Текст книги "Религия в народной школе"

Автор книги: Евгений Марков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Благія намѣренія составителей програмъ, включающихъ законъ Божій всюду и всегда, не привеля, какъ мы всѣ знаемъ, ни къ чему доброму. Религіозность нашего образованнаго класса, «зубрившаго законецъ» во всѣхъ его видахъ и на всѣхъ ступеняхъ своего ученія, до такой степени ничтожна, что въ этомъ отношеніи мы стоимъ несравненно ниже всѣхъ народовъ Европы и образованной Америки. Кажется, опытъ былъ достаточно полонъ и достаточно поучителенъ.

Кажется, есть слишкомъ серьезныя основанія усумниться въ пользѣ «зубренія законца» младенцами и юношами, мальчиками и дѣвочками, и сознать, что наша установившаяся система преподаванія закона Божія страдаетъ глубокими внутренными недостатками.

Если столяры и сапожники нерѣдко дѣлаютъ изъ своихъ учениковъ дѣльныхъ мастеровъ, помощью колотушекъ и дранья волосъ, никогда не совѣтуясь съ ихъ собственною волею и вкусами, ломая ихъ поперекъ, въ случаѣ сопротивленія, то не нужно забывать, что тутъ дѣло идетъ не о внутреннемъ развитіи духа, а o механической сноровкѣ рукъ, которая пріобрѣтается однимъ частымъ упражненіемъ, будетъ ли оно добровольное или насильственное, – все равно. Но религіозное настроеніе человѣка, но нравственныя стремленія его можно вызвать только единственнымъ путемъ воздѣйствія на свободную душу человѣка, возбудивъ искреннюю жизнь его сердца.

Отвѣты уроковъ, баллы, наказанія, переводы изъ класса въ классъ, выдача дипломовъ и признаніе служебныхъ правъ, – все это средства внѣшняго принужденія и насилія, совершенно чуждыя цѣлямъ и интересамъ религіозной нравственности, препятствующія, но не способствующія ей, искажающія ея характеръ и убивающія ея будущность.

Если ученіе закону Божію должно происходить путемъ устрашенія и взысканія, то въ такомъ случаѣ вообще слѣдовало бы всѣхъ вѣрующихъ сгонять въ церкви по приказамъ власти, подвергать отвѣтственности отсутствующихъ и предписать каждому молящемуся обязательное число крестныхъ знаменій, вздоховъ и колѣнопреклоненій. Во многихъ учебныхъ заведеніяхъ почти уже достигли этой механизація религіозныхъ упражненій, и посѣщеніе воспитанниками церкви, какъ по пріемамъ, такъ и по связаннымъ съ нимъ требованіямъ, весьма мало отличается отъ упражненій въ маршировкѣ и военныхъ артикулахъ всякаго рода. По нашему мнѣнію, это низведеніе религіи до степени какой нибудь географіи или французскаго языка и примѣненіе къ ея изученію всѣхъ мѣръ, употребляемыхъ при обязательномъ изученіи наукъ, искуствъ и ремеслъ, эта замѣна свободныхъ влеченій души человѣческой къ Божеству принудительными церковными парадами, – убиваетъ религію въ самомъ корнѣ, и притомъ гораздо вѣрнѣе, чѣмъ всякій атеизмъ, всякое свободомысліе философовъ. Можно ли удивляться, что наше общество совершенно лишено религіознаго чувства, когда все воспитаніе нашего дѣтства и юношества, съ какихъ уже поръ основано на системѣ лицемѣрія и насильственности въ самыхъ глубокихъ вопросахъ сердца и духа.

Казенный характеръ религіи въ воспитаніи дѣтей невольно отражается и на позднѣйшихъ отношеніяхъ къ ней взрослыхъ людей. И тамъ религія продолжаетъ только стѣснять человѣка извѣстными формальными требованіями, какъ своего рода административное вѣдомство, необходимое при рожденіяхъ, женитьбахъ и даже смерти.

Послѣ вопроса: «какъ васъ зовутъ?» судъ обязанъ предложить вопросъ: «бываешь ли у исповѣди и причастія?»

Безъ исповѣди и причастія, человѣкъ можетъ быть устраненъ отъ свидѣтельскихъ показаній. Безъ исповѣди и причастія человѣка не станутъ вѣнчать. Безъ исповѣди и причастія человѣка не станутъ терпѣть на службѣ.

Я понимаю, что безъ исповѣди и причастія человѣкъ можетъ быть исключенъ изъ союза вѣрующихъ, изъ своей церкви. Но допустить вмѣшательство въ этотъ вопросъ сердечныхъ вѣрованій гражданскаго судью или административнаго начальника, это значитъ, религію обратить въ казенную службу, Бога замѣнить чиновникомъ.

