Текст книги "Аврора - Бореалис (СИ)"

Автор книги: Евгений Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Именно это едва не случилось с одним из "Урсусов". По иронии судьбы, с первенцем этого семейства, машиной N 1. Она была грузопассажирской и шла второй в поезде. Из-за поломки вынуждена была остановиться в самый разгар бурана. Быстро устранить неполадку не удалось, поскольку для этого требовалось выйти наружу. А когда погода смилостивилась, было уже поздно. Какой там ремонт! Ребята с трудом покинули занесённый наполовину вездеход. Благо, другие машины остались на ходу, поскольку беспрестанно кружили неподалёку. Чтобы откопать бедолагу (а не забывай, что буран, хоть и притих, отнюдь не перестал быть серьёзной помехой), понадобилось несколько часов. Не обошлось и без использования ручного труда. Саша ярко живописал, что довелось пережить ему и другим товарищам в том рейсе.

Может ли случиться подобное и в этот раз?

Ну, после того случая конструкцию "Урсусов" доработали. Как известно, только реальная эксплуатация позволяет выявить уязвимые места техники. Но не менее известно, что всего предусмотреть нельзя, и идеального ничего нет. Поэтому да, вероятность существует. Очень маленькая.

Не беспокойся, Лида. В тот раз никто не пострадал, небольшие обморожения и нервотрёпка, не более. Так что, как я уже писал ранее, не пропадём!

10 июня, вторник

Наконец-то буря немного успокоилась.

На самом-то деле снаружи продолжает твориться чёрт знает что, но после того, с чем нам пришлось столкнуться в воскресенье и вчера, подобный разгул стихии уже кажется вполне приемлемым.

Ничего страшного с "Урсусами" не произошло, никаких поломок. Поезд наш не останавливался ни на секунду. Хотя было нелегко, признаю. И не только технике. Товарищам тоже пришлось несладко, особенно, конечно, механикам-водителям. Ничего, справились, ещё раз доказав, что победить Морену, конечно, нельзя, но и сдаваться ей никто не намерен.

Пока других событий нет, жизнь течёт своим чередом.

13 июня, пятница

Не писал три дня.

И не планировал пока – всё одно, рутина.

Но сегодня мне приснился странный сон. Вроде и не кошмарный, а скорее тревожащий. Только-только проснулся. Не могу ждать до утра – боюсь, забуду что-нибудь, а то и всё целиком. Поэтому, хотя на часах всего половина третьего ночи, обращаюсь к дневнику.

Первое, что я помню: очнулся и в тот же миг был атакован.

Жестокий порыв ветра, подобно несущемуся локомотиву, с лёгкостью сбил меня с ног. И тотчас принялся засыпать внушительными пригоршнями снега. Попытку встать стихия тотчас пресекла, вновь повалив меня в сугроб. Инстинктивно выставил перед собой руки – и они провалились по локоть в обманчиво мягкое покрывало. Чтобы просто перевернуться на спину пришлось приложить огромные усилия.

Я не мог открыть глаза, дышать получалось, только прикрыв нос ладонями от колючих снежинок. Они же забили уши, но всё равно не могли заглушить громогласный рёв бури.

Где я?

Попытался оглядеться, но безжалостный снег вынудил снова зажмуриться. Да и не смог бы я ничего увидеть – вокруг царила непроглядная темнота. Ночь? Я не мог осмотреть даже себя, пришлось ощупывать пока ещё не онемевшими пальцами. На мне был шерстяной свитер и брюки, под ними – рубашка и трико. На ногах носки (самые обычные) и ботинки. Одежда подходила для поздней осени, но уж точно не для лютой зимы, в которой я оказался. Холод без особых усилий проникал через эту слабую защиту и сжимал тело душащими тисками.

Не прошло и минуты, а я уже не задумывался о том, где нахожусь и как здесь очутился. Всё, что имело значение – поиск укрытия, в котором можно согреться и спастись. Только как его найти в этом жутком буране? Есть ли оно вовсе?

