Текст книги "Рыбацкие Байки (СИ)"

Автор книги: Евгений Единак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

В месте бывшего стока плотину прорыли тракторным экскаватором. Вода унесла всю живность в нижележащее озеро. Чтобы окончательно избавиться от окуней, озеро новый владелец решил сушить до осени. Мы поинтересовались у работающего рядом с озером тракториста. По его словам, озеро с помощью экскаватора выпускал он сам:

– Не находили ли в озере после выпуска что-либо необычное?

– Как же? Вон там, – он указал на место, где встал на вечный якорь наш "Трапаред". – нашли рыболовную снасть непонятной конструкции. Зацепилась за пень. Арендатор забрал снасть с собой. Нашли еще бредень.

Я насторожился. В начале восьмидесятых, слабо плавающий коллега из-за страха утонуть оставил мой самый первый бредень на середине этого озера.

– Нашли много донок. – продолжал наш собеседник. – Несколько бамбуковых удочек.

Я вспомнил. Одна из утащенных рыбой бамбуковых удочек была когда-то моей.

Так бесславно, не начавшись, закончилась наша фантастическая операция под кодовым названием «Трапаред».

Вася

Во время охоты и рыбалки, бывает, случаются истории, весьма далекие от запланированных на тот день событий. Об одном таком курьезном случае хочу рассказать. Сумею ли я донести читателю те ощущения, которые мы испытали в тот день от, казалось бы, не особо примечательной истории?

В середине девяностых мы с шестнадцатилетним тогда сыном Женей облюбовали одно из целой дюжины редю-марских озер. Ездили мы туда чаще с бреднем для ловли раков. Часто, особенно в зной, раки исчезали, возможно, уходили на глубину. Нам мешал, безнадежно путаясь в мелких ячейках, бесчисленный карликовый окунь.

Однажды, заехав со стороны плотины, на противоположном берегу мы увидели молодого жеребца, щипавшего сочную прибрежную траву. Недалеко стояла повозка. Ниже по склону, у самого озера, на широкой дерюге, именуемой в Молдавии цолом, расположились два молодых человека. Они часто чокались, опрокидывая в себя очередную стопку живительного зелья. Закусив, закуривали.

Пока мы обошли озеро по кругу, молодые люди закончили трапезу. Судя по темпу их речи, избыточной жестикуляции, неуверенной походке и неловких движениях, мы поняли, что ребята выпасают коня, возможно, с самого утра. Поднявшись, один из парней, сняв с дышла уздечку, направился к жеребцу.

– Вася! Вася! Давай, поедем домой.

Вася, вероятно, еще не нагулялся, а может, еще не наелся досыта. Круто повернув шею, Вася, не спеша, боком отошел от уздечки, предвещавшей ему потерю свободы и сулящей длительный подъем в гору с повозкой, да еще с двумя нетрезвыми пассажирами на борту.

Парень снова приблизился к Васе. Подпустив, посягающего на его независимость поближе, Вася вспомнил собственное детство. Косясь горящим взглядом на приближающегося парня, Вася слегка вздыбился, взбрыкнул и коротко заржал. Тон его ржания не оставлял сомнений. Вася явно приглашал преследующего поиграть с ним в догонялки.

Так повторялось несколько раз. Расстояние между играющими и телегой увеличивалось. Тяжело поднявшись с цола, зигзагами на подмогу поспешил друг. Вдвоем они стали убеждать неразумного коня. Один из незадачливых преследователей попытался обойти коня со стороны железнодорожного переезда. Жеребец легко разгадал коварный маневр, покушавшихся на его волю, людей. Еще раз лягнув воздух, отбежал на безопасное, по его разумению, расстояние. Жеребец, скорее всего, не выносил пьяных, не питал к ним доверия...

Вдогонку Васе прозвучали нелестные слова с упоминанием о, порочащих его гордую жеребцовскую натуру, якобы совершенных с ним в прошлом противоестественных непотребных, постыдных действий. Вася сплетен не любил. Тем более о себе. Особенно, если они носили интимный характер. Он ускорил шаг.

