Текст книги "Самый лучший стрелок"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Кукаркин Евгений
Самый лучший стрелок

Евгений Кукаркин

Самый лучший стрелок

Написано в 1997 г. Приключения.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МОЙ БОГ, МОЙ ОТЕЦ

Наша умная собачка Хонди идет впереди, толково выбирая дорогу. Она жмется ближе к деревьям, где снег более плотный и стремится избегать рыхлые сугробы, в которых застревает по брюхо. За ней идет отец, прокладывая лыжню, и последним я.

– Ты должен слышать лес, – наставляет меня отец. – Вот, что слышишь?

– Скрип и легкие щелчки...

– Не то. Справа. Вон на том дереве тихий шелест. Белка– игрунья пошла по стволу.

– Что же Хонди не вякнул?

– Ему не до этого. Гляди.

Хонди провалился в большой сугроб и пытается сильными прыжками преодолеть его.

– Я уверен, Хонди сейчас придет в себя, – продолжает отец.

И точно. Собака выскакивает на плотный снег и тут же задирает морду к верху. Собака лает и становится в стойку. На ели две белки, они спиралью идут по стволу, потом замирают и черными пуговками глаз, сосредотачиваются на Хонди.

– Толя, снимай..., только обеих.

Я вскидываю ружье. Ловлю черную точку глаза и нажимаю курок, тут же ствол переношу на следующего зверька, и опять стреляю. Сыпется застрявший в ветвях снег.

– Паршиво, – говорит отец, – ты задержался ровно на долю секунды. Одну белку снял в глаз, а у другой попортил шкуру.

Хонди, с восторгом в глазах, уже тащит одну из беличьи тушек, затем бросив ее перед нашими ногами, несется за другой. Отец протягивает руку к морде собаки и отбирает вторую белку, потом рассматривает обеих.

– Вот смотри, Толя, видишь.

У одной белки нет глаза, другая получила пулю в лоб.

– Снег подо мной сел.

Отец критически осматривает лыжи.

– Вижу, неправильно сделал упор. При выстреле тебя качнуло и вот результат. Шкурку попортил. Учись сынок стрелять быстро и точно. Вот смотри. Видишь в метрах ста, две ели. Сейчас я отобью макушки. Ориентируйся по звуку, с какой скоростью буду их снимать.

Отец снимает с плеча свою двустволку, уплотняет под правой ногой снег и вскидывает ружье. Гау-гау, – грохочет в лесу гул. Верхушек елей как небывало. Руки отца молниеносно перезаряжают ружье. Это уже умею и я. Хонди срывается и бежит вперед.

– Учти сынок, патроны всегда держи под рукой. Тебе бабка сделала кармашки для десяти патронов. Твои двенадцать выстрелов, должны прозвучать как из автомата.

Прибежал собака и изумленно поглядывает на отца.

– Хонди, это проверка..., вперед. Пошли, сынок искать кабаньи тропы.

Первый нащупал тропу Хонди. Он лает из-за деревьев, призывая нас к себе.

– Читай следы, Толя. Говори, что увидел.

– Здесь шло восемь кабанов. Два больших кабана и шесть кабанчиков. Сзади двигались два волка. Прошли часа два назад.

– Правильно, а теперь слушай.

– Там птицы шумят, особенно надрываются вороны. Наверно в лесу произошла трагедия...

– Точно. Пошли посмотрим, что произошло.

По тропе идти на лыжах легко. Хонди первым встал в стойку.

– Папа. Здесь волки разделились...

– Хитрые, мерзавцы. Один должен отманить секача, а другой – зарезать кабанчика. Вон вороны прыгают, пошли посмотрим.

Это был страшный, старый, грязно-рыжий волк. Его живот был распорот и пировавшие вороны уже выклевали глаза и разнесли вокруг остатки внутренностей. Хонди вцепился в ляшку волка и с яростью трепал жесткую шкуру.

– Волк не захотел прыгать с тропы в сугроб, вот и поплатился. Секач поддел его на скорости вон там, метрах в пяти и волк отлетел сюда.

– Пап, смотри, там тоже вороны.

– Пошли.

Тут был молодой кабанчик, уже на половину растащенный и разгрызенный.

– Это сделал другой волк. Мы его вспугнули.

– Интересно, кабаны, изменят теперь маршрут или нет?

– Нет. Сюда мы и приведем охотников.

Нас предупредили, что должен прибыть крупный государственный чиновник. Для того, чтобы ему поближе подъехать к месту охоты, прислали бульдозер. За ночь пробили дорогу, а утром на новую базу уже съезжались первые машины. Запылали костры, натянули палатки и вот, появились долгожданные гости. Несколько легковушек подкатили к кострам. Чиновник, чуть полноватый с опухшим лицом, вылез не один, с ним был генерал. Отец сразу подошел к ним.

– Егерь? – спросил чиновник.

– Нет. Лесничий.

– Все равно. Кого сегодня будем стрелять?

– Кабанов.

– Это дело. Михаил Васильевич, слышал? – обратился чиновник к генералу. – Идем на кабанов.

В это время ко мне подошел молодой парень, в белом полушубке, состоявшей в свите приехавших с чиновником людей.

– Ты кто?

– Местный.

– Загонщик, а почему в руках ружье?

– Потому что положено.

– А ну, отдай мне оружие.

Я отскакиваю в сторону и ствол холодно смотрит ему в лицо.

– Но, но, ты, не балуй.

Его рука лезет под полу шубы.

– Не шевелись. Я стреляю неплохо.

– Что тут у вас?

К нам подходят трое подтянутых мужчин.

– Да вот, товарищ полковник, не сдает оружие. Я пытался отобрать, не дает.

– Ты сын лесничего? – обращается ко мне старший, которого назвали полковником.

– Да.

– Пусть ходит с ружьем. Только стой от нас подальше.

– А я и не собираюсь к вам приближаться.

– Добро. Пошли, лейтенант, – обращается полковник к приставшему ко мне парню, нам надо выставить охрану по периметру лагеря.

Прибежал довольный Хонди, ему видно повезло, кто то подкинул ему пожрать. Собака ложится у моих ног и с удовольствием смотрит на шум и беготню в лагере. Прибывший чиновник и генерал, начали распивать водку и закусывать бутербродами. Уже знакомый полковник принес несколько двустволок и раздает знатным гостям. Отец терпеливо ждет. Наконец, лагерь зашевелился. Закинув ружья на плечи, гости, под руководством отца, тронулись в путь.

– Пошли, Хонди. Нам тоже надо туда.

Сначала их поставили у кабаньей тропы, но гость заартачился и попер с генералом на тропу.

– Из-за сугробов их не видно, – утверждал чиновник, – лучше лицом к лицу, как в старые времена. Как, не дрейфишь, генерал?

– Армия никогда не дрейфит. Почему нет загонщиков? – удивился генерал.

– Кабаны идут по расписанию, – ответил отец.

– Отлично. А зачем так много народу вокруг? Всем отсюда вон. Нечего пугать животных. Лесник, отведите этих бездельников подальше.

– Хорошо, товарищ генерал.

Отец махнул для меня рукой, это значит, я должен оставаться для страховки. Всех оставшихся, включая охрану, стал подталкивать и отводить метров за двести от засады.

– Хонди, сиди тихо. Голоса не подавать.

Умная собака оглядывается на меня и ложиться на снег. Я выбираю высокое место под сосной и выставляю ружье. Проходит пол часа. Чуткий слух уловил топот. Хонди поднимается и тянет морду вперед.

– Тихо.

По тропе бежит небольшое стадо. Впереди здоровенный, большущий секач, сзади кабаниха и пять кабанят. Они выскакивают из-за поворота трапы и замирают. Вожак с загнутыми клыками оценивает обстановку, увидев двух людей. Он принял решение и склонил голову. Теперь вперед, на этих двуногих непонятных животных.

– Стреляй, – вопит генерал своему партнеру.

Раздаются четыре выстрела. Кабан наверно ранен, но несется к цели как метеор. Мне трудно стрелять, разбросанные впереди деревья мешают мне, кроме того, кабанья тропа ниже поверхности сугробов и видно только мелькающая верхняя часть свиньи, но все же, на долю секунды, между двумя стволами, я поймал его высунувшийся пятачок и нажал курок.

Хонди первый рванулся вперед. Я за ним. Ошалевшие от страха гости, стояли как столбы, у их ног лежал труп секача. Первым опомнился генерал.

– Это ты его?

– Я.

Хонди уже лает от восторга, созывая людей. К нам бегут придворные, впереди отец.

– Далеко ты стоял? – спросил меня генерал.

– Вон там, за деревьями. Метров пятьдесят.

