Текст книги "БереZOVский, разобранный по буквам"
Автор книги: Евгений Додолев
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Евгений Юрьевич Додолев
БереZOVский, разобранный по буквам
Под развесистым каштаном
Продали средь бела дня—
Ятебя, а ты меня.
Дж. Орут «1984»
Автор благодарит своих выдающихся коллег Андрея Ванденко и Марину Леско: без их публикаций работа над данной книгой не имела бы никакого смысла.
От автора
«Невзорванный Березовский» – так называлось первое интервью Борис Абрамыча. Такая у нас в «Новом Взгляде» была, как принято говорить, фишка: давать заголовки полосным беседам по формуле «прилагательное + фамилия» (например, «Несгибаемый Кобзон», «Непримиримый Проханов», etc.). Яопубликовал беседу с Березовским на излете 1994 года с подачи Саши Гафина. Имя будущего «серого кардинала» мне ничего не говорило, но Гафину я тогда был обязан: он только что выкатил для «нововзглядовского» полосного разговора подлинного ньюсмейкера той поры – своего работодателя, товарища & подельника Петра Авена, так что я внял просьбам отправить того же интервьюера (Андрея Ванденко) на встречу с «потрясающе перспективным бизнюком, которого недавно почти взорвали».
Кстати, в оригинале мы озаглавили материал «Недовзорванный Березовский», что, само собой, персонажу не пришлось по нраву. Он попросил поправить заголовок прямо в верстке. И еще намекнул, что надо бы зафотошопить бокал шампанского, с которым был запечатлен на портрете, украсившем первую полосу того выпуска нашей газеты. Так и вышел номер: с непонятным жестом неизвестного еврея под странным заголовком.
Сам я достаточно тесно (в ежедневном режиме) общался с Борисом очень непродолжительное время, осенью 1999 года. Не намерен вивисекторствовать: его как политика я не понимал, как предпринимателя не знал, а вот как олигарха, перекроившего ландшафт отечественной медийки, попытаюсь показать. Без игр в псевдоаналитику и без публицистической зауми не обошлось, но материалы, сохранившиеся с той поры, мне показались любопытными, и я просто собрал здесь, под одной обложкой, его «нововзглядовские» разговоры и публикации в других газетах ИД «Новый Взгляд», Березовскому в той или иной степени посвященные. В конце концов именно Борис в известной степени выпестовал плеяду телекиллеров, которые сыграли значительную роль в политических битвах Новой России: Александра Невзорова, Сергея Доренко, Михаила Леонтьева. Тем и интересен мне.
Тот же Доренко здесь вспоминает, как он приносил мандарины Борису в больницу и тот рассказал ему про «Единство»; это аутентичный монолог, записанный тогда, в 2001 году, «из песни слова не выкинешь».
Набор букв, слов и фраз, который сейчас зрит читатель, – ни разу не книга. Никаких версий, никаких лжесенсаций. Просто прямая речь олигарха, людей из его окружения и пристрастные комментарии. Это даже не попытка политической криминальной биографии. И не заказ заинтересованных лиц. Нет, нет. Просто в первые недели после смерти Бориса началась стихийная генерация мегамифа о Великом Комбинаторе…
Кстати, многие вспоминали тогда Ильфа & Петрова, сдержанную речь на могиле «бывшего слепого, самозванца и гусекрада» Паниковского.
«Остап снял свою капитанскую фуражку и сказал:
– Ячасто был несправедлив к покойному. Но был ли покойный нравственным человеком? Нет, он не был нравственным человеком. <.> Все свои силы он положил на то, чтобы жить за счет общества. Но общество не хотело, чтобы он жил за его счет. А вынести этого противоречия во взглядах Михаил Самуэлевич не мог, потому что имел вспыльчивый характер. И поэтому он умер. Всё!»