Я пробовал ползти, очень быстро бросив это занятие. Всё равно не знал, куда двигаться, и силы уходили стремительно. Чтобы не сдаваться совсем без боя, шевелил руками и ногами, оставаясь на одном месте, растирал их. Ничего не помогало – тело неумолимо коченело.

Из последних сил повернувшись набок, я прикрыл лицо согнутыми в локтях руками и перестал двигаться. Слышал только бешеный вой снежной бури. С закрытыми глазами эта какофония воспринималась ещё острее, словно и не стихия неистовствовала вокруг, а некое огромное чудовище. Горообразное, оно извергало из пасти вместе с рыком тонны снега, своим дыханием-ветром опустошая земли вокруг и превращая их в безжизненные ледяные пустыни. Оно двигалось вперёд, захватывая новые и новые участки, стремясь поработить всю планету.

Рёв действительно усиливался с каждой секундой. Только он постепенно изменялся, наполняясь иным, более размеренным звучанием. Тьма стала неохотно отступать под натиском яркого света, который я уловил даже сквозь закрытые веки. Приоткрыв глаза (да-да, во сне!), я увидел, что из снежной круговерти на меня надвигается что-то очень большое, и именно оно излучает свет. Замешательство и страх сковали не слабее дьявольского холода, не сразу позволив разуму опознать приближающийся объект.

Это был вездеход.

Внушительная машина, светящаяся гирляндами огней и появившаяся из ниоткуда, казалась миражом, жестоким обманом измученного сознания. Но чем сильнее она приближалась, чем громче становился звук двигателя, тем больше крепла моя уверенность, что это не иллюзия.

Здесь должен на мгновение прервать повествование и уточнить, что вездеход, приснившийся мне, в точности повторял тот, на котором я еду в Бореалис. Бортовой номер я не запомнил, что не так уж и важно. При этом во сне я не узнал "Урсус", облик этой машины казался совершенно незнакомым.

Я нашёл в себе силы поднять одну руку и помахать.

Пространство вокруг на несколько десятков метров залил яркий электрический свет. Но видят ли меня? Кабина, окна которой лучились приятным тёплым светом, находилась так высоко. Наверняка то, что находится в непосредственной близости, исчезает в мёртвой зоне. Какое подходящее название – мёртвая зона...

Неужели мне суждено погибнуть нелепой смертью – под гусеничными траками машины, которая была единственным шансом на спасение?

Я пробовал кричать, осознавая бессмысленность и тщетность этого, мой голос терялся, казалось, сразу же, как покидал гортань. О том, чтобы подняться, нечего было и думать. К моему ужасу, я не мог и отползти в сторону – окоченевшее тело отказывалось подчиняться. Оставалось лишь бесшумно вопить и махать рукой, надеясь на чудо.

И оно произошло!

Неизвестно как, но водитель заметил одинокую скорчившуюся фигурку, почти полностью засыпанную снегом. Массивный вездеход на удивление быстро затормозил, слегка качнувшись вперёд. От меня его отделяло не более пяти-шести метров.

Спустя несколько секунд открылась дверь в борту, вниз опустилась выдвижная лестница и по ней торопливо, насколько позволяли защитные комбинезоны, спустились двое полярников. Я сразу их так про себя назвал за форму одежды и её яркий оранжевый цвет – такой же, каким был выкрашен вездеход.

Преодолевая снежные перемёты и борясь с ветром, они добрались до меня и, ни слова не говоря, принялись откапывать из сугроба, благо снег был не слежавшийся, мягкий, и никаких инструментов, кроме собственных рук, им не потребовалось. Затем они подхватили меня и понесли обратно к вездеходу.

Я настолько замёрз, что не изменил позы даже после того, как оказался освобождённым из ледяного плена. Лишь всё та же рука безвольно болталась. И при этом я так и не лишился ясности сознания, которое словно существовало отдельно от угасающего тела. В какие-то моменты мне начинало казаться, что я и вправду вижу сцену со стороны. Я смог рассмотреть другие вездеходы, следовавшие за головным и тоже остановившиеся. Сколько их там было, оставалось гадать – сквозь снежную завесу угадывалось ещё два.

