355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Филенко » Отсвет мрака (Сборник) » Текст книги (страница 7)
Отсвет мрака (Сборник)
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 20:33

Текст книги "Отсвет мрака (Сборник)"


Автор книги: Евгений Филенко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

3. ИВАН ЗОННЕНБРАНД, ПО ПРОЗВИЩУ ЗОМБИ

– Ты обещала мне фонор, – говорю я ворчливо.

– Да, господин, – чирикает Ольга. – Если вы не опасаетесь обнаружить себя. Возможно, ктыри уже ждут по многим из тех номеров, куда вы хотели бы обратиться.

– Откуда ты нахваталась такого опыта?

– Я смотрю детективы по сету…

Забавно, что она действительно права, а я старый осел. Впрочем, вряд ли ктыри придают такое значение моей персоне. Во всяком случае, до тех пор, пока им не удалось расколоть Тунгуса. Да еще, слышал я, есть у них какие-то способы разговорить мертвецов. Вот это было бы весьма неприятно, если бы вдруг в их лапах заговорил мой покойный наниматель.

Тогда и впрямь у каждого фонора из числа тех, что я мог бы потревожить, уже скучает «пастух». А над Гигаполисом кружат элкары со схемосканами, вынюхивающими мою черт знает когда проданную и стократно перепроданную душу…

…Старый осел Зомби лежит там, где ему был дарован перерыв в любовных утехах. То есть на ковре, в непосредственной близости от ложа. В какой-то из моментов Ольга стащила меня на пол вместе с простыней и обработала с головы до ног. Конечно, обычно я предпочитаю женщин в теле и возрасте, обладающих серьезным сексуальным опытом. Но эта нимфетка с торчащими ребрышками и едва заметными грудками со всей убедительностью доказала мне, что кое-что в этой жизни я недооценил… Сейчас она как ни в чем не бывало разгуливает по комнате, натянув черный свитер наподобие ультракороткого платьица, – может быть, такой наряд и скрывает некоторую часть ее наготы, но будоражит ничуть не меньше! – готовит мне выпить, меняет диск в плейере, раскуривает для меня длинную трубку со слабым зарядом скэффла… А я лежу где лежал, ублаженный, размякший и напрочь утративший чувство опасности.

Кстати, о дамах в теле и возрасте.

– Я придумал, как нужно поступить. Звонить будешь ты. По номеру… – Я диктую номер Филифьон-ки. – Запомнила?

Ольга, застыв на месте, медленно кивает аккуратной головкой.

– Это моя скво, – говорю равнодушно. – Она все сделает как надо. А потом вы снова свяжетесь.

– Но я не хочу давать ей свой номер, – возражает Ольга. – Он чистый и даже незарегистрированный.

– Ты сама перезвонишь ей через какое-то время. И… надеюсь, тебе хватит ума разорвать связь, если там будет кто-то посторонний.

Присев рядом, Ольга подает мне трубку и бокал. Я пью, затягиваюсь сладким дымом, рука моя привольно скользит по теплому девичьему бедру к самым сокровенным тайнам в шелковой шерстке. Голова слегка плывет, и все тревоги улетучиваются прочь. Мне нечего бояться. Я ловок, силен и хитер, как сам дьявол. Я и на этот раз натяну нос всем своим недоброжелателям. Никогда они со мной не совладают. Зомби не тот парень, чтобы…

Ольга осторожно убирает мою руку из-под свитера, бесшумно встает и удаляется в прихожую. Звонить Филифьонке.

Я курю и таращусь в потолок. Словно тупая скотина, которую весь день гоняли по крутым склонам горы, а под вечер привели в стойло и дали вволю пожрать.

Это все недалекий трип[10]10
  Trip (англ.) – «путешествие», наркотический транс.


[Закрыть]
от скэффла. Ничего, скоро туман в мозгах рассеется, а с ним – и все заморочки, что я сам себе навыдумывал. И я поднимусь с этого ковра, встречусь с Филифьонкой и навсегда покину Гигаполис.

Возвращается Ольга.

– Я сделала все, как вы велели, господин. Но повторного звонка не будет. Сегодня в шесть ваша скво будет ждать вас в Салоне. Так она сказала: в Салоне.

Черт, не хотелось бы показывать нос на улицу хотя бы ненадолго. Но, с другой стороны, Салон – чрезвычайно надежное место. Он удален от центра, окружен особняками нуворишей, откуда и черпает свою главную клиентуру. И из него есть ходы во все концы света. По преимуществу тайные. Если быть до конца откровенным, Салон создавался нами для прикрытия кое-какого бизнеса… на грани фола. Бизнес закончился, а Салон остался. И это весьма кстати.

– Молодчина. А теперь, – я потягиваюсь, – не хочешь ли показать мне еще какой-нибудь свой трюк?

Ольга коротко усмехается. И начинает танцевать под струящуюся музыку. Так же плавно, тягуче, как и сама мелодия. Умело играя свитером, как тореадор плащом перед носом задремавшего быка.

И бык постепенно пробуждается.

Я отбрасываю простыню и на четвереньках гоняюсь за ней по комнате. Ольга с визгом уворачивается от моих потных лап… Зрелище ни с чем не сравнимое по степени похабства: немолодой уже, голый сатир, гогоча и похотливо взревывая, преследует юную нимфу.

Внезапно визг нимфы становится неподдельно испуганным. Ольга застывает в углу, присев и натянув свитер на колени. С довольным урчанием я хватаю ее за лодыжку.

И вижу, что ее взгляд устремлен куда-то за мою спину.

Я оборачиваюсь.

Волосы на затылке начинают шевелиться.

Он стоит в дверном проеме, засунув руки в карманы изжеванного плаща, глубоко надвинув засаленную шляпу на лицо. Глаза прячутся за темными окулярами. Ноги в облупленных ботинках широко, уверенно расставлены.

В первые секунды я ничего не соображаю от своего страха и Ольгиного верещания. И мне чудится, что это тот же самый тип, от которого я так удачно отмазался в «Инниксе». И которому сейчас место не в этом вертепе, а в морге…

И только спустя вечность понимаю, что это другой. Хотя похожи они, как близнецы.

Он проходит в комнату и неловко, будто ревматик, в три приема опускается в кресло. Тот, первый, тоже двигался как на шарнирах…

Ольга наконец умолкает и лишь трясется, тихонько поскуливая.

– Вы договорились? – спрашивает гость серым, безжизненным голосом.

– М-мы?. С к-кем?.

– К вам приходили вчера. И вы должны были договориться.

– Д-да… приходили… Н-но…

– Условия те же, – говорит он равнодушно.

Я понемногу прихожу в себя. Комната слегка кружится перед глазами, в голове пустота от невыветрившегося скэффла. Но первый страх уже миновал.

Только не выкручивать мозги над загадкой, как же он сюда попал. Об этом можно поразмыслить и на досуге. Если повезет.

А почему, собственно, не повезет? Мне ничего не стоит прямо сейчас, вот здесь, замочить этого клиента. И сменить крышу, скрыться у Филифьонки…

С отвращением понимаю, что это невозможно. Отчего же?. Например, оттого, что я его боюсь.

– Принеси мне тряпки, – приказываю Ольге. – Что я тут отсвечиваю голым задом!

Девчонка отлипает от стенки и, по-прежнему натягивая свитер на свои прелести, бочком пробирается к моей одежде. Сгребает ее в охапку и порскает обратно. Тип даже не косится в ее сторону. Похоже, он не уделяет большого внимания мерам предосторожности. И этим при случае можно воспользоваться. Ежели хватит пороху.

Истинно, только в штанах мужчина чувствует себя уверенно и в безопасности.

– Итак, условия… – бормочу я, морща лоб, как бы вспоминая. – Но ситуация переменилась. Утром я был законопослушный гражданин, чистый перед законом и Богом. Теперь же я – затравленный зверь, которого ищут все, кому нужна мзда за мою голову…

– Никто вас не ищет, – шелестит он. – Даже если вас захотят допросить, достаточно часто повторяйте «нет» и «не знаю», чтобы к вам утратили интерес.

– Конечно, если они не знают, в чем предмет договора!

– Они не знают.

– Вы в этом уверены? – спрашиваю я с надеждой.

– Мне это безразлично. И вам тоже. Считайте, что они не знают, и работайте. Существует лишь договор. Остальное никого не касается.

– Вы не представляете, на что хотите меня толкнуть!

– Мы представляем.

– Если ничего не удастся, нам всем уготован пожизненный курорт!

– Не всем, – склабится он. – Только вам.

Этот подонок говорит теми же словами, что и его предтеча. И рассуждает точно так же наивно. Сейчас скажет, что я зря паникую и у меня все получится.

– Вам удастся сделать это, – говорит он. – Иначе не может быть.

– Господи, но почему я?!

Наступает бесконечная пауза, после которой он отвечает вопросом же:

– А почему не вы?

Тут меня разбирает злость, и я ору во всю глотку:

– Потому что я боюсь! Потому что за мной тащится табун из ктырей! Потому что я хочу жить спокойно, в чистом и светлом месте! А когда я сделаю то, что вы просите, меня будут гнать по миру, как спидюка!.

Он медленно качает головой:

– Не будут. Некому будет вас гнать.

Так же медленно, словно каждое движение причиняет боль, он опускает руку в карман плаща – я напрягаюсь, ожидая чего угодно… даже пули в горло, как тот несчастный трассер, – и достает сложенный вдвое листок плотной бумаги.

– Вы просили план объекта. Вот он.

– Откуда вы…

– Мы согласны также и на сто пятьдесят процентов от исходной суммы.

– Послушайте, – говорю я с отчаянием в голосе. – Я не гожусь для этой работы. Вы можете все сделать без меня. Если у вас повсюду уши и глаза, если вы умеете проходить сквозь запертые двери и читать мысли… Но за убитого вами трассера трясти, как соломенное чучело, станут именно меня! Вам не нужно было убивать его!

– Он узнал. Он должен был умереть. И потом, что значит – убивать? Чем жизнь отличается от смерти?

Конфуций хренов, нашел время философствовать!

– Вы желаете, чтобы я отвечал? – шепчу я немеющими губами.

Потому что читаю в его голосе приговор. Нет, целую пачку смертных приговоров.

– Это необязательно, – говорит он. – Так вот: есть вещи, которых мы не можем. Зато можете вы. Поэтому мы обратились к вам.

– Я не хочу. Не хочу… Гори они огнем, ваши деньги! Все равно мне их не видать!

– Вы их непременно получите. Мы выполним свою часть договора.

– Почему я должен верить вам?

– Потому что у вас нет выбора.

– Резонно. И все же…

– У вас будет время изучить план. Что же касается предмета, вы найдете его…

– Стойте! – я протестующе выбрасываю ладонь. – И так уже сказано много лишнего. И хотя я не выразил окончательного согласия, не стоит продолжать разговор в присутствии девочки.

– Это безразлично, – пожимает он плечами. – Она узнала.

Я слышу, как у Ольги мелко стучат зубы.

4. СЕРАФИМ ЕРГОЛИН

Индира входит в мою каморку без стука. Крайне бесцеремонная юная особа.

– О! – тем не менее радушно возглашаю я. – Какой гость! Тебе не надоело еще строить из себя Золушку?

Одновременно с этим совершаю массу невидимых постороннему взгляду действий. Например, гашу дисплей не выключая компьютер и щелчком отправляю пачку сигарет под бумаги.

– Надоело, – заявляет она, плюхаясь в кресло и немедля забрасывая ноги на свободный участок стола. – Особенно при хроническом дефиците принцев. И вообще хоть сколько-нибудь благородных мужиков… Серафим, тебе нравится, чем мы занимаемся?

– Это ты вообще или о конкретном деле?

– Даже не знаю. Пусть будет – о конкретном деле.

– Не нравится. Я человек пенсионного возраста. И хотел бы до пенсии дожить. Но если мои подозрения оправданны, никто из нас до нее не доживет.

– Я уже слышала твою отвальную песенку. Давай лучше о подозрениях.

– Пойми, Индюша…

– От индюка слышу, – без заминки отвечает она.

– …В этом городе-стране существуют две сипы: ДЕПО и Пекло. Бремя от времени они подпитывают друг друга кадрами. Возьмем того же Зомби.

– Возьмем меня, – вставляет она.

– Ну, ты переоцениваешь свой вклад в противоправную деятельность Пекла. Кто из нас не шалил в детстве!

– Ты, например.

– Допустим… Я жил в другое время. В другую эпоху. Тогда можно было позволить себе роскошь быть пай-мальчиком. Веришь ли, таких нас было большинство. Умненьких, чистеньких. С большими планами и перспективами. Я прекрасно знал четыре языка: русский, английский, латышский и Паскаль…

– Это еще что за наречие?!

– Был такой язык программирования. Чрезвычайно престижный по прежним меркам.

– А на фига тебе сдался латышский?

– Так ведь я родился в Риге. И жил там до двадцати лет, пока нас не вытеснили националисты. Мой отец работал в тогдашнем комитете безопасности. Когда Латвия объявила суверенитет, он автоматически стал «персона нон грата»…

– Не понимаю. Он что, кого-то убил?

– С какой стати? Просто по роду своей деятельности он имел доступ к ниточкам, что при любом политическом строе тянутся наверх. Мой отец был тихий, неприметный человек. Очень добрый. И очень честный. Но при смене вывесок это значения не имеет.

– Похоже, ты не любишь латышей, – щурится Индира.

– Protams, не люблю. Tas tiesa[11]11
  Конечно, не люблю. Это верно… (латышск.)


[Закрыть]
… С какой стати мне любить тех, кто выселил меня из собственного дома? Никогда не забуду, как они вели себя в августе девяносто первого. Это был последний путч перед развалом империи…

– Какой ты, оказывается, древний. И злопамятный! Когда в Москве сменилась власть и запахло порохом, все тамошние демократы мгновенно заткнулись. Все! Снизу доверху. И целых три дня никто не называл нас оккупантами. Снова на рижских улицах можно было говорить по-русски. Снова к тебе обращались вежливо. Латыши – вежливая нация… со своими. Три дня они тихонько ждали, чем кончится дело в Москве.

– И что же? – с любопытством спрашивает Индира.

– Три дня истекли. Танки ушли из Москвы. Латыши поняли, что никто их не тронет. И… перестали быть вежливыми.

– Что, все сразу?

– Отчего же все! Но достаточно десятка горластых говнюков, чтобы опарафинить всю нацию.

– Не любишь ты демократию, – укоризненно замечает Индира.

– Не люблю. Я люблю порядок. А демократия – это бред. Миф. Что такое власть народа? Народ не может править. Он может лишь терпеть разумных правителей. Но разумные правители – это призвание, долгий генетический отбор по позитивным признакам и громадная культура. В нашей стране все было навыворот. Последние профессионалы управления, плохие они были или хорошие, ушли вместе с Брежневым. А на их место явились дилетанты и прохиндеи. Поэтому наступил хаос…

– А ты заметил, что наш трассер, Авилов, тоже не любит латышей?

– Не заметил. Это я не люблю латышей. Авилов же не любит вполне конкретного человека. Простое стечение обстоятельств, что этот человек оказался латышом. Он мог бы быть и русским, и эвенком, и самым черным негром.

– Но какие претензии могут быть у рядового трассера к комиссару морской полиции?

– Авилов не всегда был трассером. Маргерс не всегда был комиссаром. Они ровесники. Но Латвия – маленькая страна, и бывший коммандо там ценится несколько выше, чем у нас.

– Ага, значит, они вместе служили в спецвойсках ООН?

– Возможно.

– Так что ты хотел сказать о взаимоотношениях ДЕПО и Пекла?

– О каких взаимоотношениях?! Ах, да… Это симбиоз, Индюша. Иначе в Гигаполисе жить и нельзя, наверное. Это чересчур хрупкая конструкция, чтобы можно было буянить здесь на всю катушку. Пекло и мы выбрали такой способ сосуществования, чтобы как можно меньше пересекаться. У нас разные сферы жизненных интересов. И разумно с обеих сторон не вторгаться на чужую территорию. Пекло живет скрытной, ночной жизнью, в потайных ярусах Гигаполиса, о которых мы стараемся не подозревать. Мы ходим по улицам открыто и в меру сил охраняем труд и покой честных, законопослушных граждан. Пекло сознательно отрешилось от этой жизни, преступило грань закона и далеко скрылось по ту сторону этой грани. Настолько далеко, что мы потеряли его из виду. А между нами – тонкая прослойка из солидных аутло вроде Зомби и мелких, балансирующих на упомянутой грани, вроде тунгуса.

– Они – питательная среда, – замечает Индира. – И для нас, и для Пекла.

– Правильно. Мы их шерстим за правонарушения. Для Пекла же это и рынок сбыта, и трудовые резервы… Такое положение вещей общеизвестно и устраивает обе стороны. Главное – не нарушить равновесия. А нынче, на мой взгляд, мы можем его нарушить. И тогда начнется резня. Как в прежние недобрые времена. Я еще помню…

– Ага, – обрывает меня нахалка. – С памятью у тебя, как мы только что выяснили, полный порядок.

– Чего ты, собственно, явилась? Тебе было велено пасти Зомби? Вот и паси в свое удовольствие.

– За тем и явилась. Предварительно уведомив, что мне не нравится это дело.

– Можно подумать, дело Дикого Хирурга тебе нравится…

– Там все просто. Имеет место гад. Его надо изловить и наказать. А здесь полный мрак. Послушай, Серафим, у тебя нет впечатления, что Пекло здесь ни при чем?

– Нет у меня такого впечатления. Во всяком случае, пока не установлю личность Серого Гостя.

– Может быть, и по Зомби дашь мне какую-нибудь наколочку?

– Все ясно, – киваю я. – Развела тут дискуссию, морочишь голову пожилому мужчине… Тебе неохота напрягать мозги. И ты пришла к старику Ерголину, чтобы он подумал за тебя.

– Ну… у меня же нет такого компьютера. И я не знаю языка Паскаль!

– Ладно, убедила. И вот тебе наколка по Зомби. Заметь, безо всякого компьютера… Дина Викторовна Кунцева, она же Филифьонка. Больше ничего не скажу, остальное найдешь сама.

– А кто это?

– Индира, не мешай работать! – притворно сержусь я. Но она строит умильную рожицу, и я смягчаюсь. – Его любовница – раз. Совладелица психотерапевтического салона «Парящая душа», предполагаемой крыши для некоторых афер Зомби и его компаньонов – это два. И… хватит с тебя. Это три.

– Чудненько. Возьму наряд спецназа и пойду громить частный бизнес…

– Ты спятила, – говорю я меланхолично. —

 
Я знаю, Джимми, – вы б хотели быть пиратом,
Но в наше время это невозможно.
Вам хочется командовать фрегатом,
Носить ботфорты, плащ, кольцо с агатом,
Вам жизни хочется опасной и тревожной…[12]12
  А. Вертинский. «Джимми».


[Закрыть]

 

– Классно, – после паузы как умеет реагирует Индира. – Убиться валенком… Эти твои упаднические стишки – одна из немногих причин моей к тебе привязанности. Выйти, что ли, за тебя замуж?

– Уж лучше я тебя удочерю.

– На фига мне второй папан!

– Так вот, насчет Салона. Не вздумай и нос туда сунуть. Его охраняет взвод лучших адвокатов, и нас самих упекут в каталажку не менее чем по пятнадцати статьям. И нарушение права частной собственности будет самым нежным обвинением в наш адрес! Единственное, что ты можешь себе позволить, – это наружное наблюдение. И тонкое, деликатнейшее сканирование…

Блеклые губы этой паршивки расползаются в довольной улыбке. Она выкачала из меня максимум того, на что рассчитывала. И теперь, я готов поклясться, направится в Салон лично. Ну что ж…

– Кстати, – замечаю я. – Библиотекарша Инна С. тоже была в числе клиентов Салона.

– Да? – Индира сбрасывает ноги со стола и подается вперед.

– Детский врач Мария В. – тоже.

– А остальные?

– Остальные не были.

– Может быть, случайность?

– Нет сомнения.

– Что ж ты молчал про Салон?

– Я не молчал. Я об этом думал. В биографиях жертв Дикого Хирурга были и другие любопытные параллели.

– Какие?

– Например, все они – одинокие девы, из тех, что называются «синий чулок». Некоторые давали брачные объявления, но безуспешно. И большинство избавлялось от психологического дискомфорта в салонах вроде «Парящей души». А самое важное…

– Ну!

– Все они были серыми мышками.

На лице Индиры отражается борение чувств.

– Выкинь это из головы, – искренне советую я. – Вот раскрутим дело Серого Гостя и вместе проанализируем все жизненные линии наших бедных мышек. Займись лучше Ольгой Цариковой. Неспроста она дала деру из кабака.

Индира поднимается из кресла и, на удивление тихая, задумчивая, покидает кабинет.

Едва только закрывается дверь, хватаю фонор и вызываю Сполоха.

– Что еще, Степаныч? – хмуро осведомляется он.

Судя по тону, шеф вовсе не расположен к продолжительным беседам.

– Сергей, скомандуйте кому-нибудь из «пастухов», чтобы прикрыли Индиру.

– Что она еще учудила?

– Пока ничего. Но может учудить, вы же знаете эту даму…

– Ладно, скажу Змееву, пусть пошлет ребят. Ты выяснил про Серого Гостя?

– Еще нет.

– Вот и выясняй.

Я почти спокоен. Змеев – человек ответственный и будет пасти Индиру даже в тех местах, где она справедливо рассчитывала бы остаться в полном одиночестве.

Выцарапываю из пачки последнюю сигарету, не торопясь закуриваю и включаю дисплей. На экране объемная фотография Серого Гостя. Посмертная и потому особенно противная.

Совершенно бездумно, ни в малейшей степени не рассчитывая на успех, запускаю процедуру поиска по моей личной картотеке.

Я успеваю докурить сигарету до половины, когда приходит ответ. Отрицательный, разумеется.

Обращаться в центральный инфобанк мне не хочется. Это дорого по цене и накладно по времени. И я в порядке полного бреда вызываю программу-аниматор, которая прямо на экране начинает оживлять покойника.

Зрелище жутковатое, не для слабонервных.

Сначала серый цвет лица вытесняется живыми красками. Затем открываются глаза. Серый Гость пристально, чуть нахмурясь, глядит на меня. Именно так он бы и глядел, будь он жив, поскольку аниматор строит свои модели исходя из лепки лица и внутреннего рельефа мышц. Глаза вполне обычные, серые с зеленцой, чуть излишне глубоко всаженные… Вздрагивают и беззвучно шевелятся губы. На левой щеке образуется ямочка. И в целом внешность Серого Гостя располагает к доверию.

Я гляжу на дисплей не отрываясь, сигарета давно потухла.

Начинается самое интересное и фантастическое. Как это делает аниматор, я не могу даже представить. Но сейчас он станет моделировать возможные специфические особенности мимики…

Серый Гость улыбается. Глаза обращаются в узкие щелки, и взгляд их нельзя назвать добрым. По всему видать, человек был волевой и холодный. Левый угол рта приподнимается чуть выше обычного, сильно обнажая клык. Возле ноздри вдруг обнаруживается едва заметный шрамик… Затем улыбка сползает с лица.

И Серый Гость вдруг шмыгает носом.

Это выходит довольно забавно и не так, как у большинства страдающих насморком. В шмыгании участвует не только нос, но и весь подбородок, и верхняя губа по-особенному выпячивается, и даже лоб собирается в гармошку.

В этот момент я вспоминаю, где же видел этого типа.

Здесь, в «Башне смерти». Лет десять назад. В предельно официальной обстановке. То есть на совещании окружных комиссаров, тему которого я забыл и не намерен был доселе вспоминать за полной ее незначительностью. И он, пренебрегая официозом, шмыгал носом. Не оттого, что страдал насморком. А если и страдал, то это было у него хроническим недугом. Нет, скорее всего, просто неприятная манера.

Я фиксирую портрет шмыгающего носом Серого Гостя на дисплее. И с трудом соображаю, к кому же следует обратиться за помощью.

К Сполоху? Бесполезно. Это сейчас он комиссар, а десять лет назад бегал в инспекторишках. К Майстренке? Но он на том совещании быть не мог, поскольку пришел в Департамент чуть позже, из какого-то закрытого НИИ.

И я обращаюсь к самому Китаеву.

– Здесь старший инспектор Ерголин…

– Занят я, Ерголин.

– Буквально полминуты, Петр Ильич. Взгляните сюда. – И я направляю глазок фонора на дисплей.

– Взглянул. Что дальше?

Я чувствую, как дыхание запирается в глотке.

– Вы знаете, кто это?

– Знаю. Миша… Михаил Антонович Савчук, начальник отдела по борьбе с терроризмом, округ Титанис. Смешная фотография… А ты разве его не знал?

– Не доводилось как-то… – И я начинаю конструировать деликатные формулировки, чтобы известить Китаева о печальной участи его давнего сподвижника.

– Странно, – хмурится директор. – А где же ты был в мае восемнадцатого, когда мы его всем ДЕПО хоронили?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю