Текст книги "Рыбья кровь"

Автор книги: Евгений Таганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Ну что ж, будь по-вашему! Разгневанный Дарник удалился на свой Черный Камень. Здесь, в привычном одиночестве, чтобы не терять зря время, он принялся строить свои первые метательные машины, о которых прочел в ромейских свитках.

Сначала у него получился малый камнемет, который представлял собой в три раза увеличенный арбалет. На ложе он сделал широкую выемку, чтобы по нему можно было выстрелить камнем величиной с репу, а в самой выемке – канавки для трех лучных стрел. После нескольких проб десятифунтовый камень со свистом улетел прочь и в ста шагах переломил ствол молодой осины. Тремя стрелами в дальнюю цель Дарник, как ни старался, не попал, но и не огорчился – ведь они должны были лететь в толпу, а там уж непременно кого-нибудь да зацепят.

Вторым орудием стала большая пращница. Высоко между двух деревьев он установил перекладину, на которой свободно вращался длинный брус. На коротком конце бруса прикрепил большую корзину и два мешка, наполненных камнями, на длинный конец бруса прицепил пращу в полсажени. Оставалось только веревкой притянуть верхний конец к земле и отпустить, и противовес сообщал брусу нужный пружинный разворот. Камни с человеческую голову, положенные в пращницу, уносились в чащу с такой стремительностью, что первое время Дарник не мог даже проследить, куда именно они улетели. Зато после недельных испытаний перед пращницей в лесу образовалась целая просека переломанных деревьев, и было понятно, что любые деревянные стены на двести – триста шагов также обречены на полное разрушение.

В разгар испытаний к нему на Черный Камень пожаловала целая делегация ходоков с Сизого Луга звать его обратно. Оказалось, к ним из Заволочи явились четыре двадцатилетних перестарка выбирать себе вторых жен, и никто не знает, как от них избавиться. Против такого почетного и важного возвращения трудно было что-либо возразить. Отыскав бойцовские рукавицы, Рыбья Кровь последовал за ходоками.

Заволочские перестарки действительно установили на Сизом Лугу свое полное господство: высмеивали парней, цеплялись к девушкам, никому не давали ни минуты покоя. Сами из себя они не представляли ничего особенного – ну, по-мужски крепкие, ну, бородатые, ну, бесконечно уверенные в себе. Но среди каменецких парней были ничем им не уступающие бойцы, вот только преимущество в возрасте намертво сковывало их. Для Дарника такого препятствия не существовало, он просто надел рукавицы и вышел в зрительский круг. Его расправа была короткой и не блистала разнообразием: ложный замах левой рукой и короткий выстрел правым кулаком – и четыре наглеца, лежа на земле, пытаются понять, что с ними произошло. Солидный кулачный опыт научил бежецкого бойника, что самый надежный удар – это в подбородок, но сейчас он попал лишь в два подбородка, третий заволочец нырнул головой вперед, и в результате Дарник сломал ему нос, а по четвертому Рыбья Кровь промахнулся сам, ожидая такого же нырка, попал кулаком в кадык и тем самым едва не прикончил противника.

Зрители стояли притихшие и испуганные, никто не решался поздравлять Маланкиного сына с таким выдающимся результатом, словно перед ними был не их скромный знакомец, а некий злой дух, вызванный с Черного Камня. Прежнего отношения уже не будет никогда, понял Дарник и, побыв для приличия какое-то время, молча удалился со ставшего совершенно чужим места веселья и забав.

Он не очень удивился, когда Клыч сообщил ему, что остальные их трое «соратников» полностью отказались идти в большой мир.

– Значит, пойдем вдвоем.

– Как вдвоем? – изумился каменчанин.

– Если стоять спина к спине, то это то же самое, что десять бойников, – объяснил Дарник.

– А куда мы пойдем? На запад или юг?

– Мы не пойдем, а поплывем. На восток.

– Прямо в Арс? – усмехнулся Клыч.

