Текст книги "Рассказ о говорящей собаке"
Автор книги: Евгений Петров
Соавторы: Илья Ильф,Фазиль Искандер,Лев Кассиль,Виктор Драгунский,Михаил Зощенко,Григорий Горин,Юрий Сотник,Феликс Кривин,Борис Ласкин,Леонид Ленч
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Григорий Горин
Ежик
Папе было сорок лет, Славику – десять, ежику – и того меньше.
Славик притащил ежика в шапке, побежал к дивану, на котором лежал папа с раскрытой газетой, и, задыхаясь от счастья, закричал:
– Пап, смотри!
Папа отложил газету и осмотрел ежика. Ежик был курносый и симпатичный. Кроме того, папа поощрял любовь сына к животным. Кроме того, папа сам любил животных.
– Хороший еж! – сказал пана. – Симпатяга! Где достал?
– Мне мальчик во дворе дал, – сказал Славик.
– Подарил, значит? – уточнил папа.
– Нет, мы обменялись, – сказал Славик. – Он мне дал ежика, а я ему билетик.
– Какой еще билетик?
– Лотерейный, – сказал Славик и выпустил ежика на пол. – Папа, ему надо молока дать.
– Погоди с молоком! – строго сказал папа. – Откуда у тебя лотерейный билет?
– Я его купил, – сказал Славик.
– У кого?
– У дяденьки на улице… Он много таких билетов продавал. По тридцать копеек… Ой, смотри, папа, ежик под диван полез…
– Погоди ты со своим ежиком! – нервно сказал папа и посадил Славика рядом с собой. – Как же ты отдал мальчику свой лотерейный билет?.. А вдруг бы этот билет что-нибудь выиграл?
– Он выиграл, – сказал Славик, не переставая наблюдать за ежиком.
– То есть как это – выиграл? – тихо спросил папа, и его нос покрылся капельками пота. – Что выиграл?
– Холодильник! – сказал Славик и улыбнулся.
– Что такое?! – Папа как-то странно задрожал. – Холодильник?! Что ты мелешь!.. Откуда ты это знаешь?!
– Как – откуда? – обиделся Славик. – Я его проверил по газете… Там первые цифирки совпали… и остальные… И серия та же!.. Я уже умею проверять, папа! Я же взрослый!
– Взрослый?! – Папа так зашипел, что ежик, который вылез из-под дивана, от страха свернулся в клубок. – Взрослый?! Меняешь холодильник на ежика?
– Но я подумал, – испуганно сказал Славик, – я подумал, что холодильник у нас уже есть, а ежика нет…
– Замолчи! – закричал папа и вскочил с дивана. – Кто?! Кто этот мальчик?! Где он?!
– Он в соседнем доме живет, – сказал Славик и заплакал. – Его Сеня зовут…
– Идем! – снова закричал папа и схватил ежика голыми руками. – Идем, быстро!!
– Не пойду… – всхлипывая, сказал Славик. – Не хочу холодильник, хочу ежика!
– Да пойдем же, оболтус! – захрипел папа. – Только бы вернуть билет, я тебе сотню ежиков куплю…
– Нет… – ревел Славик. – Не купишь… Сенька и так не хотел меняться, я его еле уговорил…
– Тоже, видно, мыслитель! – ехидно сказал папа. – Ну, быстро!..
Сене было лет восемь. Он стоял посреди двора и со страхом глядел на грозного папу, который в одной руке нес Славика, а в другой – ежика.
– Где? – спросил папа, надвигаясь на Сеню. – Где билет? Уголовник, возьми свою колючку и отдай билет!
– У меня нет билета! – сказал Сеня и задрожал.
– А где он?! – закричал папа. – Что ты с ним сделал, ростовщик? Продал?
– Я из него голубя сделал… – прошептал Сеня и захныкал.
– Не плачь! – сказал папа, стараясь быть спокойным. – Не плачь, мальчик… Значит, ты сделал из него голубя. А где этот голубок?.. Где он?..
– Он на карнизе засел… – сказал Сеня.
– На каком карнизе?
– Вон на том! – И Сеня показал на карниз второго этажа.
Папа снял пальто и полез по водосточной трубе.
Дети снизу с восторгом наблюдали за ним.
Два раза папа срывался, по потом все-таки дополз до карниза и снял маленького желтенького бумажного голубя, который уже слегка размок от воды.
Спустившись на землю и тяжело дыша, папа развернул билетик и увидел, что он выпущен два года тому назад.
– Ты его когда купил? – спросил папа у Славика.
– Еще во втором классе, – сказал Славик.
– А когда проверял?
– Вчера.
– Это же не тот тираж… – устало сказал папа.
– Ну и что же? – сказал Славик. – Зато все цифирки сходятся…
Папа молча отошел в сторонку и сел на лавочку. Сердце бешено стучало у него в груди, перед глазами плыли оранжевые круги… Он тяжело опустил голову.
– Папа, – тихо сказал Славик, подходя к отцу, – ты не расстраивайся! Сенька говорит, что он все равно отдает нам ежика…
– Спасибо! – сказал папа. – Спасибо, Сеня…
Он встал и пошел к дому.
Ему вдруг стало очень грустно. Он понял, что никогда уж не вернуть того счастливого времени, когда с легким сердцем меняют холодильник на ежа.
1967
Евгений Шатько
Вундеркинд
Он дочитывал Светония, когда мама усадила его на высокое креслице перед тарелкой каши и надела клеенчатый фартук. Он капризничал, просил утренние газеты. Когда мама вышла, он позволил коту облизать тарелку.
После завтрака он включил магнитофон и наговорил несколько мыслей по теории игр, слушая Баха по транзистору. Бах всегда приводил его размышления в систему. Потом он разобрал заводную ракету и, морща нос от возмущения, набросал статью в газету о безобразном качестве отечественных игрушек. Куском угля на фартуке он нарисовал решение теоремы: решение пришло, когда он ел кашу.
Для отдыха он решил несколько шахматных композиций и комплекс задач «Состязание эрудитов», который про себя называл «состязанием идиотов».
Когда мама стала укладывать его спать, он упорно возражал ей на португальском языке. Мама, как обычно, говорила:
– Сейчас же спи, не болтай.
Во сне ему снились животные, которые обитали в дебрях Африки и не были еще открыты учеными.
После обеда он убежал во двор, где большие девятилетние ребята гоняли консервную банку. Он побежал вместе с ребятами и быстро сказал:
– Я надеюсь, что смогу принять участие в игре.
– Иди ты, тюлька! – крикнул второгодник Борька Кулаков на бегу и оттолкнул его.
Он топтался на краю поля, ныл и просился.
Дворничихина дочь Тася, девчонка в женском платке и в пальто колоколом, подошла к нему.
– С праздником вас, – сказала Тася, поджимая губы, и вдруг скорчила рожицу, так что лицо ее стало похоже на античную маску. – Э-э, не принимают, не принимают!
– Дура, – ответил он сдержанно. – Мегера.
– А у тебя ноги разные. – сказала Тася.
Он снисходительно улыбнулся, однако глянул на свои ноги.
В это время вратарь Мишка Кучин получил банкой по локтю, засмеялся, заплакал и начал кататься по траве.
Второгодник Борька Кулаков воспаленно посмотрел на него и приказал:
– Вставай уж в ворота, полиглот-живоглот.
Он стал в ворота, он пропустил три банки, он взял четвертую и почувствовал себя счастливым и великим. Но тут вратарь Мишка Кучин перестал корчиться после травмы и сказал ему:
– А ну, катись, мелюзга!
Он втянул голову в плечи, умильно улыбнулся и предложил Мишке:
– Давай вместе стоять, а?
Мишка грубо захохотал, а второгодник Борька Кулаков завопил:
– Гони его!
И когда Мишка легко выволакивал его в аут, он повторял несчастным голосом:
– Я вас прошу: будем стоять вместе, вместе!
