Текст книги "Между жертвенником и камнем. Гость из Кессарии"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Неожиданно их глаза встретились. Это длилось недолго, всего какое-то мгновение, но и за это время Андромен весь похолодел.

– Ты! – вдруг выкрикнул Калигула, указывая на его соседа-всадника.

Андромен с облегчением выдохнул и тут же, застыдившись своей радости, с сочувствием покосился на римлянина.

– Ты давал обет умереть за мое выздоровление? – торжествуя, продолжал между тем Калигула.

– Да, я... – упавшим голосом отозвался всадник.

– Так умирай! – бешено заревел император и вдруг застонал, обхватив руками виски. – О боги, моя голова!.. Это же невыносимо...

Он принялся биться лбом о подушки, потом стал терзать их, пытаясь разорвать ногтями. И вдруг замер с недоверчивой улыбкой на губах. Приступ прошел так же внезапно, как начался. Калигула обвел припоминающим взглядом залу и остановил глаза на соседе Андромена.

– Как! – слабо удивился он. – Ты еще жив? Херея!

– Здесь я, величайший!

– Как думаешь, – голос Калигулы вновь наливался силой, – исцелюсь ли я, заболев опять, если каждый станет обманывать богов ложными обетами?

– Полагаю, что нет, величайший...

– Так почему он тогда жив?!

– Прикажешь кинжалом или плетьми? – деловито осведомился Херея.

– Да-да, кинжалом, плетьми! На крест его, море! Впрочем, нет... – остановил сам себя Калигула. – Пусть на него наденут венок и жертвенные повязки, а потом проведут по улицам, чтоб все видели, какую достойную жертву приносит богам император и – сбросят с раската!

Херея дал знак своим преторианцам и те, тяжело ступая, двинулись к ложу всадника.

Андромен с ненавистью покосился на Калигулу, на римлян, терпевших над собой такого правителя, перевел глаза на всадника.

– Прощай! – перехватив этот взгляд, с горечью улыбнулся ему сосед и уже с заломленными назад руками шепотом посоветовал: – И не говори никому здесь, что ты из Кесарии...

– Почему? – опешил Андромен, но преторианцы уже потащили всадника из залы.

– И почему у римского народа не одна шея, чтобы ее можно было перерубить одним ударом? – со злобой заметил ему вслед Калигула. – Почему мне так не везет на стихийные бедствия? Во время Августа было поражение легионов Вара, при Тиберии произошел обвал амфитеатра в Фиденах. Я же устал подписывать смертные приговоры, а вас все не убывает! Надо мной уже наверняка смеются все наши соседи!

Где-то я здесь видел чужестранца... – забормотал он. – Ага, вон он! Ну-ка скажи – смеются?

Андромен вздрогнул, увидев на себе взгляд Калигулы и понял, что император обращается к нему, – Нет, – не сразу ответил он и, решив, что в его словах не будет неправды, добавил: – Мой народ с радостью воспринял твой приход к власти...

Вот видите! – процедил сквозь зубы гостям Калигула, – Одни вы недовольны мной!

Откуда ты? – снова обратился он к Андромену. – Кто твой народ?

Я с Боспора! – забывая о предостережении всадника, сказал Андромен. – Из самой Кесарии.

Что? – быстро переспросил император. – Из Кесарии?!

Да, – подтвердил Андромен. – И мой царь Аспург в своих эдиктах отзывается о тебе, как о наилучшем правителе и именует себя другом римского народа!

А его сын?

Митридат? – уточнил Андромен, польщенный тем, что в Риме знают даже сына правителя Боспорского царства.

Да-да, Митридат! – губы Калигулы задергались.

Он вообще души в тебе не чает! – приврал для солидности Андромен, думая что это вряд ли повредит его землякам.

А известно ли тебе, – свистящим шепотом вдруг спросил Калигула, – что твой Аспург вот уже три месяца, как умер, и я воюю с твоей Кесарией?

– Умер? – ошеломленно переспросил Андромен, не веря собственным ушам. – Воюешь?

Да! – наслаждаясь его растерянностью, закричал император. – Я воюю сейчас с вами потому, что Митридат, который, как ты говоришь, души во мне не чает, не пускает на Боспор Полемона, назначенного мною новым царем!

Митридат?! – воскликнул Андромен, невольно вспоминая тихого и безобидного сына Аспурга. Только теперь до него дошел истинный смысл открытых дверей храма Януса и последних слов всадника...

– Да, Митридат! – закричал, срываясь на фальцет, Калигула. – Он дважды осмелился оскорбить меня: своей непокорностью и тем, что носит имя, которое ненавистно каждому римлянину! Известно ли тебе, что его предок Митридат Эвпатор, за одну ночь вырезал сто тысяч римлян?! А консула Мания Аквилия, проведя пешком через всю Азию, умертвил, залив ему глотку расплавленным золотом! Кстати, – вдруг обрадовано обратился он к гостям, – вам не кажется, что этот варвар очень смахивает на Митридата Эвпатора?

И хотя Андромен никогда не считал себя похожим на правителей Боспора, он нисколько не удивился, слыша вокруг уверенные голоса:

– Конечно смахивает!

– Вылитый Митридат!

– Особенно в профиль!

– В профиль? – переспросил Калигула и жестом подозвал Каллиста. – А ну-ка, приведи менялу, которого вчера задержали с боспорскими монетами!

Через несколько минут всесильный вольноотпущенник втолкнул в залу испуганного ростовщика и высыпал перед императором несколько пригоршней золотых статеров и медных ассариев.

Калигула с негодующим воплем поднял один из них:

– Смотрите! Этот молодой Митридат вместо положенной ему монограммы приказал полностью отчеканить свое имя и титул! Если так пойдет и дальше, то скоро на монетах Кесарии не останется даже места для портрета римского императора!

А ну встань боком! – приказал он Андромену и, сравнив его с изображением на статере, удовлетворенно захохотал: – Точь-в-точь Митридат!

Андромен бросил полный отчаяния взгляд на монету и, несмотря на всю трагичность положения, невольно улыбнулся:

– Чему это ты смеешься? – жестко поинтересовался Калигула.

– Но Цезарь… – кивая на знакомый профиль на монете, ответил Андромен. – Ты сравниваешь меня со своим портретом...

– Да? – перевернул монету император и, вглядевшись в одухотворенное, истинное эллинское лицо боспорского царя, равнодушно махнул рукой: – Ты прав, на этого ты похож еще больше! Не хватает только львиной шкуры на голове, с которой любили изображать Эвпатора продажные эллины. Но это поправимо. Каллист, позаботься об этом!

Глядя на вольноотпущенника, приказывающего слугам срочно убить приготовленного к массовым зрелищам льва и принести его шкуру, Андромен вдруг услышал слова, от которых у него похолодело в груди.

– Принесите из кабинета моего ученого дяди тигель, в котором можно расплавить  эти статеры, и поставьте его на сцене! – распорядился Калигула. – Мы вольем золото в глотку меняле, осмелившемуся принять монеты оскорбившей меня Кесарии!

Широко раскрытыми глазами Андромен смотрел, как преторианцы скрутили руки приговоренному к такой жуткой смерти, и повели его на сцену.

Раб принес тигель и принялся разводить под ним огонь. Наконец, дождавшись, когда золото расплавится, вылил его в ковшик и поднес на вытянутой руке к меняле.

Один из преторианцев, заставил его опуститься на колени, другой, запрокинув ему голову, потянул за бороду, раздирая рот.

– А-аа... – завопил диким голосом меняла, и Андромен невольно проглотил слюну, словно все, что происходило на сцене было с ним.

Раздалось шипение, запахло паленым. Меняла захлебнулся в крике.

– Прекрасно! – одобрил Калигула, не сводя горящих глаз с распростертого тела, изо рта которого вытекала, застывая, густая и золотистая, словно весенний мед, жидкость. – Есть там еще что в ковше?

– Немного осталось – сообщил, заглянув через плечо рабу, Каллист.

– Отлично! – обрадовался император. – Как раз для нашего «Митридата»! Лепид,– позвал он, – если не ошибаюсь, Аквилии приходятся тебе дальними родственниками?

Доверяю тебе свершить правое дело мести. Возьми кого-нибудь в подмогу и озолоти этого варвара моей милостью, когда принесут львиную шкуру. А мы пока займемся Фальконом!

К остолбеневшему Андромену подошли двое преторианцев. Они скрутили ему руки, как недавно меняле, и повели на сцену. Лепид, Гетулик и еще один сенатор пошли за ними следом.

– Прекрасно, Фалькон! Вкусно? – как сквозь пелену, услышал Андромен голос Калигулы и, с трудом оторвав глаза от тигля, в котором снова плавилось золото, перевел их на сенатора.

– Да, величайший! – ответил императору Фалькон.

– А знаешь ли ты, что сейчас ел?

– Мурен, величайший!

– А известно ли тебе, – явно издеваясь над гостем, спросил Калигула, – чем были накормлены эти мурены?

– Наверное, тоже рыбой!

– Эта рыба, – произнес Калигула, с наслаждением выделяя каждое слово, – вчера утром называлась Публием Фальконом-младшим!

Сенатор медленно приподнялся на ложе.

– Что ты хочешь этим сказать?.. – смертельно побледнев, спросил он.

– А то, что ты сейчас сожрал своего сына! – захохотал император и стал кричать, проглатывая окончания слов: – Вчера, после казни, я приказал разрезать его на куски и накормить мурен, которых запекли мои повара специально для тебя! Не правда ли это было очень вкусно?!

С лица Фалькона сползла заученная улыбка.

– Нет, – прошептал он. – Ты не величайший... Не Юпитер… Не Цезарь...

Что? – задрожал от ярости Калигула.

Ты – чудовище... Мразь... Плевок на дороге, на который наступить и то противно!

