Текст книги "Замполит"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Нет.

– Этого не может быть. Нелегальные операции с валютой проходили через ваши руки и многие окружающие вас люди в пароходстве, наживались на этом. Сам Комаров уже сознался во всем.

– Я же сказал, я ничего не помню.

– Это уже слишком. Мы вас проведем через экспертизу, тогда вам не отпереться.

– Пожалуйста.

Следователь забирает карточку, запихивает ее в портфель и не попрощавшись, уходит.

Полковник Мухитдинов презрительно смотрел на меня. Он даже не высказал удивления по поводу моей новой физиономии.

– Что у вас стряслось?

Мы в кабинете главврача и тело полковника криво повисло в кресле.

– Я вас не вызывал, хотя очень хотелось увидеть и плюнуть в рожу.

Он хмыкнул и скривил рот.

– Зря вы так. Знаю, запаниковал профессор и чуть не оборвал все телефоны, разыскивая меня. Чем вас так напугал следователь?

Я рассказываю все, что слышал от следователя.

– Докопался все-таки мазурик.

– Вы что, знали об этом?

Он опять кривит рот.

– Знал...

– Слушайте, полковник, мне насрать на ваши там комбинации, но если я вляпаюсь, то точно все расскажу. Сидеть за Полторанина в тюрьме не хочу и не собираюсь.

– Думаешь, мы тебе рот не заткнем?

– Может и заткнете, но надолго ли.

– Ладно, не дрожите. Придумаем что-нибудь.

Тело Мухитдинова перекатилось в кресле на другую сторону.

– А хорошо вам сделали лицо, – вдруг перешел он на новую тему. – Мне так очень понравилось. Пожалуй это новый сценарий для нашей постановки.

– Я уже не знаю, каким поганым словом назвать вашу службу. Лучше я пойду, а вы успокойте профессора. Следователь, после меня, пытал его целый час.

– Знаю. До встречи, гражданин Полторанин.

Похоже моего соседа– жулика друзья увозят на курорт лечиться от посягательств прокуратуры. Он прощается со мной.

– Прощай, замполит. Наверно больше не увидимся, но своим друзьям я всегда буду рассказывать о человеке, который свалился с небоскреба, остался жив и лежал со мной в одной палате. Так как ты неплохой мужик, прими от меня подарок. Вот, под кровать тебе запихиваю ящик коньяка и не отказывайся.

Он выволакивает из-под своей койки ящик коньяка и заталкивает ногой под мою кровать.

– Хорошим людям, – продолжает он, – хорошие подарки. Люське передай, что она дура, но независимых– уважаю.

– Ты сам ей передай.

– Ну нет. Шума будет на пол города. Пока.

Он пожимает еще вялую мою руку.

– Поправляйся, замполит.

Торгаш ушел и пришла Люська.

– Слава богу, исчез. И откуда только такие подонки берутся?

– Он просил передать, что тебя очень уважает.

– Нужно мне его уважение.

– А мне сделал подарок, вон под кроватью ящик коньяка.

– Дяденька, и вы взяли?

– Он не принял моих бы возражений, но разве на подарки стоит обижаться. Мы бутылки с тобой вылакаем и пойдем громить больницу, особенно тех, кто мешает нам жить.

Люська смеется.

– Я бы, старшей сестре и еще одной ябеде тоже... писсуаром.

Я улыбаюсь. Хорошая девчонка. Что с ней будет потом?

– А сделаем мы следующее. Я не могу еще поднять ящик, – говорю я, – но хорошо бы подарить его профессору.

– Я ночью по частям вынесу в его кабинет. У меня сегодня дежурство.

Моя жена пришла с дочкой взволнованная.

– У нас в пароходстве, твориться что-то невероятное. Неожиданно умер Комаров, Сопин отравился, Маслюков попал в аварию и скончался, а Костриков лежит в больнице и умирает, говорят от рака легких и самое удивительное, все твои друзья и вдруг сразу....

– Тогда все правильно. Первый начал я, попав сюда в больницу.

– Шутки у тебя дурацкие. Хотя... может ты в чем-то и прав. Странно это все.

– К тебе следователь приходил?

Она мнется, но потом с трудом выталкивает.

– Приходил.

– И спрашивал обо всех и друзьях и обо мне?

– Спрашивал. Только я ничего ему такого не говорила.

– Он говорил тебе, почему разбирает мое дело?

– Следователь сказал, что у него есть подозрение, что тебя кто-то столкнул с шестого этажа.

– Давно приходил?

– Дня три назад.

Что же этот болван Мухитдинов ничего не предпринимает?

– Он у меня тоже был, все интересовался о том же.

– Значит ты предполагаешь, что ты первый...

Вид у нее ошарашенный.

– Ты мой папа? – тыкает в меня пальцем Катя.

– Разве непохож? – шепотом отвечаю я.

– Мой папа был с усами.

– Они мне очень мешали пить молоко, я их сбрил.

– Противное молоко можно было бы и не пить.

– Значит на тебя... покушались, – приходит в себя Елена Ивановна.

– Это предположение следователя.

– Мама, а папа усы сбрил.

– Разве папа от этого стал хуже?

– Нет. Но усы колются.

Мне всегда неприятно, когда люди вокруг тебя шепчутся и, показывая в меня пальцем говорят, что он упал с большой высоты, разбился вдребезги, но все-таки собран по косточкам и теперь ходит с палочкой. Таким героем быть противно.

Пароходство дало мне и жене путевку на юг и теперь я прощаюсь в больнице с персоналом. Люська расстроена. Мы в палате одни и, поджав ноги сидим на кровати.

– Дядечка, но вы же ее не любите. Как вы можете так просто поехать с чужой женщиной и потом обманывать ее всю жизнь. Вы же даже спать с ней будете, притворяясь законным мужем.

– Придется.

Люська от этих слов подпрыгивает.

– Что значит придется? Вы же фальшивый до основания, а что будет, когда она узнает правду?

– Не знаю.

– Вот видите. А я знаю. Для нее это будет жутким потрясением и она может даже заболеть...

– Типун тебе на язык, сорока.

Люська затихает, потом вспыхивает опять.

– А как же я?

– Ты хотела учиться на косметолога. Расти надо, а то настоящего мужика не приманишь, упустишь.

– Я уже упустила...

– Значит не доросла.

Она вспыхивает и выскакивает из палаты. Я иду в кабинет профессора. Он встает из-за стола и бережно трясет мою руку.

– Я сделал все хорошо. Склеил тебя, но не спас от самого себя. Если не лень будет написать письмо, то тисни несколько строчек.

Он бережно обнимает меня.

– Спасибо вам, профессор.

– Я еще не поблагодарил тебя за коньяк.

Жена и Катя ждут в вестибюле.

– Все? – спросила Елена Ивановна.

– Да.

– Сначала в гостиницу за вещами, а вечером на поезд в Ростов.

– Хорошо.

Мы садимся в такси и тут в окне больницы я вижу зареванное Люськино лицо. Прощай славная девчонка. Дай бог тебе хорошего, стоящего парня.

Евгения Дмитриевна, мать Елены, сразу у порога начала портить настроение.

– Иван Васильевич, с выздоровлением, вы настоящий герой. Надо же разбиться и так выкарабкаться. О вас в газете написано. Вот смотрите.

Она бежит в комнату и приносит несколько газет. На полосе лицо настоящего Полторанина с усами и заголовок: "Врачи сделали чудо". Почему "чудо", а в прочем, черт с ним. Отдаю газеты теще и иду по комнатам, вглядываясь в каждую вещь, оставленную настоящим Полтораниным и ту чужую жизнь, в которой он жил.

Катя сразу же в свою комнатку, а Елена вся светится от радости. Сначала она ходила за мной, потом ушла на кухню, утащив за собой мать.

В санатории нам выделили семейный номер и мы с Леной как дети волновались за нашу первую ночь. А утром, лежа на моей груди, она сказала.

– Здесь каждый миллиметр тела чужой. Слушай, Полторанин, тебя переделали основательно. Ты он и не он. И характер переменился здорово, раньше был не всегда трезвый, жесткий, а сейчас– мягче и ласковей, совсем не тот.

– Так лучше или хуже?

– Лучше, да еще как лучше.

Она приподнимает голову и смотрит на мое лицо. Потом тянется губами и касается щеки.

– Я тебя люблю, Иван. Поцелуй меня и прижми к себе крепко-крепко.

Месяц пролетел как сон. В санаторий пришла телеграмма, меня требовали на медицинскую комиссию. Мы заторопились домой.

