Текст книги "Драконья ненависть, или Дело врачей"

Автор книги: Евгений Малинин

– Я сейчас же прикажу подготовить самый лучший отдельный домик для господина сияющего дана, – еще более униженно забормотал хозяин, – А ужинать господин сияющий дан будет в общей зале или прикажет подать ужин в домик?..

Протопав по застонавшим ступеням крыльца, я одним движением руки отодвинул в сторону здоровенного мужика со словами:

– А вот сейчас мы посмотрим, где нам вкушать наш ужин!.. Что тут у тебя за компания собралась?..

Довольно большой общий зал постоялого двора был освещен только огнем огромного очага, над которым на вертеле жарился целый кабан и тремя свечами, вставленными в кованные настенные подсвечники. За двумя столами сдвинутыми в центре зала сидело семеро совершенно различных существ. Трое кхметов в таких же как на хозяине постоялого двора широких штанах и распахнутых куртках. Двое довольно высоких эльфов в уже знакомых светло-зеленых одеждах. Маленький толстый гном, даже за столом не снявший свой кожаный колпак, и пикси, которого я сразу узнал по курносому носу, длинным, рыжим, нечесаным лохмам и огромному островерхому колпаку, пристроенному рядом со стулом. Над столом призрачным синеватым облачком висело явно только что состряпанное заклинание «Не своей Личины», так что все сидевшие должны были выглядеть, как люди… Вот только я-то смотрел на эту компанию «Истинным Зрением»!

По углам зала и позади пустой стойки притаился мрак, но никакого движения там не ощущалось. Остальные столы были пусты и на них покоились перевернутые вверх ножками стулья.

Осмотрев залу я повернулся к хозяину и приказал:

– Принеси мне свой хлеб!..

– Чего?.. – не понял он, но тут же спохватился, – Сейчас, господин сияющий дан!..

Прошмыгнув мимо меня, он бросился за стойку, открыл незаметную дверцу и скрылся в другом помещении, по всей видимости, кухне. Я медленно подошел к столу и с легкой насмешкой приподнял правую руку:

– Привет честной компании!..

– Будь здоров, господин сияющий дан… – нестройными голосами ответствовали сидевшие вокруг стола.

Я наклонился над столом, заставленным бутылками и закусками и ласково поинтересовался:

– Ну, и что мы тут замышляем?..

Шестеро из сидевших разом откинулись на спинки своих стульев, словно неведомая сила толкнула их в грудь, но один из кхметов, видимо самый сообразительный, криво усмехнувшись ответил:

– Да вот, господин сияющий дан, замышляем полакомиться кабанчиком, а завтра, если господин сияющий дан позволит, замышляем добыть оленинки… Кушать очень хочется…

– Да, кушать очень хочется, – согласился я, – и не только кхметам… Так что против оленинки я ничего не имею!..

– А что, – осторожно поинтересовался тот же кхмет, – господин сияющий дан собирается надолго задержаться на этом постоялом дворе?..

– Волнуешься, как бы я на вашу оленинку руку не наложил?.. – Усмехнулся я в ответ, – не волнуйся… Я завтра рано утром покину эту… гостеприимную обитель… Дела, знаешь ли, неотложные.

– Дела… – поддакнул гном и серьезно посопел носом.

– Неотложные… – подчеркнул пикси неожиданно высоким, детским голоском и значительно посмотрел на одного из эльфов.

В этот момент рядом с моим левым локтем осторожно кашлянул вернувшийся хозяин постоялого двора. Я повернулся к нему и увидел, что тот держит в руке завернутый в тряпицу каравай хлеба явно домашней выпечки. Взяв из его рук хлеб, я осторожно отломил от него горбушечку, внимательно рассмотрел мякиш и понюхал отломленный кусочек. Хлеб был совсем неплох… Снова завернув каравай в тряпицу, я приказал:

– Этот каравай, кабанью ногу, миску соленых овощей, тарелку зелени и два кувшина вина отнесешь в мой домик. Ужинать я буду там, чтобы не нарушать… – я еще раз оглядел сидящую за столом компанию, – ваше празднество! Уеду я завтра рано утром, так что завтракать не буду, можешь не беспокоиться. Домик мой когда будет готов?..