– Херея! – закричал император. – В плети его! В плети!

Стоящий позади ложа Калигулы преторианец по знаку трибуна выхватил плеть и, подбежав к сенатору, полоснул его по лицу.

Сбей, с него всю гордость, только медленно, чтобы он чувствовал, что умирает! – вопил Калигула.

Да, я горд! – вскинул голову сенатор, и хотя удары сыпались на него беспрестанно, продолжал: – Горд, потому что у меня был сын, который не чета тебе! Он никогда бы не сделал со своим отцом то, что ты сотворил с Тиберием! Да, я последний свидетель, который знает истинную причину его гибели. Ты хотел запугать меня, заставить молчать. Но я скажу... Ты снял с него перстень, пока он еще дышал. А когда он стал сопротивляться... накрыл его лицо подушкой и...

– Убей его! – закричал Калигула, толкая вперед Херея.

Сверкнул кинжал и Фалькон повалился набок, зажимая рукой грудь.

и... задушил... – докончил он и замер.

Как прекрасен старик! – неожиданно услышал Андромен голос Гетулика. – Словно в старые добрые времена...

И мы бессильны были помочь ему... – в отчаянии сжал кулаки Лепид.

Бессильны? Ну, нет! – покачал головой Гетулик. – Дай мне только возвратиться к своим легионам...

И мы сбросим его! – порывисто ухватил его за руку Лепид.

Не сомневаюсь... Слабая надежда мелькнула в голове Андромеда. С трудом оторвав глаза от тигля, в котором уже теряли свои очертания золотые статеры, он обратился к Гетулику:

– Я все слышал... И я не рассказал Калигуле о вас, Только спасите меня! Убейте его сейчас же...

Заговор начальника верхнегерманских легионов Гнея Лентула Гетулика был раскрыт и жестоко подавлен в 39 г.

Чем? Вот этими руками? Во дворце – тысяча преторианцев, – с горечью усмехнулся Гетулик и внимательно посмотрев на Андромена, тихо сказал: – Могу лишь отплатить услугой за услугу. Расплавленное золото, конечно, не самый лучший в мире напиток.

Но я помогу тебе избежать участи попробовать его на вкус. Мы задушим тебя перед тем, как Марк зальет им твое горло.

Гетулик шепнул что-то на ухо сенатору. Тот согласно кивнул.

Аидромен закрыл глаза, поняв, что это конец. Он даже не видел, как кто-то внес в залу шкуру льва. Только почувствовал ее, остро пахнущую звериным потом и кровью у себя на голове.

– Митридат, настоящий Митридат в образе Геракла! – словно из тумана доносился до него голос Калигулы, которому вторили льстивые римляне:

– Только Юпитер Латинский может так достойно отомстить обидчику за своих соотечественников!

– Он – само совершенство!

– Он – выше бога!

– Начинай! – нетерпеливо закричал Калигула. – Да лей медленно, чтобы чувствовал, что умирает!

Через толстую львиную шкуру Андромен почувствовал на своей шее пальцы сенатора. Вскрикнул рядом обожженный раб, подавая Лепиду ковшик с расплавленным золотом. Где-то совсем уже далеко отрывисто хохотал Калигула...

Гетулик не обманул его. Пальцы сенатора сжались до того, как ковшик коснулся его губ. Задыхаясь, Андромен услышал слова Марка:

– Нет, Гетулик, беда нашего народа не в болезни Калигулы, а в нас самих...

Тьма, как бескрайнее море в осеннюю безлунную ночь, надвинулась на Андромена, и вдруг взорвалась громким криком:

– А ну стой!

«Кто это? Что?.. – возвращаясь к действительности, не понял Андромен. – Ах, да... это чудовище...»

Львиная шкура упала с его головы, и он увидел Калигулу, уставившегося своими безумными глазами на бледного сенатора.

– Перехитрить меня вздумал?! Так захлебнись этим золотом сам!

Преторианцы оттолкнули в сторону Андромена и принялись за сенатора. Снова раздалось уже знакомое шипение и дикий крик.

Насладившись страшным зрелищем, Калигула приказал наполнить свой кубок до краев и, медленно осушив его до дна, вспомнил, наконец, об Андромене.

С минуту он смотрел на него, как бы прикидывая, что с ним делать и вдруг прищурился:

– А этого доставить в гавань целым и невредимым! Пусть плывет в свою Кесарию и передаст Митридату, что всех кесарийцев заодно с их царем ждет то, что он видел у меня во дворце своими глазами!

Всю ночь Трифон простоял на палубе, проклиная любопытство и тщеславие своего земляка. Лишь под утро, не сразу признав в поднявшемся на судно седом человеке Андромена, он, наконец, смог отдать приказ сушить якорь. Матросы поставили паруса, и триера, выйдя из гавани, взяла курс на бесконечно далекую Кесарию, которую, по примеру своего славного предка, осмелился поднять против всесильного Рима молодой правитель боспорского царства Митридат.