Он вытер слезы и подумал, стоя рядом с Таськой: «Сик транзит глория мунди» [1].1
Так проходит земная слава (лат.).
[Закрыть]
Таська задумчиво на него посмотрела и сказала:
– От мегеры слышу.
Когда ребята кончили играть и ушли, он оглянулся, схватил пустую консервную банку, спрятал ее под рубашку, и ему стало легче.
Вечером он давал интервью корреспонденту молодежной газеты. Корреспонденту на прощанье он подарил его портрет в стиле фресок Тассили, который он сделал во время интервью.
В интервью он заявил, что в последнее время размышляет о смерти, что он завещает свои открытия ряду академий мира; себе он оставляет только пустую консервную банку из-под сельди в томате.
1968
Глаувандра
Мы лежали на крыше сарая. Петька ни с того ни с сего спросил:
– А что такое глаувандра?
Ирка завозилась, толкнула меня и скороговоркой повторила:
– Глаувандра, глаувандра… что такое? – И давай повторять: – Гла-аа-у-у…вандра… Глау-у-у…ва… Это животное!
– Ха-ха! Хо-хо! – загадочно ответил Петька.
Ирка села и упрямо заявила:
– Это животное, вроде кошки.
– Не знаете, – сказал Петька удовлетворенно и стал слезать с крыши.
– Город! – проговорил я неожиданно. – Город в Индии.
– Я пойду за квасом, – сказал Петька. – А вы вспоминайте. Так я вам сразу и открыл.
– Вулкан, вулкан! – крикнула Ирка вслед Петьке. – Глауванджаро!
Когда Петька ушел, я Ирку предупредил:
– Я эту вашу Глау… вашу выдру отгадывать не буду. Я сам знаю такое, чего никто не знает!
– Ну скажи, скажи, воображала!
Я великодушно объявил:
– Инфлюэнция!
Ирка притворно захохотала:
– О-ё-ёй! Кто ее не знает! Все ее везде знают! Ну все-все!
– Все знают, а ты ни бум-бум! – сказал я.
Тогда Ирка важно объявила:
– Инфлюэнция – это самый красивый город в Италии!
– Молодец, Ирка, – сказал я. – Возьми с полки пирожок с гвоздями, и съешьте со своим Петькой! Вы со своим Петькой не читаете ни одной газеты и не знаете инфлюэнцию. А вот люди, которые читают много разных газет и умеют считать до миллиона, называются как раз инфлюэнция.
Ирка покраснела и сказала:
– Зато ты еще не ходишь в баню, тебя в корыте моют!
– Слезай с нашего сарая! – закричал я тогда. – И не подходи к нему близко!
В это время во двор вошел Петька с бидоном и спросил:
– Ну как, отгадали?
Ирка плаксиво сказала:
– Он меня со своего несчастного сарая согнал, а глаувандру отгадывать не хочет.
Петька зловеще спросил:
– Не хочешь отгадывать, да? Не хочешь, тогда сиди на крыше и не слезай на нашу землю!
– Когда отгадаешь, тогда слезешь, – решила Ирка.
– Никакой глаувандры нет! – сказал я упрямо.
– Давай скорей отгадывай! – закричал Петька. – Мне за квасом идти надо! А ну отгадывай, а то хуже будет!
– Плевать мне на вашу глаувандру, – ответил я. – Мне на моем сарае и без нее хорошо! А у вашей глаувандры шерсть вылезет! Ваша глаувандра в помойке живет!
– А ну повтори! – сказал Петька и полез на сарай. – Я тебе сейчас по шее так наглаувандрю!
Он свалился вместе с бидоном и поднял такой грохот, что на крыльцо выскочила тетя Даниловна с распущенными волосами и закричала:
– Я немедленно иду прямо в милицию!
Ночь я спал плохо. Мне снилась какая-то облезлая полукошка, полуобезьяна. Она лапой доставала меня из какой-то норы. Наверно, это была ужасная глаувандра. В школе на уроке чтения я спросил, как будет глаувандра во множественном числе и кто они такие? Учитель нахмурился и сказал, что ответит мне после уроков.
Все ушли обедать, а я ждал, потом заглянул в учительскую; там шел педсовет, и учитель Михаил Сергеевич не выходил: наверно, он сам вспоминал, что такое глаувандра, да так и не вспомнил…
Я грустно побрел домой, а глаувандра как будто кралась за мной следом и мяукала за углами.
А Петька, как назло, не выходил во двор. Наконец к вечеру он вышел, окруженный маленькими детьми. Я помчался и схватил его за руку:
– Петька, сознавайся, кто такая глаувандра?
– Отстань ты! – озабоченно сказал Петька и показал мне две катушки ниток. – Вот смотри, чего сейчас будет! Вы меня к столбу примотаете двумя катушками, а я буду отрываться. Интересно, оторвусь или нет?
Я обрадовался и забыл о глаувандре, и мы два часа приматывали Петьку, но он и потом не открыл мне тайну.
С тех пор я узнал много интересного, но ни от кого ничего не слышал про глаувандру. Может быть, это таинственное животное… живет себе в глухих дебрях Экваториальной Африки, прячется от людей и пока еще не открыто учеными? А может быть, Глаувандра – остров, который затонул? Иногда мне кажется, что без глаувандры невозможно жить в наше время… Неужели никто не знает, что это такое?
1968
Олег Тихомиров
Про муху и африканских слонов,
или Про то, как я был хулиганом
Шел урок географии. Самый обыкновенный урок. И вдруг Вовке на затылок села муха.
Ну села, так уж сиди себе спокойно, никому не мешай, а муха, как назло, принялась вертеть передними лапками свою голову. Повертит, потом перестанет, словно задумается, потом опять повертит.
В общем, вела она себя нагло. Мне даже обидно сделалось. Софья Андреевна про животный мир Африки рассказывает, а тут какая-то муха вертит и вертит себе башку.
Мне-то, конечно, было наплевать на эту муху. Я бы на нее и внимания не обратил, но Вовку было жаль: чего она на него села! А он, бедняга, даже не подозревает.
Тогда я не вытерпел – взял и махнул рукой. Вовка как раз в это время головой двинул. Ну, я ему и заехал слегка по затылку.
– Шныков! – сказала Софья Андреевна. – Что с тобой?
– Муха…
– При чем здесь муха?.. Я про слонов рассказываю… Не узнаю тебя, Шныков.
На перемене ко мне подошел Женька Проегоркин – его недавно выбрали председателем совета отряда.
Женька сказал:
– Слушай, что это ты?
– Что? – спросил я.
– Дисциплину расшатываешь. – И, как Софья Андреевна, добавил: – Не узнаю тебя, Шныков.
– Ничего я не расшатываю вовсе! – рассердился я. – Это все из-за мухи получилось.
– Из-за какой мухи?
– Обыкновенной… Которые летают.
– Ты мне басни не рассказывай, – тоже рассердился Женька. – За что Вовку ударил?
Пришлось мне обо всем рассказать подробно.
Женька вздохнул.
– Все равно, – сказал он, – нужно тебя проработать.
– Зачем?
– Чтоб учился лучше. Двойки есть?
– Нету.
– А по дисциплине что? – с надеждой спросил Женька.
– Пятерка, – ответил я.
Женька опять вздохнул.
– Эх, – сказал он сокрушенно, – какой случай пропадает!
– Какой? – спросил я.
– Завтра собрание… понимаешь?
– Ну и что?
– «Что, что»! – передразнил Женька. – Непонятливый ты какой-то. О дисциплине бы поговорили, тебя бы пропесочили…
– Да зачем же?
Женька досадливо махнул рукой.
– Ну как тебе объяснить… С дисциплиной-то у нас что?
– Что?
– Сам знаешь… Безвыходное положение. У всех пятерки.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Какое же безвыходное?
– Кому хорошо, а кому плохо. Отчет-то мне делать придется.
– Какой отчет?
– О работе отряда. В плане, между прочим, и про дисциплину было. Только какая тут работа, если у всех по дисциплине пятерки?.. Кого подтягивать?.. Вот ты мне скажи.
Женьке Проегоркину можно было лишь посочувствовать, и я неуверенно протянул:
– Да-а-а…
– Вот видишь, – оживился Женька. – А то бы было видно, что мы тебя перевоспитываем, над твоей сознательностью работаем. – И он вдруг попросил: – Шныков, будь другом, а?.. Ну что тебе стоит? Пропесочим мы тебя, поговорим… Все равно ведь все знают, что ты не такой. Ведь нам для отчета, а?
Я согласился. Раз для отчета, для общей пользы, пусть, думаю, прорабатывают.
А на собрании Женька начал меня «песочить». Про муху он не сказал ни слова. Зато оказалось, что я стукнул несколько раз Вовку по уху и что Софья Андреевна даже не смогла закончить рассказ про африканских слонов. И еще Женька сказал, что с таким возмутительным поступком мириться нельзя, а нужно бороться всем здоровым коллективом и поскорее смыть это позорное пятно.
После уроков он подошел ко мне и сказал:
– Здорово я тебя?!
– Здорово, – признался я. Мне это все не очень-то, прямо скажу, нравилось, но что делать. Нужно было выручать коллектив.
Однако «позорное пятно» Женька не торопился смывать.
Вскоре в стенной газете появилась на меня карикатура. К Вовкиному носу я поднес кулак, а другой рукой вцепился ему в шевелюру. Кулак был огромный. На лице моем застыло зверское выражение. Из Вовкиного носа капала кровь.
Я разыскал Женьку.
– Послушай, – сказал я, – разве так можно? Нарисовал черт знает что…
– Погоди, – не дал договорить мне Женька, – некогда тут пустяковой болтовней заниматься. Мне еще выступление нужно готовить. Послезавтра слушай по радио на большой перемене…
Из передачи по школьному радио я узнал, что прямо на уроке географии я избил Вовку. Оказывается, меня, злостного прогульщика и постоянного нарушителя дисциплины, дружно перевоспитывает весь класс.
После Женькиного выступления, которое называлось «Крепкую дисциплину – в каждый отряд», зазвучал вальс Штрауса «Голубой Дунай». Но это меня не успокоило.
Я бросился к радиоузлу. Женька вышел сияющий.
– Да как ты смеешь! – схватил я его за плечи.
Женька ничего не слышал. Он продолжал сиять.
Я бродил по коридору всю перемену и мрачно наблюдал, как от меня все шарахались в разные стороны.
Когда начался следующий урок, я обнаружил, что сижу за партой один. Маша Проскурякова не пожелала со мной сидеть.
– Я все понимаю, конечно, – сказала она, – но ты посиди пока один. Ладно?..
Как-то раз к нам пришли гости – ребята из соседней школы.
Женька Проегоркин знакомил их со всеми, про меня сказал:
– А это наш лодырь, драчун и двоечник, одним словом – хулиган…
– Кто? – удивились гости.
– Хулиган, – с хладнокровием дрессировщика ответил Женька. – Мы его перевоспитываем. Трудная, между прочим, и ответственная работа.
Я схватил с доски мел, подскочил к Женьке и в один миг нарисовал ему длинные белые усы.
– Ты что? – оторопело произнес Женька.
– Я хулиган, – сказал я и дерзко улыбнулся.
– Брось эти шуточки. Не остроумно, – проговорил Женька и стал стирать усы.
Тогда я быстро подправил их и влепил Женьке звонкий щелчок.
– Я хулиган.
Женька попятился.
– Я хулиган, – сказал я вновь и дернул его за нос.
Женька бросился бежать.
Я швырнул в него чернильницей и крикнул вдогонку:
– Я хулиган!
Больше меня… не перевоспитывали, не прорабатывали и не «песочили».
1969
Обыкновенные и не обыкновенные истории
Михаил Зощенко
Леля и Минька
(рассказы из одноименного цикла)
Когда я был маленький, я очень любил мороженое. Конечно, я его и сейчас люблю. Но тогда это было что-то особенное – так я любил мороженое.
И когда, например, ехал по улице мороженщик со своей тележкой, у меня прямо начиналось головокружение: до того мне хотелось покушать то, что продавал мороженщик.
И моя сестренка Леля тоже исключительно любила мороженое.
И мы с ней мечтали, что вот, когда вырастем большие, будем кушать мороженое не менее как три, а то и четыре раза в день.
Но в это время мы очень редко ели мороженое. Наша мама не позволяла нам его есть. Она боялась, что мы простудимся и захвораем. И по этой причине она не давала нам на мороженое денег.
И вот однажды летом мы с Лелей гуляли в нашем саду. И Леля нашла в кустах галошу. Обыкновенную резиновую галошу. Причем очень ношеную и рваную. Наверное, кто-нибудь бросил ее, поскольку она разорвалась.
Вот Леля нашла эту галошу и для потехи надела ее на палку. И ходит по саду, машет этой палкой над головой.
Вдруг по улице идет тряпичник. И кричит: «Покупаю бутылки, банки, тряпки…»
Увидев, что Леля держит на палке галошу, тряпичник сказал Леле:
– Эй, девочка, продаешь галошу?
Леля подумала, что это такая игра, и ответила тряпичнику:
– Да, продаю. Сто рублей стоит эта галоша.
Тряпичник засмеялся и говорит:
– Нет, сто рублей – это чересчур дорого за эту галошу. А вот если хочешь, девочка, я тебе дам за нее две копейки, и мы с тобой расстанемся друзьями.
И с этими словами тряпичник вытащил из кармана кошелек, дал Леле две копейки, сунул пашу рваную галошу в свой мешок и ушел.
Мы с Лелей поняли, что это не игра, а на самом деле. И очень удивились.
Тряпичник уже давно ушел, а мы стоим и глядим на нашу монету.
Вдруг по улице едет мороженщик и кричит:
– Земляничное мороженое!
Мы с Лелей подбежали к мороженщику, купили у него два шарика по копейке, моментально их съели и стали жалеть, что так задешево продали галошу.
На другой день Леля мне говорит:
– Минька, сегодня я решила продать тряпичнику еще одну какую-нибудь галошу.
Я обрадовался и говорю:
– Леля, разве ты опять нашла в кустах галошу?
Леля говорит:
– В кустах больше ничего нет. Но у нас в прихожей стоит, наверно, я так думаю, не меньше пятнадцати галош. Если мы одну продадим, то нам от этого худо не будет.
И с этими словами Леля побежала на дачу и вскоре появилась в саду с одной, довольно хорошей и почти новенькой галошей.
Леля сказала:
– Если тряпичник купил у нас за две копейки такую рвань, какую мы ему продали в прошлый раз, то за эту почти что новенькую галошу он, наверное, даст не менее рубля. Воображаю, сколько мороженого можно будет купить на эти деньги.
Мы целый час ждали появления тряпичника, и, когда мы наконец его увидели, Леля мне сказала:
– Минька, на этот раз ты продавай галошу. Ты мужчина, и ты с тряпичником разговаривай. А то он мне опять две копейки даст. А это нам с тобой чересчур мало.
Я надел на палку галошу и стал махать палкой над головой.
Тряпичник подошел к саду и спросил:
– Что, опять продается галоша?
Я прошептал чуть слышно:
– Продается.
Тряпичник, осмотрев галошу, сказал:
– Какая жалость, дети, что вы мне все по одной галошине продаете. За эту одну галошу я вам дам пятачок. А если бы вы продали мне сразу две галоши, то получили бы двадцать, а то и тридцать копеек. Поскольку две галоши сразу более нужны людям. И от этого они подскакивают в цене.
Леля мне сказала:
– Минька, побеги на дачу и принеси из прихожей еще одну галошу.
Я побежал домой и вскоре принес какую-то галошу очень больших размеров.
Тряпичник поставил на траву эти две галоши рядом и, грустно вздохнув, сказал:
– Нет, дети, вы меня окончательно расстраиваете своей торговлей. Одна галоша дамская, другая – с мужской ноги, рассудите сами: на что мне такие галоши? Я вам хотел за одну галошу дать пятачок, но, сложив вместе две галоши, вижу, что этого не будет, поскольку дело ухудшилось от сложения. Получите за две галоши четыре копейки, и мы расстанемся друзьями.
Леля хотела побежать домой, чтоб принести еще что-нибудь из галош, но в этот момент раздался мамин голос. Это мама нас звала домой, так как с нами хотели попрощаться мамины гости. Тряпичник, видя нашу растерянность, сказал:
– Итак, друзья, за эти две галоши вы могли бы получить четыре копейки, но вместо этого получите три копейки, поскольку одну копейку я вычитаю за то, что понапрасну трачу время на пустой разговор с детьми.
Тряпичник дал Леле три монетки по копейке и, спрятав галоши в мешок, ушел.
Мы с Лелей моментально побежали домой и стали прощаться с мамиными гостями: с тетей Олей и дядей Колей, которые уже одевались в прихожей.
Вдруг тетя Оля сказала:
– Что за странность! Одна моя галоша тут, под вешалкой, а второй почему-то нету.
Мы с Лелей побледнели. И стояли не двигаясь.
Тетя Оля сказала:
– Я великолепно помню, что пришла в двух галошах. А тут сейчас только одна, а где вторая, неизвестно.
Дядя Коля, который тоже искал свои галоши, сказал:
– Что за чепуха в решете! Я тоже отлично помню, что пришел в двух галошах, тем не менее второй моей галоши тоже нету.
Услышав эти слова, Леля от волнения разжала кулак, в котором у нее находились деньги, и три монетки по копейке со звоном упали на пол.
Папа, который тоже провожал гостей, спросил:
– Леля, откуда у тебя эти деньги?
Леля начала что-то врать, но папа сказал:
– Что может быть хуже вранья!
Тогда Леля заплакала. И я тоже заплакал. И мы сказали:
– Мы продали тряпичнику две галоши, чтобы купить мороженое.
Папа сказал:
– Хуже вранья – это то, что вы сделали.
Услышав, что галоши проданы тряпичнику, тетя Оля побледнела и зашаталась. И дядя Коля тоже зашатался и схватился за сердце. Но папа им сказал:
– Не волнуйтесь, тетя Оля и дядя Коля, я знаю, как нам надо поступить, чтобы вы не остались без галош. Я возьму все Лелины и Минькины игрушки, продам их тряпичнику, и на вырученные деньги мы приобретем вам новые галоши.
Мы с Лелей заревели, услышав этот приговор. Но папа сказал:
– Это еще не все. В течение двух лет я запрещаю Леле и Миньке кушать мороженое. А спустя два года они могут его кушать, но всякий раз, кушая мороженое, пусть они вспоминают эту печальную историю, и всякий раз пусть они думают, заслужили ли они это сладкое.
В тот же день папа собрал все наши игрушки, позвал тряпичника и продал ему все, что мы имели. И на полученные деньги наш отец купил галоши тете Оле и дяде Коле.
И вот, дети, с тех пор прошло много лет.
Первые два года мы с Лелей действительно ни разу не ели мороженого. А потом стали его есть и всякий раз, кушая, невольно вспоминали о том, что было с нами.
И даже теперь, дети, когда я стал совсем взрослый и даже немножко старый, даже и теперь иной раз, кушая мороженое, я ощущаю в горле какое-то сжатие и какую-то неловкость. И при этом всякий раз, по детской своей привычке, думаю: «Заслужил ли я это сладкое, не соврал ли и не надул ли кого-нибудь?»
Сейчас, дети, очень многие люди кушают мороженое, потому что у нас имеются целые огромные фабрики, в которых изготовляют это приятное блюдо.
Тысячи людей и даже миллионы кушают мороженое, и я бы, дети, очень хотел, чтобы все люди, кушая мороженое, думали бы о том, о чем я думаю, когда ем это сладкое.
