Текст книги "Проклятая субмарина (СИ)"

Автор книги: Евгений Гудков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Пулемет развернули в сторону французского корабля, доживающего свои последние минуты вместе со своей командой.

Милс, если ты не нажмешь на курок, мы тебя пересадим к это корыто и расстреляем вместе с ними! И тогда, ты больше никогда не увидишь свою семью, о которой ты мне так тепло рассказывал, – издевался Палач. Ужас сковал мое сердце. Я не могу убить их!

ПРЕСВЯТАЯ БОГОРИДИЦА… МОЛЮ ВАС, НЕ ЗАСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ ДЕЛАТЬ ЭТО!!! –

вопил я отчаянно, так, как только мог. Мне засунули холодное дуло автомата в ухо и передернули затвор.

Милс, чертов засранец! Ты заставляешь меня нервничать! – взбесился капитан. В этот момент он напоминал мне пациента психбольницы.

Я вспомнил родной дом, жену и дочь. Руки тряслись и не слушались меня, ноги были ватными.

Мельком я взглянул на Оливера, он еще раз грустно кивнул головой.

Ну, чего ты тянешь, сосунок? – с этими словами этот сумасшедший подковылял ко мне и изо всех сил сжал мои руки своими на курке пулемета. Трость упала где-то рядом. Я закрыл глаза и закричал. Я не чувствовал слез, текущих по моим щекам, я не слышал звука падающих гильз. Я чувствовал только палец, давивший на курок. Капитан смеялся как умалишенный. Все перемешалось… Крики, всхлипы, пули, ошметки человеческих тел и древесины. Люди падали, как плюшевые игрушки с комода, – один за другим, послушно ложась рядом друг с другом. Когда я открыл, глаза Рихард уже отпустил мои руки. Пулемет перегрелся и дымился. Над остатками кораблями вздымалось облако крови, весь воздух казалось, был пропитан запахом смерти. Все были мертвы, в моих глазах до сих пор стоит картина – маленький брат и сестренка лежат, обнявшись, приподняв свои крохотные головы в небо. Стеклянные глаза открыты. Будто они вовсе не умерли, а просто лежат и любуются облаками. Меня вывернуло, я упал на колени и зарыдал.

Милс, ты тряпка, я ожидал от тебя большего, – бросил Рихард, проходя мимо и похлопывая меня по плечу. – Все равно мы классно повеселились, не так ли? – усмехнулся он. – Все на борт! Погружаемся!

Меня схватили под руки и потащили внутрь. А ЧТО БЫ СДЕЛАЛИ ВЫ? Что?! Задумайтесь, мать вашу, над этим! Меня ждет семья, маленькая пятилетняя дочурка и любимая жена! Они останутся сиротами, если я не вернусь! Что я еще должен был сделать, что?! »

Здесь запись обрывалась. Потом был небольшой рисунок двух женщин, точнее девочки женщины. Милс весьма неплохо в порыве эмоция набросал потрет своей семьи.

« Скорей всего сейчас 21 апреля, ночь

Я не ел сутки или больше – не было аппетита. Приходил Штайн с едой, пытался поговорить и хоть как–то оправдать случившееся, но я попросил его дать мне побыть одному. В глазах до сих пор стоял образ мертвых детей – брата и сестры, обнимавшихся, наверное в последний раз. Я все еще пишу, пока во мне есть силы. Ночь – такая штука, что порой помогает забыть горе. Вчера весь оставшийся день я пролежал, скорчившись на полу. Сегодня мне не легче, но разум вернулся в голову. Я себе этого никогда не прощу. Сара, Маргарет, папочка скоро уже будет дома…

« Не помню, как я заснул и сколько проспал. Глаза открылись сами, было далеко за полночь. У поганых немцев играла какая–то детская музыка на весь коридор. Подлодка была около двадцати метров в длину, и обладала прекрасной акустикой. Наверное, поэтому я и услышал веселые нотки идиотской песни. Броняха в мою каюту была наполовину приоткрыта. Что за…? – удивился я, – обычно меня всегда запирали, закручивали колесо до упора и уходили. Я вышел через дверной проем, внимательно озираясь по сторонам. Ни души. Из кают–компании доносились звуки то ли телевизора, то ли радио. Тихонько ступая, я стал подкрадываться к источнику шума все ближе и ближе. Я был уже в метре от открытой двери, откуда доносился звук. Пара шагов, и я уже там. У меня не хватило смелости заглянуть туда. У меня хватило духу глянуть одним глазком на источник шума. Это был телевизор, по которому крутили детский мультик! ЧТО ЗА БРЕД? Я вспомнил откуда эта песня. Это был популярный мультфильм про крушение парохода «Лузитания». Его часто показывали по ящику, высмеивая и унижая немцев за то, что те потопили судно, шедшее с опущенным флагом без опознавательных знаков. Корабль был торпедирован немецкой подлодкой и затонул в течение восемнадцати минут недалеко от берегов Ирландии. Тогда погибло более тысячи человек, из присутствовавших на борту почти двух тысяч. Этот дерзкий поступок Германии не оставил равнодушным американцев, и вскоре они тоже вступили в войну.

Какого черта? Но кто будет смотреть телевизор так поздно, тем более мультик! Где вся команда? Набравшись смелости, я выглянул и опешил – в полумраке вся команда «UB–65», удобно рассевшись, смотрела мультфильм. Возле каждого члена экипажа стояла тарелка с каким–то неясным блюдом.

Эй! – выдавил я из себя. Все четырнадцать человек одновременно обернулись в мою сторону и, приставив указательный палец к губам, зашикали на меня!

Тсссс! Тихо, англичанин, не мешай нам смотреть! – прошептали хором они.

Я чуть не рухнул. При слабом свете телевизора мне удалось разглядеть глаза команды – ИХ НЕ БЫЛО!!! Пустые глазницы, словно птицы их только что выклевали! От страха и неожиданности подкосились ноги. Телевизор что-то щебетал, и мертвецы без глаз спокойно его «смотрели»… Вдруг позади меня показалось зеленое сияние…

Твою ж мать, – прошептал я, быстрее перебираясь с прохода на пару метров дальше.

Мимо меня проплыл по воздуху тот самый зеленый лейтенант, руки на груди были сложены крест-на-крест. Долетев до телевизора, он как бы уселся рядом со своими сослуживцами и затем, как и все, принялся смотреть телевизор.

Я молча дрожал от страха и не мог сдвинуться ни на метр. Затем, в противоположном углу кают– компании я заметил еще одного немецкого матроса: закрыв лицо руками, он тихо шептал что-то, а остальные спокойно смотрели спокойно телевизор. В центре койки грозно восседал Рихард.

Оли, это ты? – выдавил я в сторону скрючившегося матроса. Тот приподнял голову – это был действительно Оливер, но почему–то с глазами. В руках у него была ложка.

А теперь, команда, нас ждет знатный ужин, – протянул Палач хриплым голосом. Все одобрительно замычали и подвинули тарелки к себе. Как вы думаете, что было в этих долбанных тарелках? ИХ ГЛАЗА! Моряки взяли ложки и принялись есть деликатес, громко чавкая и мыча от удовольствия! Меня всего затрясло, ноги пошли ходуном в разные стороны, я вставал и снова падал.

Оливер! Ты с нами? – спросил капитан «UB–65», звучно причмокивая. Команда ела свои глаза с таким удовольствием, словно они наткнулись на поляну черники! Оливер взглянул на меня и поднес ложку к глазам… У меня перебило дыхание! Не делай этого, друг, давай валим отсюда, скорее!

Не поняв моих мыслей, друг с силой воткнул ложку себе в глазницу и совершенно молча вытащил глаз наружу. Затем второй. Оба глаза с неприятным звуком шмякнулись на пол и Оливер наощупь стал их искать, чтобы, видимо потом также съесть. Вся команда посмотрела на меня и затихла.

Фрэнки, ты что, вегетарианец? – спросил командир лодки. – Держи ложку, это очень вкусно!

Сосуды, казалось, полопались в моем голове, и я бросился к себе в каюту, вопя, словно сумасшедший, по пути упав и задев какие–то предметы. Добежав до своей тюрьмы, я закрылся изнутри и прыгнул в кровать. От неожиданности отпрянул в сторону и упал с койки. Там лежало что–то мягкое! Точнее, детишки: брат и сестренка, – те самые, убитые мною французы. Крепко обнявшись, и держа друг друга за руки, они дрожали и смотрели на меня стеклянными глазами.

Не отдавайте нас им дяденька, пожалуйста, – в один голос произнесли оба. Две мокрые дорожки вели от их глаз по щекам вниз. Дыры от ужасных пуль зияли и кровоточили, но, казалось, дети не замечали этого.

Кровь в моем сердце закипела, словно вода в кастрюле. В броняху стали тарабанить, подшёптывая – Милс, Милс, Милс… Открой нам! Давай поужинаем, ты ведь такой голодный!!!

Сначала по двери били две руки, затем четыре, шесть рук, четырнадцать, – колотил весь экипаж! Появился ярко–зеленый свет, дети громко плакали на койке. Я лежал на полу и кричал что есть силы! Вдруг резко все исчезло. Остался звон в ушах, затем полная тишина… В холодном поту я открыл глаза – никого нет. Нервы были на пределе, здесь больше невозможно находиться! Смерти, трупы, – и теперь эти страшные воспоминания мучают меня. Не знаю, сколько я так протяну…

22 апреля утро

Который сейчас час? Возможно семь утра, может быть восемь – я не знаю. После ночного кошмара я долго не решался сомкнуть глаз, прислушивался к забортным звукам и раздумывал. Мне стоило немалых усилий успокоиться и сохранить здравый разум. Подлодка шла на глубине сорока метров тихим ходом, изредка покачиваясь. Закинув руки за голову, я напряженно думал… Откуда здесь все эти видения, призраки, кошмары и прочие страхи? Не могли же они вот так появиться?! Кто–то или что–то их притянуло сюда.

Мои покой нарушил Оли. Он явился с едой, вопросительно взглянув на меня, мол что–то еще случилось? Аромат еды ударил мне в ноздри. Я понял, что жутко голоден. Даже скудный кусок черствого куска хлеба показался бы мне сейчас амброзией – пищей богов. На завтрак были консервы, похоже, что из индейки. Чертовски вкусная штука! Как выяснилось, вся еда на субмарине представляла собой различные консерванты. Позавтракав, я поведал Оливеру про свой кошмар. Он удивился, так как, с его слов, именно «UB – 65» торпедировала «Лузитанию».

Странные сны тебе снятся, – подтвердил Оли.

Лучше вообще не спать, чем видеть такую жуть! – пожаловался я, жадно дожевывая остатки завтрака.

Подлодка подходит к родным берегам, и нам надо будет пополнить припасы. Плюс ко всему, командир хотел показать тебя кое–каким лицам из высших морских чинов. Они надеются, что ты будешь с ними сотрудничать – а ты должен, англичанин! Иначе они тебя убьют!

Я знаю, Оли, знаю! Ты славный малый! Спасибо, что помогаешь и заботишься обо мне! – поблагодарил я друга.

Война не щадит никого, – сказал он. – И ты не виноват, что попал к нам на борт. Это просто какое-то дурное стечение обстоятельств! Мы вытащим тебя отсюда, и ты снова сможешь видеть свою семью, – сказал матрос, и понимающе похлопал меня по плечу.

Спасибо, друг, спасибо! – сказал я, пожав ему руку.

Поблагодаришь после, – засмеялся Оливер. – Надо придумать план побега – ухмыльнулся он. – А сейчас, надень нашу робу, – Оли указал на мою кровать, где лежала аккуратно сложенная немецкая форма матроса. Он ее только что принес.

Я поморщился, но понял, что Рихард не уймется, пока я не стану похож на одного из них. – Хорошо, друг, пять минут, и я уже буду в новом наряде, – пообещал я.

И еще кое–что, Оливер! – оклинул я его.

Слушаю! – моряк нахмурился.

Тот худощавый парень, что наблюдал за нами… как его? Ре… или Роо…

Райнер? – довел мою мысль до конца Оли.

Да! Этот тип!

А что с ним не так? Он и мухи не обидит! Мало с кем общается, несет себе службу, в общем, он слишком замкнутый и сложный человек.

Черт его знает, он постоянно за нами наблюдает, как будто что–то знает или хочет сказать…

Не бери в голову, Фрэнк, умойся и приведи себя в порядок, мы скоро причаливаем, – промолвил он, закрывая за собой броняху.

Я остался один и задумчиво произнес:

Райнер…. Что ты за тип?..

Я ни на секунду не сомневался: он и в этот раз наблюдал за нами. По коже пробежали мурашки. В какой–то момент я решил, что этот худощавый имеет тесную связь со всем жутким, что происходит на лодке, но быстро отбросил эти мысли – уж слишком много странного произошло за это короткое время.

апреля вечер

Так как мои часы были уже давно у кого–то из немцев, точное время я определить не мог. Мы пришвартовались в каком–то небольшом немецком городке. Как мне объяснил Оли, это была промежуточная заправка. На борту все суетились, носились, и даже мне, свободно владеющим их родным языком, было тяжело разобрать немецкий щебет.

За мной зашел лично сам Рихард, спросил, как я себя чувствую и приказал собираться, пообещав интересную прогулку. Череп на тросточке командира приветливо улыбнулся мне. Вспомнив жуткую расправу над французским корабликом, меня передернуло. Теперь все «интересные» предложения Палача воспринимались мною как что–то ужасное и непредсказуемое. Зашли двое матросов, взяли под руки, конечно же, под дулом автомата. Мы выбрались на сушу, где было очень здорово набрать полные легкие свежего воздуха. У пристани сильно воняло гнильем и мазутом, но такой запах был гораздо приятнее, чем внутри «UB–65». Спустившись с трапа субмарины, я первым делом увидел несколько грузовиков с провизией и припасами. Моряки грузили ящики и мешки и мне вспомнилась индейка в консервах. В животе заурчало, рот наполнился слюной. Я хотел есть.

Фрэнк! – улыбчиво окрикнул меня Палач. – Как вам наши родные края? Нравится?

Безусловно, сэр! Здесь очень красиво! – съязвил я.

На самом деле было очень тяжело сосредоточиться на красотах пристани. Еще терзали воспоминания о расправе над французами и моим экипажем. А еще больше мне думалось о том, что со мной будет дальше, когда мы навестим командование Рихарда.

Миновав моряков, которые, как муравьи, носились от грузовиков к подлодке, мы вышли на узкую улочку, красиво вымощенную камнем. Война еще не дошла до этих земель и в целом, городок смотрелся красиво. По правую руку от меня вальяжно хромал капитан, сзади уныло плелся один из матросов с подлодки, больно тыкая в меня автоматом. Пробегая мимо, детвора, кинула в меня камень, но я увернулся. Палач дал знак матросу, и тот выпустил в воздух небольшую очередь. В ушах заложило.

А ну, пошли отсюда!!! – словно гром, разразился командир, – Ненавижу детей, – добавил он.

Жители городка смотрели на меня понимающе, и в то же время с ненавистью. Их взгляд, как наконечник стрелы, проникал глубоко в душу и не хотел выходить назад. Опустив голову, я молча плелся вперед, размышляя о своей семье. Мы остановились. Перед нами выросла тяжелая дубовая дверь с красивой росписью.

Добро пожаловать в штаб ВМФ Германии, Милс! – зло улыбнулся Рихард.

Я знал, что это сарказм чистой воды. Навряд ли в таком убогом месте немцы будут базировать свое гнездо, да и кораблей у пристани – раз, два и обчелся. Но то, что меня вели на серьезный допрос – это точно. Капитан взял огромное металлическое кольцо и пару раз громко ударил им о дверь – та отворилась, и мы вошли внутрь. Холл оказался не менее роскошным, чем дверь. В глаза бросился бардовый ковер, на который приятно, и в то же время жалко было наступать. Справа у стены красовался рыцарь, скорее всего, крестоносец. В левой руке он держал огромный щит с гербом, в правой – широкий блестящий меч. Рукоятка, по все видимости, была выкована на заказ. Забрало блестело и было немного помято, царапины от вражеского оружия на шлеме виднелись со всех сторон. Создавалось впечатление, что хозяин костюма провел в нем не одну сотню боев. Нас встретили двое солдат на пороге и проводили дальше.

Здравствуйте, капитан, – в холле появился невысокий толстый офицер с моноклем на правом глазу. Морской мундир сидел на нем как влитой. Боевые знаки отличия и медали сверкали, говоря о высоком чине офицера.

Все никак не налюбуетесь доспехами моих предков? – пошутил он, потягивая красное вино из большого хрустального кубка.

Да, милый Гельмут, вы не перестаете удивлять своим интерьером, – промолвил командир и крепко пожал руку толстяку. – У нас есть для вас ценная информация, – серьезно сказал Палач, – Не так ли, Фрэнк? – спросил он, повернувшись ко мне. Я судорожно закивал головой, всем видом давая понять, что я готов всех и вся сдать и тем самым помочь моим любезнейшим врагам.

Ну что же, сразу к делу, господа! – сказал Гельмут и повел нас в гостиную. Двое солдат остались на входе, мы зашли в большое помещение. Главную стену кабинета офицера украшал яркий римский флаг. У окна с шикарными занавесками стоял большой стол, видимо сделанный на заказ. Толстяк не на шутку увлекался древним оружием, символикой и доспехами.

Выпьете, Рихард? – предложил он.

Нет, спасибо, я за рулем, – отшутился капитан. – Мой юный английский друг хочет вам кое-что поведать – дал мне намек Палач.

Пульс стал набирать обороты, словно дорогая гоночная машина. Сердце заколотилось, на лбу выступили капельки холодного пота. Я попытался вспомнить, что же наговорил Рихарду на борту его подлодки о нашем флоте. Как назло, в голову ничего не приходило…

Может, ему помочь? – нахмурился Гельмут и потянулся к кобуре своего пистолета.

Нет, не стоит! Он добрый малый, и сейчас сам все расскажет, – поддержал меня на удивление капитан.

Действительно – мой разум стал судорожно собирать мозаику в единую картинку, и уже через пару минут я стоял у морской карты и нагло врал немцам про задумки и планы английского флота. И они мне верили, по крайней мере, так казалось, и тот факт, что я еще был жив, доставлял мне неописуемое удовольствие. В течение двух часов я сочинял такие сказки, в которые уже сам начинал верить. В кабинете стало душно, сильно заболела голова.

Гельмут что–то записывал у себя за столом и небольшими глотками попивал красное дорогое вино. Вскоре мы закончили.

Это все? – задал мне вопрос толстяк.

Да, – твердо ответил я.

В голове промелькнула мысль о том, что рано или поздно байки раскроют и мне не поздоровится, но это будет потом. А сейчас мы уже собрались в холле, и я еще раз восхитился рыцарем с его погнутым забралом. Удар вражеского оружия точно пришелся в голову, и не было бы этого шлема

воин бы вмиг оказался без головы. Перед уходом Рихард по–дружески попросил прислать священника на подлодку, чтобы команде «UB–65» стало жить легче. Может, тогда они прекратят нести чушь про призраков и приведений. Больше всех паниковал Педерсон и командир не любил его за это. Со слов Оли

Педерсон, единственный кто видел смерти экипажа и чаще других встречал призрак лейтенанта. Офицеры пожали друг другу руки, обнялись, и мы выдвинулись к субмарине. Подходя к пристани, Рихард заметил суету вокруг лодки. Почему–то я знал, что нас ждет что–то страшное и неприятное по возвращению на борт «UB-65»! Мы поспешили.

Что здесь происходит? – крикнул издали капитан.

Мой капитан! Шульц исчез! – в панике выдохнул вахтенный офицер.

Как исчез? Куда исчез? – Рихард грозно пошел на моряка.

Простите, но говорят, что он просто шагнул в воду и все! Больше его не видели! – как бы не веря своим словам, виновато и в то же время испуганно произнес немец.

Командир остановился в полушаге от вахтенного и замер.

Когда это случилось? – грозно спросил он.

Минут десять назад, – раздался неуверенный ответ из толпы моряков.

Часть экипажа бессмысленно хлопала глазами и стояла у мостика, перекинутого на субмарину.

Остальные продолжали грузить провизию и припасы.

Всем на поиски, немедленно! Англичанина запереть в каюте! – отдал приказ он. Проходя по мостику, мы услышали истошный крик одного из матросов:

ШУ-У-У-ЛЬЦ! – кричал старик Вернер.

Вся команда ломанулась на нос субмарины. Старый моряк, замерев, пялился в воду, прямо в одну точку. Приковылял Рихард, я был рядом с ним.

Что ты видел, Вернер? – спросил капитан.

Я, я… я-я–я – нижняя челюсть моряка ходила ходуном, будто он лицом к лицу встретился со смертью. Руки не слушались, ноги тоже. Речь моряка была скованна, слова давались ему тяжело.

ЧТО? ТЫ! ВИДЕЛ! – Палач уже кричал.

Кап-капитан! Из воды-ы на ме-е-ня смотрел Шу-у-льц!!! Я, я-а-а кля-янусь, вокруг него было странное зеленое сияние! Он смотрел и мани-ил рукой к себе! Он зва-ал нас, кап-капитан! – со страхом заикался старый морской волк.

ЗАТКНИСЬ! НЕМЕДЛЕННО ЗАТКНИСЬ! – в бешенстве орал Рихард.

Он резко выхватил пистолет из кобуры и сделал три выстрела в старика Вернера. Тот схватился за грудь обеими руками, упал на колени и скатился по лодке в темную воду. Раздался звук упавшего в океан тела, словно кто-то выкинул мешок с картошкой. Все стояли молча, и пребывали в состоянии шока. Давненько Рихард не устраивал такого спектакля. Я еще раз убедился в том, что прозвище

«Палач» капитан получил не зря.

Слушай меня, команда! – запихивая пистолет в кобуру, начал капитан. – Если я хоть намек, хоть полсловечка услышу о нечисти, духах, мертвецах и прочей дребедени, вы, господа, пойдете прямиком в гости к Шульцу и мистеру Вернеру, которые уже кормят морских червей. Я пристрелю каждого, как собаку, если хоть что–то услышу о нечисти, – не унимался капитан.

Его грудь тяжело вздымалась под офицерским плащом. Когда он кричал, из его рта вылетали слюни. Словно адский Цербер, он обрушил свой гнев на команду, извергая ужас и тьму своими угрозами. Затем он умолк, и все разошлись по своим местам. Меня отвели в мою тюрьму.

Как выяснил Оли, мистер Вернер действительно видел мертвого Шульца в воде. Я уже пожалел, что вернулся на подлодку. Но выбор был невелик: или вернуться на борт «UB-65» или ночевать на дне океана. Меня настигло неприятное предчувствие, что все это только начало ужасного конца.

По пути в свою каюту я встретился взглядом с … как его там – с Райнером, он злобно проводил меня глазами и исчез в трюмах субмарины. Мне стало как–то не по себе.

апреля утро

Подлодка стала прогревать двигатели и злобно забурчала, как бы намекая мне «Милс, ты даже не представляешь, во что ты ввязался…» Назад пути не было. Я сидел на полу каюты, скрестив ноги, и шатался взад-вперед, как умалишённый. Через час к нам пришел священник и его разместили недалеко от меня. О смертях экипажа вышестоящему командованию никто не сообщал. Наверху знали – Палач распоряжается своей командой так, как считает нужным, то есть правильно. Лодка заскрипела, затрещала, и мы покинули порт.

Я закрыл глаза.

Воображение разыгралось, и в каком–то темном пространстве передо мной стали всплывать фигуры одна за другой: моя команда мертвых рыбаков – они проплывали на старенькой шхуне, молча смотря вдаль, обреченные и такие беззащитные перед войной. Деревянный ангел на носу лодки, обреченно держал меч острием вверх. За ними показался французский кораблик со всем его экипажем и детьми, они также медленно парили надо мной в тумане. Те самые мальчик и девочка печально махали мне руками. Кораблик сменила какая–то бухта, там, на мостике, стояли моряки в немецкой форме. Позже я разглядел их – это были ребята, когда–то погибшие на проклятой субмарине «UB–65». Кого–то из них я знал или просто видел в лицо, некоторые моряки мне были незнакомы. Все стоявшие на пристани, один за другим, медленно шли к концу мостика. Плюх! Первый шедший молча шагнул в мутную бездну. Бултых! Затем второй! По очереди, как у булочной лавки, они продвигались вперед. Головы у всех были опущены, лица бледно–зеленые. Мне было неприятно на это смотреть, но я должен был знать, что же еще преподнесет мой воспаленный ужасом мозг. Я сильнее сжал глаза и стиснул зубы. Матросы и офицеры, казалось, бесконечно падали в воду. Пульс участился, я стал как бы пристальнее

вглядываться в картину. Зеленый туман окутал всю бухту. На мостике появился тот самый лейтенант: руки скрещены на груди, голова гордо смотрит вдаль, офицерский плащ развивается. На лице нотки грусти и тоски, будто он хотел вернуться к команде.

Вдруг что–то быстро метнулось от одного большого камня к другому! Я присмотрелся лучше. Немецкая форма, тельник… Это моряк! Шевроны с «UB–65»! Бог ты мой, да это Педерсон! Какого… ?! Какого черта он там делает?! Весь испачканный в саже и крови, он выглядел не так, ка все. Кожа живая, есть румянец, хоть и тусклый, но есть. Здесь что–то нет так! Мое сердце бешено заколотилось. Тучи стали сгущаться над бухтой, я открыл глаза. Что это за видения такие? И что ты там делал Педерсон?

К вечеру все прояснилось. Отчасти мои видения оказались вещими. Спустя час или два, как мы вышли из бухты, команда не досчиталась матроса Педерсона. Воспользовавшись суетой с Шульцом, он просто сбежал! Бедняга не выдержал всего этого морского ада. Я его прекрасно понимал, еще немного, и я сам сойду с ума или сойду за борт, прямиком в воду. Наверное, Рихард был рад побегу моряка. Ведь Педерсон был главным паникером и распространителем вестей о призраках и прочий ужасах на субмарине. Мне кажется, еще немного, и Палач сам бы пристрелил его, как он это сделал с ни в чем неповинным Вернером. Время работы моих век, похоже, подходит к концу, они закрываются.

Сегодня завтрак принес другой немец. Он грубо кинул тарелку в мою сторону и закрыл за собой дверь. Я был так голоден, что принялся жрать прямо с пола. Где же Оли? Почему он не зашел? Наверное, он сильно занят, так как другой причины просто и быть не может. Мой друг всегда заносил завтрак, обед и ужин.

На подлодке нарастало напряжение. Но экипаж уважал, а скорее боялся своего командира и поэтому все вели себя так, как будто ничего не случилось. Со стороны это выглядело ужасно – каждый молча исполнял свои обязанности и боевые задачи. Один я не знал, для чего нужен им, и как долго пробуду в плену. Ближе к обеду экипаж на лодке притих, меня это настораживало. Видно капитан собрал всех для очередного запугивания, либо у них что–то там важное. Неожиданно субмарина сбавила ход, затем полностью заглушила двигатели.

Стоп машина! – донеслось откуда–то из переборок.

Я вздрогнул и припал ухом к стенке. Все замерло, изредка слышались перешептывания командира и экипажа.

Поднять перископ! – скомандовал Рихард.

С характерным лязганьем стеклянный глаз поднялся и застыл в одном положении. Снова тишина. Наверное, они увидели то, чего не должны были видеть!

Русская субмарина капитан! – доложил шепотом матрос Рихарду. – Что будем делать?

Командир задумался, снял фуражку и вытер платком холодный пот со лба. Он был отличным воином, тактиком и моряком. Но русские – это сыны морского дьявола. Они прекрасно научены, выносливы и хитры. Если завязывать с этими волками бой, то далеко не факт, что мы выйдем из него победителями.

Мой капитан! – выдернул моряк из раздумий Рихарда.

Что там у нас? – спросил командир. – Дай–ка взгляну.

В перископе была следующая картина – русская субмарина дрейфовала на волнах. Рубка была открыта, трое матросов возились на борту. Двигатели работали, но не в полную мощь. Враг был повернут к нам кормой – в общем, мы вовремя затихли.

Сам Бог преподнес нам русских на блюдечке! – злорадствовал командир подлодки.

Рихард еще раз все продумал и проанализировал. «UB–65» была расположена как раз торпедным аппаратом к русской субмарине – идеальное положение для выстрела.

Будем атаковать! – донеслось до меня сверху.

Я вздрогнул. Ох, как мне не хотелось, чтобы мы разменивались торпедами или хоть как–то обращали внимание друг на друга. Господи! Давайте просто погрузимся на недостижимую глубину и пойдем своим курсом дальше. Ну, пожалуйста!

Паника потихоньку начала просыпаться во мне. Но было слишком поздно. Командир отдал приказ, и весь экипаж засуетился, словно маленькие муравьи в муравейнике. Я закрыл глаза и стал молить Бога.

Курс ноль-семь-шесть, расстояние тысяча триста ярдов, тридцать секунд до точки выстрела, – доложил матрос.

Прекрасно! Носовые аппараты к бою! – скомандовал Рихард.

Есть торпедные аппараты к бою! – продублировал матрос.

Превосходно! – промелькнуло у меня в голове. – Что может быть лучше, чем получить пару– тройку сочных торпед от славных русских парней, – бесился я.

Огонь! – крикнул Палач. Казалось, эта команда донеслась до каждого уголка нашей субмарины, повторяясь огонь – гонь – онь – онь… Шум в моей голове! Затем тишина. Вдруг раздался крик со стороны торпедного аппарата! Спустя минуту подлодку толкнуло. Огромные воздушные пузыри вырвались наружу – торпеда пошла, начала ускоряться, словно дельфин, набирая скорость с каждым пройденным метром.

Десять секунд, мой капитан, – доложил матрос. Рихард кивнул.

Что там за чертовщина? Почему не сразу выстрелили? – начал гневаться командир. – Кристиан! Немедленно в торпедный отсек, проверь, что там у них!

Есть! – резко ответил молодой моряк, и пригнув голову, побежал выполнять приказ.

Мимо! – на выдохе произнёс моряк, смотревший в перископ.

Как мимо? Черт! Доли секунды не хватило, идиоты! Почему сразу не было выстрела? – свирепствовал командир.

Он оттолкнул своего зама и быстрым шагом заковылял в сторону торпедного отсека:

Срочно погружаемся, убрать перископ! – уходя, скомандовал Рихард.

Подлодка стала погружаться. Рихард был прав, до цели не хватило буквально чуть–чуть. Русские, словно чуя беду, стали готовиться к погружению и продвигались на малом ходу вперед. Это и спасло им жизни, наша торпеда прошла в трех метрах от кормы русской субмарины. Моряки подняли тревогу, но мы уже были глубоко под водой. У торпедного аппарата слышались возня и крики – Рихард дубасил матроса–торпедника, что есть силы, обрушивая на него всю мощь своей тросточки.

Бедняга не смог объяснить командиру, что за секунду до выстрела прямо перед ним всплыл призрак лейтенанта со скрещенными на груди руками. Появился в зеленом свечении и исчез в правом борту «UB–65». Естественно, матрос молча получал и знал, что правда о призраке лейтенанта приведет капитана в бешенство. Избив матроса, Рихард быстро отправился к себе в каюту и заперся там. Позже торпедник рассказал заму капитана, Ханку Лорейну, настоящую причину промаха торпеды. В отличие от бешеного командира субмарины, его правая рука был более спокойным и рассудительным человеком. Выслушав моряка, Лорейн сделал выводы – пора священнику браться за дело.

Ужин принес Оли и сразу же извинился, что не смог зайти утром, так как было слишком много суеты. Теперь, к моему огорчению, он станет появляться реже, пока все не уладится. В бухту, где мы останавливались пополнить провизию, уже передали сигнал о побеге Педерсона. Его объявили в дезертиры и военные преступники, и уже искали. Что–то мне подсказывало, что навряд ли они его найдут.

Также я рассказал Оливеру про свои видения.

Почему мы промахнулись? – поинтересовался я.

Ты не поверишь…

Снова эти призраки? – спросил я.

Именно так англичанин, именно так. Они стали появляться все чаще. Боюсь, что вскоре все закончится не так, как хотелось бы нам с тобой, – нахмурил брови Оливер.

Спокойной ночи, Милс, – пожелал он и вышел, плотно закрутив за собой маховик.

Что нас ждет завтра – не знает никто, даже Господь Бог. Наверное, одному лишь призраку лейтенанта известна моя участь на этой проклятой субмарине. Я растянулся на кушетке, закинул руки за голову и уснул. Русские не успели среагировать на наш залп. Можно сказать, что мы родились в рубашке.

апреля день

На удивление, сегодняшний день оказался вполне спокойным. Мне даже не верилось это. Ни криков, ни мордобоев, ни призраков – это очень настораживало. Затишье перед бурей – не покидала меня страшная мысль.