Текст книги "Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов"

Автор книги: Евгений Тарле

Соавторы: Анатолий Предтеченский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Между тем со стороны адмирала Чичагова сражение продолжалось с жестокостью. Местоположение, занятое неприятелем, было для него весьма невыгодным, ибо многочисленная артиллерия его и кавалерия, свежая и хорошая, оставались без действия, большая часть пехоты не иначе могла действовать, как в стрелках; артиллерия расположена была по одной большой дороге; одно свободное место в лесу, на котором могли устроиться 3 эскадрона кавалерии, занимал неприятель. Чичагов выигрывал расстояние и терял его попеременно, по превосходству сил; сражавшиеся войска переменял свежими, и одна неимоверная храбрость войск наших могла удержать место, но переправа была закрыта, и не только препятствовать ей, ниже видеть ее, было невозможно. Против войск гр. Витгенштейна по левому берегу реки неприятель занимал выгодную позицию: возвышенный берег не давал ни малейшей поверхности превосходным силам гр. Витгенштейна, и до глубокой ночи неприятель не уступил ни одного шага.

Атаман Платов употреблял все усилия сжечь мост и овладеть Зембинским дефиле, но без успеха: болотистые берега; реки Гойны, в жесточайшие зимы не замерзающей, были неприступны. Большая партия казаков была отправлена в обход, но мост, по которому можно было перейти реку Гойну, был не ближе 30 верст. Не могли укрыться от неприятеля старания истребить Зембинский мост, и потому, не ожидая присоединения оставшихся на левом берегу Березины войск, решился неприятель ими пожертвовать для спасения прочих.

17-го числа в 8 часов пополуночи неприятель из позиции своей между реками Гойною и Березиною начал отступление на Зембин. Войска его, остававшиеся на левом берегу реки Березины, видя, что армия отступает, и боясь, чтобы адмирал Чичагов не занял переправы и не лишил их единственного средства к спасению, с такою стремительностью и беспорядком бросились на мосты, что те, не сдержав тяжести, обрушились. Пехота бросилась на лед., но несколько дней оттепели ослабили его и он обломился. Река с одного берега до другого покрылась телами; артиллерия и обозы, все было в воде, но большое еще количество осталось на берегу. При сем случае потонуло не менее 6 тыс. человек; лошадей было вынуто из воды до 5 тыс.

Никогда в жизни не случится видеть столь ужасного зрелища. Несчастные, окончившие вместе с жизнию бедствия свой, оставили по себе завидовавших участи их: несравненно несчастнее были те, которые сохранили жизнь для того, чтобы от жестокости холода потерять ее, в ужаснейших мучениях. Судьба, мстившая за нас, представила нам все виды смерти, все роды отчаяния.

В сей день, после погоды довольно теплой, вдруг сделался весьма сильный мороз и поднялась вьюга. По собственному пленных признанию, потеря неприятеля простиралась до 20 тыс. человек убитыми, утонувшими и отдавшимися в плен; взято было весьма много артиллерии, взяты были почти все обозы и чрезвычайно большая добыча. Богатства Москвы не перешли Березины: за них было заплачено бегством, срамом и жизнию. Потеря в армии адмирала Чичагова была весьма чувствительна: в корпусе ген. гр. Витгенштейна малозначащая.

Убедительнейшим доказательством того, что геи. гр. Витгенштейн мало весьма участвовал в сражении при Березине и дал время корпусам маршалов Гувион-Сен-Сира и Виктора переправиться чрез реку, служат самые пленные, взятые у сих корпусов адмиралом Чичаговым на правом берегу Березины. А как известно, что прежде переправлялись неприятельские войска, пришедшие от Смоленска, то по крайней мере в том не моя^ет быть ни малейшего сомнения, что они не были теснимы гр. Витгенштейном, так как в плен они попались не его войскам и на противоположном берегу реки. Столько же неосновательно приписывает себе ген. гр. Витгенштейн и то, что он прогнал неприятеля с левого берега реки Березины, ибо до того времени, как армия начала отступать на Зембин, неприятель не оставлял своего места и хотя ничего не препятствовало ему перейти и прежде, но он потому единственно удерживался, чтобы не отдать в руки войск наших возвышенного берега, с которого артиллерия наша могла бы наносить величайший вред войскам, сражавшимся на правом берегу, который низменным положением своим давал нам большие выгоды. Армия адмирала Чичагова переправилась чрез реку Гойну, на которой неприятель, отступая, сжег мост, и пошла вслед за неприятелем…

Ермолов, стр. 270–277.

157

Из воспоминаний А. Пасторе о голоде в армии Наполеона при отступлении.

Первые дни похода после Березины мы, может быть, более чем когда-либо страдали от голода. Наши жалкие запасы вышли, а случая возобновить их нам еще не представлялось. В самый день переправы мы втроем отправились к ген. Лаборду просить ужина. Он дал нам, что было у него у самого; то был суп из вареного овса с кусками жира, плававшими в ледяной воде. На третий день, после пяти– или шестичасовой ходьбы, падая от усталости и от голода, я купил на вес золота лепешку из навоза, смешанного с небольшим количеством ячневой крупы, и положил на нее полуиспорченную свекольную кожуру. То было бы единственной моей пищей, если бы ген. Шарпантье, бывший недавно витебским губернатором, а теперь считавшийся начальником генерального штаба 1-го корпуса, не дал мне немного хлеба и притом белого хлеба, показавшегося мне тончайшим кушаньем, какое только я когда-либо пробовал. Но по мере того, как мы подвигались вперед, лишения наши начинали становиться менее жестокими, и в деревнях, через которые нам случалось проходить, мы находили все больше и больше нужного нам. Говоря мы, я разумею офицеров, принадлежавших к императорскому дому и к генеральному штабу, или тех, кто сохранил еще достаточно денег, чтобы по какой бы то ни было цене покупать все необходимое. Остальные продолжали страдать до Кенигсберга, и страдания эти были ужасны. Я сам испытал их и видел, что у других они достигали до невыносимой степени..

Р. А., 1900, № 12, стр. 538.

158

Из записок А. Ф. Ланжерона об отступлении армии Наполеона после перехода через Березину.

…Холод стал давать себя знать, начиная с Зембина, было (11 декабря) – уже 28 градусов. Снегу выпало мало, и он растаял. 17 (29) шел дождь, а затем сразу наступил мороз? и сделалась гололедица, так что лошади с большим трудом держались на йогах; большая часть потеряли подковы, и нельзя было снова подковать. Генералы, офицеры, даже солдаты, кавалеристы и артиллеристы шли пешком, ведя лошадей под уздцы, каждую минуту останавливаясь, так как лошади спотыкались. Лишь невообразимые казаки все время не» сходили с лошадей, которые не были подкованы. Между Зембином и Плющаницами, куда мы прибыли 20 ноября (2 декабря), и Иллией, которой мы достигли 21-го в полночь, после ужасного и чрезмерного по усталости перехода, мы нашли множество разломанных и оставленных экипажей, пушек, подвод, несчастных, истощенных, наполовину замерзших солдат. Но это еще ничего не значило в сравнении с тем ужасным зрелищем, которое поражало нас во время дальнейшего похода. В продолжение этих трех дней наши солдаты, еще находившиеся в отчаянии по поводу пожара Москвы, приписанного французам, и знавшие, что во время своего бегства Наполеон приказал расстреливать русских пленников, которых не мог увести (это было засвидетельствовано самими французами), убивали прикладами несчастных, попадавших в их руки, называя их сожигателями Москвы. Офицеры по мере возможности противодействовали этому ужасному мщению, которое на самом деле оказывало услугу этим несчастным, сокращая их страдания.

Вскоре жалость заместила в сердцах наших солдат эту жажду мщения, конечно, ужасную и несправедливую, но, может быть, извиняемую тем злом, которое испытала их родина вторжением, напоминавшим самые варварские времена. Вскоре они смотрели молча и равнодушно на жертвы, которых рок им предоставлял, а потом делились с ними получаемою пищею, – напрасное, даже жестокое проявление человеколюбия, так как оно лишь продолжало мучительную агонию этих несчастных.

Между Иллией иМолодечной, куда мы прибыли 21 ноября (3 декабря), дорога идет по дремучему лесу; она была до такой степени загромождена трупами, что павлогородские гусары, составлявшие авангард и шедшие пешком, были принуждены подымать трупы пиками и отбрасывать их в стороны, чтобы очистить дорогу для колонны. Здесь и во время дальнейшего шествия открылось зрелище, которого, полагаю, не было и» вероятно, не будет еще раз– Русская армия шла сомкнутою колонной по середине дороги, а по бокам шли или, вернее сказать, тащились две неприятельские безоружные колонны: и те, и другие попирали ногами мертвых, коими была усеяна земля. Ежеминутно падали сотни беглецов. Доведенные до крайнего предела сил, необходимых для борьбы со смертью, они останавливались, падали и в корчах умирали.

Среди подобного крушения, заставлявшего страдать в такой степени чувство человеколюбия, если бы можно было испытывать хоть сколько-нибудь веселости, то костюм некоторых из жертв Наполеона мог бы ее внушить. Это был полный маскарад: гренадеры с длинными усами были украшены чепцами и одеты в женские шубы, другие облечены в одеяния русских священников, иные одеты в вышитые камергерские мундиры, разграбленные из повозок. Фигура самого Наполеона, как меня уверяли некоторые очевидцы, была не менее забавна. Когда он решался совершать путь верхом (это было редко, обыкновенно он восседал в прекрасной карете, закутанный в шубы), то садился на лошадь соловой масти, облаченный в огромную зеленую, расшитую галуном шубу, похищенную в Москве, и в большом меховом чепце. Он, как и другие, представлял собою настоящую карикатуру.

После Березины несчастные французы, в коротеньком платье, в панталонах и жилетах из бумажной ткани, без шинелей, не имели никакой провизии и питались только лошадиной падалью; они резали ее кусками и жарили, нанизав на палку, но чаще ели ее сырьем, и эта ужасная пища причиняла им зачастую дизентерию, ослабляя их вместо того, чтобы подкреплять. Но выбора у них не было.

Увы, мне пришлось увидеть более страшные вещи. В лесу под Молодечною я видел только что родившую женщину, она испускала дух возле своего мертвого ребенка. Я видел мертвого человека: его зубы впились в ляжку еще трепетавшей лошади; видел мертвого в лошади: он выпотрошил ее и залез в нее, чтобы согреться. Я видел впившегося зубами в кишки мертвой лошади. Я не видел, чтобы несчастные французы пожирали друг друга, но я видел трупы с кусками мяса, вырезанными для пищи. Мы находили трупы в подводах, из которых были выброшены припасы. Ген. Башилов подобрал под Иллией молодого офицера, ослабевшего от лишений; он дал ему хлеба, надел на него шубу и посадил в свою коляску. Прибыв в Иллшо, он нашел его мертвым.

На изуродованных фигурах всех этих трупов можно было еще замечать их характер и выражение той минуты, когда они умирали: один умер, простирая руки к небу, к которому он, конечно, возносил свои моления при последнем издыхании; другой, сжав руки и в положении молящегося; третий – подняв кулак с видом отчаяния, угрозы и ярости, конечно, против Наполеона. Но так велико было обаяние его личности, что никто из всех отчаявшихся не посягнул на его жизнь и персону.

Среди всех этих ужасов кровожадный и безучастный деспот думал лишь о себе, заботился только о своей особе; закутавшись в шубы, он спал в своей карете, катившейся по трупам. Он издевался над страданиями жертв; окруженный тысячами умирающих от голода, он заботился усердно о своем обеде и сладко кушал, ни разу не лишив себя бордо и шампанского…

Р. А., 1895, № 10, стр. 154–157.

159

Из воспоминании Я. Е. Митаревското о преследовании Наполеона.