– А сколько тебе лет? – опомнился, наконец, чиновник.

– Семнадцать.

Подошел отец. Он сразу все понял. Подошел к секачу и посмотрел на дырку в голове.

– Ты неудачно выбрал позицию, – сказал он мне.

– Я не хотел мозолить глаза.

– Ладно и так хорошо.

Подбежали охранники.

– У вас все в порядке? – задыхался полковник.

– Все, если не считать того, что кабан в двух сантиметрах от моей ноги, – говорит чиновник.

– А ты чего здесь делаешь? – обрушился на меня полковник. – Я тебе говорил, что бы ты был подальше.

– Отставить, полковник, – рявкает генерал, – этот мальчик жизнь нам спас.

Хонди обожрался от ежеминутных подачек. Мы с отцом сидим за столом, где объедается свита чиновника и он сам. Я попробовал несколько бутербродов с икрой и семгой, запил все лимонадом и мне... понравилось. За столом обсуждалась охота и политика. Вдруг генерал обратился к отцу.

– Твой пацан отлично стреляет.

– Самый лучший стрелок, – с гордостью говорит отец, – белку только в глаз снимает.

– А в монету с пятидесяти шагов попадет?

– Хоть в десять монет.

Главный чиновник сразу заинтересовался.

– Пусть попробует, – предложил он.

Все за столом оживились и выскочили на поляну. Генерал с полковником пошли закреплять на сосне монеты. Отсчитали пятьдесят шагов.

– Ей, парень, иди сюда.

Я подхожу.

– Видишь пять монет.

Вечернее солнце падает на кору и бледный отсвет пяти звездочек, расположенных в виде креста, четко проглядывается на ней.

– Вижу.

– Стреляй.

Я вопросительно смотрю на отца, тот кивает головой. Я настраиваю ружье и начинаю представление. Два мгновенных выстрела, перезарядка, еще два выстрела, опять перезарядка и наконец, последний.

– Все.

Я закидываю ружье за спину и отхожу к отцу. Все окружающие, открыв рот, смотрят на меня. Первый к сосне несется Хонди.

– Ничего себе, – изумлен генерал. – Ну ты, хлопчик, и стреляешь? Такой скорострельности я еще не видел. Пойдем посмотрим, как там наши монеты.

Вся толпа валит к сосне. Отец хлопает меня по плечу.

– Ты перекрыл нормативы. Молодец.

– Но так и должно быть. Там цели все вместе.

У сосны гул. Толпа валит обратно. Чиновник держит в руке пять, пробитых по центру, монет.

– Ну ты даешь, парень. Я возьму их в Москву, а то не поверят.

– Молодец, – поддакивает генерал. – Я тебя запомнил, парень. Ей богу, запомнил. Клянусь, мы еще встретимся...

Зимние вечера самое тоскливое время года. У моих родителей бзик, они собираются из меня сделать грамотного человека. В школу я не ходил с первого класса, так как ближайшая деревня за 20 километров и родители пичкали меня знаниями сами. Бабушка учила французскому языку, в молодости она была гувернанткой и знала этот язык как профи. А мама впихивала знания, проверяя выученный параграф от сих, до сих. Отец из города привозил кучу книг и учебников и все это должен переварить я. Не скажу, что мне все давалось с трудом, я легко заучивал стихотворения и целые страницы книг, прекрасно овладел математикой и физикой, а остальное шло побочно, зрительной памятью бог не обидел. Сегодня нужно учить географию, это любимый предмет. Сижу за столом над картой и изучаю Тунис. Лампочка над столом ярко высвечивает внутренности избы. Лет десять тому назад, солдаты провели к нам от образцовой охотничьей избушки для правительственных особ, кабель и теперь мы всегда со светом.

– Мам, – спрашиваю я, – а Тунис богатая страна?

– Богатая, – не отрывается от вязки мать.

– Я в этом году буду сдавать экзамены за всю школу?

– За всю.

Я пытался сдать хоть какие-нибудь экзамены дважды, в прошлом и позапрошлом году. Первый раз я пришел в деревню два года назад, летом, с рюкзаком и ружьем за плечами. Рядом, как всегда, плелся Хонди. В таком виде мы ввалились в школу и, под изумленные взгляды шарахающихся ребят, поперлись к директору в кабинет.

Я и собака стояли посредине кабинета, за которым сидела седая женщина.

– Ты кто? – спросила она.

– Я Толя Самсонов из лесничества. Пришел сдавать экзамены.

– У тебя документы есть, Толя Самсонов?

– Есть.

Протягиваю ей метрику. Он ее разглаживает, читает.

– Ты что же, с первого класса не учишься в школе?

– Меня мама дома готовила.

В кабинет врываются две женщины.

– Марья Васильевна, – восклицает одна из них, – Глаша...

Тут их взгляд падает на меня и собаку и они застывают у порога. Хонди укоризненно на них оглядывается.

– А это кто?

– Это Толя Сомов, из лесничества, – говорит седая женщина. – Пришел сдавать экзамены.

– С ружьем и собакой?

– Для острастки наверно, – подсказывает седая женщина.

– Я никого не пришел пугать. У меня работа такая, от плохих людей лес оберегать. Поэтому и с ружьем.

– Ишь ты, защитник какой, – кривиться одна из пришедших женщин. – Ты хоть знаешь, что сдавать? У нас даже есть иностранный язык.

– Ну и что?

В кабинет вваливается новая личность, мятый капитан милиции.

– Где он, этот..., с ружьем?

– Вы про него, – кивает на меня пришедшая женщина.

– Его. Ты, парень куда приперся с оружием? Отдай ружье.

Я отскакиваю к столу директора. Скидываю ружье и взвожу курки. Хонди разворачивается и оскаливает зубы

– Назад. Не шевелись, иначе собака вцепится. Не твое ружье и нечего хапать чужое.

В кабинете ужасная тишина. Милиционер и женщины прижались по стенкам.

– Ты, парень того, не шути. Убери собаку...

– Хонди, замри.

Оскал собаки пропал, но она пристально глядит в лицо капитану..

– Отдай ему ружье, Толя, – просит седая женщина, – в поселке ни кто не бродит с ружьем, а тем более, в школе.

– А ну вас. Посторонись. Пошли, Хонди.

Я подошел к столу, выдернул из рук директорши свое свидетельство. И тут им выдал по-французски: "К вам приходишь с уважением, а уходишь с черной душой." Выскочил из школы и пошел к лесу. Окно школы открылось.

– Толя Самсонов, вернись...

Дома меня выслушали и мать, вздохнув, сказала.

– Ничего, в следующий раз пойдешь сдавать.

На следующий год я явился в школу опять с ружьем, вещмешком и Хонди. Сцена повторилась, мы с собакой по центру кабинета.

– Пришел? – спросила директорша.

– Пришел.

– Давай договоримся Толя, я не могу тебя проэкзаменовать до тех пор, пока ты не сдашь ружье и не уберешь собаку..

– Это мое ружье, в чужие руки ни кому не дам. А собака вам не мешает, она совсем смирная.

– Нельзя в школе находиться с ружьями и собаками.

– Я же не пришел учиться, я пришел сдавать экзамены. Сдам и уйду. День то нас потерпите.

– Не могу.

– Хорошо. Я пошел домой.

– Стой. Мы запрем твое ружье и собаку в моем кабинете и ты пойдешь на комиссию.

Я заколебался. Хонди прекрасно бы справиться с охраной вещей. Но в это время в окно постучали. Директорша открыла его и знакомый голос капитана милиции спросил.

– Этот парень из леса у вас?

– Здесь он.

– Опять с ружьем и собакой?

Она колеблется.

– Да.

– Пусть немедленно выкинет оружие в окно, иначе мы возьмем силой.

Теперь в окно выглядываю я. Сзади капитана стоят двое молодых милиционеров и еще двое местных мужиков. Одного из них я узнаю.

– Максимыч, это ты? – окликиваю его.

– Я, – мнется он.

– Ты меня узнал?

– Узнал.

Максимыч браконьер, один раз пошел в наш лес и нарвался на меня. Хотел попугать "взять на пушку", считая, что я маленький, но выстрелом я выбил у него из рук двустволку.

– Так скажи этим, в форме, что они ничего не получат и не возьмут.

Они совещаются.

– Вы извините, – говорю директорше, – но нам лучше из школы уйти. Пошли, Хонди.

– Толя, отдай лучше ружье, они вернут его тебе потом – стонет сзади директорша.

Перед выходом из школы стояли милиционеры. Хитрые мужики оторвались от них на метров двадцать назад и, стоя перед избой, покуривали самосад.

– Хонди, взять.

Собачка от крыльца сделала толчок и вцепилась в руку капитана с пистолетом. Оба они покатились по земле. Я мгновенно вскинул ружье и сделал два выстрела, по двум молодым милиционерам. Их фуражки сорвало с головы и унесло к ногам изумленных мужиков. Успеваю перезарядить свою двустволку.

– Хонди, отпусти его.

Собака неохотно отпускает руку капитана, он пошатываясь встает, кровь течет по его пальцам. Остальные два милиционера, стоят открыв рот.

– Что ты сделал, сопляк? – стонет капитан.

– У меня ружье может взять только бог. Идем собачка, ты хорошо поработала.

Мы опять пошли в лес.

Дома молча выслушали и уже отец сказал.

– И правильно сделал. Сдашь все в следующий раз.

– Может ты пойдешь с ним? – спросила мать.

– Зачем. Он парень взрослый, сам понимает, что к чему.

Мой папа воспитывал меня самостоятельным человеком.

Но гости к нам приехали на телеге через три дня, после моего посещения школы.. Меня как раз не было, я обходил западный участок заповедника и только вечером появился домой. В светелке сидела знакомая женщина из школы и немолодой гражданский.

– Здравствуй, Толя, – уважительно сказал неизвестный.

– Здравствуйте.

– Вот, Толя, следователь пришел к нам, по поводу безобразий, которые ты учинил в деревне, – сказал отец.

– Я их не начинал.

– Толя не врет, я знаю, – подтверждает отец.

– Он напал на трех представителей власти, – говорит следователь.

– Неправда. Они напали на меня. Они угрожали мне, собирались отнять двустволку.

– Милиционеры представители власти и вправе требовать сдачу оружия, тем более, если окружающим гражданам представляется угроза жизни.

– Я чего то не понимаю о каких окружающих гражданах шла речь. Пол деревни в отдалении наблюдало, как все было и каждый может подтвердить, что милиционеры пытались отобрать у меня двустволку, даже не по интересовавшись, имею я право ношения оружия. Они даже не могут похвастать, что я кому то угрожал.

– Браво, сынок, – восклицает отец. – Он у нас уголовный кодекс наизусть знает. Вон на полке толстая книжка стоит.

– У меня есть разрешение на право ношения оружия, – продолжаю я.

Я вытаскиваю из своего кошелька бумажку, сделанную мне по просьбе отца, зам министром внутренних дел, четыре года назад, когда я сопровождал его по заказнику бить волков.

Следователь читает ее.

– Чья это подпись?

– Зам министра.

Он держит бумажку и задумчиво смотрит на меня.

– Ты прострелил фуражки милиционеров, понимаешь ли ты, что на сантиметр ниже и это же смерть людей.

– Толя, никогда бы не ошибся, – вступает на мою защиту отец. – Если он выстрелил на сантиметр выше, значит так должно и быть. Не верите? Выйдем на улицу, сынок вам покажет как надо стрелять. С пяти десяти шагов в любую точку попадет.

– Я не про это...

– Слава богу, а то я подумал, что вы не поверите.

– Верю, но стреляли по представителям власти.

– Вам же сын сказал, они превысили полномочия. Пытались отнять двустволку, разрешение на ношение которой, допущено самим зам министра. Если нужно, мы возместим ущерб.

– Мда. Я должен взять с собой эту бумажку.

– Что же буду иметь в замен я?

– Мы ее тебе потом вернем.

– Когда? Я же должен оберегать с ружьем лес и без документа мне нельзя...

– Я ее оставлю в сельсовете. Можешь взять от туда послезавтра.

Все поняли, что разговор окончен. Учительница заманила меня к книжной полке.

– Это ты все читал?

– Все прочел.

– И помнишь?

– Попытайте. Вытащите любую книгу.

Она с улыбкой берет Эвклидову геометрию, раскрывает первую попавшую страницу.

– Ряды.

– Значит так...

Я беру лист бумаги и начинаю ей по простому объяснять, потому что по глазам вижу, что она ничего этого не понимает.

Вечером все ложатся спать, а утром, мы их провожаем в дорогу.

– Приезжай в следующий год, Толя, – говорит учительница. – Мы тебе комиссию из ГОРОНО устроим. Только..., можно без ружья?

– Нет. Зачем зря по лесу шататься, и так с южных поселков все время браконьер идет. Без ружья их не остановишь.

– Хорошо. Приезжай с ружьем. Мы с Капитонычем договоримся, что бы в этот раз не приставал.

– А кто это?

– Капитан, которого твоя собачка потрепала.

Следователь отводит отца в сторону. Они о чем то разговаривают, потом тепло прощаются.

– Что он тебе сказал? – спросил я отца, когда телега отъехала.

– Просил отвести один раз на охоту.

– Хорошо бы хоть раз побывать в Тунисе, – мечтаю я.

– Мечтать невредно, – замечает мать.

– Мам, ты в приметы веришь?

– Вообще то и да, и нет. Кое в какие, как в черную кошку, пустые ведра, верю, а вот в бантики, узелки – нет.

– А вот если домовой или кто-нибудь в течении пяти минут откроет дверь, поверишь? Откроет, поеду в Тунис, не откроет– нет.

– Чушь, – говорит бабушка, которая все слышала, – все наши дома, а приезжих в это время, не бывает.

В это время, дверная ручка дернулась. Мы замерли. Отец даже подскочил. Дверь чуть-чуть приоткрылась и появилась кошка.

– Мур..рр..р., – добродушно вякнула она и как опытнейшая манекенщица, закидывая передние лапу за лапу, пошла к дивану.

– Уф, – выдохнула бабушка. – Мыра, иди сюда.

Кошка остановилась и повернула голову на 80 градусов, удивленно поглядела на нее.

Лет шесть тому назад, отец всерьез занялся моим обучением по стрельбе из двустволки.

– Учись стрелять, не целясь, – учит отец, – от бедра, на вскидку, на звук. Здесь от тебя особой точности не требуется. Сантиметр, влево или вправо, лишь бы попасть в цель. Для этого нужна крепкая выверенная рука, которая в паре с глазом должна составлять единое целое. Смотри, приклад моей двустволки, почти под мышкой, но две руки участвуют в процессе. Левая у цевья ищет цель по горизонтали, правая, на курке – по вертикали. Ими командует глаз. Теперь цель. Вон ворона, я веду ствол за ней. Нет, я ее не убью, но вот ветку на которую она сядет – срежу.

Ворона тяжело садится на ветку сосны и тут же отец стреляет. От неожиданности ворона кувыркается и падает вместе с веткой в сугроб. Потом отчаянный звук вырывается из ее горла и она тяжело отталкиваясь, разбегается по насту, и взлетает.

– А с пистолета, так же?

– Естественно. Все дело в руке. Для этого нужна длительная тренировка. Вон, у нашего дома сосулька, сними ее.

– Там же дом?

– Вот и старайся не промазать.

Я беру в руки ружье и неуверенно наставляю на сосульку.

– Э... нет, – говорит отец, – здесь нужен дух боя. Так стрелять нельзя. Соберись, как перед охотой, настрой себя.

Я решаюсь. Выстрел и сосулька разносится в дребезги.

– Молодец, – хвалит отец, – а я думал, что ты не попадешь.

Сегодня тревожно. По полевому телефону, проложенному из правительственного охотничьего домика, отца предупредили. Банда из трех человек с оружием в руках, ушла в наш лес. Требуется его помощь.

– Ты, Толя, остаешься здесь, – наставляет отец, – смотри, будь внимательным. На тебе дом и мама с бабушкой.

– А ты куда?

– Я поведу военных в Южный район. По идее они должны проскользнуть туда. Сейчас идет снег и следов за ними нет, поведу по интуиции.

Отец на лыжах уходит в медленно падающие хлопья снега.

Первыми заволновались собаки. Хонди сразу подала предупреждающий сигнал. Я сорвал со стенки ружье, выдрал из коробки горсть патронов и выскочил на крыльцо. Хонди тянул нос на запад.

– Хонди, веди. Ищи.

Отбрасываю от стенки дома лыжи и накидываю ремни на валенки. Собака стоит метрах в пяти и терпеливо ждет. Теперь вперед. Метрах в пятидесяти от дома мелькнула фигура.

– Эй, кто такие? – кричу я.

Грохот выпущенной очереди из автомата, потряс лес. Я свалился в сугроб. Слева щелчок ветки. Перебираюсь к сосне и, настроив ружье, жду. Опять треск ветки слева, я тут же стреляю на звук. Спереди опять бьет автомат и пули откалывают кору от сосны. Отползаю от сосны еще к одному дереву. Впереди вскрик и отчаянный мат, я привстаю и сквозь хлопья снега вижу, что темная фигура пытается отцепиться от собаки. Тут же стреляю в голову этому типу и опять падаю в снег. Перезаряжаюсь и жду. Впереди Хонди победно подает голос. Все равно не двигаюсь и прислушиваюсь к посторонним звукам. Скрип..., скрип, снег скрипит под осторожной ногой.

– Ванька, это ты? – хрипит голос.

Грохот моей двустволки заполняет звуками пространство. Теперь тихо. Слышу дыхание собаки. Хонди стоит у моей головы и дышит, вытянув язык.

– Хонди, где остальные?

Собака срывается и бежит влево. Я осторожно поднимаюсь и слушаю лес. Хонди начинает лаять, призывая меня. Осторожно, пробивая сугробы, иду на звук. Полу засыпанное снегом, тело человека лежит навзничь, рядом Хонди надрывается во всю.

– Встать. – приказываю я.

Тело дергается и голова отрывается от снега. Вижу, глаза, страдающие от боли и тонкую струйку крови, ползущую из уголков рта.

– Я уми...

Голова рухнула опять в снег. Хонди сразу затихает, только обнюхивает лежащего. Я подхожу и разгребаю рядом с телом снег. В руке умершего пистолет ТТ. Выворачиваю его из еще теплых пальцев. Моя пуля прошибла ему грудь насквозь.

Тот, которого тряс Хонди, лежит на спине, раскинув ноги. Пуля попала в правый глаз и он страшно смотрит другим. Рядом автомат Калашникова. Я с нетерпением хватаю его и нежно глажу коробку. Это настоящее оружие мужчины.

Третий, получил пулю в горло, я стрелял на звук его голоса. Снег пропитался кровью и она толчками пульсирует из-под нелепо свернутой головы. На груди его еще один пистолет, неизвестной мне конструкции. Длинная обойма торчит из рукоятки.

В доме паника. Мать бросается ко мне.

– Кто стрелял?

– Не знаю.

Тут она видит в моих руках автомат.

– Ты убил... человека?

– Мама, это бандит. Он бы убил нас.

Она садиться на стул и растерянно смотрит на моим руки.

Отец и, прибывшие с ним военные, сразу пошли к месту трагедии. Они стащили трупы в одну кучу.

– Я расшифровал два выстрела, – говорит мне отец, – ты стрелял на звук.

– Да, папа.

– Почему же третий получил под углом пулю в глаз, когда твоя позиция не изменялась. Он должен был получить прямое отверстие.

– Его Хонди схватил за руку и он развернулся в его сторону.

– Понятно. Ты, молодец.

– Хонди помог тоже...

Наступило лето. В третий раз иду в школу.

Комиссия ГОРОНО из восьми человек с любопытством встретили меня перед школой. Высокий седой человек сразу обратился ко мне.

– Анатолий Самсонов?

– Я.

– Я много о тебе слышал. Говорят, что ты прекрасно говоришь по-французски?

– Правильно говорят. Я еще учу немецкий, так что могу немного поговорить и на нем.

– Ха... Свою винтовку отнеси к директору и потом приходи в актовый зал.

– Это не винтовка, это ружье.

– Ну ружье...

– Толя, – кричит в дверях директорша, – давай в мой кабинет. Собаку тоже тащи туда же.

– Пошли, Хонди.

Я складываю в углу рюкзачок, ружье и приказываю Хонди все охранять. Директорша ведет меня в актовый зал. Все восемь человек комиссии торжественно уселись в президиуме за один стол. Сбоку на распорках черная доска. В зале на стульях учителя и любопытные.

– Какой предмет вы хотите отвечать? – спрашивает меня седой мужчина.

– Давайте с математики.

Замечаю глазом, как в зале хмыкнула учительница, которая была у нас в лесничестве. Седой выбрасывает билеты на стол.

– Берите

– Бином Ньютона...

– Готовиться будешь? – спрашивает старший.

– А зачем, если знаешь зачем готовиться, – недоумеваю я. – И так, начнем.

Беру мел, подхожу к доске и начинаю писать с разъяснением. Исписано пол доски, но я вижу по глазам комиссии, что что-то не так. Когда я закончил, пожилая женщина спросила.

– Толя, по каким учебникам ты готовил математику?

– Много книг, начиная с Кисилева, Ардоматского и кончая профессорами Шапошниковым, Венгеровым, американцем Миллером, шведом Ландерсом и другими.

Теперь комиссия молчит.

– Это конечно хорошо, – неуверенно тянет старший, – а геометрию...

– Пожалуйста. Вам какую Эвклидову, по Шопенгауру или по нашим источникам. Сейчас, я вам объясню в чем разница между ними...

– Нет, нет, – поспешно говорит старший, – я тебе верю. Как мнение членов комиссии?

– Достаточно, – говорит пожилая женщина. – Перейдем к русскому и русской литературе.

– Раз такое мнение. Начнем русский... Билеты готовы? Тащи, Толя.

– Образ Печерина...

Я им рассказываю, цитируя целые страницы "Героя нашего времени". Потом рассказываю об Островском и современных поэтах и все два часа без перерыва. На этом сделали перерыв. Иду в директорскую, отпустить погулять Хонди. Собака с радостью уноситься улицу. Недалеко от окна остановились двое человек. Окно чуть приоткрыто и я становлюсь невольным участником разговора. Узнаю голос старшего в комиссии и учительницы, которая была у нас в лесничестве.

– И что, он по каждому предмету так?

– Я была у него дома, видела литературу, которая там есть и скажу, что мать с бабкой вложили в него много. У мальчишки феноменальная зрительная память и он может пересказать наизусть свои любимые книги , тем более программу за 10 класс.

– Я не вижу здесь программы 10, я вижу программу высшей школы и даже еще черт знает чего.

Учительница смеется.

– Вы бы видели как он объяснял мне Эвклидову геометрию. Толя видел, что я дура – дурой в этом вопросе и старался на простых примерах помочь, тщательно разъясняя свою мысль.

– И поняли?

– Представьте себе, кое что поняла.

– Он и по остальным вопросам так?

– По любому предмету, а французский чешет лучше нашего любого преподавателя.

– Тогда зачем вы вызвали нас. Могли бы и сами аттестовать.

– Напала коса на камень. Два года тому назад, когда Толя появился здесь, он своим видом дикаря и повадками привел в ужас всю учительскую братию. В прошлом году, он пришел сдавать опять, в деревне началась настоящая война с выстрелами и ранеными. С трудом дело замяли, но некоторые наши учителя наотрез отказались принимать у него экзамены. Вот и пришлось вызывать вас.

– Что за войну устроил мальчик?

– Стрелял в милиционеров из двустволки. Пулями сбил фуражки с двух милиционеров, а на третьего натравил свою собаку. Но парень, уникальный. До нас слухи дошли... Зимой в лес отогнали банду Федора, помните, того что с дружками совершил много убийств, он еще убил в рабочем поселке старика Смирнова и его сына. Толя вышел им на встречу один и всех... перестрелял.

– Не может быть?

– Увы это так. Дома никого не было, кроме женщин и он пошел их защищать.

– Да. Даже озноб по коже прошел. Пойдемте, перерыв уже кончился, надо до обеда принять хотя бы еще два или три экзамена.

Я тоже иду к выходу, позвать Хонди, чтобы покараулил наши вещи.

Мы до обеда проскочили четыре экзамена: физику, химию, ботанику и историю.

Идет экзамен по географии. Я стою и глупо улыбаюсь, в руках у меня билет с вопросом о Тунисе.

– Тунис является основными торговыми воротами из Африки в Европу. Вдоль побережья современные порты и города...

Я с упоением рассказываю об экономике и географии удивительного государства. Но меня прерывают и просят перейти к следующему предметуастрономии...

Вечером собираемся с Хонди в лес.

– Куда на ночь глядя? – удивляется директорша.

– Домой.

– Ночью?

– А что тут такого. Мы же по нескольку суток в лесу и ничего.

– Тебя комиссия аттестовала на отлично, получишь аттестат через неделю. Мы настаиваем на золотой медали.

– Это хорошо, мои очень обрадуются. До свидания.

– Пока, Толя. Обязательно приходи еще. Я хочу записать тебя в библиотеку.

– Спасибо...

Мы с Хонди заходим поглубже в лес, выбираем толстую ель и, достав палатку из вещмешка, я делаю на подобии домика, зацепив конец палатки за сук. Внутри домика сажусь, прижимаюсь спиной к стволу и пытаюсь заснуть. Морда Хонди выныривает из-под края палатки, пес тоже забирается внутрь и укладывается на моих ногах.