Он умер. Умер. А рьяно мифологизироваться стал еще при жизни. Потрясающе точно оформил одну из составляющих этого мифа Саша Никонов, иронизировавший: «Он предпочитал ни с кем не портить отношения. Если же они случайно портились, Березовский предпочитал убивать испорченного». И я считаю своим долгом изложить то, что знаю и помню. Ну и то, на что права © имею. Да, это получилось сумбурно: я так привык. Это пристрастно: иначе не умею. И это, да, без авторской позиции. Ну что же… За полчаса до того как инфа об уходе Березовского всколыхнула нашу блАААгосферу, разместил пост на сайте «МК» (так уж случилось, что сообщение Егора Шуппе о кончине его тестя я прочитал одним из первых: серфил по Faceboоок’у вечером 23 марта 2013 года).
«В ванной своего лондонского особняка пять часов назад скончался Борис Березовский. Его зять Егор Шуппе только что оповестил об этом подписчиков своего Faceboоок’а. Стало быть, ушел. Навсегда. А жаль… Публикации & сюжеты о Борисе всегда вызывали ажиотаж. Благодарный материал.
Мне, как главреду журнала „Карьера“, после публикации (в апреле 2004) обложки с усталым Березовским +, „подобложечного“ очерка Марины Леско о БАБе – как классическом носителе русскоязычного менталитета!!! – звонили коллеги и пытались выяснить: 1) кто заказчик публикации, 2) материал „против“ или „за“? Странно. Разве третьего не дано? Потребитель печатного слова предпочитает эксплицитно проговоренную авторскую позицию. Причем желательно, чтобы она совпадала с читательской. Тогда автора любят. Если она противоположна, но яростно прописана, сочинившего уважают. Фрустрация начинается там, где намечается предательский полет над схваткой: социум не толерантен к нейтралитету. Это трактуется как малодушие. „Вы = секс-меньшинство или секс-большинство?“ „Я = сексуальное одиночество“. Очень актуально для каждого, имеющего голос в сакраментальной нашей „медийке“ и не желающего при этом голос этот отдавать какой-нибудь из конфликтующих сторон. А других (в смысле – сторон) здесь не наблюдается. Причем речь об изоляции именно сексуальной тональности. Потому что пожелавшего воздержаться при голосовании как бы “имеют”. Причем со всех сторон. Напоминает все это метания а-ля доктор Живаго».
Он если и был доктором, то всего лишь технических наук. Лекарем не был. Не был шаманом. Он был самим недугом. Демонизированным. Совершенно добровольно демонизированным, с песней. Это был его выбор. Его собственный путь. Его по-кинематографичному яркая жизнь. Его непростая борьба. А здесь не рассказ о боях Березовского. Здесь – инфадля размышления.
Раздел I. Гранаты для Бориса
1994. Первое интервью
Пытаясь определить место Бориса БЕРЕЗОВСКОЕО в системе координат российского бизнеса, я осторожно спросил у близкого знакомого Бориса Абрамовича, можно ли назвать того одним из самых богатых людей нашей страны. Человек, которому я задал этот вопрос, только хмыкнул в ответ: мол, нашел, о чем спрашивать! Еще бы поинтересовался, католик ли Папа Римский. Да, возглавляемый Березовским «ЛОГОВАЗ» стремительно выдвинулся на первые роли в частном бизнесе России, его оборот в 1993 году превысил 250 миллионов долларов. Да, именно «ЛОГОВАЗ» – главный официальный дилер в нашей стране крупнейших автомобильных компаний мира: «Мерседес-Бенц», «Дженерал Моторе», «Вольво», «Хонда»… А ведь Борис Абрамович руководит еще и Автомобильным Всероссийским Альянсом.
Все верно. И тем не менее уверен, что подавляющему большинству россиян фамилия ничего не говорит. Если она и вызывает ассоциации, так, пожалуй, в первую очередь в связи со взрывом в Москве несколько месяцев назад. Тогда Березовский чудом остался жив, хотя жертв избежать не удалось, – погиб водитель, ранения получили охранник, несколько случайных прохожих. Газеты пестрели версиями, следствие обещало найти виновных… Время шло. Главный пострадавший надолго уехал за границу, новых сведений о ходе дела не появлялось. О покушении стали постепенно забывать. Между тем, главный вопрос – кто и зачем желал смерти сорокавосьмилетнему член-корреспонденту Российской Академии наук г-ну Березовскому? – остается без ответа. Можно предположить, что больше других знает сам подвергшийся нападению, но он до последнего времени упорно избегал любых контактов с прессой. Выдержавший полугодовой обет молчания Березовский сегодня впервые публично говорит о случившемся и предлагает свое объяснение происшедшего.