.. Не только иностранные писатели, но и наши слишком много преувеличивают морозы. Они пишут, что от Березины до Вильно были постоянные морозы от 25 до 27° и доходили до 28°. Пехота при таких морозах, идя скорым шагом по сыпкому снегу, могла бы согреваться. Пришедши на квартиры, она имела время отдохнуть по избам и у разложенных огней» ей только и было дела, что составить ружья в козлы и поставить нескольких часовых. В артиллерии же было труднее – она тянулась очень медленно по снегу. Когда не было остановок, то мы уходили в час версты четыре. Беспрестанно случалось, что орудия и ящики заседали в снежных сугробах и раскатах, случалась ломка и другие остановки. Переход в 20 или 25 верст совершали мы в течение целого дня. Поднявшись почти до света, часто приходили на ночлег часу в осьмом, а иногда и позже. Однажды даже не ночевали на своих квартирах по случаю ветра и метели. Днем давали артиллерии отдых только часа на полтора или на два. В это время нужно было доставать фураж: голодные лошади не повезли бы по такой тяжелой и ухабистой дороге. Питаясь гнилою соломою с крыш и обгрызывая хвосты одна у, другой, как пишут историки, они не далеко бы ушли. Нужно было отпречь и расставить их, подмазать колеса в артиллерии и обозах, причем приходилось иногда с трудом вытаскивать застывшие чеки у осей. Приходилось расчищать водопои в реках, а иногда поить лошадей из колодцев. Пищу варили большею частью на открытом воздухе. Наконец, нужно было запрягать лошадей и укладываться. Вставали рано, останавливались поздно. Если принять во внимание все предыдущее, то мало оставалось времени солдатам греться по избам: большую часть времени они оставались на морозе.

Упомянутые работы производились в потертых и выношенных шинелях и мундирах, в киверах, в обыкновенных солдатских сапогах, в плохих рукавичках. Да было довольно и такого дела, которое нужно было делать голыми руками, например: мазать колеса, распрягать и запрягать лошадей и прочее. Несмотря на то, замерзших у нас не было. Было несколько человек, больше молодых, с примороженными носами и пальцами на руках и ногах, но очень мало. С нашими солдатами случалось почти то же самое, что и в мирное время в зимние по-ходы, при всех выгодах. Штабс-капитан имел волчью шубу, у меня был тулупчик, но походом я так истаскал его, что были только остатки. Прочие офицеры были в мундирах, потертых легких шинелях, но, накидывая сверху плащи из крестьянского сукна, они достаточно согревались. Во всей роте было, может быть, с полдюжины тулупчиков на солдатах. Знали, что купить их было и негде и не на что, но мы не доискивались, откуда их доставали.

Что иностранные писатели все почти единодушно приписывают истребление наполеоновской армии голоду и морозам, то это неудивительно. Все почти имели там своих представителей, и не сознаться же им пред целым светом и потомством, что истребили их действия русских армий! Странно, что и наши историки истребление наполеоновской армии приписывают тем же причинам, не исследуя настоящих причин. И неужели позднейшее потомство останется навсегда того мнения, что наполеоновская армия истреблена не мужеством и терпением русских войск и распорядительностию генералов, а голодом и морозом!? Русская армия тоже страшно терпела, и даже, более, чем наполеоновская, так как шла сзади ее, а следовательно, должна была продовольствоваться остатками от нее. Неприятельская армия в бегстве бросала оружие и прочую амуницию и бежала с одними только пустыми ранцами, а часто и без них, между тем как наша шла в полной амуниции, даже не оставляя шанцевого инструмента. Правда, было много отставших и в нашей армии, но это происходило не от голода и холода, а от непомерных трудов. Большая часть офицеров были люди недостаточные и потому, при малом жалованье, были привычны ко всяким лишениям, но было довольно пожилых генералов и штаб-офицеров, имевших нужду в покое… От Тарутина же до Вильно, в продолжение двух месяцев, мы не проходили ни одного города, а потому, кроме скудных припасов у незначительного числа маркитантов, нигде не могли ничего достать ни за какие деньги. С трудом даже доставали самый простой курительный табак. И не только ни от кого не слышно было ропота и жалоб, но даже было в обыкновении хвалиться пренебрежением к удобствам..

Митаревский, стр. 174–177.

160

1812 г. декабря 31. – Из приказа М. И. Кутузова по русской армии в связи с окончанием Отечественной войны.

Храбрые и победоносные войска! наконец вы – на границах империи. Каждый из вас есть спаситель отечества. Россия приветствует вас сим именем: стремительное преследование неприятеля и необыкновенные труды, подъятые вами в сем быстром походе, изумляют все народы и приносят вам бессмертную славу. Не было еще примера столь блистательных побед. Два месяца сряду рука ваша каждодневно карала злодеев, путь их усеян трупами. Токмо в бегстве своем сам вождь их не искал иного, кроме личного спасения. Смерть носилась в рядах неприятельских; тысячи падали разом и погибали. Тако всемогущий бог изъявлял на них гнев свой и поборал своему народу. Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее. Прейдем границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его, но не последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата. Они жгли домы наши, ругались святынею, и вы видели, как десница вышнего праведно отмстила их нечестие. Будем великодушны: положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с обывателями покажет им ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем, но ищем освободить от бедствия и угнетений даже самые те народы, которые вооружались против России.

Материалы для истории дворянства С.-Петербургской губ., т. II, вып. I, СПб. 1912, стр. 153.

Указатель имен, помещенных в заголовках документов

Андреев Николай Иванович, батальонный адъютант 50-го Егерского полка 27-й пехотной дивизии русской 2-й Западной армии.

Антоновским Антон Иванович, поручик 26-го Егерского полка в корпусе Витгенштейна.

Аракчеев Алексей Андреевич, гр., ген. – от-арг., в 1812 г. состоял в свите Александра I.

Арндт Эрнст Мориц, немецкий поэт; в 1812 г. находился в Петербурге в качестве помощника барона Штейна по организации немецкого легиона.

Багратион Петр Иванович, кн., ген. – от-инф., командующий 2-й русской Западной армией, смертельно ранен в сражении при Бородине.

Балашев Александр Дмитриевич, ген. – адъютант, с 1810 по 1819 г. – министр полиции.

Баранов Николай Иванович, сенатор, почетный опекун Московского воспитательного дома.

Барб-Негр Жозеф, ген., во время оккупации армией Наполеона Белоруссии и Смоленской губ. был назначен военным губернатором Борисова, а затем – Смоленской губ.

Барклай де-Толли Михаил Богданович, ген. – от-инф., военный министр, командующий 1-й Западной армией; до назначения М. И. Кутузова (8 августа 1812 г.) исполнял обязанности главнокомандующего русской армией; с 22 сентября отстранен от должности.

Бертье Александр, кн. Невшательский, герцог Ваграмский, маршал, начальник штаба армии Наполеона.

Бестужев-Рюмин Алексей Дмитриевич, коллежский асессор, служил в Московском вотчинном департаменте; во время оккупации армией Наполеона Москвы был членом Московского муниципалитета.

де-Боволье Петр Людовик, гр., интендант 5-й Кирасирской дивизии армии Наполеона.

Богарне Евгений-Наполеон, герцоп Лейхтенбергский, кн. Зйхштадтский, вице-король итальянский, маршал, командир 4-го корпуса армии Наполеона; после отъезда Мюрата принял командование над остатками армии Наполеона.

Булгаков Александр Яковлевич, секретарь по секретной дипломатической переписке Ф. В. Ростопчина.

Бургонь Адриен-Жан-Батист-Франеуа, сержант гвардейского батальона фузелеров-гренадеров армии Наполеона.

Бутенев Аполлинарий Петрович, чиновник канцелярии министерства иностранных дел; в 1812 г. (с июня по сентябрь) состоял в дипломатической канцелярии 2-й Западной армии.

Вильсон Роберт-Томас, ген., английский комиссар при штабе главнокомандующего русской армией.

Витгенштейн Петр Христианович, гр., ген.-л., командир 1-го корпуса, действовавшего на правом фланге русской армии и прикрывавшего дорогу в Петербург.

Властов Егор Иванович, ген.-м., командовал в корпусе Витгенштейна частями авангарда и арьергарда.

Волконский Сергей Григорьевич, кн., полковник; с начала войны состоял в свите Александра I, затем – в отряде Винценгероде, которым был послан к Александру I с донесением; после оставления армией Наполеона Москвы командовал партизанским отрядом; декабрист.

Воронцов Семен Романович, гр., дипломат, русский посол в Англии с 4.785 по 1806 г., после чего, находясь в отставке, проживал в Лондоне.

Вязмитинов Сергей Кузьмич, ген. – от-инф.; 1812 г. (с сентября) – председатель Комитета министров и управляющий военным министерством; кроме того, ему был поручено заведывание министерством полиции и управление Петербургом.

