355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Шорстов » Превенция » Текст книги (страница 3)
Превенция
  • Текст добавлен: 21 ноября 2021, 16:01

Текст книги "Превенция"


Автор книги: Евгений Шорстов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Серёга припарковался напротив подъезда, мы вылезли, не спеша подошли к дверям и набрали на домофоне номер квартиры. Она ответила спустя пару секунд и открыла нам дверь. Квартира Кати располагалась на седьмом этаже, слева от лифта. Хозяйка – высокая остроносая брюнетка – встретила нас в домашнем халате и тапочках, что меня немного смутило, так как, приглашая гостей к себе, я всегда считал своим долгом одеться подобающе, поэтому столь вольный стиль Кати не давал мне покоя на протяжении всего нашего пребывания у неё.

– Проходите в гостиную, – сказала она, махнув рукой в сторону большой комнаты, а сама скрылась за дверями кухни.

– Гостиную… – качнул головой Серёга, входя в комнату, – понял? Гостиную!

– А что не так? – удивился я.

– Не люблю, когда зал гостиной называют.

– Тоже мне зал, – послышался хозяйский голос сзади. – Залы в замках, а у меня тут места меньше чем в келье44
  Ке́лья, или ке́ллия – жилище монаха, обычно отдельная комната в монастыре.


[Закрыть]
.

Катя вошла в комнату с чашкой чая в руках и направилась к белому письменному столу, что незаметно стоял в углу комнаты, спрятавшись от нас за плотными листьями папоротника, развалившегося в своём бледном горшке на красивой железной подставке. Серёга плюхнулся на диван, закинув ногу на ногу, и вальяжно положил руку на подлокотник, я же присел против него на кресло. Хозяйка взяла со стола небольшой лист бумаги, сложенный пополам, и протянула Серёге, тот с неподдельным интересом схватил его, словно долгожданный подарок, развернул и принялся рассматривать.

– Отец только это нашёл, – сказала Катя. – Больше просить не буду, и так все чёрные из отдела в курсе, что я копаю.

– Семёновка, – задумчиво проговорил Серёга, подняв на неё глаза. – Это, собственно, где?

– Шестьдесят километров за город, – ответила она. – Ты меня не слушаешь?

– Слушаю. – Он вновь опустил взгляд в листок.

– Вы с Андреем будете встречаться сегодня?

– С чего это?

– Да брось, я же знаю, что ему уже обо всём известно, вы же… прокажённого хотите потревожить, они там каждого на карандаше держат.

– Ну, может быть. Мы вообще не планировали, но он сам намекнул, что нужно переговорить.

– Узнайте, будут ли они что-то предпринимать.

– Предпринимать? – удивлённо переспросил я.

– Касательно Смольникова, – ответила Катя, указав на лист, что сейчас так придирчиво изучал Серёга. – Мы начали старое ворошить, теперь я боюсь, что и они за него возьмутся.

– Это не мы начали, это он свои книги продавать начал, – вмешался в разговор Серёга.

– Когда, сто лет тому назад? Скажу тебе честно, – говорила она с каким-то сожалением в голосе, – я вообще вас не понимаю. Ну издал он книгу без одной главы, значит, изъяли вовремя, зачем он вам сейчас-то понадобился? Тем более время такое, все постмодернисты, нонконформисты… все гонятся за какой-то дешёвой концептуальностью. Сейчас какой-нибудь новый Смольников нарочно выпустит книгу со странным оглавлением, и что, тоже расследование начнёшь?

– Начну.

– Признайся, ты перед старшими выслужиться хочешь? Или просто встретил похожий случай с пропавшей главой, как тогда в институте, оттого и загорелся?

– Цель не важна, наслаждаюсь процессом. Ничего личного, ты просто представь, – отвечал он, складывая лист в несколько раз и пряча его в карман своей кожаной куртки, – сидит этот Смольников сейчас в своей Семёновке, пишет новый роман с концептуальным названием, скажем, «Похлёбка души», и соединяет в своих деепричастных оборотах то, что никогда не должно было соединиться. А потом читает его какой-нибудь доярке в сарае, доходит до самого пикантного момента, а доярка раз – и кони двинула! А всё почему? Потому что мы вовремя не вмешались и превентивные меры не осуществили, – чеканил он, тыкая указательным пальцем в подлокотник. – Если мы не будем по первому сигналу решать проблему, то какой от нас толк?