– К тому, что заранее спланированные встречи многократно переносятся по причине занятости моих собеседников, я привык, но чтобы аудиенцию назначили в восемь утра. Вы первый, Борис Абрамович.
– Для меня это нормальное начало трудового дня. Обычно я встаю в половине седьмого. Иногда приходится деловые встречи проводить и в семь утра.
– Если я добавлю, что домашний телефон вы не отключаете и даже подчеркиваете, что звонить вам можно и заполночь, то получится классический ненормированный рабочий день. Наверное, читатели должны посочувствовать трудной жизни российского бизнесмена, не знающего ни сна, ни отдыха?
– Борис Абрамович, не буду скрывать, что главный мой интерес в сегодняшнем разговоре связан с приснопамятным покушением на вас.
– Сегодня какое число? Между прочим, завтра исполняется ровно полгода с того взрыва…
– Срок достаточный, чтобы найти виновных, верно? Однако, насколько я знаю, ни непосредственных подрывников, ни тех, кто стоял за ними, пока так и не поймали. И все-таки?
– Ясно, что случившееся не мелкий эпизод, не частная попытка свести счеты. То, что на след преступников по-настоящему выйти не удается, хотя расследованием занимались очень серьезно – ив Москве, и в регионах, говорит о профессионализме нападавших. На сегодняшний день отрабатываются две основные версии, базирующиеся больше на логике и косвенных доказательствах, чем на неопровержимых уликах.
– То есть следствие предполагает, кто особенно был заинтересован в вашей гибели, и – соответственно – строит свои гипотезы?
– Именно так. Корни надо искать в сфере моих профессиональных интересов. Начинать, конечно, следует с АвтоВАЗа, с нашего участия в работе как самого завода, так и структур, созданных в рамках группы АвтоВАЗ – «ЛОГОВАЗа», АвтоВАЗбанка, Объединенного банка.
– «Наше участие» вы говорите из скромности? Может, лучше все же употреблять местоимение «мое»?
– Я не пытаюсь приуменьшить собственную роль, скажем, в процессе акционирования АвтоВАЗа, однако и приписывать себе особые заслуги у меня нет оснований.
– Тем не менее поговаривают, что лично вы являетесь держателем весьма внушительного пакета акций.
– Количество моих акций подсчитать нетрудно. В «ЛОГОВАЗе» у меня семь с половиной процентов, а АвтоВАЗбанке – около того, точно не помню, но, во всяком случае, не половина и не четверть. Пожалуй, все.
– «AVVA» не забыли, где вы тоже гендиректором, как и в «ЛОГОВАЗе»?
– В «AVVA» у меня нет личных сбережений и акций. Да, Автомобильный Всероссийский Альянс стал владельцем контрольного пакета акций АвтоВАЗа, но нужно четко разделять участие по капиталу и участие в управлении. В «АУУА» мои функции заключаются в руководстве этим акционерным обществом.
Думаю, моя роль достаточно значительна, хотя и не решающая. Главной фигурой во всем, что касается АвтоВАЗа, был и остается Владимир Каданников. Он безусловный лидер. Я же один из тех людей, кто участвует в принятии решений по принципиальным вопросам развития группы АвтоВАЗ.
– Но если вы всего лишь «один из... то почему покушение было совершенно именно на вас?
