Текст книги "Техас-сити 47 года"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Я вообще не хотел заниматься этим.

– Мальчики, хватит, – это Глаша. – Мы победили и не хватало нам по этому поводу еще рассорится. Предлагаю всем отправится в какое-нибудь заведение и отпраздновать первую победу.

Этот призыв имел у всех успех, мы стали поспешно собираться. Я оделся и под усиленной охраной все двинулись на выход.

– Только не вздумай пить, – тихо говорит мне тренер уже в коридоре.

– Сейчас не имею на это право.

Утром наш номер навещает Глаша. Она приносит кучу газет. Везде обо мне хвалебные статьи, только две или три, с явно либеральным уклоном преподнесла читателям злобные выпады. Здесь все: и то, что я нехороший русский; и то, что я открыто примкнул к расистам; и то, что нанес побои одному из корреспондентов и вообще, какой я национальный герой, просто один из портовых служащих, которому повезло при нелепой трагедии в Техас-Сити.

– Какая скотина, – комментирует Катя статью, лежа в кровати. – Здесь подписался какой то Ирвин Мэтью.

– А вот еще, – вторит ей Глаша, – Корреспондент газеты Дейли после того, как был избит мистером Кулешовым в раздевалке, отказался подавать на него в суд. Он не хочет, чтобы это было новым поводом для выступления расистов.

– Слава богу, – Катя стала выбираться с кровати, – не хватало нам трепать нервы перед следующим боем.

Откровенно говоря, мне все статьи не нравятся и хвалебные, и ругательные. Что то здесь везде попахивает националистическим душком.

С новым противником сложнее. Когда он появился на ринге, я понял, что это будет самая трудная ступень к моему восхождению на олимп. Мощный торс, развитая грудная клетка, бычья шея и маленькие глазки на низко лобном лице, все это вместе с энергией ненависти и представлял знаменитый Том Челенджер, по кличке Бык Убийца. Он сразу же пошел в атаку. Перчатки Тома мелькали, то справа, то слева. Я танцую и уклоняюсь, для пробы сумел нанести два мгновенных удара в лицо, но для этого типа такие удары, словно комариные укусы. Фактически какая то карусель, где мне приходится все время выходить ему за спину. Вот и сейчас, ловко обхожу его выпады и опять у него сзади. Том разворачивается и в эти секунды успевают послать перчатку вперед. Точно, брызги пота веером разнеслись от лица. Бык Убийца словно споткнулся и замотал головой. Но тут прозвучал гонг. В своем углу, опять слышу восхищенный треп Петра и осторожные наставления тренера.

– Судя по всему, – шепчет тренер, – у него что то с почками. Видишь под глазами набрякшие мешки. Для проверки пощупай его левую сторону, чуть ниже ребра. Если скорчит рожу, то это значит, что Бык скоро выдохнется, он подозрительно быстро потеет... Потом постарайся сыграть перчатка в перчатку. Тогда он будет выкладываться в удары и к концу третьего раунда просто на него будет печально смотреть.

Идет второй раунд. Челенджер опять месит воздух перчатками. Для острастки отбиваю его несколько ударов и, поймав момент, сильно бью ниже ребра. Том отпрыгивает и я вижу как скривился его рот. Но боец опять в атаке. Несколько ударов в голову совсем не остановили его пыл. Да это же машина, хорошо, черт, подготовлен. Опять удар под ребра. Сегодня ты, голубчик, будешь писать кровью. Мой соперник просто истекает потом. Я машинально отбиваю его несколько ударов и стараюсь поймать эту мокрую лужу еще раз ниже пояса. Опять гонг. Мы расходимся по углам и тут тренер говорит.

– Похоже он готов...

– Почему?

– Ты посмотри на его.

Челенджер сидит на скамеечке выпучив глаза, рот широко открыт. Его обтирают мокрым полотенцем и пытаются влить воду в горло. Петр толкает меня в колено.

– Добей его, сукиного сына.

Идет третий раунд. Бык ушел в защиту, медленно ворочается и еле-еле топчется на месте. Я не торопясь обрабатываю его корпус и между перчаток вижу мучительный взгляд боли. Он продержался до конца раунда и с трудом добрался до стула. Петр недоволен.

– Что ты возишься? Врежь по морде.

– Его бить уже не надо, – отвечает за меня тренер. – Они выкинули полотенце.

Тренеры Тома машут рефери полотенцем. В зале помешательство от воплей и свиста. Судья подходит к моему противнику и о чем то переговаривает с его окружением, потом выходит на середину ринга и подзывает меня. Он берет мою руку и тянет вверх...

Меня уводят в раздевалку. Опять собирается весь обслуживающий персонал. В двери вбегают Катя и Глаша.

– Ой, что там делается, – тараторит Катя. – Парень, с которым ты дрался, не мог подняться с табуретки. Его в таком полусогнутом состоянии унесли на носилках.

– Так ему, – вопит Петр, – пусть знают наших.

– Он истекал потом от боли, – вдруг говорит мой тренер.

– Как это?

– Ну когда организму больно, это естественно вызывает у него ответную реакцию. Но надо отдать парню должное, не смотря на боль, он продержался третий раунд. Вот такие мужественные ребята только и могут драться за первое место.

– Господин Самохин, – вмешивается массажист, – сегодня боя между Красавчиком Терри и Гигантом Саймоном не будет.

Все сразу же повернули в его сторону головы.

– Как это?

– Красавчик Терри отказался от поединка. У него поврежден глаз и врачи не рекомендовали ему выступать.

– Да он трус, – взорвался Петр.

– Ну вот, теперь наш противник Гигант Саймон, – вздохнул тренер.

– Это хорошо или плохо? – осторожно спрашиваю я.

– Хорошо, потому что ты удивишь его многими приемами и техникой ведения боя, плохо, потому что тренировал его года два назад – я.

– Значит вы знаете все его недостатки? – поймал мысль Петр.

– Увы, знаю.

– Так это же хорошо.

– Может быть и да.

Тренер задумчиво смотрит, как я обрабатываю маленькую "грушу". Она с бешеной скоростью мотается перед нашими глазами.

– Плохо, – вдруг говорит он.

– В чем дело?

Я обхватываю грушу и застываю.

– Гигант Саймон имеет одно колоссальное достоинство, скорость его удара несколько долей секунды, это в два раза выше чем у его партнеров, почему большинство его соперников и оказываются в нокауте...

– Мне это тоже грозит?

– Мне кажется в этом бою на ринге победит тот, кто быстрей выдохнется, мы увидим невиданный спектакль, ловкость и гибкость против мгновенных, быстрых ударов. И еще запомни, Саймон очень хорошо подготовлен, его ударить по корпусу, это все равно, что мягко погладить по коже.

– Я понял.

– А если понял, то постарайся догнать отскакивающую "грушу" вторым ударом.

– Как это?

– Очень просто. После первого удара она отскочит, так вот вторым ударом поймай ее на отскоке.

– Это невозможно, тренер.

– Возможно. Этому научился Гигант Саймон.

Вокруг матча необычный ажиотаж. Меня прячут в доме отставного генерала, согласившегося временно предоставить нам свое жилье, и не показывают никому. Зато газет в доме вдоволь и чего здесь только нет. Закладываются бешенные суммы на матч, разбираются до косточек претенденты, но вот в одной я нашел странную заметку, напечатанную весьма большим шифром. Там говориться примерно следующее: "... Если чемпионом мира среди профессионалов станет Николай Кушелев, то навряд ли Америка сможет гордится им. Ярый националист, куклуксклановец, будет, как грязное пятно на чистой кофточке Америки. Ни одна европейская или мировая ассоциация спорта не может признать расиста чемпионом, особенно после великой войны с фашизмом. Фактически это будет дутый чемпионат, который не признает ни одна страна мира..."

Я показал эту статью Кате. Она возмутилась.

– Как так можно. Ты прошел через такие испытания в Техас-Сити, там был отравлен, ранен, вся Америка признавала тебя героем и вдруг... – фашист.

– Все может быть. Я попал в нехорошие руки.

– Ты имеешь в виду Петра?

– Да. Самохин, его куклуксклан, а также национал патриоты сильно подпортили мне репутацию.

– Что же делать? – Катя растеряно смотрит на меня.

– Пока отказываться от боя нельзя. Я буду драться С Саймоном, а вот что дальше будет, не могу сказать.

– Коленька, я тебя люблю, – Катя прижалась ко мне. – Если проиграешь этот бой или тебя обидят и не наградят, я буду с тобой. Мы уедем куда-нибудь, работу найдем, квартиру, глядишь и жизнь наладится. Поверь мне, у нас все будет в порядке.

Я обнял эту удивительную женщину, которая всю жизнь борется за свое существование.

– Хорошо, Катенька.

Еще не начался бой с Сайманом, на меня начали давить психологически. Утром рано принесли газеты и я с ужасом увидел, что как будь то бы по мгновению палочки, все издания выступили против меня. На первых полосах меня ругали, пачкали грязью и требовали убрать с чемпионата, как зарвавшегося фашиста и националиста. Мои предчувствия оправдались, кто то более могущественный, чем куклуксклан, решил поставить на Гиганта Саймона.

Здание, где находится зал с рингом, было окружено сотнями демонстрантов с плакатами. Здесь было все, и что я фашист, расист, куклуксклановец, и красный агент КГБ, и что мне пора убираться из Америки. Маленькая группка моих приверженцев совсем не гляделась, со своими крестами и эмблемами куклуксклана. Полиция и доброжелатели с трудом помогли протиснуться через толпу к черному ходу гигант холла. Мне кричали пакости в лицо, грозили кулаками и палками, но надо отдать должное моим противникам, никто из них не ударил и бросил чем-нибудь. В раздевалке у всех унылое настроение, даже Петр не скрывает своих беспокойств.

– Надо же, пришло много писем и все с угрозами и возмущениями. А эти вшивенькие страны, как Аргентина, Мексика, Англия и даже проститутка Франция, прислали от своих федераций, официальные послания с требованием, чтобы ты прекратил участвовать в этом чемпионате. Какое дело то этим сволочам, они даже ни одного своего представителя еще ни разу не выставили на ринг Америки...

– Коля не фашист, – утверждает Катя.

– В этом нечего сомневаться.

– Однако почти все газеты сейчас трубят об этом.

– Вот даст Колька по зубам Саймону, сразу все прекратится.

– При таком давлении, трудно победить, – замечает тренер.

– Не нагоняй тоску. Массажист, чего расселся давай готовь парня к бою, – шипит Петр.

– Самое важное, – подсказывает мне тренер, – отключись от толпы, пропусти мимо ушей ее вопли, сосредоточья только на бое.

Гигант Саймон стоит на ринге, как глыба из костей и мяса. Огромный лоб изрезан морщинами, короткие волосы, как у Гитлера свисают наискосок, а глаза маленькие и злые. Толпа ревет от восторга при виде своего кумира. Меня же встречают в это раз плохо, жидкие хлопки и крики возмущения. Вышел рефери, проверил перчатки и, не дав нам пожать руки, развел по углам. Раздался гонг. Я как всегда, закружился по площадке, выписывая невероятные кружева. Саймон ходит за мной в раскачку, уверенно ступая по ковру. Его несколько ударов пришлись в воздух, но это ни сколько не изменило тактики. Я ударил его в раскрытый живот над пупком, никакого эффекта, зато почувствовал упругость твердой мускулатуры. Пользуясь своей подвижностью, сумел двинуть перчаткой в скулу, его голова чуть мотнулась, зато я еле-еле успел отклонится, мимо ухо просвистел знаменитый Саймоновский удар. Несколько раз сумел прорваться сквозь защиту этого типа, бил точно в лицо, но ничего... глыба как мельница невозмутимо идет за мной. Вот и я не успел отклонится, удар в скулу отбросил почти на канаты, хорошо что я после этого машинально нырнул и ушел из под локтя Саймона на центр ринга. Звучит гонг.

Петр, как всегда призывает к победе, тренер шепчет на ухо.

– Все хорошо, ты провел неплохую разведку боем, теперь дай ему понять, что и ты можешь и другое.

– Я не могу понять, где его уязвимые места.

– Левая бровь. Самая неприятная точка для него. Ему уже дважды делали операцию на этом месте, зашивали, лечили... Я это точно знаю. Поэтому молоти по этому глазу, пока не зальешь его кровью.

– Надо еще прорваться к этому глазу и самому не получить пару оплеух.

– Вот и прорывайся...

Звучит гонг. Саймон вылетает на центр ковра, как пружина. Я пошел ему навстречу. Это было удивительное побоище. Перчатки резко стучали и хлопали при встрече друг с другом. Похоже Саймон насторожился, его удар всегда встречал подготовленный, встречный. Он чуть ослабился и я тут же ударил своего противника в левый глаз. Первый раз Саймон отскочил, смешно задергал ресницами, морща нос. Второй удар он получил, когда слишком увлекся, пошел в атаку, я сумел отклонится и сбоку нанес скользящий сокрушительный удар вдоль брови. Думал, что снесу ее вместе с волосами. Только брызги крови разлетелись по ковру. Что там у него на физиономии, не успел рассмотреть, гигант нелепо отпрянул к углу, схватившись перчаткой за лицо. Я не успел подскочить к нему ближе, прозвучал гонг. В зале такой шум, что не слышно голоса рефери.

– Все неплохо, – шепчет тренер, – теперь обмани его. Саймон будет беречь свой глаз, предполагая, что это твоя цель, а ты его поймай на прямой. Его левая перчатка в защите выше, чем правая, значит правая сторона вся твоя.

– Но правой он работает...

– Вот видишь, значит она вдвойне твоя, чаще будет открываться...

Гигант выбрался на ринг с нашлепкой над глазом, тот в свою очередь набух и лишь из узкой щелочки меня сверлил злобный зрачок. Но в этом раунде мне сначала не повезло. Саймон сумел нанести свой сокрушительный удар, а моя перчатка просто не успела настроиться, пойти ему навстречу. Так, моя же рука и попала мне в глаз. Теперь я кручусь по ковру и уже не думаю о его глазе, надо продержаться хотя бы минуту, чтобы придти в себя. Пьяное состояние прошло и теперь мне удалось опять зацепить его, правда слабо по щеке, но вот... Это был потрясающий удар, Саймон просто защищал глаз, я же попал ему ниже, под скулу. Парень рухнул неудачно, его развернуло лицом на канаты, он протер их физиономией, а потом затих в углу. Тут ударил гонг, кончился раунд. Тренер и помощники утащили тело Саймона в угол и стали его откачивать. Зал визжал каким то диким воплем.

– Кажется, ты победил, – говорит мне тренер.

– Как ты его, как ты его..., – захлебывается от восторга Петр.

– Что у меня с глазом?

– Будет синяк.

Тренер осматривает лицо. Гонг призывает на ковер. Я поднимаюсь и иду к центру ринга, но что это... тренеры Саймона выбросили на канат белое полотенце. Сам он отупело смотрит на потолок, чуть вздрагивая руками, из разодранной брови без конца течет кровь, которую тут же массажист размазывал по лицу какой то грязной тряпкой.

В зале сумасшествие, не понять кто друг, кто враг. Под этот вой, судьи выносят мне большой кожаный пояс чемпиона. Я хожу по рингу, размахивая поясом, и думаю, что это последний раз. Навряд ли я еще выйду на помост...

В раздевалке стоит восторженная обстановка. Петр заказал ящик шампанского и теперь все упиваются шипучим напитком. Катя стоит за моей спиной и гладит по волосам.

– Ты доволен? – спрашивает она.

– И да, и нет.

– Тебя тревожит весь этот шум с газетами?

– Очень. Америка только что выиграла войну с фашизмом и теперь она навряд ли допустит международного скандала из-за какого то жалкого эмигранта, которого обвиняют в пособничестве нацистам.

– Может все обойдется?

– Не могу тебе что то определенное сказать по этому поводу.

– Петр то наверняка поможет.

– Боюсь, что и его могут прижать.

Ко мне подходит тренер с бокалом шампанского, садится рядом и шепчет на ухо.

– Вижу, что ты не очень то доволен этой победой?

– Мне с самого начала не хотелось участвовать в этом дерьме.

– Как раз хотел сделать тебе предложение. Я вижу в какую яму ты попал и, зная свою страну, скажу, что более могущественные силы, очень не хотели, чтобы ты был чемпионом, но раз ты стал, то теперь будут давить другими путями. Николай, может тебе уехать куда-нибудь в отпуск?

Мне нравятся такие мужики, которые все понимают. Он был отличным советником во всех боях, хоть это и варварские подходы, но благодаря им, я победил.

– Куда? У меня здесь нет родственников и хороших знакомых.

– Может в Канаду. У меня там есть один знакомый, ему нужны хорошие тренеры, понимающие в боксе.

– А что делать с поясом?

– Оставь его здесь, своему адвокату. Если уж будет очень жарко, он от твоего имени вернет его комитету.

– А деньги, тоже вернуть?

– Ни в коем случае, надо чтобы твой друг Самохин, устроил шум в газетах, о том, что тебя, как представителя штата Техас, оскорбляют черные недоумки севера. Националистический юг не даст комитету ни шанса на передачу чемпионского титула другому. Эту ошибку можно исправить только в следующим году, когда будет новый чемпионат, но тебя то уже там точно не будет.

– Значит, мне нужно сейчас бежать в Техас-Сити?

– И как можно скорей, а потом в Канаду, чтобы не осложнять себе дальнейшую жизнь в самом штате. Я тебе дам адрес, куда тебе бежать и постараюсь, чтобы из Канады побыстрей пришел вызов. Тебе сейчас надо уйти законно, чтобы не дать твоим врагам расправиться с тобой.

– Ребята, кончайте шептаться, – обращается к нам Катя, – пора собираться домой.

– Хорошо тренер, я согласен. Если сможете, пришлите вызов в Техас-Сити.

– Прощай, Николя.

С трудом пробились через толпу почитателей и психов к машине. Самохин, я, Глаша и Катя втискиваемся в нее и едем к дому отставного генерала. Здесь я не стал скрывать своего разговора с тренером и передал его своим друзьям. На мою сторону сразу же встали Катя и Глаша, Самохин закрутил головой.

– Нет, нет и нет, мы им надерем задницу в следующем году.

– Нам бы пережить скандал этого года, – замечает Глаша.

– Еще никакого скандала нет.

– Сейчас нет, а завтра будет. Я же не слепая тоже вижу, что происходит вокруг.

– Надо срочно бежать в Техас, – подсказывает Катя.

– Хорошо, – кивает головой Самохин, – завтра отправляемся в Техас, а там посмотрим.

– Ну вот и договорились, – облегченно вздыхаю я.

Из Чикаго мы удрали под утро. Сели на ранний поезд в штат Техас и укатили, незамеченные корреспондентами и журналистами.

Город Техас-Сити встретил хорошей погодой. Солнце грело наши одежды и лица. Кругом идет интенсивная застройка, много новых домов и шикарных зданий появились на убранных улицах. Петр ведет машину к центру города и останавливается у новенького двухэтажного строения.

– Вот здесь мы поселимся.

– Что это? – спрашивает Глаша.

– Наш дом. Пока мы готовились к чемпионату и проводили его, мои люди сумели купить этот участок земли и построить для нас такое здание.

– Петр, какой ты умница.

– Это еще не все, правительство штата, для тех кто здесь до трагедии имел участки земли, свои дома, заведения, выделило ссуду на восстановление зданий, так что я почти заново построил свой бизнес. Все сумел организовать.

– А школу, интересно, построили? – спрашивает Катя.

– Наверно. Потом узнаем. А сейчас прошу, заходите. Николай, Катя, там в правом крыле дома на втором этаже, для вас выделена комната с ванной. Так что, пока заселяйтесь.

– Спасибо, Петр, – за меня отблагодарила Катя.

Мы с Катей устраивались спать.

– Какие у тебя планы на завтра, – спросила Катя.

– Пойду в порт, устраиваться на работу.

– Это конечно твое дело, но Петр будет недоволен,. Если ты считаешь, что это необходимо для тебя, то иди, я же направлюсь в школу. Может мне удастся опять устроится и получить от школы жилье. Не век же нам сидеть на шее Петра.

– Ты у меня умница.

Я поцеловал ее.

У ворот порта стоит толпа безработных. К моему удивлению, меня узнали. Послышались дружеские возгласы и поздравления.

– Николай, привет.

– К нам прибыл чемпион Америки.

– Мы тебя поздравляем.

– Кушелев пришел...

Меня похлопывают по плечу, дружески пожимают руки. Кто то протягивает газету и карандаш, чтобы я нанес автограф, кто то протягивает семейную фотографию. В это время полуоткрывается щель ворот и мастер – распределитель орет.

– В очередь. Не шуметь. Кого ткну пальцем, тот пойдет на разгрузку "Майры" на второй пирс.

Я сразу стал неинтересен парням, они ринулись занимать свои места. Вижу как мастер ловко отделяет от очереди здоровых парней и счастливчики бегут за ворота к своему месту работы.

– Николя, – рядом со мной толстый молодой человек, – если ты хочешь посмотреть, как отстроен порт, пойди скажи мастеру, тебя пропустят.

И тут я понял, меня не примут всерьез, если я скажу, что прибыл работать. Подхожу к мастеру, тот оглядывает и уже готовится ткнуть пальцем, как кто то из толпы сказал.

– Это же пришел посмотреть на новый порт чемпион Америки по боксу, Николай Кулешов.

Лицо мужика сразу ожило.

– А... Так вы... хотите поглядеть... Конечно проходите.

Я не стал говорить правду, зачем сюда явился, прошел за ворота и двинулся по полу знакомым новым дорогам к пирсам.

Вот место, где был когда то первый пирс. Его так и не построили, большой водоем раскинулся передо мной. У второго пирса стоит судно "Майра", из серии Либерти, такие я видел, когда появился здесь первый раз. Направляюсь туда.

Еще не успели поставить все портовые краны и теперь сотни докеров по трапам таскали мешки на судно. По средине пирса будка мастера. Я подошел к ней. Ко мне спиной стоит человек в кепке и сипло рычит на нерадивых работников.

– Какого дьявола стоишь? Пошел...

– Эди...

Человек неуверенно разворачивается и я вижу худое, изможденное, но знакомое лицо моего бывшего начальника.

– Николай.

Он подошел ко мне, обнял и... заплакал.

– Ты чего, Эди?

– Я рад тебя видеть, Николай.

– Я пришел...

– Вижу. Я все знаю... Ты стал чемпионом...

– А ты вернулся на работу.

– Вернулся, но больным, без семьи и дома. Только мои бывшие связи помогли мне, а так... кто бы доверил это место.

– У тебя как с временем? Встретимся вечером.

– Нет, Николай, не могу. Пить мне нельзя, а вспоминать старое не хочу...

– Хорошо, чем тебе помочь?

– Ничего не надо, Николай. Я рад видеть тебя

И предательская слезинка опять потекла по щеке. Мы опять обнялись.

– Николай, мне надо работать. Ты иди, – шепчет Эди на ухо.

У меня еще одна встреча. Уже на подходе к воротам, вдруг знакомый голос позвал.

– Николай...

– Эрио. Вот только здесь тебя не хватало.

С фотоаппаратом на груди стоит мой бывший враг, а теперь корреспондент газеты "Дейл", Эрио, как его там, кажется Пальме.

– Я приехал из Чикаго, чтобы взять у тебя интервью.

– Тебе не кажется, что я тебя сейчас выброшу в воду.

– Не выходи из себя, Николай. Я не хочу быть твоим врагом.

– Я не могу простить тебя из-за того, что ты затащил меня на ринг.

– Это была ошибка. Я понял это потом.

– Заткнись.

– Николай, мне нужно от тебя интервью.

– Не надо и не преследуй меня.

Я пошел к ограде, охранник чуть приоткрыл ворота, чтобы пропустить в город.

Школа на месте, она застеклена, подремонтирована и подкрашена. Катя пришла на перемене, по ее лицу было видно, что она довольна .

– Ты знаешь, – затараторила она, – у них не хватает учителей. Меня сразу же подключили к работе.

– Прекрасно. А я так и не устроился на работу, из меня... чемпиона Америки, докер не получился.

– Ну и ладно, найдешь, что-нибудь потом... Ты сейчас иди домой, мне еще придется задержаться.

– С жильем решился вопрос?

– Я узнала, что те кто до трагедии имел свою квартиру и служил при муниципалитете, получат что-нибудь в замен. Ты иди, мне некогда.

Петра дома нет, Глаша открыла дверь.

– Николай, где ты был? Петр перепсиховался за тебя.

– Искал работу.

– Мог бы предупредить. Петр сказал, если ты появишься, чтобы никуда не исчезал.

– Я иду на верх, отдохну.

Петр приволок пачку газет.

– Эти сволочи, – орет он с порога, – покатили на наш штат бочку. Все называют тебя беглецом и требуют, чтобы губернатор и правительство штата от тебя отреклись.

– Ты же обещал защиту от своих приверженцев.

– Обещал. Она будет. Сегодня по штату прокатится волна возмущения...

– Это сегодня, а завтра.

– Завтра кое кто успокоится и все будет потише. А губернатор никуда не денется, он зависит от нас, пусть только попробует вякнуть. Я же знаешь где был? Я был у самого Генри Херста. Его поддержка значит выше, чем все губернаторы вместе взятые.

– Ну-ну. Я пока ко всему отношусь скептически.

– Да брось ты. Вот увидишь, утром все будет спокойно. Лучше пошли в столовую, там у меня стоит бутылочка отличной водки, посидим, поговорим.

– Пошли.

Глаша пристроилась к нашему столу и после первой стопки, я постарался вернуться к разговору о переезду в Канаду.

– Петр, и все же, я хочу уехать.

– Ни в коем случае. Ты не бойся всего этого шума. Я тебе уже говорил, завтра все наладится. Ты отдохнешь немного и потом приступим к тренировкам.

– Я больше не выйду на ринг.

– Этого ты не сделаешь.

– Сделаю.

– Ладно не будем сейчас делать резких заявлений, поживем увидим.

– Петя, – вдруг вступила в разговор Глаша, – а почему бы Коле действительно сейчас не уехать куда-нибудь. Ты говорил про отдых. Вот пускай он и отдохнет в Канаде. Пусть весь этот шум спадет и он тогда вернется...

– Нет, нет, Колька удерет и мы его от туда будем вытаскивать канатом.

– Но он же свободный человек.

– Нет, не свободный, он подписал контракт.

– На год, – подсказал я, – на год. Но это не значит, что я должен драться в следующем году, для подтверждения звания чемпиона. Через пол года наш контракт тю..тю... И по договору, у нас не оговорено, где я буду тренироваться, в Техасе ли, в Неваде или в Канаде.

Петр нервно забарабанил пальцами по столу.

– Давай не будем спешить. Еще по стопочке, ребята, и баста. Мне еще надо отдохнуть и вечером пробежаться по делу...

Утром, Петр удрал за газетами и пришел в дом в удрученном состоянии.

– Сволочь, гнида, – ругается он во всю.

– Ты это чего? – спрашиваю его.

– Наш губернатор дерьмо, он продался центру и готов выставить тебя чуть ли не в комиссию по анти американской деятельности.

– А твой хваленый Херст?

– Не знаю в чем дело, забыл наверно.

– Ваши то выступали?

– Выступали, заметки об этом есть только мелким шифром.

– Значит мне все же от сюда пора смываться.

– Наверно ты прав. Поезжай на отдых в Канаду. Раз ты говоришь, что вызов уже должен придти, то с документами я тебе помогу, деньги у тебя есть...

– Как Катю уговорить?

– Зачем уговаривать то. Скажи, что билеты уже купил, завтра отъезжаете.

Катя сдалась сразу же.

– Раз билеты есть, то поехали. А как с документами?

– Петр обещал достать.

– Значит Новый Год мы будем справлять там?

– Наверно так и будет.

ПРОШЛО ДВАДЦАТЬ ЛЕТ.

Мы прибыли в Техас-Сити на теплоходе. Катя очень волновалась, увидев очертания города.

– Ты знаешь, я не вижу знакомых домов. Господи, как все изменилось.

– Папа, так это здесь был взрыв?

Это мой сын, семнадцатилетний оболтус. Мы его взяли с собой, чтобы он без нас не выкинул что-нибудь в пустующем родном доме. Сергей прошел тестирование в Колумбийский университет и теперь две недели перед началом занятий проведет с нами.

– Здесь. Вон там справа порт. Я там работал на погрузчике...

– И что, весь порт был уничтожен?

– Весь и город весь.

– Город? Но здесь столько зданий...

– Их отстроили потом.

– Твой папа и еще один его товарищ единственные, кто спаслись в порту, – вступает в разговор Катя.

– Здорово. А ты мне ничего об этом не говорил.

– Я тебе говорил о трагедии города.

Теплоход подходит к пирсу и среди встречающих я вижу женщину с двумя девушками.

– Смотри, смотри, это Глаша, – тычет в них пальцем Катя. – Та старшая, эта Маша, а по младше – Мария. Глаша! – кричит она и машет рукой.

Женщины не слышат и мотают голами, оглядывая судно.

Глаша немного постарела, она долго прижимала меня к своей груди и даже прослезилась.

– Столько времени прошло, Коля.

– Да, Глашенька.

– У нас вторая дочка родилась. А Петя не дожил.

Про Петра я уже все знаю. Двенадцать лет назад какой то мексиканец убил его в ресторане из пистолета. Он отомстил за своих родных, погибших на горящем кресте кук-лук-склана. Я разглядываю дочерей и нахожу их красивыми.

– А вот мой сын, – толкаю вперед Сережку.

Глаша обнимает его тоже, Катя уже перецеловала девчонок и вскоре наша компания усаживается в две машины, одной управляет Катя, другую ведет Маша.

Это был все тот же двухэтажный дом, купленный Петром после активной застройки города, но здания стоящие рядом были другие. Глаша водит нас по дому и вспоминает первые дни, когда мы появились здесь.

– А это... – Глаша копается в настенном шкафу и достает яркий кожаный пояс... – Узнаешь?

– Но это же... чемпионский...

– Да, да. Чемпионский пояс, который ты выиграл в 47 году. Петр его утащил у адвоката, которому ты передал на хранение и никому не отдавал. Спортивный комитет Америки требовал выдачи пояса, но так ничего и не получил. Петр хотел вернуть регалии чемпиона тебе. Я хочу сказать, он твой.

– Спасибо Глаша.

Я передаю пояс сыну и он с удивлением его рассматривает.

– Ваши комнаты, там же, наверху, а Сережа может разместится в левом крыле дома, недалеко от вас, – объясняет катя.

Утром, следующего дня, мы идем к школе, где когда то преподавала Катя. Здание все такое же, грубо подмазанное и покрашенное, только недалеко от него, на большом бетонном постаменте стоит огромный черный якорь. Рядом табличка: "В память о трагедии в городе Техас-Сити. 1947г."

– Это остался единственный памятник в нашем городе, – с грустью говорит Глаша.

– Как все быстро забывается, – замечает Катя.

– Но мы то помним все.

– Остальные тоже не должны забывать.

Осень – зима 2002