Текст книги "Отрок. Покоренная сила."

Автор книги: Евгений Красницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Да! Во время этой чехарды на Киевском столе, там успел недолго посидеть Юрий Долгорукий, даже, кажется, дважды. Ну и что мне это дает? Когда я еще был ТАМ, праздновали восьмисотпятидесятилетия Москвы. В каком году? Кажется в 1997, значит Москву основали в 1147. Будем считать, что так. Значит, осталось двадцать два года. Возраст городов у нас считается не от действительного основания, а от первого упоминания в документах. Где-то я читал, что Москва упомянута, как раз, в письме самого Долгорукого: кого-то он в гости приглашал… даже текст, вроде бы помню: «Приди ко мне на Москву».

Мог он быть в это время Великим Киевским князем? Мог! И был он в этой чехарде на Киевском столе далеко не первым и не последним – где-то в середине списка. То есть, за оставшиеся двадцать два года власть в Киеве сменится четыре – пять раз.

Это – если я насчет Юрия Долгорукого не ошибаюсь. А если ошибаюсь? Почему он на Киевском столе дважды сидел? Выгоняли? Тогда кто? Долгорукий сын Мономаха, а мать говорила, что Мономах сел в Киеве незаконно – династическое старшинство было за кем-то из черниговских князей. Да! Помню, что-то такое не то в школе проходили, не то сам где-то читал: многолетняя вражда между Мономашичами и Ольговичами.

Неужели начинается? И какие-нибудь волхвы, просчитав полученную через свою агентуру информацию, сочли обстановку для себя благоприятной? А я, умный такой, все это вычислил, обладая минимумом информации?

Много о себе представляете, сэр Майкл. Не знаете, Вы, любезный, истории своей страны. А раз «плаваете» в теории – будете изучать ее на практике, если выживете, разумеется. И все! Больше мне тут ловить нечего: знаний – крохи, и из этих крох большую часть забыл. И не хрен мозги зря мозолить!

Единственный вывод: первое необходимое условие успешного восстания язычников – свара между Рюриковичами – может иметь место в ближайшее десять-пятнадцать лет.

Второе условие – наличие профессиональной армии. «Людей в белом» где-то подготовили. Уровень подготовки – очень хороший, но это уровень разведчиков-диверсантов – «штучный товар». А требуются профессионалы для регулярных частей, причем в массовом порядке. Ни в каком тайном лесном убежище такую армию не создашь. Нужны не только тысячи людей, но и нехилая материальная база. Нужна, в конце концов, боевая практика, без нее настоящего воина не подготовишь.

Нет, не выходит. Если с первым условием нет ясности только по срокам, то со вторым условием нет ясности вообще по всему. А лапотникам с дрекольем, да охотникам без доспехов никакая свара в княжеском роду не поможет. Вот если бы у язычников была бы хорошая учебная и материальная база…

Блин!!! Наша воинская школа! За десять-пятнадцать лет здесь такого навалять можно! Нинея запросто может приказать нескольким десяткам пацанов притворно принять христианство, пройти полный курс обучения, может быть остаться при школе инструкторами или поступить на воеводскую службу. Набраться опыта, у кого выйдет, приобрести командные навыки… Каждый из таких ребят сможет обучить несколько десятков других, а те, в свою очередь, еще несколько сотен.

За десять-пятнадцать лет поднакопить оружия, обучить своих оружейников… Да нет же, все готовое можно получить: мы же здесь собираемся настоящий военный городок создать. С учебной базой, с мастерскими, со стратегическими запасами.

Да, сэр, вот так оно и бывает: щелк и мозаика сложилась. Дед готовит из меня своего преемника – командира чего-то, что, конечно же, будет больше, чем просто сотней. Илларион видит во мне, опять же, командира – военного магистра, коннетабля, маршала или что-то в этом же роде, Православного рыцарского ордена. Нинея собирается сделать из меня если не вождя, то кого-то из верхушки языческого восстания. Все хотят примерно одного и того же, но вкладывают в это совершенно разный смысл".

– Здрав будь, Корней Агеич! – Раздался рядом голос десятника Фомы. – Чего звал-то?

«Ну, блин! На самом интересном месте… Подумать не дадут».

– Здорово, Фома! – Отозвался дед. – Непорядок у тебя в десятке. Вчера твои люди в дозоре были?

– Мои. А что такое? Я проверял, никакого непорядка не заметил.

– А знамена на том берегу?

– Так это у Аристарха спрашивай, его холопы вчера там ковырялись.

– Кхе… Вот оно что. Ладно, у него и спрошу. Давай ко мне, там все десятники сходятся, разговор есть.

«А ларчик просто открывался… Ну да, холопы старостихи Беляны осенью Нинее дрова заготавливали, теперь, вот, знамена соорудили. Похоже, первая леди Ратного у баронессы Пивенской на подхвате обретается. То-то она не христианским именем зовется, а родовым. О, сколько Вам открытий чудных… сделать еще предстоит, сэр».

* * *

– Так, други любезные, разговор у нас будет важный, а потому располагайтесь поудобнее и слушайте, что я вам буду рассказывать.

Десять мужиков свободно, не теснясь расположились за обширным столом в просторной горнице нового здания на лисовиновском подворье. Кроме старосты Аристарха пришли все действующие десятники, кроме Тихона, и Данила с Анисимом, хотя последние двое числились в должностях лишь номинально. Отказался придти только Глеб, видимо, распростившийся со своим десятничеством, не дожидаясь обозначенного сотником срока.

Дед величественно возвышался во главе стола и, по всей видимости приготовился к произнесению длительного монолога. Мишка за стол не полез – пристроился в уголочке, но старался выглядеть так, словно его присутствие здесь – дело совершенно естественное.

– Настало время, господа начальные люди, сказать вам следующее. – Голос деда живо напомнил Мишке первую реплику комедии Гоголя «Ревизор»: "Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие…" – Покойный Великий князь Киевский Святополк Изяславич, – вещал дед – незадолго до своей кончины, возложил на меня попечение о Погорынской земле. Земля эта должна была с того дня зваться Воеводством Погорынским, а я – Погорынским Воеводой.

Все вы были на Палицком поле и знаете, какая там со мной приключилась беда. Из-за нее я на Погорынское воеводство встать не смог, и говорить об этом тогда смысла не имело. Теперь же, получив от нынешнего князя Туровского Вячеслава Владимировича благословление на командование сотней, счел я правильным принять на себя и воеводские заботы, по повелению покойного князя Святополка Изяславича.

– Выздоровел, значит?

По голосу десятника второго десятка Егора было не понять: то ли он язвит, то ли просто констатирует факт.

– Выздоровел, Егорушка, выздоровел. А если сомневаешься, то у Пимена спроси, он тоже, вроде бы как, сомневался.

Дед воинственно вставил вперед бороду и вперился глазами в Пимена. Тот криво ухмыльнулся и, видимо совершенно непроизвольно, прикоснулся рукой к левому уху, все еще не восстановившему нормальный цвет и форму.

– И грамота, наверно, княжья имеется?

– Егор!!! – Лука грохнул по столу кулаком. – Тебе что, гривны княжьей мало? Совсем очумел?

– Ты тут кулаками не стучи! – Завелся "с полоборота" Егор. – Я тебе не мальчишка! И кто из нас очумел еще неизвестно. Холопов нахватали так, что запихнуть некуда, щенок его по селу с самострелом носится, четным ратникам грозит, деньгами швыряется, сюда вон тоже приперся…

Егор все повышая и повышая голос начал медленно подниматься из-за стола. Лука, багровея лицом, точно так же начал подниматься ему навстречу. Голос у Егора уже начал срываться на крик:

– За серебро у кого-то из бояр в Турове гривну сотничью купил и думаешь: теперь все можно? Прихлебателям своим – добычу, а нам шиш? А вот мы еще посмотрим…

Лука, перегнувшись через стол, схватил Егора за бороду и дернул к себе. Егор, от неожиданности потеряв равновесие, упал вперед, едва успев упереться в стол локтями. Дальше все завертелось с калейдоскопической быстротой: десятники повскакивали с лавок один за другим, Фома попытался дотянуться до Луки и тут же получил в ухо от Данилы, хотел дать сдачи, но Игнат дернул его сзади за ворот и Фома, запнувшись о лавку повалился на пол. Игнат, многозначительно положив руку на рукоять ножа, встал между Фомой и дедом. Леха Рябой навалился на Анисима, не давая тому подняться с лавки, а Лука, все-таки дожал Егора, опустив тому голову до самой столешницы.

Лишь один Пимен остался сидеть и, тем самым, привлек к себе Мишкино внимание. Его спокойствие было совершенно непонятным.

– Пинька, что ж ты?.. – Егор уже не говорил а хрипел – железная рука Луки медленно выворачивала ему голову. – Пинь… ка…

Все еще неподвижно сидевший Пимен, незаметно ни для кого, кроме Мишки опустил руку и потянул из-за голенища засапожник. Мишке скрытность была не нужна, поэтому он действовал быстрее: кинжал мелькнул в воздухе и пригвоздил рукав рубахи Пимена к лавке. Тот мгновенно разжал пальцы и засапожник провалился обратно за голенище. Мишка встретился с ненавидящим взглядом Пимена и неожиданным даже для самого себя голосом, больше похожим на змеиное шипение, выдохнул:

– Только шевельнись, падла, у меня еще два есть.

Получилось, по всей видимости, убедительно: Пимен замер, не пытаясь даже высвободить рукав.

– А-а-ах-х!!!

Непонятно откуда взявшаяся у деда секира, очертила почти идеальный полукруг и с хрустом врезалась в середину столешницы. Все замерли, Было непонятно, что отрубил дед: то ли нос Егору, то ли пальцы Луке. В наступившей мертвой тишине Лука шумно выдохнул и брезгливо отбросил в сторону клок егоровой броды. Старый вояка не промахнулся, лезвие не задело ни Луку ни его противника, если не считать бороды Егора. Однако, топор не бритва – часть волос была перерублена, а часть вмята в древесину и заклинена там, Егор так и остался лежать щекой на столе, раскорячившись руками и ногами как краб.

– Ну что, наигрались, детишки? – Дед стукая деревяшкой обошел стол и ухватил за ухо Егора. Тот, распяленный между зажатой лезвием секиры бородой и дедовыми пальцами, беспощадно тянущими за ухо, зарычал сквозь стиснутые зубы. – Наигрался, спрашиваю, или еще желаешь?

– Пинька… сука…

– Еще какая! – Охотно согласился Корней. – Истину глаголешь Егорушка. И что же он тебе наобещал?

– Убью… змея… подколодного…

– Ну зачем же, Егорушка? – Этот «ласковый» тон деда был знаком Мишке, от него так и несло смертью. – Так уж сразу и убивать? Христос прощать велел. Ну разве что, для науки: зубки там повыбивать, вежливо, ребрышки поломать, ласково. А больше ничего и не надо. Михайла, внучек, чего у него там? – Дед указал бородой в сторону Пимена.

– Засапожник.

– Ну вот, не топор же. Ты, Пинюшка, сходи в церковь, да свечечку за здравие Михайлы поставь. Мог же паренек и по горлышку тебя чиркнуть.

Рукав у Пимена медленно намокал кровью, мишкин кинжал, все же зацепил руку. Дед отпустил ухо Егора и, сокрушенно вздыхая покачал топорище, вытаскивая лезвие из толстой доски столешницы. Егор облегченно вздохнул, поворачивая голову в естественное положение и тут же испуганно дернулся, теряя равновесие и падая на пол. Обух секиры ударил в стол прямо перед его лицом.

– Бунтовать?!! Говноеды!!! Сотника лаять!!! Роська!!!

В горницу, чуть не сорвав дверь с петель влетел Роська, в обеих руках взведенные самострелы. Лицо у него было таким же, как в том переулке, где он добил кистенем раненого татя. Мишка цапнул у него один из самострелов и вопросительно уставился на деда.

Дед ткнул пальцем в Егора и Пимена.

– А ну, на пол!!! Оба!!! Минька, бить в них, чуть только шевельнутся!

Егор и Пимен распластались на полу, а дед, прыгая на деревяшке принялся пинать их здоровой ногой в головы. Мужики только мычали, не решаясь даже прикрыться руками – два самострела смотрели им прямо между лопаток.

– Корней, будет! Лучше уж сразу добить.

Лука подхватил деда под руку и оттащил от лежащих.

– Ладно, Лука, будь по-твоему. Данила, Лука говорит: добить. Ты что скажешь?

– Добить!

– Леха?

– Пимена добить, Егорка – дурак, пусть живет.

– Фома?

– Тогда уж и меня добивай, старый хрен!

– Хрен я, конечно, не новый… – Дед на мгновение задумался, потом приказал: Данила, вреж-ка ему еще разок.

Хрясь! Фома опять шлепнулся на пол.

– Фома, надо понимать, против. – Прокомментировал дед и продолжил опрос десятников: – Анисим?

– За бунт – смерть, но и ты Корней…

– Значит, добить. – Утвердил сотник. – Игнат?

– А бунт-то был, Корней Агеич? Оружия я ни у кого не видел, кроме тебя.

– А засапожник?

– Так не достал же.

– Двое против. – Подвел итог опроса дед. Потом глянул на лежащих на полу Егора с Пименом и добавил: – И эти двое, конечно же, тоже.

– Батюшка Корней, Христом Богом!

Пимен брызгал кровью из разбитого рта, извиваясь на полу, как змея. Попытался подползти и ухватиться за сапог сотника.

– Нет, Пинька, один раз я тебя уже простил. Ребятки, бей в него!

Роська выстрелил не задумываясь. Мишка чуть поколебался, но нажал спуск, хотя было это уже бессмысленно – роськин болт ударил Пимена в затылок, прошел навылет и вонзился в пол возле дедовой ноги. По привычке, Мишка тут же упер самострел в пол и нажал ногой на рычаг. Рядом щелкнул самострел Роськи.

– А ты, Егорушка подумай, как хитрецы, дураков, вроде тебя, вперед выставляют, чтобы из-за их спины ножом полоснуть, да еще чистенькими потом остаться. За то, что сотника облаял – вира. Три гривны, отдашь Аристарху. В другой раз убью. Садитесь ребятушки, разговор еще долгим будет.

– Коней Агеич, – Игнат кивнул на труп Пимена. – Прибрать бы…

– Пусть лежит. Вместо него нового десятника еще не выбрали, и я его не утвердил. Кхе! Пусть слушает, может еще и посоветует, чего полезного.

"Блин, ну натуральный мафиозо дон Корнелио. Или злодей из мексиканского сериала – сначала поизмывался, потом приказал прикончить. Нет, падре Мигель, пролетаете Вы со своим диагнозом, были бы мы берсерками, тут бы сейчас трупы штабелями лежали.

А мужики-то сериалов не смотрели, на них спектакль подействовал, вон как на деда пялятся. Вообще-то, нечто подобное сейчас происходит по всей Европе – именно так какой-нибудь «Рейнский Потрошитель» или «Пьер Живорез», грохнув конкурента и крепко пугнув остальных подельников, становятся бароном фон Шварцвальд или маркизом де Мон Плезир.

Если я прав, то прямо сейчас, над неостывшим еще трупом, под графа Погорынского должна начать формироваться новая иерархия".

– Фома, а у тебя-то с чего шило в заднице завелось? – Подал голос Лука Говорун. – Ладно, Егора Федька накрутил, а тебя кто?

«Ага, Лука „столбит“ за собой место „второго человека в команде“. Как говорилось в одном мультфильме: „Птица Говорун отличается умом и сообразительностью“. Процесс пошел».

Фома, все еще сидя на полу и опустив голову, угрюмо молчал. Вместо него голос подал Анисим:

– Его собственная баба крутит, уже который день. Тогда на выручку сотнику ехать не отпускала, а теперь грызет за то, что не поехал и без добычи остался. И язык укоротить нельзя – на сносях, родит скоро. Бабы в эту пору с головой не дружат.

«Торопливое многословие, хотя тебя и не спрашивают. Все, шер ами Анисим, ходить Вам в шестерках, причем не у первого лица, а у Луки. Испугался, что заподозрят в сговоре с Пименом и в несколько секунд определил свою роль на много лет вперед».

– А ты-то чего суетился, Аниська? – Отозвался Лука. – Спасибо, Леха – мужик спокойный, только придержал, а мог бы и приложить крепенько.

«Вот, уже Аниська, а не Анисим, сейчас Лука его дожмет».

– Так это… Все повставали, и я…

– Повставали, да по-разному! – Лука неторопливо поправил свои длиннющие рыжие усы. – Вон Игнат тоже встал: руку на нож и сотника с боку прикрыл. А Данила, даже и вставать не стал, сидя Фому приголубил.

«Силен дядька Лука – все заметил, все оценил, хотя, можно было подумать, что он только Егором и занят. Сейчас он должен что-нибудь сказать деду. Все равно, что, лишь бы зафиксировать свое положение второго человека, мол, напрямую с сотником общается только он, а остальные – более низкий уровень».

– Корней, а надо ли было ребяток-то?.. – Лука качнул головой в сторону Мишки и Роськи. – …Что ж, мы сами не справились бы?

– Надо, Лукаша, надо. Егор по дурости, с пинькиной подначки затеял драку, Пинька, под шумок надумал меня зарезать, а пацаны его болтами истыкали…

«Ага, „официальная версия событий для средств массовой информации“. Извольте, господа, именно так на публике все и излагать».

– … И пусть знают: – дед повысил голос – Лисовинов так просто не изведешь! Сейчас у меня четверо таких пацанов, а к осени будет полсотни, и каждый за лисовиновский род, хотя бы одного злыдня, на тот свет да отправит!

«Так, заявка Луки на роль первого зама принята, а сейчас надо его тормознуть, что бы много о себе не воображал».

– А чего это, Лукаша, я твоего Тихона не вижу? – Поинтересовался дед. – Званы были все десятники, где же твой племяш?

– Меньшого своего к Настене понес, пацан щами ногу обварил.

– Ладно, садитесь все.

«Внимание, сэр Майкл, сейчас будем наблюдать результаты „перестройки“. Так, по правую руку от деда занял почетное место „чиф мэйт“ Лука Спиридоныч, по левую – „либер фройнд“ Данила. Рядом с Данилой – Леха Рябой, рядом с Лукой – Игнат. На шкентеле – Анисим и Егор, появится Тихон, окажется там же».

– …за честность, разумность и воинскую доблесть жалую вас воеводскими боярами! – За размышлениями, Мишка пропустил начало дедовой речи, а уже, оказывается, началась раздача наград за верность и преданность. – С правами на земли, знамена и на передачу всего по наследству.

– Благодарствуем Корней Агеич!

Новоиспеченные бояре встали и низко поклонились, касаясь правой рукой пола. Данила глянул на деда глазами собаки, у которой прямо из пасти выхватили мозговую косточку, и потупился. Егор, на лице которого уже явственно налились синяки, остался неподвижным. Анисим тоскливо отвернулся и напоролся взглядом на самострелы, все еще направленные в сторону сидящих за столом. Увиденное, похоже, не понравилось ему очень сильно. Он даже собрался было что-то сказать, потом, видимо, передумал, еще сильнее ссутулился и уставился глазами в стол.

– А тебе, Данила, поручаю дело, доселе для нас необычное. Будешь обучать пешее ополчение. В начале зимы, после Большой охоты по первой пороше, соберешь всех годных для того мужиков и парней…

«Ну вот все и определилось, досточтимый сэр Майкл. Ратное еще ничего не знает, люди живут, как жили, а жизнь их уже изменилась. Его сиятельство граф Погорынской Корней Агеич вступил во владение феодом. Место старпома на корабле, отстранив Данилу, занял Лука. Он же – командир преторианцев. Тут же и его центурионы: Леха Рябой и Игнат. Элита сформирована. Данила же, в силу обнаружившейся второсортности, списан в пехоту. А Егору с Анисимом – замаливать грехи. Анисиму, между прочим, еще и десяток себе где-то набирать».

– … Пока они себе десятника вместо Пимена выберут (а я еще посмотрю: утвердить ли), – продолжал дед – ты Фома, умыкни-ка у них четырех человек. Их там пятнадцать… Кхе, уже четырнадцать, так что, не обеднеют, а у тебя полный десяток соберется.

– О-хо-хо, хо-хо, грехи наши тяжкие. – Донеслось из угла за спиной деда.

– Аристарх! – Корней обернулся на голос старосты. – Ты чего там затих в уголке, я про тебя чуть и не забыл!

– А и забыл бы, Корнеюшка, не велика беда. Тяжко мне, дела у вас какие-то непонятные начинаются. Стар я что-то стал, выбрали бы вы себе ребятки нового старосту. Пора мне на покой.

«Глава Администрации, в свете произошедших событий, намылился в отставку. С чего бы это? Есть два варианта. Первый – предчувствие неизбежного конфликта между военной верхушкой и самой состоятельной частью населения ратного. Да! Пимен же его родич – брат Пимена Семен на дочке Аристарха женат. Не хочет староста попадать между молотом и наковальней. Вариант второй – поза обиженного: „Этим – боярство, а мне что?“. Интересно, как лорд Корней прореагирует?».

– Вот что, Репейка, справишь по мне тризну, тогда и о покое думать будешь! Мне еще твои охи слушать… Других дел нет. Молодых бы постыдился!

– Корней…

– Хватит, и слушать ничего не хочу!

«Репейка? Детское прозвище, что ли? И разговор о тризне… Понятно: мы с тобой на всю жизнь повязаны и никуда ты от меня не денешься. Эзоп нервно курит в сторонке».

– … Ну вот, вроде бы на сегодня все и обговорили. Ступайте все, кроме бояр и Михайлы.

"Ага, «А Вас, Штирлиц, попрошу остаться!» Поздравляю, сэр, Вы сподобились присутствовать на первом заседании Боярской Думы Административно-территориального образования Погорынье. А я-то тут на хрена? Кроме бояр в Думе… Кроме бояр… Опричь бояр… Блин!!! Опричник!!! Бешеный внучек, способный со своими подручными замочить кого угодно по первому приказу деда!

Дед же ясно всем указал: к осени будет полсотни таких! Сочетание информационно-аналитической функции, функции устрашения и кузницы кадров. Опричнина, Третье отделение Жандармского корпуса и НКВД в одном флаконе. Блестящая карьера, сэр Майкл, поздравляю! Какой псевдоним желаете принять: Малюта Скуратов-Бельский, Граф Бенкендорф, Лаврентий Палыч Берия?".

– Михайла… Михайла! Ты что уснул, что ли? Давай-ка, садись к столу.

Мишка перебрался за стол, скромно пристроился с краешка и уставился на деда. Воевода Корней горделиво выпрямился, уперся, оттопырив локоть, рукой в колено, окинул собравшихся орлиным взором и произнес историческую фразу:

– Значит так, господа бояре, с сегодняшнего дня у нас начинается новая жизнь!