Арсом назывался зловещий город арсов-русов, где всех пришлых людей убивали без всякого разбора.

– Дойдет очередь и до Арса.

Тревогу Клыча можно было понять, там ватаги в двадцать крепких парней исчезали без следа и каких-либо слухов, а что смогут сделать они вдвоем, причем на самом опасном пути из всех возможных? На восток это означало попасть на Танаис, главную водную магистраль, где под видом купцов часто скрывались ладьи разбойников и охотников за рабами, которые при удобном случае не прочь были заняться своим основным промыслом.

Еще готовясь к походу впятером, они с напарником и другими парнями заготовили большое количество воска, с тем, чтобы выменять его у Тимолая на дорогие женские украшения, которые могли им пригодиться в пути в качестве денег. Теперь запасы воска они поменяли на крепкую двухместную лодку-дубицу. Другие сборы заняли у них еще около месяца. Клыч из дома натаскал немало ломаного железа, за которое Вочила выковал каждому из них по лепестковому копью, вернее, по наконечнику, которое парни сами должны были насадить на древко. У Тимолая Дарник выпросил образец арабского метательного диска, губительного для незащищенных доспехами лошадей и воинов, по нему Вочила изготовил целую дюжину остроконечных звезд с отверстием посередине для устойчивого полета. Пробы нового оружия привели друзей в восторг – диск летел на семь – десять шагов и глубоко врезался в кору деревьев. Подготовлены были также нужные продукты, одежда, дорожный инвентарь.

Вочила, узнав, что Дарник собирается уезжать, сильно забеспокоился и, не надеясь отговорить своенравного племянника, преподал ему несколько боевых уроков: показал, как стрелять из дальнобойного лука, и научил нескольким приемам единоборства. Особо понравился и запомнился Дарнику удар мечом с разворота, когда боец полностью поворачивался вокруг своей оси на одной ноге и наносил удар, который трудно было предугадать.

Весна в год пятнадцатилетия Дарника выдалась ранняя. Снег и лед быстро сошли, и в прозрачном лесном массиве стало тепло как летом. Оставалось подождать только несколько дней, чтобы ночью можно было обходиться без теплой одежды и лишних одеял.

Но буквально накануне отплытия Клыч огорошил Дарника известием, что родичи требуют, чтобы он женился, мол, уйдешь на все четыре стороны только после того, как оставишь нам своего собственного сына. То же самое, не сговариваясь ни с кем, внушала сыну и Маланка, но Дарник только шутливо отмахивался, прекрасно понимая, что одна с невесткой и внуком она в своей землянке просто не справится.

Напарнику было сложнее, его уже заставили перейти в землянку к молодой и пока еще бездетной вдове его погибшего зимой старшего брата. Клыч пытался оправдываться, говоря, что, как только жена забеременеет, он тут же тронется в путь. Дарник ему уже не верил: после беременности будет что-то еще, потом еще, и так до бесконечности. Он уже чувствовал, как и собственная решимость начинает его покидать. Все его раздражало: крикливая Бежеть, строгая Каменка, бессмысленные лесные тропы, мелкие ручьи и речушки, даже общение с Вочилой и Тимолаем казалось уже несносным и скучным. Он вынул из них все их знания, и больше они были ему неинтересны.

Мысль об одиночном уходе из Бежети показалась ему сперва совершенно безумной. Одно дело – идти за ратной долей впятером или даже вдвоем, не боясь хотя бы лесных зверей, и другое – одному, когда никто никогда не узнает даже, как именно ты погиб. Будут вспоминать как самонадеянного безмозглого мальчишку, и только. Но чем дольше он думал об этом, тем допустимей все представлялось.

Нужен был лишь какой-то добавочный толчок, чтобы сделать последний шаг. Весь апрель Дарник упорно выжидал, уже зная, что непростительно опоздал: к тому времени, когда он доберется до Корояка, столицы северного княжества, князь со своей дружиной и ополчением уже уйдет в поход.

И тут вдруг после десятилетнего отсутствия в Каменку вернулся княжеский гридь Зрок Весельчак, у которого боевых шрамов было больше, чем ссадин у любого из подростков. Весельчаком его прозвали за то, что он никогда не смеялся даже в отрочестве. Жизнь на чужбине сделала его характер еще более угрюмым. Но на такую мелочь мало кто обращал внимание, главное, что он вернулся, бывалый мужчина с целыми руками и ногами и даже с большим кошелем серебряных милиарисиев и дирхем, да еще в сопровождении двух слуг, которые несли всю его тяжелую поклажу от самого Корояка. Любая молодка на Сизом Лугу с вожделением смотрела на него и ждала только, когда детвора и подростки хоть немного отцепятся от удачливого воина. Один лишь Дарник не разделял общих восторгов. Даже про шрамы высказался, что они бывают только у плохих воинов, хорошие оставляют шрамы у врага, а себя умеют хорошо защищать. Разумеется, его слова тотчас передали Весельчаку вместе с рассказом, как Рыбья Кровь расправился с четырьмя заволочцами. Слышать это тридцатилетнему гридю, проведшему десять лет в походах и даже побывавшему в Романии, было совсем не по вкусу. И уже при следующем появлении Дарника в Каменке Весельчак стал задирать его, вызывая на поединок.

– Вот только сражаться на деревянных мечах не для меня. А на настоящих боишься? – с вызовом спрашивал он.

Дарник не боялся, просто не знал, как объяснить пришельцу, что меча у них с Маланкой нет, а просить у кого-нибудь из дядьев он не мог и не хотел.

– Мне меч не нужен, у меня есть клевец.

– Как хочешь. Давай и так.

Посмотреть на то, как непобедимый Рыбья Кровь сразится с Весельчаком, на Сизый Луг явились все взрослые мужчины Каменки. Их присутствие Дарник воспринял со вздохом облегчения. На глазах родни Зрок вряд ли осмелится убить подростка. Поранить, покалечить – да, убить и быть навсегда изгнанным из Каменки – едва ли. Хотя, с другой стороны, может, как раз изгнания Весельчак и не страшился. Отправится опять служить князю своим мечом, и только. Словом, размышления Маланкиного сына перед поединком с ветераном-гридем были не самые радужные.

Разительное несоответствие вооружений обоих поединщиков бросалось в глаза даже неискушенным зрителям. С одной стороны, был большой тяжелый меч и нарядный круглый щит со стальным умбоном посередине и железной окантовкой по краю, с другой – невзрачный игрушечный клевец и самодельный прямоугольный щит с поперечными железными ребрами жесткости. Но зрители хранили молчание – дерзкий бежечанин уже давно всем в Каменке надоел, и хотелось, чтобы его как следует проучили.

Первый удар меча Дарник парировал, подставив широкую крестовину клевца, второй принял на обитое железом древко, а третий нанес сам, быстрым движением подцепив клевцом, как крюком, выставленную вперед ногу гридя. От неожиданной подсечки тот мигом растянулся на земле.

Зрители засмеялись. Взбешенный Весельчак вскочил и обрушил на противника град беспорядочных ударов. Дарник подставлял щит под острым углом, и меч скользил по ребрам жесткости, не причиняя щиту ни малейшего вреда. На пятом или шестом ударе Рыбья Кровь подловил противника еще раз и, зацепив меч клювом клевца у самой рукоятки, выбил его из рук Зрока. Ответом был новый взрыв хохота у зрителей. Когда Весельчак в третий раз изготовился к поединку, Дарник сам перешел в наступление, и теперь уже Весельчак должен был проявить все свое умение, чтобы отразить его удары, пугливо при этом отдергивая ноги, опасаясь повторной подсечки. Отступая, он умудрился поскользнуться и вновь оказался на земле. Но силы у Рыбьей Крови тоже были на исходе, поэтому, ринувшись вперед, он наступил ногой на меч противника, а крестовиной клевца придавил Весельчаку беззащитное горло. Вздох разочарования прошел по рядам зрителей.

