Текст книги "Тяпа, Борька и ракета"
Автор книги: Евгений Велтистов
Соавторы: Марта Баранова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
На собачьей выставке
Горько бывает человеку, когда он теряет сразу двух друзей. Каково, проходя мимо старого приятеля, делать равнодушный вид! А еще хуже мысль о том, что второго друга потерял по своей вине.
Знали бы вы, какой это был друг! Их первая встреча произошла на берегу петляющей за пионерским лагерем речки Волгуши. Борька пошел купаться и вернулся с мокрым, дрожащим щенком, завернутым в майку. Сам ли щенок упал в Волгушу или жестокий хозяин бросил его, это было неизвестно. За мягкие, как полотенце, уши и добродушие ребята назвали его Тяпой. Борька боялся, что отцу не понравится беспородный щенок, но Смелов-старший сказал, что дворняжка – самая человеческая собака.
Тяпа подросла, у нее чуть вытянулась морда: видно, кто-то из ее предков был шпиц. Уши заострились и встали, белая шерсть легла мягкими волнами. Красавица, да и только! Собака была очень деликатна: быстро поняла, что на кухне нельзя вертеться у хозяйки под ногами, нельзя приставать к Борьке, когда он сидит у зеленой лампы за книгами. Но, если ей что-то было нужно, она садилась рядом и пристально смотрела в лицо хозяина блестящими темно-карими глазами, добиваясь к себе внимания.
У нее была своя постель и своя чашка в этом доме. Она знала все семейные праздники. Когда почтальон приносил голубой конверт со штампом «Бесплатное солдатское», Тяпа прыгала, носилась с лаем по коридору, и ей не делали замечаний. Все собирались в большой комнате, и Ярослав Иванович, надев очки, читал вслух письмо старшего сына Сергея.
А воскресные дни! Тяпа узнавала их по одной ей ведомым приметам. У них был свой запах, свои звуки, свои привлекательные цвета.
Зимой это были хрустящие, звонкие дни, когда Борькины лыжи, разрывая снежное полотно, скользили навстречу холодному солнцу, а Тяпа забегала вперед и, захлебываясь от радостного визга, каталась в снегу до тех пор, пока лыжи не поравняются с ней. Тогда она вскакивала и бежала, подпрыгивая, рядом с лыжней, заглядывая в лицо хозяину.
Летом пыхтел паровоз или гудела электричка. И Тяпа тихонько лежала под лавкой в шумном вагоне, потом сбегала по дощатой лестнице пригородной станции и, наконец, вырвавшись на свободу, мчалась к еловому лесу, мохнатому и хмурому, как медведица. Здесь она носилась и лаяла, вспугивая белок и птиц, или шныряла в траве, отыскивая Борькин пропавший мяч.
И все понимали ее радость, всем было так же хорошо, свободно, весело.
А как часто на улице или возле школы белый визжащий комок радостно бросался Борьке под ноги! По царапинам, укусам, по выдранному клоку шерсти не трудно было догадаться, какого мужества стоили эти путешествия по опасным улицам, ожидания в чужих подворотнях, где каждую минуту возможна встреча с огромными псами…
Эх, Борька, не пожалел ты Тяпу, а теперь бродишь один по улицам и не замечаешь, что пришла осень!
Солнце светит вовсю, листья хрустят под ногами, а воздух прохладный и пахнет арбузными корками. И не поймешь, что пестрее и ярче: то ли кроны деревьев, то ли фруктовые ларьки, то ли последние цветы на скверах.
Борьку интересовали на улицах одни собаки. Он сделал неожиданное для себя открытие. Все они – белые, темные, рыжие – шагали сегодня на поводках рядом с хозяевами в одном направлении – к парку за трамвайной линией. «Откуда их столько?» – гадал мальчик.
Мимо гордо прошел могучий дог, позванивая золотыми медалями чемпиона. Дога вела полная женщина с соломенной корзинкой – с такой ходят на базар. На почтительном расстоянии от них плелись зеваки, обсуждая каждый мускул четвероногого чуда. Борька так загляделся на дога, что не заметил, как вошел в парк и оказался на собачьей выставке.
Над просторным полем трепыхались бело-зеленые флаги с изображением глухаря и головы лося, над полем повис разноголосый лай. У Борьки разбежались глаза: каких собак тут только не было! Перед судьями, сидевшими за столиками, шагали по кругу на высоких ногах дугообразные русские борзые. Пусти такую в поле – и вытянется она стрелой, помчится, со свистом рассекая воздух, настигнет и зайца, и лисицу, и волка. «Собака-выстрел», – уважительно говорили про знаменитую русскую борзую болельщики и обсуждали родословную каждой из них вплоть до прапрадедушки и прапрабабушки.
Наверное, все болельщики были охотниками. Пока Борька толкался среди них, он стал знатоком собак. Лохматую и коротконогую, которая после борзых казалась как бы соскочившей с ходуль, звали спаниель. Уши у этой низкорослой испанки свисали до земли, а короткий хвост все время качался с неустанностью маятника.
Шли по кругу огненно-красные ирландские сеттеры и мускулистые, как спортсмены, пойнтеры. Трусили похожие на топорики фокстерьеры, чуткие и смелые собаки. И голые черные таксы, которых Борька считал до сих пор бездельниками и уродами, держались с гордым достоинством на кривых, но сильных ногах. Их хозяева представили в судейскую коллегию длинные списки трофеев – барсуков и лисиц, которых злые к зверю таксы вытаскивали прямо из нор или выгоняли под выстрел охотника.
Да, таксы удивили Борьку. А лайки расстроили. У него защемило сердце, когда он увидел белых, пушистых, веселых собак с острыми ушами и крендельками хвостов на спине. Уж очень напоминали лайки пропавшую Тяпу!
– Это всё мелочь, – прервал размышления мальчика старик в старомодном выгоревшем картузе. – Вот в охотничьем павильоне топтыгин стоит – это да! Хочешь, покажу? – И старик потащил Борьку в павильон охотничьего снаряжения.
Там висели на стенах двустволки и длинные ножи, на столах стояли резиновые сапоги, капканы, сумки для дичи, а у входа высилось чучело большого черно-бурого медведя. Вот таким косматым и страшным вылезал он из берлоги на охотника, державшего палец на спусковом крючке.
– Два метра ровно! – объявил с гордостью старик, помахивая клеенчатым сантиметром. – А когти – шесть сантиметров! Размеры! Не то что какая-то собачья мелюзга.
– Но ведь этого медведя поймали собаки, – сказал Борька.
– Медведя убил охотник! – наставительно произнес старик.
– Вот и в табличке написано, – продолжал защищать собачью честь Борька. – «Медведь убит охотником Московского общества Стрельниковым с помощью лаек Звонкой и Дружной под Новгородом».
– Ну, коли написано, то твоя правда, – сдался старик. – Однако ты не тех собак глядел. Вот сторожевые собаки – достойные глáза размеры.
В секторе сторожевых собак любителю исключительного не пришлось воспользоваться сантиметром. Здесь все было в движении. Боксеры с тяжелыми и крепкими, как амбарные замки, челюстями, необычайно легко при всей своей массивности преодолевали полосу препятствий. Они грациозно пробегали по бревну, перемахивали через траншеи, прыгали на высокий забор, подтягивались и соскакивали с высоты двух метров под восторженные крики зрителей.
Неподалеку на отгороженной площадке медленно двигалась фигура в толстом ватнике с длинными рукавами. «Фасс!» – приказала хозяйка с плетеной корзинкой знакомому Борьке догу, и пес величиной с теленка в несколько прыжков настиг «нарушителя», сбил его с ног и в знак победы положил на него тяжелую лапу. Всем стало ясно, что на ошейнике этого дога зазвенит еще одна золотая медаль.
Старик в картузе расстался с Борькой, когда услышал, что тот хочет посмотреть на комнатных собак.
– Мелочь, микробы, – махнул он рукой и удалился.
Из круглого павильона несся лай, похожий на перезвон колокольчиков. У открытых дверей прыгала стайка мальчишек и, кривляясь, хором распевала:
Заморский пес
Смешит до слез —
Уселся на ладони,
Он даже в блюдечке с водой,
Хи-хи, ха-ха, утонет!
Хи-хи, ха-ха, хи-хи, ха-ха!
Так это пес или блоха?
Мальчишки нисколько не преувеличивали! Посреди павильона перед судейским столом стоял мужчина и держал на ладони крохотную собачку с выпуклыми круглыми глазами. Едва ее поставили на пол, как она высоко запрыгала, – ну, просто блоха на поводке.
Как только судьи могли оставаться при этом серьезными!
А потом на манеж вышло странное существо, такое лохматое, что с трудом угадывалось, где у него голова, а где хвост. Существо глухо заворчало, раскрыло пасть, и все увидели, что у него длиннющие усы и борода. Борька без стеснения захохотал и сразу был выдворен за дверь. Через минуту он уже скакал вокруг павильона и, мешая комиссии отобрать чемпиона комнатных собак, пел вместе с веселой компанией:
Эй, парикмахеры, сюда!
Увидите вы сами,
Что у терьера борода,
Хи-хи, ха-ха, с усами!
Хи-хи, ха-ха, хи-хи, ха-ха!
Бывает в мире чепуха!
– Нет, не чепуха! – сказал кто-то за спиной Борьки. – Это сильная и выносливая собака.
Борька обернулся. Заступника терьеров на первый взгляд можно было принять за студента: худощавый, у рубашки расстегнут ворот, за толстыми стеклами очков – веселые глаза. Его спутница, наоборот, круглолицая и румяная, в белом летнем плаще, тоже чем-то была похожа на студентку.
И все-таки это были, наверное, не студенты, раз их сопровождал судья с красным бантом на груди.
– Да ну этих мальчишек! Вечно здесь крутятся, – громко сказал судья, обращаясь к гостям. – Идемте дальше, я вам покажу кое-что поинтересней!
– Я бы купил терьера не задумываясь, – негромко сказал молодой человек, обращаясь к девушке. – Но он нам не по карману. На эти деньги мы должны приобрести четырех собак. Ох, и экономный же у нас бухгалтер!
Борька услышал краем уха отрывок чужого разговора и снова поскакал вокруг павильона. Если бы он только знал, что за люди прошли мимо него и какую роль сыграют они в судьбе его пропавшего друга! Но он о них тут же забыл. Прыгал да насмешничал.
А владельцы собак понимали, что эти двое – не простые посетители: сам судья показывает им медалистов и чемпионов.
– Вот, не угодно ли взглянуть. – Судья подвел спутников к спокойно сидевшей овчарке. – Чистопородный экземпляр. Никакой примеси. Пять золотых и одна большая серебряная медали.
– Очень хорошая овчарка! – похвалил человек в очках, рассматривая знаменитость близорукими глазами. – Но ведь большие собаки для опытов не годятся.
– Да, да, – спохватился судья. – Я помню, что вам надо небольшую. Это просто так, для ознакомления. Как вы смотрите на спаниеля?
– Тоже великоват…
– Тогда фокс. Небольшой, послушный, чуткий. Сосед за стеной развернет газету – он уже слышит и заливается колокольчиком!
– Нет-нет, – решительно отвергла девушка, – нам попроще, потерпеливей…
И тут ее прервал товарищ:
– Валя, смотрите: она?
– Она!
Оба гостя решительно двинулись к забору. Там, на куче желтых листьев, лежала в одиночестве грязная собачонка. Ее вытянутая, узкая, как у шпица, морда была искусана, а шерсть, когда-то белоснежная и мягкая, свалялась и висела клочьями.
– Это не наша собака, это бездомная дворняга. Она может укусить, – предупредил судья.
Собака не собиралась кусаться. Она испуганно вскочила и нырнула под забор.
– Зачем вы ее спугнули? – спросил человек в очках.
– Нам именно такая собака нужна, – пояснила девушка. Она наклонилась, позвала: – Жучка! Шарик! Белка!..
– Я надеюсь, что такой на нашей выставке больше нет, – гордо сказал судья. – Придется вам искать где-нибудь в другом месте.
Он поправил на груди красный бант и ушел к своим догам и фоксам.
– Что же нам теперь делать, Василий Васильевич? – расстроенно спросила Валя.
– Завтра я решительно поговорю с бухгалтером, – сказал, нахмурив брови, Василий Васильевич. – Как можно купить породистую собаку на деньги, которые он нам дает?! Но вы заметили, Валя, что мы не можем потратить даже эти деньги? Все выносливые собаки – большие, а нам такие не годятся. Я обошел выставки и питомники, был в Обществе охраны животных, объездил всех друзей, у которых собаки. И ничего подходящего нет!
– Не только вы, – попыталась успокоить Валя, – все наши сотрудники ищут и ничего тоже не находят.
– А ведь они бегают по городу, – убежденно сказал Василий Васильевич, – вот такие, как эта, которая удрала. Но я не могу их ловить. Обязательно упаду и разобью очки. Да, теперь я точно знаю: нас могут выручить только бродячие собаки. Обыкновенные бродяги.
Кусачка
Они встретились утром у подъезда двухэтажного старинного особняка, отгороженного от улицы чугунной решеткой и тополями.
– Здравствуйте, Василий Васильевич! – закричала издали Валя. – Мы спасены! Я пришла раньше, я видела: есть собаки!
– Да ну! Откуда? – обрадовался Василий Васильевич.
– Вы произнесли вчера пророческие слова: бродячие собаки. Не надо тратить денег, не надо ссориться с бухгалтером.
– Вот теперь я слышу лай! – довольно произнес Василий Васильевич.
Они вошли в подъезд, поднялись по лестнице и в маленькой комнате надели белые халаты. Потом по коридору проследовали до обшитой черной клеенкой двери.
Навстречу им несся отчаянный лай. В длинном зале стояли в два ряда клетки. Еще вчера были они пустые, а сегодня за железными прутьями крутилась, визжала, гавкала, выражая свой протест, собачья стая.
Беспаспортные бродяжки были недовольны. Они привыкли к вольной жизни, привыкли с лаем мчаться по улицам, бросаясь под ноги прохожим, привыкли устраивать азартные бои в подворотнях. Что и говорить, вольная жизнь была сурова: голод, дожди, зимой мерзнут лапы. Но зато как великолепно было чувствовать себя совсем свободными и видеть, как дрожат при встрече изнеженные домашние собаки!
– Лают, Василь Василич, просто отчаянно, – пожаловался сторож-служитель.
– На то они и собаки, чтобы лаять.
– А в шестой клетке, наоборот, послушная собака, – продолжал служитель. – Хоть и бродячая, но до чего ласковая! Меня уже узнаёт…
– «Козявка»! – прочла радостно девушка табличку, привешенную к клетке. – Какая хорошенькая!
Миловидная юркая Козявка прыгала за прутьями, вставала на задние лапы и виляла хвостом, явно желая понравиться.
– Что, здесь уже был профессор? – осведомился Василий Васильевич.
– Был, рано утром приходил, – подтвердил служитель. – Как посмотрел на эту красавицу, так сразу и сказал: «Козявка».
Человек в белом халате не спеша переходил от клетки к клетке и, щуря близорукие глаза, осматривал каждую собаку. Пленницы тоже разглядывали его из-за решеток.
Внимательней всех наблюдала за вошедшими белая собачонка с длинной мордочкой. Как и все здесь, она была бродяжной. Но, до того как по воле случая превратиться в безымянную скиталицу, эта дворняга имела хозяев и кличку Тяпа.
Она узнала человека в очках и девушку. Вчера днем, удирая от них, Тяпа подлезла под забор, но там ее схватили какие-то люди, накинули веревку на шею и сунули в тряский, полный воющих собратьев фургон. Ночь Тяпа провела в общей клетке собачьего приемника, и на рассвете грузовой автофургон привез ее в этот дом.
Она не лаяла, как другие собаки, она ничего не хотела и никому не верила.
– Посмотрите-ка, Валя, вам не кажется, что это та самая, с выставки? – сказал Василий Васильевич, остановившись перед Тяпой.
Валя внимательно посмотрела на бродяжку:
– Вы думаете? Да, да, конечно! Я ее узнаю: похожа на шпица! Только вчера она была погрязнее.
Тяпа глухо заворчала из своего угла, когда человек взялся за дверцу.
– Поосторожнее, товарищ Елкин, – сказал служитель. – Эта собака озлобленная.
Василий Васильевич только улыбнулся и вошел в клетку:
– Мы ведь старые знакомые…
Не успел он протянуть руку, как Тяпа цапнула зубами ладонь.
– Ой! – вскрикнула Валя, словно укусили ее.
А Василий Васильевич только поморщился от боли:
– Ах ты, кусачка!
– Безобразие! – закричал служитель. – Кусается! Я вот ее сейчас метлой!
И он замахнулся метлой.
Дворняжка отпрянула в угол, шерсть на ее загривке встала дыбом. Короткое рычание, а потом такой лай, что казалось, собака вот-вот захлебнется. Ее разом поддержала вся стая. Вид метлы вызвал у бродяг необычайное раздражение.
– Уберите метлу! – строго сказал Василий Васильевич сторожу. – Виноват я сам. И, пожалуйста, не кричите на собак. Вообще спрячьте лучше метлу. Нам нужны тишина и спокойствие.
Валя перевязала врачу руку носовым платком. Они ушли.
Сторож еще долго рассуждал вслух о том, что есть собаки, которые не ценят деликатного обращения и совершенно не разбираются в людях, они даже позволяют себе кусать уважаемых ученых докторов.
Ворча, он помыл клетки из шланга, налил каждой собаке воды, постелил солому, а потом стал разносить в мисках вкусно пахнущий овсяный суп. В клетку Тяпы он тоже поставил миску и сразу же ушел к Козявке.
– Ну как, Козявка, нравится тебе у нас? – спрашивал он, поглаживая свою любимицу, а она с удовольствием грызла в это время кость. – И повезло же тебе! Прямо с улицы в институт попала, на содержание государства. А всё почему? Потому что маленькая. Маленькие у нас в почете.
Странные речи говорил этот человек. До сих пор в собачьем мире считалось, что счастлив тот, кто самый большой. У него всегда меньше царапин и больше вкусных костей. Какая маленькая собака не мечтает быть догом или овчаркой? А у сторожа все выходило наоборот…
Тяпа съела свой суп, но не успокоилась. Да и как она могла успокоиться! Она ждала расплаты за свой поступок. А ее вместо того накормили. Тяпа ничего не понимала. Может быть, ждали наступления темноты, чтобы схватить ее, связать веревкой и избить метлой?
Незаметно она уснула. И, хотя сон ее был чутким и тревожным, Тяпа не слышала, как сторож вывел на ее клетке мелом: «Кусачка».
Космический врач
Вале нравилось, как Василий Васильевич обращается с собаками. Не повышает голоса, не раздражается. Воспитывает, словно маленьких детей.
Кусачка несколько дней жила в тревожном ожидании наказания. Ночью она просыпалась с сильно бьющимся сердцем, вскакивала на все четыре лапы, готовая защищать свою жизнь, и негромко, но грозно рычала.
– Определенно ей снится метла! – говорил Василий Васильевич Вале.
Его глаза дружески смотрели на собаку из-за очков. Она же в эти минуты терялась, чувствовала себя неловко, отворачивала голову. О неприятном случае напоминало и новое имя. Тяпа никак не могла привыкнуть к тому, что ее звали Кусачкой.
– Ничего, – размышлял вслух врач, – успокоится, обживется, будет превосходным космонавтом. Верно, Валя?
– Космонавт… – мечтательно отозвалась Валя. – Плывущий во Вселенной. Кусачка и не знает, что ее будущее звучит так красиво – по-древнегречески. Как бы я хотела быть на ее месте!
– Ну, вот и начинаются детские разговоры, – нахмурился Василий Васильевич. – Вы космический медик, Валя, не забывайте, пожалуйста, об этом. Судовой врач плавает на корабле. Врач футбольной команды сидит у ворот, на скамеечке. Хирург оперирует больного на столе. А космический – в самый важный момент не с экипажем, не в ракете, а у приборов. Пока это так.
– Мне всегда казалось, – обидчиво заметила лаборантка, – что вы родились космическим врачом. И в детстве играли не игрушками, а приборами.
Василий Васильевич рассмеялся:
– Не обижайтесь, Валюша, и знайте, что мне в жизни здорово повезло! Это вам все хорошо и просто. Вчера – школьница, сегодня – лаборантка, а завтра… вы знаете, кем будете завтра, потому что учитесь в институте. А когда я учился, не то что ракеты – реактивные самолеты были в новинку. И я думал, что буду ветеринаром.
– А как же вышло?
– А так. Окончил институт. Мне говорят: хотите соединить в работе две древнейшие науки – медицину и астрономию, заняться самой молодой наукой – космической медициной? У меня дух захватило, словно вдруг полетел. И вот я здесь…
Когда Василий Елкин стал студентом ветеринарного института, никто этому не удивился. Страсть его к животным была известна дома, в школе да и, пожалуй, во всем районе. Мальчишки, завидев высокого костлявого парня, со спутанными волосами и мягкой улыбкой, кричали: «Доктор Айболит, у меня живот болит!» Они знали, что он не сердится, подбегали и совали любопытные носы в оттопыренные карманы. Там всегда что-то шевелилось, пыхтело, пищало. Старушки и домашние хозяйки приносили в квартиру Елкиных слепых щенков и котят. Подброшенные обретали свой первый дом в фанерном ящике. В углах Васиной комнаты всегда жили ежи, морские свинки, черепахи и другие добродушные существа.
Бывали и неприятности. Василий Васильевич рассказал Вале:
– Однажды поднялась в доме паника. Из помойного ящика выползали змеи и – по всему двору. Что тут было! Крик, шум, двери и окна на замок. Никто не выходит. Милиционер и дворник вооружились палками и прямо к нам: очищайте двор! А меня дома нет, я в школе. Мать говорит: «Никаких змей у нас не было. Готовы валить всякую вину на моего сына! Очищайте сами!» Те – в школу, к директору: подавайте сюда вашего зоолога, людям надо на работу, в магазины, а выйти никто не может. Я сразу догадался, в чем дело. Вчера собрал на болоте ужиные яйца, а мать, должно быть, их в помойку. Вот в теплом ящике, на солнышке уженята и вылупились. По дороге объясняю, что к чему, а милиционер и слушать не хочет, твердит: «Терроризирование жильцов дома с помощью ядовитых гадюк». Собрал я всех уженят. Демонстрировал: не кусаются. Но штраф все же уплатили… В тот момент, Валя, мне и в голову не приходило, что мое увлечение станет когда-то профессией…
Василий Васильевич никому не говорил о другом эпизоде: как он поступал в летное училище. Ни один человек, кроме самого лучшего друга Витьки Черняева, не знал, что нескладный добрый Елкин, по прозвищу Айболит, мечтал стать не зоологом, не ветеринарным врачом, даже не африканским охотником, он мечтал летать. Летчиками хотят быть все ребята, но потом, с возрастом, у многих появляются другие желания и цели. А Василий с другом Витькой после экзаменов подали заявление в летное училище.
– Здравствуйте, товарищ… капитан, – сказал Елкин военному за столом и сощурил глаза, считая звездочки на погонах.
– Здравствуйте, – ответил капитан и взял со стола газету. – Читайте этот заголовок. Да не подходите! С места читайте. Та-ак… Очки есть? Как же вы подаете заявление? Понимаю, понимаю… но летчик носит только одни очки – летные.
А друга приняли. Он, подавляя в себе ликование, пришел утешать Васю:
– Ну-ну, Айболитик, не страдай. Доктор в очках даже лучше. Солиднее.
И Витька, счастливец, изучал самолет, прыгал с парашютом, выполнял на учебной машине виражи и петли и вообще готовился на реактивщика. А потом он стал летать на реактивном истребителе и видел землю сверху.
Студент завидовал летчику. Но, когда он неожиданно стал космическим врачом, зависть прошла. Елкин стал представлять себе Землю как большой глобус с очертаниями материков и океанов. Ведь именно такой откроется она тем, кого врачи будут готовить в полет.
И он с удовольствием работал космическим врачом. Только никак не мог привыкнуть, что его называют по имени и отчеству. Все смущался и краснел. Но однажды решил, что это уважение не лично к нему, а к новой науке. И успокоился.
