Текст книги "Диверсия Мухи"

Автор книги: Евгений Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Евгений Некрасов
Диверсия Мухи

...

Спорят две рыбки:

Ну, хорошо, допустим, бога нет. Но кто-то же меняет воду в аквариуме!

Тифон ревел не переставая. Даже издалека звук отдавался в зубах, как скрип ластика по стеклу. Говорят, его специально для военных подбирали медики, чтобы спящий человек моментально вскочил.

Убегая подземными лабиринтами, Маша долго слышала бубнящую скороговорку из динамиков:

Приказ личному составу покинуть расположение базы. Повторяю, это приказ. До полного уничтожения базы остается тридцать минут… Двадцать пять минут…

Щелчки и шорохи старой магнитной ленты не могли скрыть настроения офицера, который наговорил эту запись много лет назад: доля иронии, доля скуки – и твердая уверенность в том, что ему никогда не придется взрывать свою базу, кроме как на учениях.

Тем не менее отсчет времени начался, и уже никакая сила не могла его остановить. Через пятнадцать, нет, уже через четырнадцать минут взрывчатка, вмурованная в стены еще до рождения Машиных родителей, поднимет базу на воздух.

Она свернула с дороги и стала подниматься на поросший редким лесом холм. Позади, километрах в полутора, выскакивали из-под земли обитатели базы. Первым бойко трусил брат иерей, по-бабьи вздернув подол своего золотого балахона. Оторвалась. Перепуганным людям сейчас не до погони, да и не знают они, кто нажал кнопку. Двое-трое могут догадываться, а остальные до сих пор считают ее своей. Ну и пускай думают, что сестра Мария погибла при взрыве… Она оставила их без дома и ничуть об этом не жалела.

Глава I СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО

К самолету подкатили на «Мерседесе» с включенной мигалкой. Как положено, первым вышел водитель-телохранитель Жора и оглядел окрестности. Правую руку он держал за пазухой и выглядел очень внушительно. Сразу было видно, что человек не под мышкой чешет, а с пистолетом наготове контролирует обстановку. Пассажиры в самолете прилипли носами к иллюминаторам. Жора не спешил, как избалованный славой актер. Медленным шагом он обошел «Мерседес» и распахнул заднюю дверцу. Вниманию публики предстал Дед в генеральском мундире с орденскими ленточками до живота. Он тоже огляделся и, наклонившись к дверце, помог выйти Маше.

Представление удалось. Маше казалось, что на нее смотрит весь аэродром. Сгорая со стыда, она вместе с Дедом поднялась по трапу. Жора прикрывал их с тыла.

Провожающих не пускают в самолеты, но Деда и Жору пустили без разговоров. Еще бы, после такого шоу. Жора, не вынимая руки из-под мышки, обнюхал двоих мужчин, которые достались Маше в попутчики. Одного попросил заменить. При этом рожа у него была не шутейная. Можно сказать, государственная была рожа. К ней хотелось приписать что-нибудь энергичное, как на старых плакатах у Деда в Академии. «Не болтай у телефона! Болтун – находка для шпиона». Или еще решительнее: «Не балуй!» Стюардессы забегали, перешептываясь с пассажирами. После сложного тройного обмена Машу отсадили к девушке лет семнадцати. Еще одно кресло в их ряду пустовало, на нем лежал девушкин плащ. Маша бросила рядом свой.

Дед отверз генеральские уста и осчастливил стюардесс, процедив через губу:

Бла-адарю.

У Маши пылали щеки. Она изо всех сил старалась прикинуться посторонним кустиком.

Я договорился с Николаем Ивановичем, – громко сказал Дед. – В Адлере тебя встретит машина ФСБ и отвезет куда надо.

Доигрывая свою роль, он даже не расцеловался с Машей на прощание, а по-военному откозырял. Пускай думают, что она маленькая, но важная шишка, сотрудница ФСБ или дочь какого-нибудь многозвездного генерала.

Стюардесса показывала на часы. Жору она уже выпроводила.

Муха, а может, передумаешь? – наклонился к Маше Дед. Она быстро клюнула его губами в щеку и шепнула:

Не начинай все сначала. Я уже большая.

Дед ушел, оглядываясь, и сразу взвыли самолетные турбины. Маша смотрела, как «Мерседес», беззвучно сверкая мигалками, катится по сырому от моросящего дождика бетону.

По правде говоря, крутая машина была одолжена вместе с Жорой у начальника Академии. Для внушительности. И про ФСБ Дед ввернул для того же. Чтобы каждый, кому захочется попросить у Маши телефончик, сначала крепко подумал. А что делать, если к внучке пристают!

За прошедшее лето с Машей случились маленькие, но заметные перемены. Как всегда, тут и там прибавилось по два-три сантиметра. Только раньше это означало, что надо покупать новое платье и больше ничего, а теперь лишние сантиметры сделали ее девушкой. Превращение не закончилось. В джинсах или в сарафане Маша оставалась девчонкой, но стоило поприличнее одеться и тронуть брови карандашом, как прямо из воздуха возникал очередной приставала. В четырнадцать лет это скорее несчастье, чем подарок судьбы. От самых нахальных приходилось отбиваться.

Самолет порулил, разбежался и взлетел. Голый ноябрьский лес на краю летного поля отпрыгнул вниз, и деревья превратились в жухлую траву. От резкой перемены высоты заложило уши.

Вот и начались каникулы, – вслух сказала Маша, не чувствуя от этого особенной радости. А все из-за Деда. Он так боялся отпускать внучку одну, так отговаривал, что ей почти расхотелось лететь.

В школе учишься? – удивилась ее попутчица. – А выглядишь…

Мне говорили, – вздохнула Маша. – Давай про что-нибудь другое.

Давай. Ты какую музыку любишь?

«Наутилусов».

Такое старье?! Наверное, после фильма «Брат», – догадалась попутчица.

Нет, – сказала Маша, – фильм я как раз не люблю, там ошибок много. Зачем он патроны гвоздями снаряжал, когда была дробь? Расплавить ее в лепешку и нарубить картечи!

Попутчица выпучила глаза:

О господи! Откуда такие знания в столь юном возрасте?

От Деда и от Сергейчика, это полковник один. Они смотрели – смеялись.

А я думала, ты сама сечешь в оружии, – разочаровалась попутчица. – У меня знакомые ходят в тир, сейчас модно.

И я хожу. Иногда, – сказала Маша и подумала, что два раза – это не «иногда», а скорее «очень мало». Но, с другой стороны, она четыре года играла в пейнтбол. Оружие там духовое, стреляет шариками с краской, зато обстановка боевая. У Деда в Академии все рты поразевали, когда Маша, впервые взяв настоящий пистолет, за пять секунд поразила четыре ростовые мишени.

В иллюминаторе долго мелькала белая муть, потом самолет пробился сквозь облака и хлынуло солнце.

– Дамы и господа, можно расстегнуть ремни, – забормотала в микрофон стюардесса. – Полет проходит на высоте девять тысяч четыреста метров, расчетное время прибытия в Адлер – четырнадцать часов тридцать пять минут. На борту имеются журналы и настольные игры. А теперь вас ждет сюрприз от компании «Краснодарские авиалинии».

Сюрприз оказался бесплатными кепочками. Когда стюардесса, заранее розовея, нахлобучила одну на голову и вышла в проход между креслами, пассажиры замерли.

Название авиакомпании, вышитое лесенкой над козырьком, вблизи смотрелось просто и строго:

Краснодарские

Авиационные

Линии

Но уже в пяти шагах мелкие буквы не читались, и название превращалось в медико-лабораторное:

К

А

Л…

По рядам прокатился шепот, кто-то несмело хихикнул, а потом сразу человек пять невоспитанно заржали.

Стюардесса, конечно, знала о неприличной особенности фирменных головных уборов, но была обязана сделать свою работу. С вымученной улыбкой она пошла по салону, направо и налево предлагая кепки. Пассажиры отворачивались. Некоторые клевали на дармовщину, но тут же прятали взятые кепки и начинали обсуждать, можно ли вывести надпись в химчистке.

А я надену! В этом есть общественный вызов, – сказала попутчица. Покосилась на Машу и перевела, как для маленькой: – Прикольно!

Маша тоже взяла кепку и нахлобучила на голову. Пусть будет общественный вызов.

Спасибо! А то хожу одна, как дура, – шепнула им стюардесса.

Расщедрившись, она отвалила на двоих литровый пакет ананасового сока и кучу кислых карамелек. Маша почувствовала себе заговорщицей, членом тайного ордена шокирующих кепок. Они с попутчицей потягивали сок из трубочек и улыбались. Давно пора было знакомиться, но с этим у Маши вечно возникали проблемы. Казалось бы, уже разговорились, и остается только вставить свое имя. А у нее всегда получалось невпопад.

А генерал тебе кто? – спросила попутчица.

Дедушка.

Он из ФСБ?

Нет, из военной разведки.

Попутчица помолчала и озадаченным тоном ляпнула:

А разве это не одно и то же?

Маленькая разница все-таки есть. Примерно как между волком и волкодавом, – тактично объяснила Маша.

А почему тогда твой дедушка приказал ФСБ прислать за тобой машину? Потому что генерал?

Да нет, он может приказывать только своим, разведчикам. А в сочинском управлении ФСБ у него знакомые.

Так ты к ним летишь?

Нет, мы не такие уж друзья, чтобы в гости навязываться. Просто Дед им помог в свое время, а теперь они обещают помочь. Пришлют машину с водителем и все, даже встречать меня не будут. А лечу я к одноклассникам.

Ничего не понимаю, – призналась попутчица. – Ты в Москве живешь?

В Москве.

А к одноклассникам летишь на юг?

Маша рассказала, что до нынешней осени жила в приморском городке Укрополе. Потом Дед вернулся из американской командировки, затянувшейся на половину жизни. В Укрополь на пенсию его не отпустили, а назначили в Академию разведки передавать опыт молодым офицерам. Вот Дед и перетащил к себе в Москву маму и ее, Машу. Случилось это как-то вдруг, они даже не успели продать дом. Теперь Маша едет в Укрополь протопить печку, чтобы в доме не завелась плесень, дать в газету объявление о продаже, а главное – провести каникулы со своими ребятами.

Кстати, меня Марией зовут, – добавила она. Получилось-то, как всегда, некстати.

Правда?! И я… То есть моя сестра тоже Маша, – обрадовалась попутчица и замолчала, как будто решая, стоит ли выдавать секретную информацию. – Нина, – представилась она. – Нина Самолетова.

Редкая у тебя фамилия, – заметила Маша. – Я знаю тележурналиста Алексея Самолетова и больше никого.

А у тебя?

У меня простая – Алентьева.

Нет, у тебя тоже редкая. Я знаю только… Ой! – Нина, отстранившись, пригляделась к Маше. – Тебе никто не говорил, что ты похожа на Маргариту Алентьеву?

Все время говорят. Лицом в маму, умом в папу. Если честно, уже надоело. Как будто я сама никто.

Нина все приглядывалась, наклонив голову к плечу, и на ее лице ясно читалось: «Не обманешь!»

Скажешь, она твоя мама? Маша кивнула.

А папа – Владимир Пресняков?

Почему? – не поняла Маша.

Ну как же! Дед – генерал, мать – телеведущая, значит, отец тоже должен быть неслабый.

Вот так всегда. Начнешь рассказывать про своих, и получается такой «Граф Монте-Кристо», что никто не верит.

Заметь, я не хвасталась! – вспыхнула Маша. – Ты спросила, я ответила. А отец у меня, к твоему сведению, был разведчиком и погиб на задании.

Нина, розовея, замямлила извинения.

Ничего, я привыкла, – миролюбиво сказала Маша, зная, что попутчица, может быть, поверила, может быть, нет, но в любом случае постарается сочинить «Графа Монте-Кристо» не хуже.

А у меня все обыкновенное, – начала Нина. – Родилась в Москве и живу в Москве. Иногда только съезжу за границу по делам, – не без торжества добавила она и отогнула воротник своего плаща, брошенного на свободное кресло. – Лейбл видишь? Версаче, из Рима привезла… А вот, смотри, кулончик из Парижа.

Кулончик был золотой, в виде крохотной Эйфелевой башни. А Нинины сережки с прозрачными камушками оказались бриллиантовыми, купленными в Лондоне.

Маша спросила, какие дела у Нины за границей.

Международные, – туманно ответила попутчица. – Я работаю в одной организации… Ты все равно не знаешь. Борьба за мир, компьютерные курсы – в общем, все для молодежи.

На дальнейшие расспросы Нина сообщила, что:

а) в Италии нужно бояться русскую мафию, она там давно срослась с местной;

б) во Франции нужно бояться дешевых магазинов «Тати», а если все же угораздит купить в них что-нибудь, то лучше сразу выбрасывать фирменные пакеты. Идти с ними по улице – все равно что написать на лбу: «Я бедная»;

в) в Англии бояться нечего, кроме сырой погоды, но жизнь унылая и дорогая.

Это почти все. Знаменитую Мону Лизу попутчица не видела, хотя, если верить ей, прожила в Париже месяц. Колизей видела, он большой. Проезжала мимо и посмотрела в окно машины. Из лондонских достопримечательностей вспомнила Биг-Бен, Тауэр и Трафальгарскую площадь – прямо по тексту из учебника английского языка.

«Граф Монте-Кристо» получался бледноватым, как старый фильм про колхозную жизнь. Похоже, Нина сама это почувствовала и завела длинную историю о каких-то незнакомых и неинтересных людях. Тут на Машино счастье в сумочке у попутчицы зазвонил телефон. Пока она але-кала, Маша удрала в туалет и с пользой убила время, причесываясь и разглядывая себя в маленькое зеркало над раковиной. Да, уже не девчонка, и с этим ничего не поделаешь. Фарш невозможно провернуть назад.

Когда она вернулась, над кабиной пилотов горело табло: «Не курить. Пристегнуть ремни». Самолет шел на посадку. Опять заложило уши, и вдобавок началась болтанка. Нина с побледневшим лицом откинула голову на спинку кресла. Нехорошо, но Маша тихо порадовалась, что не придется ее слушать, разгадывая, в общем, одну и ту же загадку: врет или не врет?

Пейзаж внизу был солнечный и зеленый, не то что в озябшей ноябрьской Москве. Маша прикинула, что ребята, пожалуй, еще купаются. Не все, но Петька – наверняка, он вырабатывает в себе морской характер. Купальника мама ей не дала из тех же соображений, из которых заставила пристегнуть к плащу теплую подкладку. Но можно поискать старый купальник среди оставленных в доме вещей или одолжить у Наташки.

Попутчица совсем расклеилась. До посадки она просидела молча, вытирая платочком потный лоб, а как только разрешили вставать, первой подскочила к двери. Даже не попрощалась. Еще раз ее заметная кепка мелькнула над толпой в аэропорту, и случайное знакомство оборвалось навсегда.

«Наврала, – окончательно решила Маша. – Увидела генеральскую внучку на черном «мерине» и стала пыжиться».

– Мария? – услышала она.

Раздвигая пассажиров, к ней подходил молодой человек, разворотом плеч и цепким взглядом похожий на Жору.

Маша сняла кепку с неуместной надписью и спрятала в карман плаща. Хватит, поприкалывалась.

Глава II СМЕРТЬ ПОД ПАЛЬМАМИ

Как справедливо заметил кто-то из покорителей Севера (то ли Нансен, то ли Амундсен), к холоду привыкнуть нельзя, его можно только терпеть. После московского нуля с утренней гололедицей шестнадцать градусов в Адлере показались жарой. А когда Маша увидела пальмы у аэропорта, слезы навернулись на глаза. Все-таки она южанка, родилась здесь и выросла.

Знакомый Деда Николай Иванович расщедрился: прислал «Линкольн». Сам он ездил на черной «Волге», а его подчиненный Гриша однажды подвозил Машу с Дедом на «жигуленке». Гриша тогда сказал, что «жигуленок» оперативный, с форсированным мотором: и внимания не привлекает, и может догнать иномарку.

Водитель взял у Маши багажный талончик и пошел за чемоданом, оставив ее на широком заднем диване «Линкольна». Она разобралась, какие кнопки управляют стеклоподъемниками, какие – люком в потолке, и все раскрыла настежь. Воздух чуть заметно пах морем. Маша сама не подозревала, как соскучилась по этому запаху соленой воды и тины, гниющей на горячих береговых камнях.

Совсем рядом в киоске продавались открытки с южными видами. Ей захотелось надписать одну Деду и здесь же, в аэропорту, опустить открытку в ящик, но было боязно оставить незапертую машину. Еще, чего доброго, уведут из-под носа.

Крышка багажника поднялась, заслонив заднее стекло. Ага, водитель вернулся, укладывает ее чемодан. Отпроситься у него на минуточку?…

Водитель сел за руль и, не успела Маша раскрыть рот, рванул с места. Кнопками на своем пульте он позакрывал все окна, извинившись: «Не положено!» Тон у него был самый вежливый, но, кажется, водитель злился, что приходится везти девчонку вместо того, чтобы бороться с преступностью.

«Перебьюсь», – подумала Маша сразу обо всем – и о неотправленной открытке, и о свежем воздухе, который, кстати, не так уж сильно пах морем. Вот в Укрополе другое дело, в Укрополе воздух будет по-настоящему морской, потому что море ближе и машин меньше. Еще два часа, и она дома. Можно подождать, дольше терпела.

Водитель все прибавлял скорость. Пожалуй, так он и за полтора часа домчит до Укрополя. Теплый воздух из кондиционера отдавал малиной – не море, но тоже приятно. Маша расстегнула плащ и задремала, покачиваясь в мягком кожаном нутре «Линкольна». Миллионерская машина. Тоже, наверное, оперативная, чтобы фэ-эсбэшники, прикинувшись крутыми, могли попасть на какую-нибудь встречу уголовных авторитетов.

Разбудил ее скрежет. Железом – по лаку, по блестящей, как облизанная карамелька, дверце. Маша открыла глаза и отшатнулась. В сантиметрах от ее лица за стеклом угрожающе навис бампер огромного грузовика. Он отжимал «Линкольн» на обочину, не то заставляя остановиться, не то сбрасывая с дороги. Это было слишком опасно, чтобы сойти за рядовое хамство.

– Держись! – закричал водитель и ударил по тормозам, пытаясь пропустить грузовик.

Маневр почти удался. Впереди, занимая все ветровое стекло, всплыл высокий серебристый борт – тягач с рефрижератором, лимоны везет или мандарины, сейчас для них сезон. «Линкольн» уже сворачивал влево, чтобы вырваться на свободную полосу, но тут водитель тягача тоже затормозил. Серебристый борт надвинулся, как гора. «Линкольн» несло под него, и Машиному водителю опять пришлось взять вправо.

Бок о бок машины выскочили на пригорок, и стало видно, что впереди у обочины стоит асфальтовый каток. Машин водитель снова попробовал отстать, но тип за рулем тягача был наготове. Он притормозил, вильнув прицепом, и многотонная махина заскрежетала по лакированному боку «Линкольна». Предупреждение было недвусмысленное: «Даже не пытайся оторваться, а то сразу смахну тебя в кювет!»

Вот так, значит. Останавливаться нельзя, а что в таком случае можно? Или на ста километрах в час сбить пяток придорожных столбиков и кувыркнуться с крутого откоса, или на той же скорости вмазаться в каток… Да это же убийство!

Охотились определенно не за Машей, а за «Линкольном» ФСБ, наверное, думая, что в нем едет важный офицер. Но от этого было не легче. Противники Федеральной службы безопасности – не просто уголовники, а государственные преступники, опасные для всей страны. Не так уж важно, кто сидел в кабине тягача, торговцы оружием или чеченские боевики. Они не пощадят случайную свидетельницу, если даже Маша выживет в аварии. Увы, Дедова забота могла стоить внучке жизни. Ведь говорила же она, что сама прекрасно доедет: автобусом до Сочи, оттуда другим до Укрополя – всего одна пересадка…

До катка оставалось километра три – меньше двух минут. Машин водитель выхватил пистолет и начал стрелять по шинам прямо сквозь стекло.

Первые три выстрела оставили крохотные дырочки, после четвертого стекло все сразу пошло трещинами. Водитель выбил его локтем. Колеса у рефрижератора были огромные, два двойных ската только с одной стороны. Ничего заметного с ними не случилось.

Из кабины тягача высунулся человек, похожий на какого-то мультяшечного приятеля Чиполлино: коричневая голова, хохолок ботвы на макушке… Чулок напялил, поняла Маша. Водитель выстрелил навскидку; в воздухе с жужжанием пронеслись осколки разбитого пулей зеркала, а приятель Чиполлино спрятался.

И вдруг тягач вильнул, прицеп заскользил вбок, ударил, и «Линкольн» со скрежетом и звоном разбитого стекла взлетел над дорогой, неумолимо переворачиваясь набок.

Маша вспомнила, что в таких случаях надо закрывать голову руками. Но ведь и держаться чем-то нужно, а то будешь болтаться, как горошина в погремушке. Пока она размышляла, «Линкольн» боком ударился о землю и закувыркался. С шипением выстрелили подушки безопасности у водителя, сразу три. Перекатываясь от дверцы к потолку, от потолка к другой дверце, Маша думала, что это несправедливо: у водителя и ремень безопасности, и подушки, а у пассажира ничего. Надо написать в линкольновую фирму, что так нельзя, почему они о пассажирах не заботятся?!

На третьем кувырке крыша вмялась внутрь, и Машу зажало между опустившимся потолком и сиденьем. Было мягко, и в тесноте даже меньше болтало.

Перевернувшись еще два раза, «Линкольн» встал на колеса. Звякнул о камень осколок стекла, со звоном лопнула какая-то железка, и стало тихо. Маша расслышала частый хруст гравия под ногами. К машине бежали.

С тех пор как ее разбудил скрежет стали по лакированному борту, прошло минуты две. Строить догадки не было времени. Маша твердо знала одно: на них напали хладнокровно и безжалостно. Кто, почему – сейчас не важно, главное, эти люди бежали к ней, и ждать от них добра не приходилось.

В щель между передними сиденьями она видела только безжизненно повисшую руку и штанину водителя. На штанину капало, красные потеки крови впитывались в черную ткань и сами темнели. Вот вам и ремни-подушки. Пристегнутый и обложенный со всех сторон, водитель не смог упасть на бок, и удар смятой крыши разбил ему голову или свернул шею.

Маша просунула руку и зашарила по липким от крови коленям водителя. Где пистолет?! Шаги врагов приближались. Согнувшись в три погибели, она по пояс протиснулась в щель. В сплющенной машине было мало света. Маша не сразу рассмотрела, что пистолет валяется на полу, отлетев под педаль тормоза. Лезть к нему пришлось бы по окровавленным ногам мертвеца, и то неизвестно, удастся ли дотянуться… Удастся! От пистолета вверх, к кобуре водителя, тянулся ремешок. Аккуратный был человек, боялся потерять казенное оружие.

«Линкольн» содрогнулся от удара. Вмятую дверь выбивали, кажется, ломом. Маша засучила рукав и, стиснув зубы, полезла за пазуху водителю. Он был теплый. Ей показалось, что под мокрой рубашкой слабо ударилось сердце. Кобура… Ремешок… Еще раз стукнули ломом. Заскрежетало железо, и в машине стало чуть светлее. Не отвлекаться, тянуть осторожно, чтобы пистолет не зацепился за педаль… Есть! «Макаров», только странный, с черной округлой рукояткой. В тире Академии таких штук сто, две полки в сейфе, и у всех рукоятки желто-коричневые и угловатые.

Дверцу настойчиво ковыряли, уже прямой луч света упал Маше на руку. Заглянут и увидят… Она сунула пистолет в карман плаща. Так и стрелять через карман, чтобы ничего не успели понять. Первому – по ногам, а если не отстанут… Водитель сделал пять выстрелов, осталось три патрона. Поискать запасную обойму? Поздно!

С унылым скрипом отворилась дверца. Маша едва успела вывернуться из щели между сиденьями и втиснуться на свой диванчик. Вмятая крыша не давала сесть и даже как следует приподнять голову. Неплохо бы вылезти, прежде чем стрелять. Хотя условия здесь диктовала не она.

В машину заглядывал приятель Чиполлино с натянутым на голову чулком. Губы и нос у него сплющились, как у негра.

– Жива? – участливо спросил он.

Не ответив, Маша стала выбираться ногами вперед. Приятель Чиполлино тактично придержал ей подол, чтобы не задрался.

Снаружи «Линкольн» напоминал пивную жестянку, побывавшую под каблуком. Сжимая в кармане рукоятку пистолета, Маша облокотилась о багажник. Ноги подкашивались, с правой потерялась туфля, и трава холодила пятку. Она смотрела в чужое, затянутое чулком лицо, пытаясь угадать выражение глаз.

Под темным капроном блеснули зубы. Сорвав с головы чулок, убийца с улыбкой шагнул к Маше:

– Здравствуй, сестра!