Текст книги "Все для будущей войны (Полигон - II)"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Почему же сапоги? – изумляется вцепившийся в меня сосед.

– Кожу при отделке, обрабатывают серой, микробы сразу сработали здесь.

– Взгляните на офицера.

Портупея лейтенанта рассыпалась, он держит пистолет в руке и вытаращив глаза смотрит на землю. Через две минуты воинское подразделение не узнать, без ремней, без сапог, без машин, пушек и минометов, это был сброд деморализованных солдат. Они неуверенно бредут по асфальту в пункт сбора.

Кончилось представление. Генералы и гражданские группками обсуждали увиденное. Мирон Иванович, предлагает всем зайти в столовую, отдохнуть перед поездкой на полигон.

– Молодой человек, – передо мной стоит все тот же гражданский, который переживал вместе со мной у мониторов, – вы бы могли с такой же точностью поразить своей ракетой, какой-нибудь объект?

– Конечно.

– А вот хотя бы, этот аэровокзал.

Он указывает на монитор, где перед фасадом заколоченного здания стоят скисшие машины.

– Если начальство даст согласие, никаких проблем.

– Я уже прикинул, что места в головке ракеты мы займем ровно столько, сколько занимал контейнер с микробами.

– Давайте, давайте. Я, за...

– Договорились. Я и есть ваше начальство, зам министра по вооружению Горюнов Митрофан Иванович.

Он улыбается и энергично трясет мою руку.

На улице меня ждут Мира и Маша.

– Андрей, нас не хотят пустить на полигон, а нам так надо посмотреть результаты опыта.

– Кто запретил?

– Капитан Самсонов.

– Сейчас я с ним поговорю.

Капитан в столовой с генералами и чиновниками. Банкет только начинается и Самсонов занимается своим любимым делом, ловит своими чуткими ушами разговоры посетителей.

– Товарищ капитан.

– Тсс..

– Товарищ капитан, мне нужно поговорить с вами.

Он с раздражением смотрит на меня.

– Что у вас, Голубев?

– Мы скоро поедем с гостями на аэродром, посмотреть результаты стрельбы, хорошо бы взять биологов. Они хотели провести исследование, проверить поведение микробов в необычной обстановке.

– Нет. Мне приказано замести следы эксперимента, поэтому никаких до исследований.

– Капитан, эксперимент сырой, он еще не доведен до конца.

– Слушайте, Голубев, я сказал нет, значит нет.

– Капитан, я вынужден подать на вас рапорт, что вы мешаете проведению темы "Жрец" и даже срываете его, ссылаясь именно на этот случай. Я вынужден так же аргументировано доказать, что тема не может быть принята на вооружение из-за попытки сорвать исследовательские работы.

– Это ваше право. Можете меня не запугивать и жаловаться где угодно и куда угодно.

– Хорошо, мы сегодня же и поставим точки над "и".

– Что вы этим хотите сказать?

– Здесь зам министр по вооружению, товарищ Горюнов Митрофан Иванович, он мой хороший знакомый, я сейчас с ним и переговорю об этом деле.

– Постойте, Голубев. Вы что, рехнулись. С таким делом... к зам министра.

– Здесь проще, не надо подавать рапорта, а он мне всегда поверит.

– Ладно, Голубев, ваша взяла, сегодня ваш праздник, я разрешу биологам поездку на полигон.

Конечно не все гости собрались на полигон. Часть их просто удрала в свою гостиницу, другие испарились. Самсонов в первом газике возглавляет колонну машин. Я еду в компании с Мирой и Машей.

– Как ты сумел уломать капитана? – спрашивает Мира.

– Очень просто, я ему сказал, что я внебрачный сын министра...

Они хохочут.

– Ты бы тогда здесь не работал, был бы сразу первым секретарем посольства в какой нибудь стране.

– А что, разве я не стал здесь ИО начальника? Явно, родство помогло.

– Тебе помог пожар... и потом, когда вернешься в институт, будешь опять заурядным инженером.

– Ну вот развенчали, а я только что был на вершине славы.

– Так как все таки уломал Самсонова?

– Это все сложно, девчата. Конечно он мне моих демаршей не простит.

– Может все же не нужно было конфликтовать..., – неуверенно говорит Маша.

– Понимаешь, если мы эту работу успешно не закончим, то меня возможно и заклюют, но я уверен в успехе.

– Вообще то рискованное мероприятие, – замечает Мира.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только одно, позавчера Маша забыла закрыть один эксикатор... и оставила его на столе...

– А где он должен быть?

– В термостате

– Ну и что?

– У нас комната не обогревается и по ночам прохладно. Микробы сидят в термостате при 20 градусах, а у нас ночью было 14. Кроме того, на поверхность агар-агара были допущены микробы воздуха и так он простоял 16 часов. Колония микробов С1С изменила цвет.

– Девчонки, не томите, что это значит?

– Мы сами не знаем. Под микроскопом выявились новые неизвестные нам колонии. По крайней мере, в каталогах их нет.

– Успели испытать на резине?

– Успели. Резину сожрали.

– Тогда... Что?

– Понимаешь, Андрюша, когда мы начинали эту работу, то усиленно кормили микробами мышей и кроликов. Тогда было все в порядке, крыски толстели, кролики жирели. И все же мы оставили нескольких контрольных зверюшек до настоящего дня.

– Правильно, так и надо делать.

– Может и правильно, но сегодня утром этим оставленным крысам было плохо...

Я оборачиваюсь и смотрю на них.

– Черт возьми, но вы говорили, что на человека эта зараза не действует...

– Теперь мы это боимся говорить.

– А причем здесь новые микробы?

– Они сожрали резину на семь секунд раньше, чем старые.

– Слушайте, девчонки, вы все говорите загадками. Я уже двадцать минут пытаюсь вытащить из вас основное. Что вы открыли, что так встревожены.

– Активность новых микробов выше, значит скорость заболевания зверюшек может увеличится. Мы уже четко опасаемся, что для людей контакт с нашими микробами весьма опасен и это скажется не сразу, а через некоторое время. Эти солдаты, которых прогнали через опасную зону по всей вероятности уже заболели.

– Так какой же микроб оказался на полигоне?

– Я считаю, что старый микроб попав в атмосферные условия сначала преобразовался в новые, а потом сдох. Военные попали именно в полосу новых микробов, почему активность разрушения на них противогазов и костюмов химзащиты была выше.

– А я этого не заметил.

Машины не доехали до самолетов. Весь асфальт и бетон взлетной полосы залит маслом. Вытекшее из под цилиндров шасси и гидравлических систем самолетов, оно еще не успело впитаться в почву и большими озерами, преградило путь транспорту. Гости вылезли из машин и Мирон Иванович повел их по траве к ближайшему пассажирскому самолету ТУ-134. Длинный корпус лежал брюхом на земле. Стекла кабины пилотов и иллюминаторы отсутствуют, дверь полуоткрыта.

– Вы видите серую пыль, – объясняет Мирон Иванович генералам и другим любопытным лицам. – Это уже переработанная микробами резина. Посмотрите, ее особенно много у колес. Все уплотнители стекол, иллюминаторов тоже сожраны и пыль неровно рассеяна по корпусу самолета и на земле. Теперь пойдемте к машинам.

Гости идут к парку машин. У самолета осталась Маша, Мира и я. Маша одевает полиэтиленовые перчатки, отчаянно лезет под самолет и в пробирку собирает миниатюрной лопаточкой серую пыль.

– Осторожней, Маша, там много масла.

– Я вижу.

Она выползает из под днища.

– А у машин собирать будешь?

– Зачем? Так все ясно.

– Зато я ничего не понимаю. Чего вы там увидели?

– Андрюша, отходы по цвету похожи на те, которые мы получали в лаборатории... после последнего эксперимента.

– Неужели вы правы?

– Мы их исследуем..., только потом... скажем.

Я уже не стал ничего спрашивать, мне просто хотелось поверить, что солдаты, которые прошлись здесь после испытаний, может быть не пострадали...

Колонна машин объехала аэродром и прибыла на карантинную площадку, где отсиживалось воинское подразделение. Офицеры и солдаты уже переоделись, только что им подвезли ужин и все бодро уплетали гречневую кашу. Старший офицер отдал рапорт начальнику полигона. Все любуются молодцеватым видом наших воинов.

– Как видите, – вещает гостям Мирон Иванович, – все эти прогулки в зараженной зоне не отражаются на здоровье людей. Выводится из строя вся техника, а бойцы в полном порядке.

Все. Сегодня испытания закончены, мы возвращаемся обратно.

На следующий день мы должны отдыхать, но меня срочно потребовал к себе Мирон Иванович. В кабинете понуро сидят Мира и Маша.

– Садись, Андрей. Дело препоганое. Наши биологи чего то не доглядели и вот сегодня начались неприятности. Те ребята, что прошли вчера полигон почти все заболели желудками. Я только что звонил в госпиталь, там выясняют в чем дело...

– Я знаю в чем дело..., – пытается высказаться Мира.

– Лучше бы ты не знала, – прерывает ее главный. – Я вызвал вас не для того, чтобы мы каялись и ахали, ах, что мы наделали... Вы были молодцами, сделали все, что могли и теперь будете продолжать эту тему и дальше. Надо закончить весь этап работ. Завтра вы засядете за отчеты и через два дня сдадите мне. Выводов прошу не делать...

– Как же так? – удивляется Маша.

– Вот так.

– Разве нам ничего не будет?

– Мария, ты о чем? Каждый отрицательный результат, есть тоже результат. Если подтвердится, что ваш микроб уничтожает людей, да вам за это государственную премию дадут. У нас же теперь будет в руках оружие, которое не только уничтожает технику, но и выводит солдат противника.

– Пока оно вывело наших солдат. Толи еще будет, – бросаю реплику я.

– Ну это еще неизвестно. Может желудки у них заболели от недоброкачественной пищи. Так договорились, делаем отчет. А теперь не теряйте время, идите...

Мы уныло идем к своим рабочим местам.

– Весь день испортил, – ворчит Мира.

– Ты заикнулась, что знаешь в чем дело. Почему заболели солдаты?

– Не знаю, но догадываюсь. Это начала заболевать печень. По идее должно произойти ее медленное разрушение.

– Цероз?

– Вроде этого.

– Но с чего у тебя такое заключение?

Мира нехотя цедит.

– Я сама... больна.

Я останавливаюсь. Они тоже встали. Маша смотрит в сторону, а Мира уныло в землю.

– Мира, это... правда, откуда ты узнала?

– Мне вчера вечером было плохо, жена лейтенанта, у которого я живу, вызвала врача.

– Маша, а ты как?

– Не знаю.

– Вы что, не оберегались?

– Мы расслабились. Сначала нашей работы, применяли все средства защиты, но когда наши звери после обработки микробами повели себя нормально, некоторые ограничения сняли.

– Господи, что вы наделали? Мироныч об этом знает?

– Нет.

– Маша тебе надо бы... к врачу.

– Я сама не знаю, что мне надо. Мне страшно. Как тогда, там на пожаре...

Хотя нам обещали отдых и даже собирались отправить домой, этого не произошло. Из института прислали еще специалистов, полностью укомплектовав группы после потери людей от пожара, привезли еще разобранные две головки к ракетам и опять началась работа, по подгонке и монтажу ракет. Замену мне не прислали, таким образом, я по прежнему остался ИО.

Мирон Иванович с усмешкой встретил меня, когда я хотел от него получить конкретное разъяснение задания.

– Ты же сам нахвастался зам министра, что сможешь втиснуть небольшую игрушку в нашу головку ракеты.

– Я не хвастал, а давал техническую консультацию гостям, как вы просили.

– Меня можешь к этому не привлекать, я не просил тебя искать дополнительную работу для нас, но дело сделано, завтра игрушка прибудет сюда.

– Вы знаете, что это такое?

– Знаю. Новый тип взрывчатого устройства, тоже на базе аэрозолей. Будет точно такое же шоу, как и с нашей биологией. Приедет куча гостей, будет сабантуй и полигон, для желающих... Только... условия будут другие. Завтра мы отправляемся на полигон, осмотрим цель.

Мира уезжает в наш город, ее кладут в больницу. Я пришел проститься с ней.

– Как Мироныч отнесся к твоему сообщению?

– А ни как. Самое ужасное, вместо сочувствия, посожалел, что не останусь здесь. Сказал, что сейчас предстоит опять новый запуск и мое присутствие было бы желательно.

– Мироныч создан из твердого материала, при жаре не нагревается, при холоде не замерзает, поэтому у него полное отсутствие чувств и эмоций.

– Мне кажется, что такие через человека переедут и не заметят.

– Ты права, есть еще такая порода людей.

– Андрюша, присмотри за Машей. Она, конечно, не робкого десятка, пол Союза объехала, была в десятке экспедиций, кроме работы ничего не видела, но как и каждая женщина, нуждается в твердой руке и поддержке.

– Она случайно не может... заболеть, как ты...?

– Я этого боюсь тоже... Мы с ней работали вместе и одинаково надышались этой заразы. Не дай бог, чтобы это задело Машу.

– Я постараюсь ей помочь во всем.

– Хорошо. Проводи меня до машины.

– Разве Маша с тобой простится не придет.

– Мы с ней уже попрощались. Она сама на взводе, так что вдруг забьется еще здесь в истерике. Нет. Пусть Машка переживет стресс в тренерской, где обосновалась... Пошли.

Я довожу ее до машины и она целует меня в губы.

– От пожара спас, а я себя сама спасти не смогла. Прощай, Андрюша.

– Только хочу одного, живи. Хочу чтобы ты вылечилась и была живой. Живи Мира.

– До свидания.

На сборочном участке, как всегда бедлам. Вырви Глаз ругается с Игорем Колывановым.

– Здесь нет по схеме обогрева, а ты припаял контакты на стык.

– Я не отступил от чертежей...

– На кой хрен эти чертежи, если мы не ставим старый объект. Сейчас нам прислали новое изделие, на вид обыкновенная банка из металла со взрывателем. К нему никаких проводов, никаких стыков.

– А это что? – Игорь тычет пальцем в чертеж.

– Радиолокационный взрыватель.

– Правильно, а провода к нему идут с этого разъема тоже... Значит, я все выполнил как надо.

– Эй, вы, – я останавливаю их. – Никакой самодеятельности, есть в чертеже, делайте как требуют.

– Ну вот, видишь, – торжествует Игорь.

Я беру его под руку и отвожу в угол.

– Как твои дела?

– Это с пожаром?

– Да.

– Хрен его знает. Не вызывают и ничего не говорят.

– Я тут покопался кое в чем. Поковырял СНИПы. Гостиница построена с отклонениями от нормы, ты бы посмотрел на документы. Вдруг вызовут в суд, а тут хоть аргумент есть.

– Спасибо, Андрей, обязательно посмотрю. Хочу спросить тебя, ребята говорят, что солдаты, которые прошли по полигону, это... получили инфекцию. Правда?

– Пока это слухи. Я сам не знаю.

Что еще можно сказать.

Маша сидит у меня в комнатке и рассказывает.

– Мирон Иванович пришел к нам в лабораторию, посмотрел на штампы и стал кричать, что мол дуры неотесанные, как так можно работать с микробами и не защищаться. Мира пыталась ему доказать, что все микробы делятся по классу опасности, но у нас все уж слишком засекречено и когда мы получили неизвестные микробы, класс опасности им присвоили не вышестоящие организации от микробиологии, а руководители первого отдела. Вышло секретно, но безопасно.

– Это было после того, как Мира призналась ему в болезни?

– Да. Мирон Ивановичу об этом сообщили сначала врачи. Потом он вызвал Миру и она рассказала все...

– Почему же он пришел к вам опять?

– Военные решили не раздувать историю с болезнью солдат. Тем более, что на следующий день боли в желудке прошли и они все выписались. И только немного людей знают, что солдаты больны основательно и погибнут не сразу, а через некоторое время, может быть даже после службы в армии. Вот он и явился к нам с требованием не разглашать тайну.

– Слушай, ты не хочешь отвлечься, давай махнем в клуб.

– Ой, с удовольствием. Пойдем куда-нибудь, Андрюша.

Опять полигон. Мирон Иванович везет меня показать новую цель. На аэродроме уже все убрано. Нет самолетов, изуродованных машин и танков, нет масляных озер. Аэровокзал приведен в порядок.

– Так где цель?

– Вот она.

Мирон Иванович показывает на здание аэровокзале.

– На верху здания, – продолжает он, – на самой крыше, нанесен краской большой белый крест, это твоя цель.

– Какой же смысл, разрушать такое отличное здание?

– Это не нашего ума дело. Знаю только одно. Вокруг здания будут стоять танки и бронетранспортеры. Так что тебе ошибаться нельзя, вложишь ракету тютелька в тютельку.

– Смотрите, бронеколпаки остались...

– Естественно, операторы должны запечатлеть, все, что произойдет.

Все по прежнему. Собираются генералы и чиновники. Командный пункт светится экранами мониторов.

– Внимание, начинаем отсчет времени, – объявляю я.

Огромные часы начали отсчет времени. На экранах мониторов показалась ракетная установка. Ствол пополз наверх и застыл, грозно направив головку вверх. Расчет убрался в укрытие.

– Четыре..., три..., два..., один... Пуск.

Нажимаю кнопки и все видят как установка вздрагивает и ракета нехотя набирает скорость по направляющей. Тот час же мониторы переключаются на полигон, где видны здание аэровокзала, техника окружившая его. Теперь к прицелу. Все ждут, когда на центральном экране появится изображение крыши здания. И вот постепенно проявляется слабый след креста. Свожу прицел головки с этим крестом. Крыша растет на экране и я корректирую сведение крестов. И вот цель заполнила экран, вспышка и все пропало. Зато на других мониторах видно, как здание пропало в облаке и тут... часть экранов погасло, а на других полное замутнение. В командном пункте немая тишина и я стараюсь разъяснить увиденное .

– Спокойно товарищи. Это пыль, сейчас она разойдется и мы все разглядим.

– Почему другие экраны погасли? – задал кто то вопрос.

– К сожалению, это технические поломки.

И тут муть стала распадаться. Проявились унылые формы танков и смятых бронетранспортеров.

– Где здание, где аэровокзал? – сразу вскрикнуло несколько голосов.

– От здания осталась одна воронка, – дополняет мои пояснения Мирон Иванович.

– Но это же... метров двести... Само здание... из бетона...

– Увы. Вокзала нет. Желающие посмотреть все вблизи есть?

– Да, да, – раздалось несколько голосов.

– Тогда собираемся на улице, там уже поданы машины.

На месте гибели аэровокзала стоит несколько санитарных машин. Когда мы подъехали, их как раз загружали носилками, прикрытыми темно-синими солдатскими одеялами. Мирон Иванович подвел всех гостей к одной из машин.

– Постойте, – потребовал он у санитаров. – Откуда пострадавшие?

– Из под бронеколпаков...

– Откиньте одеяло.

Мы увидели голову человека с выпученными неподвижными глазами. Из ушей и открытого черного рта, на коже лица, растянулись засохшие струйки крови.

– Где стоит колпак? Откуда вы его брали? – опять спрашивает Мирон Иванович у санитаров.

– Вон. Метров двести отсюда.

Санитар махнул рукой на дальний бронеколпак.

– Товарищи, – теперь обращается ко всем главный, – помните многие экраны на командном пункте погасли, это после взрыва нашего устройства погибли операторы. Вот один из них. Взрыв был от этого колпака на пятьсот метров и представьте силу нового оружия, от которого почти нет спасения, так как ни окопы, ни блиндажи, не могут помочь солдатам и офицерам от удушья...

– Неужели ничего нет, а эти танки, бронетранспортеры?

– К сожалению, мы не загрузили эти боевые машины живым материалом и не сможем вам конкретно ответить на этот вопрос... Но теоретически спастись можно, если спрятаться в бункер или убежище под землей, причем абсолютно герметичные. Сейчас подойдемте к самому вокзалу, танкам и бронетранспортерам.

Мы подходим к бывшему грандиозному сооружению аэровокзала. Лишь только по краям бывшего длинного здания вывороченные бетонные блоки, по центру же мелкий бетонный щебень, проваленный в большую воронку.

– Куда же делся бетон? – недоумевает кто то.

– Новейшая начинка головки ракеты, это необычный состав аэрозоли – это миллиардная система маленьких микровзрывов, который возникают под действием возбудителей... Это величайшее достижение наших ученых...

– Разве за границей таких не?

– Таких нет. Из серии аэрозольных, есть вакуумные бомбы, кислородные, химические, биологические. Но вот эта красавица перещеголяла по свойствам поражения все. Вы взгляните только на этот бронетранспортер.

Теперь мы подошли к необычно уродливому корпусу, стоящему недалеко от воронки. Бывшая грозная машина раздавлена чудовищной силой.

– Ого, – восхищается один из генералов.

– Вы видите, эта машина попала почти в эпицентр взрыва, ее не отбросило взрывной волной, не разорвало, а просто как под прессом раздавило...

– Мини атомный взрыв, – предположил один из гражданских.

– Не атомный, но близок к нему, это страшное свойство новых аэрозолей.

Похоже Мирон Иванович переключился с нашей тематики и поет дифирамбы аэрозолям.

– Ну как поездка на полигон? – спросила меня Маша.

Мы сидели с ней в столовой и ужинали роскошными котлетами с жаренной картошкой.

– Мы вступили в новую стадию войны.

– Что это значит?

– Наступила эра аэрозолей.

Маша запивает котлету чаем.

– А мне Мирон Иванович приказал готовить новый контейнер с микробами. Завтра присылают нового упаковщика вместо Сашки. Так что эра аэрозолей продолжается.

– А когда запуск не говорил?

– Вроде через неделю. Чего ты сегодня вечером планируешь делать?

– Ничего. Кино, смотреть не хочется, мы смотрели его два дня тому назад, телевизор только в столовой, танцев сегодня нет, гулять по полигону запрещено, остается одно, завалиться на койку и задрать ноги к верху.

– Есть предложение. Собраться у меня и выпить стаканчик вина...

– У тебя какой-нибудь праздник?

– Да. Мне исполнилось двадцать пять лет...

– Машка, что же ты мне раньше не сказала.

– Раньше, ты был от меня далеко, а теперь...

– Машенька, я сейчас...

Вырви Глаз ошалело смотрел на меня.

– Тебе чего, Андрюшка?

– Продай свои часы.

– Да ты что, выпил что ли?

– Нет. У моего лучшего друга день рождения, а подарить нечего...

– Девушка? Неужели Машка?

– Она. Я тебе помимо денег, свои старые часы отдам.

– Кировские?

– Ну да.

– Давай, я согласен, только рука у Машки маленькая. Знаешь что, я пару звеньев в браслете выкину. Посиди здесь немного.

У Вырви Глаза часы новенькие, только перед отъездом на полигон вместе со мной выбирал и купил в магазине. Они самозаводящиеся, с числовой и месячной индикацией. На руку их Вырви Глаз одевает, когда идет на танцы или вечеринки. Вот и сейчас он достает коробочку из чемодана и, вытащив от туда часы, начинает осторожно разбирать металлический браслет...

Маша со своей подругой Настей по жилью собрала скромный стол. Бутылка портвейна, нарезанная колбаса и батон.

– За нашу новорожденную.

Мы выпиваем крепкий суррогат алкоголя.

– Вот тебе от меня подарок.

Я протягиваю ей часы.

– Ой, Андрюшенька, они же такие большие.

– Машка, это же мечта в полосочку, – с завистью тянет Настя.

– Давай я тебе одену.

Я одеваю часы, а она прикасается щекой к моей голове.

– Спасибо, Андрюша.

В это время с грохотом двери открываются и на пороге группа парней и девчат, все институтские. Впереди Вырви Глаз.

– Это в этой комнате зажимают день рождения? Входи ребята.

Выплывает огромный букет цветов. И где они только его нашли?

– Маша, принимай.

– Ребята..., – виновница торжества, только разевает от восхищения рот.

Борька, бригадир монтажников, выставляет на стол четыре бутылки водки, а Игорь Колыванов вытаскивает из распухшей сетки свертки с селедкой, колбасой, маслом и хлебом.

– Настя, ищи стаканы.

– Где же я их найду?

– Обегай все комнаты, не может быть, чтобы спортсмены не выпивали. Наверняка в каждой по паре стаканов есть.

– У меня, – подсказываю я, – четыре стакана в столе. Сейчас их принесу. Настя пусть их вымоет.

В дверь стучат.

– Входите, не заперто, – кричит Гришка балаболка.

В комнату входит Тамара, та самая по вине которой, как ходили слухи, сгорела гостиница.

– Маша, я хочу тебя поздравить, я тебе несла телеграммы и нечаянно прочитала.

– Спасибо. Присоединяйся к нам. Ребята, у нас есть еще стаканы?

– Достанем. Кто там тебя поздравляет? Мама?

– Мама и Мира.

Девчата нарезают колбасу, чистят селедку и мы вскоре по новой отмечаем день рождения.

– Ребята, – Боря поднял наполненный стакан, – за нашу новорожденную, самую лучшую, самую красивую, самую обаятельную девушку в институте. Дай бог, ей здоровья, счастья и приличного жениха. Поехали.

Мы прогуляли до часу ночи. Я пришел к себе в комнатушку и развалился на кровати. Ну и денек. Дверь скрипнула.

– Кто здесь?

– Это я, Маша. Мы уже там все прибрали.

– Иди сюда.

Маша валится ко мне на кровать.

– Как все таки было чудесно и ребята пришли, и все были в норме.

Я поцеловал ее в щеку.

– Я сегодня останусь у тебя. Хорошо? – шепотом говорит она.

– Хорошо.

Начались горячие денечки с новым запуском. Мы опять с Мирон Ивановичем выезжаем на полигон. Хоть и здания аэровокзала нет, однако взлетное поле заполнено. Уже навезли новые самолеты и технику. По центру дорожки большой крест выведенный белой краской.

– Надеюсь, тебе ясно куда наводить?

– Ясно. Опять приедут генералы?

– Нет. Сейчас контингент поменьше. Приедут ученые и будущие офицеры.

– Курсанты?

– Они самые. Всем хочется посмотреть на свойства необычного оружия. Все ясно?

– Все.

– Тогда поехали обратно.

Мы сидим в газике и главный мне вдруг задает вопрос.

– Андрей, ты в курсе дела по поводу болезни Миры?

– Да.

– Вчера пришла телеграмма, Мира умерла в больнице. Так неожиданно вдруг. Всего то несколько дней там пролежала, а ее печень ни к черту... Как она только все время терпела эту боль.

– Не может быть?

– Все может быть. Ты никому об этом не говори. И так все эти события с военными вышли за рамки действительности.

Я потрясен и не могу вымолвить ни слова. Вспоминаю как при пожаре она обозвала меня придурком, может быть и задело... Кстати о пожаре.

– Мирон Иванович, вы обещали вместо Саши, прислать нового человека, Мария сказала, что микробы готовы, но нет упаковщика.

– Знаю. Будет. Уже выслали самолетом.

Это было юное создание с задранным от высокомерия носиком.

– Меня направили к вам, – сказала она и протянула мне документы.

– Элла Панфиловна..., – прочел я, – специалист по аэрозолям.

– Зовите меня просто, Элла.

– Хорошо. Вас определили на жилье?

– Ах вы про койку? Это мне выделили, но мне не хочется жить среди этих офицерских жен и их пищащих детей, я хочу среди своих. Вы бы не могли устроить меня с коечкой...

– Не знаю. Сейчас переговорю с девчатами. Посидите здесь.

– А эта ваша комната?

– Моя.

– Шикарно живете.

– К сожалению ее вам уступить не могу.

– А я и не претендую.

– Тогда подождите немного, я сейчас.

Затратил почти двадцать минут на уговоры, в одной из тренерских комнат, где поселились три женщины. Там раньше был ринг и места, хоть на десять человек. Те неохотно согласились. Когда вернулся обратно, Элла сидела на моей кровати и пудрила носик.

– Ну как? Вам удалось меня устроить?

– Да.

– Может я проведу эту ночь все же здесь?

– Нет. Вы проведете эту ночь в другом месте...

– Очень жаль. Пошли. Где там мой угол?

Утром обхожу все участки работ. У биологов дым коромыслом. Эллочка, мечется вдоль лабораторного стола, смешивая реактивы. Маша стоит у своих эксикаторов и скептически смотрит на эту сцену. Я подхожу к ней.

– Может ей помочь? – киваю на Эллу.

– Справиться.

– Уже сцепились?

– Ничего подобного. Она попросила ей не мешать, я не мешаю.

Хрустнуло стекло. Эллочка локтем сбила колбу. Я дернулся, но Маша схватила меня за руку.

– Не надо. Все будет в порядке. Эта женщина горы свернет, но своего добьется. Твой аэрозоль будет готов в срок.

– Тогда желаю удачи.

Маша ласково жмет мне руку.

Гостей на командном пункте набралось больше, чем в последние два запуска. В основном курсанты училищ и их наставники. Я ввожу время отсчета и все с напряжением смотрят на экраны. Дернулась ракета и пошла в небо. Вот ее огненный хвост стал сужаться в светящуюся точку и вскоре пропал из виду. Теперь все внимание на центральный экран.

– Говорит пятый, – вдруг раздался голос одного из операторов. Телеметрические показания двигательной установки ракеты резко изменились.

– Что за дьявольщина. Локаторщики как там? Где ракета?

– Не доходя до пика подъема, – бубнит в ответ динамик, – наблюдалось повышение давления в первой ступени, в результате произошел взрыв, Головка со второй ступенью сбились вправо от курса на тринадцать градусов.

– Вычислители, куда падает ракета?

– Смотрите, – крикнул кто то из зала, – на мониторе...

Теперь на центральном экране всем стала видна слабая карта земли. Головка исправно работала. Но у меня сжалось сердце от нехорошего предчувствия. Я не могу остановить автоматику головки. Взрыв с биологической начинкой наверху, еще хуже чем над землей. Карта увеличивается в размере и на встречу нам уже стремительно несутся леса, поля, селения. Только бы в ненаселенный пункт.

– Ракета падает в жилой район поселка Вахруши, в тридцати километрах от Дзержинска, – раздается голос вычислителя.

– Тревога. – вдруг раздался голос командира части, который присутствовал при запуске. – Оператор, поднять часть по тревоге. Всех военнослужащих отправить к поселку и оцепить его. Никого там не впускать, никого из него не выпускать.

Вместе с вытьем сирены в военном городке, центральный экран пыхнул и погас. Ракета распылила свою ношу. В помещении все заговорили, военные быстро убрались, кроме полковника. Он подошел к пульту управления и нажав на нем несколько кнопок, рявкнул в микрофон.

– Командующего.

Сидим в так называемых "своих номерах" и не высовываем нос. В городке тихо, всех военнослужащих бросили в оцепление пораженных районов. Я просился у Мирона Ивановича выехать вместе со всеми, но он отказал.

– Ты лучше сиди в своей комнате и не вылезай.

– Но почему?

– По кочану. Приедет комиссия и разберется кто прав, кто виноват. А пока не маячь. Высунешься со своими инициативами и все подумают, вину замаливает.

– Но мы же действительно не виноваты...

– Андрей... иди..., иди к себе. Все..., мне надо на совещание к командующему.

Ко мне пришла Маша. Она села на кровать, подтащив под себя ноги.

– Андрюша, ты не переживай.

– Там же люди. Я же видел в экран, что это поселок.

– Но что сделать? Это же несчастный случай. Ты уже ничем им помочь не можешь.

– Я это понимаю.

В дверь стучат и в комнату вваливается несколько монтажников, во главе с Вырви Глазом.

– Андрюшка, ты здесь. А мы думали, что ты закис и уже гниешь на кровати. Маша, ты умница, не бросила этого бирюка в самый гнусный момент его жизни. По случаю неудачного запуска, мы решили немного потревожить нашего ИО.

– Ребята мне действительно тошно и хочется напиться...

– А на это мы мастера. Гришка, давай.

Гришка достает две бутылки водки.

– Где тут у вас стаканы, – вопит он.

– Маша притащи из своей комнаты стаканы.

Маша соскакивает с кровати и уходит к себе в комнату. Ребята прямо на одеяле расстилают газетку, вытаскивают хлеб и колбасу. Возвращается Маша и приносит стаканы.

– Мне ребята не надо, я чего то не хочу, – говорит она.

– Нет, налейте ей, – командую я. – За этот тост ей придется выпить.

Все недоуменно глядят на меня.

– Выпьем, ребята, за упокой души Миры.

Вскрикнула Маша. Посерьезнели ребята и замолчали.

– Давайте, мальчики. Хороший была она человек.

Я первый выпиваю, все за мной.

– Когда? – спросил Вырви Глаз.

– Три дня назад.