– Появление «ЛОГОВАЗа», «AVVA» в Тольятти было воспринято, словно прилет инопланетян. А может, даже и хуже. Образ инопланетянина более-менее понятен по фантастической литературе, а вот сформировать отношение к владельцу, приехавшему издалека, но имеющему право влиять на все вопросы, затрагивающие интересы многотысячного коллектива автогиганта, сложнее. Трудно возлюбить незнакомца, который явился в твой дом и пытается установить собственные порядки. Особенно ярое неприятие пришельцев было поначалу, постепенно к нам стали привыкать, хотя наше присутствие по-прежнему не вызывает на АвтоВАЗе энтузиазма. И это при том, что я не могу считать себя там чужим человеком, поскольку работаю с этим заводом больше многих из тех, кто числит себя его ветераном.
В 1973 году, будучи сотрудником Института проблем управления Академии наук СССР, я стал работать с Волжским автозаводом, который к тому моменту существовал всего четыре года. Я разрабатывал системы автоматизированного проектирования и принятия решений.
.. Говоря о корнях покушения, надо иметь в виду еще один аспект, не связанный напрямую с акционированием. Необходимо помнить, что мы являемся одним из крупнейших дилеров АвтоВАЗа. Занимаясь продажей «Жигулей», мы вторгаемся в сферу интересов многих людей и групп. И здесь уже ниточки тянутся из регионов в Москву.
– Вы говорите о группах. В прессе речь шла о группировках. Слова вроде однокоренные, а значение у них разное. В газетах назывались некоторые конкретные преступные группировки, потенциально заинтересованные в вашей гибели. Скажем, солнцевские парни, контролирующие черный рынок по продаже автомобилей в Москве.
– Понимаете, у меня нет оснований говорить персонально о солнцевской, орехово-борисовской или, к примеру, бауманской группировках. Много их сейчас развелось. Михаси, Сильвестры и так далее…
– Вы знакомы с кем-то лично?
– Я общался один раз с Михасем и его, если так можно сказать, командой.
– На предмет чего была встреча?
– Разговор шел не об автомобильном бизнесе, а о магазине «Орбита» на Смоленской площади, который мы хотели купить. Это помещение было идеально для открытия в нем сразу нескольких автосалонов.
– Почему вы обратились к Михасю?
– Выяснилось, что этот район контролируют его люди. Хотя, насколько я слышал, круг интересов Михася весьма широк: это и аэропорты «Внуково» и «Шереметьево», и другие важные объекты нашего города, да и не только Москвы. Говорят о нефти, об иных серьезных вещах, но все это только на уровне слухов. Я же могу свидетельствовать об одном факте: о переговорах вокруг магазина «Орбита». К сожалению, нам не удалось достичь взаимопонимания.
– В цене не сошлись?
– Можно сказать и так. Мне даже было непонятно, зачем мы встречались, настолько завышенную цифру нам назвали.
– Каков был порядок чисел?
– Миллионы долларов.
– Магазин того не стоил?
– Абсолютно. Разговор-то наш происходил не вчера, а года два назад(т. е. в конце 1992 года. – Е. Д.). Тогда и цен таких не было. Да это и сегодня дорого. Словом, те переговоры закончились ничем.
– А после совершения покушения вы не пытались по своим каналам найти заказчиков взрыва в криминальной среде?
– Безусловно пытался, но личных встреч ни с кем из авторитетов преступного мира не организовывал. Понимаете, именно тех, кто захотел меня убрать, вычислить сложно. Кроме торговли автомобилями я ведь занимаюсь и финансами, и строительством. Отдельная статья – Аэрофлот.
– Вы и его купили?
– В результате долгой и напряженной борьбы АвтоВАЗбанк получил право, по существу, управлять финансами Аэрофлота, а это – ни много ни мало – полтора миллиарда долларов годового оборота. Понятное дело, что мне как человеку, стремившемуся именно к такому исходу событий, решение сделать АвтоВАЗбанк уполномоченным банком Аэрофлота кажется единственно верным, поскольку у нас был достаточный опыт работы с промышленными гигантами. Достаточно сказать, что банку приходилось обеспечивать жизнедеятельность ВАЗа в чрезвычайно сложных экономических условиях. Вы ведь знаете, что этот завод – одно из крупнейших гражданских производств, без сбоев и трудностей там не обойтись, но тем не менее. Словом, мы считали себя готовыми работать и с Аэрофлотом, хотя существовали и иные точки зрения.
