда попасть? – отрывисто спросил он, указав глазами на потолок.
– Да как угодно! – сказал дедок. – Хоть пешком. Но вам, как я понимаю, хотелось бы побыстрее… Тогда скоком!.. Хм, а какой же скок туда выходит?.. А! Это, кажется, не доходя Клавы, возле Пузырька… Впрочем, до того скока идти далековато… – Дедок встал, озираясь. – Или знаете что? Если вы воспользуетесь вон тем, у стены, то вас выбросит… Так… Куда же вас выбросит…
Дедок запрокинул аккуратную седенькую бородку и принялся высматривать что-то на потолке.
– Вон куда вас выбросит! – победно сообщил он, указывая пальцем вверх и вправо. – Вон за той колонной!.. Вы ее тогда бегом обогните и, может быть, как раз его там и перехватите! Пойдемте!
Быстрым шагом они пересекли «улицу» и подошли к одной из опор.
– Вот, – сказал дедок, останавливаясь перед теневым овалом. – Это, как бы вам объяснить…
– Да я уже им пользовался, – нетерпеливо прервал его Василий.
– Вот как? – поразился старичок. – Что ж, тем проще… А что глаза закрывать надо, знаете? Нет? О-бя-зательно закройте, а то голова закружится!.. Да! Спасибо вам за помощь!
– Вам спасибо, – буркнул в ответ Василий и, плотно зажмурив глаза, шагнул в теневой овал.
Голова и впрямь не закружилась, но ориентировку Василий утратил полностью. Во всяком случае, открыв глаза, он просто не понял, куда теперь нужно бежать. Взглянул вверх, надеясь увидеть крохотного Сократыча, но того что-то нигде не было. Ну правильно: старичок ведь предупреждал, что Василия выбросит «за той колонной»… За какой же это «за той», хотелось бы знать…
Озираясь, Василий двинулся к ближайшей опоре, обогнул выступ – и остановился. Навстречу ему шел человек – надо полагать, тот самый.
Если белоснежная хламида Сократыча как-то совершенно естественно и ненавязчиво вписывалась в пейзаж, то одежды идущего навстречу казались нелепыми именно в силу своей узнаваемости. Собственно, из одежд на незнакомце были одни штаны. Короткие, скособоченные, плетеные на манер корзины из толстых мягких проводов, они тем не менее гордо свидетельствовали о мужском достоинстве их носителя.
Увидев Василия незнакомец обомлел. Он явно не верил своим глазам. Наконец губы его шевельнулись в счастливой улыбке.
– Мент… – тихо и нежно, словно боясь спугнуть удачу, выдохнул он. – Заклепать мои карие очи – мент!..
10
Ахнул дерзкий – и упал!
Михаил Лермонтов
– А не досчитался я с вами, драконами, – напевно выговорил незнакомец, не сводя с Василия влюбленных глаз. Пальцы обеих рук он держал при этом несколько врастопыр, словно собирался ударить по клавишам. – Ох, не досчитался…
(Возраст – двадцать пять-тридцать; рост – от ста семидесяти пяти до ста восьмидесяти пяти; сложение – жилистое, худощавое; лоб – низкий; наличие морщин – отсутствуют; глаза – зеленые (а ни какие не карие!), средней величины; уши – большие, прижатые; нос – утиный. Особые приметы…)
Василий не поверил и всмотрелся еще раз. Особых примет не было. То есть вообще ни одной.
Незнакомец, надо полагать, сомнение это уловил – и лицо его болезненно дернулось.
– В рифму, свисток, берешь? – совсем уже мяукающим голосом осведомился он. – Ты здесь на цырлах бегать будешь, понял? Бейцалы мне отлэкаешь!
Произнесено вроде все было правильно, только вот зубы доверия не внушали. Неровные (стало быть, свои, а не вставные) и слишком уж целенькие для отбывавшего срок.
– Клыки жмут? – холодно поинтересовался Василий. – Или башка на плечи давит?.. Наблатыкался и думаешь – автор?
Побледнев от обиды, незнакомец подался навстречу, умудрившись впрочем не сделать при этом вперед ни шагу.
– Ночник ты красноперый! – с угрозой выговорил он. – Выстеклю, помою, врача приглашу!
– А ну? – с интересом спросил Василий, неспешно закладывая руку за пазуху и доставая «макаров».
Незнакомец обрадовался.
– Нычь бедолагу-то, – ласково посоветовал он. – Отплевалась сестренка…
Василий взвесил пистолет на ладони и задумчиво поглядел незнакомцу в низкий, без морщин, лоб.
– Чего уж там плевать-то? – сказал он. – Дам звона по кумполу – и все дела.
– За кого ж ты меня, пала, стрижешь? – процедил тот. – Да я три лысака как от хозяина!
Василий сочувственно поцокал языком.
– Сидел… Вижу: сидел… Вся жопа, небось, в шрамах…
Лицо незнакомца свело судорогой. Он дернулся к ненавистному менту, но тут же о чем-то, видать, вспомнил, заматерился – и снова отшагнул.
– Да я – Крест! – злобно и беспомощно закричал он, ударяя себя в грудь кулаком.
– Трекало ты базарное, – тихо и внятно отвечал Василий, глядя ему прямо в глаза. – Наколка где?
Вместо ответа назвавшийся Крестом незнакомец вздрогнул и резко повернул голову, как бы предъявляя для опознания еще и профиль. Видя такое дело, скосил глаз и Василий, держа однако собеседника в поле зрения. Оказалось, что причиной тревоги была самая обыкновенная «мусорка», катящаяся к ним по стеклистому гладкому покрытию подобно огромной вытянутой капле ртути. При условии, конечно, что ртуть можно окрасить в густо-чернильные тона.
Крест вновь повернул к Василию теперь уже откровенно испуганное лицо.
– Ап! – выдохнул он еле слышно и начал отступать, трогая растопыренными пальцами воздух. – Шары, начальник! Разборка – потом…
– Да нет, чего уж потом? – Василий сунул пистолет за пазуху и, решительно, вразвалку приблизившись к отступающему, схватил за жилистую руку. Тот рванулся, в глазах его мелькнул ужас.
– Ты! Радостный! Я ж не пургу мету! Надзорка пасет!
Некоторое время они боролись, тяжело дыша. Крест был мужик сильный. Василий – тоже. Кроме того, очень уж разозлил его этот черт. Слышалось сдавленное:
– Бесогон!.. Бивень!.. Волк ты тряпочный!..
Внезапно светлый мерцающий мир беззвучно взорвался, обдало жаркой болью, и противники разлетелись, словно шары на бильярде. Василия нечувствительно приложило о покрытие, перед глазами закривлялись ярко-зеленые амебы. Ощущение – будто хорошо дернуло током.
Приподнялся рывком, ища глазами табельное оружие. Лохмотья с сержанта как бы сдуло разрядом, и теперь он лежал на стеклисто посверкивающем полу голенький – что твой младенчик. Пистолета нигде видно не было. «Мусорка» деловито подъедала разлетевшиеся обрывки милицейской формы.
Рядом, болезненно кряхтя, ворочался Крест.
– Б-бельмондо ты н-недоделанное!.. – страдальчески крикнул он Василию, поднимаясь на колени. Плетеные на манер корзины штаны местами расплелись, так что теперь Кресту приходилось их придерживать, чтобы совсем не развалились. – Звонил же без булды: н-надзорка пасет!..
– Что, Крест, опять щелчок заработал? – послышался спокойный насмешливый голос, и Василий оглянулся. Шагах в пяти стоял и, склонив голову к плечу, с любопытством смотрел на них морщинистый незнакомый мужикашка в кольчужно посверкивающем короткоштанном полукомбинезончике.
Подергиваясь, как контуженный, Крест повернул голову к вновь прибывшему и, злобно обложив его запинающимся матом, поковылял прочь.
Тот лишь ухмыльнулся ему вослед. Потом сочувственно оглядел Василия.