– Да уже наверное готов… – с явным облегчением проговорил хозяин, – я туда служанку послал, а она у меня девка расторопная!..

– Пошли, проводишь!..

Я повернулся к выходу и бросил через плечо: – А вам, почтеннейшие, приятного вечера!..

До дверей меня провожало полное молчание, а когда я, положив руку на верхний наличник и чуть задержавшись в дверях, вышел на крыльцо, хрипловатый голос следовавшего за мной хозяина постоялого двора негромко спросил:

– А лошадку вашу в конюшню устроить?.. И кормить ее чем?.. Я смотрю, господин сияющий дан один путешествует, без свиты…

– Лошадку мою никуда устраивать не надо, она сама о себе позаботиться, – ответил я, не обращая внимания на его последние слова, – давай, показывай, где моя спальня!

Однако, вопрос хозяина постоялого двора был дельным. «Ступай-ка ты, милая на местную конюшню… – мысленно обратился я к Пурпурной Дымке, – надеюсь никто тебя там не обидит!»

Моя лошадка, следовавшая за мной по пятам, как-то странно хмыкнула и потрусила вглубь двора.

Кхмет быстро пошагал вперед к ближайшему крошечному домику, а я последовал за ним. Уже почти у самой двери, он обернулся и быстро зашептал:

– Господин сияющий дан, служанку-то, ту, что сейчас вам постель стелет, я с ужином пришлю. Вы, если захотите, можете… ну… это… Она девка мягкая, ласковая… А после вы так хорошо спать будете… как уби…

– Присылай, присылай, – перебил я его, – там видно будет, что с твоей служанкой делать!

Хозяин распахнул дверь домика и быстро юркнул вперед. Следом за ним вошел и я.

Внутри это, как я уже сказал, маленькое строение было, тем не менее, разделено на две части. Прямо за входной дверью располагалась небольшая спальня освещенная крошечной масляной лампой. От порога к большой, высокой кровати, снабженной периной, двумя роскошными подушками и цветным одеялом без пододеяльника, тянулась узкая пестрая дорожка, связанная из разноцветных лоскутков.

Стоило мне увидеть эту дорожку, как под сердцем защемило и страшно захотелось назад, домой! Именно такая дорожка лежала на полу в большой горнице моей бабушки! Однако, мне удалось быстро взять себя в руки и сохранить достоинство сияющего дана Высокого данства.

Кроме кровати в спальне наличествовал небольшой умывальный столик снабженный вполне приличным зеркалом и небольшой стол с приставленным к нему стулом – эта «мебельная пара» расположилась у правой стены под единственным окошком. Рядом с кроватью, в самом углу, виднелась небольшая дверка, ведшая во второе помещение домика.

Я ткнул пальцем в сторону этой дверки и резко спросил:

– Там что?!

Огромный кхмет слегка смутился, кашлянул в кулак и пояснил:

– Ну… это… чтоб, значит, утром на двор не бегать…

– Ясно… – кивнул я.

В этот момент дверка, о которой мы беседовали, распахнулась и в спальню вышла высокая, полненькая рыжеватая девица лет четырнадцати-пятнадцати, единственный наряд которой состоял из длинной белой рубахи, завязанной под горлом. Увидев меня, она слабо охнула и присела, словно у нее ослабли колени.

– Вы ей понравились, господин сияющий дан, – тут же быстро зашептал хозяин постоялого двора, – гляньте, как она на вас уставилась!..

Может быть я ей и понравился, только по глазам бедной девчонки этого сказать было нельзя. В них плескался нескрываемый дикий ужас!

Я сделал аккуратный, крадущийся шаг вперед, и лоскутная дорожка погасила стук металлического каблука.

– Ну что, милочка, ты закончила свою работу?.. – самым дружелюбным тоном поинтересовался я у застывшей в дверях девчонки.

Она перевела глаза на хозяина, затем снова посмотрела на меня и судорожно дернула головой, подтверждая, что домик готов к приему постояльца.

– Тогда ты свободна…

Девчонка встрепенулась и, мелко семеня ногами, быстро прошмыгнула мимо меня к выходу.

Я проводил ее взглядом и с усмешкой обратился к кхмету:

– Значит, говоришь, она мягкая и ласковая?.. А по внешнему виду не скажешь!