– Решение сделать АвтоВАЗбанк уполномоченным банком Аэрофлота состоялось когда?
– Уже после покушения. А вся борьба шла именно в те дни, когда и прогремел взрыв.
– Значит?..
– Я еще раз могу повторить, что какие-либо категорические выводы делать очень сложно. Например, ко мне никто никогда не приходил и не говорил: «Плати!» Не поступало и явных угроз в мой адрес. Впрочем, был один эпизод. Позже выяснилось, что тот случай не имел никакого отношения к покушению, и все же. Когда за пару месяцев до взрыва я вернулся из очередной командировки, охранник встретил меня словами: «Не волнуйтесь, но вчера мы с дверей вашей квартиры сняли гранату. Только вы не волнуйтесь!»
Оказалось, что накануне всем моим замам позвонили и предупредили: не лезьте на телевидение. Мы тогда только начинали заниматься вопросами акционирования Первого канала. Словом, нам дали понять, куда не следует совать нос. Очевидно, поскольку мне дозвониться не смогли, то решили в качестве предупреждения повесить гранату на дверь. Нормальная боевая граната РГД-5. Соседка, вышедшая из дому раньше обычного, случайно ее обнаружила. Не думаю, что собирались устроить взрыв, просто хотели попугать – к такому выводу, во всяком случае, пришли эксперты. Естественно, это наших притязаний на «Останкино» не остановило.
В ситуации со взрывом никаких предупреждений не было.
– И служба безопасности вам ни о чем не сигналила?
– Яне могу сказать, что на нас не было наездов. Скажем, у нас есть станция техобслуживания «мерседесов» – самая большая и профессионально оборудованная в стране. Кто ездит на «мерседесах», вы знаете: одна группа – бизнесмены и банкиры, другая – крутые ребята с бритыми затылками. Эти парни привыкли, чтобы перед ними стелились, все делали на полусогнутых. А у нас жесткий порядок, с которым мы заставляем всех считаться. На этой почве возникали конфликты.
– Но ведь до покушения на вас были и другие взрывы?
– Да, дважды взрывали наши стоянки. Уже после того, что случилось со мной, произошла провокация в помещении Объединенного банка. Но подчеркиваю: нам никто не ставил никаких условий, ничего не требовал.
– Может, рассчитывали на вашу сообразительность?
– Едва ли. По идее, мне должны были прямо сказать: не делай того-то.
– И вы бы не сделали?
– Конечно, сделал! Однако нападавшие получили бы моральное право (разумеется, по кодексу их, бандитской, морали) переходить к более решительным действиям. А так… После взрыва поступил один звонок: это, мол, моих рук дело, если не хотите повторения, платите. Звонившего вычислили, это оказался психически больной человек, который не имел отношения к покушению, но решил воспользоваться ситуацией, чтобы заработать.
– Вы уже обмолвились, что расследованием покушения занимались профессионалы. Это были люди Степашина?
– ФСК участвовала на начальном этапе. Потом дело отошло к органам МВД. Уровень был обеспечен самый высокий.
– Министерский? Президентский?
– Виктор Федорович Ерин контролировал ход расследования по особому распоряжению Бориса Николаевича Ельцина.
– Лично с президентом вы обсуждали ситуацию?
– Да. Внимание к этому делу мне импонировало – и не из-за интереса к собственной персоне. Президент заявил свою позицию по отношению к новому российскому бизнесу. Я не мог этому не радоваться. Борис Николаевич неоднократно интересовался тем, как продвигается дело.
– Судя по рассказанному вами, никак.
– Почему? Насколько мне известно, следствие смогло сформулировать свои подозрения в адрес конкретных физических лиц, которым могут быть предъявлены обвинения. Это, по-моему, несомненный прогресс.
– Неологизм «ЛогоВАЗ» принадлежит вам?
– Нет. Это изобретение нашего партнера Джанни Чамарони, который объединил в одно слово названия двух учредителей совместного предприятия – «Лого Систэм» и АвтоВАЗа.