А потом меня внесли в вездеход, и едва первые робкие прикосновения тёплого воздуха огладили задубевшую от мороза кожу, я испытал удивительное чувство. Не эйфорию от осознания спасения, а ощущение, что нахожусь именно там, где должен, что достиг своей цели.

В тот же момент всё вокруг изменилось.

И когда я пишу "всё" – именно это и имею в виду.

В одно мгновение коридор, по которому меня несли, погрузился во тьму. Однако я продолжал видеть. Перед моим взором предстала полная разруха: ржавый металл, растрескавшаяся краска, иней на стенах.

Самое же ужасное – два скелета в ярко-оранжевых комбинезонах, лежащие в проходе. Похоже, те самые полярники, которые меня спасли...

Следующий кадр. Неведомая сила выносит, буквально выдёргивает меня из вездехода, и я вижу, что он и снаружи весь обветшалый, словно простоял, брошенный, многие годы. Удивительно, как его не засыпало снегом полностью, а только по гусеничные траки, ну на то он и сон.

И, конечно, других "Урсусов" поблизости уже не было.

После этого я проснулся.

Как видишь, сон был очень яркий, реалистичный. Я запомнил столько мелких деталей, словно посмотрел фильм. Хотя даже это неточное сравнение. В кино видишь, не чувствуешь. А я вправду пережил всё, о чём написал выше! Наш мозг умеет создавать убедительные иллюзии, воспроизводя однажды пережитые ощущения. Прежде подобных сновидений у меня никогда не было.

В душе остался очень неприятный осадок.

Понимаешь, я не могу вспомнить лица тех мужчин, которые вытащили меня из сугроба и занесли в вездеход. Но почему-то уверен, что они мне знакомы.

Довольно ужасов! Я излил на бумагу всё, что хотел, вроде бы ничего не забыл. Не уверен, стоит ли тебе давать это читать, возможно, выдерну эти страницы. Тем не менее, повторюсь – не написать не мог. Кажется, стало чуть легче. Попробую заснуть, а то уже утро близится.

Позже, тем же днём

Заснуть-то я заснул, однако проснулся разбитый, словно и не спал вовсе.

Первая мысль по пробуждению: "А ведь сегодня пятница тринадцатое". Никогда не был суеверен, просто любопытное совпадение.

Протёр глаза, осмотрелся. Вездеход движется, плавно покачиваясь на снежных волнах. Слышу гул двигателя, чувствую вибрацию от его работы. Снаружи продолжает неистовствовать непогода. Всё в порядке, штатно, никаких проблем.

Как и должно быть.

Ох уж эти сны! В такие моменты завидуешь тем, кто их не запоминает.

15 июня, воскресенье

Сел писать воскресным вечером и понял – не о чем.

Жизнь вошла в привычное русло, уже и окружающие условия перестают казаться чем-то несусветным и противоестественным. Безусловно, мечтаю о том дне, когда смогу снова прогуляться под открытым небом, вдыхая аромат трав и держа тебя за руку. Мечты эти помогут мне скоротать беспросветные полгода. И вроде жаль, что нет возможности связаться с тобой раньше, а, с другой стороны, столь долгая разлука поможет мне многое переосмыслить и понять, что важно на самом деле.

Сегодня я думал о нашем доме, который мы построим на заработанные мной деньги. Ну или купим. Главное, он должен быть отдельным (хватит унылых квартир) и находиться как можно дальше от центральных улиц. От их вечного гама, суеты, фальшивости. Нам этого хватит и в рабочее время с лихвой. А вечером мы будет возвращаться в наше уютное гнёздышко, где всегда тихо, спокойно и безопасно. Где мы будем жить сначала вдвоём, а потом и втроём (или даже вчетвером – кто знает?). Знаю-знаю, "Человек предполагает, а Бог располагает". Или "Хочешь рассмешить Господа – расскажи ему о своих планах". Но это не значит, что не нужно мечтать и стремиться к мечте.

Самое главное у меня для этого уже есть.

Ты.

...