Голенищев-Кутузов Смоленский, Михаил Иларионович, кн., ген. – от-инф… после Бородинского сражения фельдмаршал; 17 июня был избран начальником Петербургского ополчения, с 8 августа – главнокомандующий русской армией.

Голицын Александр Николаевич, кн., с 1810 г. обер-прокурор Синода.

Граверт Ю. А. Р., ген., командир прусского вспомогательного отряда, входившего в состав 10-го французского корпуса под командой маршала Макдональда, действовавшего на рижском направлении.

Гудович Иван Васильевич, гр., ген. – фельдмаршал, с 1809 по февраль 1812 г. – главнокомандующий в Москве.

Давыдов Денис Васильевич, подполковник Ахтырского гусарского полка, знаменитый партизан, поэт.

Дедем де-Гельдер, ген., голландец, командующий бригадой в авангарде армии Наполеона.

Домерг Арманд (Луи-Антуан), с 1809 г. – режиссер французского театра

в Москве; в 1812 г. выслан Ростопчиным в Макарьев. Егоров Анатолий Евгеньевич, сотрудник «Русской старины» в 1880 гг. Емельянов, крестьянин Сычевского у. Смоленской губ-, отставной майор;

организатор и предводитель партизанского отряда крестьян. Ермолов Алексей Петрович, ген.-л., начальник штаба 1-й Западной армии;

после сражения при Бородине – начальник штаба обеих русских армий.

Жиркевич Иван Степанович, поручик гвардейской артиллерии.

Ивашкин Петр Алексеевич, ген.-м., московский полицеймейстер.

д'Изарн-Шевилье, французский эмигрант, торговец в Москве.

Иловайский 4-й, ген.-м., командир кавалерийского корпуса.

Клаузевиц фон Карл, прусский майор, эмигрант; с начала войны 1812 г. состоял адъютантом ген. Фуля, затем – начальником штаба кавалерийского корпуса ген. Палена, а потом – кавалерийского корпуса Уварова; с ноября состоял в штабе корпуса Витгенштейна; крупнейший военный писатель.

Кольчугин Григорий Никитич, гоф-маклер в коммерческом банке в Москве; при оккупации армией Наполеона Москвы был членом Московского муниципалитета.

Коновницын Петр Петрович, ген.-л.; с начала войны командовал 3-й пехотной дивизией 2-й Западной армии; с 4 сентября 1812 г. – дежурный ген. при штабе Кутузова.

Курин Герасим Матвеевич, крестьянин Вохонской экономической вол. Богородского у. Московской губ.; предводитель партизанских отрядов крестьян.

Лавров, ген.-л., в начале войны – начальник главного штаба.

Ланжерон Александр Федорович (Людовик-Александр-Андро), французский Эмигрант, ген. – от-инф., командующий корпусом в армии Чичагова/

де-Лессепс Жан Батист-Бартоломи, барон, до войны – французский консул в Петербурге; во время оккупации Москвы армией Наполеона был назначен московским интендантом.

Ложье Цезарь, второй лейтенант, адъютант при штабе легкоконного (велитского) полка королевской гвардии Евгения Богарне.

Лонгинов Николай Михайлович, секретарь императрицы Елизаветы Алексеевны.

Лористон Александр-Жак-Бернар, маркиз, ген. и дипломат; с апреля 1811 г, по май 1812 г. – посол в Петербурге, после чего состоял при штабе армии Наполеона.

Маевский Сергей Иванович, ген., с начала войны состоял при штабе 2-й Западной армии, после оставления Москвы – начальник канцелярии главнокомандующего.

Мевиус Аполлон Федорович, в 1812 г. – офицер Горного корпуса.

Митаревский Николай Евстафьевич, офицер 7-й артиллерийской бригады б-го корпуса 1-й Западной армии.

Михайловский-Данилевский Александр Иванович, адъютант М. И. Кутузова, вел журнал военных действий, первый историк Отечественной войны.

Муравьев (Карсский) Николай Николаевич, прапорщик; во время войны состоял в квартирмейстерской части штаба главнокомандующего; при преследовании отступающей армии Наполеояа находился в авангарде русской армии.

Нахимов Николай Матвеевич, уездный предводитель дворянства Сычев-ского у. Смоленской губ.

Норов Авраам Сергеевич, прапорщик гвардейской артиллерии.

Оденталь Иван Петрович, чиновник Петербургского почтамта, корреспондент А. Я. Булгакова.

Опперман Карл Иванович, ген.-л., начальник Инженерного департамента; руководил возведением крепостей в Динабурге и Бобруйске; с начала войны находился при 1-й и 3-й Западных армиях, с октября состоял при штабе главнокомандующего.

Пасторе Амеде-Давид, аудитор в Государственном Совете Наполеона; при оккупации Витебска армией Наполеона был назначен индендантом Витебской губ.

Перовский Василий Алексеевич, гр., офицер-квартирмейстер казачьих войск 2-й Западной армии; при занятии Москвы армией Наполеона был взят в плен.

Платов Матвей Иванович, ген. – от-кав., атаман войска Донского, командующий казачьими полками, находился в авангарде русской армии.

Пущин Николай Николаевич, прапорщик лейб-гвардии Литовского полка.

Пюибюск А., ген. – обер-провиантмейстер армии Наполеона.

Радожицкий Илья Петрович, поручик 2-й артиллерийской бригады 1-й Западной армии.

Ростопчин Федор Васильевич, гр., ген. – от-инф.; с 29 мая 1812 г. по 1814 г. – гея. – губернатор и главнокомандующий Москвы.

Румянцев Николай Петрович, гр., государственный канцлер и председатель Государственного Совета.

Самусь (Потапов) Федор, солдат Елизаветградского гусарского полка, организатор и предводитель отряда крестьян в Гжатском у. Смоленской губ.

Свистунов Петр Николаевич, корнет Кавалергардского полка, декабрист. Сепор Филипп-Поль, гр., ген., военный писатель; в 1812 г. – адъютант Наполеона.

Снегирев Иван Михайлович, в 1812 г. – кандидат словесных наук Московского университета.

Суходольский Николай Петрович, отставной ротмистр, судья Мосальского у., начальник Мосальской кордонной стражи.

Тормасов Александр Петрович, гр., ген. – от-кав., командующий русской 3-й Западной армией; с октября 1812 г. (после соединения 3-й армии с Молдавской) состоял в штабе М– И. Кутузова.

Тутолмин Иван Васильевич, ген.-м., начальник Воспитательного дома в Москве.

Тучков 3-й Павел Алексеевич, ген.-м., командир 2-й бригады 17-й пехотной дивизии 1-й Западной армии; в сражении при Валутиной горе, тяжело раненый, был взят в плен неприятелем.

Уваров Федор Петрович, гр., командир 1-го кавалерийского корпуса 1-й Западной армии.

Фабер Готтиль Федор, чиновник русского министерства иностранных дел.

Фигнер Александр Самойлович, штабс-капитан 11-й артиллерийской бригады 1-й Западной армии, знаменитый партизан.

Четвертаков Ермолай, солдат Киевского драгунского полка, организатор и предводитель отряда крестьян в Гжатском у. Смоленской губ.

Чичагов Павел Васильевич, адмирал, командующий Дунайской армией; должен был при Березине отрезать путь армии Наполеона, но не справился с этой задачей.

Шаховской Александр Александрович, кн., литератор и театральный деятель; в 1812 г. командовал полком Тверского ополчения.

Шепелев Василий Федорович, начальник Калужского ополчения.

Штакельберг (Стакельберг) Густав Оттонович, гр., русский посланник в Австрии.

Щербаков, коллежский советник, один из уездных комиссаров Смоленской

губ. во время оккупации ее армией Наполеона. Яковлев Иван Алексеевич, отец А. И. Герцена.

Якушкин Иван Дмитриевич, подпрапорщик лейб-гвардии Семеновского

полка, участвовал в ряде сражений, декабрист. Эделинг Роксандра Скарлатовна, гр., фрейлина императрицы Елизаветы Алексеевны.

Эссен 1-й Иван Николаевич, ген.-л.; в 1810 г. – рижский военный губернатор; в 1812 г. – командующий войсками, стоящими против корпуса Макдональда.