Текст книги "Зимняя война 1939-1940. И.В.Сталин и финская кампания"

Автор книги: Евгений Кульков

Соавторы: Олег Ржешевский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Следующий вопрос – в отношении срока обучения артиллеристов. 2-годичный срок недостаточен по целому ряду причин. Мы почувствовали чрезвычайно остро, что подчас наши командиры-артиллеристы не умеют ориентироваться на местности. Нам, артиллерийским командирам, приходилось определять местоположение пехоты [противника] нашими артиллерийскими разрывами. Тут сказалось и то, что в наших общевойсковых военных училищах этому вопросу уделяется недостаточное внимание.

Последний вопрос о дисциплине. Нужно сказать, что за время военных действий у нас дисциплина пала по целому ряду причин. Имело место невыполнение, неточность выполнения приказаний, лихачество и даже факты дезертирства (и не только в артиллерии). Это говорит о том, что мы понизили требовательность младшего начсостава к рядовому составу, не учитывали роль товарищеских судов. Наконец, у меня имеется замечание по части органов прокуратуры. Они переложили всю ответственность на командный и политический состав. Я приведу такой факт: боец бросает боевую машину недалеко от фронта, является без машины. Передаешь дело прокурору для привлечения его к ответственности. Прокурор отвечает: тут сказалась недостаточная воспитательная работа. Прекрасно. Этот же боец, посланный на фронт на передовую линию, через три дня бежит с фронта и занимается мародерством. Ни к чести нашей прокуратуры, его задержали и осудили, и как ни странно, через 2-3 месяца обвинение в потере машины приписали командованию части.

ВОРОШИЛОВ. Слово имеет комбриг Лелюшенко.

ЛЕЛЮШЕНКО (комбриг, командир 39-й танковой бригады)

Я остановлюсь на тех вопросах, которые в порядке опыта были получены в войне, на примере 39-й танковой бригады. На мой взгляд, недостатком вначале было то, что бригада вступила в действие против белофиннов, имея всего два танковых батальона, а накануне выступления из Западной Белоруссии – пять батальонов. Таким образом, вместо 350 боевых танков, у меня всего было 110. Три батальона, согласно указаниям Генштаба, были выделены как самостоятельные для действий со стрелковыми дивизиями. Эти батальоны не имели достаточного количества ремонтных средств и средств пополнения личным составом. Мощный аппарат, штаб и политотдел бригады, обслуживал лишь половину состава бригады. Танковые батальоны при стрелковых дивизиях, имея куцые штаты, на 15 декабря 1939 г. остались с 7-8-ю танками. Эвакуировать и восстанавливать боевую материальную часть танков у них не было средств. А в танковых бригадах для этой цели имелись хорошие походные мастерские – маленький заводик, и если утром подбивают танк на поле боя, то вечером этот танк, будучи восстановлен, уже участвует в боях. Я, имея эти два батальона и позже подчиненный мне 204-й огнеметный батальон и 65-й лыжный батальон, выполнял боевые задачи. Опыт показал, что к концу операций я имел танков почти столько же, сколько в начале войны. Восстанавливал и свои танки, и те, которые не принадлежали бригаде. Таким образом, бригада жила как боеспособное соединение и готова была выполнить любую задачу.

Что нового в области применения танков выявилось в этой войне? До этой войны у многих командиров существовала такая точка зрения, что применение танков в настоящей войне будет небольшое, так как на театре военных действий было 50% леса, 25% воды, несколько процентов болот и примерно только 10% такой местности, где танки могли бы действовать. Опыт показал, что танки можно применять на финляндском театре, и не только можно, но и необходимо, крайне необходимо, но лишь с той оговоркой, что организация взаимодействия танков с пехотой должна соответствовать самому театру военных действий. В чем особенность взаимодействия? Пехота должна вплотную действовать за танками. Когда танки медленным ходом двигались (я говорю относительно экранированных танков, которые противник не мог пробить 37-мм пушкой), пехота придерживалась за борт этих танков, продвигалась смело вперед. Нам известно, что противник нередко поражал нас огнем минометов и автоматов (речь идет о пехоте). Для таких театров особенно хорошо нужно подготавливать взаимодействие танков с пехотой. 39-я танковая бригада с 8-й дивизией и с частями 36-й дивизии получила большой опыт и обеспечила преодоление полосы прикрытия в районе Кирка-Муола. Наконец, действие по овладению [Илвеским] узлом укрепленного района, как основным узлом обороны противника. Это взаимодействие показало, что пехота и танки, работая вместе, успешно преодолели УР в сложных условиях (лес, болота, камни, надолбы, снег).

Второй момент, который явился для меня новым. До этого времени была такая точка зрения у командиров, что танки ночью не должны действовать и мало применялись. Что дал опыт? Ночью танки нужно применять, но как? Применять не вообще на глубину дальнего удара, а совместно с пехотой на коротке для овладения определенным важным объектом в обороне противника. Тогда будет достигнут успех. Пример: в районе [Илвеского] УР нам удалось вместе с пехотой разбить противника.

Пехота чувствовала силу и поддержку. Танки огнеметами и пушками отражали всякие попытки противника контратаковать нашу пехоту.

Можно и нужно ли применять танки ночью? Нужно обязательно применять, но при этом четко организовывать взаимодействие танков с пехотой, с хорошей предварительной разведкой командиров-танкистов совместно с пехотой.

Вопрос подготовки штурмовых и блокировочных групп. Состав штурмовой группы: рота пехоты, взвод танков, два противотанковых орудия, одно саперное отделение. Систематически тренировать на конкретной местности штурмовые группы по атаке ДОТа. Наряду с этим научить не только саперов, но и пехоту, уметь составлять расчеты на: подрыв определенных объектов и препятствий, уметь снаряды прикрепить и подорвать данный объект. У меня было три случая, когда саперы выбывали из строя, а сделать расчет и подорвать встречающиеся препятствия людей среди пехоты на нашлось. Поэтому саперную, инженерную подготовку – необходимый минимум – каждый должен знать на зубок еще в мирных условиях.

Возвращаясь к вопросу организационного порядка для танковых войск. Мне кажется, что танковые батальоны при стрелковой дивизии довольно куцые. Их нужно изъять и создать танковые полки и бригады. Сам опыт боев на финляндском фронте показал, что танковые батальоны не жизнеспособны. Эти батальоны мало имели ремонтных средств, эвакуационных. Наконец, пополнение личным составом затруднено, потому что у батальона нет возможности маневрировать пополнением личного состава из своих внутренних ресурсов.

В бригаде я делал так: организовал нештатный учебный танковый батальон. Набрал 150 человек из следующих подразделений бригады: роты боевого обеспечения, роты связи, роты резерва командования и из других подразделений. Учил их систематически, готовил из них механиков, водителей, мотористов, командиров танков и башенных стрелков. Опыт дал хорошие результаты. Я не получал пополнение механиками водителями. В бригаде были обучены запасные танкисты, им были привиты традиции боевого духа, и я не видел, чтобы кто-либо дрогнул и вернулся назад, все рвались только вперед на выполнение боевой задачи. Это подтверждалось выполнением всех тех задач, которые были поставлены перед 39-й танковой бригадой.

Общий вопрос, который касается общевойсковых частей и всех нас. Мне кажется такой момент надо учесть – своевременно увозить погибших и раненных в бою. Я сужу по опыту первой конной, там ни одного погибшего не оставляли и каждый чувствовал, если его убьют, то врагу не позволят издеваться над его трупом, а если ранен, то его обязательно свои подберут. Это имеет большое моральное значение на войне для участников боя. Мы наблюдали такие недочеты. Это нужно учесть. Враги-финны старались подбирать своих убитых. Правда, один раз, когда мы на них поднажали, они не успели это сделать.

НОВОСЕЛЬСКИЙ (комбриг, командир 86-й стрелковой дивизии)

86-я стрелковая дивизия действовала в несколько отличных условиях от всего фронта. Она, перейдя через лед Финского залива…

СТАЛИН. К Выборгскому заливу?

НОВОСЕЛЬСКИЙ. И потом к Выборгскому заливу, овладела северной оконечностью полуострова Койвисто, двинулась дальше к северному берегу Выборгского залива, причем все ее действия были обусловлены короткими сроками. Когда части дивизии подходили к северному берегу Выборгского залива, то [оказались в] чрезвычайно интересной обстановке. Вся местность на северном берегу, как, наверное, и вся Финляндия, представляет [собой] лесистую, равномерно всхолмленную территорию, заваленную громадными камнями. Некоторые из камней достигают величины 2-этажного дома. Камни эти изобилуют расщелинами и щелями. Вся местность, на которую вышла дивизия, представляла огромный, большой ДОТ. Под каждым камнем сидели финны и из каждой щели, из каждой трещины каждого камня стреляли автоматическими ружьями, минометами, пулеметами и обороняли эту местность.

Надо сказать, что полки дивизии, зацепившись за северный берег Финского залива, попали в чрезвычайно непривычное для боя и крайне тяжелое положение. Надо сказать, что против частей дивизии действовал противник если не в равных, то в силах, немного уступающих по численности самой дивизии. Кроме того, противник бросил на этот участок всю свою авиацию, которая была у него. Таким образом, создались чрезвычайно трудные условия.

К чему это я говорю? А к тому, что здесь много говорили о дисциплине – есть ли дисциплина, слаба ли дисциплина, идет ли у нас боец, как он идет и т.д. Тут решающее значение имеет следующее обстоятельство. Несмотря на тяжелые условия, наши бойцы эту местность все-таки взяли и противника преодолели, и противник за 8 дней боев на этом северном берегу ни одного раза не попытался и не мог попытаться перейти в контратаку, потому что каждый день, каждый час, где дивизия вела военные действия, бойцы были активны.

Вопрос о том, идет ли наш боец, или он не идет, есть ли у нас дисциплина или нет ее у нас, он в основном решается этим моментом. Я сам переживаю третью войну, бывал не раз в боях, но при таких тяжелых условиях я никогда не видел, чтобы боец так самоотверженно, так храбро шел вперед. Другое дело, что действия наших мелких подразделений, а может и дивизии в целом, были неуклюжими. Вот, когда вошла рота в лес, командир роты собирает вокруг себя всю роту, а почему? Потому, что он боится передоверить командиру взвода, командиру отделения свою роту. И они все идут скучившись. Если командир взвода хороший, то он ведет свой взвод. В результате мы имеем целый ряд случаев, когда такая компактная масса напарывалась на огонь финнов. Один какой-нибудь финн, замаскировавшись, выводит много людей из строя. Почему это происходит у нас, товарищи? Да потому, что у нас нет отделенного командира, нет руководителя своего отделения. У нас с этим делом обстоит плохо.

Перед отъездом на фронт у нас взяли всех младших командиров и мы получили других со стороны, даже не из кадров, а из запаса. Причем необходимо отметить, что мы этих людей не знали. К нам попали не те люди, которые у нас проходили переподготовку на сборах. В результате мы пошли воевать без младших командиров. Нужно сказать, что мы сами еще не обучаем, не воспитываем по-настоящему младшего командира. Мы знаем, что фигура младшего командира для нас имеет большое значение. Дело это чрезвычайно важное и подчас даже решающее. Что из себя представляет тот товарищ, тот человек, который должен будет быть младшим командиром? Этот человек иногда бывает хорошим, а иногда плохим, особенно его волевые качества. Мне кажется, что при отборе младшего командира нужно учитывать его волевые качества. А мы этого не делаем и довольствуемся теми, которых нам присылают. Мы должны отбирать таких, чтобы они были не только грамотные, не только комсомольцами, но и чтобы у них были хорошие волевые качества. Между тем, мы довольно мало обращаем внимание на то, чтобы младший командир был отважным руководителем своего отделения.

ГОЛОС. Неправильно!

СТАЛИН. Правильно, правильно!

НОВОСЕЛЬСКИЙ. Как мы их обучаем? Обучаем мы их не так, как нужно. Почему? Вот я, например, помню, когда я был солдатом, правда, я был в одном очень жестоком полку – Преображенском, попал в учебную команду. Мне уже 45 лет, а я и до сих пор чувствую все последствия воспитания в этой учебной команде, последствия физического воспитания (смех), и, я сказал бы, отчасти нравственного воспитания. Некоторые слабые черты моего характера были в этой учебной команде как-то подправлены. Я как-то иначе стал обращаться с людьми, стал иначе к себе относиться, и во всяком случае физически стал лучше развит. Я и сейчас спортсмен, хожу много на лыжах.

Дело не в этом. Учебная команда мне дала закалку, которая сохраняется на протяжении такого большого времени.

Во-первых, у нас командиры взводов полковой школы молодые люди, зачастую нам приходится направлять на эту работу прямо прибывших из школы товарищей, которые сами еще не имеют известной закалки, не знают мерила, с которым можно подойти к бойцу и немножко с ним либеральничают, нет настоящей требовательности, да чего греха таить, даже нет подчас настоящих фундаментальных знаний по оружию, по стрельбе, элементарных знаний, мало культуры. Начальники же школ порхают. Вот, если начальник школы хороший человек, хорошо работает, его обязательно заберут, а отсюда разваливается и школа, а ведь подготовка младших командиров – это большое дело. Конечно, армия растет, растет командный состав, нужны хорошие люди, никто спорить об этом не будет, но какие-то должности и места нужно стабилизировать. Если ты командир дивизии или полка, если ты хороший начальник школы, надо дать возможность самому подучиться и научить других людей, это окупится потом. Я думаю, нам нужно иметь обязательно хороших младших командиров, отважных руководителей своего отделения, чтобы он вел действительно свое отделение в бой, но этого на сегодня еще нет.

Остановлюсь еще на одном вопросе. Вот у нас разведка была плохо поставлена, и поэтому погибал комсостав в таком непозволительном количестве. Вот пример. У нас в 169-м полку был помощник начальника штаба Кондратович, хороший лейтенант. Я ему в полк послал лыжников и приказал обойти с фланга финнов. И вот пошел он, повел лыжников, а лыжники молодые ребята-добровольцы, многие стрелять не умеют, и когда начался огонь в лесу, они оробели. Этот лейтенант видит, что дело плохо, а задание надо выполнять, пошел [сам] вперед, чтобы увлечь за собой людей, и едва сделал несколько шагов – ее убили. Это характерная гибель нашего комсостава. Командиры дают беспредметную команду: "За мной вперед!", вместо того, чтобы сказать: "Иванов, двигайтесь, ползите туда-то, сделайте то-то". Если людям хорошо подавать команду, они все сделают.

Относительно командиров рот. Здесь положение может обстоять еще хуже. У нас есть командиры рот – младшие лейтенанты, лейтенанты. Вот сейчас в дивизии осталось немного командиров рот, но это такие командиры рот, за которых я руками и зубами дрался бы и не выпускал бы от себя. Но я уверен, что пройдет некоторое время, такого хорошего командира заберут, ибо он хороший человек. Младший лейтенант, еще недостаточно опытный товарищ. Он пробыл всего несколько дней, мы увидели, что он хороший, положиться на него можно, имеет смысл его учить, затрачивать силы, но надо дать ему покомандовать ротой и это принесет пользу.