Вслед Васе понеслась длинная многоэтажная тирада в адрес его матери, бабушки и всех его многочисленных тетушек до седьмого колена... Вася, не терпел негативных слов в адрес своих предков. Особенно, обидным было оскорбительное поминание его достопочтимой, вскормившей его, матушки. Презрительно вскинув голову, Вася перешел на рысь.

Грязным хлыстом в Васину спину хлестнуло слово, ставящее его в один ряд с особами низкой социальной ответственности. Потом его – потомственного коня, более того, жеребца назвали, с упоминанием пола, собакой Жулькой, живущей с ним в одном дворе и ежегодно приносящей прелестных щенят. Надо же так упиться!

Вася, несмотря на запутанную родословную, был благородным жеребцом. Он не выносил оскорбительного отношения к женщинам. Особенно отсутствующим. Васе стало обидно и за собственную хозяйку, ни разу не стегнувшую его кнутом и часто угощавшую ломтем белого хлеба с солью. Вася перешел на галоп. Проскакав немного, Вася остановился. Оглянулся.

Оставшиеся далеко позади, два друга вернулись к телеге. Словно ломовые клячи, впряглись в одну на двоих шлею и, держась за дышло, по бездорожью потянули телегу в гору. Единственное дышло, по нашим наблюдениям, помогало нашим друзьям стоять на ногах и выдерживать верный курс в направлении железнодорожного переезда. Лица, еще недавно безмятежно отдыхающих персон, приобрели буряковый оттенок.

Вася мерно вышагивал в метрах двухстах впереди экзотического, по его лошадиному разумению, экипажа. Периодически, грациозно выгибая длинную шею, оглядывался. Скорее всего проверял: везут ли неразумные его родную телегу домой? Не оставят ли где без присмотра?

Через недели полторы мы с Женей снова поехали на то же озеро. За железнодорожным переездом на склоне холма стояла телега. К колесу, установленному на гальму (тормозной башмак), была привязана длинная прочная капроновая веревка. Другим концом веревка была привязана к уздечке гнедого жеребца. Женя спросил:

– Папа! Это не Вася?

– Похоже он...

Мы спустились по склону. На берегу озера мы увидели, постеленный на траве, знакомый нам цол. Цол был накрыт немудреной, чисто мужской закуской: нарезанный крупными кусками хлеб, сало, брынза, лук и малосольные огурцы. В центре импровизированного стола высилась бутылка с самогоном. На цоле напротив друг друга сидели два парня. Показалось, что те же, которые были здесь в прошлый наш приезд. Поздоровавшись, я, указывая на жеребца, спросил:

– Ребята! Это Вася?

– Вася, Вася! Он самый! – узнав нас, с улыбкой закивали парни.

Нечаянная экскурсия

или

Святовское озеро

В семьдесят третьем случилась более, чем недельная автомобильная экскурсия по европейской территории Союза. Я уже целый год работал в Дондюшанской центральной районной больнице. Много оперировал, внедрял новые методы лечения. Оставалась неудовлетворенность. Многого я не мог делать из-за отсутствия целого ряда аппаратуры и специальных хирургических инструментов.

Выручило меня тогдашнее постановление правительства "О мерах по улучшению медицинского обслуживания рабочих на промышленных предприятиях". В нашем районе таким предприятием был Дондюшанский сахарный завод. Материальная база, медико-техническое оснащение здравпункта оставляли желать лучшего. Я же, ответственный за донорство на сахарном заводе, часто бывал в здравпункте и у тогдашнего директора завода Алексея Ивановича Хлебникова.

В время нашей беседы перед донорским днем Алексей Иванович достал из папки и подал мне несколько, скрепленных скрепками, документов. Это было постановление правительства, копии соответствующих приказов по министерствам здравоохранения и пищевой промышленности Молдавии.

– Я уже говорил по этому вопросу с вашим главным. Нужна физиотерапевтическая аппаратура, электрокардиограф, сухожаровой шкаф, стерилизаторы, стоматологические инструменты. Но Федор Георгиевич мне отказал, деликатно объяснив, что, исходя из выделяемых фондов, ему не хватит и десяти лет, чтобы оснастить аппаратурой больницы района. Здравпункты для него не приоритетны. Вы, Евгений Николаевич, моложе. Может придумаете что-либо, в обход фондов минздрава?

Как только я услышал ключевое выражение "в обход", я понял, что мне повезло, как везет один раз в тысячу лет. Я увидел возможность оснастить мою операционную и отделение в целом современным оборудованием. Вспомнил. Ушедший в небытие всего лишь два месяца назад, профессор Михаил Григорьевич Загарских, мой крестный в отоларингологии, говорил нам:

– Не ждите по разнарядке Госснаба. Выходите на людей, ищите производителей и деньги. Люди, как правило, откликаются. Главное, чтобы в карманах не оседало.

– Надо ехать на заводы-производители, в Москву. Выбивать, где только можно. Нужна машина и деньги.

– Машина будет. Я дам ИФу (шести-тонный комфортабельный немецкий грузовой автомобиль с дизельным двигателем). Чековую книжку вы получите безлимитную. То-есть, ограничений с финансами не будет. Захватите про запас десяток доверенностей.

– Для своего отделения я смогу одновременно взять некоторый инструментарий? Больница потом оплатит.

– Без проблем. Выезжаете в любое удобное для вас время. По рукам?

– По рукам...

В больнице вопрос был решен, что называется "с ходу". В четыре часа утра в понедельник 13 августа семьдесят третьего мы взяли курс на Москву. Водителем оказался мой земляк Василий Иванович. В кузове мы везли три мешка сахара, два ящика слив и картонную упаковку с водкой, коньяками и винами Молдавии. В кармане, разумеется, была чековая книжка, доверенности.

Проехали Киев. За Броварами остановились в густом лесу. Пообедали. Поехали дальше. Выехали на новую трассу – хрущевку. Батурин, Кролевец... Проехали границу Украины и России, которой тогда не было. Просто указатели, пожелание счастливого пути и приветствие "Добро пожаловать в РСФСР". В Курской области стемнело. На ночлег остановились на окраине Железногорска.

К обеду следующего дня были в центре Москвы. Василий Иванович, неоднократно ездивший в Москву, уверенно вел машину по набережной Москвы-реки. Приехали в магазин "Союзмедтехника". Там какое-то переоборудование. Будут работать завтра. Посоветовали подъехать в "Мосмедтехнику".

В "Мосмедтехнике" взяли многое из того, что необходимо было для моей операционной. Помог мешок сахара. Там же нам любезно сообщили адреса еще двух специализированных магазинов и оптового торгового склада "Росмедтехника". Ехать туда было поздно. Близился конец рабочего дня. Еще два часа мы потратили на то, чтобы завезти родственнице директора сливы.

Начинало темнеть, когда мы выехали с окружной на Горьковское шоссе. Я открыл "Атлас автомобильных дорог СССР".

– Через час будем в Орехово-Зуево. Осталось чуть больше восьмидесяти километров.

В Орехово-Зуево мы ехали на завод "Респиратор". Там производили медицинские ингаляторы. Заодно директор сахзавода попросил привести, дефицитные в те годы, кислородные редукторы для сварочных аппаратов. Узнав об этом, брат Алексей, работавший тогда заместителем главного врача района, попросил привезти пять редукторов и для больниц.

– Не будем мы сегодня в Орехово-Зуево на машине с молдавскими номерами. Ночью, рассказывают водители, бывают неприятности.

На окраине небольшого городка, названия я не запомнил, Василий Иванович свернул с трассы и остановился на просторной площадке. Справа широченные зеленые ворота. На них красные звезды с расходящимися лучами.

– Тут воинская часть. Площадка всю ночь освещена. На КПП постоянно дежурят военнослужащие. За три рубля солдат глаз сводить не будет с нашей машины. Я тут ночевал не раз, когда гнал ГАЗоны в колхоз, потом на сахарный завод.

Поужинали, купленными в одном из московских гастрономов сыром и колбасой. Помидоры и огурцы у Василия Ивановича были домашние. Выпили по бутылке пива. Как и в Железногорске, уютно разместились в просторной кабине ИФы. Едва стало светать, как мы снова были в пути. Орехово-Зуево оказалось совсем рядом. На окраине, увидев двух парней, видимо спешащих на работу, Василий Иванович спросил:

– Как проехать на завод "Респиратор"?

– Очень легко. Прямо по этой улице. Увидишь мост через Клязьму. До моста повернешь влево. Во дворе казарм можно пристроить машину.

Скоро мы въехали в тенистый двор, окруженный вековыми деревьями. Казармы оказались двух– и трехэтажными, красного кирпича, зданиями общежитий, воздвигнутыми, как выяснилось позже, самим Саввой Морозовым. Потемневший, но прекрасно сохранившийся красный кирпич, относительно узкие, но высокие окна, широкие входные двери придавали зданиям мрачную монументальность.

– Где здесь можно помыться? – спросил Василий Иванович, вышедшую из подъезда, женщину.

. – На кухне. Первая дверь направо. Там и розетка есть. Побриться сможете.

Мы вошли. Довольно широкий длинный полутемный коридор с единственным, в противоположном конце, высоким окном. Направо дверь была открыта. Кухня оказалась огромной, больше похожей на спортзал, комнатой. В центре длинный, обитый сверху алюминием, стол. В нижней части стола со всех сторон множественные дверца с небольшим вырезом в верхнем углу. Через отверстие проходит цепочка, прикрепленная к примусу или керогазу. По закрытым на разные замки дверкам, понял, что на ночь все убирается в тумбочку. Под замок.

В углу огромная, как на хлебопекарне, печь. Над припечком краник для подачи соляры. Напротив стола умывальник с единственным краном. Рядом розетка. Над ней надпись: "Электроплитки и утюги не включать!"

Достав наши электробритвы, мы по очереди побрились. Кухня оживилась с приходом трех женщин. Потом вошел мужчина. Было ощущение, что на нас не обратили внимания. Мы помылись, вытерлись, взятыми в дорогу, полотенцами. Сказав спасибо, пошли к выходу:

– На здоровье! – понеслось нам вдогонку. – Заходите еще!

Василий Иванович, сжав губы, покрутил головой. Когда мы подошли к машине, он тихо сказал:

– А ведь в Прибалтике и на Западной Украине давно газ, электроплиты. Я много ездил по стране, видел. А по дороге в Свердловск видел самую настоящую нищету.

До восьми утра оставалось минут пятнадцать. Я хотел пройти около ста пятидесяти метров и посмотреть видневшуюся Клязьму, о которой много начитан. Но Василий Иванович кивком головы указал мне в сторону проходной "Респиратора". Нескончаемым потоком, шеренгами в несколько рядов, на завод шли люди. Все они скрывались за стеклянными вращающимися дверями.

– Большой завод! – протянул Василий Иванович. – Скорее всего военный. А ингаляторы и редукторы так, ширпотреб.

Забрав документы, пошли в заводоуправление. Нашли отдел сбыта. Пожилая полная женщина, взяв доверенность, долго искала что-то в толстой амбарной книге. Повернулась к нам:

– Вас в разнарядке отпуска нет. Нашла разнарядку на четвертый квартал. Только Кишинев, ГАПУ, Управление "Молдмедтехника". Сахзавода не вижу. Перед выездом по телефону вы связывались?

Мы молчали. Такой облом!

– Может у вас еще есть какие бумаги?

Василий Иванович вышел вперед:

– У нас коньяк молдавский есть, вина сладкие, водка...

– Нет, нет! Ничего не надо! – женщина двумя руками словно отталкивалась от нас. – Вы с чековой книжкой или по доверенности на инкассо?

Так, впервые в жизни я стал постигать сложную науку взаимных расчетов. Заодно и алгоритм действий советского снабженца.

– Дайте ваш паспорт!

Я протянул. Женщина открыла паспорт. Прочитав, округлила глаза:

– Доверенность на Цыбульчака, а вы Единак!

Василий Иванович протянул свой паспорт. Оказывается, все доверенности были выписаны на него, как на работника сахарного завода. Я тут вроде и ни при чем?

Женщина куда-то позвонила. Спросила о наличии изделий по длинным номерам. Я ничего не понял. Затем выписала накладные. Потом позвонила в бюро пропусков. Назвала наши фамилии.

– Идите в бухгалтерию и бюро пропусков. Там скажут, как проехать на погрузку.

Василий Иванович с чековой книжкой, доверенностями и накладной пошел в бухгалтерию. В бюро пропусков, взяв наши паспорта, выписали общий пропуск на нас и на машину. Скоро Василий Иванович подъехал к широким воротам. Открыл пассажирскую дверь:

– Садись! Сойдешь, когда разрешат!

На воротах у нас после проверки, от пропуска оторвали желтую полоску. Через метров сто пятьдесят вторая проходная. Сличив наши фотографии на паспортах, охранник оторвал от пропуска розовую полоску. Открыл следующие ворота. Мы проехали. Слева на стене крупными буквами: Склад готовой продукции. Стрелка.

– Охрана серьезная! Что же тут выпускают?

Мы подъехали к складу первыми. Заведующая, прочитав накладные, позвала низкорослого худого, с морщинистым испитым лицом, рабочего. Дала ему один экземпляр накладной и ушла в свою будку в глубине огромного складского помещения.

Работяга взял большой зеленый ящик и стал упаковывать в него картонные коробки с ингаляторами. Я внимательно следил и считал. Все правильно! Потом, насыпав мелкой стружки, стал упаковывать, завернутые в серую бумагу, редукторы. Упаковал пятнадцать. А в доверенности было указано: 20. Я спросил рабочего:

– Почему не все редукторы упаковал?

Он подал мне накладную. Там была цифра 15. Я пожал плечами.

– А тебе сколько надо?

– Всего двадцать. – сказал я, как можно тише.

– Пузырь будет?

Я не понял. В те годы у нас так не говорили. Пузырь – пузырь. Видя мое затруднение, рабочий, отвернувшись от будки, показал полусжатую кисть с оттопыренными мизинцем и большим пальцем. Вот сейчас ясно!

Я представил, что при такой строгой охране у меня на одной из проходных обнаружат пять лишних редукторов. Дальше что-либо я не хотел себе представлять. Отрицательно качнул головой.

– Дело хозяйское, – сказал рабочий. – Хозяин – барин!

В двух метрах лежали продолговатые голубые ящики. Я присмотрелся. "Легкий подводный дыхательный аппарат АПД-20." Работяга перехватил мой взгляд.

– Надо? Два пузыря!

Мне почему-то стало смешно. Я снова отрицательно качнул головой.

– Хозяин – барин!

Работяга показал на большой ящик, куда упаковывали ингаляторы и редукторы:

– Тут один как раз встанет. И стружки меньше надо!

Я улыбнулся:

– А что вообще завод выпускает?

– Да разное... Разное для водолазов, для подводных лодок, для летчиков. Работаем с космосом. – С нотками гордости за свой завод сообщил трудяга. Помолчав, добавил. – Наш завод единственный не только в Союзе. В варшавских странах нет больше такого завода.

Я понял, что патриот своего завода с испитым лицом имел в виду страны Варшавского договора

Рабочий охапками стал втискивать в наш ящик тонкую стружку. Стружка уминалась легко. Набив, старательно заправил внутрь свисающие кольца. Затем по кругу забил гвоздями крышку. Направился в кабинку заведующей складом. Скоро вернулся с мотком проволоки и пломбиратором. Продев сквозь отогнутые заушины стальных полос проволоку, опоясал ею в двух местах ящик. Достал из кармана свинцовые пломбы. Продев сквозь них проволоку, резко, словно злясь, пломбиратором раздавил пломбы.

– Вот сейчас все! – после небольшой паузы повторил третий раз. – Хозяин – барин...

С территории завода мы выехали без приключений. Сверив номер ящика с номером на накладной, охранники беспрепятственно выпустили нас на волю.

С тех пор прошло сорок пять лет. За эти годы я так и не смог ответить себе на вопрос: орехово-зуевский трудяга предлагал мне упаковать, не выписанную и неоплаченную, продукцию секретного завода всерьез или в шутку?

Выехав за проходную, Василий Иванович снова поставил машину в дворике между казармами. Завернув в бумажный пакет бутылку коньяка и крепленого вина, пошел в отдел сбыта. Скоро вернулся без пакета. Покинув территорию завода, мы ехали по городу. Тут только и вспомнили, что сегодня не завтракали. Василий Иванович сказал:

– Потерпи пять минут. Через несколько километров Горьковское шоссе. Там, в сосновом лесу и позавтракаем. Я не раз там останавливался по дороге из Горького.

Скоро мы выехали на трассу. С обеих сторон дорогу провожали толстые, с голыми стволами, сосны. Только наверху деревья кучерявились пышными кронами. Василий Иванович остановил машину. Мы сошли. Взяв провиант, углубились в лес. Василий Иванович подбросил вверх сухую хвою. Ветер дул в сторону шоссе. Лесной воздух был насыщен тугим ароматом смолы. Мы уютно расположились на покрывале, расстеленном на толстом мягком слое хрустящей хвои. Позавтракав, немного отдохнули, заново переживая беседу со складским рабочим. Потом взяли курс на запад, на Москву.

Наша ИФА шла споро. Занявший небольшую толику передней части кузова ящик, для такой машины не был грузом. На трассе машина шла больше со скоростью 110 километров в час. Это я заметил еще в первый день нашего путешествия. Спросил:

– Как ты можешь так точно выдерживать скорость?

– Это не я, – ответил Василий Иванович. – В топливной аппаратуре есть ограничитель. Как только автомобиль слегка превышает сто десять, уменьшается подача топлива. Держит сто десять, сколько ни жми.

Через часа полтора мы были в "Союзмедтехнике". Приняли нас любезно. Василий Иванович подозревал, что сюда успели позвонить из "Мосмедтехники". Выписали и погрузили быстро. В основном аппараты для физиотерапии и ЛОР-инструменты. Грузить на машину нам помогал товаровед. В благодарность Василий Иванович погрузил на спину товароведа мешок с сахаром.

В Москве решили не задерживаться. Василий Иванович спешил выбраться за черту города. Когда мы съехали с объездной, к немалому своему удивлению я увидел указатель: Кашира, Тамбов. Я повернулся к Василию Ивановичу:

– Почему мы едем по этой дороге?

– Мы сэкономили два дня. Заедем в Тамбов. Там мой племянник, Ваня Цыбульчак. Работает начальником отдела сбыта в областной сельхозтехнике. Обещал мне волговский передок для моей "Победы".

Ваню Цыбульчака я знал, хоть и близко знаком не был. Он закончил Сорокский техникум механизации сельского хозяйства. После армии осел в Тамбове, женился, закончил институт. Я развернул "Атлас автомобильных дорог СССР". Прикинул. До Тамбова больше четырехсот километров. Поехали!

Пересекли Оку, которую я видел впервые. Река оказалась неожиданно широкой. Слева осталась Кашира. Вспомнил третий класс, когда мы читали об открытии Лениным Каширской электростанции. Дальше дорога казалась прямой. Проезжая Рязанскую область, я обратил внимание на села вдоль трассы. Дома, в основном были небольшими, окна непривычно маленькими. Я спросил:

– Почему окна такие маленькие?

– У нас больше, потому, что зимы мягче. Большое окно здесь, это уйма дополнительных дров.

Понравились замысловатые неповторимые узоры на наличниках дверей и окон домов. Сами дома мне не понравились, особенно старые. Темные. У нас дома веселее. Заборы, особенно вокруг старых домов, чаще отсутствуют. Но ворота обязательно с перекладиной. Дворы кажутся пустыми. Среди зеленой травы небольшие грядки. Садов очень мало. Во дворах чаще всего можно увидеть березу и, начавшую алеть, калину.

Василий Иванович, словно подслушав мои мысли, сказал:

– Это еще ничего. В Горьковской области мы заезжали в одну деревню. Там родственники одного нашего водителя. Деревня в лесу. К ней ведет единственная, непроходимая осенью и весной, дорога. Туда еще электричество не подвели, хотя расстояние от райцентра небольшое. Керосин... Даже летом топят в русской печке. Повальное пьянство... Самогон гонят из березового сока. Весной вся деревня собирает березовый сок бочками. Лучшим считается самогон без добавления сахара. Нас угощали...

Машин на трассе было мало. Было совсем темно, когда справа мелькнул указатель на Мичуринск. В Тамбов приехали поздним вечером. Василий Иванович ориентировался в городе свободно. Он и здесь бывал не раз!

Загнав ИФу во дворик, Василий Иванович постучал. Скоро появился Ваня. Нас, естественно, не ждали. Тем не менее, нас усадили ужинать. Я принес коньяк и вино. Тут-то Василий Иванович разговелся за все дни путешествия. Сидели далеко за полночь. Между рюмками выяснили, что Ваня мой дальний родственник. Оказалось, что девичья фамилия его прабабки была Единак. Я с большим сомнением воспринял слова подвыпившего Вани, пока он не произнес имени моего прадеда Прокопа. Чужой человек нашего возраста такого знать просто не мог.

Утром мы втроем направились в "Сельхозтехнику". По дороге Ваня узнал, что у нас есть чистые доверенности. С оплатой на инкассо нам выписали передний мост в сборе для служебной "Волги" директора сахзавода. Второй мост ждал Василия Ивановича уже год. В итоге выезд через проходную "Сельхозтехники" был вполне легальным, по пропуску. В кузов никто не посмотрел. Уже по пути к Ваниному дому, Василий Иванович сказал:

– С нашими доверенностями мы можем подъехать в Горький, на автозавод. С мешком оставшегося сахара мы могли бы взять на инкассо и пригнать на завод новый ГАЗон.

– Сахар дешевый и в магазинах его полно. Зачем москвичам сахар? – спросил я Василия Ивановича.

– Самогон варят. Прямо на кухне, без самогонного аппарата. На газовую плиту ставят большую кастрюлю. Наливают брагу, опускают плавать глубокую миску для сбора самогона, а второй глубокой миской дном вниз прикрывают кастрюлю. В миску наливают холодную воду. Вот тебе и самогонный аппарат.

После обеда Тамара, Ванина жена предложила отдохнуть в Новой Ляде, большой деревне, находящейся примерно в пятнадцати километрах от Тамбова. Там жили ее родители. Соблазнили нас походом за грибами и богатой рыбалкой. Поехали!

Приехали. Оказывается, нас уже ждали. С раннего утра Тамара успела позвонить и предупредить о приезде свата из Молдавии, то-есть Василия Ивановича. Нас с ходу усадили за стол. Василий Иванович снова расслабился. Угощение было богатым. Накануне хозяева забили кабана. Запомнилась поданная вареная картошка. Крупная, ослепительно белая, на изломе искрилась, словно снег.

После обеда пошли на озеро. Шириной около двухсот – трехсот метров и длиной более полутора километров, озеро было необычно, по нашим меркам, глубоким. В самом глубоком месте глубина озера превышала одиннадцать метров.

– Рыбалка здесь богатая? – спросил я Толю, младшего брата Тамары.

– Рыбы много, есть крупная. Но в этом озере рыбу ловят только пацаны. В озеро стекают нечистоты с ферм и санатория. Мы ловим рыбу в небольших лесных озерах. Поедем и туда.

Наутро второго дня мы собрались по грибы. Ехал с нами отец Тамары и сам Толя. На нашей ИФе поехали проселками в лес. Машину оставили на небольшой поляне, где стоял шалаш соседа. Я опасался за сохранность груза. Толя рассмеялся:

– Можно оставить вообще без присмотра. Никто не тронет.

В тот день мы собрали массу грибов. Местные собирали только белые и лисички. Мы с Василием Ивановичем набрели на Бычий язык. В Молдавии его так и называют – Лимба боулуй. В некоторых областях Украины этот гриб называют Печеницей.

Тот день остался в моей памяти, обнаруженными в лесу, снарядами. Толя объяснил:

– Недалеко от Новой Ляды артиллерийский полигон. Стреляют болванками, но лучше не трогать. Лет десять назад погибли несколько подростков. Только неясно. Нашли ли они неразорвавшийся снаряд в лесу или принесли откуда-то, чтобы разобрать.

По лесу протекал ручей, который местные называли речкой. При толстом слое черной листвы прошлых лет на дне, вода в речке кристально чистая. Меня изумило, когда Толя, наклонившись, помыл руки, потом выше по течению ковшиком ладони набрал воды и напился. Предложил мне. Я отказался, сказав, что жажды не чувствую. Когда выше по течению я увидел следы лосиных копыт, позвал Толю. Он подтвердил, что в лесах вокруг Тамбова бродят лоси. Потом я увидел на берегу ручья свежие лосиные лепешки. Жажда моя улетучилась.

Увидев нашу добычу, наши хозяева округлили глаза:

– Мы такие грибы не берем. Они не съедобные!

Василий Иванович усмехнулся. Приехав домой мы столкнулись с еще более яркой реакцией женщин. Они искренне переживали, что гости отравятся. Василий Иванович "Бычий язык" готовил лично. В сметанном соусе. К грибам на ужин по нашей просьбе снова подали вареную картошку. Хозяева устали уговаривать не есть, собранные нами, грибы. Но мы аппетитно уплетали их с картошкой. Потом не выдержали хозяева. В знак солидарности решили попробовать и они. После ужина Толя записал название гриба по молдавски.

Следующим утром во дворе собрались Толины друзья. Откуда-то принесли небольшую резиновую лодку. Толя представил нам незнакомого парня, отличавшегося какой-то внутренней интеллигентностью.

– Саша наш сосед. Работает учителем географии в Тамбове. Сегодня поедем на Святое озеро. Таких больше нет.

Саша пояснил:

– Озеро называют Святым, Святовским, Круглым, Бездонным. Это очень древнее озеро. Образовалось оно, скорее всего, в результате падения крупного метеорита. Направление его падения, скорее всего было с запада на восток. Это объясняет наличие на восточном берегу широкого округлого вала. Мы, еще будучи студентами, с нашими преподаватели образовали довольно большую группу из географов, физиков, химиков, биологов и ботаников. Потом даже психологи и фольклористы к нам присоединились.

– Работы очень много, хотя до нас сделано немало. Озеро изучали до революции, в первые годы советской власти. Святовское озеро очень глубокое. Есть письменные свидетельства, что в конце девятнадцатого века исследователи не могли определить его глубины. Не хватало самых длинных линей, чтобы достать дно. Потому это озеро называют Бездонным. Хотя это кажется невероятным.

– В этом озере два дна. Верхнее дно находится на глубине примерно двадцати метров. Состоит верхнее дно из стволов крупных деревьев и ветвей, чередующихся с опустившимся торфом. Нижнее, или собственно дно, по различным источникам, находится на глубине от сорока до пятидесяти метров. Хотя, у каждого исследователя глубина разная.

В это время вся группа дружно поднялась в кузов ИФы. Саша, по нашей просьбе, расположился рядом с Василием Ивановичем. Указывал дорогу. Ехали мы почему-то обратно, в сторону Тамбова. В середине пути повернули влево. Вокруг был девственный лес. Проехав около двух километров, Василий Иванович притормозил.

Мы, по команде Толи, спрыгнули на обочину шоссе. Саша вышел из кабины.

– Здесь к Святовскому озеру ведут просеки. Но там много упавшего сухостоя, валежника, буреломы. Пойдем по утоптанной тропе. Так надежнее.

Саша почему-то обращался преимущественно ко мне. Мы тронулись в путь. Василий Иванович, удобно устроившись, прикрыл глаза:

– А я отдохну...

Хотя тропа, по словам Саши, была утоптанной, путь нам поминутно преграждали упавшие поперек тропы стволы высохших деревьев, крупные, повисшие над тропой, готовые сорваться на голову, сухие ветки. Особенно коварными были упавшие березовые стволы. Достаточно было наступить на такой ствол, оказывалось, что вместо древесины, под девственно белой березовой корой, была темно-рыжая труха. Ствол разваливался и в воздух поднимались клубы коричневой, медленно оседающей удушливой пыли.

Расстояние до озера оказалось неожиданно небольшим. Приближение к озеру было обозначено болотистым, похожим на топь, торфяным грунтом. Я пожалел, что не обул, предложенные Толей, сандали. Тщательно выбирая путь, осторожно шагали. Озеро открылось нам внезапно. Вблизи оно не казалось идеально круглым. Диаметр его, по моим прикидкам, составлял не менее ста пятидесяти метров. Вал на восточном берегу я увидел лишь после того, как мне на него указал Саша.