Текст книги "Тысяча девятьсот восемьдесят пятый"

Автор книги: Евгений Бенилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Эрик подобрал с пола авоську с продуктами и стариков портфель: «До свиданья.» – сказал он. «А я вас знаю. – служительница подошла ближе, – Вы всегда по пятницам поздно возвращаетесь.» «Правильно … – удивился Эрик, – а вы наблюдательная!» «А вот портфеля у вас обычно нет … только сумка через плечо и, иногда, авоська.» – служительница указала пальцем сначала на портфель, потом на сумку и, наконец, на авоську. «И это правильно. – согласился Эрик, – Ну, пока, до следующей пятницы!» «Я вас и в другие дни замечаю – иногда утром, иногда вечером.» – Служительница с гордостью поправила на лице дерюжный форменный респиратор. «Удивительно! – согласился Эрик, – Бывает же такое! Ну, я пойду.» «Сидишь тут, сидишь – скучно становится, вот на пассажиров и смотришь!» «Прощайте.» – твердо сказал Эрик и стал подниматься по лестнице, ведущей к кассам Аэрофлота. «Иной раз такие смешные физиономии попадаются – обхохочешься!» – закричала ему вслед служительница.

Снегопад продолжался; ни людей, ни машин на улице видно не было. Через три минуты Эрик уже подходил к своему подъезду. Вахтерша давно ушла – он поставил авоську и портфель на заснеженные ступени крыльца, достал ключи и отпер парадное. Один из лифтов стоял на площадке – Эрик зашел, нажал кнопку шестого этажа и сдвинул респиратор под подбородок. (Болела голова, изжога от шампанского достигла умопомрачающей силы.) Кабина остановилась. Эрик вышел – и сразу услыхал мяуканье. Торопливо достав ключи, он отпер дверь своей квартиры. «Мяу-у!» – сердито закричал на него Кот; «Сейчас! Сейчас!» – ответил Эрик и стал быстро раздеваться. На полу прихожей валялся большой кусок обоев, отодранный Котом от стены в знак протеста против опаздывавшего каждую пятницу ужина. «Бедный зверек! Бедный! – Эрик стащил ботинки и прошел босиком на кухню, – Сейчас я тебя покормлю, несчастная зверуш… черт!» – он споткнулся о вившуюся под ногами зверушку и чуть не упал. Включив кондиционер на полный забор внешнего воздуха, Эрик нагнулся за котячей миской, плеснул в нее воды из-под крана и поставил на плиту; потом разобрал продукты по соответствующим отделениям холодильника. «Мяу-яу-яу-я-а!!!» – возопил Кот с возродившейся надеждой, увидав, что одна спинка минтая осталась на столе. Эрик поводил над рыбиной кухонным счетчиком Гейгера (радиоактивность в пределах допустимого), разрезал на куски и бросил в закипавшую воду. Затем вымыл руки и отправился в туалет. Кот остался на страже возле своей миски. Выйдя из туалета, Эрик пошел чистить зубы. По квартире поплыл омерзительный запах вареного минтая.

Через пять минут котячий ужин был готов. Эрик снял миску с плиты (Кот яростно терся об его ноги), обдал рыбу холодной водой и извлек хребет – чтобы глупый зверь не подавился от жадности. Пока Кот ел, Эрик еще раз вымыл руки, принял соду от изжоги, переключил кондиционер на половинный забор внешнего воздуха с полной очисткой и постелил постель. Стариков портфель остался лежать на полу прихожей рядом с куском отодранных обоев. Эрик прошел в спальню, разделся, погасил свет и залез под одеяло. Минуты через три он почувствовал, как неслышно подкравшийся Кот запрыгнул на кровать, подлез, урча, под одеяло и прижался теплым меховым боком к ноге любимого хозяина. «Один ты меня любишь.» – сонно пробормотал Эрик.

Хорошо ли, плохо ли – но еще один день жизни был выжит. -

28 декабря

Чаще всего это был зоопарк. Иногда – кино. Очень редко – театр. И никогда – музей или картинная галерея.

Мамины волосы всегда были темными и вьющимися, нос – горбинкой, глаза карие, почти черные. Рот – с полными ярко-красными губами, большой.

И это всегда происходило у выхода (зоопарка, театра или кино). Они с мамой уходили, Человек В Сером Костюме входил. Входил один, без сына или дочки.