Я считаю, что если нет хорошего командира роты, то пусть будет вакантная должность. Пусть временно младший лейтенант сидит на этой должности и временно командует. А раз уж ты пришел в роту, раз ты роту принял, начинай командовать. Если формируются новые части, то мне кажется, что лучше иметь одну хорошую дивизию, чем несколько плохих. Если такую дивизию хорошо организовать, она сделает больше одна, чем несколько других дивизий.

Теперь я хотел сказать несколько слов относительно физической и боевой подготовки. Тут говорили в отношении подведения пехоты к огневому валу на 100– 150 м. Когда мы стояли в Кингисепе, мы подводили пехоту на 20– 30 м, расходуя при этом 20-30 снарядов на орудие, подводили во весь рост. Я сделал это для того, чтобы приучить людей к тому, как свистят снаряды, осколки, мины, а потом я спрашивал и говорил: "Слышали?", они отвечали: "Слышали". "Никого не убило?" – "Не убило никого". Вот вам и картина боя.

Но что мы имеем в мирных условиях. Мы имеем по три снаряда на орудие. И командир полка не знает, то ли командира учить, то ли стрелковым делом заниматься.

ВОРОШИЛОВ. У нас получается огромное количество снарядов.

НОВОСЕЛЬСКИЙ. Необходимо на полигонах хотя бы раз в год по-настоящему обстреливать наши части, чтобы народ видел, как рвутся снаряды и как надо себя вести в бою.

Теперь относительно физической подготовки, относительно штыкового боя и лыжной подготовки. Наставление по штыковому бою, которое утверждено народным комиссаром, нуждается в правке. До сих пор я не могу мириться со штыковым боем, которому мы обучаем, он какой-то неосновательный – когда берешь винтовку и начинаешь ею делать приемы, то никакого воодушевления не получаешь. Мою точку зрения многие разделяют. Ведь убить человека штыком – дело простое, это проще пареной репы, как говорится, тут ничего не нужно устраивать. Штык – дело простое. У меня есть пожелание пересмотреть это дело, многое нужно изменить и пересмотреть стойку, она должна быть ниже и глубже.

Относительно лыжной подготовки. С лыжной подготовкой у нас плохо дело обстоит, а это важное дело. У нас лыж нет таких, какие нужны нам – короткие широкие лыжи, их нигде не достанешь.

ЧЕРНЯК (комдив, командир 136-й стрелковой дивизии)

136-я дивизия состояла исключительно из приписного состава, кадрового состава было весьма незначительное количество. 136-я дивизия прибыла в распоряжение Ленинградского военного округа в сентябре месяце.

Занимаясь боевой подготовкой, слаживанием дивизии, еще на эстонской границе было много приложено труда подготовить дивизию так, чтобы она выглядела действительно как боевая единица. В первых боях в Финляндии дивизия не участвовала. Считали, что дивизию нужно постепенно "раздергать". Так и получилось, что в конце октября из дивизии забрали всех минометчиков. Дивизия осталась без минометчиков. Из дивизии изъяли около 800 лошадей, брали колесные машины. Так что постепенно, как и говорили, дивизию "раздернули". А в начале декабря получили распоряжение дивизию погрузить и отправить на финскую границу. К 11 декабря дивизия была уже подготовлена и выглядела более или менее неплохо. Тут приходилось на ходу создавать минометные взводы. Был получен приказ сосредоточить дивизию к определенному пункту. Тут же мы получили лошадей и минометы.

Кроме того, когда формировалась дивизия, то основная масса людей получила обмундирование с территориальных сборов. А за два месяца пребывания на эстонской границе обмундирование износилось. В Ленинградском военном округе говорили, что вы не наши, что в первую очередь они обеспечат своих. Получается как-то нехорошо, когда в одном округе разное отношение к дивизиям.

СТАЛИН. Кто же вам говорил?

ЧЕРНЯК. Это небольшие начальники – окружные работники ЛВО.

СТАЛИН. Кто именно?

ЧЕРНЯК. 136-ю дивизию одевали во время движения и в период всех боев.

МЕРЕЦКОВ. Никто вам этого не говорил в Ленинградском округе.

СТАЛИН. Видимо, говорили.

ЧЕРНЯК. 13 декабря я и комиссар докладывали Военному Совету 7-й армии, когда выгружались на станции Красное. Много бойцов было босыми.

ВОРОШИЛОВ. Почему босые?

ЧЕРНЯК. Потому что разбили обувь.

МЕРЕЦКОВ. Московские дивизии прибывали раздетые.

ЧЕРНЯК. Нет, мы прибыли одетые, но два месяца были на эстонской границе.

МЕРЕЦКОВ. Вы прибыли в старом обмундировании, в ботинках, где были кое-где заплатки.

ЧЕРНЯК. Правильно, в старом обмундировании. В чем сложность получается? Требуется слаженная дивизия. Два месяца мы готовили дивизию, потом ее раздели, потом снова приходилось создавать минометные взводы, получать лошадей, а машины и до сих пор не в комплекте, так и воевали.

У нас есть еще некоторая спешка и у больших начальников. Когда дивизия сосредоточивалась, она находилась в резерве командующего 7-й армией и входила в состав 10-го корпуса, то с хода командир корпуса один батальон выдернул и пустил этот батальон в бой. Последствия были плачевные.

ГОЛОС. Это какой армии?

ЧЕРНЯК. Это в 7-й армии.

Была также спешка со сменой 43-й дивизии, ее, вероятно, перебрасывали в другом направлении, и мы заняли район обороны 43-й дивизии. В этом деле получилась спешка. Я, как командир дивизии, не успел еще разобраться на местности и в обстановке, а тут уже приказано сменить. Я думаю, что такая спешка часто влечет за собой чреватые последствия.

23 декабря была некоторая активность белофиннов по всему фронту. Дивизия и бойцы показали себя стойкими. 23 декабря прорвалась банда белофиннов в количестве почти 200 человек, бойцы дрались около 6 часов и не отошли. Первое крещение дивизия получила хорошее.

Кроме того, наша дивизия полтора месяца занимала 28 км фронта и прикрывала правый фланг 7-й армии.

Нужно также отметить, что разведывательные органы у нас слабы. Нам нужно будет, товарищ народный комиссар, внести некоторые изменения и добавить, чтобы в батальоне была разведка в составе взвода, а в полку – рота. Мы так это в военной обстановке и делали. В дивизии же нужно иметь около батальона разведчиков, в виде разведывательного батальона.

СТАЛИН. Кто это создавал?

ЧЕРНЯК. Создавали сами.

СТАЛИН. Разрешение нужно было.

ЧЕРНЯК. Разведка нужна. Это было разрешено 7-й армией. За этот период мы в течение боев учили наших командиров, бойцов, политработников. Наша дивизия неплохо была подготовлена к переходу к общему наступлению. Укрепленного района мы еще не знали и не могли изучить, но в первых числах января дивизия перешла в подчинение 13-й армии. Я сказал бы, что здесь другое было положение в отношении заботы, в отношении обеспечения дивизии и в отношении даже помощи. Лично армейский комиссар тов. Запорожец был в дивизии, помогал в работе, был также и командарм 2-го ранга тов. Грендаль, который также помогал в деле поднятия боеспособности дивизии.

Недостатком является также и то, что дивизия часто входит то в один, то в другой корпус. Я за время пребывания на фронте дивизии 1,5 месяца находился в 10-м корпусе, затем входил в 15-й корпус, а последнее время – в 23-й корпус. Мне, кажется, тут нужно внести какой-то порядок. Если дивизия вошла в корпус, то она с ним и должна воевать.

Я говорю, что дивизия стояла в предполье 1,5 месяца, укрепленного района она еще не чувствовала, не знала. Общее наступление было 11 февраля. Здесь уже товарищи говорили о бронесанях и бронещитках. Я считаю, что бронещитки себя не оправдали, особенно там, где глубокий снег.

ГОЛОС. В предполье, конечно.

ЧЕРНЯК. Они все-таки солидного веса и утопают в снегу. Кроме того, сани себя не оправдали, потому что они не имеют полозьев. Если бы под ними были полозья, было бы дело другое.

СТАЛИН. Что-то вроде саней необходимо.

ЧЕРНЯК. Да, что-либо надо.

СТАЛИН. Получше.

ЧЕРНЯК. Что-то нужно иметь.

СТАЛИН. Что-то вроде щитков тоже необходимо иметь.

ЧЕРНЯК. Для блокировочных групп.

СТАЛИН. Конечно, в предполье щиткам нечего делать.

ЧЕРНЯК. При овладении предполья дивизией 17 февраля подошли к укрепленному району Илвес. Боевая разведка дала хорошие результаты. Перед прорывом укрепрайона получили ясную картину УР. Было достаточно времени для того, чтобы произвести соответствующую разведку для прорыва укрепленного района. 21 февраля был намечен день атаки прорыва укрепленной полосы. Четыре дня были отведены для подготовительных работ. Все эти вопросы были отработаны, об этом товарищи уже много говорили.

Меня обвиняли в корпусе, что мной неправильно использован был штаб. Мне говорили, что я разгоняю свой штаб, а на опыте боев такое управление дивизией на пересеченной лесистой местности себя вполне оправдало.

21 февраля артподготовка длилась 2 час и 20 мин, здесь в основном вскрывали ДОТы, которые были обнаружены. Здесь было использовано большое количество артиллерии прямой наводкой – 152-мм, 203-мм еще не использовали прямой наводкой в этот день.

Прорвать первую полосу укрепленного района помогло то, что наши бойцы были приучены к действию ночью. В этот день была сильная пурга, метель. Бойцы, приученные к действиям ночью, хорошо справились с задачей. 21 февраля первая полоса укрепленного района была прорвана и захвачены 8 ДОТов, 10 ДЗОТов.

Подошли ко второй полосе и действовали тоже ночью. На второй полосе были проволочные заграждения, требовалось время для подготовки. Кроме того, нужно указать, что здесь 24-я дивизия отставала. Когда пришел командарм 1-го ранга тов. Тимошенко, я доложил, что сосед отстает. Он дал приказание, чтобы не равняться по соседу. Пришлось изменить фронт. Если дивизия наступала на фронте 1,5 км, пришлось увеличивать фронт наступления. Я уже сказал, что 24-я дивизия отставала. Она находилась на правом фланге. При прорыве укрепленной полосы крепко помогла работа артиллерии прямой наводкой. Мы использовали основную массу артиллерии, включая 203-мм, ставили на 400– 500 м от ДОТов, делали просеки для пехоты. Это дало возможность дивизии прорвать укрепленные районы.

Я хочу сказать, тов. народный комиссар, о преданности командиров и политработников. Нет никакого сомнения, народ хорошо дрался, особенно горьковчане, мы получили оттуда хороший народ. Ни один боец не ушел с поля боя. Этот народ отличался высокой моральной устойчивостью.

В отношении дисциплины. Дисциплина у нас низкая. Потому, что недостаточно предъявляли требовательность к младшему и среднему командному составу. Нужно сделать изменения в дисциплинарном уставе. Мы снизили требовательность по дисциплине. Был такой случай единичный. Командир взвода оставил поле боя, вызвали его, дали письменное приказание, не выполняет, передали в следственные органы, много прошло времени… Что сделали с этим командиром, мы не знаем.

СТАЛИН. Кто отказался?

ЧЕРНЯК. Командир взвода.

БЫЧЕВСКИИ (майор, начальник инженеров 13-й армии)

Я хочу отметить несколько вопросов инженерного обеспечения боевых действий 13-й армии, которое было плохо организовано и в недостаточной степени проведено.

Первый вопрос – это вопрос общего строительства, так называемое необоронительное строительство.

Потребность строительства теплушек, складов, бань, убежищ была безусловно выше возможности инженерных войск, которые имела 13-я армия. Эти потребности, пожалуй, еще снизились благодаря тому, что близость к Ленинграду, к большим базам и складам давала возможность войскам иметь целый ряд материальных средств непосредственно от ленинградской промышленности, от лесопильных заводов, находящихся в непосредственной близости к войскам. Если бы этой возможности не было, безусловно, потребность в необоронительном строительстве была бы еще выше.

Надо сказать, что по количеству инженерных войск в 13-й армии мы находились в неблагоприятных условиях, не имея до самого начала прорыва в одном корпусе (15-м) саперного батальона, а имея только один армейский инженерный батальон. Из-за этого 13-я армия целый ряд вопросов общего строительства не разрешила в такой степени, в какой они должны были бы разрешиться. Попытки переложить необоронительное строительство, общее строительство на общевойсковые инженерные части не привели ни к чему. Саперные части войск, занятые обеспечением непосредственных боевых действий, конечно, ни в какой степени не смогли справиться с этим делом. Четкого руководства этим общим строительством и организационных форм этого общего строительства не было. Штаты начальника инженерных войск армии, созданные по первому варианту в лице только начальника инженеров и его помощников (инспекторов), ни в какой степени не могли удовлетворить потребностей этого строительства. А попытки переложить руководство этим строительством на квартирно-эксплуатационный отдел армии также ни к чему не привели, так как и этот отдел армии не имел у себя никаких материальных средств и возможностей конкретного материального руководства такими работами.

Система военно-полевых строительств, которая предусматривает развертывание различного рода работ под руководством этих органов, не получила должного размаха с самого начала военных действий, и когда управления военно-полевого строительства начали создаваться в процессе развернувшихся военных действий, то их работа приняла несколько иной характер. Например, в 7-й армии военно-полевое строительство развертывалось с запозданием и, по существу, занялось только восстановительными работами. Я считаю, что в этом вопросе, в вопросе руководства необоронительными работами, в вопросе общего строительства необходимы следующие поправки: надо, чтобы управления военно-полевого строительства развертывались немедленно с началом формирования штаба армии, потому что с самого начала организации штабов армии требуется большое количество работ, которые должны быть выполнены и в войсковом, и в армейском тылу (строительство убежищ, складов, теплушек, бараков). Все эти вопросы должны сосредоточиваться в управлениях военно-полевого строительства под руководством начальника инженеров армий. Военно-полевые строительства должны иметь у себя материальные средства не только в виде складов, в виде материалов, в виде лесопильных заводов, но, безусловно, должны иметь и свои войсковые части. На армию, я считаю, необходимо иметь не менее двух-трех армейских инженерных батальонов для выполнения этих работ.

Следующий вопрос – техническое оснащение саперных батальонов, табелей саперных батальонов. Я считаю, необходимо отметить здесь следующее: частое изменение боевой обстановки для дивизий, которое ведет к тому, что дивизия может переходить от одной формы, от, одного вида боя к другому, от наступательного к оборонительному, а также производство перегруппировок на большие расстояния вызывают необходимость сосредоточить в парках целый ряд средств саперных батальонов, главным образом средства малоподвижные. Нужно снова ввести систему инженерных парков соединений, чтобы в зависимости от обстановки освободить саперные батальоны от малоподвижной техники при наступлении частей армии. Или, если обстановка изменилась, быстро дать батальону компрессоры, грейдеры, "РПШ" и другие тяжелые средства из инженерных парков, где эти тяжелые средства должны находиться.

Система, которая у нас существует, система головных армейских инженерных складов, не соответствует требованиям инженерного обеспечения темпа наступательного боя соединения. Головной инженерный парк неподвижный, мертвый, привязанный к станциям снабжения, не может быстро подвозить и быстро дать инженерной части то, что ей нужно, в частности мостовые средства, компрессоры, копры, тяжелые лесозаготовительные средства для выполнения целого ряда трудоемких работ.