– Ну что, Вась, ожил? Пойдем колпачок налью – поправишься…
По гнутым соломенно поблескивающим стенам помещения неправильной формы (другого определения Василий так и не смог подобрать) порхали цветные блики. Морщинистый похожий на алхимика Пузырек, обдаваемый то мертвенно-ртутным, то розовым полусветом, что-то там поправлял в своем аппарате.
– Да никакой он, по-моему, не блатной, – хмуро говорил Василий. – Так, приблатненный…
Пузырек оставил в покое змеевик, обвивавший поросшую инеем трубу, и обернулся, отогревая дыханием замерзшие кончики пальцев.
– Не, блатной-блатной, – сказал он. – Как одежка на нем расползаться начала, мы прямо ахнули. Весь как есть в татуировке. Разве что на лбу ничего не выколото…
– Гляди-ка! – подивился Василий. – А куда ж она потом делась? Слиняла, что ли?
С колпачком в руке он сидел на… Честно говоря, непонятно на чем сидел. Вроде бы прямо на воздухе, загадочным образом отвердевшем вокруг толстого кабеля, разлегшегося над полом смоляной змеей. Чресла Василий обернул белоснежной простынкой, которую ему насовсем отдал Пузырек. Запросто можно было вообразить, что пьешь водку в предбаннике какой-нибудь правительственной сауны. Со светомузыкой.
– Да не то чтобы слиняла… – Пузырек достал из висящей на растяжках плетенки что-то вроде прозрачного целлофанового рукава полуметровой длины. – Ты Машу Однорукую еще не встречал?
– Это… в хрущевке?
– Да нет. Та – кукла Маша. А это Маша Однорукая…
– Погоди, – сказал Василий. – Ты мне про куклу сначала…
Пузырек туго натянул целлофан за уголки и одним движением заварил донышко, проведя кромкой по тонкому, как нить, световоду. Получился пакет.
– Про куклу ты вон лучше Лешу Баптиста спроси… Или нет, не надо, не спрашивай. Опять смурной станет, в запой уйдет – ну его…
– Так баптисты ж не пьют!
– Ну это смотря какие баптисты… – уклончиво ответил Пузырек и заменил полный пакет пустым, не потеряв при этом ни капли драгоценной влаги. – Короче, увидишь Машу – сам все поймешь…
Он наклонился над свернувшейся на полу карликовой молочно-белой глыбой, смахивающей слегка на человеческое ухо. Извлек из выемки туго налитую целлофановую дыньку, по которой катался крупный пузырь воздуха, и, разматывая горловину, направился к Василию.
– Давай-ка еще плесну…
Василий протянул маленькую прозрачную пиалу, и Пузырек без промаха наполнил посудинку всклень. Себе тоже плеснул – на донышко.
– Где стопарики берешь? – полюбопытствовал Василий.
– Да с той стороны кабель такой, стеклянный вроде… – Рука с пиалушкой качнулась в сторону устремленной ввысь рощицы световодов. – Потом покажу… Перережешь – он срастаться начинает, ну как бы смолой оплывать… Чуть оплывет – а ты этот наплыв возьми да и подковырни. Как раз такой вот колпачок и отшелушится…
– А простынка откуда? – Василий ухватил в щепоть краешек белоснежной материи.
– А это уже, видишь, от другого кабеля обмотка. Надрезал, отмотал сколько надо – и носи на здоровье…
Василий ошарашенно взглянул вверх, где ныряли в мерцающую паутину светоносные стволы.
– Так а вдруг они ведут куда-нибудь, кабели эти!..
Пузырек ухмыльнулся.
– Понятно, что ведут. Но раз начальство не против… Будь здоров, Вася!
Оба выпили. Пузырек подал гостю капсулу салатного цвета – закусить.
– Вот ты говоришь – начальство… – сказал Василий. – Ну а где оно, начальство-то? Я слышал, с хозяевами никто и не встречался даже…
– Да как… – Пузырек в затруднении почесал за ухом. – Кое-кто врет, что встречался…
– Ну а сам-то ты как считаешь? Кто они вообще?
– Хозяева? – Пузырек усмехнулся загадочно, и поднял на гостя мудрые нетрезвые глаза. – А так считаю, что надзорки – это наши хозяева и есть.
– Надзорки? – Василий был поражен. – Так они же мусор убирают!
– Ну и убирают, – согласился Пузырек. – И кормят. И щелчка дают, если что не так. Чем не начальство?
Василий попытался собраться с мыслями – и не смог.
– Слушай, плесни-ка еще, – попросил он севшим голосом. – Если не жалко, конечно…
– А чего жалеть? – сказал Пузырек, охотно выполняя просьбу. – Я по первому разу завсегда бесплатно угощаю…
Глаза его вдруг затуманились, наполнились грустью.
– А вот кто бы спросил, мне-то каково пришлось… – со вздохом молвил он. – Я ведь сюда, Вася, первым попал. Никого здесь еще не было, только мартышки эти прыгали, камушки долбали… Ну вот представь: один! Ни души кругом! И сам, можно сказать, голый – трусы да майка, я ж в окно от участкового прыгал…
– А этаж? – поинтересовался Василий.
– Какой в частном секторе этаж! Первый…
– Что ж они под окном никого не поставили?
– Ну вот не догадались, значит. А тогда еще как назло пьяный указ вышел, загребут – не отмажешься… Сбежал, короче. Вылез из тарелки: мама родная! Куда занесло… – Пузырек выпил, не чокаясь, и долго качал головой. – Ладно. Сообразил что к чему, тоже камушки долбать начал. Долбал-долбал… Ну не может быть, думаю, чтобы в тюбиках у них одна только жратва! Не-а, ни черта! Потом прикинул: а красные-то тюбики – сладкие, стервы! Чистый сахар! Ага, думаю, теперь бы еще дрожжец… А жил в «конуре». Один. Пустая она тогда была, гулкая…
– Пустая? – встрепенулся Василий. – А Маша? Ну, кукла эта…
– Маша – потом… – отмахнулся Пузырек. – Ты слушай… И вот сижу это я однажды, как сейчас помню, в «конуре» один-одинешенек и думаю: эх, змеевичок бы… Представляю его себе так, знаешь, подробненько… И вдруг гляжу: мать честная, образуется! Представляешь – образуется! Прямо из воздуха!..
– Кто?
– Да змеевик же! Я, понятно, испугался, решил – крыша поехала. Ну и он, как бы это тебе сказать… Недоделанный, в общем, вышел. Опомнился я. Дай, думаю, еще раз попробую… И получилось, Вась! С третьего раза – получилось! Схватил я его, расцеловал… Эх, да что говорить!.. – Пузырек расчувствовался и махнул рукой.
– У тебя там не перельется? – спросил Василий.
– Да нет, рано… Ты слушай… И с дрожжами выкрутился. Вон видишь, проводки такие пушистые, слева? Серым светятся… По ним обычно эти ползают… ну вроде улиток, только побольше. Налет счищают. Так вот улиток этих погнать, а налет – соскрести… Я тебе говорю: лучше всяких дрожжей! Бродит – как зверь!.. А с трубами я еще раньше приметил. Одни – горячие, другие – холодные. Что еще надо? И вот выгнал я, Вась, первый литр… – Голос Пузырька предательски вильнул. – Гордый хожу – как черт! Ведь куда законопатили, ты подумай! А я и здесь гоню!.. В школе учил, небось? Человек – это что? Это звучит гордо!.. Погоди, вроде пакет перекосило…
Он отложил колпачок в воздух над кабелем и зашлепал к аппарату. Василий с невольным уважением оглядел многочисленные хитрые трубки и змеевики, оплетавшие светоносную рощицу на манер повилики.
– Но одному пить, – вернувшись, сокрушенно продолжал Пузырек, – не дело… Нет, не дело. Ну примешь, ну… Для себя, что ли, старался? Для людей ведь всю жизнь, понимаешь, Вась, для людей! Мартышки эти не пьют… Трудно было, чего там…
– Ну ты, я гляжу, мужик отважный… – Василий только головой покрутил. – А вдруг отраву какую-нибудь выгнал бы вместо водки?