– Соответствуют ли истине утверждения, что ваша фирма резко пошла в гору после того, как в начале 93-го завод продал вам крупную партию «Жигулей» по ценам 1992 года? Тогда якобы через «ЛогоВАЗ» пропустили десятки тысяч автомобилей, что позволило вам наварить солидные суммы. Все решили ваши личные контакты с Каданниковым.
– В бизнесе вообще многое решают личные контакты. Никто никогда не вкладывает деньги просто в проект. Придите вы завтра ко мне с самой гениальной идеей, я не дам вам копейки, если не буду знать вас лично. Средства выделяются всегда только под конкретного человека.
Поэтому и разговоры о том, что бизнес «ЛогоВАЗа» построен лишь на идее игры в разнице цен, глупы и беспредметны. Основа бизнеса – отношения между людьми. Конечно, ценовая вилка всегда бралась нами в расчет, мы зарабатываем на том, что продаем «Жигули» дороже, чем покупаем их сами. Однако никаких привилегий, льготных условий АвтоВАЗ для нас никогда не создавал. Мы работали на общих основаниях, наравне с другими заводскими дилерами. Если хотите знать, первая наша солидная сделка была не с АвтоВАЗом. Мы ввезли в страну из-за рубежа крупную промышленную партию автомобилей. Это были 886 машин «фиат». До сих пор помню эту цифру, поскольку до нас ни одна частная структура подобных операций не проводила. Потом уже мы сконцентрировали внимание на Волжском заводе.
– Ив итоге разрослись до размеров, когда бороться с вами пытаются с помощью взрывов.
– Могу только отшутиться: таковы издержки профессии российского бизнесмена.
– После покушения вы, очевидно, полностью обновили штат телохранителей?
– Наоборот. Я попросил всех остаться со мной.
– Словом, за охраной вы вины не чувствуете?
– Водитель погиб, охранник Дима Васильев был очень тяжело ранен, лишился глаза. Я знаю, что предотвратить случившееся теми силами, которыми мы располагали, было невозможно.
– Материальную помощь охраннику, семье водителя вы оказали?
– Помогать пострадавшим – наша обязанность, наш долг, наш крест.
– Вы верите в судьбу, в рок? Не стали фаталистом после случившегося?
– Знаете, не стал. Хотя, безусловно, у каждого человека есть Богом предначертанный путь. Три случайности предопределили то, что я остался жив после взрыва. Во-первых, я сел в салоне не с той стороны, с которой сажусь обычно, а взрывчатка в поджидавшем нас «опеле» как раз и закладывалась из расчета, что я поеду на привычном месте. Во-вторых, при выезде из двора нам пришлось резко затормозить, чтобы не врезаться в идущую впереди машину. Человек, запускавший по радио адскую машинку, не успел среагировать на действия моего шофера, и основной удар пришелся по первому ряду кресел. И третье: дверцы нашего автомобиля не были заблокированы, поэтому я успел быстро выскочить из салона после взрыва. Водитель Миша своей жизнью заплатил за мою, он словно все чувствовал заранее, поэтому и в тот раз не стал запирать двери. Когда я начал гореть, то моментально выпрыгнул из машины.
– Понимаю, что это звучит по-идиотски, но я искренне пытаюсь представить, как бы сам повел себя в подобной ситуации. Не берусь утверждать, что не растерялся бы и не испугался.
– Заранее смоделировать свое поведение в экстремальной обстановке невозможно. Я пережил этот момент, поэтому могу твердо сказать, что мне страшно не было ни на секунду.
– Ни во время взрыва, ни после?
– Именно. Причем я не отношу себя к числу очень смелых людей, но в тот миг испуга не было. Не знаю, может, просто я не до конца понимал, что происходит. Иногда кажется, что и сейчас этого не понимаю.
– Шок?
– Наверное, все-таки нет. Помню все до мельчайших подробностей, за исключением звука взрыва. Я ничего не слышал, только увидел: вспышка, пламя, посыпавшееся стекло, загоревшаяся обшивка салона и одежда… А страха не было.
– Что же тогда? Злость, растерянность?