Я обходил всех врачей три дня. Меня щупали, прослушивали, били молоточками, делали бесчисленные анализы, таскали из кабинета в кабинет и наконец пригласили к главному врачу. Когда я вошел, то чуть не упал у входа. Рядом с главным врачом, в штатском, сидел полковник Мухитдинов. И здесь достал, сатана.

– Поздравляю, Иван, – фамильярно начал полковник, – тебя признали годным. Я правильно говорю, Сергей Сергеевич, – обратился он к главному.

– Да, да. Иван Васильевич, мы нашли, что общих нарушений нет, анализы хорошие и думаю, что месяца через два вы можете идти в плавание.

– Что же мне делать два месяца?

– В управлении порта вам найдут работу. Сейчас вы меня простите, но мне надо выйти по делам.

Главный врач выходит и Мухитдинов лениво пересаживается в его кресло.

– Вот что, Иван Васильевич. Я наконец-то введу вас в курс дела, почему мы провели эту дикую операцию с переменой вашей фамилии. Лет восемь назад в комитете возникла мысль о увеличении денежных источников в казну нашего государства. Вы слышали, что-нибудь о валютных операциях?

– Нет.

– Идея проста. Покупаешь валюту по минимуму, а продаешь по максимуму. Разницу в карман государству.

Хитрит, наверно, всю разницу берет себе или другим, – подумал я.

– Так вот, – продолжал полковник. – Мы подобрали группу толковых людей в торговом флоте, связались с некоторыми зарубежными банками и организовали перевозку живых денег. Одним из ключевых фигур были вы, Иван Васильевич. Вам открыли счета в Амстердаме и вы доставляли и передавали туда деньги, а обратно уносили валюту. Ваши помощники, что бы вы, не дай бог, не мелькали ни где, занимались перевозками и прятали деньги или валюту в тайниках, на судах. Все шло хорошо, пока кому-то из этой команды не ударила мысль поживится на этих деньгах и... деньги стали пропадать. Вы знали кому передавали деньги и стали с них требовать возврата. Если бы вы вовремя сообщили нам об этом, никаких инцидентов может быть и не было, а так..., ваши друзья тянули, они все больше и больше наглели и утащив очередную порцию валюты, решили вас убрать.

– И столкнули меня с шестого этажа.

– Нет сначала ударили бутылкой по голове, когда вы спали, а потом открыли окно и выбросили вниз.

– Кто же это сделал, вы узнали?

– Узнали, но для вас это уже неважно. Важно другое. Если бы Иван Васильевич Полторанин погиб, пропали бы десятка две миллионов долларов в Амстердамском банке, находящиеся на его счету.

– И вы решили воспользоваться случаем со мной?

– Конечно. Как только мы узнали от профессора, что настоящий Полторанин не жилец, а у вас и у него рожи требовали ремонта, возникла мысль подменить одного на другого. Тем более, вы сами своими безрассудными действиями подталкивали нас к этому.

– Я???

– Да, вы. Не хотели попритворятся, что разбились в самолете маршала Седелина. Если бы пошли навстречу, остались гражданином Сумароковым, а так..., выбрали новую жизнь.

– У вас слишком большие аппетиты и из-за этой громадной суммы вы сломали мне жизнь.

– Гибнут и из-за рубля. А на эти миллионы мы можем построить не один Днепрогэс. Это только я вам рассказал прелюдию, а сама изюминка еще впереди. Новая рожа это ерунда, мы представим вам новый паспорт и документы заверенные нотариусом, о том, что вы попали в аварию и поэтому подтверждающую изменение внешности. Другое дело номер счета и ключ к замку, увы мы достать не могли ни то, ни другое. Это знал один только настоящий Полторанин.

– Не понял, расскажите подробно.

– Чтобы открыть личный сейф в банке, у потребителя должен быть свой, персональный, ключ от этого сейфа, другой ключ к этому же сейфу имеет банк. Когда потребитель приходит в банк, он набирает номер своего счета на маленьком таком ящичке. Это тоже сейф, но маленький, он настроен на ваш номер. В ящичке другой ключ, это уже принадлежность банка. Служащий забирает этот ключ и с вами идет в хранилище, где в персональном сейфе два замка. В одну скважину вставляете ключ вы, в другую служащий банка. Одновременно поворачиваете ключи и... дверца открылась. Так вот, даже перед смертью, настоящий Полторанин так и не сказал нам, где ключ и какой номер счета. Все спутал этот, гад, московский хирург, который пообещал его вылечить. Ваш предшественник очень хотел жить и готов был на все. Он считал, что спасет себе жизнь, если сохранит тайну, куда спрятал ключ и какой там номер.

– А вы сами пытались искать ключ и разыскать счет?

– А как же. Мы перерыли все судно, где плавал Полторанин, тайно залезли в его квартиру и приборами прошарили каждую щель. Все безрезультатно.

– А можно Амстердамскому банку сказать о том, что ключ пропал, а счет из-за повреждения моего ума при аварии, забыт?

– Можно, но по договору, банк сразу же замораживает содержимое сейфа на пятьдесят лет и через этот срок, возвращает деньги потребителю, если конечно, он будет жив.

– Невеселая у вас задача.

– Теперь это уже ваша задача. Нам нужен ключ и все остальное.

– Хотите моими руками к деньгам пролезть?

– Хотим.

– Для этого поторопились выписать меня? Ведь ни одна комиссия меня не смогла бы выпустить в плавание.

– Конечно не могла, но деньги не любят ждать и мы настояли, что бы вас выписали здоровым.

– Вы не боитесь, что мне будет плохо в плавании?

– Нет. Вы будете испытывать жуткие боли при изменении погоды, это нам сказал специалист, а в остальном, если сами побережетесь, не трахнитесь еще о какую-нибудь железяку, все будет в порядке. Кстати, ваше судно в плавании, придет через два месяца, окрепните за это время, оклемаетесь и за одно ищите, то что должны найти. У нас подозрение, что ключ где-то рядом на судне.

– Где же мои сообщники?

– Их уже нет. Ненадежных людей мы вынуждены убрать. Операцию мы закрываем. Тем более следователь уже докопался до истины и потребовались срочные жертвы.

– Господи, сколько в вас жестокости. Сам, следователь, по-прежнему распутывает мое дело?

– Уже нет. В этом заинтересованы такие силы, что следователь просто козявка перед ними. Дело уже закрыли.

– Если я найду ключ и номер счета , вы мне вернете мою, ту жизнь?

– Нет. Течение реки не изменить вспять. Для успешного выполнения операции, мы не хотим, что бы вы выглядели болваном, который все окончательно забыл. Завтра вы встретитесь с майором Хохряковым и он вас напичкает необходимыми сведениями о жизни Полторанина, его связями и знакомствами.

У Хохрякова вытянутое, как тыква лицо, весь он усыпан веснушками и рыжеватые волосы падают на лоб, прикрывая их.

– Полторанин, откровенно говоря, дерьмо: пьяница, бабник и дебошир. Имея большие деньги, он швырял их направо и налево. Смотрите на эти карточки и запоминайте. Это, Клавка, основная любовница Полторанина. Сосала его как леденец. Через пароходство Полторанин приобрел в этом городе квартиру, даже жена его не знала об этом, а Клавка тут же переселилась к нему. Хорошо хоть ее не прописал. Зато она заставила мужика купить себе машину и сама за его счет прибарахлилась. Вот твой адрес, запомни.

Он передает мне клочок бумаги.

– Следующий самый интересный персонаж, – продолжает Хохряков,– это Наталья, жена Кострикова, его друга. Вроде бы и строгая, скромница на вид, но на самом деле умная, хищная женщина. За различные деловые услуги для нее и ее мужа не раз затаскивала Иван Васильевича в пастель. А вот это диспетчерша порта, на вид девочка, но развращена до мозга костей. Ее так и зовут Машка-кошечка. Несколько раз "наезжала" на Полторанина и обирала его. Теперь о друзьях.

– Женщины все?

– Много случайных встреч, но все это не всерьез. Даже в Алма Ате Полтаранин появился из-за юбки. Ехал в Ростов к жене и по дороге познакомился с красивой казашкой, так из-за нее задержался в этом городе, где и произошло с ним несчастье. Я подробно говорю о тех, с кем он часто спал. Конечно есть и другие знакомые, но это только по работе. Вот буфетчица на судне, Галя. Полторанин ее без конца третировал за то, что она спекулирует барахлом.

– Небось здесь он выступал в роли воспитателя?

– Естественно. На судне его презирали и боялись все, даже капитан. Перейдем к друзьям. Основные уже убраны, остались: капитан Гришаков, вот его фото, хитрющий ворюга, носом чует опасность. "Дед", Матвеев, странный человек, тайком верит в бога, в приметы, а двигатель знает до винтика. Ни одной поломки за пятнадцать лет плавания... Просто осенит крестом двигатель и никакая буря не страшна.

Майор рассказывает о людях окружающих Полторанина, крутит ворохом фотографий, вспоминает интересные случаи из жизни каждого, а я думаю о другом. Какую массу сведений собрала эта всесильная организация, здесь все: и кто с кем спит, чем занимается, какие привычки. Это ужасно. Мы просвечиваемся со всех сторон и становиться жутко, от того, что часть твоих друзей либо сексоты, либо от страха они рассказывают им все, только бы выжить...

– У вас может быть есть вопросы? – кончает четырехчасовую лекцию майор.

– Да, меня интересует каким путем Полторанин выменивал валюту и почему так много валюты скопилось в Амстердамском банке.

Майор замирает.

– Знаете... История такова. Хозяин амстердамского отеля "Бристоль" господин Томас любезно согласился быть посредником в нашей операции. Он имеет у нас кодовую кличку "Рыжий", за цвет волос. Та вот. Рыжий только у вас брал наличку в рублях и тут же обменивал ее на валюту. Вас же, для вашей безопасности, охрана отеля доставляла в банк, где находиться пресловутый сейф, куда складывались доллары. Долларовые запасы создались из-за неудачно спланированных рейсов ваших партнеров, то есть не всегда вовремя вы встречались. Вас мы берегли и на вашем судне никогда деньги не перевозили. Попадется Полторанин и всей цепочки и всем деньгам может быть конец.

– Не уж то такой всесильной организации было что бояться?

– Всякое бывает. Иногда нестыковка в ведомствах, приводит к срыву операции

Чувство злорадства прокатилось у меня в груди. Может действительно кому-нибудь капнуть.

– А теперь поделитесь, что вы знаете о банке?

– Ведь Полторанину не надо было класть деньги... в сам банк. Банк предоставил ему личный сейф и гарантировал его сохранность. Номер счета дается иностранным банком лично клиенту. Он естественно может его записать, а может запомнить. Полтаранин обладал великолепной памятью и естественно номер запомнил. В то время мы как-то и не задумывались, о том что номер необходим и нам, доверяли ему.

– Значит на каком-то этапе это доверие пропало?.

– Когда стала пропадать валюта, мы спохватились..., но было уже поздно. Два раза подкатывались к нему больному и так ничего не выцарапали.

– Как же вы не смогли достать такого... пустяка?

– У банкиров свои причуды и коммерческая тайна охраняется не хуже государственной.

– Сколько знаков в счете?

– Десять.

– Так где же мне начинать поиск счета и ключа?.

– Не могу представить. Переройте все бумажки Полторанина, может наши недоглядели и где то, что то пропустили.

Хохряков стал собирать бумаги и документы.

– Я с вами буду встречаться через день в течении двух недель, продолжил он. – Мы должны изучить все его бывшее окружение, необходимо еще рассказать о корабле, где какие каюты, ваши обязанности, все технические вопросы.

Я киваю головой.

Лена осталась дома, в Ростове, а я уехал в портовый город на старое место работы гражданина Полторанина. В порту меня пристроили к делу. Через каждые два дня выходить на дежурство в управление. Сам я жил пока в грязной гостинице при порте. Все еще не решился прийти в свою законную квартиру, где жила Клавка.

После дежурства, сижу в столовой и жую не вкусный кусок мяса. Вдоль столиков проходит красивая, налитая необычной русской красотой, женщина в цветастом платье и пристально рассматривает присутствующих. Что-то знакомое мелькнуло в ее чертах. Я напрягаюсь, вспоминая фотографии майора Хохрякова, да это...Клавка. Наверно пора позвать ее.

– Клава.

Она оборачивается и изучает мое лицо.

– Иван? – неуверенно спрашивает она.

– Я. Чего замерла, садись.

Она садиться как автомат, не отрываясь от моего лица.

– Здравствуй, Иван. Как тебя изменили. Правда, кое какие черты остались. Я позвонила в порт и мне сказали, что ты здесь.

– Ты меня искала наверно не для этого? Хочешь чего-нибудь поесть?

– Нет. Я хочу спросить, почему ты не приезжаешь домой. Уже неделю ты здесь и не приехал ко мне.

– Меня не было больше половины года, как ты жила?

Она как-то пожухла, сразу на лбу вздулась жилка.

– Тебе уже все рассказали? Мне было так трудно без тебя, исчезли деньги, даже за квартиру нечем было заплатить и пришел он... Колька Комаров. Помог конечно...

– И тоже клялся в любви..., сначала оставался у тебя на ночь, а потом, говорят, остался совсем.

– Он попал в аварию недавно и умер.

– А я попал в аварию семь месяцев назад.

Клавка совсем затухает и горбиться.

– Значит, не придешь? А как же квартира, она записана на тебе.

– Ищи работу и выметайся. Даю тебе срок неделю. Если останешься, приду и выкину.

– Но я же... Мне некуда уйти.

– Не валяй передо мной дурака, прописана у матери и иди туда.

– Ванечка, а может быть...

– Все, Клава, все кончено. Я не только попал в аварию, я еще и вылечился.

Клавка встает и пошатываясь идет к двери. Мне ее не жалко, все-таки я из другого мира. Я все же боялся другого. Если бы я пришел сразу домой, то... может быть и сломался, из благородства оставил ее жить, а на нейтральной территории легче покончить со всем разом.

Квартира захламлена, мебели почти нет. Я убираю горы мусора, переклеиваю обои. Интересно, в этой квартире наверно тоже побывали сыщики Мухитдинова и не нашли ключа. Где же ключ? А может вызвать сюда Лену? Пожалуй это хорошая мысль, но надо аклиматься. Закончить ремонт, купить кое-какую мебель. Эта, красотка, вывезла все что могла, а ключи от машины бросила в унитаз. Хорошо не спустил еще... Раздается звонок. В дверях стоит аккуратная молодая женщина, в строгом костюме, с голубыми глазами и валом светлых волос на бок.

– Здравств... Неужели это ты?

– Заходи, Наташа.

Я уже мыслю как Полтаранин, примерно так. Это жена моего друга, который предал меня. Это он попытался меня убить, это он сошелся с Клавкой. Полковник сделал ему автомобильную катастрофу, убирая свидетелей. А вот какую роль играла она в этой драме?

– Здравствуй, Иван, – она вытягивает губы и, привстав на цыпочки, касается моего подбородка. – Помолодел, без усов стал еще интересней, чем прежде.

– Иди садись на стул. Мебели у меня нет, так что не обессудь.

Она оглядывает полупустые комнаты.

– Значит с Леной помирился, а эту швабру выгнал? Ты изменился не только внешне, но и внутренне.

– Тебе чай приготовить?

– Нет. Выпить у тебя чего-нибудь есть?

– Увы... Еще не обзавелся.

– А жаль.

Она садиться на стул, закидывает ногу на ногу, показав красивые длинные ноги, достает из кармана пачку сигарет и зажигалку.

– У тебя можно курить?

– Давай кури, пока этот бедлам в квартире, то все можно.

Наталья затягивается и потом смотрит на меня.

– Я теперь одна. Как Колю похоронила так ни на кого и смотреть не хочу.

– Пенсию тебе сделали?

– Разве в пенсии дело. Коля был мерзавцем...

Она выжидательно смотрит на меня и продолжает.

– А ты здорово изменился, – повторяется она опять. – Когда ты разбился и остался жив, муженек был в панике. Он как истеричка бегал по квартире и повторял через каждые пять минут: "Надо же, он жив." Я поняла, что тут дело нечисто. Потом следователь... В общем, Коля раскололся и что-то ему рассказал.

Женщина жадно затягивается.

– А потом эта, засранка, пришла ко мне, – морщина она.

– Кто?

– Клавка. Торговаться со мной пришла, по поводу имущества. Сказала, что Коля не может жить со мной и переходит к ней, поэтому она должна забрать часть его шмоток. Я выгнала ее.

– Когда муж раскололся, его еще дергали?

– Нет. Судя по всему здесь задействованы очень важные лица. Его до самой смерти больше ни куда не вызывали. Мне даже показалось не сексот ли он.

Наверно так и было, – подумал я.

– А ты сама знала, кто пытался убить меня?

Она замерла и кусок пепла свалился ей на колено. Смахнув его рукой, Наташа шепчет.

– Знала...

Я жду продолжения и в комнате стоит тишина. Наташка молчит и докуривает сигарету.

– Мне пора.

Она поднялась со стула и мы смотрим друг другу в глаза. Вдруг Наташа обхватывает меня руками и прижимает голову к груди.

– Ты прости меня, Ваня. Я тебя не предавала. Я любила тебя, хотя ты был с другой. Терпеть не могла Лену, ненавидела Клавку и все равно прощала тебе все.

– Но ты была при муже.

– А с кем же мне еще быть.

– И знала, что он уговорит и купит какого-то мерзавца, для моего убийства.

Наташка плачет, вытирая слезы подолом моей рубашки.

– У меня... тушь... Я в ванну.

Она вырывается и несется в ванну. Я стою и гляжу ей в след. Моя рубаха испорчена черными разводами и пятнами от слез. Через пять минут из ванны уже выходит холодная леди, она кивает мне головой.

– Так я пошла, Ваня?

– Иди.

Традиционный поцелуй в подбородок и Наташа ушла.

Хохряков прямо домой принес кучу чертежей и ворох бумаг. Он расстелил все на полу и аккуратно переставляя ноги в пустые квадраты, начал лекцию.

– Будете среди моряков и ведите себя как моряк. Говорить должны правильно и ходить тоже. Не вздумайте слезать с трапа задом, только головой вперед. Вот здесь ваша каюта, – он карандашом тыкает в чертеж разреза судна. – Не спутайте ее с соседними...

Началось нудное заучивание названий и морских правил. Когда это все кончилось, я спросил.

– А почему вы не рассказываете об обязанностях замполита?

– Зачем? Сами поймете. Это человек, который по идее должен лечить человеческие души, следить за правильностью мысли у команды и своевременно пресекать дурные поступки. Кроме того, он следит за валютной кассой, а это уже немало важно.

Майор скатывает чертежи и уже в дверях, говорит мне.

– У вас будет много трудностей. Здесь на суше, мы вам поможем справиться, а вот в море, вы сам себе хозяин. Будьте там осторожны и внимательны. До свидания, Иван Васильевич.

Я на дежурстве. В дверь врывается стайка девчат. Они шушукаются, оглядываясь на меня. Наконец одна стройненькая девушка отрывается от группы и подходит к моему столу.

– Здравствуй, Ванечка. Неужто не признал.

– Здравствуй, кошечка.

Девчонки вокруг смеются.

– Как кошечку сразу признал, – захлебывается одна из них.

– Чего-то я тебя, Ванечка, не вижу в обычных злачных местах, продолжает Машка. – Говорят ты уже не пьешь, бабами не увлекаешься, бедную Клавку избил и выкинул из дома. Уж не залечили ли тебя эти несносные врачи?

– Говорят, что кур доят.

– Знаю, знаю. Коров тоже на что-то сажают.

Кругом опять хохот.

– Ванечка, давай сегодня вечером спрыснем твое новое личико. Я в кайфе от него.

– Не могу, не дай бог, сглазишь.

– Да ты не бойся. У тебя только губы распухнут...

Девчонки ржут.

– Нет. Занят сегодня.

– А Клавка говорит, ты изменился от того, что у тебя все сломано. Неужели самое важное не вылечили?

Сегодня день смеха. Подруги Машки чуть не плачут, перегибаясь пополам от приступов хохота.

– А Клавка не говорила тебе, почему она не приехала в больницу, когда я загибался?

Все замирают. Звуки медленно исчезают. Лицо Машки стало пунцовым.

– Извини, Ванечка. Я просто большая дура. Поверь, совсем не хотела смеяться над тем, что произошло. Ты не калека и слава богу. А Клавкасволочь. Я ей не верю. Пойдемте девочки.

Вся толпа тихо переговариваясь выталкивается в дверь. Последней выходит Машка-кошечка. Она вдруг резко поворачивается в дверях и кричит.

– Ваня, если захочешь увидеть меня, позвони. Телефон старый. Чертова девка. А ведь ей всего 27лет, а выглядит как восемнадцатилетняя. Ни мужа, ни детей, одни мужики в голове. Однако, и человеческое ей не чуждо. Наверно, все же женщины ближе воспринимают боль других.

– Нет у меня денег. Извини, Иван, но нет.

Капитан Гришаков Федор Матвеевич, вытирает взмокшую лысину. Я пришел к нему домой с просьбой одолжить денег на мебель. По картотеке майора Хохрякова, он числиться моим другом.

– Ладно не дашь, другие дадут. По крайне мере с ними ничего не случиться, – блефую я.

Лицо Федора Матвеевича сразу становиться серым.

– Постой, Ваня. Я знаю где их достать. У моей жены где-то здесь заначка припрятана. Я ее сейчас разорю. Что только не сделаешь для старого друга. Теперь жена пилить меня будет до самого начала рейса.

Он уходит в другую комнату и вскоре возвращается с пачкой денег.

– Вот пять тысяч. Хватит?

– Давай.

Теперь капитан деланно веселеет.

– Значит тебя тоже выпускают в плавание?

– Разве не слышал? Вместе поплывем.

– А в Амстердаме тебе помощь будет нужна?

Мы смотрим пристально друг другу в глаза. Похоже он все знает. Надо что бы он первый раскрыл карты.

– В чем же ты хочешь мне помочь?

– Полковник Мухитдинов сказал, что если что то у тебя проясниться, то оказать любую помощь.

– А он не говорил, что должно у меня проясниться?

– Ты что то должен вспомнить.

Крутишь капитан. Он надеется, что я найду ключ и номер счета, а тебя заставляет следить за каждым моим шагом.

– Спасибо, Федор Матвеевич, но в этот раз в Амстердаме, мне по видимому, помощь будет не нужна.

Он облегченно вздыхает.

– Значит операция откладывается.

И чего они меня проверяют. Не доверяют наверно. Этот тип после нашего разговора точно будет звонить им и сообщит содержание нашей беседы.

– Пока откладывается. Я пойду, Федор Матвеевич. Мне квартиру доделать надо.

– А я думал, мы чайку погоняем, поговорим по душам.

Вот хитрая лиса, как-будьто об этом только и мечтал.

– Спасибо, но некогда. В следующий раз.

В пустой квартире надрывается телефон.

– Але. Я слушаю.

– Ваня, приезжай ко мне. Я чего-то все боюсь. Приезжай, – почти умоляет голос Натальи.

– Что стряслось?

– По моему за мной следят...

– Тебе не кажется?

– Ванечка. приезжай, – чуть не плачет она.

– Хорошо. Жди.

Перепуганная женщина стоит у порога.

– Заходи быстрей.

Дверь захлопывается и она шепчет.

– Ты никого во дворе не видел?

– Нет.

– Пойдем я тебе покажу.

Наталья подводит меня к занавеске окна и показывает пальцем вправо.

– Смотри там, видишь человек?

Кроме уродливых теней деревьев я ничего не вижу, но что бы поддержать игру спрашиваю.

– И давно за тобой следят?

– Я вижу их третий день. С работы провожают сюда. Здесь целыми сутками дежурят.

На улице появляется запоздалый прохожий и торопливо проходит мимо.

– Вот видишь, пошел сообщать, что кто-то ко мне пришел.

– Да, незавидное у тебя положение. Сын где?

– К Колиной матери отправила.

– А все же, почему они за тобой следят?

Наталья отходит от окна и плюхается на диван.

– Не знаю.

А я догадываюсь, тебе надо заманить меня к себе, вот и придумала эту историю со слежкой.

– А может наоборот, от того, что ты много знаешь?

– Может быть, – чуть не плачет она опять.

– Пойду на кухню, сделаю чай. У тебя там колбасы или сыра нет?

– В холодильнике...

Я иду на кухню и слышу шуршание шлепанцев за мной. Наталья стоит, опираясь на косяк кухонной двери и следит за моими действиями.

– Колбаса в левом углу. Ваня я три дня пытаюсь вспомнить, что может тянуться за мной, почему так вдруг неожиданно, началась слежка. Да, я знала, что задумал против тебя муж со своими друзьями, я знала, что все провалилось и они искали выхода из создавшегося положения. Когда муж ушел к Клавке, я даже желала ему смерти, а когда она пришла, то была в шоке. И вот появился ты. Пришла посмотреть на тебя, почувствовать прежнего друга и испугалась. Не узнала. С этого момента все началось. Они пошли за мной, после моего посещения твоей квартиры. Значит ты под наблюдением?