Текст книги "Самый лучший стрелок"
Автор книги: Евгений Кукаркин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
– Это мы сейчас.
Сержант, позвав двух солдат, топает в дом.
– Пойдем к генералу, – предлагает Сашка.
– Пошли.
Генерал в своих покоях недоверчиво слушает нас.
– Это не может быть.
– Вы можете проверить список убитых в "Дельте" и в других подразделениях за сегодняшний день.
– Неужели это правда?
– То, что здесь было большинство афганских боевиков, это точно и основную бойню устроили они, это мы быстро разобрались, но прикрывали их наши. Я не понимаю зачем они это делали, но убить хотели вас. Когда мы въезжали в представительство, их пулеметы у ворот были повернуты в нашу сторону. Хорошо Толя уничтожил пулеметчиков. Это была засада..., докладывает Сашка.
Теперь генерал молчит и мучительно думает.
– Ладно, ребята, идите и никому ни слова о том, что вы мне рассказали.
На центральную улицу городка стаскивают мертвых. Из города приехало несколько санитарных машин, их заполняют ранеными. Мы сидим в своих комнатах и смотрим на это из окна.
– Смотри, прибыли военные, – кивает Сашка.
Несколько афганских высших военных чинов о чем то спорили с нашим генералом недалеко от аккуратно уложенных убитых. Наконец те идут рассматривать отдельно сброшенные тела афганцев. Появилась машина посла. Генерал залезает в нее и она сразу обступается бронированной техникой афганского батальона, прибывшего к городку.
– Посол поехал к президенту, предъявлять ультиматум.
– Чего нас не взяли в охрану?
– Видно, теперь афганцы дают свои гарантии.
На следующий день в городок входят отряды "Дельты". В нашем взводе я не вижу нескольких знакомых лиц. Все мои бывшие товарищи отворачиваются от нас с Сашкой или односложно отвечают на наши вопросы. Лейтенант приглашает меня и Сашку к себе в комнату.
– Теперь рассказывайте, почему вы вчера оказались в городке так рано и что вы сумели натворить?
– Президент Амин отказался принять нашу делегацию, – начал говорить Сашка, – и генерал приказал обратно вернуться в городок. Мы приехали сюда, а здесь бой. Машина успела проскочить к нашим и мы приняли участие...
– Многих нападавших перебили?
– Много. Один Толя толи десяток, толи более уложил. Вы же знаете, как он стреляет.
– Знаю. В основном в лоб, – лейтенант мрачно смотрит на меня.
– Больше ничего не заметили?
– Нет, – поспешил ответить я раньше Сашки.
– Молодцы. Хорошо поработали. Сейчас марш к себе отсыпаться, завтра сложный день. Больше генерала охранять не будете.
Мы приходим к себе в комнату и ложимся на кровати.
– Ты думаешь, лейтенанту тоже не стоит говорить, что мы видели? спрашивает меня Сашка.
– Не стоит.
– Почему мы больше не будем охранять генерала?
– Судя по всему, переговоров больше не будет.
– Ты думаешь, что...
– Пока предполагаю.
Мне не спиться. Мрачные мысли одолевают меня. Неужели я сгубил также и своих.
– Толя, ты спишь? – шепчет рядом Сашка.
– Нет.
Он вылезает из кровати и, натянув сапоги, пошел к выходу.
– Ты куда?
– Пойду покурю.
Мне душно. Я тоже вылезаю из-под одеяла и, открыв окно, залезаю на подоконник. Городок еще не спит. Светятся окна, звездный заполонили небо неравномерным порошком. Рядом с нами открыто окно соседней комнаты. Два голоса слабо пробиваются ко мне.
– Никогда мы столько потерь не имели...
– Все эти два мудака. Литер нас успокоил, что их не будет. Все знали, что Толька за 100 метров муху в глаз подобьет...
– Сержант просил литера еще тогда для страховки усилить охрану ворот, а тот не послушал. В результате и генерала упустили, и столько жертв...
– И зачем мы ввязались в это дело?
– Мы в своих не стреляли, это все спец подразделения афганцев, полковника Ахмета. Наша задачей было придержать газик, если он попытается прорваться внутрь..., а вышло то все наоборот...
– Придержали... называется.
В соседней комнате наступила тишина. Я посидел еще немного, соскочил с подоконника и снова залез под одеяло. Вернулся Сашка.
– Нам устроили бойкот. Только пришел в курилку, все замолчали и так до конца, пока не ушел...
– Ложись спать.
Мне казалось, что я не проспал и десять минут, когда чьи то руки стали требовательно трясти меня.
– Толя, вставай, тебя вызывает генерал.
За окном еще темно. Рядом с моей койкой стоит лейтенант. Сашка уже вскочил и поспешно натягивает штаны.
У генерала два пожилых гражданских. Мы отрапортовали, что прибыли и генерал, вяло махнув рукой, сразу представил нас присутствующим.
– Вот они и предотвратили захват городка. А этого вы узнаете? обращается генерал к одному из них, ткнув в меня пальцем. – Помните два года назад мы были на охоте? Он еще кабана к нашим ногам положил.
Теперь и я узнал этого человека. Это тот правительственный чиновник, перед которым тогда в снегу лебезил генерал.
– Узнаю. Как же не помнить. Пробитые монеты до сих пор восхищают моих гостей. Так что произошло, молодые люди?
Мы опять начинаем рассказываем свою историю.
– Вы уверены, что это был солдат Ромашов? – спрашивает меня чиновник.
– Да.
– Вы, ребята, заслуживаете награды и я надеюсь, что командование отблагодарит вас. Хочу вас предупредить, то что вы видели в этот день, никогда, никому не рассказывайте. Держите язык за зубами. Генерал, можете их отпустить.
– Можете идти, – командует нам генерал, – и за одно, позовите сюда своего командира.
Мы выходим в коридор и видим там лейтенанта, нервно бегающего по коридору.
– Ну что? – сразу бросился он к нам.
– Вас просят зайти туда.
– Подождите меня на улице.
Проходит минут десять. Вдруг в доме раздался выстрел. Мы бросились в парадную, но навстречу нам выходит лейтенант.
– Все в порядке, ребята. Пошли, нас ждут машины.
Мы молча идем по темному городку и выходим на колонну машин, растянувшуюся до ворот, и готовую к отправке. Командир "Дельты" полковник Т. ждет нас у последней машины.
– Ну как? – вопросительно смотрит полковник на лейтенанта.
– Все в порядке.
– Тогда построить всех перед воротами.
– Есть.
– Всем строиться, – раздаются команды, вдоль машин.
Отовсюду выскакивают солдаты и офицеры. Двести с лишним человек выстраивают в виде каре перед воротами. Мы тоже в строю своего подразделения. Полковник Т. в центре, он начинает речь.
– Товарищи солдаты, сержанты и офицеры, правительство Афганистана, в лице нового президента Амина, пошло на неслыханное коварство и подлость против Советских граждан, находящихся здесь. Позавчера утром, банда афганских молодчиков, науськиваемых офицерами Амина, напала на наше представительство. 22 человека погибло и около тридцати ранено. Наше правительство предъявило ультиматум правительству Афганистана, но президент Амин отказался его принять. Только что пришло сообщение, наш боевой генерал П....., ведущий переговоры в президентском дворце, подло убит гвардейцами...
Меня аж шатнуло от этих слов. Генерал..., я с ним виделся двадцать минут назад. Я пытаюсь разглядеть лица своих товарищей, как они воспринимают эту лож, но темнота прячет их глаза.
... – Товарищи, в Афганистане из истинных патриотов своей родины, только что организовалось новое правительство во главе с видным лидером народной партии товарищем Бабраком Кармалем. Оно обратилось к нам за помощью, свергнуть кровавый режим и помочь им навести истинный порядок в стране. Наше государство решило помочь новому правительству Афганистана и мы получили приказ арестовать президента Амина и передать его в руки правосудия. Сейчас мы двинемся к президентскому дворцу Даруломан и выполним то, что от нас требуют. Я уверен, что вы выполните свой долг и отомстите за кровь наших сограждан. Да здравствует наша коммунистическая партия, наше правительство...
Глухой рокот пронесся по каре.
– Всем внимание! По машинам...
Мы разбегаемся по машинам и через четверть часа колонна тронулась через Кабул. Дворец Даруломан находится за городом.
Еще не взошло солнце, когда мы окружили президентский дворец. Вдоль цепи солдат идет лейтенант.
– Эй, примите таблетки. Всем принять таблетки, – орет он. – Кто еще не взял их, вытащить из НЗ. Сержантам, проверить, чтобы все приняли... – Он задерживается передо мной. – На возьми, – на его грязной ладони круглая, оранжевая таблетка, лейтенант предлагает ее мне.
– Я не хочу.
– Ешь. Это приказ.
Все солдаты принимают эту дрянь. Я беру таблетку и с отвращением бросаю в рот. Через десять минут ко мне пришло ощущение легкости и полного бесстрашия. Я готов крушить и бить любого врага, будь ими даже отец или мать.
– Толя, на тебя вся надежда. Мы пойдем первыми, ты должен снять всех снайперов и солдат противника со стены. Мы не должны иметь потерь.
– Есть.
– Я буду рядом с тобой.
Только выползла из-за гор половина солнца, как мы получили по радиостанции сигнал к выступлению. На небе выскочила красная яркая точка ракеты и медленно поползла вниз. Отчетливо вырисовывались стены и защитники на них.
– А не придет помощь к Амину? – спрашиваю я лейтенанта. – Вдруг его поддержат войска?
– Не поддержат, все спланировано. Толя, давай, – просит он.
Я вскидываю автомат и начинаю уничтожать мечущиеся возле зубцов стены, фигуры. Еще несколько снайперов рядом с нами, беспрерывно посылают гостинцы смерти. Под этот огонь, наши перебежками достигают стены и закидывают на них "кошки" и лестницы. Как только первые солдаты оказались на верху, лейтенант дергает меня за руку.
– Теперь наша очередь. Пошли.
Мы добегаем до стены и по брошенным веревкам забираемся на нее. Кругом неподвижные тела гвардейцев Амина. Во двориках идет бой. Жутко чадят у ворот два танка, во дворе бронетранспортеры сбились в кучу и около них уже крутятся наши солдаты.
– Вон туда, – указывает мне лейтенант в направлении еще не занятых двориков.
Я выстрелами снимаю двух президентских солдат, неосторожно высунувшихся из-за колон. Спускаемся по лестнице и бежим через дворик к железной дверце. Лейтенант подбрасывает к ней гранату и мы жмемся за выступ стены. Как только граната разорвалась, мы бросились к изуродованной створке, висящей на одной петле, и вбежали в темную галерею.
Это была женская половина дворца. Когда мы ворвались в зал, где сидели, бродили или валялись красавицы из президентского гарема, поднялся такой визг и вой, что лейтенант вынужден выпустить в потолок очередь из автомата, что весьма не намного успокоило шум. Какая то девушка забилась в истерике, кто то зарыдал. На меня выскочил мужик в черной одежде с наганом в руке. Я выстрелил и его отбросило прямо в проем окна.
– Бежим. Бежим, – тянет меня лейтенант.
У больших двухстворчатых дверей два вооруженных типа, тоже в черных накидках. Лейтенант убивает одного, я второго. Офицер откидывает задвижку и мы врываемся в новый зал. Несколько гвардейцев Амина при виде нас, бросают автоматы на пол и поднимают руки. В углу зала, в кресле сидит бородатый мужик в военной генеральской форме с автоматом на коленях. Рядом с ним, уже знакомый мне, полковник президентской гвардии, он вскинул руки на верх и кричит.
– Не стреляйте, здесь президент Амин. Он сдается. Президент больше не хочет кровопролития.
– Врешь, собака.
Лейтенант вскидывает автомат и буквально изрешетил Амина и его верного полковника. Гвардейцы, с поднятыми руками, поняли что им тоже не жить и пытались удрать, но я перестрелял их всех. Во дворце еще постреливают, в зал врывается еще несколько наших. Лейтенант им кричит.
– Обыскать все помещения.
Все разбегаются, сам лейтенант подходит к трупу Амина и обыскивает его. Я понял, что противника больше нет и пошел по многочисленным дворикам и переходам дворца искать Сашку. В подвальном помещении много солдат и офицеров, они из пяти больших искуроченных сейфов выгребают золотые цепочки, фигурки, деньги, драгоценные камни и всякие прочие украшения, все это распихивается по карманам. Тут же на полу, даже не отодвинув, топчутся тела трех охранников этих сокровищ. В залах гарема сплошной разгул. Девиц насилуют в их кельях и даже на полу, среди валяющихся мертвых черных евнухов. В кабинете Амина несколько военных упаковывают документы, они на меня цыкнули, когда я туда сунул нос. Сашку нашел в библиотеке, здесь тишина, он сидел на полу и рассматривал большую книгу.
– Ты чего? – спрашиваю его.
– Толя, это же наша старинная славянская книга. Ей цены нет. Похоже ее украли и теперь она должна вернуться на родину.
– Сам будешь возвращать?
Он швыряет книгу на пол.
– Нет. Но ты посмотри какие здесь фолианты, какие старинные книги...
– Там наши грабят кладовые и упаковывают секретные документы, им не до библиотеки.
– Вот именно.
– Ты таблетку принимал?
– Наркотики то? Заставили. Отхожу уже... А знаешь, проговорился сержант, он удивился и спросил литера, почему мы принимаем по одной таблетки. В прошлый раз, – как сказал он, – мы принимали две. На что литер сказал, что не его мол ума дело...
– Тогда они шли зверьем на беззащитных, а здесь настоящая война, иногда и думать надо.
За окнами стали кричать, зовя на построение.
– Пошли.
Мы идем обратно по загаженным, и непривычно пахнущим кровью и мертвятиной, залам и коридорам. Женщин уже нет, их только что вытолкали из дворца и повезли на машинах неизвестно куда. В гаремном зале, я нечаянно наступаю на уголок красивого расписного платка и тут же, чуть не падаю на пол.
– Что с тобой?
– Да вот...
Отбрасываю платок и вижу длинную, толще пальца, перевитую цепочку из желтого металла.
– Вон оно как. До чего же тяжела...
– Это хорошая примета, возьми ее с собой.
Я запихиваю ее в карман.
– Всем выходить, строиться, – опять раздается команда.
Мы выходим из крепости. К нам на смену пылит колонна машин воздушно десантной дивизии, только что прибывшей в Кабул из России.
– Как всегда, нам достается самая грязная работа, – возмущается кто то.
– Сколько у нас... сегодня? – спрашивает его сосед.
Все понимают смысл вопроса и смотрят на лейтенанта.
– Только сейчас провели проверку, – говорит он. – Двое убитых и четверо раненых.
– А их сколько положили?
– Всех.
– Вот бы так в прошлый раз..., – ворчит кто то.
– А ну, молчать. Разговорчики, – взрывается лейтенант. – Кто еще об этом слово скажет – пристрелю.
Наступила тишина. Все прячут глаза в землю.
Мы садимся на машины и едем обратно в город. Солнце стоит над нами и становиться жарко.
В Кабуле полно военных, особенно наших патрулей. Мы проезжаем в представительство и размещаемся в прежних домах. Лейтенант обходит все комнаты.
– Готовьтесь к переезду. Завтра возвращаемся в Россию, – обращается он к солдатам.
Перед нашей комнатой он остановился, поколебался, потом вошел и прикрыл дверь.
– Вот что, друзья. Командование, кроме очередных наград, решило вас поощрить. Как приедем в Россию, вам предоставляется десятидневный отпуск.
– Служим Советскому Союзу, – за меня и за себя рявкает Сашка.
– А что потом? – спрашиваю я.
– Потом... Потом мы с вами расстанемся. Вас убирают из "Дельты"...
У Сашки раскрывается в изумлении рот.
– Куда и за что?
– Куда не знаю. Но, по всей видимости, на новое место службы. Вам, наверно, надо самим догадаться за что...
– Разрешите вопрос, товарищ лейтенант. Так когда же убили генерала? срывается Сашка.
– Ты разве не понял? Генерала П. убили в президентском дворце. Заруби это себе на носу.
Он недовольный уходит.
– Чего это тебя понесло? – недоумеваю я.
– Все они сволочи и говно.
Таня с матерью дома. Они пропускают меня в свою комнату. Разбитое окно пока прикрыто дверцей от шкафа, на полу еще не смытая известка, вещи аккуратно сложены вдоль стен.
– Вы уезжаете? – спрашиваю я.
– Завтра, – отвечает Таня, – весь персонал представительства эвакуируют на родину.
– А отец?
– Он остается. Посольских оставляют. А ты как?
– Тоже уезжаю завтра.
– Это вы сегодня штурмовали дворец Амина? – спрашивает Танина мама.
– Да.
– Много жертв?
– Если про наших, то немного. Только двое убитых.
– А сам президент Амин?
– Убит.
– Боже мой, что вы наделали? Это же война.
– Какая война? Новое правительство Бабрака Кармаля попросило нас об этом.
– Да знали бы вы. Бабрак Кармаль находится в Чехословакии и даже еще не представляет, что его наши лидеры сделали руководителем Афганистана. Никакого другого правительства, кроме как правительства Амина, в этой стране сейчас нет. Это прямое вмешательство во внутренние дела Афганистана и обернется для нас кровью.
– Ерунда, мы победим.
Танина мама с сомнением качает головой.
– Мама, ты не права, – поддерживает меня Таня, – они же первые напали на нас, убили тетю Полю, других. Если бы не Толя и наши солдаты, сколько было бы еще жертв.
Что они несут и я не могу раскрыться, им что то рассказать.
– Да, они действительно напали на нас, – запальчиво отвечает Танина мама, – но в свое время на этой земле погиб от рук озверевших фанатиков выдающийся писатель Грибоедов, за это русский царь не стал воевать с этой страной и как оказалось в будущем, он был прав.
– Тогда была другая жизнь, ее нельзя сравнивать с настоящей.
– Народ, Танечка, в Афганистане, по сравнению с тем прошлым временем, изменился, но его дух независимости остался. То что произошло, он воспримет как наступление на его независимость.
– Значит по твоему им дозволен над нами издеваться, нас бить, убивать, а мы не можем им дать сдачи...
– На руках Амина действительно кровь наших граждан, но он президент страны и с ним надо поступать в рамках международных отношений. Знаете что, ребята, давайте сейчас не будем сейчас впадать в дискуссию о политике и у меня к вам просьба, никогда, ни перед кем, не распространяйтесь о событиях, свидетелями которых вы здесь были. Это может закончиться плохо не только для вас, но и для нас, ваших родителей.
– Хорошо, мамочка, – вдруг согласилась Таня.
– Тогда оставайтесь одни, я пойду к Машеньке, надо ей помочь справиться с горем. Поля была чудесной женщиной.
Она ушла. Таня подошла ко мне и положила руки на плечи.
– Тебя в эти тяжелые дни могли убить...
– Помнишь, когда мы первый раз с тобой встретились, ты сказала, что здесь так тихо, никакой истории...
– Помню. Но после всех событий, я поняла и другое, историю пишут кровью и ее надо ощущать, даже тогда, когда ее не видишь.
Я подтягиваю ее к себе.
– Мы ведь встретимся, правда?
– Должны. Из-за этих событий, я прервала здесь учебу в школе, приеду в Ленинград и должна наверстать упущенное, потом надо успеть в институт... Я тебе оставлю адрес. Приезжай.
И тут я ее целую в щеку, а она обхватывает мою голову руками и страстно целует в губы.
Нашу идиллию прерывает стук в дверь и слышен голос Даши.
– Танька, открой. Ты здесь?
Таня неохотно отрывается от меня и отряхнувшись идет к двери. Дашка влетает как метеор.
– Ты знаешь, наших ребят отправляют завтра в Москву. Ой, Толя, ты здесь, а я то думала, что я первая Таньке сообщу эту новость. Пойдемте ко мне. Я уже Сашу выловила, через пять минут он придет туда. Мы справим проводы и расставания. Мама вина приготовила, первый раз в жизни напьюсь.
На аэродроме только одна неприятность, это надо всегда чего то ждать. Подали "ИЛ" и мы уже хотели погружаться, как вдруг команда: "отставить". К самолету подъезжает большая грузовая машина. Лейтенант тыкает пальцем в солдат.
– Ты, ты, ты и ты... – палец уперся в меня. – К машине.
Мы подходим к машине, откидываем задний борт. Внутри три гроба. Самый центральный покрыт красной материей и на нем венок перевитый лентой, на которой надпись: "Генералу П. от комитета гос. безопасности".
– Разгрузить машину, – требует лейтенант, – гробы перенести в самолет.
Мы перетаскиваем гробы в самолет и только после этого, солдатам разрешают приступить к погрузке.
– Первые жертвы войны, – комментирует мне на ухо Сашка шепотом.
– А те 22 человеческие жертвы и те... больше десятка наших солдат погибших в провокации...
– Тише, ты. Это были жертвы прелюдии к войне. Сколько теперь еще будет этих гробов. Война, судя по всему, только началась.
– Ты откуда знаешь?
– Я слышал, как наш батя обсуждал по телефону вариант посылки небольшой группы "Дельты" в Герат. Там наши части немного придержали...
– Ну и что?
– Вроде все уладилось...
– Тише, литер идет.
Мы притворяемся, что заняты делом и затащив свое барахло в самолет, уже подобрали себе уютное место.
– Смотрите, наши отъезжают, – кричит один из солдат у входа в самолет.
– Кто наши?
– Да гражданские же.
Мы как на пружинах подскакиваем и пробираемся к двери. На поле аэродрома выезжают грузовики, из них выскакивают женщины, дети и несколько мужчин.
– Ты Дашку не видишь? – спрашивает меня Сашка.
– Нет.
– Отойти от двери. Приготовиться к взлету, – командует лейтенант.
Все. Прощай Афганистан. Мы развязали войну, теперь умирать в этой кровавой бойне предоставим другим.
Первыми меня учуяли собаки. Поднялся такой гвалт, будь то к нашему дому подошли сотни врагов. Вытянув шею, впереди несся Хонди. Он подпрыгнул так высоко, что точно достал своим языком моей щеки.
– Хонди, собачка моя.
Я склоняюсь к нему, но буря восторга так высока, что пес извивается ужом, нещадно молотя себя хвостом и мотая головой. Другие окружили нас и почтительно потявкивают или пытаются прилизаться под мою руку.
– Кто здесь?
На лыжах стоит с двустволкой отец.
– Неужели, Анатолий.
– Я приехал в отпуск.
– Здравствуй, Толя.
Он обнимает меня.
– Пойдем домой. Вот наши то обрадуются.
Мы за столом. Мать и бабушка, как помолодели, они сидят за столом, подкармливают меня, а я им рассказываю небылицы из армейской службы.
– Ты там был? – вдруг спросил меня отец.
– Где там?
– В Афганистане. Туда послали много наших.
– Проскочил так..., – нехотя тяну я.
– Ордена там заработал?
– В основном, там.
– Не забыл как стрелять надо?
– Не забыл.
– Толя, ты стрелял в людей? – тревожно спрашивает мама.
– Ну что ты, мама. Я был там, когда еще и война то не началась.
– Эх жалко, что ты не был в гуще сражений, – сокрушается отец.
– Ну и правильно, – не выдерживает бабушка, – убили бы и все...
– Тольку? Да его не одна пуля не возьмет...
– Брось ты? Плюнь лучше через левое плечо три раза.
Отец смеется, но плюет.
– Ой, я забыл, мама, в Афганистане в магазине приобрел.
Я лезу в чемодан и достаю толстую цепочку змейку. Мать ахает от изумления, они с бабушкой щупают необыкновенную диковину.
– Сколько же в нее надо денег вложить? – спрашивает бабушка.
– Там наши деньги в цене...
Вечером я раздеваюсь и мать, открыв рот, с ужасом смотрит на мою ногу.
– Что это у тебя?
– Шрам. Нечаянно задел за рваное железо.
– Господи, слава богу, что все в порядке.
Она щупает ногу.
– До чего же длинный и как тебя только угораздило...
Хонди, на правах первого друга, ложится рядом с кроватью на коврике.
Мы идем с отцом на лыжах, по вспухшему от снега лесу. Впереди, как всегда, Хонди. Собачка немыслимыми приемами осиливает сугробы.
– Так все таки, ты участвовал в боевых операциях в Афганистане? спрашивает отец.
– Участвовал.
– Я так и думал. Молодец, что не расстраивал мать. А у нас здесь тишина. Только новый секретарь обкома малость нервы портит.
– Браконьерством занимается?
– Да нет. Все этих пакостников под свою защиту берет. Я тут придавил двоих с деревни, где ты сдавал экзамены. К суду их притянул, так он их из дерьма вытянул, они опять теперь шалят...
– Кабана бьют?
– Нет, оленя в основном...
Мы обходим участок и возвращаемся домой.
Я их выловил на пятый день моего отпуска. Идет крупный, разлохмаченный снег. Вдруг звуки выстрелов всколыхнули лес, встряхнув с веток деревьев, неокрепшие сугробики.
– Хонди, тихо.
Мы идем на звуки выстрелов. Двое мужчин на снегу ножами потрошат лося. Они сняли лыжи и прислонили их к дереву.
– Федя, привет, – говорю я негромко.
Мужик в рыжей шапке подскакивает и с ужасом смотрит на меня. Второй, более энергичен, он выхватывает ружье и тут же я стреляю. Ружье вылетает из его рук и исчезает в снегу, метрах в пяти за ним.
– Федя, ты чего меня так плохо встречаешь.
– Толенька, я не хотел, – уже чуть не плачет мужик. – Черт попутал.
– Ты, сволота, – грубо отвечает молодой, – ты мне ружье попортил. Я же тебя в порошок сотру...
– Толенька, не слушай его, он еще ничего не понял.
Федя струхнул всерьез. Я опять стреляю. Шапку наглеца смахнуло с головы и похоже до него тоже доходит, что что-то не так.
– Кто это? – спрашивает он Федю.
– Толя. Сын лесника.
– Ну и что?
– Он тебя здесь похоронит.
– Не имеет права, – уже взвизгнул он.
– Вы нарушили закон, значит надо.
– Может не надо, Толенька, – хнычет Федя, – Богом клянусь, последний раз в жизни это сделал. Прости.
– Нет, Федя, ты который раз ловишься в лесу?
– Третий.
– Вот видишь, третий, а ума не набрался, Не мог сразу со всем порвать...
– Порву, кровью клянусь, порву.
Я начинаю расстреливать их лыжи, они подпрыгивают и превращаются в щепки. После обращаюсь к мужикам.
– Выкиньте ножи.
Теперь они послушны как кролики. Ножи улетают в сугробы.
– А ну, марш в ту сторону.
Мужики, ругаясь, ползут по сугробам. Мы с собакой подходим к туше лося, уже наполовину покрытую белым ковром падающего снега. Хонди сразу вцепился в кусок мяса, а я с трудом нахожу Федино ружье, закидываю себе на плечи и изучаю участок. Падающий снег, уже засыпал следы и по едва приметным вмятинам можно еще определить откуда мужики шли.
Так и есть, в метрах ста от места событий, обычные волокуши на широких лыжах. На них брезент и сено. Я подтаскиваю их к лосю, отсекаю самые лучшие коски мяса, заворачиваю их в кусок брезента и забрасываю на волокушу. Теперь мы с собачкой не спеша, отправляемся в лесничество. Я, как заправская лошадь, накидываю лямку и тащу ношу по сугробам, пробиваясь к дороге.
– Что ты сделал? – ужаснулся отец. – Они же в такую погоду без лыж не доберутся до деревни.
– Они выбрали свою судьбу, отец.
Отец стал спешно собираться.
– Ты куда?
– Может удастся их спасти...
– Сейчас темно. Погоди, утром вместе пойдем. Если они окончательно не тронулись, то где-нибудь развели костерок...
Отец растеряно смотрит на меня.
– Ты стал... очень жестоким.
– Может быть. Все началось от сюда. Помнишь я убил трех бандитов, в армии я перебил уже несколько десятков людей.
– Но ты здесь оборонялся, там защищал свою родину...
Если бы он знал, как я ее защищал.
Мы их нашли через день под вечер. Молодой парень без шапки замерз на ели, а Федю "разобрали" волки. Они долго пировали под деревом, разорвав одежду и раскидав ее повсюду. И то, нашел Федю Хонди, разрыв сугроб в пол метра глубиной.
Я опять прощаюсь с домашними. Отпуск кончился. Что то все таки сломалось во мне и я не воспринимаю дом, как раньше. Узкий мирок лесного дома стал душить меня.
– Куда теперь? – спрашивает отец.
– Пока в Москву.
Мама суетливо подает чемодан.
– Возьми, здесь пирожки.
Хонди опять в тревоге. Он суетливо трется о мою ногу и вопросительно смотрит в глаза. Я ласкаю его ухо.
– До свидания.
Командир "Дельты" смотрит на нас с Сашкой ледяными глазами.
– Я хочу поблагодарить вас за отличную службу в нашем подразделении. Мне очень жаль с вами расставаться.
– Куда теперь нас?
– Вас в разные стороны. Один из вас отправиться Запад, другой на Восток.
– А вместе нам нельзя?
– Нет. Вот ты, – полковник надвигает палец на Сашку, – завтра уезжаешь в Комсомольск – на Амуре. А тебе, – тут он кивает головой, глядя на меня, придется недельку задержаться. Пока на тебя оформляют документы...
– А куда?
– В Тунис. На охрану нашего посольства. Тебе повезло парень, вот что значит знать иностранные языки.
Я замираю от восторга и уже нарушая субординацию прошу.
– Товарищ полковник, можно мне увольнительную на два дня, съездить в Ленинград, попрощаться с одним хорошим человеком.
– Отпуска тебе было мало?
– Отпуск для родителей...
– Ладно. Съездишь. – усмехается полковник. – А теперь, идите. Желаю удачи на новом месте службы.
Таня очень обрадовалась моему приходу. Она забросила уроки и, затащив меня на диван, принялась рассказывать последние новости.
... – Дашка была у меня. Все волновалась, как там Сережа...
– Сережа уехал в Комсомольск на Амуре.
– Жаль. Даже весточки не прислал. Не сказал куда едет.
– Некогда было. Вот у меня появилось время и я попросился съездить сюда.
– Ты молодец.
Она вдруг целует меня и я, не удержавшись, опрокидываюсь на спину, почувствовав ее на своей груди. Танька хохочет.
– Вот видишь, одним махом тебя свалила.
– А меня тоже посылают далеко...
Теперь она затихает.
– Куда?
– В Тунис.
– Это в Африке?
– Да.
– Там наверно все ходят полуголые, а девушек... ужас как много.
– Ты меня будешь ждать?
– Буду.
Она склоняется и целует меня.
Вечером приходит Танина мама.
– Толя здравствуй.
– А Толя приехал попращатся, его в Тунис отправляют, – сразу выпалила Таня.
– Это хорошо, пусть посмотрит как другие живут.
– Ничего хорошего..., – пыталась встрять ее дочь.
– Тихо. Парню надо посмотреть мир. В Афганистане побывал, теперь Африка... Это лучше, чем опять возвращаться под пули... Ты слышал голос Америки?
– Мама...
– Что мама? Надо иногда знать правду о своей стране. Нам слишком много не рассказывают. Там в Афганистане развернулась настоящая война. Кровь льется в аулах и городах. Гибнут афганцы и наши. По тридцать гробов в день, летит обратно в Союз.
– Это вражья пропаганда.
– Дай бог, тебе никогда не иметь родственников или знакомых, привезенных в цинковых гробах от туда.
Похоже Танина мама спохватилась.
– Извините, ребята, я наговорила лишнего, но не могла не сказать этого. Кто любит свою родину, должен за нее переживать. Давайте сейчас устроим прощальный ужин.
– Давай, мамочка, – смиренно отвечает дочь.
Через четыре дня я улетел в Тунис.
ЭПИЛОГ
После армии, я не вернулся в лесничество. Поступил в институт, окончил его и по распределению, устроился на интересную работу инженера. У меня крепкая семья. Таня родила дочку... И все же... Афганистан преследует меня. Иногда по ночам снится, убитый мною солдат Ромашов, который поднимается из гроба и говорит: "Толя, зачем ты начал войну?"