Текст книги "Предварительные решения"

Автор книги: Евгений Сурмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Абсолютно правы, товарищ капитан. Но товарищ Геладзе ничего такого не имел в виду. Он грузин, родом из города Гори, слышали, думаю, про этот город. Русский язык не родной, поэтому некоторые моменты могут ускользать от правильного понимания.

– Скажите, товарищ Апсин, вы ведь инженер с большим опытом работы? Следите за техническими новшествами? – неожиданно вступил в беседу второй пятнистый.

– Опыт работы, как вы выразились, молодой человек, поболее двадцати лет будет. К чему такой вопрос?

– Ай, что вы с ними разговариваете, Иван Карлович! Сейчас я сделаю всего один телефонный звонок, и эти ишаки на коленях будут извиняться перед нами.

Имеющий менее чувствительную пятую точку, чем начальник, капитан все же почувствовал изменения в обстановке, и мало того что сбавил тон, так еще и обратился к подполковнику Апсину на вы, что в последнее время случалось чрезвычайно редко.

Чуть заметное движение головой, сделанное командиром «кладовщиков», Воронов заметил только потому, что все это время во все глаза смотрел на него. Практически одновременно с этим караульный с автоматом сделал скользящий шаг к Геладзе и наотмашь ударил его костяшками пальцев по горлу.

Толстяк захрипел и, схватившись за горло, бухнулся на колени.

– Рот откроешь, когда спросят. – Часовой сплюнул и, преодолевая желание пнуть капитана, отступил на шаг в сторону.

– Извините, – снова переключил внимание на себя второй пятнистый с поразительно светлыми голубыми глазами. – Забыл представиться: лейтенант государственной безопасности, – голубоглазый поднес красную книжечку к глазам Апсина, – Макаров Михаил Тимофеевич. Так вот, товарищ подполковник, к чему вопрос. Слышали ли вы о таком звукозаписывающем аппарате, как магнитофон?

– Звукозаписывающем?

– Точно. Записывает звуки, слова, предложения. И антисоветские высказывания тоже записывает. На магнитную ленту, так что в любой момент воспроизвести можно; по смыслу тот же патефон, но только более совершенный.

– И он у вас, конечно, есть?

– Конечно. Предлагаю пройти в караульное помещение, и там мы вам включим запись. Сами еще раз услышите все, что сказал этот субчик, – лейтенант госбезопасности небрежно кивнул в сторону застывшего с вытаращенными глазами Геладзе, до которого начала доходить вся серьезность ситуации.

Апсин заколебался, но инженер победил чиновника, и в сопровождении лейтенанта от безопасности ему дали послушать все, что наговорил капитан Геладзе. Прослушав запись, подполковник, пораженный не столько словами своего подчиненного, сколько наличием такой аппаратуры, скрепя сердце дал согласие на задержание Геладзе.

После того как делегация гостей, «потеряв» одного члена, отбыла восвояси, Барс, отмахнувшись от попытки Казака объяснить ситуацию, мысленно схватился за голову – ситуация оказалась патовая. Без сомнения, товарищ Апсин сейчас на всех парах мчится в Москву на доклад к начальнику ГАБТУ генерал-лейтенанту Федоренко. Где сразу по приезде и выдаст свою версию событий. А вот что делать с Геладзе, Барс не знал. Для ареста капитана РККА нужно получить санкцию прокурора округа по согласованию с наркомом обороны[45]45
   Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О порядке согласования арестов» от 1 декабря 1938 г.


[Закрыть]. И капитан Октябрьский сильно сомневался, что ее дадут из-за одного мата, пусть даже задержанный и ругался на грузинском языке.

– Илья! Звони на радиоузел, бегом! «Молния» Командиру!

Барс в очередной раз отметил дальновидность Командира, который предполагал возникновение такой ситуации. На память пришли слова, сказанные Командиром за день до отъезда Барса на новое место. «Подмосковье не наша глушь, под боком у тебя столица, там десятки различных ведомств, и у всех свои интересы. Случайно заденешь кого-то или намеренно захочет кто нас проверить на вшивость, а там люди десятилетиями оттачивали навыки крючкотворства и подковерной борьбы. Сам понимаешь, в борьбе ведомств какой-нить толстозадый бюрократ тебе сто очков форы даст, а потом еще и прав окажется. Поэтому прикинем самые вероятные ситуации и составим тебе инструкцию, но самое главное, запомни: как какие непонятки, сразу радируешь мне».

Только вот ни Командир, ни Барс не просчитывали ситуацию, когда соприкосновение с другим ведомством чуть не вылилось в реальное боестолкновение, да еще с захватом «пленного». Теперь, выходит, как на войне? ГАБТУ такая сила, что вполне может поставить крест не только на его, капитана Октябрьского, карьере, но и на всей бригаде? Или не может? Чья возьмет: обычного генерал-лейтенанта или уникального, а по-другому не скажешь, майора? ГАБТУ или первая, а если «танкисты» возьмут верх, то и единственная, бригада разведчиков-диверсантов?

Ай! Кто не рискует!

Капитан рывком распахнул дверь и выскочил на улицу, к своим бойцам. Те, окружив Геладзе, почесывали кулаки и скрипели зубами, но от активных действий воздерживались. Чуть в стороне от остальных стоял лейтенант Макаров, и по его крайне задумчивому виду было похоже, что он также не знал, что дальше делать с задержанным капитаном.

Впрочем, если бы не его вмешательство, вообще неизвестно, чем бы дело закончилось. Мордобоем или чем похуже? А по грузину видно, мерзкий тип, отпускать его нельзя, да и подпол чуть ли не в открытую пугал, что с его подчиненным связываться себе дороже выйдет. Так что семь бед – один ответ, а от ответственности капитан Октябрьский никогда не бегал.

– Илья, ты чего здесь забыл? Бегом на пост! А ты, Муха, – Барс обратился к одному из стоящих поблизости бойцов, – лётом к Задире на псарню, как раз успеешь его предупредить, чтоб собак не кормил.

Оба лейтенанта – и старший Донских, и стоящий на страже государственной безопасности Макаров – немного прихренели, но смогли удержаться от готовых слететь с языка вопросов.

– На псарню? – брови политработника взлетели вверх.

Казак споткнулся и, оказавшись за спиной Геладзе, сделал комиссару страшные глаза.

– Ну а зачем он нам? – Барс сплюнул под ноги толстяку. – Скажем, сам рванул, дурашка, и случайно у клеток оказался. А собачки вырвались, какой с них спрос. Влепим Задире четыре наряда вне очереди, а потом отпуск домой дадим.

– А что, правильно! А то следователь приедет, и начнется волокита. А так труп предъявим – хочет, Тумана, хочет, Шарика пусть допрашивает.

– Да он только обрадуется, акт о несчастном случае подпишет, даже не читая, – подключился к обсуждению Макаров.

– Слышал, толстый, – Казак с кажущейся небрежностью заехал локтем в печень Геладзе, – пара минут у тебя осталась; если верующий, молись.

Капитан от удара скособочился, а лицо, по которому уже текли крупные капли пота, на глазах посерело.

– Может, ему морфина вколоть пару кубов? Мы же не звери, – спросил комиссар, с жалостью посмотрев на оплывшего «танкиста».

– А если вскрытие, вы подумали? Пусть потерпит, там делов-то на один чих.

Так, мило болтая и практически таща грузина под руки, компания успела пройти еще несколько сотен метров. А потом из-за угла раздался леденящий душу вой. Толстяк дернулся, пытаясь отскочить назад, и забился в руках держащих его командиров, бешено мотая головой.

– Да что ты уперся-то! Почти дошли. – Казак взял Геладзе за шиворот и дернул вперед. Увы, этим он добился только того, что капитан завалился грудью на снег.

А через несколько секунд, едва Геладзе успел приподнять голову над землей, на него, захлебываясь лаем, бросилась собака. Огромный темный комок шерсти, вывалив язык и брызгая слюной, несся прямо на Отара, закрывая собой небо, и капитан, не выдержав, закричал.

– А-а-а! Скажу! Всё скажу!