– В первое мгновение промелькнуло удивление: почему бездействует охрана? Потом я увидел Диму и все понял. В следующую секунду почувствовал, что у меня горят волосы, дымится одежда, и подумал: можно ли выходить из машины, не будут ли там стрелять? Понимаете, времени на то, чтобы испугаться, не оставалось, нужно было выживать. Я выпрыгнул из автомобиля и вдруг ощутил, что стал хуже видеть. Позже выяснилось, что у меня неопасно поврежден один глаз, а тогда я предполагал самое дурное.
– Пламя с себя вы сами сбили?
– Помогли. Такого уж пламени не было, вы не подумайте. Я просто начал слегка гореть.
– Ну как же, понимаю: слегка загорелся. Обычное дело!
– Первым делом я спросил: что с водителем и охраной? Мне сказали, что с Мишей и Димой не очень. Масштабов случившегося я тогда еще не представлял. Правда, я увидел очень много крови на своей одежде и удивился: откуда? Потом я побежал к зеркалу выяснять, что у меня с правым глазом, вижу им или нет. Только после этого меня повезли в больницу, наложили швы, прочистили раны. Больнее всего было рукам. Палец кипятком ошпаришь – итона стену готов лезть, а тут все руки обожжены оказались…
– В том, что взрывное устройство было заложено в «опеле» – вы же занимаетесь продажей автомобилей компании «Дженерал Моторе», а следовательно, и «опелей», – вам не видится скрытый смысл?
– Конечно, можно рассматривать и такую версию. Фантазировать можно до бесконечности. Скажем, когда решался вопрос по Аэрофлоту, в одной из газет появилась направленная против нас статья, в которой упоминался госчиновник Ленский, якобы занимавшийся лоббированием в нашу пользу. Статья была подписана псевдонимом Онегин. Мы все помним, чем закончилась дуэль между Онегиным и Ленским у Пушкина. Можно ли рассматривать эту статью как скрытую угрозу? Поэтому так и с «опелем»: вероятно, намек, а может, и нет.
– Это еще и претензия на крутизну: не какой-нибудь потрепанный «Москвич» рванули, а иномарку.
– Допустим, машина была совсем даже не новая, так что вряд ли тут был расчет на то, чтобы потрясти нас широтой натуры подрывников.
– После неудачного покушения прессой рассматривались четыре варианта вашего поведения. Первый: жить, как жил, и рано или поздно пасть жертвой покушения удавшегося (что, по-моему, глупо). Второй: объявить войну мафии и постараться победить ее (это, думается, трудновыполнимо, если не сказать – нереально). Третий: поменять суровый российский климат на мягкий океанский (похоже, самый простой выход). И четвертое: откупиться, выйти из опасного ряда. Это комментировать я не берусь, предоставляя вам право высказаться.
– Мне кажется, вопрос решен сам собой. Я никуда не уехал, живу и работаю здесь. Войны никому не объявлял, но и откупаться не намерен.
– Но ведь, вероятно, очень тяжело жить с постоянным ощущением дамоклова меча над темечком?
– Непросто. Но и к этому постепенно привыкаешь.
– Ради чего привыкать? Вы весьма богатый человек – даже не по российским, а по мировым меркам. Заработанного хватит и вашим детям, и внукам. Зачем же продолжать балансирование на лезвии ножа?
– После покушения я два месяца лечился в швейцарской клинике. Было время обдумать сложившуюся ситуацию. Конечно, я не могу, как Каданников, сказать, что мне становится скучно, едва я поднимаюсь по трапу самолета, летящего за границу. Нет, мне нравится в Европе, в Америке, но того ритма, которым живет Россия, там нет и подавно. У нас интереснее. Это первое. Второе: не могу сказать, очень я богатый человек или нет. Мои деньги в деле, они не лежат мертвым грузом. Причем бизнес мой целиком и полностью связан с Россией. Конечно, я нашел бы своим капиталам применение и на Западе, но моя Родина – здесь.
– Тем не менее попытка остаться за рубежом была?
– Тема отъезда у меня никогда не возникала. После лечения я сразу вернулся в Россию.
– Но семью вы вывезли?
– У меня второй брак. Дети от первого учатся за рубежом, так что вывозить их не понадобилось. Впрочем, дочери не хотят оставаться на Западе и все свободное от учебы время проводят дома. Вторая же семья, в которой тоже двое детей, действительно вскоре перебралась за границу.
– От греха подальше?
– Вы же понимаете: если захотят достать, тоив Париже найдут. О Сергее Мажарове, которого во Франции убили, вы, вероятно, слышали? Я его знал. Очень интересный человек был…
Я очень плотно включен в процесс, на меня замкнута масса людей, поэтому дать себе роздых могу не часто. Получается, я принадлежу как раз к той категории, о которой только что сказал. И я оправдываюсь перед собой тем, что гипотетически могу в любой момент отправиться в аэропорт, чтобы полететь зимой позагорать на океанском пляже, а летом покататься на лыжах. Впрочем, гораздо чаще я еду в аэропорт ради очередной командировки.
Знаете, мне всегда смешно читать жалобы бизнесменов, политиков на свою трудную жизнь: мол, надрываемся на службе, горим на работе. Это как-то неискренне выглядит. Если действительно устал, пойди отдохни, найди должность поспокойнее. Поэтому я не хочу далее распространяться на тему своей чрезмерной занятости.
– Есть еще одна тема, которую считаю необходимым затронуть. Борис Абрамович, вам отчество никогда в жизни не мешало?
– Что значит «не мешало»? Это от Бога и от родителей. Я сталкивался с явными проявлениями антисемитизма. Например, при поступлении в Московский университет. Я подавал документы на физфак и получил на вступительном экзамене «неуд» по математике. Всяко может быть в жизни, но на двойку я математику не знал, это точно. Что, кстати, и подтвердилось при сдаче экзаменов в другой институт, где мне поставили пятерку. И позже я иногда чувствовал некоторое сопротивление, которое объяснял своим происхождением. Но я никогда не протестовал, не пытался бороться. Скорее всего, потому что я конформист, предпочитающий не воевать с ветряными мельницами. Единственное уточнение. Хочу, чтобы меня правильно поняли. Я не считаю, что антисемитизм в России более развит, чем в любой другой стране мира. Я замечал специфическое отношение к евреям и в Англии, и во Франции, и в Германии, и в США.
– Мы уже обсуждали четыре варианта возможного поведения Березовского после взрыва. Риторический вопрос, предполагающий философский ответ: если даже угроза смерти не испугала, что может вас остановить?
– Внешних факторов не существует, если, конечно, меня не устранить физически. Я сам могу остановиться, если пропадет интерес к тому, чем я занимаюсь. Но и таких признаков пока не наблюдается. Мне нравится жить так, как я живу.
– Вы находите время на телевизор, газеты?
– По телевизору смотрю исключительно новости. Газеты практически не читаю, мне приносят подборки наиболее интересных публикаций или обзоры прессы. Иногда в самолете могу взять газету в руки, поскольку все равно ведь летишь, надо чем-то себя занять. Еще раз говорю: я прагматик.
– По этой причине вы и недвижимость за рубежом не покупаете? Смысла не видите?
– Действительно, бессмысленное вложение капитала: зачем тратиться, если я там жить не буду? К чему мне пустующие особняки и замки? Деньги нужны для дела. У меня даже в Москве дачи нет, я живу на арендованной. Впрочем, нет, есть у меня своя дача.
– Вот это да! Забыли?
– Честно говоря, да.
– Хорошо же нужно жить, чтобы о таких вещах забывать!
– Просто не пользуюсь этой дачей, потому и не вспомнил сразу… И кстати, мне действительно живется хорошо. Неужели я вас до сих пор не убедил?
Био. Чужое
В этом интервью упоминаются несколько персонажей, которые были ньюсмейкерами на момент публикации (декабрь 1994), но нынешней публике, возможно, неведомы. Приведу инфу из источников, которые, с известной степенью приближения, можно окрестить независимыми.