Ой, что-то я сегодня сентиментальный. Наверное, прочтение моего дневника подряд будет вызывать противоречивые ощущения от "неровности" повествования. Ну и ладно, он же предназначен только для твоих глаз, Лида.

Засим пока откланиваюсь.

16 июня, понедельник

Неожиданно понял, что не рассказал тебе, как мы здесь отдыхаем.

Ты, наверное, уже решила, будто мы только работаем, а в остальное время едим, смотрим телевизор или спим.

Конечно же, я утрирую твои мысли. У нас не всё так печально.

По вечерам мы собираемся в столовой, которая является одновременно и кают-компанией. Там мы вместе проводим досуг. Например, играем в карты. Помимо меня, это дело особенно любят штурман Олег Рощин и мой тёзка радист Юра Добренко. И, доложу тебе, они достойные соперники, пускай у нас и не спарринг. Вдобавок Юра тот ещё шутник и балагур; его хохмы настолько удачно вплетаются в игровой процесс, что у нас и зрители есть, которые сами не играют, а с удовольствием наблюдают за процессом. Забавно теперь вспоминать, что при знакомстве он показался мне высокомерным типом.

Нередко нас радует своим умением играть на гитаре механик-водитель Аркадий Воронов. Он обожает творчество Высоцкого и знает, наверное, половину песен барда наизусть. Правда, вокальные данные Аркадия, скажем так, не позволяют ему повторить стиль Владимира Семёновича, но проникновенные тексты отнюдь не в бесталанном исполнении берут-таки за душу.

Мой друг Саша Шабалин и радист Валера Моисеенко просто обожают настольные игры. Представь себе. Конечно, не простые, а-ля "доберись из пункта А в пункт Б первым", а в те, где нужно развивать своё поселение, например. Я не очень вникал, поскольку мне это неинтересно и, честно говоря, малопонятно. Тут с Сашей мне не по пути.

Командир наш, Павел Георгиевич, тоже отнюдь не остаётся в стороне. Ему нет необходимости всё время находиться в кабине, и он старается всегда посещать наши вечера. Обычно сидит и читает книгу (да-да, самую настоящую! Уверен, ты оценишь), причём мы со своими чуть более активными видами отдыха ему ничуть не мешаем. Порой же, когда мы немного угомонимся и переходим к беседам, он присоединяется к нам и рассказывает одну из бесчисленных историй, свидетелем которых был сам. Ну или, в крайнем случае, слышал от надёжных людей. Баек командир не любит.

Единственный, кто, похоже, ничем не увлекается – это штурман Филипп Людиновский. Он не пропускает наших встреч, но и ничем себя на них не проявляет, просто присутствует. Не говорю, что это плохо, люди ведь все разные. Обязанности свои выполняет – и хорошо. Единственный, с кем он может подолгу беседовать – наш командир.

Я ещё, кажется, не упоминал, что нет алкоголя. Вообще нет, на всей планете. Удивительно, правда? Поговаривают, периодически пытаются провезти "огненную воду" – и каждый раз нарушителя сухого закона успешно ловят если не перед отправлением, то по прибытии на Аврору точно.

Пребывание в вездеходе в течение длительного времени не лучшим образом сказывается и на теле. Поэтому на каждом "Урсусе" оборудован спортзал. Совсем небольшой – там можно одновременно заниматься максимум вдвоём, а о том, чтобы пробежаться по настоящему, а не на тренажёре, остаётся только мечтать. И всё же это отличная возможность убить время с пользой. Как знать, может, по возвращении ты меня не узнаешь, столь сильно я подкачаюсь.

Шучу, конечно.

И на этой позитивной ноте прощаюсь с тобой на сегодня.

Целую и крепко обнимаю!

18 июня, среда

Наверное, это будет пока последняя запись в дневнике.

Вернусь к нему, когда мы прибудем в Бореалис – уверен, мне будет, чем поделиться с тобой. И уж лучше пускай отсутствуют темы для очередной заметки, нежели снова приснится какая-нибудь чертовщина или, тем паче, что-то случится.

Пишу и понимаю, как нелепо моё желание не встревожить тебя, не писать о чём-то скверном. Ведь раз ты читаешь эти строки, значит я в порядке, благополучно вернулся на Землю и нахожусь рядом с тобой.

Да и не происходит ничего скверного. Ну испортил обед, пересолив суп. С кем не бывает? Сделаю ребятам отличный ужин и реабилитируюсь.

Так что, дорогая, до встречи в Бореалисе!

28 июня, суббота

...

Даже не знаю, с чего начать.

До сих пор не верится, что это вообще реальность. Прошло несколько часов с того момента, как наш рейс перестал быть рутинным, а никакого удобоваримого объяснения у меня нет. И не только у меня.

Попробую изложить всё как можно более связно. Уверен, это и мне поможет упорядочить собственные мысли.

Начался день, как обычно.

После завтрака я немного почитал, потом позанимался на тренажёрах. Подумывал внести очередную запись в дневник, несмотря на высказанную в прошлую среду мысль, что до Бореалиса писать мне будет не о чем. Собственно, так и оказалось.

На тот момент.

Всё изменилось сразу после полудня.

Полдень здесь, на Морене, понятие такое же относительное, как и любое другое время суток. Снаружи ведь ничего не меняется. А вот на борту "Урсуса" в это время как раз заканчивается очередная шестичасовая смена, и на вахту заступают отдохнувшие члены экипажа.

Так было и в этот раз. Спустя минут десять после этого вездеход вдруг остановился. Для меня это сразу стало сигналом – что-то случилось. Я уже писал, что санно-гусеничные поезда движутся постоянно и лишь чрезвычайные обстоятельства способны повлиять на это.

Я покинул свою комнату. По инструкции мне не положено самостоятельно приходить в кабину, поэтому я ждал в коридоре, когда Павел Георгиевич сделает оповещение по внутренней связи. Вместо этого через несколько минут я увидел Аркадия Воронова и Филиппа Людиновского – ребят из второй смены. Они только-только отправились отдыхать, отстояв свою вахту, как им пришлось выполнять приказ командира. В чём он заключался, я тогда ещё не знал. Понял только, что им предстоит выйти наружу, потому что они облачились в спецодежду, которую мы надевали на учениях в Авроре. Она полностью закрывает все участки тела и способна какое-то время противостоять адскому холоду Морены. Я узнал товарищей только по вышитым на комбинезонах фамилиям.

Они мне ничего не сказали, молча проследовав к выходу. Отсутствовали совсем недолго. Я засёк время по часам – четыре минуты. Зачем я это сделал? Поверь, Лида – четыре минуты в той буре, через которую пробивается наш поезд, это вечность. Даже в спецодежде.

Наконец, они вернулись. С ног до головы облепленные снегом; ярко-оранжевый цвет комбинезонов почти полностью сменился белым. И что-то несли на носилках.

Я глазам своим не поверил. Это был человек!

Тоже засыпанный снегом, что не помешало убедиться в отсутствии на нём какой-либо спецодежды. Обычный шерстяной свитер и брюки. На ногах – ботинки.

По-моему, я не дышал всё то время, пока Аркадий и Филипп проносили тело мимо меня.

Тело? Я написал тело?

Чёрт с два! Это ЖИВОЙ человек. Я отчётливо видел, как он дышал. Он пребывал в бессознательном состоянии, но совершенно точно сумел не погибнуть там, где холод настолько сильный, что обжигает, подобно кипятку, и способен выдуть всё тепло из организма за считанные мгновения. А на этом бедолаге, напомню, одежда была совершенно неподходящая даже для наших земных зим. Как он мог выжить?

Если тебе всё это показалось знакомым, то – не показалось. Именно так был одет я в том странном сне. О котором я, конечно же, сразу вспомнил, и меня словно ледяной водой окатили.

Чтобы отмахнуться от жуткой картинки промёрзшего мёртвого вездехода со скелетами в коридоре, я переключился на другие мысли. Вопросов касательно этого человека у меня была уйма, но поскольку ответов на них пока никто мне дать не мог, я сосредоточился на иных, более прозаичных.

Например, почему его принесли в наш вездеход? Ведь, несмотря на заявления о полной автономности каждого "Урсуса", лазарет и, соответственно, врач имеются на пассажирских и грузопассажирских модификациях. А на грузовых, как наш – только запас медикаментов.

И всё-таки мужчину забрали именно мы. Поверь, Лида, это не праздный вопрос вовсе. В чём я убедился очень скоро, когда встретился с командиром.

Ну а пока чудом выжившего разместили в свободном жилом помещении. Это так называемый "резерв" на всякий случай. Какой именно "всякий", мы прежде могли только гадать. Уж точно даже проектанты "Урсусов" не предполагали, что речь будет идти о спасённых людях.

Павел Георгиевич пришёл в скором времени. Я обратил внимание, что вездеход по-прежнему стоит на месте. Неужто ещё кто-то остался снаружи?

Правда оказалась гораздо фантастичнее. И, увы, намного хуже.

Только взглянув на командира, я понял, что ситуация очень серьёзная. Прежде я не видел у него такого растерянного лица, словно он не ветеран рейсов в самых суровых условиях, с какими доводилось сталкиваться человеку, а зелёный юнец, впервые оказавшийся перед лицом опасности.

– Мы потеряли поезд.

Вот что он сказал. Я далеко не сразу понял, о чём идёт речь. И ещё дольше пытался осознать, как такое могло произойти. Боюсь, чтобы продолжить свой рассказ, я вынужден снова затронуть техническую сторону вопроса.

Каждый вездеход в составе санно-гусеничного поезда оборудован приёмо-передающей системой, которая постоянно поддерживает связь с соседней машиной. У ведущего и ведомого "Урсуса" задействованы по одному каналу, а на остальных – по два, в обе стороны. Если хотя бы один сигнал пропадёт, тут же будет поднята тревога на всех вездеходах, не заметить которую невозможно. Сигнал распространяется максимум на сотню метров. Это сделано с большим запасом: обычно мы ездим гораздо ближе друг к другу. Поэтому "внезапно" потеряться, несмотря на порой нулевую видимость, невозможно.

Однако именно это и случилось с нами. Каким-то непостижимым образом наш "Урсус", двигаясь в голове колонны (а значит, принимая на себя основную нагрузку по преодолению снежных заносов), умудрился оторваться от остальных более чем на сотню метров. При этом сигнализация не сработала. После остановки поезд нас так и не догнал. И произошло всё это совершенно незаметно для следовавшего за нами вездехода, хотя они должны были забить тревогу задолго до того, как это сделала приёмо-передающая система. Ведь по инструкции машины движутся так, чтобы были видны задние огни впереди идущей.

Другими словами, одновременно случилось сразу несколько событий, каждое из которых и по отдельности крайне маловероятно. Павлу Георгиевичу было от чего растеряться.

Логика подсказывала, что для воссоединения с поездом нужно просто подождать. От курса мы не отклонялись, и никаких причин делать это у других "Урсусов" тоже не было. В течение нескольких минут они должны были нас настигнуть.

Этого не произошло.

Более того, попытка установить с ними связь также потерпела неудачу. На всех каналах Валера Моисеенко ловил только помехи. Прежде я не слышал от нашего радиста, чтобы он так ругался. Ещё бы тут не ругаться, когда самодиагностика показывает, что приборы в полном порядке. Приборы, которые не позволяют связаться с поездом, находящимся уж точно никак не дальше десяти минут езды от нас.

Спустя полчаса безуспешных попыток вызвать другие "Урсусы" Павел Георгиевич решил воспользоваться спутниковой связью.

Здесь необходимо подчеркнуть, что к этому способу дозволяется прибегать только в крайних случаях. Докладывать в Аврору или Бореалис о местонахождении поезда необходимости нет – это делается автоматически, при обмене бортовой системой и спутниковой так называемым "рукопожатием". Узнавать прогноз погоды? Неплохая шутка для Морены. А уж болтать о всякой ерунде и подавно строго воспрещается. Исключительно экстренные вызовы – и точка.

С момента начала регулярных рейсов по маршруту Аврора – Бореалис ещё ни разу не приходилось прибегать к этому последнему средству. И вот теперь момент наступил.

И что же ты думаешь? Ответа мы не дождались и по этому каналу связи! И снова приборы настойчиво убеждают нас в своей полной и беспрекословной исправности. А из динамиков раздаётся лишь треск помех.

Должен признаться, мне очень не по себе. Я понимаю, что раз ты это читаешь, значит, нам удалось выбраться из столь странной ситуации. А ты читаешь, я уверен. Этот дневник ещё окажется в твоих тёплых и нежных руках.

Ах да, не написал ещё кое о чём.

Связь с поездом (и, полагаю, остальным миром в целом) пропала как раз в тот момент, когда Саша Шабалин увидел лежащего на снегу человека. Совпадение?

Позже, тем же днём

Спасённый был поручен Филиппу.

Оказалось, тот обладает навыками врача. Небольшими. Явно не та кандидатура, которой стоит доверять жизнь человека, но выбора нет.

Так вот, со слов Людиновского, бедолага совершенно не пострадал. Это кажется непостижимым, и всё же это правда. Я лично навещал выжившего и убедился, что на его коже нет ни следа обморожения. Вообще у этого типа вид абсолютно здорового мужчины. Насколько я могу судить, ему лет сорок. Абсолютно лысый, не по вине природы. Лицо круглое, глаза маленькие и глубоко посажены, нос кажется каким-то вытянутым, а губы пухлые, как у старомодных фотомоделей и поблескивают. Телосложение – худощавое; в этой связи особенно неуместно выглядит живот, отчётливо выпирающий, даже когда его обладатель лежит на спине. Представляю, как это всё выглядит при ходьбе. Ноги коротковаты для его роста (метр восемьдесят), а руки наоборот, длинные. Мускулатура развита слабо.

Единственная приметная черта – татуировка. На правом предплечье изображение медведя, стоящего на задних лапах и сжимающего в передних длинноногую красотку. Так себе искусство.

Скажу честно, этот мужчина вызвал у меня неприязнь. Я понимаю, он едва не погиб и чудо, что нам удалось его заметить и спасти. Умом понимаю. Сердцем – нет.

Откуда он взялся? Как смог выжить? Почему его появление совпало с потерей связи и поезда?

У нас у всех полно вопросов, а ответа никто дать не может. Ни единого, хоть сколько-нибудь приемлемого.

От спасённого также пока ничего не добиться. Несмотря на отсутствие каких-либо травм и нормальные жизненные показатели, он находится в бессознательном состоянии. Попытки привести его в чувство не увенчались успехом.

Что нам теперь делать? Действуем строго в соответствии с инструкцией.

Ждём.

Раз уж нас угораздило заблудиться, мы обязаны остановиться там, где оказались, включить все передатчики на полную мощность и дожидаться помощи. Что бы ни случилось с нашим вездеходом, остальные наверняка в порядке и должны нас искать. Мы никак не могли далеко удалиться от установленного маршрута. Так что остаётся набраться терпения. Запасов воды и пищи для нас и топлива для "Урсуса" у нас полно, механизмы вездехода работают нормально (в отличие от приборов, это сомнений не вызывает). Жизням нашим совершенно ничего не угрожает. Кроме, разумеется, паники. Нельзя ни в коем случае её допускать, и Павел Георгиевич, первым взявший себя в руки, именно об этом нам всем напомнил.

По всем подсчётам, нас должны найти в худшем случае через сутки.

29 июня, воскресенье

Когда я писал последнее предложение предыдущей записи, я не верил, что этот пессимистичный сценарий воплотится в жизнь.

Однако именно это и произошло. Минуло двадцать четыре часа с тех пор, как мы потеряли наш поезд – и не изменилось с тех пор ничего.

Ни-че-го.

Нас не нашли, связи по-прежнему нет, спутниковая система позиционирования не ловит сигнал с орбиты и не может подсказать путь к Бореалису. Куда мы в ближайшее время всё равно направимся. Так приказал Павел Георгиевич, и будь я проклят, если это не единственное разумное решение в сложившейся ситуации.

Мы сможем найти поселение и без помощи спутников. К чёрту высокие технологии. Наши штурманы Олег Рощин и Филипп Людиновский уверенно заявляют, что проведут нас к Бореалису. Если даже выйдет промашка, там есть специальный маяк, транслирующий сигнал каждые тридцать секунд. Он и наведёт нас окончательно.

А ждать больше смысла нет. Что бы ни произошло вчера, это не просто одиночный сбой. В личной беседе Саша Шабалин высказал мысль, что, возможно, проблемы вовсе не у нас, а как раз у поезда. Потому-то они отстали от нас – и не могут найти сейчас.

Однако командир не разделяет этого мнения. Опять-таки, с ним трудно спорить. Представить себе ситуацию, при которой вышли из строя сразу пять надёжных вездеходов, непросто. Это должно быть внешнее воздействие, некий катаклизм, который почему-то не затронул нашу машину. Слишком маловероятно, притянуто за уши.

Поэтому мы не производим поиски поезда, а готовимся двинуться к Бореалису. Это произойдёт в ближайшие полчаса.

30 июня, понедельник

Едем.

Как будто ничего не изменилось, и если бы я не знал о происходящем, не заподозрил бы неладное. Мои обязанности также остались прежними: продолжаю готовить для экипажа завтраки/обеды/ужины.

Забот у меня больше не стало, вопреки ожиданиям. Наш "пассажир" по-прежнему находится в бессознательном состоянии. Жизненные показатели опасений не вызывают, в отличие от перспектив. У нас на борту нет ничего для искусственного введения в организм питательных веществ. Филипп, несмотря на все старания, не может привести спасённого в себя; ничто не работает, нашатырный спирт – что мёртвому припарки.

Обвиняешь меня в чёрном юморе? Как сказать, Лида.

Если честно, у меня есть неприятное ощущение, что живых людей на борту не прибавилось.

1 июля, вторник

Несмотря на заверения штурманов, не могу отделаться от опасений, что мы движемся не в ту сторону. В никуда. Единственный ориентир – стрелки навигационных приборов, в особенности компаса. Поправки с учётом приближения к магнитному полюсу Морены делаются автоматически, но и Олег, и Филипп перепроверяют, уже не доверяя технике. По их словам, мы не сбились с курса. «Пока» – так и хочется добавить мне. Уж очень снаружи жутко. Кромешная тьма, против которой мощные огни вездехода ничто (а в сочетании с плотным снегом их яркость больше мешает, чем помогает). Нескончаемые потоки снега за окном, а этот вой! С ним не способны справиться ни приглушённый звук дизелей, ни хорошая шумоизоляция. Порывы ветра иной раз даже «Урсусу» наносят увесистую оплеуху. Вездеход наш крепкий, выдержит и не такое, но всё равно неприятно сжимается в груди, когда слышишь поскрипывание конструкций.

Примечательно, что это всё было и раньше. Только при сложившихся обстоятельствах действует на нервы гораздо сильнее.

Подопечный наш продолжает пребывать в беспамятстве. Если он в итоге сможет очнуться, то я ему завидую. Проспит самую неприятную часть нашего рейса.

2 июля, среда

Спросил у командира, не сократить ли рацион с целью сэкономить продукты.

На что получил решительный отказ. Настолько решительный, что, если честно, мне стало не по себе. Я уж подумал, он и вовсе ударит меня. Он встревожен, понятно, ведь несёт на себе ответственность за всех на борту.

Тем не менее, такая реакция мне не понравилась. Кто, как не Павел Георгиевич, должен сейчас излучать спокойствие и уверенность, которые бы передавались всем остальным? Признаться, я был о нём лучшего мнения.

Впрочем, он, опять-таки, высказал правильную мысль. Еды и воды у нас более чем достаточно – хватит ещё минимум на полмесяца, если тратить в обычном режиме. И на вдвое больший срок, если затянуть пояса. Штурманы же в один голос продолжают успокаивать нас и называют дату прибытия в Бореалис – 5 числа. Через три дня, стало быть. А уж там-то и припасы, и топливо и – главное! – безопасность, уверенность.