– Андрей так же начинал, – обиделась она, – пока эти превентивные меры не стали осуществляться чересчур настойчиво… и вы тоже туда метите? Чего тянуть-то, признайте Смольникова вдвойне прокажённым и задушите, пока спит, возни меньше.

– Ну, раз ты сказала, – улыбнулся Серёга. – Мы считаем своим долгом своевременно пополнять справочник свежими предупреждениями – превенция, так сказать. А с этим душегубом нас не сравнивай даже.

– Мне вообще кажется, что вам попросту нечем заняться, вот и маетесь от безделья.

– Вот вычислим, что за связку этот гений использовал, и посмотрим, что ты скажешь. К тому же Вите интересно, что происходило в четырнадцатой главе, – он посмотрел на меня и, улыбнувшись, кивнул.

– Когда ты его в последний раз открывал? Пополнять он собрался… – Катя отвела взгляд, развернулась и подошла к окну. – Во сколько с Андреем встреча?

– Сейчас позвоним и разберёмся, – лениво говорил мой друг, доставая мобильник из кармана. – А читать ваше старьё невозможно, я вообще свой справочник издам, распишу состыковок – читайте на здоровье, – рассмеялся он, глядя на Катю, та закатила глаза.

– Есть не хотите? – поинтересовалась она.

– Было бы неплохо перекусить, – улыбнулся я.

Время было около обеда, голодный желудок напоминал о себе чуть слышным урчанием, а запах кофе в машине окончательно развязал ему руки и теперь этот прожорливый джентльмен требовал немедленного утоления голода. Предложение хозяйки, очевидно, высказанное из вежливости, сыграло мне на руку. Катя пожарила яичницу с помидорами и зелёным луком, запах которой носился по всей квартире, медленно сводя меня с ума. Серёга тем временем закончил телефонный разговор и сообщил, что встреча в силе, случится через два часа на берегу реки в знакомой нам беседке.

– Тебе какой чай сделать? – спросила Катя, заглянув в комнату. – Чёрный или зелёный?

– Зелёный, пожалуйста, – улыбнулся я.

– Сделать… – передразнил её Серёга, что сейчас сидел на диване, глядя в одну точку на потолке. – Сделать чай… что за глупость, кто так говорит.

– А как надо? – по-настоящему рассмеялся я, поражённый придирками моего друга.

– Навести! Сделать чай, – рассуждал он, жестикулируя кистью правой руки в воздухе, – это когда она берёт дорогие чайные листья, заваривает их в маленьком чайничке, раскрашенном под гжель, а потом разливает в крохотные чашечки и вы с ней по глоточку, как на церемонии, выпиваете. А на кухне сейчас в огромную кружку положат дешёвый чайный пакетик, зальют кипятком и зажмут насыпать сахара – это называется навести.

– Как крошечную гостиную залом называть, так – пожалуйста, а чай извольте не сделать, а навести, – рассмеялась Катя, что стояла в дверном проходе. Она не успела уйти, когда мой друг начал говорить, поэтому слышала его монолог полностью. – Так под каждую тонкость слов не напасёшься.

– А пусть язык развивается, эволюционирует так сказать, – язвительно ответил Серёга, – не мёртвый всё-таки.

– Не всякое развитие полезно, так разнообразишь, что от старого ничего не останется, – улыбнулась она и скрылась в коридоре, но вскоре вернулась и пригласила нас к столу.

Мы великолепно пообедали. Катя предусмотрительно приготовила на двоих, прекрасно понимая, что Серёга тоже не прочь перекусить. Покончив с едой, и ещё немного побеседовав, мы начали собираться к отъезду. Хозяйка объяснила, как лучше проехать к Семёновке и даже показала дорогу на карте, что была открыта у неё на компьютере. Перед самым уходом Серёга с Катей вновь поссорились из-за пустяка: куда девать «Паралич пробуждения». Мой друг настаивал, что оригинал книги должен быть предъявлен Смольникову в доказательство его вины, однако Катя была категорически против, ссылаясь на то, что стараниями чёрных волонтёров Смольников прекрасно осведомлён обо всём произошедшем, поэтому не потребует никакой книги. Я предложил компромисс, на который они оба согласились, – сделать пять фотографий книги: обложка с двух сторон, оглавление и пару страниц, и тут же распечатать их на хозяйском принтере. Когда своеобразные бессмысленные прения сторон прекратились, мы вежливо попрощались и покинули квартиру.