– Что вы, господин сияющий дан, – заторопился тот с ответом, – это она просто… ну… не ожидала увидеть столь высокого гостя! Если вы пожелаете, она все сделает, как надо, можете не сомневаться!

Я посмотрел на здоровенного кхмета долгим взглядом и нехорошим голосом поинтересовался:

– А кто она тебе?

– Никто!.. – тут же отрапортовал хозяин постоялого двора, – Сирота из соседней деревни. Прибилась, работает за еду…

– А свои дети есть? – все тем же тоном спросил я, не сводя с кхмета взгляда.

– Есть!.. – поспешил ответить он, и тут же в его глазах полыхнул ужас, – Только и сын, и дочь сейчас в отъезде!.. Уехали они к… э-э-э… тетке в столицу… Тетка там у них… портниха… они к ней…

– А жена?.. – перебил я его.

Глаза у кхмета забегали, словно он не понял вопроса:

– Жена… это… жена с ними уехала… К сестре…

– Пошел прочь! – рявкнул я, отворачиваясь к окну.

Позади меня мягко прошелестели шаги и дверь, негромко скрипнув, закрылась.

Я развернулся и, подойдя к двери, осмотрел ее. Крючок, прибитый вверху дверного полотнища, был конечно же слабоват, а вот засов, установленный посередине двери, выглядел вполне надежно. Вернувшись к кровати я уселся на одеяло и… можно сказать, пригорюнился.

Прошло минут двадцать, и в дверь моего домика тихо постучали. Я поднял голову и крикнул:

– Входите, открыто!

Дверь как-то неуверенно приоткрылась, в проеме стояла рыженькая служанка, а в руках у нее был огромный вытянутый поднос, похожий на щит гоплита.

Первым моим побуждением было броситься к дверям, чтобы помочь девчушке, однако я сдержал себя, вместо этого я небрежным жестом указал на столик у окна:

– Сложи все сюда!

Девчонка с трудом протиснулась в дверь и, двигаясь вдоль стены, направилась к указанному мной столу. Добравшись до места, она принялась раскладывать принесенную снедь на столике, поминутно бросая в мою сторону испуганные взгляды. Наконец она переставила все принесенные тарелки и кувшины с подноса на стол, опустила поднос и замерла, прикрыв глаза.

С минуту мы молчали, а потом я вдруг увидел, как по ее щеке покатилась быстрая слеза.

– Почему ты плачешь?! – удивился я.

Она, не открывая глаз, помотала головой и вскинула правую руку к лицу, ко рту, словно ловя готовый вырваться крик.

Я поднялся с кровати и хотел сделать шаг в ее сторону, но вовремя остановился – мой шаг мог напугать ее еще больше.

– Почему ты плачешь?.. – повторил я свой вопрос, – поверь я не собираюсь тебя… э-э-э… обижать!..

Она наконец-то открыла глаза и посмотрела на меня почти безумным взглядом.

– Хозяин сказал, чтобы я сделала все, что вы прикажете… – едва слышно прошептала она побелевшими губами.

– Но я не собираюсь тебе ничего приказывать… – я развел руки в стороны, демонстрируя свои мирные намерения, – правда, у меня к тебе есть несколько вопросов и, возможно, маленькая просьба, но они, поверь мне, никак не могут тебя обидеть!

Взгляд ее стал немного осмысленнее, и напряженное лицо слегка расслабилось.

– Присядь… – предложил я ей, указывая на стул, а сам вернулся на кровать.

– Скажи мне, дитя, – ласково проговорил я, беря почему-то тон разговора с ребенком, – как тебя зовут?..

Как оказалось, манеру разговора я выбрал абсолютно верную. Ее лицо вдруг задрожало и слезы быстро побежали из обоих глаз, только теперь эти слезы явно были вызваны не страхом, а потому ясно услышал ее ответ:

– Мара, господин сияющий дан…

– Почему ты опять плачешь? – Участливо поинтересовался я.

– Ах, господин сияющий дан, – неожиданно улыбнувшись сквозь слезы пробормотала девчонка, – вы не представляете, как давно никто не называл меня «дитя»!

– Верно, последним, кто это делал, была твоя матушка? – Улыбнувшись спросил я.

Улыбку мою она конечно видеть не могла, но интонацию уловила совершенно верно и снова улыбнулась в ответ.

– Нет, господин сияющий дан, моя матушка умерла родами. Это мой отец называл меня так… Десять лет назад его… убили.

– Кто убил? – Невольно вырвалось у меня.

– Я не знаю… – она опустила взгляд, но тут же снова вскинула глаза на меня и с некоторым вызовом добавила, – потом мне рассказали, что это были люди… это были… ваши черные изверги. Отца обвинили в связи с… нечестью и… убили, как предателя рода людского!

– Да, обвинение очень серьезное… – задумчиво проговорил я.

– Отец зарабатывал тем, что заготавливал бревна и вывозил их из леса. Работал он один, потому что у него не было денег, чтобы нанять помощников. Как же он мог враждовать с… нечестью?.. Один в… нечистом лесу?..

Она замолчала и снова склонила голову. Несколько секунд мы молчали, а затем я возобновил свои расспросы:

– И с момента… гибели… твоего отца ты живешь здесь?..

– Нет, – она отрицательно покачала головой, – Корда хотел забрать меня, но наша соседка, бабушка Грета не дала. Два года я жила у этой одинокой старушки, но ее тоже сожгли черные изверги. Она была… целительницей, знала травы, корешки, камни…

– Ее тоже обвинили в связи с нечистью… – проговорил я, и это не было вопросом.

Девушка молча кивнула.

– Ну и как же ты попала сюда?..

Она пожала плечами и, не поднимая лица, произнесла:

– После того, как бабушку Грету сожгли, вольный кхмет Корда пришел и забрал меня к себе… Больше никто в нашей деревни спорить с ним не захотел.

– Ясно… – медленно протянул я, – Ну, и как же тебе здесь живется?..

Девчонка подняла на меня удивленные глаза и криво улыбнулась.

– Ясно… – повторил я.

Мы немного помолчали, а затем девушка неуверенно поинтересовалась:

– Так что, господин сияющий дан, мне можно возвращаться к хозяину?..

– А где ты ночуешь? – задал я ей неожиданный вопрос, который, как мне показалось, ее несколько смутил. И ответила она мне, слегка запнувшись:

– Ну… вообще-то у меня есть одно место на конюшне. Если я ночью… никому не нужна, то я забираюсь туда. Там тихо и спокойно…

– Тогда у меня к тебе будет небольшая просьба, – я старался говорить, как можно спокойнее, – Не могла бы ты прямо сейчас забраться в это свое местечко и просидеть там до утра? Ведь твой хозяин будет думать, что ты у меня и разыскивать тебя не станет!..

Несколько секунд она молчала обдумывая мою просьбу, а затем испуганно посмотрела прямо в мое забрало:

– А вы, господин сияющий дан, не скажите хозяину, что меня в вашем домике не было?

– Нет, не скажу, – я поднялся с кровати, давая понять, что разговор окончен, – но и ты меня не подводи, отправляйся на свою конюшню и до утра не показывайся!

Девчонка быстро вскочила со стула, неловко поклонилась и метнулась к выходу. Я последовал за ней и, придержав дверь, убедился, что она побежала в сторону длинного, низкого сарая, стоявшего на отшибе, в дальнем конце двора.

Когда девчонка скрылась в своем убежище, я оглядел темный двор. Ночь висела над ним, рассыпав в небе яркие искры звезд, и только три освещенных окошка отвечали этому небесному сиянию своим тусклым светом – два окна большого приземистого дома и одно в моей крошечной хибарке. Я отступил за порог и, прикрыв дверь, задвинул засов. А затем…

Пройдя к столику, на котором был разложен мой ужин, я взял в руки ковригу с отломанной горбушкой и внимательно оглядел спальню. Самым удобным для задуманного мной дела, показался мне умывальный стол. Подойдя к нему, я переставил большой кувшин и глубокий таз на пол, а вместо них водрузил на стол свою ковригу. Затем, отщипнув от своего магического кокона малую толику, я принялся составлять заклинание. Нужные слова, звуки, пассы на удивление легко приходили в мою голову, а хлеб был очень хорош – настоящий живой, деятельный. И тот маленький кусочек мякиша, который мне удалось приклеить к верхнему наличнику входной двери общей залы постоялого двора, отозвался практически сразу же.

Когда мое заклинание было полностью оформлено и произнесено, коврига на столе медленно растаяла, вслед за ней исчез сам стол, часть стены и потолка, а вместо них появилась общая зала… Не вся, конечно, а только ее центральная часть, но мне этого было более чем достаточно. Выскользнув из доспехов и улегшись на кровать поверх одеяла, я принялся наблюдать за происходящим в этой зале.

Компания пировала. Грубо накромсанные куски дымящейся кабанятины были навалены на огромное блюдо, расположившееся посреди стола. Вокруг блюда с мясом красовалось множество мисок с разными соусами, овощами, сырыми, солеными, мочеными, маринованными или обработанными другими неизвестными мне способами. Две-три краюхи хлеба, порезанные на крупные скибы лежали прямо на столе. Несколько разномастных кувшинов оживляли открывшийся мне натюрморт. Из всех собравшихся за столом только гном орудовал здоровенной двузубой вилкой, остальные предпочитали использовать в качестве столовых приборов собственные руки, иногда помогая себе здоровенными складными ножами. Разговора за столом не было, поскольку все были заняты жратвой. А над столом по-прежнему висело облако заклинания «Не своей Личины».

Это «буйство плоти» я наблюдал в течение, наверное, получаса. Наконец хозяин постоялого двора откинулся на спинку стула, громко рыгнул и, достав из кармана штанов здоровенную щепку, принялся ковырять в зубах. Спустя пару минут остальные три человека тоже насытились и отвалились от стола. Затем оба эльфа, лениво ковырявшие остывшее мясо, лежавшее перед ними, бросили на стол свои ножи, а следом за ними и пикси, бросив под стол обглоданную кость и хлебнув из кружки, принялся вытирать вымазанные жиром руки о свои рыжие лохмы. И только гном продолжал методично жевать, отправляя в рот аккуратно отрезанные ломтики кабанятины и какие-то меленькие зеленые овощи.

Семеро его товарищей некоторое время молча наблюдали за ним, а затем пикси, похоже самый шустрый из всей компании, пропищал своим детским голоском:

– Ну, Парпик, долго мы еще будем ждать, пока ты набьешь свое брюхо?

– Наелся, так помолчи!.. – буркнул в ответ гном между двумя кусками мяса.

– А чего его ждать?.. – проговорил тот самый кхмет, который беседовал со мной, – мы можем поговорить и под его чавканье!..

Ну, это был уже откровенный поклеп – в отличие от всех остальных гном ел очень аккуратно. Однако Парпик ничего не ответил на выпад наглого кхмета, только взглянул на него исподлобья.

А кхмет, оглядев сидящих за столом, неожиданно усмехнулся:

– Ну, как я понимаю, мысль у нас у всех одна… Что будем делать?..

– А может быть ничего делать не надо?.. – странно заискивающим тоном поинтересовался здоровенный хозяин постоялого двора.

Остальные шестеро, исключая жующего гнома, с явным удивлением посмотрели на него. А озвучил это удивление все тот же говорливый кхмет:

– Как это – ничего?! К нам сама собой заплывает такая рыбина, а мы, значит, будем зевать?!

– Но… Он же… убит!.. Его же убили в Трольих горах! – Почему-то шепотом проговорил хозяин постоялого двора, – он же… мертвый!!

Говорливый кхмет ощерился в нехорошей улыбке:

– Не знаю, не знаю… Я видел совершенно… живого сияющего дана. Может быть его и убили в Трольих горах, но это не помешает мне убить его еще раз! Вы знаете сколько дана Хольна, его жена, обещала заплатить за доспехи дана?!!

– Вот именно, что за доспехи!.. – Негромким, тусклым голосом произнес один из эльфов, – а сам дан, как уже сказал почтенный Твик, вполне жив и находится в… своих доспехах. С ним тролли не справились, так каким же образом мы сможем достать его… из доспехов?!

Кхмет Твик снова изобразил свою гнусную усмешечку:

– А вы, почтеннейшие, заметили, что рыжая Мара понесла сияющему дану ужин и… не вернулась?! Как вы думаете, почему она не пришла назад?.. – Он повернулся к хозяину постоялого двора и ядовито поинтересовался, – Может быть ты, достопочтенный Корда, скажешь, почему Мара не вернулась?..