Уже через час гражданин Геладзе заканчивал давать показания о своей, мягко говоря, преступной деятельности. Когда лейтенант Макаров осознал, что ему говорит задержанный, волосы на его голове встали дыбом. Выходило, что в Москве и области действовала не просто сплоченная банда, а целое криминальное сообщество, образованное по национальному признаку. Еще больше изумляло, что преступники занимались не банальным грабежом и разбоем, а хищением государственного имущества с последующей его реализацией. Если верить Геладзе, бандитам удалось наладить сбыт похищенных товаров не только через спекулянтов и колхозные рынки, но и склонить к преступной деятельности нескольких директоров советских магазинов.

Но самый большой шок Макаров испытал, узнав, что хищение народного добра происходит, так сказать, в тесной спайке с кладовщиками, призванными это самое добро беречь. Лейтенант отнюдь не был наивным человеком, но размах и наглость существующей, можно сказать, в самом сердце государства банды поражал. Не останавливаясь ни перед чем, бандиты проталкивали на ключевые должности своих соплеменников, используя весь арсенал незаконных способов, начиная от подкупа и заканчивая убийствами.

Когда уже в темноте (почти ночью) за «еще капитаном» приехали (к сожалению, не на черном «воронке», а на бледно-зеленом раздолбанном автобусе ГАЗ-03-30) товарищи из НКВД, то есть уже НКГБ; лейтенант Макаров с большим облегчением передал им арестованного, радуясь, что дальше разбираться со столь щепетильным делом будут уже без него.

В нескольких десятках метров от лейтенанта, в палате лазарета радовался курсант Николай Задира. Пусть он сорвал голос, имитируя злобный собачий вой, и сейчас может разговаривать только шепотом, зато как на него смотрел Барс, как двинул в плечо Чингиз. «Молоток», – успел бросить на ходу спешащий куда-то комиссар.

Целый день ребята таскали ему всякие вкусности, а Задира, красный от смущения, так и не решился сказать, что глотать сейчас ему не то что пищу – слюну очень больно, вот и стоит прикроватная тумбочка, заваленная едой. Но еда не главное, главное – боевое братство.

Еще двумястами метрами южнее в своем вольере спала самая небоевая восточноевропейская овчарка на свете по кличке Балбес. Кинолог, старший сержант со смешным позывным «Гав», махнул на Балбеса рукой и отчаялся бороться с врожденным дружелюбием и пофигизмом пса. Поэтому днем Балбес оказался единственной собакой, находящейся в вольерах и не занятой на патрулировании границ базы. Собачий ум не мог связать воедино нежданно свалившееся на него поощрение в виде мозговой кости с приличным кусом мяса и чуть ранее произошедший эпизод, где ему не дали поиграть с «Большим», оттащив буквально в последний момент. Впрочем, это нисколько не мешало Балбесу видеть сон, где он все-таки добрался до человека и, повизгивая, к их обоюдной радости, вылизывает его лицо своим шершавым мокрым языком.

Глава 5
Барс. Первые шаги

Конец февраля 1941 г. Подмосковье. 2-я база ККУСС

Дум!.. Дум!.. Дум!

Резкий звук ударов металла о металл вывел уже несколько минут стоящего у окна военного из задумчивости, и он чуть раздраженно посмотрел на часы.

«Вот сделали молотилку на свою голову. Весь день долбают, уже и не замечаешь, а тут что-то особенно звонко. Хотя у нее работа такая, а мне пора ехать, встречать гостей».

Неделю назад, пока лейтенант Макаров заканчивал фиксировать показания Геладзе, Барс смог связаться с Командиром и вкратце обрисовать сложившуюся ситуацию. Командир обещал разобраться и посоветовал на всякий случай усилить бдительность: аппаратные игры, они такие, кажется, еще секунду назад был на коне, а уже мордой по самые уши в этом самом. А вчера пришла ответная радиограмма – «Порядок. Прилетаю завтра, подробности при встрече».

Волнительно? А как же! История с «танкистом» Геладзе – это одно, а показать, что они за это, прямо скажем, короткое время сделать успели – совсем другое. А успели-то ой как немало.