Любой другой на месте Дарника только радовался бы такой победе, но сын Маланки вместо торжества сразу понял, что вся его прежняя жизнь оказалась разом перечеркнутой. И дело было даже не во враждебном отношении каменчан, просто уже тогда начало проявляться его удивительное свойство: бояться своих побед больше, чем поражений. Поражение что? Не досмотрел, не додумал, недооценил. А победа – это всегда шаг к еще большему поражению. Когда ты загордишься, вознесешься, тут тебя поражение и подкараулит. Обмануть судьбу можно, лишь все время переходя на какую-нибудь новую ступеньку, чтобы злые завистливые силы не могли тебя догнать.

Не радовался он еще и потому, что прекрасно понимал, что отныне обрел в Весельчаке смертельного врага, которого надо всячески опасаться. Поэтому и бегство из дома в одиночку уже не казалось таким рискованным по сравнению с тем, что ему все время придется остерегаться конкретного человека, который не успокоится, пока не отомстит за свой позор.

Маланка больше всех гордилась своим сыном и жалела только о том, что не видела его поединок. С доводами сына о необходимости срочного отъезда она тоже согласилась и не только не отговаривала, а сама помогла ему собраться в дорогу. Впрочем, о том, что он отправляется в Корояк не с Клычом, а совершенно один, Дарник так и не рискнул ей сказать.

Четыре человека по-разному напутствовали Дарника. Кузнец Вочила подарил хазарские сапоги с закругленными носами и посоветовал никогда ничему не удивляться, мол, все, что ты увидишь, сделали такие же люди, как и ты. Ромей Тимолай наказал все просчитывать, как в игре в затрикий, на несколько ходов вперед и всегда думать, что любой человек – это промежуточная остановка между его родителями и его детьми, следовательно, он не должен давать этой остановке пресечься. Из своей землянки меняла вынес своему ученику медный пузырек с чернилами и чистый лист пергамента, на котором тот должен записывать свои главные события и мысли. Маланка просила сына хоть иногда проявлять уступчивость, используя ее хотя бы как отвлекающую уловку. Про то, чтобы он берег себя, не было сказано ни слова. Зато об этом красноречиво говорила подаренная матерью меховая безрукавка, которая оказалась почему-то слишком тяжелой. Ощупав ее, Дарник обнаружил вшитые между оленьей шкурой и подкладкой железные пластины – совсем не лишнее дополнение в его рискованном походе. Самый неожиданный совет дала шептуха Верба: никогда не бояться дурных примет и предсказаний – только тот, кто верит в них, на того они и обрушиваются. Не обошлось и без дорогого гостинца, им стал плащ-накидка с капюшоном из тонкой телячьей кожи. Дарника сильно смутил женский капюшон, но Верба не дала ему отказаться: то, что в селище зазорно, в пути будет в самый раз. Или ты можешь бояться чужого суждения?!

С Клычом Дарник решил совсем не прощаться – пусть тот сколько угодно рожает сыновей и тешит себя мыслью, что когда-нибудь станет настоящим гридем.

6

Покидал свой Черный Камень он в самый ранний час, чтобы никто из Бежети не увидел его. От многих приготовленных вещей пришлось отказаться – что хорошо было для двоих, для одного оказалось весьма обременительно. Кроме лука, клевца, топорика, сулицы, наконечника для лепесткового копья, пращи-ложки, торбы с провизией и одеждой взял в дополнение к подаренному Тимолаем чистому пергаменту еще три свитка, на одном была карта Хазарского и Русского каганата, на втором – математические формулы, расчеты перевода денежных единиц, мер веса, длины и площади из одних исчислений в другие, на третьем – переписанный календарь Смуги Везучего с отметками всех чрезмерных явлений за последние двадцать лет: морозами, зноем, бурями и наводнениями.

Ходко преодолев десятиверстный путь до Каменки, Дарник обошел ее стороной, отыскал спрятанную в прибрежных кустах дубицу и столкнул на воду. Первую половину дня греб веслом бойко, стремясь побыстрей оторваться от знакомых мест. Речушка постепенно расступалась вширь. Если у Сизого Луга ее можно было с разгона легко перепрыгнуть, то к вечеру удалось бы перейти только вброд, да и то не во всех местах. Кроме пернатой и четвероногой дичи, ничего не видел. Пристав к заболоченному берегу, он перекусил вяленой рыбой и двумя луковицами, а потом, задвинув дубицу в глубь густого ольшаника, прямо на ее дне и заночевал, завернувшись в плащ Вербы.

На следующий день плыл уже поспокойней, первое волнение улеглось, и теперь при любой встрече он готов был действовать не как заблудившийся испуганный бежечанин, а как бывалый лесной бродяга. Каменка еще больше расширилась, и лесной полог над ней окончательно разомкнулся, отчего Дарник сразу же почувствовал себя крайне неуютно – лес словно выставил его наружу и спрятал других своих обитателей под непроницаемой береговой листвой. Как никогда остро чувствовалось отсутствие Клыча, и собственная спина казалась совершенно беззащитной – метнуть в нее стрелу, нож, топор, и никто не крикнет, не подаст сигнал. Все мои воины всегда будут иметь надежного напарника, дал он сам себе слово.

Когда справа на небольшом обрыве показался плетень незнакомого селища, Дарник весь напрягся, ожидая встречи с людьми. Но его тревога была ложной – селище оказалось брошенным. Высадившись на берег, он с любопытством обошел полусгнившие землянки, чтобы определить, почему они брошены, и узнать об их обитателях что-либо особенное. Понять, почему брошены, было не трудно – оскудела земля, вот и перебрались на новое место. Из незнакомых новшеств Дарник нашел лишь глиняные трубы над очагами да прохудившуюся бочку в одном из жилищ. Бочка была сделана не из одной колоды, как в Бежети, а собрана из разных дощечек – Дарник долго дивился, как их ловко выстругали, чтобы они тесно, без щелей подошли одна к другой.

И снова путь вниз по реке. На широком затоне он увидел множество непуганых птиц, которые нехотя уступали место дубице. Руки невольно потянулись за пращой. Подстрелив крупного гуся, он на берегу изжарил его на костре и целиком в один присест съел. Жизнь путника оказалась не так плоха, как можно было ожидать. Даже когда пошел мелкий теплый дождь, он не стал укрываться, а, накинув плащ, продолжил свое плавание дальше. Благодушное настроение постепенно испарялось, сказывалось постоянное напряжение – он уже сам хотел того внезапного нападения, которого больше всего опасался.

Их было трое, этих охотников за рабами, – бородатые, в безрукавках из овечьих шкур, они, въехав на своих лохматых лошадях прямо в реку и размахивая сулицами, приказали ему поворачивать к берегу. Наречие их заметно отличалось от того, на котором говорили в Бежети, но понять можно было.

Пристав к берегу и кинув им торбу с продуктами и одеждой, он дождался, когда они спешатся, отставят в сторону сулицы и сунутся развязывать торбу, после чего вытащил из-за спины свой клевец и молча, без предупреждения обрушился на всех троих. Бил обушком не насмерть, а лишь чтобы опрокинуть и оглушить. Поединок с Весельчаком пошел впрок, теперь Дарник хорошо знал возможности своего оружия и действовал наверняка. Только третий, самый рослый, из охотников успел отпрыгнуть в сторону и броситься наутек, но и его удалось зацепить ударом по ногам, причем Дарник немного промахнулся, и удар обушка раздробил косточку на щиколотке беглеца.

Связав двух первых охотников, которые уже стали приходить в себя, Дарник присел на землю, чтобы решить, как быть дальше.

– Кто ты такой? – угрюмо спросил охотник с кривым носом, его, как потом выяснилось, так и звали – Кривонос.

Раненый тихо стонал, держась двумя руками за разбитую ногу, и бормотал угрозы в адрес полоумного юнца.

Дарник не отвечал, понимая, что любой его ответ будет слабостью, которую он после своей победы не мог себе позволить. Больше всего его смущала раздробленная щиколотка третьего охотника. Отпускать пленных нельзя, но тащить с собой увечного?.. Наконец решение было принято. Развязав Кривоноса, он протянул ему нож и указал на раненого:

– Убей его!

– Лучше оставим его здесь, – попробовал возражать тот.

– Убей! – Дарник красноречиво перехватил руками клевец, давая понять, что произойдет, если тот не подчинится.

И Кривонос испуганно подчинился: одной рукой отвел руки раненого в сторону, а второй вонзил нож в самое сердце. Третий рыжебородый охотник лишь тупо наблюдал, никак не реагируя.

Дарник и сам не знал, почему отдал такую команду. Уж очень много в Бежети и Каменке говорили о первом убийстве врага, которое-де всегда дается нелегко. Вот и захотелось, чтобы одновременно было и убийство, и как бы его не было. Заодно общей кровью были повязаны и охотники, признав его тем самым своим новым главарем. Можно было на время не бояться их предательства. Удар в спину последует, только если они надолго останутся без пищи. Здесь как в волчьей стае: вожак до тех пор вожак, пока обеспечивает остальным безопасность, обилие еды и отсутствие необходимости принимать собственные решения. И ни в коем случае нельзя было им показывать, что он не знает, что делать, следовало действовать уверенно и решительно. Жестом он приказал Кривоносу развязать рыжебородого.

– Закопаем? – спросил тот, кивая на убитого.

– Клади в дубицу, – распорядился Дарник.

Отстегнув у мертвого товарища кошель со звякнувшими монетами, забрав оружие, безрукавку и сапоги, охотники уложили тело в дубицу и, получив утвердительный кивок Дарника, столкнули лодку на середину реки. Дарник проводил взглядом дубицу без всякого сожаления. Два безопасных дня, проведенных на ней, и так были неплохим подарком судьбы, и если есть шанс пересесть на спину лошади, то какие могут быть сомнения.

– Это все? – спросил Рыбья Кровь, указывая на лошадей.

– Нет, не все, – сказал Кривонос.

Пройдя в глубь леса, они вышли к стану охотников, где находилась еще одна лошадь с волокушей, стояли два шалаша, а под деревом сидели связанные двое рабов: круглолицая некрасивая девушка и тщедушный подросток одних лет с Дарником. Таким образом, количество тех, кого ему предстояло обеспечить едой и заботой, сразу увеличилось вдвое.

Первым делом новый вожак ватаги приказал развязать рабов. Некрасивую девушку звали Вета, освобожденная от веревки, она продолжала сидеть возле дерева, глядя перед собой пустыми глазами. Подросток по прозвищу Селезень проявил бо2льшую живость. Тотчас же признав в Дарнике главного и симпатичного хозяина, он беспрестанно вопросительно заглядывал ему в глаза, словно выпрашивая, что надо немедленно сделать. Для Дарника это было совершенно новое ощущение – поминутно кем-то распоряжаться. В своих мечтаниях он всегда готовился командовать большим войском на ратном поле или при взятии крепостей, но вот так, в бытовой повседневности, был совсем не готов. Выручило воспоминание о наказе в одном из свитков, что безделье для воинов – самое главное зло. Теперь оставалось только беспрестанно придумывать и отдавать команды своему маленькому отряду.

Солнце уже пошло на закат, дождь продолжал накрапывать, поэтому выступать в путь не имело смысла. Немало дел можно было найти и в самом стане. Кривоноса с рыжебородым, которого, видимо, за цвет бороды звали Лисич, Дарник отрядил готовить жерди с острыми сучьями для подковообразной ограды. Вету с Селезнем отправил с пустыми мешками нарезать траву для лошадей. Сначала он думал, что где-то бродят другие сотоварищи охотников. Но, осмотрев доставшееся имущество, понял, что здесь весь отряд. Действительно, двух-трех человек было вполне достаточно для захвата отошедшей от селища за лечебными травами девушки или подростка-пастуха. Вооружение у охотников было тоже не ахти какое: топоры, луки, сулицы, палица с железными шипами и два кистеня. Еще имелись пила, две лопаты, запас наконечников для стрел и сулиц. Небольшая торба пшена и ржаных лепешек свидетельствовала, что не так давно они встречались с местными сельчанами. Отсутствие ценных вещей, кроме трех дирхемов в кошеле убитого, ясно говорило о неудачности их воровской жизни. По более нарядному оружию он выяснил, что убитый был главарем охотников, причем главарем, не очень подходящим для своей роли, раз так легко произошла его смена.

Когда охотники натаскали достаточно жердей, Дарник указал, как именно их надо укладывать, и скоро вокруг шалашей выросло полукольцо ограждения, через которое без шума пролезть не мог ни человек, ни крупный зверь. У входа в полукольцо горел костер, надежно оберегая от хищников. Лица обоих охотников при окончании работы заметно помягчели – сделанное своими руками укрепление пришлось им по вкусу.

Наблюдая за ними, Дарник все время ждал, что они, рассмотрев его как следует, непременно устыдятся подчиняться пятнадцатилетнему юнцу. Привыкнув к такому отношению к себе со стороны взрослых в Бежети, он совершенно не представлял, как он выглядит для незнакомых взрослых. Несмотря на подростковый возраст, у него было вполне сложившееся телосложение, лицо не совсем чистое и гладкое, глаза светились умом и смелостью, движения отличались сдержанностью. Поэтому, когда он через какое-то время объявил своим спутникам, что ему двадцать лет, те, без всяких сомнений, приняли это за чистую монету.

Его надежда на то, что, воспользовавшись случаем, Вета с Селезнем сбегут, не сбылась. Те раз за разом отправлялись в лес и тут же возвращались с полными мешками травы. Скоро ее хватало уже и для лошадей, и на подстилку. Приказав рабам готовить еду, Дарник занялся охотниками. Пока они работали, он приготовил шесть одинаковых палок в аршин длиной и теперь предложил, вернее, велел устроить на парных палках поединок: двое против него одного. Те подчинились не очень охотно, но, получив первые удары по бокам, оживились и принялись атаковать Дарника со всей серьезностью. Определенная сноровка у них была, но вот быстроты и изощренности приемов сильно не хватало. За весь поединок ни одному, ни другому так и не удалось коснуться своими палками тела юного противника, зато сами по бокам, рукам и ногам всевозможных, правда несильных, ударов получили предостаточно. Селезень, раскрыв рот, с восторгом смотрел, как они дерутся. Вымотав как следует охотников, Дарник передал палки мальчишке. С ним, правда, уже не сражался, а только показывал, как нужно нападать и защищаться с двух рук, давая возможность охотникам понаблюдать со стороны. Как он и рассчитывал, его умение произвело на них должное впечатление. Чтобы окончательно поставить их на место, он выбрал толстое дерево и устроил состязание по метанию легких копий. Разумеется, брошенные им сулицы попадали в середину ствола в несколько раз точнее и втыкались под одним и тем же углом, что свидетельствовало о правильности броска.

Когда еда была готова, все собрались возле костра, причем Дарник каждому указал его место. Чашки с кашей и жареным салом раздавал по определенному ранжиру: сначала себе, потом Кривоносу, Лисичу, Селезню и Вете. На правах вождя-жреца принес жертву предкам, то, чего никогда раньше не делал: сыпанул ложку каши в огонь. Его примеру последовали и остальные, а затем, вслед за Дарником, приступили к еде.

Пока ели, Дарник мысленно решал вопрос, как обезопасить себя от сговора охотников между собой. Сначала хотел их просто разделить, чтобы один был старшим над мальчиком, а другой подчинялся лично ему, Дарнику. Но затем передумал.

– Вас будет пара, ты старший, – сказал он Кривоносу, – а ты младший, – ткнул пальцем в сторону Лисича. – Я буду говорить старшему, а ты младшему. Селезень и Вета будут подчиняться только мне. Понятно?

Чего уж тут было непонятно? Чтобы закрепить новый порядок, он отозвал Кривоноса в лес и устроил с ним первый военный совет, вернее, простой допрос: говори, кто вы и откуда, но выглядело как действительно тайный совет со старшим бойником, что, конечно, должно было порядком уязвить Лисича. Что поделаешь – об этом тоже говорилось в свитках: разделяй и властвуй.

Из сбивчивого рассказа Кривоноса выяснилось, что все трое (вместе с убитым) раньше входили в большую ватагу других охотников. Но не поделили между собой добычу, и Рваный, так звали их вожака, увел их с собой. Сначала ими был захвачен у дальнего северного селища Селезень, а чуть позже Вета. Думали захватить еще одного-двух рабов и продать их в Перегуде или даже Корояке. О себе Дарник ничего говорить не стал, а Кривонос не решился спрашивать.

На ночь лошадей привязали внутри ограды перед нарезанной травой, а дежурить у костра Дарник назначил Селезня, слишком он ему надоел своим желанием угодить. Лучший шалаш Дарник занял сам вместе с Ветой. В другом на ночлег расположились охотники. Все распоряжения юного вожака уже воспринималось ими как должное. Никто не догадывался, что все у него происходит впервые. Даже Вета, когда он лег рядом с ней на лосиной шкуре, не поняла, что имеет дело с девственником, приняв его действия за особые привычки.

Так в один день для Дарника сошлись воедино первое убийство, первое главенство над взрослыми вооруженными людьми и первая женщина. Больше всего он был доволен убийством. Как бы сейчас пришлось возиться с раненым, проявляя неуместную жалостливость. И еще неизвестно, на ком больше вина: на нем, приказавшем, или на Кривоносе, исполнившем приказание. С главенством тоже получалось не трудно, надо только заранее подготовиться к следующему дню, и все будет как надо. Простота обхождения с женщиной и разочаровала, и принесла облегчение. Дарнику даже показалось, что он нашел лучший способ такого обхождения: надо не смотреть на нее долго издали, попадая в подчинение собственной страсти, а просто прийти и взять свое, и тогда ты по-прежнему сам себе хозяин.

Вета давно уже спала, а он все лежал и думал, чутко прислушиваясь к окружающим звукам, особенно к тем, что доносились из шалаша охотников. Короткая майская ночь пролетела незаметно. На рассвете Дарник взял пращу и клевец и выбрался из шалаша. Селезень спал у погасшего костра, привалившись к трухлявому пеньку. Дарник вывел из ограды лошадей и пустил их на длинном поводу пастись на поляну, потом направился в лес, держа пращу наизготовку. Не успел отойти от стана и сотню шагов, как косуля сама выскочила на него и на мгновение замерла, пораженная, дав ему возможность сделать бросок. Камень угодил животному в основание рогов, не пришлось даже добивать. Никогда еще не было у Дарника столь быстрой удачной добычи.

Его спутники еще только просыпались и выползали из шалашей, когда Рыбья Кровь сбросил к их ногам уже освежеванную тушу косули. Сбросил с нарочитым равнодушием, словно совершил самое обычное дело, лишний раз заставив охотников и рабов переглянуться: как им повезло с новым вожаком.

Пока Вета с полусонным Селезнем готовила еду, Дарник снова устроил состязание с охотниками на палках. Сам сражался вполсилы, намеренно давая Кривоносу и Лисичу войти во вкус и почувствовать бо2льшую уверенность в собственных силах. Но большую не значит победную – до себя их палкам он опять так и не дал дотронуться. Палочный поединок был дополнен метательным состязанием, на этот раз метали топоры и ножи. В завершение вожак показал возможности своей пращи-ложки и приказал охотникам вырезать себе по такой же, дабы не тратить зазря железные наконечники стрел.