Хозяин постоялого двора пожал плечами, очень неубедительно изображая недоумение:

– Ну… может быть она решила, что больше здесь не нужна и отправилась в спальню…

– Отправилась в спальню без твоего разрешения? – Насмешливо переспросил Твик, – да она без твоего разрешения дышать не будет! Скажи лучше, что ты решил подложить свою девку его милости, господину сияющему дану! Разве не так?!!

– Ну… э-э-э… ну… – попытался придумать какое-то возражение Корда, но Твик махнул на него рукой, заставляя замолчать, а затем, еще раз оглядев сидевших за столом, спросил:

– Или вы думаете, что и в постели с девкой дан валяется не снимая доспехов?!

Компания мгновенно оживилась, и даже на вытянутых лицах эльфов появился слабый признак улыбки. Пикси вскочил со стула, не забыв прихватить с пола свой колпак, выхватил из-за пояса здоровенный ржавый кинжал и пискнул:

– Пошли, прихватим его на девке!!!

– Не торопись, рыженький, – усмехнулся кхмет Твик, – Мара конечно не «ах» и в женском деле мало что понимает, но и на ней наш старенький дан хоть немного да утомится. Вот тогда мы и сможем войти в его дом, забрать его доспехи и оружие… А если он пошевелится, ну что ж… мы не виноваты!..

– Мы сможем войти, – раздался тусклый голос эльфа, – если дверь его дома будет не заперта. А насколько мне известно, двери всех гостевых домиков снабжены засовами.

– Верно, снабжены… – утвердительно кивнул Твик, – вот тут нам и поможет наш дорогой Корда.

Он повернулся к хозяину постоялого двора и, прищурив левый глаз, спросил с напором: – Ведь ты нам не откажешь в этой маленькой услуге? – А затем перевел взгляд на двух, сидящих рядом эльфов, – наш друг Корда может отодвинуть любой из этих засовов снаружи… И закрыть их… А то как бы он мог так часто устраивать на своем постоялом дворе… несчастные случаи с путниками?..

Затем он снова повернулся к хозяину постоялого двора и спросил с уже нескрываемой угрозой:

– Так ты откроешь нам дверь?..

Огромный кхмет как-то странно сжался, а потом вдруг замотал головой:

– Нет!.. Если бы это был кто-то другой!.. А дан Тон… Я не могу!..

– Вот как?.. – Медленно проговорил Твик.

– Я не могу рисковать!.. – Быстро заговорил Корда, – Если у нас что-то сорвется, сияющий дан уничтожит всю мою семью… От него не скроешься и его не подкупишь!.. Я не могу рисковать судьбой сына и… дочери…

– А вот мы рискнули, когда тебе надо было убрать отца Мары! – Перебил его Твик, – мы рискнули выдать себя за черных извергов!.. И не однажды!.. Сколько раз мы выручали тебя, почтенный Корда?..

– Я с вами за все рассчитался! – Вдруг рявкнул басом хозяин постоялого двора, – я с вами рассчитался честно и окончательно!

– А теперь ты поможешь нам… – вкрадчиво проговорил Твик, – а мы рассчитаемся с тобой… Честно и… окончательно… Или ты хочешь, чтобы сияющему дану Тону стало известно, сколько у него на самом деле было черных извергов и чем они занимались?..

Несколько секунд хозяин постоялого двора и кхмет Твик сверлили друг друга взглядами, а затем Корда опустил глаза и вздохнул:

– Хорошо… я открою вам дверь гостевого домика…

– Вот и ладненько… Вот и молодец… – чуть ли не пропел Твик, а затем, повернувшись в сторону все еще жующего гнома, спросил, – Парпик, ну, ты, наконец, наелся?

Гном в очередной раз приложился к своей немаленькой кружке, затем достал из кармана штанов огромный клетчатый платок, вытер толстые губы, сунул платок обратно в карман и глухо буркнул:

– Я с вами не пойду.

Целую минуту над столом висело тяжелое молчание, а затем пикси удивленно спросил:

– Почему?..

– Я не хочу участвовать в убийстве девчонки.

– Посмотрите на это невозможное чудо, – проскрипел мертвым голосом один из эльфов, – благородный гном!