Серёга был прав – дождя действительно не было. Солнце показалось среди серых тучек, ласково осветив Катин двор. Лучи красиво падали на машину, будто указывая нам путь, и, несмотря на то, что подобное освещение по-особенному подчёркивало грязные колёса и пыльные снизу двери, автомобиль всё равно смотрелся солидно. Это прибавило мне настроения, к тому же чувство голода теперь надолго отступило. Удивительно, как утолённые потребности и погода могут влиять на мировосприятие, ведь теперь всё вокруг не казалось мне таким мрачным и грустным, как прежде; хотя, возможно просто сказывалось приятное глазу окружение чужого двора.

Я устроился на сидении, пристегнул ремень, полной грудью вдохнул аромат кофе и попросил Серёгу включить музыку, чтобы скрасить путь до реки. Он тоже был весел: их милые ссоры с Катей всегда его забавляли, к тому же теперь в его руках был точный адрес писателя Смольникова, и это ли не повод плясать от радости такому ярому искателю приключений, как мой друг?

Он завёл машину, включил радио, порадовав меня музыкой, и выехал со двора в сторону окружной. Теперь нам предстояло проехать частный сектор и небольшую лесопосадку; до встречи оставалось ещё сорок минут, поэтому спешить было некуда.

Дома частного сектора отличались от тех, что стояли вдоль окружной дороги, своей ухоженностью и, конечно же, ограждением. Этот ужасный забор из «профлиста» сразу же возводило около девяноста процентов всех дачников, купивших здесь землю. Привыкшие к городской изоляции, они попросту не понимали, как соседи умудряются жить рядом, наблюдая друг за другом через сетчатый или деревянный забор, поэтому вокруг участка, ещё до основных работ, возводились эти заграждения, по цвету чаще всего тёмно-коричневые, за которыми весьма зажиточные, но очень трусливые люди прятались от всего окружающего мира. Гораздо более эстетично смотрелись кирпичные заборы, даже несмотря на то, что цель всех этих ограждений была примерно одинаковой – спрятаться. Кирпич, словно крепостная стена, элегантно скрывал роскошные владения, в то время как коричневые листы подло закрывали красивый вид.

– Уж лучше вообще без забора жить, – заявил я, указав на ряды подобных друг другу заграждений, – чем за таким убожеством.

– Недорогой, – отозвался водитель, – вот все его и ставят. Деньги на два этажа накопили, а на забор красивый нет, смешно… А у нас всегда так, – сказал он и махнул рукой, на секунду оторвав её от рычага коробки передач, – лишь бы, лишь бы.

Машина свернула с асфальтированной дороги на просёлочную. Солнце тем временем вновь скрылось за тучами, небо заволакивало непроглядной серой пеленой, но наше настроение, что странно, было всё ещё приподнятым.

На узкой дороге между двух рядов высоких тополей водитель поддал газу, и мы понеслись чуть быстрее. Спустя несколько минут мы проехали лесопосадку и свернули на единственную дорогу, ведущую к реке. Тогда, слева можно было разглядеть противоположный берег со стоящими на нём коттеджами. Реки не было видно – она располагалась в низине, но левее дороги на земле чётко проглядывалась линия обрыва. Там, внизу, обычно сидели местные рыбаки и обычные отдыхающие. Но лично меня всегда мало интересовала река с точки зрения практической, скорее, мне нравилось её эстетическое содержание: пейзаж с беседок отрывался действительно потрясающий, но особое впечатление, благодаря игривой игре солнца, водившего своими лучами по речной глади, производил замечательный серебряный блеск воды. Но в этот день о таком блеске можно было только мечтать.

На подъезде к беседкам, когда реку стало возможно разглядеть с дороги, нами было замечено, что течение сегодня крайне беспокойное; сильный ветер, что носился вдоль берега, отбивал всякое желание покидать тёплый салон; я лишь ненадолго опустил окно, как ощутил его свежее дыхание на своём лице.