Входил, держа в руках небольшой серый пистолет.

Он пропускал маму и Эрика мимо себя, усмехнувшись бесцветными тонкими губами. А потом поднимал пистолет и спускал курок, посылая пулю маме в затылок.

И Эрик всегда (с криком) просыпался, не дожидаясь, пока кровь и мозг разбрызгаются по спине впереди идущего прохожего.

* * *

Ветер стучал в окно спальни. Стенные часы тикали в темноте. Шум машин проникал сквозь несуществующие поры оконного стекла. Потревоженный Кот недовольно мяукнул и выполз из-под одеяла. «Извини, серый. – хрипло сказал Эрик, – Опять я тебя разбудил.» Не ответив, зверь спрыгнул с кровати и растворился в черном душном воздухе.

Эрик перевернулся на живот и закрыл глаза.

Окончательно проснулся он часа через полтора – за окном было все еще темно. В стекла все также бились ветер и снег. Мех вернувшегося под одеяло Кота привычно щекотал правое колено.

Эрик медленно встал, оделся и вышел из спальни. На полу прихожей лежал вчерашний портфель – блестящая медная застежка выделялась на старой потертой коже. Недодушенное радио на стене кухни шептало передачу «Субботнее утро». Эрик переключил кондиционер на рециркуляцию воздуха, поставил чайник на плиту и сделал бутерброд с сыром. Завтрак. Туалет. Душ. Привычная рутина утренней жизни наводила на ложную мысль о вечности бытия.

Вытирая мокрые волосы, Эрик заглянул в стиральную машину: уровень грязного белья дошел до половины – пора стирать. Он насыпал порошок и открутил краны. Износившийся патрубок, соединявший кран холодной воды со шлангом, выпустил тонкую струйку. Эрик дернул облезлую ручку на передней панели машины – раздался шум набирающейся воды. Описав крутую дугу, струйка закончилась на заранее подстеленной на полу тряпке. Эрик накинул на плечи полотенце и вышел из ванной.

Он ссадил сонного Кота на пол и убрал постель. Оделся. Отнес полотенце в ванную. Вернулся. Сел за стол, взял чистый лист бумаги и каллиграфическим почерком вывел:

Дела на сегодня:

1) постирать белье;

2) заменить фильтр в кондиционере;

3) отнести портфель;

4) купить запасной фильтр, овощи, фрукты и что удастся;

5) снести рабочий костюм в химчистку;

6) приклеить на место отодранный Котом кусок обоев.

Кот запрыгнул обратно на кровать, свернулся в клубок и закрыл глаза. Немного подумав, Эрик вставил между пунктами 2 и 3:

2а) узнать, в какой именно больнице оказался старик;

Он подвел под списком черту и встал. (В ванной надсаженно взвыла одряхлевшая от многих лет непосильного труда стиральная машина.) Потом достал с антресолей картонную коробку с новым фильтром, принес на кухню и распаковал. Отключил кондиционер и отвинтил винты на его передней панели. Вытащил израсходованный старый фильтр (сквозь сетку сочилась бурая гадость), сунул в коробку и вставил новый. Через пару минут кондиционер уже гудел, выдавая на гора чистый ароматный воздух. (Шум в ванной изменился – стиральная машина сливала мыльную воду.)

Эрик убрал отвертку, сел за стол и выписал из телефонной книги номера всех больниц в разумной близости к метро Маяковская. (В ванной загудели краны – стиральная машина набирала воду для полоскания.) Потом придвинул телефон и снял трубку.

Через двадцать минут все 11 телефонов в списке были вычеркнуты – человека подходящего возраста, доставленного в подходящее время с сердечным приступом, не оказалось ни в одной из больниц. (Стиральная машина перешла на душераздирающий визг – выкручивала белье.) Эрик снова достал телефонную книгу и обзвонил оставшиеся 23 больницы – и обнаружил сразу пять таких больных. Он записал фамилии и принес из кармана шубы мятый конверт, данный ему стариком, – однако ни одна из пяти не совпала с фамилией адресата (Голубев О.С.). Фамилии и адреса отправителя на конверте не было.

Эрик сел. Разгладил конверт на столе и откинулся на спинку стула. Задумался, вспоминая вчерашние события. Кое-что казалось странным.

Например: старик стонет, входят парень с девушкой, потом они выходят – и старик стонет еще раз.

Или: в вагоне находится Эрик, старик и подгулявшая компания. Компания выходит, старик начинает стонать.

Затем – беседа на эскалаторе, вызов неотложки, ожидание, прибытие неотложки.

Эрик зажмурился, пытаясь вспомнить докторшу: около двадцати пяти лет, светлые волосы, на шее болтается фонендоскоп. Одета в черную тужурку, белый халат, серый респиратор. Бежит по лестнице, правая рука мотается в воздухе, левая – скользит по перилам.

Так, еще раз: левая рука скользит по перилам, правая – мотается, пустая, в воздухе.

Стиральная машина издала прощальный вопль и затихла. Эрик сходил, завернул краны и вернулся за стол. Некоторое время он сидел, не шевелясь, – думал. Потом осмотрел конверт: тот был распечатан.

Поколебавшись немного, Эрик вынул письмо – тетрадный листок в клетку, сложенный вчетверо:

Дорогие Олежек и Элеанорочка!

Я нахожусь в санатории всего лишь третий день, а уже заскучала. Делать здесь решительно нечего. С утра принимаем лечебные процедуры, днем гуляем, вечером кино – вот и все развлечения. Далеко гулять не отваживаемся, ходим по просеке шириной в сто метров, а справа и слева – непролазная тайга. Воздух, слава богу, чистый, давно таким не дышала. Однако радиоактивность – высокая, больше двадцати норм, так что каждое утро принимаем радиозерпин. Очень много животных: олени, лоси и даже кабаны – большей частью мутанты, конечно, но встречаются и нормальные. Все они практически ручные и, когда мы выходим на прогулку, то бегут следом и попрошайничают, а мы их кормим хлебом.

Лечебные процедуры, спорить не стану, мне помогают хорошо – особенно диализ. А вот с соседями по палате не повезло: все пятеро – простые, неинтеллигентные женщины. Меня они, по-моему, недолюбливают … но тут уж ничего не поделаешь, приходится терпеть.

Кинофильмы я не смотрю – хожу, вместо этого, еще раз на прогулку. Брожу одна, вспоминаю покойного Славу – как мы с ним, когда молодые были, вместе в походы ходили.

Пишите мне, пожалуйста, каждую неделю. Очень вас прошу – особенно тебя, племянница. На отца твоего надежды мало – смолоду письма писать не любил. Сообщаю адрес: Бурятская АЕКР, Лигачевский район, пос. Постышево, д/о «Романовский».

Слышно ли что-нибудь про Сереженьку?

Целую,

Полина.

Эрик вложил письмо обратно в конверт и откинулся на стуле. Снял очки и протер стекла кусочком замши, лежавшим на столе. Встал и принес портфель.

Яркая застежка блестела на черной коже. Маленький медный ключ висел на тесемке, привязанной к ручке. Эрик протянул руку, чтобы открыть портфель.

Нажимать на кнопку замка, почему-то, не хотелось.

Приблизив лицо, он внимательно осмотрел замок – по контрасту с истертой кожей тот казался абсолютно новым. Очень старый портфель с очень новым замком – что ж, бывает. Если только все это не проделка доблестных органов политической гигиены – ха-ха-ха! Эрик встал и прошелся по комнате.

Он сходил за отверткой и отвернул два крошечных винтика в углах застежки. Та отделилась от крышки – теперь портфель можно было открыть, не нажимая кнопку замка.

Эрик откинул крышку.

Внутри лежала книга в черном переплете – и более ничего. Он отложил портфель в сторону и открыл книгу на титульном листе: неизвестная ему фамилия автора, ничего не говорящий заголовок, издательство «Наука», год издания – 1984.

Оглушительно тикали стенные часы.

Год издания – 1984.

Эрик осторожно положил книгу на стол и встал. Сердце его колотилось то в коленях, то в висках. Он посмотрел на часы – 11:15, потом на конверт – 1-ая Брестская, дом 32, квартира 6. Чтобы успеть до полудня, надо выйти из дома не позже, чем через полчаса. Он попытался заглянуть внутрь полуразобранной застежки, но ничего не увидал. Оставив портфель на столе, Эрик стал ходить взад-вперед по комнате – думать. Стекло окна дрожало от ударов снега и ветра. Минуты текли. В 11:35 план действий был готов – хороший ли, плохой ли, но времени на раздумье более не оставалось. Он снял с книжной полки нивесть как оказавшуюся у него биографию Романова-внука, тщательно обтер ее носовым платком и вложил в портфель. Потом привинтил застежку к крышке. Обтер платком книгу из портфеля и завернул ее в газету. Быстро оделся. Прихватив портфель и сверток с книгой, вышел на лестничную клетку и поднялся пешком на восьмой этаж. Отовсюду раздавались пугающие звуки: болезненные стоны лифта; отголосок беседы двух бабушек внизу в подъезде; ядреный голос народного певца Кобздона, доносившийся из чьей-то квартиры. Нервно озираясь, Эрик сунул сверток с книгой под коврик у дверей Вики Марковой, уехавшей позавчера к родственникам в Ленинград (он помог ей донести чемодан до такси). Потом спустился обратно на шестой этаж, вызвал лифт и посмотрел на часы – 11:42. Время было – он глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Пришел лифт. Эрик торопливо вошел в кабину и нажал кнопку первого этажа. Стену испещряло свежее антиникотинное творение старика Бромберга:

Курить нельзя, курить нигде -

Вот лозунг мой. И точка!

Эрик непроизвольно усмехнулся и вышел из кабины. «Пожалуйста, не хлопайте дверью лифта.» – сказала вахтерша, когда он хлопнул дверью лифта. Повинуясь внезапному импульсу, Эрик посмотрел на нее: старуха в очках и нищенском сером платье. «Извините, как ваше имя-отчество?» – «Мария Оскаровна.» – «Хорошо, Мария Оскаровна, я не буду больше хлопать.» – «Спасибо, молодой человек.» Он надвинул на лицо респиратор, толкнул дверь подъезда и вышел на улицу.

По заснеженному двору мела поземка. Свинцовые тучи сплошной пеленой застилали небо. Мужчина и женщина в одинаковых черных шубах беседовали у подъезда номер три, отворачивая лица от пронизывающего ветра. Эрик завернул за угол и торопливо зашагал по Третьей Тверской-Ямской. Ботинки его утопали в слое свежевыпавшего снега на нерасчищенном тротуаре.

Два квартала по Третьей Тверской-Ямской – поворот налево – еще два квартала – подземный переход. Вход в дом 32 по 1-ой Брестской был с улицы Фучека – метрах в двадцати от улицы Горького. Эрик огляделся по сторонам: подгоняемые ударами ветра и снега, по тротуарам тащились редкие прохожие. Несмотря на дневное время, некоторые окна в некоторых домах светились желтым электрическим светом. Повернувшись спинами к ветру, на троллейбусной остановке стояли три потенциальных пассажира в серых шубах. Эрик с усилием отворотил тяжелую дверь и вошел в парадное. Внутри было темно – спотыкаясь, он поднялся на 3-ий этаж. Дверь 6-ой квартиры покрывали наклейки:

Кац О. – 1 зв.

Голубевы Олег Сергеевич

и Элеонора Олеговна – 2 звонка

А.Б., В.Г. и Д.Е. Крысопотамовы – 3 зв.

Игнат Молодцюк – 4 звонка

Х.Х.Хазбушметов – 5 зв.

Рейнхардт Готлибович Мронз – 6 зв.

Сдерживая сердцебиение, Эрик протянул руку, чтобы позвонить два раза. Нажимать на звонок, почему-то, не хотелось – с тем же самым иррациональным чувством, с которым полчаса назад ему не хотелось открывать портфель. На одном из верхних этажей раздались звуки открываемой двери, потом шаги – кто-то спускался по лестнице. Эрик еще раз посмотрел на наклейку

Голубевы Олег Сергеевич

и Элеонора Олеговна – 2 звонка

Что-то здесь было не то … что именно? Внизу заскрипела и хлопнула дверь – кто-то вошел в парадное. Сквозняк закружил оранжевый конфетный фантик по заплеванному полу лестничной площадки. Шаги сверху приближались. Эрик лихорадочно водил глазами по полоске пожелтевшей бумаги на обшарпанной двери: первая строчка – «Голубевы Олег Сергеевич», вторая – «и Элеонора Олеговна – 2 звонка.» … Снизу донеслись приглушенные голоса и шаркание нескольких пар ног.

… Элеонора …

Эрик резко повернулся и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал вниз. Шаги человека, спускавшегося сверху, тоже, почему-то, ускорились. На площадке второго этажа Эрик остановился – навстречу ему поднимались «потенциальные пассажиры» с троллейбусной остановки. «Что, троллейбус так и не пришел?» – с удивившей его самого издевкой спросил Эрик. «Пассажиры» молча окружили его и прижали к облупившейся стене лестничной площадки: «Комитет Политической Гигиены! – бросил один из них, взмахивая перед лицом Эрика удостоверением в красной обложке, – Вам придется пройти с нами.» «Зачем, товарищ?» – поинтересовался Эрик со всей доступной ему невинностью; «Тамбовский волк тебе товарищ.» – заученно парировал гигиенист. «Сюда его!» – еще один человек в серой шубе свесился вниз через перила лестницы между 2-ым и 3-им этажами. Пассажиры подхватили Эрика под руки и повлекли по лестнице вверх.

Они быстро взбежали на 3-ий этаж – гигиенист, ждавший на лестничной площадке, позвонил в 6-ую квартиру: три длинных звонка и три коротких. Внутри раздались голоса и россыпь торопливых шагов – дверь распахнулась. Эрика втолкнули внутрь – он оказался в заставленной рухлядью коммунальной прихожей. Слева, сквозь дверной проем, виднелась кухня. Все новые и новые люди появлялись из глубины коридора; большинство – в неприметных темных костюмах, некоторые – в домашней одежде (очевидно, исполнители ролей жильцов). Сквозь распахнутые двери комнат виднелись магнитофоны с медленно вращавшимися бобинами, переплетение проводов, люди в наушниках … Один из пассажиров – видимо, старший по званию – указал рукой вглубь квартиры: «Пшел!» Люди, заполнявшие прихожую, расступились и, повинуясь толчку в спину, Эрик пошел в указанном ему направлении. «Направо.» – гавкнул пассажир. Они вошли в комнату, загроможденную пыльной старинной мебелью. В углу, за ширмой, стояла узкая девичья кровать под спартанским полосатым покрывалом, рядом на тумбочке – телефонный аппарат. Центр комнаты занимал массивный стол, окруженный стульями с выгнутыми спинками, по стенам высились платяные и книжные шкафы. «Сесть.» Эрик сел, не выпуская из рук портфеля. «Снять шапку и респиратор.» Эрик положил шапку и респиратор на стол. Гигиенисты столпились вокруг. Кэпэгэшник, спустившийся с верхнего этажа, смешался с пассажирами и стал неотличим.

Послышались грузные шаги и, с видом хирурга, спешащего в операционный театр, в комнату вошел жирный человек лет тридцати с розовым свинячим лицом. «Понятых!» – бросил он на ходу, и один из пассажиров бросился из комнаты вон. «Гражданин Иванов? – Эрик кивнул. – Вы арестованы за хранение и распространение литературы, порочащей коммунистический строй. Следствие по вашему делу буду вести я, капитан Вохраньков.» Шторы в комнате были задернуты, под потолком горела яркая люстра в красном абажуре, толстые щеки Вохранькова ходили ходуном. «Во время допросов – отвечать всю правду и одну только правду, ко мне обращаться 'гражданин следователь'. Вопросы есть?» – «Есть.» – «Какие?» – «Где литература?» – «Сейчас узнаете.» Заплывшие жиром глазки Вохранькова зловеще сверкали. В коридоре послышались шаги, и в комнату вошли два высоких человека в одинаковых коричневых костюмах с небольшими черными футлярами – на них никто не обратил внимания. Еще через несколько секунд на пороге появились две перепуганные старухи в застиранных халатах и сопровождавший их пассажир. «Входите, товарищи. – радушно приветствовал старух Вохраньков, – Вы приглашены исполнить ваш коммунистический долг.» Высокие люди распаковывали свои футляры на диване у стены. (Эрик заметил, что обивка дивана разорвана в двух местах.) «Перед вами сидит матерый нидерландист по фамилии Иванов, – Старухи опасливо покосились на Эрика, – получивший вчера от своего сообщника портфель с антикоммунистической литературой. Когда наши операторы будут готовы, – тряся щеками, следователь указал на высоких людей в коричневых костюмах, – я раскрою портфель и покажу вам книгу.» Звукооператор выставил вперед изготовленный к бою микрофон, видеооператор пристроил камеру на плече и прицелился – раздалось негромкое жужжание. Одна из старух вздрогнула и сказала: «Ой!», отчего стало видно, что у нее нет зубов. «Внимание! – строго сказал следователь (старухи синхронно вытянули тощие куриные шеи), – Открываю портфель.» Он взял портфель с колен Эрика, повернулся к понятым и стал медленно расстегивать застежку; за его спиной столпились пассажиры. В комнате стало тихо – раздавалось лишь жужжание камеры и сопение кэпэгэшников. Вохраньков извлек книгу, развернул на титульной странице и показал, на вытянутых руках, старухам. «Прочитайте вслух заголовок, фамилию автора и год издания.» – строго приказал он. Беззубая старуха вытянула шею на дополнительные шесть сантиметров и дрожащим голосом начала: «Биография Григория Васильевича Романова-внука, автор – Иона Андронов-младший, год издания …» Издав ошарашенное восклицание, Вохраньков поднес книгу к лицу и несколько секунд оставался без движения. Толстые щеки его внезапно залоснились потом. Пассажиры, столпившиеся позади, заглядывали через его плечо.

С громким щелчком, оператор остановил камеру. Стало тихо, даже вьюга на мгновение перестала бить снегом в окно.

Вдруг лицо следователя озарилось пониманием. «Ха-ха-ха! – демонически захохотал он, – Преступник хитер, но доблестный КПГ еще хитрее. Чтобы запутать следствие, так-называемый Иванов заменил антикоммунистическую книгу биографией одного из наших вождей. Но он не учел, что в замок портфеля встроен секретный счетчик, регистрирующий, сколько раз открывалась застежка. Перед тем, как портфель попал в преступные руки, отсчет был выставлен на 0, и если б Иванов не лазил в портфель, то счетчик показывал бы сейчас 1. Однако, заменяя книгу, негодяй должен был расстегнуть застежку, так что счетчик показывает сейчас 2!» Вохраньков щелкнул пальцами, и один из пассажиров склонился над портфелем – Эрик видел только спину и дергавшиеся локти. Видеооператор снова включил камеру, звукооператор вновь выставил вперед микрофон. Следователь повернулся к старухам: «Вы поняли мои объяснения?» – те дружно помотали головами и виновато втянули их в плечи. «Ладно, неважно … – с досадой произнес Вохраньков, – Просто зачитайте вслух показания счетчика. Это-то вы можете?» Старухи с усердием закивали. Пассажир поднес портфель беззубой старухе – Эрик увидал, что верхняя часть замка откинута, как крышка табакерки. В комнате опять стало тихо. «Один.» – громко прошамкала старуха и посмотрела на следователя – сначала подобострастно, а потом с ужасом. «Дай сюда!» – прохрипел Вохраньков. Пассажир сунул портфель ему под нос. Звукооператор зачехлил микрофон, видеооператор выключил камеру и стал убирать ее в футляр. Следователь перевел взгляд на Эрика. «Можно вопрос? – сказал тот в ответ на немой призыв о помощи в вытаращенных глазах гигиениста, – Могу ли я, впредь до окончательного разъяснения, называть вас не гражданин, а товарищ следователь?»

В комнате взорвалась полная и абсолютная тишина. Цвет вохраньковского лица наводил на мысль о скором аппоплексическом ударе.

«Понятых вон!» – заорал следователь, разбрызгивая слюну, и ринулся к телефону. Два пассажира потащили старух под трясущиеся руки из комнаты, а Вохраньков яростно набрал какой-то номер. «Рогачев? – заорал он в трубку, – Ты, сукин сын, какую книгу в портфель положил? … Что?… Какого ж тогда х…» Оборвав разговор на полуслове, следователь бросил трубку, злобно оглянулся и набрал другой номер: «Ходорев? Капитан Вохраньков говорит. Запиши адрес – Оружейный переулок, дом 5-9, квартира 17 … Не дробь, говорю, а тире, дубина: пять тире девять. Вышлешь бригаду с обыском по категории Б3.» Собрав свое хозяйство, видео/звуко-операторы вышли из комнаты. «Чтоб через полчаса были на месте!» – хлопнув трубкой, следователь направился к двери. «В Лефортово его. – рявкнул он, проходя мимо старшего по званию пассажира, – И, чтоб пальцем не тронули … я с ним сам разбираться буду!»

Громко хлопнула дверь. Шаги Вохранькова затихли вдали.

Пассажир вынул из кармана грязный носовой платок, стер с лица начальникову слюну и без выражения произнес: «Встать.» Эрик встал. «Следовать за мной на дистанции два метра. Шаг вправо, шаг влево считаются побегом и пресекаются соответственно. Ясно?» – кэпэгэшник достал из кармана наручники и сковал Эрику руки. «Ясно, товарищ.» «Тамбовский волк тебе товарищ! – раздраженно ответил пассажир, – Пшел!» – он направился к двери. «Пшел!» – эхом повторил второй пассажир и толкнул Эрика в спину. Надевая на ходу респираторы и шапки, они вышли из комнаты.

В темном коридоре не было ни души. С кухни доносилось гудение плохо отрегулированного кондиционера. Сквозь плотно закрытые двери комнат не проникало ни звука.

Лестничная клетка – лестница – парадное.

У подъезда стоял черный микроавтобус («воронок») и кучка зевак. «Повели, родимого. – прокомментировала толстая тетка в клеенчатом фартуке, опиравшаяся на скребок для снега, – И чавой-то они все сюда слетаютси? Нидерландистская явка у них здеся, что ли?» Задние двери воронка были раскрыты настежь, внутри сидели пассажиры, отводившие по домам старух-понятых. «Не-е, не может того бы-ыть, чтоб нидерланди-истская явка. – проблеял интеллигентый дедушка в пенсне и обтрепанных сиротских брюках, – Вспо-омните, Матве-е-евна, как на той неде-еле здесь трех францу-узов замели-и!» Из кабины микравтобуса высунулся водитель; «В Лефортово!» – бросил ему старший по званию пассажир и подтолкнул Эрика к задним дверям. «Да не французы то были, а монакские сепаратисты!» – авторитетно вмешался щеголеватый молодой человек в узком синем пальто, оранжевой шапке и зеленом респираторе.

Двери микроавтобуса захлопнулись. ¦рзая на узких сиденьях, кэпэгэшники неуклюже ворочались внутри своих шуб и толкались локтями. Пассажирский салон отделялся от кабины водителя перегородкой, обклеенной красотками из закрытого эротического приложения к журналу «Коммунист». Окон не имелось, под потолком горела лампа дневного света.

Воронок тронулся. Старший по званию пассажир включил вделанный в наружную стенку кондиционер. Выждав пару минут, кэпэгэшники сняли респираторы – Эрик последовал их примеру.

«Ну, как там товарищ капитан?… Серчает?» – поинтересовался один из двух гигиенистов, провожавших старух. «Серчает. – подтвердил старший по званию пассажир, доставая из кармана пачку 'Беломора'. – И пущай себе серчает, мудилка корзинный!» Он закурил и глубоко затянулся – микроавтобус наполнился едким дымом. «Вот при Седове хорошо было! Ни тебе улик, ни научной экспертизы. Надо кого взять – едешь и берешь … а уж улики-хулики подозреваемый сам тебе потом рассказывает. – Кулаки кэпэгэшника рефлекторно сжались, глаза подернулись мечтательной дымкой. – Где-то он теперь, Ростислав Фомич?… Как его после того недоразумения в Монголию перевели, так ни слуху, ни духу … будто б и не было человека!» – он закусил беломорину желтыми зубами и прищурил (из-за дыма) правый глаз. «Ты погоди Седова хоронить. – вмешался пассажир, сидевший у двери, – Он таких говнюков, как Вохраньков, десятерых переживет!» «И то верно. – оживился старший гигиенист, – Особливо после сегодняшнего случая …»

Пассажиры посмотрели на Эрика со смесью одобрения и неодобрения.

«Ты, паря, хоть нам-то расскажи, как этот трюк с книжкой проделал!» – попросил пассажир, сидевший у двери. «Какой трюк, товарищ?» – удивился Эрик. «Тамбовский волк тебе товарищ.» – без обиды ответил кэпэгэшник, отхаркался и сплюнул на пол. «Слушай, ты! – с неожиданной злостью вмешался старший гигиенист, – Ежели ты, гнида, хоть раз еще кого-нибудь из нас товарищем назовешь, то я, несмотря на вохраньковский запрет, так тебя отмудохаю, что ты маму родную не узнаешь … Понял?» «А как надо называть?» «Гражданином.» – стараясь сдерживаться, сказал гигиенист, затоптал беломорину и отвернулся в сторону. «Эх, жизнь наша копейка!» – тактично перевел разговор на другую тему сидевший у двери пассажир. «И не говори!… – поддержали остальные гигиенисты, закуривая. – Верно!»

Эрик закрыл глаза, стараясь абстрагироваться от бессмысленных разговоров.

Минут через десять воронок резко свернул с дороги и остановился. Было слышно, как водитель с кем-то разговаривает, потом раздался громкий скрип (ворот?). «Одеть респираторы.» – приказал старший пассажир. Проехав чуть-чуть вперед, они опять остановились. Снаружи раздались голоса, задняя дверь распахнулась: солдат в черном мундире внутренних войск проверил у кэпэгэшников документы. Последовал еще один короткий перегон и микроавтобус остановился с окончательностью конечного назначения: «Приехали. – сказал старший гигиенист, – Пшел.»

Серая бетонная стена, возле которой стоял воронок, безгранично уходила вправо, влево и вверх, теряясь в пелене падающего снега. Окон в стене не было. С боков двор огораживал высокий кирпичный забор, образуя «отсек» примерно 30 метров на 50. Узкая дорога уходила наружу сквозь массивные металлические ворота с колючей проволокой наверху. Над воротами бился по ветру кумачовый плакат: «Коммунизм построен! Скажи Партия, каковы наши дальнейшие задачи?» «Пшел.» – буркнул старший по званию пассажир и толкнул Эрика в направлении узкой двери, прорезанной в бетонной стене. Остальные гигиенисты остались у микроавтобуса.

Пять ступенек крыльца – входная дверь.

Они оказались в большом темном помещении, разделенном деревянной перегородкой. Из маленького окошка, как скворец из сворешни, выглядывал молодой ефрейтор в черном мундире и ковырял в носу. Слева висела стенгазета «За передовое охранение», справа – стенд с фотографиями отличников боевой и политической подготовки. «Нидерландиста привезли?…» – без интереса протянул ефрейтор, вытер палец о гимнастерку и лениво встал. Пассажир сдвинул свой респиратор под подбородок, Эрик – тоже. Раздался звон ключей, и в перегородке рядом с окошком открылась дверь. Гигиенист расстегнул наручники, Эрик зашел внутрь, дверь захлопнулась. «Руки давай!» – гавкнул ефрейтор, бряцая новой парой наручников.

«Номер у него какой?» – ефрейтор сел за стол рядом с переговорным окошком, достал два бланка «Справки о поступлении» и проложил их копиркой. «2-5-1-9-1-6-4-3-8.» – продиктовал пассажир, сверившись с какой-то бумажкой. «Следователь?» – «Вохраньков Л.В.»; «Категория обращения?» – «Б1.» Копаясь левым указательным пальцем в правой ноздре, ефрейтор размашисто подписался. «Бывай, земляк!» – он протянул копию гигиенисту; «Бывай!» – отозвался тот и направился к выходу. «До свидания, товарищ.» – сказал ему вслед Эрик. Пассажир резко обернулся, но, наткнувшись на перегородку, остановился: «Некогда мне с тобой возиться, гнида, а дай Бог, свидимся еще раз – я 'товарища' тебе в глотку вобью.» Побагровев до корней волос, он вышел.

«Выворачивай карманы, нидерландская морда! – ефрейтор вынул палец из носа и достал из ящика стола плотный коричневый конверт, – Или, погодь, я сам тебя обыщу. Часы есть?» Он быстро проверил эриковы карманы, сложив все, кроме бумажника, в конверт. (У стены стояло несколько больших картонных коробок. Радиоприемник на столе негромко пел голосом народной певицы Итальянской ЕКР Клаудии Дзадзери.) Ефрейтор вынул из бумажника талоны и молча спрятал за пазуху. «Носовой платок тоже возьми.» – посоветовал Эрик; «Ты чего, паря? – удивился ефрейтор, – На хуя он мне?» Он сунул бумажник в конверт, надписал в уголке эриков номер, запечатал и бросил в одну из картонных коробок.