Наше духовенство, пріученное держаться въ преподаваніи и въ своихъ отношеніяхъ къ юношеству на почвѣ формальныхъ требованій, остается такимъ и относительно взрослаго общества.

У насъ священникъ немыслимъ какъ наставникъ, совѣтникъ и утѣшитель семьи въ ея затрудненіяхъ и горѣ, и вообще во всѣхъ случаяхъ ея внутренней духовной жизни, какимъ несомнѣнно являются священники многихъ другихъ европейскихъ обществъ. Это понятно потому, что само духовенство наше лишено религіозно-нравственнаго воспитанія, а получаетъ такое же формальное знакомство съ истинами вѣры и всѣмъ вообще міромъ религіи, Какое получаетъ въ болѣе слабой степени наше свѣтское юношество.

Кому нечего дать, тому нечѣмъ дѣлиться съ другими. Укоренившееся неуваженіе нашего общества съ духовному сословію, униженное и безвліятельное положеніе его, совершенно объясняются этимъ направленіемъ дѣятельности и этимъ характеромъ воспитанія нашихъ священниковъ. Они являются не пастырями душъ, не учителями народа, а мелкими чиновниками церковнаго вѣдомства, въ услугѣ которыхъ неособенно нуждается властное сословіе дворянъ и бюрократіи, но которые, подобно становымъ приставамъ и волостнымъ старшинамъ, могутъ держать въ нѣкоторой зависимости мелкій деревенскій людъ и извѣстнымъ образомъ эксплуатировать его въ свою пользу.

* * *

Такое положеніе вещей не должно быть и не можетъ быть терпимо, и мнѣ кажется, что духовенству, болѣе чѣмъ кому нибудь, слѣдуетъ освѣтить этотъ вопросъ съ самою широкою откровенностью, чтобы приложить затѣмъ энергическія усилія къ своему нравственному возрожденію.

Продолжать же наше лицемѣрно-благоговѣйное молчаніе относительно такого кореннаго вопроса народной будущности – все равно, что идти въ пропасть съ завязавными глазами. Европа и Америка, кажется, ясно доказываютъ намъ, что новое время вызываетъ изъ нѣдръ обществъ такія грозныя, до сихъ поръ дремавшія въ немъ стихіи себялюбія и жадности, которыя разорвутъ въ клочки, растащатъ по косточкамъ весь выработанный вѣками нравственный міръ нашъ, если не встрѣтятъ могущаго противовѣса въ другихъ, болѣе человѣчныхъ, болѣе общественныхъ началахъ нашей жизни, популярнымъ выраженіемъ которыхъ служитъ система христіанской нравственности.

Мы уже испытали въ два послѣдніе года, до степени какого звѣрства и полнаго уничтоженія человѣчества доходятъ инстинкты озлобленнаго себялюбія, когда они работаютъ въ средѣ, недающей имъ отпора въ твердо установленныхъ привычкахъ и убѣжденіяхъ религіозно-нравственной жизни.

При отсутствіи этихъ истинныхъ консервативныхъ началъ, въ благородномъ смыслѣ этого слова, сила, самая ничтожная по размѣрамъ и самаго низшаго разбора по своему качеству, можетъ, какъ показалъ опытъ, принимать видъ чего-то грознаго и непобѣдимаго.

Но эта мнимая грозность и непобѣдимость, въ сущности, есть только наша собственная нравственная ничтожность, наша неспособность дать отпоръ чему бы то ни было, что само заявляетъ себя силою и беретъ на себя руководство нашими судьбами и нашею волею.

Въ подобной нравственной простотѣ возможны самыя дикія, самыя невообразимыя явленія, разъ только нарушается рутина патріархальныхъ привыченъ и взглядовъ и личность человѣка пріобрѣтаетъ смѣлость почина, которою она не пользовалась прежде.

Общество, безъ органическихъ нравственныхъ уставовъ, лишенное внутри себя твердой духовной структуры, есть страдательная масса, подобная водамъ моря или горамъ песку, которыми можетъ по произволу ворочать то одинъ, то другой вѣтеръ. Движенія этихъ массъ могутъ быть ужасны, ничѣмъ неотвратимы, но онѣ всегда безсмысленны и почти всегда гибельны.

Мексика и нѣкоторыя другія страны центральной и южной Америки представляются намъ нагляднымъ образцомъ того критическаго и безвыходнаго состояніи обществъ, въ которое онѣ впадаютъ при отсутствіи внутреннихъ нравственныхъ основъ жизни, замѣняемыхъ внѣшнею религіозною образностью и офиціальнымъ лицемѣріемъ.

При этихъ условіяхъ ничто не въ состояніи обуздать разнузданное себялюбіе человѣка-звѣря, ничто не въ силахъ поставить надежную плотину противъ неистово напирающихъ, прибывающихъ все выше и все ближе угрожающихъ водъ разлива дикихъ людскихъ страстей…..

* * *

Всего страшнѣе, если такимъ нравственнымъ хаосомъ, такою безсмысленною борьбою первобытныхъ духовныхъ атомовъ, непримиренныхъ другъ съ другомъ и не организовавшихся ни въ какое стройное цѣлое, замѣнится теперешнее полудикое міросозерцаніе простаго народа.

Что это міросозцаніе не можетъ остаться «на вѣки нерушимымъ», объ этомъ и говорить нечего. Оно уже и теперь во многихъ отношеніяхъ расшатано, во многихъ мѣстахъ получило трещины и пробоины. Уже мы видимъ зарожденіе на нашихъ глазахъ новаго типа дикаря, не вѣрующаго въ патріархальныя системы нравственности и открыто смѣющагося надъ ними. Это существа съ предпріимчивымъ и разсчетливымъ мозгомъ человѣка, съ безчувственно алчнымъ сердцемъ шакала; онѣ ужаснѣе и отвратительнѣе всякаго звѣря.

Перешагнуть прямо отъ домоваго и вѣдьмы, отъ «глаза» и «порчи», къ наглому атеизму, къ безвѣрію пса смердячаго, и съ тѣмъ вмѣстѣ, конечно, къ культу всякой грубой, осязательной, ариѳметически доказывающей себя силы, – вотъ что грозитъ прежде всего, при настоящихъ условіяхъ народнаго образованія, нашему простому человѣку, когда сама собою закончится, наконецъ, стадія его патріархальнаго быта и онъ захочетъ окончательно выпростаться изъ своихъ дѣтскихъ пеленокъ.

Кулачество и міроѣдство, ставшія обычною органическою формою, въ которую облекается русская народная жизнь при всякомъ своемъ шагѣ къ дальнѣйшему развитію, убѣдительнѣе всего указываютъ, какіе плоды готовитъ намъ въ будущемъ то мнимое образованіе народа, которое снабжаетъ его механическимъ чтеніемъ по складамъ и механическимъ вычисленіемъ по счетамъ, не затрагивая глубины души его, не облагораживая его помысловъ, не обогащая его разума истиннымъ знаніемъ.

Всѣ лучшія силы нашего общества, которымъ дорога его судьба, которыя способны видѣть нѣсколько дальше завтрашняго дня, – должны соединиться въ дружный союзъ, чтобы обезпечить нашему простому народу, пока еще время не ушло, правильное религіозно-нравственное воспитаніе. Пути къ достиженію этой цѣли различны. Могучимъ средствомъ къ этому послужило бы коренное измѣненіе воспитанія нашего духовенства, усвоеніе имъ себѣ того практически нравственнаго характера, той теплоты отношеній къ своему дѣлу, безъ которыхъ немыслимо призваніе христіанскаго пастыря. Много помогла бы дѣлу и свободная дѣятельность частныхъ лицъ, одушевленныхъ желаніемъ посодѣйствовать религіозно-нравственному развитію народа, если-бы, конечно, дѣятельности этой не ставилось теперешнихъ безцѣльныхъ препятствій, если-бы перестали, наконецъ, смотрѣть, какъ на заговоръ противъ государственной безопасности, на образованіе обществъ съ разными добрыми цѣлями, и предоставили бы имъ право работать на излюбленномъ ими поприщѣ, какъ онѣ умѣютъ, не преслѣдуя ихъ подозрительностью, не связывая имъ рукъ и ногъ безконечными разрѣшеніями, запрещеніями и ограниченіями. Человѣку, незнакомому съ жизнью цивилизованнаго запада, трудно повѣрить, какую бездну вреда наносимъ мы сами себѣ, особенно будущности простаго народа, этимъ безумнымъ отвращеніемъ отъ него всякаго свободнаго, сочувственнаго влеченія къ нему нравственно настроенныхъ людей. Бесѣдовать съ народомъ, поучать народъ, совѣтовать народу, разъяснять народу – у насъ въ сущности дозволяется только деревенскому попу, да становому приставу, т. е. тѣмъ именно лицамъ, которыя почти никогда не захотятъ, да и не съумѣютъ ни разъяснить ничего, ни поучить ничему.

Всякое другое слово къ народу, живое или писанное, въ формѣ ли книги, въ формѣ ли бесѣды и лекціи, подлежитъ карантину, болѣе строгому, чѣмъ чума или холера. Появись кто нибудь не изъ мужиковъ въ чужомъ селѣ или деревнѣ, начни говорить о чемъ нибудь, кромѣ погоды или урожая, спрашивать что нибудь, кромѣ дороги въ сосѣднее село или уѣздный городъ, – и всѣмъ покажется, что затѣвается Богъ знаетъ что; всѣ станутъ принимать энергическія мѣры противъ угрожающей обществу опасности. До такой степени недовѣрчиво относимся мы ко всякой частной дѣятельности, ко всему, что не несетъ на себѣ казенной печати и чиновничьяго мундира. Кому новость, что у насъ то и дѣло арестуютъ въ деревняхъ невинныхъ изслѣдователей народныхъ обычаевъ и нравовъ, излишне любопытныхъ статистиковъ, натуралистовъ, собирателей пѣсенъ, въ родѣ всѣмъ памятнаго П. И. Якушкина, и проч.

На-дняхъ, въ Курскомъ уѣздѣ, волостной старшина арестовалъ даже своего земскаго врача, остановившагося переночевать въ избѣ мужика; до такой степени выдресировала полиція крестьянскія власти смотрѣть подозрительно на всякую личность въ платьѣ образованнаго человѣка. Мнѣ самому недавно чуть не пришлось попасться въ подобную же исторію, при посѣщеніи глухой деревеньки сосѣдняго уѣзда, возбудившей мое любопытство нѣкоторыми своими древними историческими памятниками. Можно же себѣ представить, какой бы поднялся гвалтъ, если-бы подобные посѣтители стали не только распрашивать крестьянъ объ ихъ свадебныхъ обрядахъ или о древнихъ курганахъ ихъ окрестности, а проповѣдывать народу его нравственныя обязанности и возбуждать въ немъ стремленіе къ болѣе духовной жизни. Тѣ, кто считаютъ страшною опасностью для народа такое свободное общеніе съ его сердцемъ и мыслью мыслящихъ и сочувствующихъ людей, воображаютъ, конечно, что этимъ они защищаютъ его невинную душу отъ заразы разныхъ тлетворныхъ ученій; но это они именно только воображаютъ. На дѣлѣ выходитъ совсѣмъ противное. На дѣлѣ выходитъ, что благонамѣренные люди, которые могли бы оказать дѣйствительную пользу нравственному воспитанію народа путемъ устройства для него какихъ нибудь вечернихъ или праздничныхъ чтеній, бесѣдъ, обществъ трезвости или благочестивыхъ упражненій, удаляются отъ него, за невозможностью одолѣть открытымъ и законнымъ путемъ воздвигнутыя противъ ямъ препятствія. Люди же, дѣйствительно злоумышляющіе, люди настоящаго заговора, разумѣется, нисколько не стѣснены отсутствіемъ офиціальной возможности соприкасаться съ народомъ. Многочисленные политическіе процесы послѣдняго времени раскрыли съ самою полною очевидностью, что «хожденіе въ народъ», получившее теперь свой спеціальный и весьма прискорбный смыслъ, производится партіею нашихъ анархистовъ безъ малѣйшаго затрудненія; что платье поденщика или молотъ кузнеца, не возбуждающіе подозрѣнія полиціи, только способствуютъ анархистамъ къ тѣснѣйшему сближенію съ народомъ и бъ большему вліянію на него.

Никто не долженъ такъ радоваться нашему ослѣпленію въ этомъ отношеніи, какъ именно наши анархисты. Всѣми неразумными мѣрами подозрительности мы играемъ въ руку никому другому, какъ имъ. Мы очищаемъ для нихъ поле дѣятельности, свободное отъ всякой конкуренціи; мы предоставляемъ имъ разносить въ народѣ свою гибельную проповѣдь, не встрѣчая никакого опроверженія, никакого противовѣса со стороны болѣе здравыхъ взглядовъ общества.

Вѣдь не разсчитывать же въ самомъ дѣлѣ, что этотъ противовѣсъ и это опроверженіе дадутъ народу щедринскій «батюшка» или щедринскій Граціановъ? Такимъ образомъ, всѣ наши удары, предназначаемые на защиту родной нравственности, падаютъ на открытыхъ друзей этой нравственности и минуютъ притаившихся враговъ ея. Такимъ образомъ, мы сами помогаемъ народу попасть въ сѣти, ему разставленныя, удачно лишая его друзей и защитниковъ и не з^мѣя обличить его губителей. На европейскомъ западѣ, въ цивилизованной Америкѣ, совсѣмъ не то. Тамъ не одно духовенство, не одна школа заботятся о воспитаніи народа. Тамъ существуютъ сотни частныхъ обществъ и сотни тысячъ членовъ этихъ обществъ, тратящіе на свое дѣло миліоны рублей, которые посвящаютъ себя разнымъ видамъ просвѣщенія и воспитанія народа.

Одни издаютъ съ этою цѣлью дешевые народные журналы и книги, проводящіе въ народъ здравые взгляды и полезныя знанія, развивающія его нравственное чувство. Другіе устраиваютъ для него съ этою же цѣлью школы, классы, бесѣды, конференціи. Третьи учреждаютъ народныя библіотеки, музеи, театры. Четвертые организуютъ въ средѣ народа благотворительные союзы, пенсіонныя и вспомогательныя кассы, пріюты, богадѣльни всякаго рода, взаимный кредитъ, товарищества потребленія и товарищества добыванія…

Словомъ, помощью этихъ безчисленныхъ обществъ, невидимыми нитями проникающихъ все существо народной жизни, во всевозможныхъ сторонахъ ея, разработывающихъ ее со всѣмъ жаромъ искренности и свободнаго влеченія, въ народѣ цивилизованныхъ странъ выработывается гораздо болѣе сознательное и гораздо болѣе стойкое отношеніе ко всѣмъ вопросамъ его нравственной, умственной и общественной вслѣдствіе чего онъ перестаетъ быть азіатскимъ дикаремъ, грубою стихійною массою, послушною первому дуновенію, и дѣлается настоящимъ человѣкомъ христіанской Европы.

Намъ, русскимъ, стыдно бы и вспомнить, что мы, величающіеся такъ часто своимъ православнымъ благочестіемъ, почти вовсе не заботимся на дѣлѣ о религіозно-нравственномъ воспитаніи той части своего народа, которая лишена возможности получить его собственными усиліями. Мало того, воспитаніе это находится въ самомъ жалкомъ положеніи, даже среди нашихъ высшихъ классовъ, дворянства, купечества, духовенства.

«Аще же и соль обуяетъ, чѣмъ осолите»? Нечестивые американскіе республиканцы, которыми мы пугаемъ, какъ букою, нашихъ наивныхъ православныхъ невѣждъ, оставляютъ насъ безконечно далеко за собою относительно развитія религіозной нравственности. Около 75, 000 частныхъ обществъ, считающихъ въ своей средѣ миліоны людей, посвящаютъ себя исключительно религіозному образованію народа въ этой странѣ невѣрія и либерализма.

Въ ней издается чуть не 500 однихъ религіозныхъ и нравственныхъ журналовъ, не считая многихъ тысячъ другихъ, предназначенныхъ также для просвѣщенія простаго народа, касающихся земледѣлія, промышленности, ремеслъ и политики. Правда, въ странѣ этой нѣтъ монастырей, въ безплодной праздности и тайномъ сластолюбіи проживающихъ деньги трудолюбиваго люда, увеличивающихъ и безъ того достаточное число народныхъ паразитовъ всякаго рода; но за то каждый храмъ Божій, каждый пасторатъ Америки, – это естественный центръ и разсадникъ народнаго образованія и благотворительности. Домъ американскаго священника – прежде всего значитъ школа для дѣтей, читальня для народа, пріютъ для бѣдныхъ. При церквахъ Америки считается около 5,000 библіотекъ съ миліонами томовъ книгъ, не считая многихъ тысячъ библіотекъ воскресныхъ школъ, которыя большею частью также групируются около духовныхъ учрежденій, и въ которыхъ еще большіе миліоны книгъ. Такой воспитательный и благотворящій характеръ необходимо было бы усвоить и нашему духовенству. Въ этомъ, несомнѣнно, его главное призваніе, какъ пастырей церкви. Вездѣ, гдѣ прививалось первобытное христіанство, оно начинало съ этой обязанности наставленія и помощи, и даже въ нашей русской исторіи, при нашихъ первыхъ князьяхъ-христіанахъ, Владимірѣ, Ярославѣ, Изяславѣ и проч., церковные приходы означали именно христіанскую школу и христіанскую взаимопомощь. Въ настоящее же время духовенство наше отодвинулось безконечно далеко отъ этихъ самыхъ главныхъ и самыхъ святыхъ обязанностей христіанскаго пастыря и потому, говоря по совѣсти, часто составляетъ теперь лишнее бремя въ числѣ многихъ другихъ тягостей народной жизни, только лишнюю начальствующую инстанцію, требующую поборовъ и стѣсняющую своими разрѣшеніями каждый естественный шагъ крестьянской жизни, – но ни въ какомъ случаѣ не помощь и не удовлетвореніе народу въ его насущныхъ нравственныхъ нуждахъ.

Совмѣстное поднятіе сознанія своего христіанскаго и нравственнаго долга въ средѣ духовенства и въ то же время предоставленіе свободной религіозно-нравственной дѣятельности всему русскому обществу, рѣшительное и безповоротное снятіе съ него въ этой области печати подозрѣнія и недовѣрія, – одни только могутъ обезпечить въ будущемъ религіозно-нравственное развитіе нашего народа и спасти его отъ неминуемо ожидающаго его впереди гибельнаго разнузданія ничѣмъ несмягченныхъ хищническихъ и грубо-матеріальныхъ его инстинктовъ. Въ этой необходимой борьбѣ лучшихъ силъ общества съ темными сторонами животной натуры человѣка, народной школѣ придется, конечно, играть выдающуюся роль, потому что она можетъ вліять на религіозно-нравственное сознаніе невѣжественнаго простолюдина въ самую впечатлительную пору его жизни, въ дни его чистаго дѣтства.

Мы далеки при этомъ отъ мысли, будто религіозно-нравственное вліяніе школы должно сосредоточиться на преподаваніи одного предмета закона Божія и быть поручено исключительноѵу завѣдыванію и исключительнымъ заботамъ только одного законоучителя.

Вопросъ – кому въ нашей народной школѣ удобнѣе, при существующихъ условіяхъ, обучать дѣтей религіи, нельзя смѣшивать съ совсѣмъ другимъ вопросомъ:– кому ввѣрить религіозно-нравственное воспитаніе дѣтей этой школы. Наша глубокая, общая всѣмъ ошибка въ томъ, что и въ среднихъ, и въ низшихъ учебныхъ заведеніяхъ своихъ и даже при домашнемъ воспитаніи, мы привыкли отдѣлять религіозную нравственность въ какой-то особый научный предметъ, поручаемый особому спеціалисту, и затѣмъ успокоиваться на сознаніи, что мы сдѣлали все, что надлежало сдѣлать для обезпеченія нравственнаго направленія школы. Эта ошибка, впрочемъ, далеко неслучайная, а есть неизбѣжное послѣдствіе всей ложной системы нашихъ отношеній въ религіи.

Непроникнутые ею въ глубинахъ своей души и вмѣстѣ съ тѣмъ признавая холоднымъ разсудкомъ незамѣнимую пользу ея для общества, въ качествѣ твердаго регулятора жизни, мы ограничиваемся лицемѣрнымъ формальнымъ благоговѣніемъ къ ней, и не понимая сами ея внутренняго могущества, ея безконечной живучести, ея свободнаго и искренняго характера, – въ близорукомъ малодушіи своемъ тщимся ограждать ея безъ всякой нужды отъ малѣйшаго самостоятельнаго отношенія къ ней, отъ прикосновенія къ ея таинственной скиніи всякой другой руки, кромѣ приставленнаго къ ней левита.

Подумаешь, въ самомъ дѣлѣ, смотря на всѣ наши искуственныя предосторожности и болѣзненныя тревоги въ области религіозныхъ вопросовъ, что религія Христа, восторжествовавшая надъ самыми могучими религіями древняго міра, ставшая религіею всего господствующаго образованнаго человѣчества, доживающая теперь свое второе тысячелѣтіе, – есть какое-то безсильное и хрупкое изобрѣтеніе фантазіи, къ которому опасно близко допустить испытующую мысль человѣка, которая на каждомъ шагу нуждается въ защитѣ и опорѣ внѣшняго насилія, и безъ энергическаго содѣйствія становыхъ и цензоровъ разсыпалась бы въ прахъ при первомъ неосторожномъ обращеніи съ нею.

Съ этой ошибочной точки зрѣнія, мы, съ ревностью, достойною гораздо лучшаго дѣла, отгоняемъ отъ религіи цѣлое общество и вмѣстѣ съ тѣмъ вгоняемъ нашихъ офиціальныхъ хранителей религіи въ узкія рамки кастоваго промысла и обряднаго отправленія должности, т. е. вынимаемъ изъ религіи душу ея, лишаемъ Христа Его ученіе.

Какъ и слѣдовало ожидать, плодомъ нашего безразсуднаго недовѣрія къ внутренней силѣ религіи и нашихъ стараній поддержать ея значеніе внѣшними чиновническими мѣрами явилась постыдная бѣдность религіозно-нравственнаго чувства во всемъ нашемъ обществѣ, дѣлающая насъ еще болѣе отсталыми отъ европейскихъ народовъ, чѣмъ даже слабые успѣхи нашего матеріальнаго благосостоянія.

Наша будущая народная школа должна оправиться отъ этого откровеннаго сознанія, что система лицемѣрнаго, обязательнаго благоговѣніи передъ религіею, предписываемаго распоряженіями начальства, не привела насъ ни къ чему плодотворному, и что только свободное внутреннее отношеніе къ вопросамъ религіозной нравственности, основанное на искренности и теплотѣ чувства, можетъ дать намъ какую нибудь надежду на лучшее будущее.

Поэтому было бы нелѣпо ограничивать эту область воспитательнаго воздѣйствія на дѣтей народа одними уроками закона Божія, кто бы ни былъ преподавателемъ его.

Вся жизнь школы поэтому, прежде всего жизнь самого учителя, должна стать этимъ непрерывнымъ урокомъ правды, труда и любви; и въ этомъ смыслѣ истинно-христіанское направленіе воспитанія въ нашихъ учительскихъ семинаріяхъ является центральнымъ вопросомъ нравственной будущности нашего народа.

Только невѣжды, только грошовые либеральные болтуны могутъ считать христіанскую идею идеею отжившею или отсталою. Напротивъ того, ей теперь, болѣе чѣмъ когда нибудь, предстоитъ широкая будущность; и если вникнуть серьезно въ сущность основныхъ общественныхъ идеаловъ нашего времени, мы безъ труда убѣдимся, что въ нихъ только заключается, выраженное современнымъ языкомъ, примѣнительно къ современному положенію вещей, вѣчно истинное евангельское начало человѣческаго братства.

Но разъ мы признали, что учитель народной школы долженъ быть постояннымъ проводникомъ религіозно-нравственнаго элемента въ наши школы, вопросъ о томъ, ему ли или не ему должно быть поручено само преподаваніе закона Божія, является вопросомъ уже второстепеннымъ.

Въ народной школѣ не должно быть раздѣленія воспитательныхъ вліяній между лицами разнаго склада мыслей, разныхъ воспитательныхъ цѣлей. Съ этой педагогической точки зрѣнія, народной школѣ необходимъ одинъ учитель для цѣлаго класса. И, конечно, при настоящемъ жалкомъ нравственномъ уровнѣ духовенства, всѣ преимущества находятся на сторонѣ свѣтскаго учителя, когда этимъ учителемъ можетъ повсемѣстно быть воспитанникъ учительской семинаріи.

Такой учитель проходитъ очень серьезный курсъ закона Божія. Уже вступая въ семинарію, онъ долженъ выдержать экзаменъ изъ полнаго курса уѣздныхъ училищъ и затѣмъ цѣлые три года, уже ставъ зрѣлымъ юношею, посвящаетъ себя изученію религіи подъ руководствомъ избраннаго преподавателя, съ спеціальною педагогическою цѣлью. Ничто не препятствуетъ обставить экзаменъ изъ религіи выпускныхъ воспитанниковъ учительской семинаріи такими гарантіями, въ смыслѣ контроля духовнаго вѣдомства, при которыхъ не останется ни малѣйшаго сомнѣнія въ подготовленности этихъ воспитанниковъ къ нехитрой роли толкователя молитвъ, событій священной исторіи или основныхъ догматовъ христіанской вѣры. Вѣдь въ жизни, на дѣлѣ, преподавателями закона Божія не только у дѣтей простаго народа, но и у большинства другихъ классовъ, являются не столько священники, сколько матери и бабушки, няньки и богомолки.

Но система казеннаго лицемѣрія намѣренно отворачивается отъ подобныхъ фактовъ жизни и въ чрезмѣрной заботливости своей считаетъ недостойными этого дѣла даже людей, спеціально подготовленныхъ къ нему.

Полуграмотный сельскій попъ, поучающій народъ, что въ благовѣщенскую пятницу работать нельзя, что на Ивана Постнаго круглаго не ѣдятъ, что въ Семенъ день сѣмена святятъ, а на Спасъ-Маккавея макъ съ медомъ въ церковь нужно нести, считается гораздо болѣе надежнымъ истолкователемъ Христовой религіи, чѣмъ самый разумный педагогъ, вышедшій изъ свѣтскаго заведенія.

Совершенное незнаніе своей религіи вашимъ народомъ до сихъ поръ, вопреки опыту вѣковъ, не убѣждаетъ сторонниковъ лицемѣрной религіозности въ непригодности нашего наличнаго духовенства къ роли законоучителя.

Сторонники эти стращаютъ общество, не знаю искренно или съ заднего мыслью, будто преподаваніе народу религіи въ рукахъ свѣтскаго учителя обратится въ орудіе безбожія и безнравственности всякаго рода.

Но такія произвольныя соображенія не должны, мнѣ кажется, смущать даже самыхъ довѣрчивыхъ людей. Нужно смѣяться надъ здравымъ смысломъ, чтобы притворяться непонимающимъ такихъ простыхъ вещей. Врагъ религіи нисколько не нуждается въ урокахъ религіи, чтобы разрушить ее въ сердцѣ дѣтей. Каждое слово его, по всякому поводу, въ каждомъ предметѣ преподаванія, можетъ быть направлено въ этомъ смыслѣ, и оно будетъ тѣмъ вреднѣе, чѣмъ незамѣтнѣе проскользнетъ оно, чѣмъ тѣснѣе перепутаетъ собою сторонніе предметы, чѣмъ менѣе явится для него необходимости формулировать себя въ сколько нибудь опредѣленныхъ ученіяхъ. Враждебное религіи преподаваніе закона Божія есть безсмыслица, способная поразить своимъ внутреннимъ противорѣчіемъ даже малоопытныхъ дѣтей; кромѣ того, это ложь такая осязательная и наглядная, что въ ней удостовѣриться легче, чѣмъ въ чемъ нибудь другомъ.

Ужъ если задаваться такимъ прискорбнымъ недовѣріемъ къ нашему сословію народныхъ учителей и вообще къ нашей свѣтской педагогіи, то нужно быть послѣдовательнымъ и вообще оградить отъ вторженія этихъ львовъ рыкающихъ, ищущихъ кого поглотити, не только нашу народную, но и всякую другую школу, гдѣ они способны посѣять такіе гибельные плевелы. Изъ Назарета можетъ ли быть что доброе?

Вообще, если это такъ, то слѣдуетъ пересоздать съ корнемъ нашу учительскую семинарію, нашу свѣтскую педагогію.

Общество во всякомъ случаѣ должно имѣть въ своемъ распоряженіи составъ вполнѣ благонадежныхъ народныхъ учителей, которые были бы, по крайней мѣрѣ, такими же искренними христіанами, какъ и наши сельскіе попы, дьяконы и проч.

Опытъ жизни нисколько, впрочемъ, не оправдываетъ опасеній и подозрѣній нашихъ лицемѣровъ религіи.

Говоря вообще, наши учительскія семинаріи, даже и при теперешнихъ серьезныхъ недостаткахъ своего воспитательнаго устройства, выпускаютъ изъ своихъ стѣнъ трудолюбивыхъ и не мудрствующихъ лукаво народныхъ учителей, ничѣмъ не дающихъ повода заподозрить ихъ въ невѣріи или стремленіяхъ растлить народъ. Можетъ быть и встрѣчались отдѣльные случаи, что кто нибудь изъ подобныхъ учителей уличался въ томъ или другомъ предосудительномъ направленіи своей дѣятельности; мы этого, признаемся, не знаемъ. Но противъ единичныхъ случаевъ не обезпечена никакая система, никакое учрежденіе.

И въ этомъ отношеніи уже несомнѣнно, что духовныя семинаріи несравненно чаще являлись источникомъ происхожденія самыхъ враждебныхъ обществу стремленій, что, однако, не мѣшаетъ вообще воспитанникамъ ихъ пользоваться полнымъ довѣріемъ блюстителей общественной безопасности и даже считаться чуть не краеугольнымъ камнемъ ея.

Мы, съ своей стороны, понимаемъ возможность только одного отношенія къ выработываемымъ нами учрежденіямъ: или онѣ заслуживаютъ довѣрія – и тогда имъ необходимо оказывать его вполнѣ, или онѣ его не заслуживаютъ – и тогда онѣ ни къ чему негодны, тогда необходимо передѣлать ихъ, добиться того, чтобы они заслуживали наше довѣріе.

И такъ, мы прямо высказываемся за то, чтобы уроки религіи не отдѣлялись въ народной школѣ отъ другихъ предметовъ преподаванія и были поручены одному и тому же учителю.

Это, съ одной стороны, сообщитъ единство всей воспитательной жизни школы, а съ другой – подниметъ нравственное значеніе учителя въ глазахъ дѣтей.

Это въ одно и то же время обезпечитъ и дѣйствительный успѣхъ религіознаго обученія нашихъ крестьянскихъ дѣтей, и религіозное нравственное развитіе самаго учителя.