Мы припарковались, натянули верхнюю одежду и, заприметив нашего собеседника издалека, направились к нему. Андрей уже ожидал нас в гордо возвышающейся над рекой белой деревянной беседке. На нём было чёрное пальто поверх тёплого свитера с длинным горлом, что по-особенному подчёркивал его острые скулы. Андрей сидел неподвижно и смотрел на воду, положив одну руку на бортик беседки. Когда мы были совсем близко, он, видимо, заслышав приближающиеся шаги, оторвал взгляд от серого, но всё ещё завораживающего пейзажа, повернулся к нам, оказавшись к реке спиной, и положил обе руки на окружённый сплошной деревянной лавочкой стол, что заполнял собой почти всю беседку. Обменявшись рукопожатиями и удобно устроившись внутри хлипкого строения, немного спасающего от ветра, мы приступили к обсуждению самых насущных проблем:

– Убили Смольникова, мясники? – с иронией поинтересовался Серёга.

– Пока нет, – совершенно серьёзно ответил ему Андрей. – Что вы знаете?

– Всё, что положено, – сказал он, раскинув руки и положив оба локтя на спинку лавочки. – Есть такой Арсений Смольников, живёт за пределами географии, по молодости торговал сомнительной литературой собственного производства. Благо никого не убил…

– Одним словом, ничего вы не знаете, – перебил его Андрей.

– Тогда расскажи.

– Главу из труда твоего учёного изъяли наши после нескольких несчастных случаев, а главу «Паралича» – сам автор. Не без наших настойчивых рекомендаций, разумеется.

– А я вопрос-то изучил, – усмехнулся Серёга, – сначала глава пропала, потом учёный, а затем и квартирку выставили подчистую, даже мебель исчезла. Правду говорят, что вы мародёры.

– Ну, поговори-поговори, – строго ответил на обидное заявление Андрей.

– А чего Смольникова-то не хлопнули?

Андрей промолчал.

– Ладно, если вы приказали ему изъять главу, значит, вам известна стыковка?

– Нет, – покачал головой Андрей. – После её прочтения был потерян волонтёр, прямо при авторе поседел и упал плашмя. Тот, перепугавшись, сжёг все рукописи. А напарник волонтёра, сам чуть не поседевший от всего увиденного, приказал писателю позвонить в типографию и забраковать четырнадцатую главу. Одно жаль, сама связка осталась неизвестной, ибо волонтёр читал про себя, молча.

– А с чего был такой повышенный интерес к книге? – вмешался я.

– В то время по району серия смертей прокатилась, все от болезни. Всё лето автор просидел на нервах, а к осени не выдержал, пошёл сдаваться в милицию, случайно попал на одного из наших и выложил ему историю, рассказал, что написал книгу, используя при этом прообразы реальных людей, а теперь они один за другим умирают. Ну, наш сразу ему сказал, чтобы тот нигде не трепался и сидел тихо, пока во всём будут разбираться, а этот умник в свою деревню слинял в страхе, квартиру через посредника какого-то продал, в город так и не вернулся. Потом оправдывался, что какой-то свёрток с венами в подъезде увидел, подумал, что знак свыше, и убежал.

– Свёрток с венами? – переспросил Серёга.

– Да, с человеческими.

– А как он их опознал? Опыт журналистский подсказал?

– Понятия не имею, – сказал Андрей, а затем, немного повернув голову, чтобы боковым зрением видеть реку, продолжил: – Я вообще не уверен в правдивости его слов, скорее всего, он попросту испугался, выдумал повод и сбежал.

– Вот мы у него и узнаем, – улыбнулся Серёга. – Слабовата выдумка для такого графомана, на самом-то деле. Глядишь, окажется, что это вы его из города турнули…

– В то время я даже с вашими не водился. А вот чего я решительно не понимаю, так это ваше рвение вновь разворошить старое дело. Как, кстати говоря, у Кати дела?

– У-у. – Мой друг потянулся и с улыбкой подмигнул мне. – Уже всё им известно. Следят за нами, гестаповцы.

– Ещё чего, – с насмешкой ответил Андрей, – у нас своих дел по горло. А вот логики у тебя, Серёжа, никакой, как ты собрался что-то там расследовать… Сначала нам сообщают, что её папочка лазает по архивам, расспрашивая кого не лень о прокажённом Смольникове, а затем ты мне с точностью называешь село, в котором он сейчас проживает, неужели сложно догадаться?

– У Екатерины и так всё было замечательно, а сегодня стало ещё лучше: всё-таки мы зашли в гости. А вот что ты сейчас хочешь от нас, я никак не пойму. Будешь отговаривать ехать? – обиделся Серёга.

– Нет. Вы потревожили то, чего не следовало, – он усмехнулся, – прямо как в детстве. И теперь наши тоже заинтересовались, не пишет ли этот творец очередной смертельный шедевр. Столько лет никому не было дело, и тут вы появились. Да и эти хороши, тоже загорелись… Скажите спасибо, что я сам вызвался разобраться.

– Мы у тебя как беговые собаки, получается? Ручные детективы?

– Цепные псы, – улыбнулся Андрей. – Не обижайся, вам же лучше – никто мешать не будет. Просто узнайте насчёт новых работ. Нам важно, чтобы он никого не покалечил локально, а в типографии его писанина больше не будет приниматься. Вашими поисками да нашими стараниями, теперь Арсений Смольников станет табу для большинства редакций. Заодно, если хотите, расспросите о его предположениях, касательно состыковки, может быть, узнаете что-нибудь. Но, прошу об одном, вернитесь живыми.

– В любом случае тебе мы ничего не сообщим.

– Тогда я сейчас поеду туда сам, да и ляпну чего ненароком, – говорил Андрей, наклоняясь к собеседнику. – Посмотрим, чьи слова опаснее – мои или его.

– Только так и можете, – оборвал его Серёга, кивнул мне и вышел из беседки.

– Приглядывай за напарником, – сказал Андрей, обратившись ко мне, – и не читайте ничего.

Я одобрительно кивнул и, пожав ему руку, пошёл к машине вслед за напарником. Тот был мрачный как тучи, что сейчас нависали над нами, держа в заточении доброе солнце.

Всю дорогу мой друг молчал, лишь иногда поглядывая на меня в надежде, что я что-нибудь скажу, но мне никак не удавалось подобрать нужных слов, поэтому в данной ситуации было куда безопаснее просто промолчать.

Путь до Семёновки занял у нас примерно сорок минут, пять из которых мы потратили на поиск нужного дома. Смольников проживал на большом участке в конце улицы, за домом начинался хвойный лес, уходящий вдаль, а справа от него стелилось большое поле, на данный момент пустующее. Несмотря на большую площадь участка, домик писателя был совсем небольшой, одноэтажный с красивой закрытой верандой, что находилась на углу его владений, и, стоя на которой, можно было бы любоваться прекрасным видом поля и леса сразу. Участок был окружён невысоким деревянным забором бирюзового цвета – он мне сразу понравился. От калитки к крыльцу дома вела неширокая, вымощенная камнем дорожка. Мы шли по ней, любуясь необыкновенной ухоженностью Смольниковских владений. Видимо, тяга к творчеству и прекрасное чувство вкуса сыграли огромную роль в обустройстве участка, к этому делу подходили с душой и большой аккуратностью: всё было на своих местах, ничего лишнего. По левую руку от нас располагались три замечательных деревца, деревянная лавочка и столик с металлической трубой, выкрашенной рыжим цветом, в качестве ножки. Справа зелёным ковром раскинулся чудесный газон.

На невысоком крыльце дома было достаточно просторно, здесь помещалась широкая лавочка со стоящим на ней папоротником, почти таким же, как был в квартире у Кати. Где-то вдалеке закричал петух. Я ещё раз посмотрел на лавочку, затем на поле, что проглядывалось сквозь щели в заборе, и так тепло вдруг стало на душе, будто она на секунду вернулась в раннее детство, когда во время летнего отдыха в деревне, мне частенько приходилось наблюдать подобные картины природы. Сейчас уже и дома того нет, да и деревня заброшена…

Из раздумий меня вырвал громкий стук – Серёга стучал в дверь. За ней послышались шаркающие, по-хозяйски уверенные шаги, а затем кто-то с той стороны спросил:

– Газовики?

– Волонтёры, – ответил Серёга.

Дверь открылась. Перед нами предстал невысокий мужчина средних лет, одетый в белый вязаный свитер, из-под которого виднелась длинная чёрная рубашка. Что особенно мне запомнилось: писатель носил классические лакированные туфли с обычными потёртыми синими джинсами. Пару секунд они с Серёгой молча смотрели друг на друга, и я тоже не проронил ни слова.

– Какими судьбами? – нарушив неловкое молчание, спросил он. – Я думал, мы договорились о мире. Мне сказали, что более не потревожат! Кто вам дал мой адрес?

– Один благодетель, – ответил ему Серёга. А затем, оглядев писателя с головы до ног, щурясь, сказал: – Вы нас ждали?

– Газовиков жду, второй день уже обещают заехать, – спокойно отвечал писатель, протягивая руку собеседнику, – обычно я предпочитаю куда более скромный стиль.

– В таком случае предлагаю ждать вместе, – улыбнулся Серёга и пожал ему руку, – Сергей!

– Арсений.

– А это – Виктор, – сказал Серёга, качнув головой в мою сторону.

– Приятно, – безразлично ответил Смольников, протягивая мне руку. – Проходите.

Он провёл нас через узкий и пустой коридор своего дома прямиком на веранду. Стены внутри были выкрашены в нефритовый цвет; по правую руку находилась закрытая дверь, такого же цвета; по левую руку – такая же по размерам, но со стеклянной вставкой, сквозь интересный полигональный узор которой ничего нельзя было разглядеть. Веранда, в отличие от коридора, была просто прекрасна: приятный кремовый цвет стен, широкие распахнутые окна и небольшой столик, что так удачно вписывался в общую картину; в противоположном ему углу стоял массивный письменный стол с полочками, под завязку забитыми тетрадями и старыми письмами; рядом со столом возвышался книжный шкаф из тёмного дерева, заполненный разнообразными книгами, среди которых я заметил несколько знакомых сборников Эдгара По, Тургенева и Булгакова, но более всего моё внимание привлёк знакомый тёмно-зелёный корешок, – свою книгу писатель поставил в один ряд с русскими классиками.

– Чай, кофе? – по-прежнему безразлично спросил он и, не дождавшись ответа, присел на стул, скрестив руки, намекнув тем самым, что нам следовало бы вежливо отказаться.

– Нет, спасибо, – сказал Серёга, опускаясь на стул напротив. – Перейдём сразу к делу. Вас хотят убить.

– Что?! – хриплым испуганным голосом проговорил Смольников, широко раскрыв глаза. – Кто?!

– Так называемые чёрные волонтёры, – спокойно отвечал мой друг.

Шокирующее заявление будто оживило безразличного писателя. Смольников сидел бледный как простыня и внимательно слушал каждое слово, произносимое его собеседником.

– Вами заинтересовались те, кто привык решать проблемы самым простым способом, знаете ли. Таких, как вы, они называют «прокажёнными». Вам-то, понятное дело, ничего из написанного не грозит, создателей их творения не трогают, но на других отыгрываются сполна.

– Так если оно всё-таки тронет автора, – шёпотом перебил его писатель, – то, как вы узнаете, что именно его убило?

– Ну, методов много. Например, ваша рукопись будет у вас в руках, пока вы бездыханный валяетесь на полу. Но, скажу честно, на моей памяти ещё не было подобных случаев.

– Да как же я могу быть прокажённым? – паниковал Смольников, разводя руками. – Неужели, теперь любое моё произведение может убить? Этого не может быть! Я читал новеллы соседям, и все они живы… за исключением одной женщины, но, вряд ли это вина моего творчества…

– Нет, – успокоил Серёга, – просто, один раз вы использовали очень неудачную состыковку из четырёх слов в своём произведении и что-то в этом мире сломали… даже, не столько сломали, сколько слегка надавили на что-то давно сломанное. Так сказать, совместили то, что нельзя совмещать.

Смольников задумался, а потом вдруг выдал:

– Состыковка работает только от четырёх слов? Вдруг вам о других случаях тоже просто неизвестно.

– Может быть и неизвестно, – пожал плечами мой друг. – Мы точно уверены в информации о четырёх словах – ни больше, ни меньше. Знаете, я был свидетелем того, как одно совсем неподходящее слово, вставленное в классическую фразу «я тебя люблю», придало ей свойство страшного оружия: человек, к которому обращался говоривший, моментально умирал от остановки сердца. Ужасное зрелище! Такими методами, кстати говоря, и промышляют наши с вами друзья – чёрные волонтёры. Поэтому, Арсений, скажите спасибо, что сейчас с вами разговариваем мы – волонтёры превенции, и вместо… ну, их методов… объясняем все нюансы чудодейственных состыковок. Быть может и есть состыковки из двух слов, которые убивают непосредственно автора, но в таком случае мы не узнаем о них, пока кто-то не станет прямым свидетелем… или каким-то образом сможет пережить свою ошибку.

– А бывали такие случаи? – с неподдельным интересом спрашивал Смольников.

– Бывали, ещё как. Есть в этой жизни одна очень страшная вещь, которая касается, как ни странно, волонтёров, но может затронуть и обычного человека – это сон про пятиэтажку. Вы словно студент, проживающий в старой пятиэтажке. Одним вечером, к вам подойдёт мрачный дед и скажет: двери ночью закрывай! А вы ему назло дверку-то откроете, и всё – смерть во сне, а затем и наяву, от той же остановки сердечка, – улыбнулся Серёга.

– И как же вы с этим боролись?

– Лично я те времена не застал, но бывалые труженики рассказывали, что всё началось со слухов: некоторые люди разговаривают во сне, что, естественно, ни для кого не секрет, так вот некоторые по полночи твердили о дверях и пятиэтажке, а наутро внезапно умирали. Причины смерти ставили самые разные, всё искали какие-то болезни, но правду не знал никто. И вот приснился этот сон одному хорошему волонтёру – он сразу понял, что к чему, прямо там, во сне. Третьего не было дано: либо он умирает, либо бьётся до последнего. Вместо того чтобы идти наперекор судьбе, он сделал всё, чтобы себя обезопасить: закрыл дверь в квартиру, в которой проживал по сюжету. И стоило ему это сделать, как он тут же проснулся в своей постели живой и невредимый, а затем и справочник новым способом избежать случайной смерти во сне пополнил. Вот и вся борьба.

– А что за справочник? Это оттуда вы взяли мой адрес?

– Э-э, – улыбнулся Серёга, – этого я вам рассказать не могу, но поделиться парочкой полезных житейских советов, чтобы вы себя не угробили в повседневности – это всегда пожалуйста, взамен на нужную нам информацию, разумеется. Что насчёт адреса, то не имейте волнения, справочник тут не причём. Вы, случаем, не помните, что было в четырнадцатой главе вашего «Паралича»?

– Как же, – говорил писатель, доставая из кармана пачку сигарет, – самая длинная – сорок листов – и самая страшная глава… с точки зрения описаний, – на секунду умолкнув, он чиркнул дешёвой красной зажигалкой, которую взял с деревянного подоконника, и прикурил сигарету, а затем продолжил: – Я писал её ночью, но… мне вдруг стало настолько жутко, что работу пришлось отложить до утра. Бо́льшая часть главы была посвящена показаниям одного из антагонистов, он рассказывал, как они насиловали тело в гараже.

– Ужас какой… всё-таки насиловали, – вырвалось у меня. – Это всё чистая правда?

– Конечно нет, – ответил Смольников, затянувшись сигаретой, – всё сплошные метафоры. Скажу по секрету, Анастасия – это образ моей долгой дружбы с двумя людьми, которые в книге представлены похитителями. Основная мысль состоит в том, что они пытаются оживить то, что уже мертво.

– Пытаются оживить дружбу насилием? – усмехнулся Серёга. – Вы меня, конечно, извините, о вашей графомании… ой, ну, тяге к излишним, возможно, описаниям… я наслышан сполна, но что там можно описывать сорок листов?

– Сам виню себя в графомании. Да и в ту ночь я разошёлся не на шутку, – говорил писатель, смотря в одну точку пустым взглядом. – Их логика была такова: Анастасию, считайте, дружбу, нужно реанимировать, для чего они используют электрический ток, пропуская его через тело. Так я намекал на их пустые попытки вернуть былое общение. А затем, решив, что если начать серьёзно приставать к скромной девушке, то она обязательно прекратит этот цирк и перестанет притворяться мёртвой, злодеи насиловали бездыханное тело, не забывая изредка пропускать ток. В конце концов, когда они всё осознали, то приняли решение отступить. Именно описания сего ужаса заставило меня прекратить писать ночью. После содеянного преступники сначала спрятали тело, сами не помня куда, а затем отправились на опушку леса, где принялись заливаться водкой и рассуждать о смысле жизни. – Он сделал паузу и поднял на нас глаза. – Если где-то и была неправильная состыковка слов, то, скорее всего, именно здесь.

– Почему вы так уверены?

– Я использовал нехарактерные для героев, да и в принципе для себя слова. Мне пришлось обратиться к учебнику философии – он остался у меня ещё с института. Я переписал очень много терминов и определений, но только своими словами… и да, действительно, я вполне мог, как вы там выразились… совместить несовместимое.

– У вас остались копии главы? – поинтересовался я.

– Нет, что вы, – отрезал Смольников, – мы уничтожили всё сразу после смерти одного из ваших. Или… это были не ваши? Просто те, кто приходил за разъяснениями в первый раз, ничего не спрашивали у меня, да и не рассказывали, как вы.

– Ну, раз не убили, то, видимо, наши. А, вот скажите, каким образом вы распродали напечатанный тираж?

– Распродал… – усмехнулся писатель. – Я с этого тиража ни копейки не получил. Типография разорилась; ещё бы ей не разориться, с таким-то отношением! Главу из книги вырезали, а нумерацию не поправили, значит, редакторы с ней даже не работали! Я эту контору-то и выбрал только из-за невысоких цен. А всё, что успели напечатать, я раздарил друзьям, как прощальный подарок… А как книга оказалась у вас?

– Случайно, – пожал плечами Серёга. Он достал из кармана куртки распечатанные фотографии и разложил их на столе перед Смольниковым; вместе с фотографиями на стол выпал небольшой листочек с адресом писателя. – Нашёл в отцовской библиотеке, она?

– Она, – кивнул писатель. – Гроб на обложке сам рисовал.

– А как насчёт новых работ? Есть сдвиги?

– Как вам сказать… после всего произошедшего я долгое время не брался за перо, – пожал плечами писатель, – зарабатывал редактурой на заказ, чем и сейчас занимаюсь, на это и живу… остались ещё накопления с продажи квартиры, но их я тратить не рискую. Новые работы… ещё я написал небольшой рассказ о событиях после публикации книги, но не переживайте, его я уже несколько раз читал в нашем доме культуры на литературных вечерах, поэтому никакой опасности он не несёт. Единственное замечание: я утаил причину всего происходящего, описав это как нечто необъяснимое.

– У вас большая библиография? – спросил я.

– Нет, – покачал головой Смольников, – совсем нет. Однажды мне приснился сон про так называемый красный куст – была у меня в детстве такая страшилка. Под впечатлением я написал об этом рассказ и опубликовал его в нашем журнале ещё задолго до моей книги. Положительных отзывов не было, ровно, как и негатива в мою сторону. Самое ужасное, что может случиться с творцом – это безразличие к его творению. Сейчас я думаю, что мне было бы куда спокойнее, разнеси критики моё произведение в пух и прах. Но тот факт, что критика отсутствовала полностью, подтолкнул меня к мысли, что я довольно-таки сносный писатель, а затянувшийся процесс прекращения общения с этими… небезызвестными личностями с новой силой разжёг во мне вот это «творческое пламя». Затем «Паралич», после него рассказ обо всех последующих событиях и всё. Пробовал себя в стихах, само собой, пытался не рифмовать на глаголы, но время юношеских любовных переживаний давно прошло, знаете ли, больше ничего особо не лезло в голову… разве что политика, но какой из меня оппозиционер! Сижу у чёрта на куличиках, только новости читаю, да и то изредка. – Он грустно вздохнул. – Недовольства через край, но вот чем именно недоволен, сказать не могу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю