355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Некрасов » Диверсия Мухи » Текст книги (страница 7)
Диверсия Мухи
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:34

Текст книги "Диверсия Мухи"


Автор книги: Евгений Некрасов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава XVIII КРОВЬ ОТЦА И МАТЕРИ

Одеваясь к церемонии, Маша нарочно потянула время, и они с Соней вошли в зал последними. Крестные и крестники, всего человек десять, уже попарно выстроились в очередь к невысокой пустой сцене. Можно будет поглядеть, что они станут делать, и вести себя так же.

В этом зале Маша еще не была. Обстановка напоминала церковную – без крестов и золота, но с иконами, если можно так назвать изображения папы Сана. Попадались живописные портреты, где он, держа свиток с иероглифами, простирал свободную руку вперед, мол, спокойно, дети мои, я с вами. За спиной у папы в туманной дымке виднелись крошечные города, а над головой сиял нимб.

Гораздо больше было фотографий. Папа сажает дерево. Папа, обняв за плечи похожую на куклу миниатюрную кореянку (жену, судя по всему), смотрит на восход солнца. Папа на стадионе венчает выстроенных в шеренги женихов и невест…

До сих пор Маша считала, что преподобному лет двадцать пять, а он оказался самоходной руиной за восемьдесят. От новичков это скрывали, не случайно же в кельях, в цеху и в столовой висели только снимки, сделанные в молодые годы папы. Соня во все стороны крутила головой, лицо у нее было разочарованное. «Ты не знала, сколько ему лет?» – черкнула в блокноте Маша. Ошеломленная крестница потянулась к ручке – писать ответ. Спохватилась и сказала вслух:

Не знала.

«Привыкай, – написала Маша. – На каждой ступени узнаешь что-нибудь новенькое».

Тебе это нравится? – шепотом спросила Соня.

Маша ответила долгим взглядом, надеясь внушить крестнице, что нормальным людям не может нравиться обман.

Вошел брат казначей и скромно сел в углу. Видимо, ждали только его, потому что на сцене сразу же откинулся занавес и появился брат иерей. Ради праздника он был облачен в золотистый балахон с высоким капюшоном-колпаком. Портрет папы Сана в круглой рамке висел у него на шее вместо креста.

Здравствуй, сестра!:– ответил он кому-то, переглянулся с братом казначеем и опять ушел за сцену. Там забулькало. Вино наливает, поняла Маша. Все это напоминало школьный спектакль, который долго не начинается из-за того, что героиня за кулисами подкалывает булавками платье, а потом еще обязательно или телефон не зазвонит, или ружье не выстрелит.

Брат иерей вернулся стремительно, шурша золотым балахоном. Следом с подносом в руках вышла Оля. У Маши заныло сердце от дурного предчувствия. Добрая великанша улыбнулась ей поверх голов. На ее подносе стояла золотая чаша с торчащей ручкой ложечки. В брошюрке не говорилось, что Святое Вино должен выносить специальный человек, стало быть, Оля играла в церемонии маленькую роль, ее можно было заменить столиком на колесах. И все же почему брат иерей выбрал себе в помощницы именно великаншу?

Братья и сестры! – торжественным голосом начал брат иерей. – Мы рождены Истинными Родителями. Родители первичны, а дети вторичны. Что более ценно: жизнь родителей или наша собственная жизнь?

Жизнь родителей! – нестройно ответили крестники.

…родителей, – отстала от всех тихая Соня. Эта клятва не попадалась Маше в брошюрках.

Похоже, она тоже была тайной братства. Брат иерей наклонился со сцены:

А чем следует жертвовать: жизнью Отца или нашей собственной жизнью?

Моей жизнью! – не задумываясь ответили крестники. Соня на этот раз успела со всеми и с гордостью посмотрела на Машу: «Молодец я?!»

Вы к этому готовы? – нажал голосом брат иерей.

– Да! -Да! -Да!

Брат иерей выпрямился и, как преподобный на иконе, поднял руку над головой:

Если родители будут жить ценой нашей собственной жизни, может возродиться все человечество, а если будем жить мы, а жизнь родителей оборвется, никто не будет спасен. Вы готовы?

Да! – все вместе выдохнули крестники.

Точно? -ДА!

Это правда? -ДА!!

Вместе с крестниками шептала «да» и Оля. Ее щеки пылали, на глазах блестели слезы. А брат иерей, встав на самом краю сцены, воздел к потолку обе руки. Казалось, он сейчас полетит:

Станем радостной жертвой на алтаре мира! Если вы действительно ощущаете, что умереть за Отца – счастье, если это не просто болтовня, а действительность, то это здорово. Тогда существует подлинное родство между Истинными Родителями и многими. Это родство – в Церкви Христианской Любви и Единения. Вы в этом уверены?

ДА-А!!

Последнее «да!» крестники проревели, как солдаты в строю, и бросились целоваться с крестными.

Ну и ничего, что старик. Я так его люблю! – горячо прошептала Соня, прижимаясь к Машиному лицу мокрой от слез щекой.

Маша с тяжелым сердцем обняла маленькую дурочку, которая только что поклялась умереть за незнакомого корейца. Видела она, как у них поставлено это дело. Тяжелым грузовиком да по «Линкольну». Ладно, водитель для них человек пропащий, Каинову кровь пустить не жалко. Но ее-то, Машу, за что? Сестру пятой ступени, дочь Истинных Родителей и все такое. Сестру – тоже под откос, а потом еще спрашивали: «Что с тобой?»… Где им ценить чужую жизнь, когда они свою не ценят! Не за Родину клянутся умереть, а за самодельную веру, придуманную жуликом.

Страшно, страшно с обаятельными детьми папы Сана. Даже с несчастной Соней.

Между тем брат иерей, дав народу поликовать, приступил к очищению крови. Процедура была несложная. Крестный подводил к нему крестника; взяв того за руки с двух сторон, они хором читали молитву-заклинание из белой брошюрки. Потом Оля вливала крестнику в рот ложку вина.

Когда настала очередь Сони с Машей, они, как все, подошли к брату иерею. Великанша уже стояла с полной ложкой наготове.

Именем Спасителя и во имя его прими же это Святое Вино, содержащее двадцать один род веществ, а также кровь Отца и Матери… – начал брат иерей и вдруг повернулся к Маше: – А ты что не читаешь, сестра?

Маша приложила палец к губам: «Я немая! Забыли, что ли?»

Давай сначала. Ну, вместе! – как будто не понимал брат иерей.

Она не может, брат! – робко вступилась за крестную Соня.

Знаю. Так ведь церемония какая! Святая церемония, сестры. Должно свершиться чудо, – отрезал брат иерей.

В его голосе Маша ясно расслышала издевку. Поймала на себе Олин взгляд и все поняла.

Великанша смотрела с любопытством и смущением. Любопытство было сильнее.

Под изумленным взглядом Сони Маша сказала все нужные слова, от «Именем Спасителя» до «изыди, Каинова кровь». А куда было деться?… Крестница получила свою ложку вина, а крестную брат иерей сцапал за руку и горячо заговорил. Мол, Отец наш своим незримым присутствием на Церемонии Святого Вина исцелил утратившую речь сестру Марию. Так вострепещем же перед его неизмеримой мудростью и милосердием.

Речь имела успех. Вострепетали решительно все: девушки утирали глаза платочками, парни расправляли плечи, гордясь своей принадлежностью к братству папы Сана. И так, гордясь и хлюпая в платочки, все стали подходить к брату иерею за прощальными чмоками.

Маша хотела тихонько исчезнуть, но брат иерей, улыбаясь, цепко держал ее запястье. Ей как чудом излеченной тоже доставались поцелуи.

Последней подошла Оля.

Извини, сестра, ты же знаешь: чтобы получить пятый уровень, нужно отличиться… – шепнула она, прикладываясь к Машиной щеке.

Это деловитое замечание окончательно разочаровало Машу в новой подруге. После ночного разговора она подозревала, что великанша побежит к брату иерею жаловаться на Ганса и может выдать ее спроста. Но предательство оказалось хладнокровным и расчетливым.

Когда за Олей закрылась дверь, из своего угла поднялся брат казначей. Всю церемонию он просидел как истукан, а теперь подошел и с чувством пожал руку иерею:

Отличный экспромт! Поздравляю. И ты молодец, сестра. – Он перехватил Машин взгляд и усмехнулся: – Какие глаза! Громы и молнии! Вынашиваем планы мести?

Маша опустила голову. Брат казначей точно угадал: она еще думала о предательнице Оле, правда, мстить ей не собиралась.

Сестра, не трать энергию на склоки, она тебе пригодится в мирных целях, – продолжал брат казначей, положив руку Маше на плечо. – От Ганса мы тебя защитим. Как считаешь, брат иерей, защитим, если вдвоем навалимся?

Маша улыбнулась, давая понять, что оценила начальственную шутку. Повезло. Если бы она вчера не выучила молитву, то сейчас бы с ней разговаривали по-другому…

Брат иерей между тем стянул через голову свой золотой балахон и остался в спортивном костюме.

Не дразни ребенка, – сказал он. – Мне нравится, что девочка сама пыталась решить свои проблемы. Даже нас не побоялась обмануть. Есть в этом здоровый авантюризм.

Небрежно кинув балахон на стул, брат иерей отогнул край занавеса и жестом пригласил Машу в полумрак за сценой. Она шагнула, споткнулась и, теряя равновесие, поймала в объятия чей-то гипсовый бюст. Преподобный? Нет, бюст был в погонах. Кругом как попало валялись и стояли кумачовые транспаранты с надписями про неизбежную победу коммунизма.

От военных остались. Руки не доходят вывезти, – с зевком сообщил брат казначей.

Взявшись вдвоем с братом иереем, они отвалили от стены фанерный плакатище «РЕВОЛЮЦИЯ ЛИШЬ ТОГДА ЧЕГО-НИБУДЬ СТОИТ, КОГДА ОНА НАДЕЖНО ЗАЩИЩЕНА. В. И. Ленин». За ним, как в каморке папы Карло, оказалась маленькая дверца.

Это уже тайна. Хотя не самая большая из тех, которые ты сегодня узнаешь, – сказал брат иерей, поворачивая ключ в замке.

Дверца выходила на лестницу.

Глава XIX БРАТ, КОТОРЫЙ НАМ НЕ БРАТ

Заглянув с площадки, Маша сосчитала этажи. Получалось, что лестница ведет куда-то ниже сборочного цеха в подвале, на уровень моря. Она сразу вспомнила зал со стоячей черной водой и бредущего задом наперед ныряльщика.

Брат иерей, сопя, притиснул ее на узкой лестнице и пролез вперед. Казначей пошел сзади. От его дыхания у Маши шевелились волосы на макушке.

Шершавые стены чем ниже, тем сильнее темнели от сырости. Свет лампочек едва пробивался через немытые плафоны. Маша стала подумывать, что ее не случайно взяли в «коробочку», как подконвойную, и обещанная тайна может оказаться встречей с пираньями. Кто знает, до чего докопались братья после доноса великанши. Разоблачить ее нетрудно, была бы охота: связаться с московской обителью братства и получить по электронной почте фотокарточку настоящей Соколовой…

– Брат Владимир говорил, что у тебя разряд по подводному плаванию, – сказал ей в затылок брат казначей.

В горле у Маши встал ком, сухой и колючий, как репей. Ладно, с братом Владимиром более-менее ясно: какой-нибудь московский босс. Но разряд! Достаточно брату казначею спросить, за сколько она проплывает стометровку, и все станет ясно. У гадюки Соколовой цифры должны от зубов отскакивать, она же боролась за каждую долю секунды, а Маша… Ну хоть приблизительно бы знать!

И брат казначей спросил:

Что молчишь? Похвались достижениями: глубоко ныряла?

Маша перевела дух и оглянулась: проверяет или сам не понимает, о чем спрашивает?

Вот на столько, – она показала двумя пальцами.

То есть как?! – изумился брат казначей.

Плывет человек в ластах, дышит через трубку. Ныряет у стенки бассейна, когда надо поворачивать, а так все время держится у поверхности. Это называется подводное плавание, – сказала Маша.

Кажется, ее объяснение разрушало какие-то планы брата казначея.

Ас аквалангом?! – воскликнул он, свирепо пыхтя ей в затылок.

С аквалангом называется дайвинг. Там спортивных разрядов нет. Дают бумажку, что ты прошла обучение в клубе.

У тебя есть? – спросил брат казначей с такой надеждой, что Маша побоялась его разочаровывать. А то еще станет звонить брату Владимиру: «Кого ты мне прислал?»

Есть, – соврала она, подумав, что брата казначея обмануть будет несложно, а законы природы не обманешь. Положим, она сумеет надеть акваланг, не путаясь в лямках, и погрузиться метров на десять. Но для работы на серьезной глубине надо рассчитывать скорость подъема по таблицам декомпрессии. Если вынырнешь быстрее, чем нужно, кровь закипит в самом прямом смысле, без поэтических преувеличений. Называется – кессонная болезнь. Тысячи воздушных пузырьков закупорят сосуды, и случится то же, что в машине с засоренным бензопроводом: остановка двигателя.

Во что ее втягивают эти, казначей с иереем?!

Лестница кончилась у броневой двери, сделанной, как все у военных, надежно и грубовато. Над узкой амбразурой, прорезанной на уровне глаз, сохранилась надпись: «НАЗОВИ ПАРОЛЬ, ДОЖДИСЬ ОТЗЫВА».

Братья навалились вдвоем, и дверь отворилась с ржавым скрипом. За ней стояла темнота. Воздух отдавал плесенью и близким морем.

Не вздумай поцеловать брата Иерофана – оскорбишь. Он из Белого Братства, – понизив голос, предупредил иерей.

Маша кивнула: не целовать так не целовать. Интересно, с какой буквы пишется обидчивый брат? Если он Иерофан, это имя, а если иерофан, то должность вроде иерея.

Она не знает про Белое Братство, маленькая была, – догадался брат казначей и объяснил: – Существовала такая секта с бабой в роли Христа: Мария Дэви Христос. Она и воплощение бога, и одновременно его мать и невеста. Готовила своих к концу света, назначила год и день. Время пришло, а конца нет. Тогда она объявила, что покончит с собой и вознесется на небо, только «детки» пускай начнут первыми. К счастью, вовремя струсила и позволила себя арестовать. Кое-кто из

Белых Братьев все-таки наложил на себя руки. Некоторые попали в психиатричку, другие разбрелись, а самые упертые ушли в подполье. Брат Иерофан, вон, к нам прибился. Живет в подвале кротом, неделями не выходит. – Брат казначей впустую пощелкал выключателем и крикнул в темноту: – Брат Иерофан! Алле, капитан! Опять рубильник отключил?

Он со странностями. Думает, что мы за ним шпионим, – добавил брат иерей, доставая зажигалку. Маша поняла, чьи свежие окурки валялись на чердаке. – Ждите, – бросил брат иерей и ушел в темноту.

Еще недолго Маша видела огонек зажигалки, потом он свернул за угол и пропал.

Оставаться с казначеем было тягостно и попросту опасно. В любой момент он мог спросить о чем-нибудь хорошо знакомом гадюке Соколовой и совершенно неизвестном самозванке. Пришлось Маше первой начать разговор, хотя она охотнее полюбезничала бы с не очень большим крокодилом.

Какой у вас акваланг?

Дорогой, – отвечал брат казначей, – а в марках я не разбираюсь. Брат Иерофан тебе все покажет.

– А на какой глубине работа? Брат казначей подумал и сморозил:

Метров сто.

Опять было неясно, проверяет ли он Машу или вправду ничего не понимает.

На ста метрах аквалангисты не работают, – сказала она. – Тридцать, много – сорок.

Ну, тогда на десяти, – легко переиграл брат казначей.

А какая работа?

Все узнаешь в свое время.

Говорить стало не о чем, молчать – нельзя. К счастью, скоро за дверью вспыхнули такие же, как на лестнице, тусклые плафоны. Маша пошла первой, обгоняя брата казначея.

Стены коридора были не меловые, как на чердаке, а бетонированные. Через каждые несколько шагов то справа, то слева попадались железные двери. Надписи «Компрессорная», «Барокамера» говорили о том, что здесь тренировались аквалангисты. Маша подумала, что если с ней захотят разделаться, то обойдутся и без пираний. В этих лабиринтах ее и так никто не найдет.

Брата иерея было слышно издалека.

Спортсменка! Разрядница! – распинался он у закрытой двери.

Девка! Вы б еще телепузика привели, – высунув нос в щелку, огрызался брат Иерофан, и дверь захлопывалась.

Это лучшее, что мы смогли найти, – ныл брат иерей.

Пока Маша раздумывала, не обидеться ли на то, что ее обозвали «этим» среднего рода, брат казначей решительно сунул ногу за приоткрывшуюся для ответа дверь:

Осталось три дня! Где я тебе другого помощника возьму?

Дверь поспешно распахнулась.

– Как три дня?! – возопил брат Иерофан. Оттеснив его, брат казначей ворвался в помещение и кивнул Маше: за мной.

Жилище брата Иерофана, несомненно, было раньше складом чего-то боевого. Шеренгами стояли несокрушимые стеллажи с полукруглыми выемками вместо полок. В них вписался бы сигарообразный силуэт ракеты или торпеды. По потолку шла рельса с остатками роликов и оборванных цепей. Дальняя стена терялась в темноте. Угол за дверью занимала неряшливо застланная койка, десяток железных шкафчиков у стены и стол, заваленный частями разобранного акваланга. Брат Иерофан, человек с атлетическим торсом и мелким плаксивым личиком, торопливо спрятал под одеяло что-то маленькое и уселся на койку. Под носом у него красовалась янтарная клякса машинного масла. Маша сразу назвала его про себя Иерофанушкой.

Слишком ты разборчив, брат, – продолжал казначей. – Я тебе сколько людей присылал! Один, по-твоему, много болтает, другой – слабак, у третьего, наоборот, объем легких слишком большой, быстро воздух расходуется… Все, довы-бирался! Пятого и шестого не будет! – Он обернулся к Маше. – Вот тебе друг и учитель. Пока учит, слушайся его, как самого преподобного. Перестаёт учить – сразу докладываешь мне, и мы приводим его в чувство.

А ведь это шанс, поняла Маша. Акваланг, ласты да еще гидрокостюм, наверное, дадут… Она с надеждой посмотрела на «друга и учителя». Физиономия у Иерофанушки была кислая, как будто брат казначей навязывал ему в ученицы сколопендру.

А вот не возьму ее и все! – отрезал он с победным видом.

– Вон, – тихо скомандовал брат казначей. Иерофанушка не расслышал:

Что?

Вон пошел, – повторил брат казначей. – Или ты работаешь, или порхаешь отсюда немедля! By компрене?

Ладно, – сдался Иерофанушка, – ваша власть! Издевайтесь! Белые Братья и не такое терпели.

Что-то не припомню, когда вы терпели, – усмехнулся брат казначей. – Когда в Москве избили священника прямо на амвоне или когда в Киеве громили Софийский собор?

Иерофанушка скорбно поджал губы.

Хотели пострадать за веру, – объяснил он. – Ибо сказано Матерью Марией: «Дети мои! Вас будут мордовать и рубить вам головы! Но эта кровь нужна земле!»

А вышло-то все наоборот, – добавил брат казначей. – Вы людей мордовали, а они с вами – по закону. Вот незадача! Не удалось пострадать.

Как же не удалось, когда я сам три месяца отсидел в ментовском узилище! – набычился Иерофанушка.

Маша подумала, что по сравнению с ним даже Ганс может показаться вполне терпимым человеком. И вообще, узнав историю Белого Братства, она стала немного лучше думать о детях преподобного Сана. Эти по крайней мере церкви не громят. Правда, непонятно, почему они пригрели брата Иерофана. Не ради же споров, чья секта лучше.

Короче, или ты работаешь, или выметаешься, – подытожил брат казначей.

Я не спорю, – кротко сказал Иерофанушка. – Но надо же проверить, кого вы мне подсовываете. – И он кивнул на рассыпанные по столу детали: – Это что?

Легочный автомат. Был, – сказала Маша, удивляясь простоте вопроса. В акваланге не так много частей, чтобы их перепутать.

Ну, это понятно. А что в нем сломалось?

– Пружина, – навскидку ответила Маша. Получилось очень эффектно. Иерофанушка

смутился и зарыскал глазами, ища, о чем бы еще спросить.

Экзамен сдан, – отрезал казначей. – Пойдем, брат, проводишь нас. А тебя, сестра, жду к себе не раньше ужина. И чтоб коленки тряслись от усталости! Доложишь, чему научилась за день.

Когда братья вышли, Маша подобрала с пола и сунула в карман промасленную заводскую бумажку, сохраняющую форму пружины. Приподняла край одеяла на койке – так и есть: новенькая пружина, еще не очищенная от смазки. Иерофанушка спрятал. Сказать по правде, все свои аквалангистские знания Маша получила за три недели от приезжих туристов. Легочный автомат она впервые видела разобранным и без бумажки не догадалась бы, какую деталь нужно заменить.

Маша приоткрыла дверь, послушала – ни звука. Далеко ушли братья, а жаль, ведь говорили наверняка о ней… Она стала заглядывать в шкафы, тратя на каждый не больше секунды. Незнакомый акваланг, тяжелый – значит, баллоны заправлены… Гидрокостюм, хороший, итальянский, из сохраняющей тепло губчатой резины… А этот хуже – наш старый «Садко»… Какие-то электрические штуки и роскошные фонарики для подводного плавания. Жаль, нельзя стащить – заметно будет, их всего три.

Пятый и шестой шкаф были забиты обернутыми бумагой брикетами, похожими на цибики чая. На каждом повторялась недвусмысленная надпись: «ШАШКА ТОЛОВАЯ 75 ГР.»

Одной такой достаточно, чтобы вдребезги разнести легковую машину. В шкафах их были сотни.

Глава XX ТАИНСТВЕННОЕ ЗАДАНИЕ

Брат Иерофан вернулся с кислющей физиономией и первым делом спросил:

«АРО» знаешь?

Что? – не поняла Маша

Ясно, не знаешь. А «Оксимагнум»? Маша только покачала головой.

Похожее на кукиш Иерофанушкино личико приобрело торжествующее выражение, означавшее: «Я же говорил, что никуда ты не годишься!»

В таком случае что ты знаешь?

Обычные акваланги: «Украину» и «АВМ».

Ну и что прикажешь с тобой делать? – сквозь губу вопросил Иерофанушка.

А вы не догадываетесь? Учить! Если, конечно, можете.

Учить не фокус, было бы кого, – парировал Иерофанушка.

По-моему, мы все уже выяснили, – сказала Маша. – Или мне для полной ясности сходить за братом казначеем?

Иерофанушка печально утер нос, еще сильнее размазав след машинного масла, и стал похож на карнавального кота в сапогах с нарисованными усами.

– Глянь там, в шкафу, «АРО», – кивнул он. Этот акваланг Маша уже видела мельком, а

между тем он стоил самого пристального внимания.

Начать с того, что баллон крепился на груди. Пока Маша это поняла, «друг и учитель» успел неплохо повеселиться. Она крутилась, как мартышка с очками. Если надеть баллон за спину, загубник болтался возле лопаток. Если сначала взять загубник в рот, слишком короткие шланги не давали надеть баллон за спину. Казалось, акваланг сделан для человека со свернутой шеей.

Наконец, она разобралась, что к чему, и… не нашла трубки выдоха! Оставив акваланг, Маша грозно уставилась на Иерофанушку: разыграл, да?! Наверное, всех учеников так обламываешь? ЭТО ЧТО ЗА АКВАЛАНГ, В КОТОРОМ НЕЛЬЗЯ ВЫДОХНУТЬ?! Им только шарики надувать!

Что-нибудь не так? – безмятежно поинтересовался «друг и учитель».

Хорошо, что Маша сдержалась и не высказала все, что думала об «испорченном» акваланге. Срама хватило бы на всю оставшуюся жизнь.

– Сами знаете, – буркнула она.

Аппарат воздушно-кислородный, замкнутого цикла. Попросту говоря, не дает пузырьков, – налюбовавшись ее растерянностью, снисходительно объяснил Иерофанушка.

Вот это номер!

Миллионы людей ныряют с аквалангами, ничуть не беспокоясь, что при дыхании в воде поднимаются пузырьки отработанного воздуха. И только для немногих жизненно важно, чтобы пузырьки не поднимались, выдавая их противнику. Это подводные диверсанты.

Невзрачный матово-серый баллон с загубником, который Маша непочтительно положила на пол, уже нельзя было назвать аквалангом. Разница между этим «АРО» (итальянским, судя по надписям на приборах) и знакомой «Украиной» – как между «Харлеем» и детским велосипедиком «Дружок». Дело не только в пузырьках: с таким аппаратом и оставаться под водой можно дольше, и нырять глубже, и кессонная болезнь почти не страшна.

Вместе с толовыми шашками в шкафах серый баллон навевал однозначные мысли о Машином будущем задании.

Иерофанушка, похоже, смирился с тем, что другого помощника ему не дадут. Страдая, он выволок из закромов новехонький гидрокостюм и с помощью ножниц и клея стал подгонять его по Машиному росту.

Работа требовала частых примерок, а Маша как назло с утра надела очень откровенное белье гадюки Соколовой. Она стала переодеваться, прячась за дверцей шкафа с толовыми шашками. Было интересно, как среагирует «друг и учитель». Тот сначала по-лошадиному фыркнул через губу, сообразил, чем там занимается ученица, и успо-коенно протянул:

– А-а, стесняешься.

Сам Иерофанушка щеголял в мятых трусах в цветочек и не стеснялся ни капельки.

Здесь взрывчатка, – сказала Маша. Иерофанушка потужился и выдал шутку:

А ты думала штопором управиться? После третьей примерки костюм подогнали точно по фигуре. В ожидании, пока клей получше схватится, Иерофанушка предложил пожрать. Он так и сказал: «пожрать», и его глазки при этом по-кошачьи светились.

Разобранный легочный автомат был сметен в первую попавшуюся коробку. Освободив стол, Иерофанушка водрузил на него газовую плитку, на плитку – котелок. Достал из шкафа банку тушенки и устрашающим водолазным ножом смахнул с нее крышку так легко, как будто резал не ясесть, а колбасу. Похвастал, подбрасывая нож на ладони:

Польский, «Экспло». Не хуже американского.

Тушенку он вывалил в котелок, и в воздухе, пропахшем Иерофанушкиными носками и машинным маслом, сразу потянуло мясными ароматами. У Маши побежали слюнки. После пустых щей папы Сана тушенка была именно тем, что надо. А «друг и учитель», посмотрев на нее, добавил еще банку.

Когда жир в тушенке растаял, Иерофанушка выключил газ и, не сняв котелок с плитки, придвинулся к столу.

Ложку, вилку? – светским тоном предложил он Маше, протягивая то и другое.

Маша выбрала вилку. Иерофанушка с довольным видом стал уписывать ложкой расплавленный жир.

– Плохо кушаешь, – заметил он Маше, которая просто не успевала нырять своей вилкой в котелок из-за того, что там всегда оказывалась часто мелькающая ложка Иерофанушки. – Знаешь, как в старину работников набирали?

Знаю, по аппетиту, – сказала Маша. – По-моему, это чепуха. Разве обжоры лучшие работники?

Не все, но как правило, – ответил Иерофанушка. Было заметно, что он гордится своим аппетитом. – Наша работа энергии требует! Заметь: ем голимый жир, а мышцы… – Он согнул в локте руку с надутым бицепсом.

Подумав, что сегодня «друг и учитель» наверняка будет испытывать ее на выносливость, Маша быстро подъела остатки тушенки. Иерофанушка откинулся на стуле и ковырял в зубах ногтем. Вид у него был самый благодушный, и она осмелилась спросить:

А почему вы отказывались от помощников?

Теперь уже не важно, – махнул рукой Иерофанушка и признался: – У меня свой человек есть, из Белого Братства. Давно хотел его сюда перетащить, а брат казначей – ни в какую. Не доверяет, змей ласковый.

Маша прыснула: портрет брата казначея был точный.

Похихикай, похихикай, – буркнул Иерофанушка. – Вечером небось пойдешь на меня стучать.

Пойду. Вы же сами слышали, он мне велел обо всем доложить после ужина, значит, пойду. Только дело ведь обоюдное, – намекнула Маша.

«Друг и учитель» примолк и стал с увлеченным видом дергать клеевые швы на гидрокостюме. Значит, она правильно догадалась: брат казначей и ему приказал явиться с докладом. Гидрокостюм полетел ей в руки.

Одевайся. Если что неясно, спрашивай сейчас, под водой будет поздно.

Маша спросила, как регулируется подача кислорода, не будет ли от него опьянения на глубине. [1]

[Закрыть]
Нелюдимый Иерофанушка преобразился. Отвечал он толково и подробно, со случаями из личной практики. Чувствуя, что «друг и учитель» увлекся, Маша попыталась вытянуть из него главное: что надо взорвать? Начала издалека: на какой глубине работа, надолго ли. Но Иерофанушка вмиг сообразил, к чему клонит ученица, и вся его бойкость сразу слетела.

Не ссорь меня с казначеем, я и так здесь еле держусь, – пробурчал он. – Раз тебе не сказали, значит, не положено. Потерпи, все скажут. Под воду-то идти не казначеям с иереями, а нам.

И «друг и учитель» красноречиво показал глазами на шкаф с толовыми шашками.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю