Текст книги "Дар белого астронавта"

Автор книги: Евгений Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Встреча с коброй

Вечером Синицын нос к носу столкнулся в подъезде с Гошей Шурубурой. Тот шел, волоча за собой ранец с оторванной лямкой, и уныло смотрел под ноги. Видно, у него, как и у Макара, тоже были неприятности. Это сразу как-то расположило к нему Синицына. Он положил руку на плечо Гоши и спросил:

– Ты чего такой, Шурубура?

– А-а-а! – отмахнулся тот безнадежно.

– Хочешь, я тебе планер подарю? Помнишь, обещал?

Гоша засопел, подозрительно посмотрел на Макара и пробурчал:

– Ничего мне не надо!

– А мороженого? Эскимо! Или какое ты любишь?

Шурубура стал обходить Макара слева. Видно, он не верил ему, поскольку тот не раз обещал то одно, то другое.

– Постой, куда ты? Я ведь не вру! – Синицын прижал его к перилам.

Но так трудно поверить человеку, который раньше не сдержал ни одного своего обещания! Гоша пыхтя стал вырываться.

Вдруг Синицын перед самым его носом громко хлопнул в ладоши.

Шурубура остолбенел и не сводил глаз с раскрытой ладони Макара. А на ней лихо плясал и кувыркался маленький-маленький клоун в пестрой одежде и длинном колпаке с кисточкой. Рядом с ним скакала совсем крохотная собачка и лаяла писклявым голосом.

Тут послышались шаги, заскрипела дверь подъезда. Макар сжал ладонь и обернулся.

В подъезд вошла соседка Агафья Сидоровна, которую за сплетни и злой язык прозвали Коброй. Особенно не любила она детей, говорила, что они «кругом пакостят», и всячески старалась им досадить.

Ребята знали, что она идет в семнадцатую квартиру, «на цветной телевизор», как она говорила. Увидев их, Кобра оживилась.

– Сейчас начнется, – пробормотал Гоша, хватая ранец за уцелевшую лямку.

– Ага! – пронзительно завопила соседка. – Кучами в подъездах собираются! Пройти людям не дают! Курют, бумажки жгут! И когда это кончится? – Ее маленькая головка на длинной шее завертелась из стороны в сторону.

И тут же деловитым тоном спросила:

– Ну-ка, что там спрятали? Несите сюда, показывайте.

Видя, что ребята и не думают к ней подходить, опять перешла на крик:

– Завтра же пойду в милицию, пусть наводят порядок! Терпения моего больше нету…

Гоша и Синицын были рады удрать на улицу, но Агафья Сидоровна, стоя в дверях, подбоченилась и, видимо, зарядила надолго. Пытаться проскочить мимо нее нечего было и думать: она умела ловко и очень больно дернуть за ухо.

И тут Макара осенила счастливая мысль.

– Агафья Сидоровна! – умильно проговорил он. – У нас скоро турнир кавээн будет, так мы хотим в качестве почетного участника вас пригласить.

– Кто это – мы? – насторожилась Кобра.

– Мы, пионеры четвертых классов.

– А чего мне там делать, на турнике вашем? – с любопытством спросила Агафья Сидоровна.

– Не на турнике, а на турнире, – поправил Синицын. – Это соревнование такое: кто больше всех знает.

– А-а! – протянула она, смягчившись. – Дело хорошее. Кто же вас надоумил-то, чертенят? Я ведь действительно много чего знаю…

– Вот-вот! – подхватил с невинным видом Синицын, чинно проходя мимо нее и держа за руку Гошу. – Потому и говорят, что вы все и про всех знаете.

Маленькие глазки пытливо уставились на Макара и вдруг вспыхнули яростью.

– Ах ты, сморчок! – вскипела Кобра. – Значит, я, по-твоему, сплетница, да?!

Растопырив руки, она кинулась на Синицына, но было поздно. Опасная зона была позади, и ребята бросились бежать. Через минуту они были в безопасности. Агафья Сидоровна стояла у подъезда, в бессилии потрясая руками.

– Куда же ты спрятал человечка? – спросил Гоша, отдышавшись. – Я тоже хочу научиться такому фокусу.

– Никакой это не фокус! – возразил Синицын. – Волшебство одно, понимаешь?

– Жмешься, значит? – обиделся Шурубура. – Ладно, попросишь и ты у меня чего-нибудь! Мне отец обещал фонарик круглый достать, на сто метров бьет, даже посмотреть тебе не дам.

– Это потому, что ты жадный, – упрекнул его Синицын. – А фонариков таких я могу десять достать.

– Ха-ха-ха… – начал было издевательским тоном Гоша, но поперхнулся. Синицын уже протягивал ему новый сверкающий фонарик.

Гоша вытаращил глаза:

– Тот самый, круглый… на три батарейки! – Он схватил его и начал осматривать со всех сторон. Нажал кнопку – и ослепительный сноп света ударил в темноту двора.

– Мечта! – сказал Гоша восторженным голосом.

– Бери насовсем, – разрешил Макар.

– Правда?!

– Бери. Я не жадный.

– А запасные батарейки у тебя есть? А то нигде не достанешь, – тут же попросил Шурубура.

– Сколько надо? – спросил Макар.

Шурубура зашевелил губами:

– Шесть! И две лампочки.

Получив все это, он упрятал дары поглубже в ранец и прижал его к животу. Теперь он окончательно поверил, что Макар Синицын могущественный волшебник. Даже батарейки достал, а их ведь и в магазинах нет!

– Я волшебник Кара-Чунг! – глухим голосом привычно говорил Синицын. – Что захочу, то и сделаю. Ты понял, Шурубура?

– Понял, – прошептал Гоша, – теперь я верю, что есть волшебники. А раньше не верил, потому что никогда они не появлялись, сколько я ни просил. Думал, брехня все это.

Он долго молчал, вздыхая, потом начал допытываться у Макара:

– А вот этот дом ты можешь перевернуть вверх тормашками? Сделаешь так, чтобы у меня выросло шесть рук?

– Зачем тебе шесть рук? – удивился Макар.

– А вот если Коляша полезет ко мне, я ему ка-ак дам! Пока он двумя руками, а я ему шестью по сопатке – бах-бах-бах! Он и отстанет…

Долго сидели в этот вечер Синицын и радостный Шурубура. Спохватился Гоша, когда с балкона раздался нетерпеливый голос матери:

– Гоша! Где ты?!

– Я здесь! – крикнул Шурубура.

– Ты долго еще будешь гулять?

– Еще, мам, немного!

– Иди скорее домой!

– А зачем?

Она всплеснула руками:

– Да ведь поздно! Ты ужинать сегодня думаешь или нет?

Гоша с грустью повернулся к Макару:

– Ну, я пошел… Зовут.

– Приходи ко мне завтра, а? – предложил Синицын. – Будем вместе играть. У меня кубик Рубика есть. Папа прислал.

Гоша так и подскочил:

– Да ну! – но тут же насупился: – Не выпустят. Пока все уроки не выучу, не выпускают.

– Уроки? – протянул Синицын. – Уроки… Хочешь никогда не учить уроков, а знать всегда на пятерку? – Ему еще больше захотелось удивить Шурубуру. Ребята отвернулись, так он назло им Гошку осчастливит.

– Хочу, конечно! – обрадовался Гоша. – Еще давно, с первого класса мечтаю.

– Ну так иди, ложись спать! – Синицын лукаво прищурился. – Утро вечера мудренее.

Гоша приблизил свое лицо к Синицыну. Его глаза блестели, как звезды.

– Правда? – с изумлением спросил он. – Да я тебе… я тебе свой ножик подарю! Смотри, четыре лезвия, во! Одно, правда, сломанное…

И он торопливо сунул в руки Синицыну свой бесценный дар. Макар хотел засмеяться и сказать, что он может достать тысячи таких ножиков, но посмотрел в благодарные глаза Гоши… и ничего не сказал. Только торопливо сунул ножик в карман.

Долгожданный приз! Но…

Макар не обманул Гошу. На следующий день тот уже стучался рано утром в квартиру Синицыных. И только Макар открыл дверь, Шурубура ворвался в прихожую, чуть не сбив его с ног.

– Вот удивились все! – завопил он. – Вот был концерт!

– Чему удивились? – Макар от удовольствия заулыбался.

– А тому, что я знаю уроки! Когда я им сказал, что уже выучил, они подняли меня на смех…

– Кто – они?

– Мама и Людка, сестренка. Налетели на меня: ты ничего не учил, садись за уроки! А я им говорю: спрашивайте. Сестричка моя – косички кверху и хвать задачник: «Что задавали?» Я говорю: то-то и то-то. Посмотрела в тетрадку, а задачка-то уже написана! И упражнение по русскому языку выполнено. Вот лица у них вытянулись! Проверяли, проверяли меня, так ни с чем и остались. Слабо им против меня! – хвастливо закончил он.

– А я что говорил? – подбоченился Макар.

– Слушай, – Гоша понизил голос, – ведь упражнения и задачки в тетрадках моих моим почерком написаны. Фокус-покус! Вот что удивительно…

– Чего удивительного? – не понял Синицын.

– Ведь я-то их не писал, это точно! Сам первый раз в глаза увидел. Вот посмотри: и цифры-то кривулисты, как у меня. Почему?

– Потому! Ты что, хотел, чтобы чужим почерком у тебя в тетрадке было написано? Тогда все сказали бы, что не ты выполнил задание. И про кляксу не забыли – ты ведь не чистюля какой-то…

– Верно! Но кто же все-таки моим почерком писал в тетрадке, а? Ты не знаешь случайно?

– Не ломай себе над этим голову! – посоветовал Синицын, выкладывая кубик Рубика. – Есть дела поважнее.

Макар был очень рад, что к нему пришел Гоша. В последнее время ему стало очень скучно жить на белом свете. Уроки учить не надо было, и времени у него стало хоть отбавляй. И вот тут, неожиданно, для него начались неприятности. Он остался один. А скажите, разве интересно играть одному? Даже в кино ходить одному, и то скучно. Ведь из кино идешь с друзьями и обмениваешься мнениями: «Тот ему кэ-эк даст!» – «А этот ему кэ-эк врежет!» А Синицыну не с кем было ни играть, ни в кино ходить. Только он приглашал кого-нибудь с собой, как ему отвечали: «А кто за меня уроки будет делать?»

Прямо одно сплошное огорчение! И Синицын затосковал. Он целыми днями валялся на диване, как лежебока, и подолгу смотрел в потолок.

Тут-то он и повстречал Гошу. И сделал так, чтобы и тому не надо было учить уроки.

Правда, Гоша был младше его, но не намного. Главное то, что он восхищался Синицыным и считал его настоящим волшебником.

Для Макара жизнь снова стала увлекательной и интересной.

А вскоре появилось объявление, что между командами КВН «Альбатрос» и «Любознательный» состоится турнир на литературную тему.

Синицын с нетерпением ожидал этого дня. Он надеялся, что ему, несмотря на запрет, все же удастся выступить.

«На этот раз я вам покажу! – думал он. – Попляшет у меня „Альбатрос“.»

И этот день наступил. В пионерской комнате опять собрались команды и болельщики.

Еще с порога Макар увидел большой портрет Горького и плакат под ним: «Всем хорошим во мне я обязан книгам».

Синицын уверенно направился к команде «Любознательных». Но его остановил Живцов:

– Синицын, куда? Ты не участвуешь в турнире.

Макар почувствовал, что его бросило в жар.

– П-почему это я не участвую?

Голос у него был такой расстроенный, что Зина замялся:

– Ты что, забыл? Мы же постановили на собрании исключить тебя из команды… Вообще-то ты можешь участвовать в турнире, но как болельщик…

– Ну ладно! – с угрозой процедил Синицын. – Попомнишь ты меня…

Он круто повернулся и пошел к болельщикам – отпетым двоечникам и троечникам.

Те встретили его с удивлением, зашушукались.

Скрипнув зубами, он сел и стал искать глазами Дашу. Она сидела в первых рядах команды «Любознательных», щеки ее горели от возбуждения.

– Сегодняшний турнир особый! – объявила Влада Изотовна. – Команда-победительница получает переходящий приз команд знающих и находчивых. Его изготовил специально для нас бывший ученик нашей школы, а ныне мастер фабрики музыкальных инструментов Петр Семенович Галущак.

Она подошла к деревянной коробочке и открыла ее. Все ахнули. На фоне разбушевавшейся реки покачивался маленький белоснежный корабль. Влада Изотовна нажала кнопочку, и полилась мелодия: «Шуми, Амур, шуми, наш батюшка…»

Белоснежный корабль резал волны и неустрашимо шел вперед…

Начался турнир.

Первым выступил Живцов и, оглядывая команду «альбатросовцев», спросил звенящим голосом:

– Где находится самая большая книга в мире?

Синицын уже знал точный ответ. С любопытством следил он, как засуетились «альбатросовцы», громко зашептались. Пашка Многолет пробежал по рядам и вернулся на место:

– В одной из библиотек Нью-Йорка. Ее высота три метра, толщина один метр, а вес сто центнеров. Листают ее с помощью особой аппаратуры. Однако мы считаем, что величина книги определяется не ее весом, а содержанием.

Влада Изотовна слегка покачала головой:

– Не сто, а сто двадцать пять центнеров. Но на вопрос дан правильный ответ. Три очка. А за дополнение еще два очка.

Пашка Многолет довольно улыбнулся. Он вдруг дурашливо подмигнул и затараторил:

 
Вот столицы достигает.
Царь к царевне выбегает,
За белы руки берет,
Во дворец ее ведет.
И садит за стол дубовый
И под занавес шелковый.
В глазки, с нежностью глядит,
Сладки речи говорит.
 

– Откуда эти строки, из какой книги?

Несколько голосов сразу крикнули:

– Из «Сказки о рыбаке и рыбке»!

Другие запротестовали:

– Нет, из «Сказки о царе Салтане»!

Синицын смотрел на Живцова. И когда тот разрешающе кивнул, Макар с места сказал:

– «Конек-Горбунок»! Ершова!

– Болельщику Синицыну за правильный ответ три очка, – объявила Влада Изотовна.

Макар поймал быстрый взгляд, брошенный на него Дашей. Многие стали оглядываться на Синицына, а тот не упускал подходящего момента. Как на его счастье, «Альбатрос» подобрал такие заковыристые вопросы, что редко кто мог на них ответить.

Так, например, все удивились, когда Пашка сказал, что Робинзон Крузо существовал на самом деле, только под другой фамилией. Требовалось ответить, сколько лет и на каком необитаемом острове жил Робинзон Крузо. Конечно, только один Макар Синицын мог сказать, что настоящего Робинзона Крузо звали Александр Селькирк и он четыре года жил на чилийском острове Хуан-Фернандес.

То же самое произошло, когда Пашка стал допытываться, какую последнюю книгу в жизни написал Александр Дюма. Кто кричал «Три мушкетера», кто – «Граф Монте-Кристо», а Пономаренко даже ляпнул, что «Графиню Рудольфштадскую». И только после всех Синицын спокойно объявил:

– «Кулинарную книгу».

– Это что – про приключения поваров? – зашумели вокруг.

– Нет, про то, как печь блины, – пояснил Макар под хохот болельщиков.

– На его личном счету уже двадцать очков. Больше, чем у обеих команд, вместе взятых. – Так сказала Влада Изотовна и добавила: – Теперь мой вопрос обеим командам. Вы все знаете, что на Дальнем Востоке живет много народностей – нанайцы, ульчи, орочи, нивхи, чукчи, эскимосы. Среди них есть писатели и поэты. Кто назовет их?

Сзади робко поднялась рука смуглолицей Нади Сидоренко из четвертого «А»:

– У нанайцев есть писатели Григорий Ходжер и Андрей Пассар…

– Правильно! – подскочил Пашка Многолет. – Мы недавно читали…

– А у других народностей?

Кто-то вспомнил сказки Владимира Санги, но не смог назвать его национальность.

Когда возникла заминка, поднялся Макар и принялся перечислять: чукотский писатель Юрий Рытхэу, мансийский – Юван Шесталов, ненецкий – Леонид Лапцуй, юкагирский – Семен Курилов, эскимосская поэтесса Зоя Ненлюмкина…

И вот конец турнира. Оба капитана бросали на Синицына пронизывающие взгляды, но он только ухмылялся: «Ну что, чья взяла?»

У Влады Изотовны в руках коробочка с призом.

– Здесь, на рояле, есть пластинка с надписью: «Только дай себе волю, начни жить как легче, и тебя понесет так, что не выплывешь». Из какого произведения взято это высказывание?

– Ясно, из какого, – поднялся Макар. – Из книги Ильиной «Четвертая высота».

Болельщики закричали от восторга: вот, мол, какие герои произрастают среди нас!

Влада Изотовна объявила:

– Команды не набрали необходимого количества очков. Приз по праву присуждается болельщику Синицыну из четвертого «А» класса.

На миг он даже опешил: ему лично?! Такого Макар не ожидал. На памяти всех кавээновцев подобного случая еще не бывало…

И вот заветный приз вручен Макару Синицыну. Но странное дело, радости он почему-то не испытывал.

«Выиграл-то не я… Если бы не волшебство, как бы я отвечал на вопросы?» – подумал он. И ни к селу ни к городу вдруг вспомнилось, как мямлил он на первом турнире и даже не смог нарисовать какого-то несчастного морского конька. Сплошной позор. «А вот Живцов смог!» – ужалила мысль.

К нему подошел Лысюра.

– Тебе чего?

– Да я так, просто! – заюлил тот. – В команде прямо ахали после каждого твоего ответа…

Макар недоверчиво покосился на него.

– Точно! А Поспелова аж подпрыгивала!

– Подпрыгивала?! – Синицын оживился.

– Ну! – подтвердил Лысюра. – Пономаренко говорит: может, «альбатросовцы» ему, то есть тебе, заранее все вопросы дали? Ты ведь им в прошлый раз подыгрывал… А я говорю: дураки они круглые, что ли?

– Ну, а Поспелова, Поспелова?! – не выдержал Синицын.

– Что – Поспелова? – пожал плечами Лысюра. – Подпрыгивала…

Он остановился и с подозрением посмотрел на Макара:

– А чего ты все про Поспелову спрашиваешь? Влюбился в нее, что ли?

– Скажешь тоже! – запротестовал Макар.

Лысюра засмеялся и пропел:

– Жених и невеста замесили тесто…

– Я тебе дам тесто! – сжал кулаки Синицын.

Лысюра испугался:

– Да я пошутил, ты что, не понимаешь?

– Хороши шутки! – Макар начал остывать. – Говори, да думай, что говоришь!

– Ты не кипятись. Какая может быть любовь в четвертом классе? Я пошутил. Но ведь на пионерском сборе Влада Изотовна объясняла, что среди пионеров может быть только дружба и взаимное уважение. У тебя ведь с Дашей дружба и взаимное уважение, или только дружба без взаимного уважения?

– Почему без уважения? У нас… уважение.

– Без дружбы? – разочарованно протянул Генка.

– Нет, дружба тоже есть… Уважение… с дружбой. – Синицын окончательно запутался и опять разозлился. – Да что ты ко мне пристал со своей дружбой и уважением?! Иди спроси у Даши, если тебе так нужно.

Лысюра быстро огляделся.

Они стояли в вестибюле школы у большого окна. Никого уже не было, все разошлись после турнира. Несколько человек топтались во дворе, размахивая руками: наверное, спорили.

Глаза Генки хитро блеснули, он нагнулся к Макару и сказал с расстановкой:

– Она не только подпрыгивала…

– А что еще? – вскинулся Макар.

– Она сказала, что хотела бы дружить с тобой. Всю жизнь…

Синицын остолбенел. Он хотел что-то сказать, но не мог.

– М-м-м… – выдавил он.

– Что? – Лысюра мысленно потирал руки. Вот это эффект! Теперь все ясно: Синицын очень хочет дружить с Поспеловой!

– Врешь! – наконец выговорил Макар. – А как, как она сказала?

– Ну… как? – Генка многозначительно поднял брови. – Очень просто. Так прямо и сказала.

– Так и сказала? Эх, Лысюра, ну и молодец ты! Не зря тебя назначили старостой.

Лысюра напыжился.

– Скажи, что ты хочешь? Говори! – напирал Синицын.

– Я к тебе, понимаешь, с общественным делом, – многозначительно сообщил Лысюра. Он давно подозревал, что все происходящее с Макаром – неспроста. Какие-то силы замешаны в этом, и он решил тоже получить выгоду.

Он вытащил из кармана печенье и захрустел им.

– С каким делом? – Синицын слушал его.

– Послезавтра все классы будут брать обязательства по сбору металлолома. Сколько, по-твоему, наш класс может собрать лома, а?

Синицын беспечно махнул рукой:

– Сколько соберем, столько и будет.

– Нет, так нельзя! – у Лысюры даже крошки изо рта полетели. – Наш класс должен собрать больше всех металлолома.

– Ну и соберем!

– Поможешь, значит? – сощурился Лысюра.

– А как же! – удивился Макар. – Все будут участвовать в мероприятии.

– Да я не об этом! – поморщился Генка. – Сколько тонн я могу назвать в обязательстве?

– Тонн? Да ведь ни один класс больше тонны никогда не собирал. Даже старшеклассники.

– Не мели ерунды! – нахмурился Лысюра. – Я думаю, если скажу, что дадим пять тонн, не поднимут на смех? А? – он беспокойно заглядывал в лицо Синицыну.

– Говори уж десять! – бросил Макар.

Лысюра почесал в затылке.

– Десять? Десять… десять… Неужели сможешь? – Он не думал, что так просто уговорит Макара. – Давай десять тонн!

Синицын изумленно посмотрел на него:

– Да ты в своем ли уме? Слыханное ли дело – десять тонн! Где мы соберем столько? Я ведь пошутил…

– Как – где? Ты же только что обещал помочь! – возмутился Лысюра.

До Макара только теперь дошло, на какую помощь надеется староста.

– Вот так помощь! – ахнул он. – Да ведь все десять тонн мне и придется давать.

– А тебе жалко для коллектива какого-то ржавого железа? – сплюнул Генка. – Ты же не сам будешь собирать. Ведь не сам? – хитро прищурился он.

– Для меня, положим, труд и небольшой, – сознался Синицын, – но ведь это будет нечестно, другие классы меньше наберут.

– Ах, нечестно? А ты сам-то честный? Приз что, сам завоевал на турнире? Ну?! – Теперь Лысюра был уверен, что Макар обладает волшебной силой.

Синицын опустил голову.

– Если разобраться, Синицын, то ничего нечестного тут нет, – успокоил его староста. – Каждый собирает столько, сколько может. Верно?

– Верно…

– Вот и ты дашь, – он хлопнул Макара по плечу. – Десять тонн можешь?

– Конечно, могу. Я и двадцать…

– Не, двадцать многовато… – засомневался староста. – Заподозрят, что дело нечистое…

«Да уж какое там чистое», – подумал Макар.

Утюги посыпались градом

На следующий день после уроков Лысюра объявил пятиминутное собрание.

– На повестке дня, – важно начал он, – сбор металлолома.

Все затихли.

– Кто сколько может собрать и принести в школу металлолома? Записываю…

И он с торжественным видом сел за учительский стол.

– Я принесу дырявый чайник, – подняла руку Зойка.

– Чугунный утюг, вес семь килограммов, – отбарабанил Пономаренко.

Лысюра одобрительно кивал, записывая. Со всех сторон неслись новые обещания: кастрюли, выщербленный топор, колосники на печку, будильник…

– Какой будильник? – возмутился староста.

– «Слава»… – растерянно протянул Олег Черепанов. – Он только звонит, а механизм не работает…

– Это у тебя механизм не работает! – Лысюра постучал себя карандашом по лбу. – Сколько он весит, два грамма? Мне вес, вес давай!

Тогда Олег вспомнил, что в подвале у них давно стоит старая кровать.

– Только придите помочь, а то я один не приволоку!

– Само собой! – заверил его Лысюра. – Так вот, я записал все, что вы сказали. Набирается что-то около… – он пошевелил губами, словно подсчитывая, – около десяти тонн.

– Что?! – класс даже привстал от удивления.

Лысюра не смутился:

– Десять тонн!

– А ну, пересчитай, – потребовал Живцов. – Два чайника и кровать – десять тонн? У тебя по математике вроде четверка, Лысюра.

Генка начал читать список, оценивая в килограммах каждый предмет.

– Чайник – двадцать килограммов, топор – тридцать…

– Да ты что? – завопили вокруг. – Такой чайник и на стол не поднимешь! Топор двухпудовый – ха-ха-ха!

– Ну, девятнадцать! – огрызнулся староста. – Откуда я знаю, какие у кого чайники! Они ведь старые, ржавчиной обросли. У меня, например, чайник весит не меньше двадцати килограммов. А с водой еще больше… – Он обратился к Черепанову: – Кровать сто килограммов потянет?

– Это ж кровать, а не бульдозер! – отшатнулся Черепанов. – Она хоть старая, но…

– Что нам, фотографироваться с ней? – пробурчал Лысюра.

Как ни накидывал он, как ни преувеличивал вес – еле-еле набралось полторы тонны.

– Я думаю, что мы возьмем обязательство собрать не менее пяти тонн, – твердо заявил староста.

– Пять тонн?! Да мы надорвемся, а столько ни в жизнь не наберем! – недоумевал Живцов.

Лысюра укоризненно покачал головой.

– А ты, оказывается, лентяй, Живцов. Еще не работал, а уже – «надорвемся»… Нюни распустил: «ни в жизнь не наберем»! Эх ты!

Живцов смутился, что-то забормотал.

– Словом, подумать надо, пошевелить мозгами, ясно? – Лысюра неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.

Когда все разошлись, староста порвал листок, на котором записывал обязательства каждого, и повернулся к Синицыну:

– Порядок! А теперь иди за мной.

Смеркалось. Холодный ветер рвал полы их пальто. Они подошли к школьному сараю, и Лысюра отомкнул громадный висячий замок, откинул железную петлю:

– Ключ я у деда Цыбули взял.

В сарае было сумрачно, пахло плесенью и краской. В углу были свалены поломанные стулья, парты, столы, ржавые ведра, бочки, связки старых тетрадей.

– Тут, – указал Генка пальцем на середину.

– Что? – не понял Макар.

– Сгружай свои десять тонн. При мне будешь, или мне выйти?

– Оставайся, чего там… – Синицыну надоело творить чудеса в одиночку. Когда кто-то рядом, интереснее…

Он хлопнул в ладоши:

– Десять тонн металлолома чтобы были здесь, как дома!

И удивился: перед ним ничего не было.

– Не-ету! – прошептал Генка и толкнул плечом Синицына. – Может, что неправильно сказал в заклинаниях?

– Да нет, все правильно! – протестовал Макар. И он опять хлопнул в ладоши. – Не успею моргнуть глазом – тоннам всем явиться разом!

Снова пусто. У Синицына волосы зашевелились на голове. Значит, он уже не волшебник? Кончилось все… В отчаянии он привычно крикнул:

– Две порции мороженого!

В руках появились вафельные стаканчики, наполненные снежно-белым мороженым, как он любил, с верхом. Один стаканчик он протянул Генке.

– А металлолом почему-то не появляется, – озабоченно сказал Генка. – Может, волшебники его не собирают?

– Наверное! Ну да! – Синицын поперхнулся. – Что они – пионеры, что ли?

Некоторое время они с аппетитом уплетали мороженое.

– Ладно, давай хоть тонну, – вздохнув, попросил Лысюра.

– Попробую. – Синицын хлопнул в ладоши: – Появись-ка здесь хоть тонна металлического лома!

– Эх! Даже тонну пожалели! – ударил в отчаянии шапкой о землю Генка. – Жмоты несчастные, а не волшебники! – И ехидно заметил: – А чайник, один-единственный чайник они дадут?

Синицын вяло запросил чайник. И вдруг оба испуганно отпрыгнули в сторону: на землю шлепнулся чайник.

Лысюра схватил его и жадно ощупал:

– Новенький, никелированный, – и заорал в угол, словно там кто-то прятался: – Эй, нам новых чайников не нужно, только старые, с дырками подавай!

И эта просьба была удовлетворена: появился старый, весь в ржавчине и с дыркой на боку чайник.

Синицын осмелел:

– Еще три чайника!

– Есть! – взвизгнул Генка. – Давай, проси еще десять. Еще!

Он едва успел отскочить, сверху градом посыпались чайники.

– Ур-ра! – вошел в азарт Лысюра. – Требуй двадцать!

– Может, чайников хватит? – возразил Макар. – Попросим что-нибудь другое, утюги, например.

– Можно утюги, – согласился Генка, – они тяжелые.

– Двадцать утюгов! – хлопнул в ладоши Синицын, и в ту же секунду раздался отчаянный вопль Лысюры.

Он подпрыгнул, задрав лицо с зажмуренными глазами к потолку и держась двумя руками за ушибленную ногу

– Смотреть надо! – орал Лысюра невидимым волшебникам. – Швыряете куда попало! Техники безопасности не соблюдаете!

Синицын утешил его:

– Скажи спасибо, что по голове не трахнули. Раскололи б, как орех.

Лысюра заковылял к бочке, уронил ее набок и залез внутрь:

– Теперь проси хоть танки!

– Нет, я кастрюли попрошу, – решил Синицын.

В самый разгар «сбора металлолома» заскрипела дверь и в сарай вошел дед Цыбуля.

– Это что за шум? – прошепелявил он – То вроде ладоши хлопают, то по крыше бегают, то вроде как гром гремит. Металлолом перебираете?

Он прошел взад-вперед, приглядываясь к куче ржавого старья.

– Много нанесли. Молодцы! – Старик подобрал с земли чайник, который «прилетел» самым первым – А этот чайник еще послужит. Добрая посудина. Ишь, кто-то выкинул. А ты чего в бочку залез? – спросил он у Лысюры и не дождавшись ответа, ушел, пообещав принести взамен чайника пилу без ручек.

– «Еще послужит!» – передразнил Генка. – Совсем новенький чайник! Поживился дед.

Они стояли перед горой разного металлического хлама.

– Хватит, наверное? – решил Синицын. – Здесь уже больше десяти тонн.

– Почему же они сразу не дали десять тонн, а по частям? – задумчиво произнес Лысюра.

– У них, наверное, весов не было, – пошутил Макар.

И оба захохотали над простаками-волшебниками, которые не смогли определить на глазок, сколько металлолома потребуется на десять тонн.

…Сообщение Лысюры о том, что у них уже есть десять тонн, не вызвало восторга. В классе воцарилась полная тишина.

Потом Живцов недоверчиво сказал:

– Этого не может быть.

И весь класс подхватил:

– Враки!

– Без паники, без паники! – поднял руку Лысюра. – Ну чего кричите? Пойдемте, я вам покажу…

И он стал пробираться к выходу. Четвертый «А» повалил за ним.

У сарая Генка остановился.

– Здесь все свои? – он встал на цыпочки. В задних рядах топталось несколько третьеклассников, из любопытства увязавшихся следом. – Гоните их в шею! – приказал Генка.

Когда приказание было выполнено, староста широко распахнул дверь сарая:

– Смотрите! Вот наши десять тонн.

Передние замерли у входа, но под напором задних протиснулись в сарай. Стали разглядывать ржавые вещи.

– Кто это собрал? Кто? – слышались то и дело восклицания.

Лысюра выпятил грудь.

– Много будете знать – скоро состаритесь. Самое главное – наш металлолом, наш, понимаете?

Под его нахальным взглядом кое-кто опустил глаза или отвел их в сторону.

– Чего же, понятно! – хмуро бросил Живцов. – Только никто из наших ребят его не собирал, и мы не будем считать эту кучу своей. Это нечестно.

Лысюра побледнел от злости.

– А ты чего лезешь всюду, Живцов? Чего лезешь? Ты собрал хоть килограмм металлолома? А? Собери столько, а потом будешь лезть!

– Я соберу! – насупился Живцов, в волнении снимая очки. – Столько, правда, не соберу, но зато это будет мой металлолом.

– Верно! – поддакнул Черепанов. – Пошли, ребята!

Друзья остались одни.

Генка сел на перевернутое ведро и вздохнул:

– Теперь Живцов будет докапываться, где мы достали столько металлолома. Настырный парень! Чересчур уж честный. Разобрать бы его на совете отряда за плохую учебу, так он учится хорошо. Да… – Он искоса посмотрел на Синицына. – Нет, ну ты мне скажи, Макар, что им еще надо?! Десять тонн для них собрали, а они недовольны. Почему?

Макар и сам не знал. Только чувствовал он, что когда кто-то за тебя что-нибудь делает – это неинтересно. Он по себе уже знал. Может, так же и ребятам?

– Слушай! – оживился Лысюра. – Я вот еще о чем хотел тебя попросить…

– Что еще? – насторожился Макар.

Генка смущенно заерзал на ведре:

– Понимаешь, у нас каждый день кто-нибудь да хватает двойку. А мне потом Нина Борисовна высказывает… Как бы так сделать, чтобы не было этих проклятых двоек. Ты не знаешь?

– Учиться надо. Стараться – и все. И не будет их.

– Скажешь тоже! Разве двоечники хотят учиться? Их к учебнику и трактором не подтянешь…

– Это верно… – вздохнул Макар, вспомнил, как ему тяжело было когда-то садиться за учебники.

– А я придумал! – воскликнул Лысюра. – Ты ведь все можешь! Так достань мне такой маленький радиоприемничек-радиопередатчик. Я сижу на задней парте, никто не обращает на меня внимания. А в это время у доски кто-нибудь отвечает урок. «Садись, – говорит ему Нина Борисовна, – ничего не знаешь, ставлю тебе два». Тогда я нажимаю кнопку и говорю тихонько в микрофон: «Не два, Нина Борисовна, а три. Это пионер хороший, исправится». И учительница выводит тройку.

– Ну да, – протянул Синицын. – Так она тебя и послушает!

– Приборчик-то будет волшебный! – доказывал Генка. – Его, то есть меня, все должны будут слушаться! Ну, попробуй, хлопни в ладоши, а?

Макар неуверенно повиновался. Как он и ожидал, никакого приборчика не появилось.

– Не получается, сам видишь, – пожал он плечами.

– Нет, Синицын! – грозно произнес староста. – Я вижу, что ты для коллектива не хочешь даже пальцем о палец ударить! Эх ты!

– Но почему обязательно с помощью волшебства? – забормотал Макар. – Вон в четвертом «Б» ни одной двойки нет, они ведь без волшебства обошлись.