Текст книги "Завещание Имама"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Я держу гудящую голову. На лбу огромная шишка.

– На прижми пятак, – человек протягивает мне монету. – Элка, стерва, напортачила с переводами.............., я ей отказал в гонораре.

– Ну и дела. Ты меня то зачем звал?

– Проходи в кабинет. Разговор будет очень серьезный...

Мы заходим в его кабинет, парень закрывает двери на ключ. Он садится во главе стола, я пристраиваюсь сбоку и сбрасываю со лба пятак на стол.

– Сашка, чтобы об нашем разговоре не знала ни одна душа. Ты меня понял?

– Конечно.

– Поклянись, что никому, никому не скажешь?

– Клянусь.

– Тогда, слушай?

– О писателе Салман Рушди слышал?

– Этот тот, которого имам Хомейни приговорил к смерти?

– Вот именно, приговорил к смерти, пообещав два миллиона долларов тому, кто это исполнит, и все из-за романа "Сатанинские стихи". Понимаешь, я решил выпустить этот роман в Самарканде.

– Поздравляю, но это наверно... опасно. Мы живем в той республике, где как раз верующих в пророка Мухамеда гораздо больше чем в остальных. Вдруг среди них найдутся сумасшедшие, которые попытаются остановить тебя... Они могут и убить. Наверняка, для них приговор имама Хомейни относится и к издателям, которые попытаются выпустить этот роман.

– Не дрейфь, здесь руки у имама коротки, к тому же Хомейни недавно умер, а когда жил, был в неплохих отношениях с руководством нашей стран. Навряд ли у нас есть такие ревностные почитатели имама. Я все взвесил. Помнишь месяц назад, я ездил в Лондон по делам издательства, так вот там сумел связаться с английским агентством, владеющим эксклюзивными правами на издание произведений Рушди и заключил с ними соглашение. Для страховки, был у нашего муфтия и закинул ему удочку про то, чтобы напечатать роман здесь. Он пожал плечами и сказал, что это чисто светское дело, кто что хочет, тот и печатает. Так что это почти одобрение. Я решил привлечь к этому делу тебя.

– Меня? Зачем?

– А кто мне будет переводить роман, конечно только ты.

– Нет, нет, нет. Ты что с ума сошел. Я не буду. Это слишком плохая идея. Я неуверен, что фанатики не займутся после опубликования тобой и мной. Это наша смерть.

– Сашка, не бойся. Во первых, все будет скрыто. Во вторых, нашелся богатый спонсор. Он платит бешеные деньги. Ты только на переводе озолотишься. Каждая страница десять долларов.

– Это называется бешеные деньги?

– Хорошо, двадцать.

– Сколько же листов?

– Около трех сот.

– Двенадцать тысяч?

– Ну как, согласен? Я тебе еще накину, за быстроту перевода тысячу долларов.

– Что значит, "за быстроту"?

– Четыре месяца.

У меня крутятся шарики. С деньгами сейчас не ахти, а тут в валюте... и такая сумища. Правда все это опасно...

– Слушай, Шариф, я согласен, но только ты меня никому не выдавай. В крайнем случае, если тебя прижмут, скажешь, что переводчиков с арабского много, был тут один, да уехал в Югославию.

– Могила. А сейчас возьми книгу?

– Как книгу?

Я даже подскочил.

– Чего ты удивляешься, она у меня здесь.

Шариф подходит к сейфу, вделанному в стенку, открывает дверцу, потом вытаскивает и бросает мне книгу на стол.

– Вот она.

Я осторожно беру книгу и раскрываю ее. Да, это знаменитые "Сатанинские стихи".

– Возьми портфель, – наставляет Шариф, – положи туда и в своем доме эту вещь никому не показывай.

– Кому показывать то, у меня в квартире пусто...

– Вот это и хорошо. А ты так и не нашел Зейнаб?

– Нет. После армии, искал, искал ее и ничего...

– Почему она уехала от сюда?

– Трудно ответить. Говорят, винной служит ее семья, которая хотела выдать Зейнаб замуж за местного руководителя МВД. У этого типа уже была одна жена, на молоденькую теперь потянуло. Все хотели прокрутить по старому обряду, с бакшишем и прочими премудростями. Она отказалась, ее избили и заперли в сарае. Ночью кто то открыл дверь и выпустил ее, с тех пор Зейнаб исчезла.

– Да, неприятно, старик. Но почему, если она тебя любила, не подала сюда весточку, хотя бы переслала бы записочку.

– Меня в Афгане чуть не расстреляли, пока сидел на гауптвахте, кто то из приехавших сюда парней, поспешил, сказал, что я погиб. Он то думал, что меня действительно того...

– А за что там сидел?

– Грустная история. Я выпустил из тюрьмы муллу...

– Не повезло тебе. Саша, давай, прячь книгу и за дело. Через месяц жду тебя здесь с переводом.

– Ладно. Хочу еще тебя поп...

.......................................................................

В ушах стоит звон, резкий запах выдергивает меня из прошлого.

– Ну, как молодой человек?

Это голова профессора.

– Вы меня прервали на самом важном. Я хотел что то попросить своего издателя.

– Издателя?

– Ну да. Я знаю, что его зовут Шариф и он поручил мне очень важную работу.

– Я видел ваши осциллограммы. Действительно, ваш мозг, после того, как получил искусственный толчок, вышел на характерные кривые спящего человека.

– А до этого?

– Как вам сказать? У нас были подобные пациенты, поэтому что есть знакомое... и в то же время... Я думаю, что у вас может быть тромб или кровоизлияние в одной из частей мозга, все может быть после встряски... Полежите у нас недельку, мы вас как следует обследуем.

– У меня же справка, даже нет паспорта.

– Ну это не проблема. У нас лежат люди сбитые автотранспортом или попавшие в катастрофу, они в большинстве тоже не имеют документов, потом только все выясняется. Так что не беспокойтесь, лежите.

Вечером ко мне в больницу пришел Георгий Иванович. Мы с ним уединились в тупике коридора.

– Узнали что-нибудь, Георгий Иванович?

– Узнал. Наделал ты бед сам себе парень...

– Это из-за "Сатанинских стихов"?

– Из-за них. Твоего издателя разорвали фанатики, а тебя не добили, но ищут... Второй год ищут. Постой..., а как же ты... Ты узнал об этом сам?

– Ну да, ровно два часа тому назад. Профессор вел мне в мозг какой то раздражитель, вот я какую то частицу правды о себе и узнал.

– И знаешь, что тебя зовут Александр Саидович Сафаров? Что ты жил в Самарканде, там же окончил университет на факультете восточных языков. Работал переводчиком в издательстве "Прогресс". Был участником войны в Афганистане, там же отсидел пол года на гауптвахте, за то что выпустил из тюрьмы пленного афганца. По глупости согласился сделать перевод книги Салмана Рушди. Теперь все ваххабисты готовы перерезать тебе горло, рыщут по всему Союзу.

– Ваххабисты, это кто?

– Националистическое течение фанатиков ислама в арабском мире. К сожалению, у нас их оказалось слишком много. Даже в Москве этого не ожидали...

– Они, ну эти в КГБ, могут чем-нибудь помочь мне?

– Как тебе сказать, в общем то согласны, но сказали, раз болен, надо бы полечится немного. Они еще поговорят с местными врачами, а потом тебе скажут, что делать.

– Спасибо, Георгий Иванович.

– Ничего, поправляйся. Я тебе яблок принес, – он передает мне пакет. Тебе привет от Маши и Павла. Сынок то у меня молодцом оказался, Мне все рассказал, как тебя протолкнул сюда.

– Замечательный парнишка.

– Пока, Саша.

– До свидания Георгий Иванович.

Прошли еще двое суток.

– Ты готов, Александр?

Это профессор, опять он меня положил на стол и обвешал электродами. Теперь он уже зовет не Иваном, а Александром.

– Готов.

– Внимание, включаю.

Знакомый щелчок тумблера, вспышка дикой боли в голове и опять полет в прошлое...

.......................................................................

До чего же темно. Нет луны, только яркие звезды усыпали небо, но они не дают даже частицы света на землю. Где то недалеко слабо светятся палатки, там не спят дежурные, да еще по периметру лагеря, вспыхивают фонарики разводящих. Я в карауле, охраняю арестованных, которые чисто по-афгански, засажены в ямы– тюрьмы и сверху зажаты решеткой. Только что вспыхнувшая боль в голове, заставила меня застыть над одной из таких ям.

– Эй, часовой, – слышится по-русски из глубины земли.

Я даже вздрогнул, сам знаю, что все арестованные афганцы и по-русски не понимают.

– Кто это?

– Переводчик, это ты? – наступила большая пауза. – Это я мулла Фархас.

Ага, заговорил значит по-русски.

– Что вам надо?

– У меня очень сочится и болит глаз, нельзя ли бросить какую-нибудь чистую тряпку...

– Увы, у меня ничего нет.

– Меня расстреляют?

– Конечно.

Опять тишина и вдруг тихий голос просит.

– Перед смертью, почитай что-нибудь из... Навои...

– Мне нельзя говорить с арестованными.

– Зря ты так. Ты все равно не такой как те, твой капитан или прапорщик. Ты грамотней и умнее их.

– Не уговаривайте, бесполезно.

Только собрался отойти и вдруг, из ямы понеслись стихи на чистом русском языке.

Быстробегущий небосвод, внемли!

Покоя алчет слабый сын земли.

Лекарство дай от робости моей,

Избавь меня от клеветы людей.

Коварный недуг чтобы не вонзал

Мне в сердце сотни ядовитых жал,

Чтоб превратясь для стрел обид в мишень,

Мозг не гудел, как улей, целый день;

Чтоб сердце разоренная страна

Мир обрела, была возрождена...

Я застыл. Уже мешая арабский с русским языком, мулла декламировал чуть ли не всего Алишера Навои. Я поспешил отойти к следующим ямам.

Пришел разводящий, меня сменили на посту и отвели в караулку. Теперь два часа бодрствования и два часа сна, потом опять на пост.

Уже почти семь утра. До конца поспать мне не удалось. Перед самым заступлением на пост, в караулку ворвался капитан Чечурин.

– Литер, – неуважительно обратился он к начальнику караула лейтенанту Пряничникову, – мне нужен срочно арестованный мулла Фархас и переводчик Джафаров. Вот тебе бумага на муллу...

– Я не могу освободить рядового Джафарова, он сейчас должен заступить в караул.

– Что значит не могу? Замени. Здесь, понимаешь, дело наиважнейшее, а он выкобенивается. На кой хрен нужен пленный без переводчика.

Лейтенант морщится, потом походит к телефону.

– Я должен согласовать все с командиром части.

– Валяй, да побыстрей.

Судя по обрывкам разговора по телефону с нашим полковником, Пряничников не получил от него поддержки. С контрразведкой никто связываться не хотел.

– Рядовой Джафаров, – обращается он ко мне, – сейчас пришлют замену, дождитесь ее и потом отведите пленного к капитану Чечурину.

– То-то же, – Чечурин по панибратски похлопал лейтенанта по плечу. Слушай, козявка, – это уже обращение ко мне, – отведи его не в овчарню, а опять ко мне. Я еще не доковырял его...

Если пленного ведут в овчарню, то обычно на транспортировку или под расстрел. Если к капитану, то опять тот потренируется на нем своим любимым шомполом, чтобы опять выжать дополнительные сведения.

Капитан уходит и лейтенант в сердцах бросает ему в след.

– Мясник, скотина, – потом спохватывается и обрушивается на нас. – Чего рты разинули? Сержант Семенов, отведите наряд по постам. А вы Джафаров посидите здесь пока. Придет замена, пойдете с ней на пост, возьмете арестованного...

Люк откинут и мы с разводящим сбросили в яму веревочную лестницу.

– Мулла вылезай, – кричу в черную дырку по-арабски.

Напряглись веревки и вскоре, жмурясь одним глазом от света, на поверхность вылез мулла. Второй глаз почернел и распух и действительно слезится. Вид его неприглядный, одежда грязная и пооборвалась. Я завязываю ему за спиной руки и толкаю вперед.

– Пошли.

Разводящий с нарядом ушел в другую сторону, а я с муллой поплелся к допросному домику. Только отошли от ям, пленный вдруг заговорил.

– Меня сейчас расстреляют?

– Нет. Наш капитан с тобой не договорил...

Пленный затрясся и чуть не завыл.

–Лучше убей меня здесь, только не к нему. Он же маньяк-убийца, кровавый садист.

– А ваши разве хуже. Недавно нашли труп нашего солдата, так на нем

издевались ваши собаки во всю. Ножами изрезали и распотрошили всего.

– Я все понимаю. Это ужасы войны. Но я никого не убивал, всю жизнь призывал верить а Пророка... Отпусти меня, разве тебе будет приятно смотреть, когда мне выжгут второй глаз, проткнут раскаленной железкой живот или половой орган. Я служитель бога и приехал сюда из России, чтобы остановить разгул войны.

Я молчу. Мне действительно все эти капитанские штучки неприятны. Мы проходим мимо крутого обрыва, он тянется вниз в долину, метров на пятьдесят. Его поверхность крутая и залезть в лагерь по такому скату невозможно, поэтому здесь поста нет. И тут мне ударило в голову.

– Я тебя отпущу. Прыгай с этого обрыва. Будешь жив, живи. Не будешь, такова воля вашего Аллаха.

– Развяжи руки.

Я штыком разрезаю веревки. Мулла подходит к краю обрыва, двумя ладонями проводит по лицу и вдруг прихватив полы халата, бросился вниз. Я зажмурился. Через некоторое время осторожно подошел к краю обрыва и посмотрел туда... в долину. Маленькая точка хромающего человека, медленно двигалась к виднеющимся вдалеке глинобитным домам. Значит, жив... Я кинул остатки веревки с обрыва, вниз.

– Где арестованный? – спросил меня Чечурин.

– Сбежал, прыгнул с обрыва. Я даже очухаться не успел.

– Врешь, скотина. Упустил, гада.

– Я говорю, сбежал.

Его бешенные глаза очутились передо мной. Он размахнулся и влепил мне рукой по лицу, так, что я отлетел к двери. Капитан схватил со стола свой любимый шомпол и пошел на меня. Тут сработал инстинкт самосохранения, я подскочил, размахнулся и прикладом автомата въехал ему в зубы. Что то хрустнуло, Чечурин переломился в ногах и рухнул на земляной пол. Я вышел из домика и поплелся в штабную палатку сдаваться...

Военные следователи мне не верили.

– Не говорите чушь, Джафаров. У нас запрещены пытки. Капитан Чечурин опытный следователь и не мог заниматься такими делами.

– Посмотрите на других пленных, которых он допрашивал, они все изрисованы его шомполом.

– К сожалению, мы это не можем этого сделать. Все пленные признаны виновными в чудовищных преступлениях, расстреляны и закопаны где то в долине. Пойди отыщи их теперь.

– Он и меня хотел прибить шомполом... Я же оборонялся.

– Капитан Чечурин, заявил, что вы на него напали, когда он обвинил вас в предательстве. Признайтесь честно, ведь вы выпустили пленного?

– Нет.

– А эти веревки, ими были связаны руки муллы. Ведь так?

Вот дурак, это я про себя, не мог их спрятать или закопать, бросил вниз и думал не найдут...

– Так.

– Веревки то, мы нашли у самой подошвы обрыва, а они разрезаны.

– Он попросился в туалет.

– Не врите, Джафаров. Вы бы могли отвести его ближе к лагерю это раз, а во вторых, не обязательно резать веревки, если нужно сходить в туалет, их достаточно развязать, чтобы потом опять связать руки.

– Я разрезал их, чтобы он сходил в туалет.

– Вы все усугубляете....

.......................................................................

И тут меня прервали. Опять резкий запах ударил в нос и я открыл тяжелые веки.

– Досмотрели свой сон? – спрашивает склонившийся надо мной профессор.

– Конечно нет, оказывается у меня была такая бурная прошлая жизнь, что на нее ни каких снов не хватит.

– Выяснили, что-нибудь новое?

– Да. Я узнал, что делал в Афганистане. А вы, что-нибудь узнали обо мне?

– Еще, нет.

– Зачем же вы меня так рано разбудили?

– К тебе пришли гости.

– Гости?

– Да, один человек. Ради него, я и разбудил тебя. Сейчас мы снимем электроды и ты пойдешь к нему. Он сидит у меня в кабинете.

Кто же это? Неужели важное сообщение принес Георгий Иванович?

Я с нетерпением жду, когда оторвут от головы присоски, потом спешно одеваюсь.

За столом профессора сидит полный рыжеватый человек.

– Здравствуйте, Александр Саидович.

– Здравствуйте.

– Я из комитета государственной безопасности, полковник Семеник Юрий Семенович. Прибыл сюда, по вашему делу. Вы садитесь, нам с вами надо серьезно поговорить.

Я присаживаюсь и напряженно слушаю.

– Вы вместе с профессором совершили ошибку, записав фамилию Непомнящий в медицинскую карту. Я понимаю, это не умышленно. В справочной больницы, диспетчер передает теперь информацию о вас любому прохожему, который захочет что либо узнать...

– И что такие звонки были?

– Были. Диспетчер призналась, что звонили два раза, представлялись как ваши родственники, но голоса был чуть-чуть с акцентом...

– Может она ошиблась, это интересовались Георгий Иванович или его друзья?

– Нет, о том, что вас положили в больницу знала только семья Георгия Ивановича. Друзьям они ничего не говорили и сюда не звонили.

– Значит мне от сюда надо удирать?

– Значит надо. Мы решили устроить вам побег. В семь тридцать вечера к подъезду приемного покоя подъедет легковая машина, темно-синего цвета, под номером МО-2864. Запомнили номер? МО-2864. Запрыгиваете в нее в чем есть и уезжаете... Вас повезут далеко...

– Хорошо. У меня к вам... Можно от вас получить одну справку?

– Вообще то мы не справочная служба, но если это в нашей компетенции, то мы поможем.

– Мне нужно найти одного человека. Вернее женщину, я ее фамилию не помню, но в своих "видениях" знаю, что ее звать Зейнаб и отчество ее Ашатуровна. Мы с ней должны были поженится после армии, но я потерял ее след, когда от туда вернулся. Она жила в том же городе, откуда меня взяли в Афганистан.

– Вообще то, стоит ли вам это делать? Вы подумайте. Над вами висит топор. Хотите и ее втянуть в эту историю? Фанатики не пожалеют ни невест, ни жен, ни ваших родственников, когда узнают, что они у вас есть.

– Она думает, что я погиб.

– Может это в данный момент и хорошо.

– А нельзя ли изменить мою внешность и... встретится с ней?

– По поводу внешности, мы уже подумали, а вот по поводу встречи... Вы знаете, это все равно будет очень неприятная встреча. Во первых, она вас уже мысленно похоронила, во вторых, вы явитесь к ней с новым лицом, можете даже испугать ее и, в третьих, может у нее своя личная жизнь, зачем в нее вмешиваться.

– Если найдете ее, вы сможете узнать за мужем она или нет...

– Хорошо, я вашу просьбу постараюсь выполнить, потом подумаем, что делать. Так запомните, сегодня пол восьмого... Шофера зовут Федор.

– Запомнил.

– Тогда, счастливого побега.

Полковник прощается со мной тепло, дружески пожимая руку.

Очень нудно тянется день. Прошел обед и когда наступил "мертвый час", я тихонечко вышел из палаты и пошел в туалет. Дежурная сестра равнодушным взглядом проводила меня. В вытянутой комнате туалета, на подоконнике окна сидит сосед из другой палаты.

– Эй, приятель, сыграем в очко.

Из кармана пижамы он достает колоду карт.

– У меня нет денег.

– А жаль. Лучше бы ты был Ротшильдом.

– Слушай, ради научного эксперимента, сыграем бесплатно, мне надо проверить, помню ли я, как надо играть.

– Ты из психов?

– Нет, но подзабыл свое прошлое.

– Давай, две партейки сыграем, на щелбаны.

– Вот только не это. У меня мозги все время получают встряску. Лучше давай на копейку. Она завалялась у меня в кармане.

–Ладно уж, давай. В банке десять копеек.

Он сдает мне две карты, себе тоже берет одну.

– Ну как, будешь еще брать? – нетерпеливо спрашивает он.

– Нет. Бери ты.

Он тащит дополнительно две карты и в сердцах кидает их на подоконник.

– Перебор, а у тебя сколько было?

– Восемнадцать.

– Все равно бы не добрал. У тебя две копейки. Поехали дальше.

Мы проиграли с ним минут двадцать. Мне повезло, я два раза срывал банк. Разозленный сосед, собирает карты и уходит к себе в палату. Я еще посидел в туалете, вымыл руки и отправился к дверям. Чуть их приоткрыл и тут же прижался к стенке. По коридору шел кавказец, в накинутом белом халате. Он подошел к столу дежурной медсестры и что то стал ей говорить. Она покачала головой и ему ответила. Они стали тихо пререкаться. Кавказец оторвался от стола и пошел по коридору, всматриваясь в номера палат. Сестра выскочила из-за стола и схватила его за руку, тот развернулся... И тут раздался тихий щелчок. Я заметил в руке мужчины пистолет с глушителем, а сестра выпустив его рукав, сползла на пол и затихла. Я отпрянул в глубь туалета. Это же за мной. Что же делать? На столике лежат вымытые "утки". Хватаю одну за горло и бегу к двери. Кавказец стоит спиной ко мне, у моей палаты. Вот он приготовился, рванул дверь и прыгнул внутрь. Я на цыпочках подбегаю к палате и жду. Прошло немного времени, дверь приоткрывается и сначала просовывается ствол пистолета, потом показывается рука и тут я опускаю "утку" на нее. С шумом, на мелкие осколки разлетается мое оружие, его же пистолет выпрыгивает на пол. Я стою перед растерявшимся парнем. Он неуверенно пытается меня ударить, но я перехватываю его руку и легко развернув тело, зажимаю рукой горло и жму. Слышен хруст шейных позвонков и кавказец падает лицом к ножкам моей кровати и не шевелится. Поднимаю с пола пистолет и выглядываю в коридор. Никого, никто из больных не вышел на шум, лишь дежурная сестра по прежнему лежит по центру и из под нее уже потекла первая лужица крови. Наверняка этот тип не один. Я перебегаю к столу дежурной медсестры и прячусь за него.

Прошло немного времени, дверь в отделение открывается и появляется новая фигура. Это настоящий черноволосый бугай, он осторожно двигается к лежащей медсестре. Подошел, пристально посмотрел на нее и оглянулся, потом направился к столику. Его толстые пальцы захватили со стола список отделения и... замерли. Он увидел ствол пистолета направленный ему в лоб.

– Ты это... чего?

Но я нажимаю курок. Раздается щелчок и между глаз кавказца появилась темная дырочка. Его откинуло на пол к центру коридора, прямо к ногам медсестры. Я подбегаю к нему, разворачиваю лицом в пол и сдергиваю пиджак. Потом накидываю его на себя. Надо уходить с этого проклятого места.

По лестнице спускаюсь до вестибюля. На больших часах на стене, без десяти четыре. Скоро конец "мертвого часа", а до встречи с машиной еще много времени. Через стекло окон видны две иномарки, рядом с ними три парня кавказкой национальности, они о чем то совещаются. В вестибюле, у выхода, находится стол дежурного врача. Сегодня никого за ним не видно. Я на корточках пробираюсь к нему и столбенею... Тот самый врач, который не принял меня в приемном покое, лежит на спине у ножек стола. Его открытые глаза тупо уставились в потолок. Я рукой стягиваю телефон со стола и набираю 02.

– Але. 22 отделение милиции. Мы вас слушаем, – слышится равнодушный голос.

– Это говорит больница Бехтерева, – стараюсь тихо говорить я, – на нее произведено нападение лиц кавказкой национальности. В третьем отделении уже трое убитых, дежурный врач у входа тоже.

– Кто это говорит?

– Профессор Молчанов. Я нахожусь у главной парадной, здесь стоят две иномарки и вооруженные бандиты.

– Вы там случайно не сошли с ума?

– Это вы, идиот, скоро лишитесь звездочек на погонах. Срочно пришлите помощь.

Осторожно кладу трубку и выглядываю из-за стола на окна. Двое типов отрываются от третьего и входят в здание. Они через вестибюль спешно бегут к лестнице. Как только они исчезли, я выпрямляюсь, руку с пистолетом прячу за спину и направляюсь на выход. Тип, стоящий у машины, обернулся на стук двери. Он не удивился, увидев меня.

– А где...?

Я вскидываю руку и два раза стреляю в него. Парень дергается и валится под колеса машины. Быстро заглядываю в салон иномарки. Никого. Подбегаю ко второй машине, тоже никого, но и ключей к ней нет. Опять возвращаюсь к лежащему парню и начинаю обыскивать его карманы. Есть, нашел ключи. Залезаю машину и пытаюсь ее включить. Все в порядке. Я трогаюсь и проскочив парк, выезжаю через распахнутые ворота, на улицу. Только проехал пару домов, как из соседней улицы с воем пронеслись к больнице четыре машины с мигалками.

Георгий Иванович качает головой.

– Вот ведь как все обернулось. На четыре часа опередили, сволочи.

В это время раздался телефонный звонок. Георгий Иванович взял трубку.

– Здравствуйте, Юрий Семенович. Да, он здесь. Хорошо, передам, – он передает мне трубку, – это тебя.

– Александр Саидович, срочно уходите из этого дома. Если эти... вас найдут в нем, то уничтожат всю ни в чем не повинную семью.

– Разве они знают, куда я сбежал?

– Они не дураки. Среди ваших преследователей находятся ассы сыска. Я уверен, что они взяли из психдиспансера, где вы год отлеживались, московские адреса, всех кто там находился.

– Хорошо, куда мне теперь?

– Поезжайте к метро Кропоткинская, там на улице будет ждать вас та же самая машина, МО-2864. Немедленно уходите.

Связь прервалась. Я растерянно смотрю на хозяина дома.

– Ну что? – спрашивает тот.

– Он требует, чтобы я срочно уходил от сюда. Вы извините, я пошел.

– Куда ты, скидывай пиджак, переодень штаны и рубашку. Да скорее.

Я одеваюсь, кажется в штаны и рубаху Павла, натягиваю все тот же пиджак убитого мной кавказца и еще шляпу, самого хозяина. Теперь прощаюсь с Георгий Ивановичем.

– До свидания, спасибо за помощь.

– Деньги у тебя есть?

– Деньги? Вот здесь в пиджаке во внутреннем кармане, лежит пачка. Пока хватит.

– Тогда, до свидания. Чтобы все у тебя обошлось...

Мы прощаемся и я выскакиваю из квартиры, спускаюсь на улицу и несусь к троллейбусной остановке.

Недалеко от метро стоит темно-синяя машина с нужным мне номером. Я стучу в дверцу. Окошко открывается и появляется хмурое лицо.

– Садись, – кивает вбок шофер, ничего больше не спрашивая.

Щелкает задняя дверца, я пролезаю внутрь машины.

– Как вас звать? – спрашиваю затылок водителя.

– Федя.

– Все правильно.

Машина трогается.

Шофер неразговорчив. Мы выскочили на кольцевую дорогу Москвы и свернули на Минское шоссе.

– Долго ехать? – задаю я вопрос.

– Долго. У вас должно быть оружие, отдайте его мне.

Я вытаскиваю пистолет с глушителем и протягиваю его ему.

– Возьмите.

Он перехватывает рукой за ствол и бросает оружие на сиденье рядом с собой.

Опять тишина. Наступили сумерки, водитель включил фары. Я стал подремывать и... тут так качнуло, что я головой ударился о дверцу, боль сразу парализовала тело и кажется я опять провалился в прошлое.

.......................................................................

Боже мой, как мне больно. Все части тела ноют. Руки связаны веревкой. Несколько человек привезли меня на грузовике к мечети

– Чего с ним возимся? – слышится голос одного из моих мучителей. Прикончили бы там во дворе и все...

– Нельзя, новый муфтий потребовал, чтобы привели этого гада к нему.

Они втаскивают меня в дворик мечети и бросают на плитки пола. Один ушел куда то вглубь здания, остальные стоят и ждут. Слышны шаркающие шаги К нам подходит группа людей.

– Покажите мне его, – слышится... знакомый голос.

Я поднимаю голову и..., да это же... мулла Фархас. Один глаз закрыт, второй сверлит меня взглядом.

– Мулла? Как вы здесь оказались?

– Узнал таки... Вот где мы встретились. Всех кто здесь есть, прошу удалиться, мне надо поговорить с этим человеком, – командным голосом говорит мулла.

Мои мучители и окружение Фархаса уходят, мы остались вдвоем.

– Не мулла я теперь, а муфтий, – продолжает Фархас. – А тогда..., действительно приехал в Кабул со съезд служителей Пророка в Пакистане. Надо было решить вопрос об отношение мусульман, живущих в Советском Союзе, к войне. Я могу с гордостью сказать, что добился многого. Это по моей просьбе совет муфтий решил, что солдаты и офицеры верующие в Пророка и попавшие в плен к маджохедам не должны убиваться, а должны исправляться и, при помощи длительных молитв, становиться истинными правоверными...

– Значит, русских и другие национальности, нужно было убивать?

– Помолчи, ты грешен по уши и тебе ли заступаться за других.

– Зачем тогда вы мне говорите о прошлом? Оправдываетесь передо мной?

– Нет. Перед твоей смертью, я хочу поставить, как у русских говориться, точку над "и". Я тогда не струсил, хотя пытки это ужасно. Я даже не раскрыл, что знаю русский язык.

– Вы зато рассказали о служителях в Кабуле, они после вашего доноса исчезли...

Муфтии помолчал, потом вздохнув, сказал.

– Так было угодно Аллаху. Все равно, я не предатель... После плена долго искал моих мучителей. Тот капитан, что выжег мне глаз, был изрезан в Ростове на кусочки, а тот идиот прапорщик, сожран свиньями на своей свиноферме. Остался последний, ты...

– Я вас не пытал, даже выпустил на свободу...

– Знаю. В этих стенах я долго мучился, что с тобой делать. Но недавно здесь погиб старый муфтий, кажется по вашей вине. Говорят он дал добро на перевод сатанинской книги... Вот его место предложили мне. Значит это ты перевел Салмана Рушди, мне правильно доложили?

– Нет. Я не переводил их.

– Теперь ты врешь. Я знаю твои способности. Кроме того, редактор сломался и после небольшого... давления на него, признался, что это был ты.

– Это был не я. Меня оговорили.

– Теперь мы поменялись ролями. Я тебя допрашиваю и от этого получаю наслаждение, видя, как ты ломаешься на глазах. Не надо обманывать меня. Ты виноват и по завету нашего великого имама Хомейни должен умереть. Но... Я помню, как ты освободил и передал меня воле аллаха, заставив прыгнуть с высокого обрыва.

– Я не заставлял. Через лагерь вы бы не смогли бежать.

– Это уже не важно, заставил или нет. Я теперь знаю, как решить твою судьбу и вот моя воля. Хочу отблагодарить тебе тем же. Ей, – муфтий хлопнул в ладошки. – Все войдите сюда.

Появились мои мучители и люди, сопровождавшие муфтия.

– Полковник, Рахманов, вы здесь? – требовательно спросил Фархас.

Стоящий недалеко человек вышел вперед и вытянулся перед ним.

– Да, муфтий, я здесь.

– У вас есть вертолет?

– Он за городом у казарм.

– Возьмите этого отступника, посадите в вертолет, отвезите подальше от городов и сбросьте вниз где-нибудь на пересеченной местности. Кажется, я спрыгнул тогда с обрыва высотой около пятидесяти метров. Попробуйте скинуть его со ста... Возьмите с собой этих ребят. Пусть преданные Аллаху парни, проследят за выполнением моих решений.

– Будет сделано. Ну-ка ты, двигай.

Полковник толкнул меня носком сапога.

– Постойте. Переводчик, перед своей смертью прочти мне моего любимого поэта Навои...

– Нет, – я качаю головой. – Это не отдалит моей смерти.

– Жаль, но ты прав. Можете вести.

Парни подхватывают меня под руки и тащат обратно из мечети. Опять запихнули в машину и мы несемся за город.

Это переделанный под пассажирский вертолет МИ-8. Вся компания с шумом залезает внутрь. Полковник садится вместе с летчиком и по карте, они устанавливают точку, где легче сбросить меня.

– По-моему, лучше здесь, недалеко от этого селения, здесь одни горы, советует полковник.

– Далековато очень. Хватило бы горючки обратно.

– Ты заправил полные баки?

– Заправил.

– Тогда должно хватить. Полетели.

Машина разгоняет лопасти винта и мы взлетаем. Летели очень долго. Парни-охранники меня не трогают, они прилипли к окнам и смотрят на землю.

Наконец, мы зависаем. Полковник оборачивается и орет, чтобы перекричать шум двигателя.

– Открывайте двери... Здесь...

Один из парней открывает двери а два других подтаскивают меня к проему.

– Может ему развязать руки? – кричит один другому.

– Не надо, еще здесь упираться будет. Давай двигай.

Они швыряют меня вниз. В ушах свистит ветер. Ужас охватил меня... Я заорал...