Еще некоторое время все молчали, а затем кхмет Твик вкрадчиво поинтересовался:

– Какие трудности, Парпик? Помнится, тебя не смущало убийство отца Мары, что же теперь?..

– И с чего ты взял, что мы… что они собираются убить девчонку? – Вмешался в разговор хозяин постоялого двора.

Гном перевел тяжелый взгляд на Корду и все тем же глухим, спокойным голосом переспросил:

– А ты думаешь Твик, или Ильрейк, – он кивнул на одного из эльфов, – оставят в живых свидетеля убийства сияющего дана Высокого данства?

И, с тяжелой ухмылкой оглядев огромного кхмета, гном добавил, словно выплюнул:

– Дурак!

И тут прозвучал так хорошо знакомый мне заикающийся и пришепетывающий фальцет:

– Хозяин!.. Кто хозяин этого замечательного постоялого двора?

Сидящие за столом разом повернулись к входной двери и уставились на вошедшего Фрика. С минуту длилось молчание, а затем один из кхметов, до сих пор до сих пор не сказавших ни слова, проговорил хрипловатым тенором:

– Это что еще за чучело?!

И, довольно ухмыльнувшись, спросил:

– Тебе чего надо, чучело?!

Фрик неторопливо, медленными, заплетающимися шажками двинулся к столу, на ходу бормоча своим пришепетывающим фальцетом:

 
– Чего мне надо? Вы хотите знать,
Чего хочу я в этой жизни бренной?
Моя мечта вполне обыкновенна —
Хочу… наследником престола стать!
 
 
Но чтобы получить все то, что вы спросили,
Мне недостаточно явиться во дворец,
А надобно еще, чтоб бедный мой отец
Был высшим даном в разуме и в силе!
 
 
Вот и выходит – не моя вина,
Что, то что «надо» мне и недоступно
Но наше «надо» поменять не трудно
Сейчас мне надо мяса и вина!
 

Фрик остановился у самого стола и с жадностью уставился на разложенные яства. Немного помолчав и не дождавшись от сидящих за столом новых вопросов, экс шут повторил свой:

– Так кто тут хозяин?..

– Я хозяин, – отозвался наконец огромный Корда, – а что тебе, собственно говоря, надо?!

Фрик перевел взгляд на здоровенного кхмета и задумчиво проговорил:

– Ты, многоуважаемый хозяин этого замечательного постоялого двора, повторил тот же вопрос, что задал мне вот этот почтенный господин в момент моего появления в дверях твоего заведения. Теперь, получается, мне надо повторить свой ответ? Тебе не кажется, что мы начали повторяться?

Корда недоуменно развел руками и обратился к своим дружкам:

– Кто-нибудь понимает, что говорит этот полоумный?!

– По-моему, он хочет поесть, выпить и, возможно, переночевать… – неожиданно ответил Корде гном.

– А почему он так и не скажет? – Повернулся кхмет к гному.

– Он так и говорит, только использует для этого слишком много слов, – недовольно пробурчал гном и отвернулся от хозяина постоялого двора.

– А он может заплатить за еду, выпивку и ночлег? – Не отставал тот.

– Вот ты сам у него и спроси!.. – Огрызнулся рассерженный гном.

– Спросили вы – могу ль я заплатить? – Неожиданно вмешался в разговор Фрик, –

 
В моих карманах серебра и злата…
 

Тут он по локоть засунул правую руку в драный карман своих драных штанишек, и вся компания буквально впилась в эту… погрузившуюся в штаны руку.

– … Ни в коем случае не может быть! – Продолжил шут, вытаскивая пустой кулак, и все кроме гнома разочарованно вздохнули.

– Зато вот в этой голове – ума палата! – Гордо закончил шут очередное свое гениальное четверостишие.

– Если ты такой умный, то почему ты такой нищий? – Неожиданно повторил кхмет Твик шутку, слышанную мной давным-давно в Москве.

– А если ты такой богатый, то почему ты такой глупый? – Ответил шут неожиданной прозой, – по-твоему нормальное существо может заинтересовать исключительно серебро и золото?

– Ну почему только серебро и золото? – Ухмыльнулся в ответ Твик, – Камушки или другое какое барахлишко тоже может сгодиться… только у тебя ведь вообще ничего нет!

– А информация?! – Воскликнул Фрик и постучал себя по голому черепу, – Я же говорил, что я чрезвычайно умен!

– Ну, и что же умного ты можешь нам поведать? – Вкрадчиво поинтересовался Твик, – только не вздумай снова рифмовать! Нам желательно простые прозаические факты.

– Простые прозаические факты обойдутся вам в кувшин вина, в два куска вот этой замечательной кабанятины и в тюфяк на котором мое бренное тело будет отдыхать до утра! – Нахально заявил Фрик.

Твик толкнул сидящего рядом с ним кхмета и приказал:

– А ну-ка, принеси еще один стул!

А когда тот поднялся с места, кивнул шуту:

– Садись!.. Я рискну!

Он пододвинул усевшемуся на место кхмета шуту тарелку с мясом и кувшин с кружкой:

– Вот твоя еда и выпивка, ешь, пей и рассказывай. Если твои… факты и в самом деле стоящи, ты получишь свой тюфяк, если нет – я выколочу из тебя все, что ты успеешь проглотить!

Фрик быстрым движением ухватил со стола недоеденный кем-то ломоть хлеба и сунул его в рот, затем вгрызся в предложенный кусок мяса и чавкал не менее трех минут, пережевывая откушенное. Проглотив наконец первую порцию угощения он приложился к горлышку кувшина, а напившись, поднял руку с зажатым в ней мослом и торжественно провозгласил:

– Сияющий дан Тон, прозванный светочем Высокого данства погиб в Трольих горах, сражаясь с нечестью!

Вслед за этим он немедленно вернулся к мясу.

Сидящие за столом многозначительно переглянулись, а затем снова уставились на жующего шута, ожидая продолжения новостей. Однако шут не торопился с этим продолжением, так что вскорости хозяин постоялого двора пророкотал своим басом:

– Если это все… факты, которые он может нам сообщить, я сам вышибу из него проглоченное. Его гнилое брюхо даже не успеет приступить к перевариванию съеденного!!!

– Отдайте этого уродца мне! – Неожиданно попросил пикси, – я из него чучело сделаю для своего огорода!

– Нет, он хорошо подойдет для учебной мишени… – загробным голосом пошутил один из эльфов.

Фрик сделал новый глоток из кувшина и снова поднял руку с мослом:

– Но что самое интересное – сияющий дан Тон, прозванный светочем Высокого данства, не совсем погиб в Трольих горах и сейчас возвращается в столицу!

Шут торжествующе оглядел присутствующих и многообещающе прибавил:

– Если он рискнул проехать без сопровождения через земли мощного дана Когга, то вполне возможно, что вы тоже вскорости сможете его лицезреть!

И опять в зале постоялого двора наступила тишина, нарушаемая чавканьем Фрика. Несколько секунд спустя, Твик, чуть наклонившись над сидящим рядом с ним шутом, осторожно спросил:

– Послушай, милейший, как этот можно погибнуть… не совсем?..

Шут замер с мослом в редких зубах. Потом его тело медленно выпрямилось, он вытащил изо рта обгладываемую кость и внимательно посмотрел на нее. Затем его взгляд медленно переместился на спрашивающего, и Фрик улыбнулся знакомой «обворожительной» улыбочкой:

– Видимо, у сияющего дана Тона остались в этом мире незаконченные дела!.. – Голос шута впервые, с момента его появления в зале, прозвучал совершено чисто, – вот он их закончит и тогда окончательно… погибнет!

После этой фразы шут собирался вернуться к ужину, но Твик схватил его за хлипкое плечо и грубо тряхнул:

– Так ты хочешь сказать, что дана убили, но он остался жив?!

Голова Фрика странно мотнулась, и он вдруг захихикал:

– Ну ты, друг, и глуп! – Заикающийся фальцет прерывался спазмами смеха, – как же можно оставаться живым, если тебя убили?!

– Так что же ты тогда нам здесь рассказываешь?! – Рявкнул кхмет.

– Он вам рассказывает, – подал свой недовольный голос гном, – что сияющего дана Тона убили в Трольих горах, а его неупокоенный дух бродит по миру… Мстит…

Все уставились на гнома, оценивая его слова, а Фрик перестал хихикать и, покачав одобрительно головой, произнес: