Текст книги "Обратная сторона океана"

Автор книги: Евгений Переверзев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава седьмая

Пятый член экипажа появился 1 апреля буквально за месяц до старта, когда основная часть работ, от которой зависел наш переход, была завершена. Были найдены деньги, их давала областная администрация, шились паруса, были куплены плот, радиостанция, карты, буй-коспас, который должен был дать сигнал на спутник в случае беды, появились спасательные куртки и комбинезоны со световыми отражателями, в которых мы были похожи на космонавтов, пиротехника и т. д. и т. п. По каждой позиции длились многодневные хлопоты в самых разных коридорах с тяжёлыми дверьми, которые совсем не спешили открываться перед авантюристами-путешественниками. Обращения, отказы, вновь обращения, убеждения, просьбы… И так – по кругу. Надо сказать, что у Артура была удивительная способность договариваться. Он, словно бульдог или ягдтерьер на охоте впивался в своего «кабана» и висел на нём, пока жертва, истекая кровью, не сдавалась. Конечно, такая «охота» выматывала. Но он, как никто другой, был устремлён к своей цели. Как-то он сказал, что если переход не состоится, то он свалит из страны.

«Я на него ставлю всё! Этот переход – смысл всей моей жизни! Ёлки-палки».

К тому времени был определён окончательный маршрут, который до этого менялся ещё раза два, и сделаны все предварительные расчёты.

Как ни странно, пятым и последним членом экипажа оказался Гена Траверсов, с которым Артур был знаком уже лет двадцать. Странность как раз и заключалась в том, что первыми в списке экипажа появились люди, совершенно не знакомые капитану яхты, а последним стал человек, хорошо его знавший и хорошо известный Важитяну.

«Я раб паруса, – как-то сказал он мне, – раб по своей воле».

Анатолий Коломойцев, во время перехода – старпом

Странное определение самого себя… Эта цитата, с большим сопротивлением проникавшая в моё сознание, стала заголовком к материалу о пятом члене экипажа. Гена Траверсов был из кубанских казаков. Производил впечатление крепкого сорокачетырёхлетнего мужика. Казаки обижаются, когда их называют мужиками. Мужик – это работник, а он – казак. Но это всё наносное. Ничего обидного в слове с корнем – муж– быть не может, в принципе – даже для казаков. Мужественный Гена с этим не спорил. Он был крепок, но не только физически, у него была харизма, был внутренний стержень. Самоуверенность выдавал и казачий прищур его голубых глаз.

– Хотел в мореходку после школы поступать, но провалился, не добрал одного балла. Сел в поезд, еду, а сам думаю, как же предстать перед матерью?! Стыдно. Случайно попалась газета в руки. Стал объявления тупо читать, а там о приёме в речное училище. На следующей станции перепрыгнул в другой поезд, а через месяц стал старшиной группы.

Он с юности был готов к поступкам. Не уверен, чтобы вот так, в семнадцать лет, из-за случайного объявления в газете я махнулся не глядя поездами на каком-то далёком полустанке… Мне показалось, что Гена вёл себя так, словно знал, что окажется в экипаже. Как будто это не Артур пригласил его, а он сам спланировал свой очередной «поезд».

Геннадий Траверсов работал инженером в порту и был большим специалистом в области двигателей. Кроме этого он, как и Артур с Костей, носил высокое звание яхтенного капитана, намотав по Волге многие сотни морских миль, не раз выходил в Каспий на своей собственной яхте, переделанной из старого катера. Яхта сразу стала членом семьи, получив название «Траверс».

– Казаки на Руси, – говорил он, – всегда открывали новые земли. Сейчас и мы, подобно Ермаку Тимофеевичу, покорившему Сибирь, будем для себя открывать Америку, а может, и ещё что по пути.

Итак, капитан имеется, штурман, астронавигатор и боцман – в комплекте, дизелист, он же старпом, – есть, летописец-матрос – на борту. Экипаж укомплектован.

Меня неоднократно спрашивали, проходит ли экипаж какие-то тренинги на психологическую совместимость. Я так уставал в то время, что и в голову не приходила эта ерунда, тем более что на неё всё равно не было времени. Кроме прочих нагрузок, мы, благодаря Артуру, заимели с ним ещё одну. Он нашёл возможность обучения двух членов экипажа американскому варианту английского языка на трёхмесячных курсах. Занятия проходили ежедневно, кроме выходных. С них я добирался домой в десятом часу вечера, принимал душ, перекусывал и засыпал с домашним заданием в руках. Но язык – дело нужное. На курсах я понял, что мой английский после прохождения школьной и университетской программ никуда не годится, потому что я совсем не могу общаться на этом языке. Артур вообще оказался полным антиподом полиглота. Слово «овощи», то есть «вэджитэбэлс» для него так и осталось труднейшей скороговоркой. Смеялись все, даже сам Артур.

– Да что же это за слово-то, – возмущался он заранее, перед тем как его нужно было произнести, – значит так: вэбэчебылз, нет, сам знаю: вэчебэтэлз. Опять не так?! Да ёлки-палки!

Весело смеющимся я его видел всё реже и реже. Сначала я шутил, что теряю друга, потом понял, что даже эта шутка уже не проходит. Не искрить шутками в общении для меня – всё равно что вывесить большой амбарный замок на рот. Попадая на очень серьёзные территории в круг не менее серьёзных людей, как правило, замыкаюсь в себе или как можно быстрее покидаю эту «волшебную» аудиторию. Теперь амбарный замок тяжелел с каждым днём.

Если раньше на первых этапах подготовки плавания мы распылялись, хватаясь за всё подряд, то теперь концентрация достигала своей кульминации. Ничего лишнего! Главное – успеть по основным позициям, остальное шло паровозом на автомате. Концентрация чувствовалась и в отношениях.

В областной администрации были пробиты письма с просьбой, чтобы с работы нас отпустили в отпуск первого апреля, а иначе мы вообще не успевали бы подготовить саму лодку. Шпатлевка и внешняя покраска, отделочные работы внутри по всему корпусу, подготовка двигателя и такелажа. Поверьте, что месяц – это ничто. Плюс ещё предстояли две командировки в Москву по поводу загранпаспортов и одна – в Питер за парусами, плотом и спинакер-гиком – четырёхметровой дюралюминиевой трубой с характерными наконечниками для крепления самого красивого и тонкого паруса на яхте, который используется исключительно при попутном ветре, гордо и солидно надуваясь впереди лодки. Яхтсмены дали ему короткое название «спинч».

Наши ксерокопии паспортов по факсу полетели в США для оформления виз, и мы нервно ждали вестей из Америки, поскольку без официального приглашения все наши усилия могли оказаться бесполезными.

Отчасти мы блефовали изначально, но без блефа ничего бы не получилось или старт пришлось бы отложить на год. А это было невозможно, поскольку именно в 1992 году Америка праздновала 500-летие открытия её Колумбом. И наш переход был интересен заокеанской стороне именно в этом формате. Как говорится, дорого яичко к пасхальному дню. Россия должна была заново открыть для себя Америку, символично отправившись по морскому пути самого Колумба. Вот такая красивая история должна была получиться с нашим непосредственным участием. Поэтому перенос плавания был равносилен его отмене до следующего общественно-возбуждающего повода. Американцы не подвели, вскоре на телекс администрации области на имя Петра Ивановича Шубина пришёл текст приблизительно такого содержания:

Дорогой капитан, я с большим удовольствием приглашаю вас посетить наш яхт-клуб в Кливленде, вашем городе-побратиме, этим летом. Мы понимаем, что вы будете идти на яхте через Атлантику… Мы хотели бы знать маршрут и срок пребывания, он не должен превышать тридцати дней.

Мы будем ответственны за все расходы на ваше пребывание в нашей стране. С нетерпением ждём прибытия.

Искренне ваш командор Ричард А. Дрэйк-младший.

Владимир Карташов и Юрий Покатаев с новым люком для «Аиры»

На официальном приглашении имелся и автограф консула Российской Федерации в США Николая Кузнецова. Теперь дело оставалось за малым. Только бы не застопорилось оформление наших загранпаспортов. В Москву летим с Артуром вдвоём. Если бы не добрые люди в Волгоградском ОВИРе, которые посоветовали взять с собой письмо-доверенность на фирменном бланке спорткомитета, то мы бы наверняка попали в общую очередь гражданских лиц, и тогда пиши пропало. Из-за отсутствия какой-то канцелярской бумажки поход мог бы закончиться на ступеньках МИДа в толпе ожидающих по нескольку дней только возможности подать заявку. Впрочем, не только бумажки. Другие знающие люди сказали, что без «волжского кофе» наше «дело» ляжет по-любому в долгий ящик. «Волжским кофе» называли чёрную осетровую икру, запечатанную для конспирации в банки из-под индийского кофе. У Артура в дипломате их было две. Как угадать в таком большом министерстве, на чей стол этот «кофе» подать? Но Артур обладал удивительным чутьём, или ждущие нас звёзды Атлантики договорились с нашими, чтобы те как-то нам подсветили. В итоге мы прошли все очереди, оформили все предварительные документы, заполнили длинные анкеты за один день без единого знакомства. Оставалось только в конце апреля приехать за готовыми паспортами. Нам пообещали, что всё будет готово к 28 числу, то есть за три дня до старта.

Когда вернулись домой, Витька притащил сделанные им штурвал и люк, ведущий из кокпита в кубрик. Всё из нержавейки и достойнейшего качества. Когда люк поставили на его законное место, «Аира» превратилась в подводную лодку. Всё было солидно и, главное, герметично.

– Ну, Витя, ты мастер, – восхищался работой Артур.

– Стараемся, – улыбался Витька, – всё на совесть.

У Вити были крепкие, жилистые руки с большими ладонями. Он поймал мой взгляд. Посмотрел на свои пальцы с въевшейся чернотой.

– Ничего, в море отмою, – опять улыбнулся он и подмигнул мне добродушно и по-детски открыто, подумав, что именно на это я, человек шариковой ручки, и обратил своё внимание.

Теперь мы были почти уверены: даже если лодка и перевернётся, то вовнутрь не просочится ни одной капли. Довеском была табличка с названием яхты и портом приписки, которую Артур самолично прикрутил на нактоузе под компасом. Когда затопленные суда (а что делать, и «Титаники» тонут) находят на дне водолазы, то первым делом они ищут эти таблички, поскольку краску на бортах намного быстрее съедает морская вода. Если что, останется хотя бы имя. Одно на всех: «Аира»!

Глава восьмая

В Питер полетели мы с Костей. Представилась возможность поближе его узнать, поскольку он имел шапочное знакомство только с Артуром, все остальные члены экипажа о штурмане не знали ничего. К тому времени я уже чётко понимал, что Артур подбирал экипаж по написанным им самим ролям. Если со мной было всё понятно, с «золотыми руками» Вити и его секстантом тоже, то Косте как инженеру-конструктору яхт на берегу отводилась особая роль – он должен был организовать техническое заключение на яхту, без которого нас бы попросту никуда не выпустили.

Костя выглядел старше своих лет и казался если не профессором, то уж точно доцентом яхтенных дел. Держался уверенно и немного свысока. Говорил охотно, но тщательно подбирал слова. Если чем-то увлекался, то старался разузнать о данном предмете всё, что мог. Дотошность – одна из его основных характерных особенностей, служила ему почти всегда хорошую службу: он охотно демонстрировал свои знания и был прекрасным собеседником.

После распределения на судоверфь Костя недолго проработал там в качестве инженера, поняв, что зарабатывать деньги лучше на частных заказах. Тем более его специализацией были яхты. Он проектировал и строил под ключ дорогие игрушки для состоятельных людей или предприятий. К его частым командировкам жена Лидочка давно привыкла и дочку с сыном воспитывала, как правило, показывая для острастки фотографию папы. «Приедет папа, вот он вам задаст», – частенько говорила она, когда те шкодили, стоически справляясь с постоянным одиночеством. Фотография работала, а появление главы семейства всегда превращалось в праздник. С увлечением мужа тоже приходилось считаться. А это опять же были яхты. Только теперь он не конструировал их, а рассекал на них под парусами. Походил по Балтике, был в Красном море и ближней Средиземке. Его загранпаспорт, «просоленный» морской водой, хранил с десяток печатей разных стран. Я только потом осознал всю существенность этого дополнения. К своим тридцати он успел добиться многого и побывать «там». Этим обобщающим и безмерно ёмким словом «там» советские люди называли всё пространство за границей своего социалистического государства.

Костю можно было назвать «белым воротничком» в нашей команде. Не сказать, чтобы он брезговал какой-то работой, но подходил он к ней с неизменной «линеечкой» и «ластиком».

На следующий день после нашего приезда в Питер уже были куплены обратные билеты на поезд, в который мы должны были впихнуть все паруса, запакованные в специальные мешки – кисы, плот ПСН-10 весом более 145 кило и спинакер-гик.

Всё это богатство необходимо было выгрузить из хранилища верфи, перевезти на вокзал, договориться с проводницей о размещении нестандартного груза и непосредственно разместить его по вагонам. Собственно, и всё. Во всей этой цепи самым слабым звеном представлялась сама проводница, которая могла просто заартачиться по поводу негабаритов, количества мест и общей массы и, сославшись на высокое руководство, послать нас куда подальше. Поэтому на вокзал нужно было приехать пораньше для установления дипломатических отношений с поездной бригадой.

Юрий Покатаев, штурман перехода

Выехали с запасом. Но кто же знал, что всё нужно было забирать ещё вчера. Ни завскладом, ни ключей от его ворот в наличии не оказалось. За трёхметровым забором из-за сетки-рабицы с протянутой по верху кольцами колючей проволокой хорошо были видны на огромных полках наши вещи, только взять их, похоже, в этот день была не судьба. За два часа ожидания неизвестно куда исчезнувшего заведующего и изучения каждого квадратного метра по всему километровому периметру склада мы всё же обнаружили прогалину, где колючая проволока чуть прерывалась. Смотря на нас, наши накладные и железнодорожные билеты уже или ещё ошалелыми красными глазами, сторож за обещанные пол-литра разрешил вылазку десанта. Кисы с упакованными в них парусами летали, как крюки во время абордажа. Тяжелее было с плотом. Но он тоже полетел. Таксисту обещали три цены, если всё-таки мы успеем к поезду. На вокзале ждала Лида. Увидев нас, вылетающих из «мотора», она крикнула, что посадка окончена. Столько груза за секунды на несколько сотен метров я не носил никогда в жизни. Весь поезд смотрел на нашу концертную программу на уже опустевшем перроне, пока Лида держала руку на стоп-кране, а онемевшая проводница не проронила ни слова. Свои личные вещи забрасывали, когда поезд набирал ход. Лидочка, умница, собрала нам в дорогу не только еды, она присовокупила к ней четыре бутылки холодного пива. Сейчас оно огромными глотками проносилось по раскалённому горлу и растворялось где-то в районе сердца, не достигнув желудка. Мокрые от пота до нитки, с реально трясущимися руками и ногами от спринтерского перетаскивания тяжестей, мы были счастливы. Костя улыбался как ребёнок. В эти минуты он сбросил лет десять, которые придавала ему деланная солидность.

– Надо же, мы всё-таки успели! – светилось его лицо в прорезавшихся вдруг веснушках, которых я раньше не замечал.

– Самому не верится, как и во всю нашу историю. Лиде потом отдельное спасибо передай за это, – и я приподнял бутылку с таявшим на глазах пивным бальзамом.

– Она привыкла встречать и провожать мужа. Высокая степень организации.

– Очень высокая. Неужели за всю жизнь никаких вопросов?

– Поначалу были. Потом поняла, что либо со мной с таким, который есть, либо без меня. Когда свой выбор сделала, сразу успокоилась. Нельзя же моряка дома каждый раз третировать за то, что он моряк. Тут уж ты либо его жена, либо лётчика. Выбирай.

Он вытащил несколько взятых из дома журналов о самолётостроении. Ещё в Питере, мелькавшем сейчас за окном нашего купе, я узнал о втором увлечении Кости. Тогда он сказал, что если бы не яхты, был бы лётчиком, и добавил: «Хотя, если надоест мотаться по волнам, то точно знаю, чем займусь».

Хотелось быстрей умыться и расслабиться на своих полках, скорее бы открыли эти волшебные поездные туалеты.

– Может, пока пойдём, прошвырнёмся по вагонам, куда мы расквартировали наши вещи, – предложил я.

Вещи лежали в трёх вагонах. С нами в одном ехали только паруса, плот был в соседнем тамбуре, гик растянулся в вагоне-ресторане.

– Тогда предлагаю присоединиться к гику.

– В смысле лечь?

– В смысле – в вагон-ресторан.

Действительно, пиво уж как-то быстро закончилось.

Поезд, мерно отстукивая колёсами, приближал нас к мечте. Можно и расслабиться.

Сколько было подобных историй за время сборов!

Глава девятая

До старта одна неделя. Мама довязала толстый свитер по моей просьбе и сшила по спецзаказу хэбэшную распашонку с капюшоном для укрытия от излишнего солнца. Мало ли.

– Как ты просил. Двойной вязки. Не замёрзнешь… там? Там! Где это там?! Она думает о плавании с ужасом, он в её глазах.

Если что со мной, она останется совсем одна. Не факт, что Аня будет особо рада общению бабушки с внуком, ведь свекровь и невестка так и не нашли общего языка. Свитер попросил связать осознанно, чтобы хоть чем-то занять её голову. Когда человек, думалось мне, участвует в подготовке чего-то, он под это что-то адаптируется, срастается с ним, что ли. Ей так будет легче, а мне теплее, правда, потом. Ключевые слова здесь, конечно, «ей будет легче». Но эта придумка – как три капли валерьянки при обширном инфаркте. Лучше не рвать сердце. Сказано – не сделано. А как это возможно, как не рвать?!

– Мам, отличная вещь. В нём хоть айсберги растаскивать.

– Айсберги?! – с новой тревогой встрепенулась она.

– Да какие там айсберги. Это же шутка, мам. Мы же будем идти по курортным субтропикам. Свитер для ночных вахт. Вдруг станет прохладно, натяну твоё рукоделье, и сразу тепло станет.

Она отвернулась. Отвернулась потому что не хотела показывать предательски скатывающуюся по щеке слезу.

– Мам, я тебя прошу… – подошёл я к ней сзади и положил руку на плечо, – всё будет хорошо. Наше дело правое… – пытался я бодрым голосом изменить её настроение.

– Правое… Вот будешь своего сына отправлять в плавание на какой-то дряхлой лодке, тогда меня поймёшь, – уже сквозь слёзы пыталась улыбаться она.

– За распашонку отдельное спасибо, – я надел её и нарочито радовался изделию, – смотри, какая прелесть получилась, и капюшон удобный – на глаза не лезет.

– Не обгори только, будь аккуратнее там.

Опять это «ТАМ». Только теперь она не может сдержать свои слёзы.

Аня держится нормально, говорит, что сначала о переходе серьёзно вообще не думала, а потом уже было поздно сопротивляться. Эта совершенно правдивая версия стала штатным ответом на многочисленные вопросы наших знакомых и друзей: «Как ты отпускаешь своего мужа?! Зачем ты согласилась?! Ты что, с ума сошла?! Зачем тебе это нужно?! А вдруг что?!»

Я ей рассказал о знакомстве с Костиной Лидой.

– Представляешь, она в своём Питере вообще одна остаётся. Вы тут хотя бы можете общаться, поддерживать друг друга.

– Да, нужно её телефон взять, будем ей звонить. А пусть она к нам приезжает…

– Там же двое маленьких детей…

– Ах, ну да. Да, ей тяжелее.

Каждый прожитый день приближал нас к поставленной цели, ради которой мы разбивались в лепёшку, и он же сокращал время общения с самыми близкими и родными людьми. Я уже начал вести судовой дневник, на первой странице которого в правом верхнем углу написал: «В случае моей гибели прошу передать этот дневник жене для моего сына». Потом подумал и «прицепил» страницу скотчем, чтобы она не открывалась каждый раз с этой записи. Об этом, конечно, лучше не думать, но каждый из нас мысленно прощался со своей семьёй хотя бы сотой, тысячной, миллионной долей своего разума. Тяжело. Очень тяжело. У меня даже промелькнуло сравнение, что уходим, как на фронт: «убьют или не убьют» – совершенно не понятно. Но каждый держался стоически, не делясь друг с другом мыслями на эту тему, находя нужные слова для матерей и отцов, жён и детей…

К этому времени наши жёны уже успели перезнакомиться. Точнее, жёны Артура и Гены знали друг друга давно, как и их дети. Витя предпочёл свою личную жизнь спрятать за парусами. После развода с женой он познакомился с женщиной с ребёнком-подростком и переехал к ним жить. На яхту приходил как-то его отец, участник войны, пофотографировал нас своим стареньким ФЭДом. Так что, по сути, знакомилась со всеми только моя Аня.

Всю эту неделю провёл на яхте, домой удавалось попасть только раза два-три на ночь. Правда, раз, и то с оказией, вырвался в редакцию и устроил короткие проводы. Святое дело. Редакция газеты «Вечерний Волгоград» взяла под свою опеку организацию перехода с вытекающим информационным спонсорством. Не сказать «спасибо» за поддержку родной редакции и «до свидания» коллегам с моей стороны было бы ну совсем неправильно. По большому счету, всё это должно было делаться абсолютно не так. Конечно, нужно было бы организовать встречу экипажа и коллектива газеты, пригласить другие СМИ, отцов города и области, но на это банально не оказалось времени. Всё шло без сценария, с ходу, непонятно как, но шло! А это было главным.