Главное, провели электричество, благодаря чему обеспечили людей нормальным жильем. Для личного состава построена небольшая, но теплая казарма с кухней, лазаретом и баней.

Оборудован периметр и забором, и полосой отчуждения. Овчарки из закавказской школы служебного собаководства ГУМ НКВД, опять же, натаскиваются, и вольеры у них теплые: собака не человек, ее беречь надо. Хотя натаскиваются – громко сказано: сильные, выносливые, прекрасно вышколенные псы скорее знакомились со спецификой нового места службы. Только вот шутка кинологов – Балбес, единственный восточноевропеец среди немцев, нагло игнорирует график боевого дежурства. Да и черт бы с ним, заслужил.

Построены и уже эксплуатируются две ремонтные мастерские. Одна, побольше, для видимости, для налаживания «мостов» с местными, там ремонтируется не только бронетехника, но и трактора, и даже автомобили ближайших колхозов.

А куда деваться? Не можешь спрятать – выстави напоказ; зато теперь каждая собака (за исключением Балбеса) в округе знает, что «строють» склады для хранения опасных инженерных припасов. Хранить будут даже не взрывчатку, а очень опасную химическую дрянь. Потому-то и строгости такие.

Вторая, поменьше, мастерская укрыта в ложбинке, за высоким забором. А там потерявшие всякий стыд техники ваяют всякие «кракозябры», то есть на корпуса танков ставят самое разнообразное оборудование. По неизвестно как сложившейся традиции на танки семейства БТ больше ставят что-то гражданское: цистерны, мощные лебедки, разнообразные отвалы и тралы. А на Т-26 почему-то предпочитают ставить вооружение, начиная от зенитных пушек и пулеметов и заканчивая направляющими для реактивных снарядов.

Получается, как правило, не очень, все-таки техник – это не инженер-конструктор с высшим образованием. Но многие идеи, в принципе, выглядят очень даже интересно. Об этом тоже нужно рассказать Командиру, у него-то на такие дела нюх.

А вишенкой на торте будут самоходные минометы: 82-мм на базе танкетки Т-27 и 120-мм на базе танка Т-26. Сделанные самоходные минометы постоянно ломались, но Барс нутром чувствовал их потенциал.

Чувствовал он и непередаваемую словами сопричастность к величию Родины. На фоне того, что прямо здесь и сейчас под его руководством рождается новый тип военной техники, история с Геладзе теряла значимость и переходила из разряда событий в разряд мелких инцидентов.

Когда Барс узнал об исключительном статусе бригады и ощутил, как жмут ему капитанские петлицы, он ничего, кроме навалившейся ответственности, не почувствовал. А вот сейчас его распирало чувство всесилия: казалось, протяни руки – и сорвешь шапки с горных вершин, нахмурь брови – и генералы шеренгой вытянутся во фрунт.

Для того чтобы Барс наконец осознал себя не просто капитаном-разведчиком, а одной из ключевых фигур новой компоненты армейской оперативной разведки, месяц руководства подмосковной базой дал больше, чем все время его знакомства с Командиром.

Теперь непосредственно в лагере командовали Казак, Чингиз и сразу впрягшийся в дела базы, а вернее стройки, лейтенант НКВД Макаров. Барс с комиссаром, Балаковым Федотом Никифоровичем, уже получившим позывной Испанец, почти все время проводили в каких-то переговорах-разговорах с местными. Оказалось, база уже на стадии строительства пожирает просто колоссальное количество самых разнообразных ресурсов, начиная от муки и заканчивая гвоздями.

Только здесь Барс осознал, насколько тепличные условия у него были на прежней базе и сколько еще нужно вложить организаторского таланта, чтобы и тут все заработало как часы. И порадовался, что у него есть Испанец.

Позывной пришелся Федоту Никифоровичу по душе, хотя он сразу при первом знакомстве, вкратце рассказывая о себе, пояснил, что в Испании он пробыл ровно четыре дня. Три из них – в госпитале с аллергической реакцией на что-то местное. Потом самолетом был эвакуирован в Советский Союз, где еще неделю провалялся на больничной койке, пока не спал отек легких.

С комиссаром Барсу откровенно повезло. От роду Федоту Никифоровичу было 37 лет, отличался он житейской мудростью и умением найти общий язык с любым собеседником. И, пожалуй, в отличие от Рашида Рашидова, которого за въедливость и принципиальность начсостав бригады между собой иначе как Клювом и не называл, более снисходительно относился к проявлению человеческих слабостей.

Без Испанца вряд ли получилось бы так быстро договориться с работниками Запрудненского стекольного завода. А он еще и с Толдомским горсоветом договорился и даже до Дубны дотянулся. Ну и, само собой, с близлежащими колхозами у нас теперь полная спайка. И это всего за месяц! Незаменимый человечище!

На этот раз от размышлений Барса оторвала тишина, наступившая за очередным «дум». Прекращение работ по забиванию свай значило, что пилот самолета радировал о подлете, а радист, принявший сообщение, подал сигнал строителям. Следовало поторопиться.

Выскочив на крыльцо, капитан Октябрьский встал перед выбором, на чем ехать. Пешая прогулка исключалась сразу: взлетно-посадочная полоса находилась на другом конце базы, да и месить грязь желания не было. Как и любая стройка с земляными работами, да еще зимою, территория части в центре представляла собой черно-коричневую с вкраплениями белых пятен полосу препятствий разной степени проходимости. Личный состав там передвигался исключительно по ниткам настеленных досок или на гусеничной технике.

Ехать на мотоцикле с большой вероятностью значило изгваздать форму, а сделать хоть один квадрик так и не дошли руки. Оставалось два варианта: на танкетке напрямик по колдобинам или с комфортом, но в объезд центра вдоль забора.

Комфорт обеспечивал ПТКП (передвижной тактический командный пункт) – так группа техников обозвала свое слепленное на основе грузовика ЗИС-6 детище. Убрав кузов, умельцы на всю длину базы продолжили кабину, заодно сделав ее выше. Покопались во внутренностях, усилили рессоры, поставили лебедку и еще одну мощную фару на крышу кабины. Все это покрасили в бело-зеленую клетку и назвали «Арктический крокодил».

Внутри установили модернизированную радиостанцию РБ, два откидных столика (поменьше для радиста, побольше – для работы с картами), четыре комфортных сиденья, провели освещение и даже впихнули электрогенератор.

Вооружен «Крокодил» был пулеметом ДШК, установленным на крыше, для чего там пришлось установить люк и поставить усиленный каркас.

Барс посмотрел на танкетку, поморщился, вспоминая прошлую поездку, и решительно направился к «Крокодилу».

Встречать Командира у трапа выстроилась целая делегация. Барс, Казак, Чингиз и стоявшие вроде бы рядом, но наособицу политрук с особистом. Прислушиваясь к себе, Андрей с удивлением понял, что уверенность и даже некоторая бравада сменились тревожным ожиданием, как будто в ожидании результатов важного экзамена.

С другой стороны, так оно и есть – экзамен, чего уж; приняв эту простую мысль, Андрей даже несколько успокоился. Первый и единственный раз Командир приезжал сюда, когда в чистом поле стояла одна палатка да пыхтел рядом генератор, не давая замерзнуть группе рекогносцировки. А сейчас пусть недостроенная, но обжитая боевая часть, и спрос тут за все с него, с капитана Октябрьского.

По трапу (хотя чего там, того трапа – две ступеньки), Командир спустился тяжело. Впрочем, скорее всего, никто, кроме Барса, этого не заметил. Спрыгнув на землю, Командир бодро, хотя и чуть прихрамывая подошел к встречающим.

– Здравствуйте, товарищи. Здорово, Андрей. Как вы тут? Справляетесь?

– Ну, вроде того. Хотя иногда возникает желание, знаешь, взять что-нибудь и вот так вот об колено – хрясь! Чтоб брызги во все стороны.

– Я тоже без вас совсем запарился. Еще пальцы крутит, старею, наверно. Ладно, лирику в сторону, времени мало, давай знакомь. Эти две морды захочешь – не забудешь, – кивнул Командир в сторону лыбившихся Казака с Чингизом, – а вот с остальными товарищами я знаком только заочно.

– Знакомьтесь: батальонный комиссар Балаков Федот Никифорович. Позывной «Испанец».

– Майор Самойлов Виктор Степанович, для своих Командир.

Мужчины пожали друг другу руки, а Барс указал глазами на второго, стоявшего левее комиссара, военного.

– Лейтенант государственной безопасности Макаров Михаил Тимофеевич. Позывной «Макар».

– Майор Самойлов Виктор Степанович, можно Командир, – прилетевший пожал вторую руку, удивляясь редкому, прямо-таки васильковому оттенку глаз безопасника.

Тратить время попусту Командир не собирался и уже через несколько минут, обменявшись с встречающими едва ли парой фраз, отправил Чингиза, комиссара и особиста на «Крокодиле» обратно. А сам, прихватив Казака и Барса, решил прогуляться по базе на своих двоих.

– Значит, так, – Командир с видимым облегчением воткнул трость в снег, давая отдых обмороженной в финскую ноге, – в целом все для нас закончилось благополучно. Можно сказать, ва-банк пошли и выиграли.

Посмотрел на расплывающиеся в улыбке лица подчиненных и добавил:

– Рано радуетесь. Сначала по официозу. Старшему сержанту Ивлеву и сержанту Свиридову объявляю благодарность. Доведешь потом сам, Андрей. А вот вам, субчикам, я бы с радостью взыскание влепил. На ваше счастье, победителей не судят. Бывает, что игрок срывает банк и потом, если у него хватает ума завязать с игрой, живет долго и счастливо. А вот те, кто продолжает играть, кто раньше, кто позже неизбежно теряют всё. Исключений не бывает. Согласны?

– Согласны.

– А вон, – Командир ткнул тростью в показавшиеся черные точки, – песики? Я правильно думаю?

– Да. Похоже, шум самолета не понравился. Ушли, а сейчас возвращаются.

Барс перехватил укоризненный взгляд майора и кивнул:

– Исправим. Посадим парочку, чтоб безвылазно тут находились. Да и откуда было знать, первый борт сейчас приняли. Из всего аэродромного оборудования стационарно, можно сказать, только шест с конусом имеется.

– Хорошо. Так о чем я? С этим Геладзе мы, считай, банк сорвали. История такой фортель дала – получилось, что я генерал-лейтенанту Федоренко неслабую услу-гу оказал.

– А какую, Командир? Если не секрет.

– Секрет, но не от вас. Предупредил я его, в какую ситуацию он влип через своих подчиненных и что об этом доложено лично товарищу Сталину. А мог бы не предупреждать.

– Погоди, Командир! А это-то ты откуда знаешь?

– Так я сам и доложил. Когда преступник называет себя родственником вождя, это дело политическое, тут лучше перебдеть. Да и помощники твои, Макар с Испанцем, уверен, через свое руководство доложили.

– О… хренеть! А что товарищ Сталин?

– А что товарищ Сталин? Недоволен был товарищ Сталин. Разберемся, сказал товарищ Сталин.

Внезапно Казак остановился и замер, причем губы его пришли в движение, пытаясь вытолкнуть изо рта какие-то слова. Наконец старший лейтенант Донских вздохнул, сглотнул и смог членораздельно сформулировать свою мысль.

– Выходит, сам товарищ Сталин знает, что есть такой, служит Мишка Донских?

– Аха, знает. А еще знает, что этот Мишка чуть капитана с подполковником из пулемета не пристрелил.

– Командир! Не собирался я стрелять-то! Пугнул только слегка! – Выражение лица Казака стремительно изменилось, став немного растерянным, как у незаслуженно обиженного ребенка.

– Пугнул?! Ты какого хрена вообще в караулке делал? И, кстати, Барс! Где там начкар был?

– Да он одновременно со мной прибежал, просто я ему велел из караулки не выходить, и без него там столпотворение перед воротами было.

– Ну ладно, коли так. Вообще, по большому счету это моя недоработка. Привыкли вы в лесу жить и в собственном соку вариться, а тут столица под боком. Недостаточно хорошо, похоже, я донес до вас мысль, что такие вот игры с оружием ставят под удар само существование бригады. А если бы не расколи вы этого урода? И что бы тогда делали?.. Молчите?! И правильно молчите. Чистое везение. И как, ты там говорил, пса зовут?

– Балбес. Ну и Задира отличился.

– Скажи ему, что принят в штат, и натаскивай по физухе. К маю определимся с ним.

– Хорошо. Это его обрадует лучше всякой благодарности. Куда сейчас? К мостам?

Командир остановился и, не торопясь отвечать, стал разглядывать овчарку, которая так и шла за ними на удалении нескольких метров, не проявляя признаков агрессии, но и не отставая.

– Эти вообще не лают?

– Очень редко. Так что с Балбесом действительно повезло.

– Вот чтобы больше такого везения не повторялось, выходить с оружием за территорию базы запрещаю. Перелезут забор – бей на поражение, а размахивать перед носом гостей нечего: неизвестно, кого сюда может занести.

– Я тут думал, почему так случилось, и считаю, что нужно изменить кое-что в обустройстве прилегающей к КПП территории.

– Андрей, ты здесь хозяин, считаешь, на пользу – изменяй. Но если тебе интересно мое мнение, излагай, чего удумал.

– Понимаешь, Командир, у нас тут все устроено так, чтоб реальное нападение отразить. А надо, наверное, больше демонстрационно, ну, напоказ, и пушку, и пулемет выставить. Чтобы, кто ни приехал, желания права качать даже не возникало. Шлагбаум поставить можно.

– В целом согласен. Верно. Шлагбаум не нужно: кто его открывать будет? Вместо него расставь на дороге бревна, так, чтоб могли только змейкой медленно подъехать. Пушку оставь, а пулемет перенеси на крышу, мешками с песком обложи. Или вообще найди ствол от авиационной пушки, пусть хоть неисправный, главное, чтобы вид имел внушительный. И еще знаки предупреждающие расставь. Типа «Стой, зона повышенной опасности!» или «Опасность химического заражения!». «Часовой стреляет без предупреждения!» тоже вроде ничего смотреться будет.

– Ясно. А может, «осторожно, мины» добавить?

– Хм. Думай сам, но это скорее по периметру, чем перед КПП. Слушайте, а чего у вас псы на одном месте лежат? Я думал, они бегать должны.

– Так это Гав предложил, говорит, так собак труднее заметить и рассчитать интервалы, когда проскочить можно. Кстати, Командир, не помнишь, кто Борису такое прозвище дал?

– Гы, а если их в белые маскхалаты одеть, то вообще, пока не наступишь, не заметишь.

Барс с Командиром одновременно посмотрели на Казака, который, было похоже, еще находился под впечатлением от полученной информации.

– А что, проверим. Интересная идея. – Барс достал толстую и уже потрепанную записную книжку и быстро что-то черкнул туда.

– Так… старший лейтенант Донских, вдоль периметра, пока мозги не проветрятся, бегом марш!

Проводив взглядом удаляющуюся спину Казака, командир ткнул тростью в сторону скопления инженерной техники:

– А мы потихонечку вон туда прогуляемся. Не торопись, Андрей, тут всего пара километров, а новостей у меня целый ворох.

Подстроиться под шаг опирающегося на трость собеседника Барсу труда не составило.

– Как там наши, Командир?

– Хочешь спросить, не забыли ли еще тебя? Нет. Девки голосят навзрыд, парни украдкой смахивают со щеки скупую мужскую слезу.

– Да ты что! И Пласт смахивает?

– Ерофеич-то? Ерофеич нет, он сокрушается, что мало чему научить тебя успел, и дрын свой ясеневый при этом в руках вертит. А если серьезно, ты же видел, из самолета в машину твою зеленую мешки перекладывали. Там и письма для вас, и корзина с пирожками, и подарки всякие. Вообще, люди почему-то решили, что вы не к цивилизации поближе уехали, а минимум, как челюскинцы, на край света. Сам потом посмотришь.

– Хорошо.

– Тяжело без вас, кто остался, зашиваются, и я не могу на базе чаще быть. Сейчас наверху такие движения идут, титанические, я бы сказал. Пока результаты не видны, да и неясно, куда кривая вывезет, но чтоб вывезла в нужную нам сторону, приходится соответствующие усилия прилагать.

– Ясно. Я тоже тут верчусь, как в одно место ужаленный. Хорошо с Испанцем мне повезло, вообще не представляю, что бы без него делал. А на стройке у нас этот, как его, триумвират. Казак, Чингиз и Макар втроем еле справляются. Как подумаю, что через два месяца еще двести чужих гавриков приедут, волосы дыбом.

– Справишься. За жизнь вечером народ соберем и поговорим. А сейчас информация для твоих ушей. Слушай и запоминай.

Командиры рефлекторно подобрались и по привычке осмотрелись, фиксируя окружающее их пространство.

– По Геладзе. Оказалось, он кокаинист, так что пел соловьем, сдавая подельников. Следак из военной прокуратуры, который дело вел, говорил, что процесс будет погромче Шахтинского.

– Говорил? А сейчас не говорит?

– Геладзе вчера повесился в камере.

– Он же должен был на Лубянке сидеть!

– Там и сидел, в одиночке.

Барс, пораженный не столько смертью малоприятного ему человека, сколько тем, что произошло это во внутренней тюрьме НКВД, где, казалось, и мышь не должна пищать без особого разрешения, остановился.

– Как это могло произойти?

– Андрей, да откуда я знаю-то. Проведут внутреннее расследование, накажут кого-нибудь. Но дело, считай, развалилось; конечно, кого-то посадят, кого-то с работы турнут. Да, полковника этого, Аспина, в Киев перевели – считай, понижение.

– И что теперь, Командир?

– А ничего. Будем служить, как служили, но ты теперь видишь, насколько тут все серьезно? Постарайся, чтоб больше таких инцидентов не было. И на всякий случай запомни, что в Москве остались люди, которым ты крупно насолил, и эти люди могут достать человека в спецтюрьме НКВД. Вряд ли они что-то против нас предпримут, смысла нет, но зарубочку в памяти сделай.

– Сделаю. И Казаку, и всем остальным втык дам, пусть проникнутся.

– Поехали дальше. У тебя казарма для курсантов на какой стадии готовности сейчас?

– Да в общем-то ни на какой. Хочу сначала мосты, хотя бы парочку, сделать.

– Оставь мосты и все силы бросай на казармы – стены, крыша. И делай навырост, чтоб в случае чего и четыреста человек смог принять.

– Четыреста! Командир, а тренировать где? Мы тут уже по всей границе в колхозы уперлись. Зачем такая спешка?

– В верхах настроения меняются. В войну этим летом все еще не верят. Молотов и практически все промышленные наркомы прямо спрашивают: вы, товарищи, ухи переели? У нас перевооружение в разгаре, а вы план хотите в унитаз спустить. Но в некоторые военные головы все же закрался вопрос: а если вдруг, то насколько мы готовы?

Наверно, меня все-таки выкинули бы из армии, если б не, как говорят капиталисты, мощное лобби. Жуков, Шапошников и Мехлис, скажем так, обеспокоены. Да что Георгий Константинович, даже Тимошенко ко мне подобрел.

– Дела.

Барс остановился перед доской, брошенной на перепаханную гусеницами землю. Которая, в свою очередь, являлась началом разветвленной системы переходов, накрывших грязно-коричневое пятно стройки.

– Тут дальше только гуськом по доске, иначе сразу сапоги потеряешь. Сейчас-то тут получше, что-то подмерзло, что-то утоптали, а вначале не подумали, гусеницами в месиво все превратили. Еще ключ сковырнуть умудрились. В общем, весело было.

– Давай тут постоим. В общем, все эти бурления наверху могут привести к тому, что курсантов ты получишь больше, но зато раньше. Ясно?

– Да куда уж ясней. А с территорией как быть?

– Нарисуй план, чего бы ты хотел себе урвать, попробую помочь твоему горю.

– Нарисуем, нарисовать-то не проблема. Справимся даже без Валеры. Кстати, как он там? Не в курсе, Командир?