Текст книги "Убить Петра Великого"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5
ОТВОРЯЙ, ЦАРЕВНА СОФЬЯ У ВОРОТ!

Возвернувшись в Москву, Федор Юрьевич с воодушевлением взялся за государственные дела. Первое, что предстояло сделать, так это пополнить регулярную армию. В грамоте, писанной от имени Петра Алексеевича, он повелел с каждого села забирать в рекруты пяток молодцов, и уже днем позже посыльные разлетелись по ближним и дальним землям для сбора военного налога. В первую же неделю в Преображенское привели два полка новобранцев, оторванных от сохи. Прельстившись на государево жалованье, куда вместе с харчами входила и бутылка водки, они охотно подставляли для бритья косматые лбы. Цирюльники в последующие дни не ведали покоя. Набравшись терпения и вооружившись складными лезвиями, они ловко брили крутые лбы рекрутам, а полковой старшина, стоявший подле брадобреев с ковшом в руках, щедро черпал пиво из огромной бочки и угощал новобранцев во крещении.

Каждый из них через несколько лет уже видел себя унтер-офицером, жалованье коих должно было быть не в пример больше прежнего, а потому военное учение все воспринимали с большой охотой и так горланили походные песни, что в близлежащих домах вылетали стекла.

Но пуще всего рекрутам нравилась пальба, и старшины, не скупясь, сыпали порох в фитильные замки ружий.

С утра до вечера за Преображенским селом стоял неимоверный грохот. Дым обволакивал избы и огороды, и если бы не знать того, что идут учения, можно было бы предположить, что ворог подобрался к самой Москве.

* * *

Поутру, продравшись сквозь густой дым, больше смахивающий на плотный туман, ко двору князя Ромодановского в сопровождении конных стрельцов из Михайловского полка подкатила золоченая карета. Начальник стражи, большебородый, крепкого вида детина, уверенно шагнул навстречу, преграждая бердышом дорогу.

– Стой, окаянные! – прикрикнул он на возницу. – Не ведаешь, куда катишь?! Дворец князя Ромодановского! – И тотчас растерянно застыл, углядев в окне кареты царевну Софью Алексеевну.

А стрелецкий сотник, гарцуя на белом жеребце, уже напирал:

– Отворяй ворота! Царевна Софья Алексеевна у порога.

Виданное ли дело, сама царевна в гости к Ромодановскому пожаловала!

Справившись с накатившим замешательством, княжеская стража в едином порыве поскидала с кудлатых голов шапки и, не жалея горделивых спин, принялась отвешивать поклоны.

Первым опомнился начальник стражи. Пробившись вперед, он для важности припустил в голос малость строгости и объявил:

– Не положено без доклада!

Стрелецкий голова, слегка хлопнув плетью по голенищу, отвечал столь же сурово:

– С каких это пор царевна должна комнатным стольникам докладывать! Сказано отворяй ворота!

Поклоны отбиты, причитающаяся честь отдана, а теперь и о службе можно подумать. Разогнулась княжеская стража и, натянув шапки на самые уши, встала полукругом, как если бы собралась отражать натиск.

– Не велено пускать. Нынче Федор Юрьевич Ромодановский на Руси за хозяина. Ты уж меня извини, голова.

– Это что же… Царевне от ворот указываешь?

– А по мне все едино, что царевна, а что баба с базара… Чего же мне понапрасну-то под плеть ложиться?

Стрелецкий голова взмахнул было плетью, чтобы проучить нерадивого за дерзость, как из глубины двора прозвучал громогласный оклик:

– Что за раздор?!

С крыльца в долгополом охабне навстречу прибывшим гостям сходил князь Ромодановский.

– Царевна Софья Алексеевна прибыла, – смиренно отвечал начальник стражи, повинившись.

– Открывай ворота! – распорядился князь. – Кто же это государыню у порога держит!

Трехстворчатые ворота, неприветливо и протяжно проскрипев петлями, сложились в гармошку. Стража почтительно разомкнулась, освобождая дорогу, и карета, запряженная резвыми жеребцами, лихо вкатилась в большой княжеский двор.

Расторопные рынды распахнули дверцу кареты.

– Пожалте, государыня!

Взявшись за поручень, Софья Алексеевна шагнула к дверному проему. Терпеливо повременила, покуда стража не поправит лестницу, подставленную к самым ногам, а затем, будто бы пробуя на крепость, сделала первый шажок. И далее, поддерживаемая под руки неведомо откуда повыскакивающими мамками, храня степенность, сошла на землю.

Приподняв подбородок, царевна посмотрела поверх склоненных голов.

– Здравствуй, государыня, – ударил большой поклон князь Ромодановский.

В ответ лишь сдержанный кивок, определивший князя Ромодановского в вереницу холопов.

– Здравствуй, Федор Юрьевич.

– Нужда какая привела, Софья Алексеевна, или восхотела глянуть, как жительствую? – осмелился спросить Федор Юрьевич.

– Решила полюбопытствовать, князь. В народе глаголят, что ты в своем доме дыбу держишь да кнутом кандальников калечишь.

С лица Ромодановского пропала улыбка. Но отвечал он спокойно, слегка покачав головой:

– Наотмашь бьешь, государыня. Знаешь ведь, что не могу тебе дерзостью ответить.

– Ну коли так, пойдем тогда в дом. А то я ведь ненароком подумала, что ты меня на дыбе растянуть можешь, уж больно неприветливо твоя челядь меня встречает. Чего, мамки, приуныли? Ведите меня к Федору Юрьевичу.

Позабыв про дедовские традиции, царевна Софья Алексеевна в последние годы разъезжала часто в открытой карете, без сопровождения мамок и боярышень, выставляя напоказ неприкрытое лико. Реже ее можно было увидеть в компании князя Василия Голицына с эскортом стрельцов из Михайловского полка. И вот сейчас, будто бы вспомнив о дедовских заповедях, она заявилась во двор князя с полусотней боярынь и мамок, тотчас заполнивших княжеский двор. Ее появление в столь пышном сопровождении всякому давало понять, что своему выходу к Федору Ромодановскому она придает особое значение.

Боярыни последовали за царевной. Остановились ненадолго перед Красным крыльцом, когда государыня изволила передохнуть. Преодолевая ступеньку за ступенькой, взобрались на самый верх, сбившись гуртом перед высокими дверями.

Повернувшись к мамкам, царевна произнесла:

– Вот что, боярыни… Мне с князем потолковать нужно. Подождите меня в сенях.

Стража, потеснившись, распахнула двери, и Софья Алексеевна величаво перекатила тучное тело в боярские покои.

– Присаживайся, царевна, ведь не у порога же нам толковать.

Грузная, с одутловатым лицом, Софья Алексеевна походила на Петра разве что взглядом, столь же пронзительным и колючим. Под его тяжестью невольно хотелось бухнуться в ноги государыни. Крякнув, князь Ромодановский удержался от соблазна. Не по чину! В отсутствие Петра Алексеевича на земле русской он за хозяина!

Некоторое время они просто смотрели друг на друга, отмечая изменения во внешности, произошедшие со дня их последней встречи. За прошедший год они виделись только однажды, и князь с некоторым удивлением обнаружил, что Софья Алексеевна заметно располнела, а кожа на скулах слегка отвисла, состарив ее на несколько дополнительных лет. Да и сама царевна взирала на стольника с таким нескрываемым интересом, как если бы в его облике произошли изрядные перемены. Но князь Федор Юрьевич был уверен, что в действительности это не так. Лично для него прошедший год оказался весьма благоприятным. Если и вкралась в густую шевелюру пара седых волос, так это по недоразумению.

А потому взгляд царевны он принимал спокойно, с затаенным превосходством. Пора бы и слово молвить, а Софья Алексеевна все в гляделки играет. По сытому лицу Федора Юрьевича промелькнула лукавая улыбка: «Не пересмотришь, государыня!»

– И каково тебе? – наконец разомкнула уста царевна.

Низкий голос государыни под сводами палат приобрел мощь, заворожил.

– О чем ты, государыня? – спокойно отозвался князь Ромодановский.

– Каково тебе на Руси?.. В отсутствие государя?

Брови Федора Юрьевича негодующе изогнулись, переносицу, поросшую густыми черными волосами, резанула глубокая морщина – не с того следовало бы заводить разговор. Это не баловство – государево бремя на себя взваливать.

Подбоченился малость князь, выправил осанку и отвечал достойно, как и подобает хозяину:

– Видно, не нашлось лучшего, кому следовало бы царство оставить.

– Вон как ты заговорил, Федор Юрьевич, – покачала головой царевна. – Узнаю строптивый род Ромодановских. Вот потому выше стольников никто из вас не выбился. Вам бы голову склонить, когда надобно, а вы все норов свой стремитесь показать.

Князь Ромодановский только плечами повел: чего же отвечать на напраслину?

Не дождавшись ответа, Софья Алексеевна продолжала выговаривать столь же сурово:

– А царева сестра, стало быть, не в счет!

– Софья Алексеевна, не будем браниться. Не с меня спрос. Я себя на царство не ставил. Тебе у Петра Алексеевича спросить надо было бы.

Прежде у царевны были темно-каштановые волосы, прибранные в толстенную косу, но нынче из-под высокой кики не выбивалось даже случайной пряди. Поговаривают, что сила у бабы прячется именно в волосьях: в девках ходила, так не одного отрока сгубила!

– А только вот что я тебе хочу сказать, князь. Помазанник божий далеко, а я здесь… рядышком! И вернется ли вообще государь из немецкой земли? Поговаривают, сгинул он!

Горло перехватило, и князь Ромодановский произнес испуганно:

– Чего же ты такое говоришь, царевна!

– А то и говорю, Федор Юрьевич. Не приедет Петр! Если бы не ведала, так даже словом бы не обмолвилась.

Ужас не давал князю вымолвить ни слова, и он вытаращенными глазами немо пялился на Софью. Неужели ей известно нечто такое, чего неведомо судье Преображенского приказа? А Софья Алексеевна продолжала спокойно, как если бы речь велась о самых обыкновенных вещах.

– Вот мы сейчас с тобой беседу ведем, а Петра, быть может, и в живых-то нет.

– С чего ты такое взяла, государыня?!

– Не одна на свете живу, есть люди, в свите Петра, которые мне обязаны, – туманно произнесла Софья Алексеевна, – вот они мне и сообщают. Порешат его!

– И кто же должен… загубить государя?

– Неведомо мне. А только уж больно он ретиво за дела брался, вот и нажил себе немало врагов.

– Предупредить бы надобно Петра Алексеевича.

– Поздно, Федор Юрьевич. – Картинно перекрестившись на икону в красном углу, царевна добавила: – Коли бы раньше знать! И вот я тебя хочу спросить, князь, что ты будешь делать, ежели царство без государя останется? Или думаешь самому на столе удержаться, чтобы нами всеми помыкать?!

Голос государыни погрубел. Черные глаза подозрительно прищурились – будто бы сам Петр Алексеевич взирал. Каково тут не повиниться!

– Господь с тобой, царевна! – не на шутку перепугался Ромодановский. – У меня и в мыслях подобного не было. Все мои предки при русских царях верой и правдой служили. Мой батюшка покой твоего батюшки Алексея Михайловича охранял. И я тем же самым занимаюсь. А что до чинов… Не гонюсь я за ними. Только до комнатного стольника и дослужился. – Махнув рукой, добавил: – Да мне большего и не надо, главное – при государях быть.

– При государях хочешь быть… Будешь при государе, если меня слушать станешь! – строго заметила Софья Алексеевна. – Ежели Петра не станет, так царский стол перейдет ко мне. На моей стороне сила! А уж они смутьянов прижмут.

– И кто же на твоей стороне, царевна? – осмелился спросить Ромодановский.

– Стрелецкие полки Великого Новгорода, Пскова, Владимира, Ярославля, – уверенно принялась перечислять Софья Алексеевна, загибая пальцы. – Да и в самой Москве немало сторонников найдется. Макарьевский полк, Васильевский, Стародубский…

Князь Ромодановский невольно закусил губу. На кого же опираться царевне, как не на стрельцов? Она им вольницу обещала пуще прежней, сулила жалованье добавить. Во все времена стрелецкие полки были крепки своим бунтарством, а теперь, когда Петр Алексеевич в дальние земли отбыл, так они совсем могут из повиновения выйти.

– Это все?

Софья Алексеевна едва заметно улыбнулась:

– Нет нужды перечислять все полки, князь. Но стоит мне только подать им сигнал, как они возьмут в осаду Москву и разорят все боярские дома.

Князь Ромодановский подозревал, что так оно и случится. Видно, где-то не досмотрел. Государь ему царство доверил, а он его по миру пускает…

Хомут бы набросить на стрелецкие полки да погонять их до тех самых пор, пока наконец из них дурь не выветрится. Чего же только надо этим супостатам?! Живут позажиточнее прочих. Такой достаток, как у стрельцов, и у иных купцов не встретишь! А они все бунтуют. Земельные наделы им поотрезали, от податей освободили, едва ли не каждый лавку держит, мошну набивает как может.

А им все мало! Вот она, человеческая неблагодарность!

Федор Юрьевич как-то враз погрузнел. Руки со стола не поднять, будто бы тяжестью налились.

– А царевна Евдокия об этом ведает?

– Знает! – бодро отвечала Софья. – У нее к Петру свои притязания имеются. Поначалу она хотела подле себя его удержать, а только не получилось… Мой братец только о том и думает, как бы на бабу запрыгнуть! Почитай, ни одной девицы в Кокуе не осталось, которой бы он под юбку не залез. Опостылел ей Петр! Чего же себя в монастыре-то хоронить при живом муже? Сызнова хочет жизнь начать. Глядишь, другого суженого отыщет.

В какой-то момент князю Ромодановскому пришла безрассудная мысль кликнуть стражу, чтобы спровадить царевну в острог. А уже утречком поговорить с ней в пыточных палатах. Брякнули металлом за дверями стрелецкие бердыши, предупреждая о неразумности спешных решений.

– И давно ты… измену надумала, Софья Алексеевна? – продолжал хмуриться князь.

Губы царевны изогнулись в некрасивой улыбке:

– Измена, говоришь… Свое забираю, то, что у меня отнято было. А вот ежели ты против меня пойдешь, тогда это измена будет! В темнице сгинешь, даже косточек от тебя не останется! А поможешь… Я добро помню. Будешь, как и прежде, главой Преображенского приказа. Что же ты молчишь, стольник?

Дыхание затруднилось. Речи у царевны были тугие, крепкие, как будто бы удавку вокруг шеи затягивала. Расстегнув ворот, Федор Юрьевич произнес:

– Только пойдет ли за тобой народ, Софья Алексеевна? Без мужа на престоле долго не усидишь. Тут опора нужна.

Откинув голову назад, Софья Алексеевна рассмеялась неожиданно звонким голосом. Шапка слегка сдвинулась, и на лоб выбилась небольшая прядь каштановых волос. Теперь государыня выглядела на редкость привлекательной. Вот оно и свершилось, колдовство!

Отсмеявшись, она отвечала серьезно:

– А только с чего это ты вдруг решил, что я одна на престоле сидеть буду? Замуж меня возьмешь? Вот тогда вместе царствовать станем. После того, как ты вытащишь из горницы дыбу с клещами. Чего замялся, стольник? Проводи царевну до ворот! И более мне не перечь… Сгною!

Федор Ромодановский поднялся. Теперь он понимал, почему Петр Алексеевич побаивался своей сестры – характером-то она, может, потверже будет…

Огромная, как изваяние, Софья Алексеевна поплыла в сторону двери. Князь Ромодановский невольно хмыкнул: «Окажись на дороге у такой бабы, так она помнет, не заметив, и далее себе потопает».

Проводил, как и полагается, до крыльца. Невольно скривился, заметив, как к ней, проявляя завидную расторопность, подскочили боярыни с мамками.

– Вы что сомлели, нерадивые! – осерчала царевна. – У двери пристало встречать! – И, отмахнувшись от боярынь, как от навязчивых насекомых, произнесла: – Отойдите, сама спущусь. А то вашими стараниями только лоб расшибешь!

Федор Юрьевич во двор сходить не стал, так и поглядывал сверху на государыню.

Царевна уверенно спустилась с крыльца, даже не взглянув на склонившуюся челядь, направилась к карете. Кто-то из стрельцов расторопно распахнул перед ней дверцу, другой так же проворно пододвинул к ногам лестницу. Государыня, подобрав подол, взошла на ступень.

Как только ворота за отъехавшей царевной притворились, князь Федор Юрьевич подозвал начальника стражи.

– Ты про стрелецкий бунт что-нибудь слышал? – напрямик спросил он, буравя его переносицу махонькими глазками.

Таковому мужу не соврешь, разом все нутро наизнанку вывернет. Поежился начальник стражи и отвечал как есть:

– В народе разное болтают. Тут как-то я в кабак зашел, так там стрельцы Семеновского полка сиживали. Пивом все зенки залили, за столом никого не видят, себя только и слушают. Вот они и говорили, что многие Петром недовольны, хотели бы на царском столе Софью видеть.

– Понятно, – удрученно протянул князь Ромодановский. Хлопотное это дело – на царстве сидеть, не успеешь одну беду вывести, когда уже другая внимания требует. – Жалованья тебе хватает?

Начальник стражи довольно заулыбался:

– Федор Юрьевич, благодетель ты наш! Коли не ты, так не знаю, как бы и жил! Хозяйство содержу, а оно немалое, почитай, пол-улицы будет, – не без гордости протянул старшина. – А тут еще и пиво варю, тоже достаток имею.

– Я тебе еще добавлю, – сунув руку в карман, он вытащил горсть серебра. – Держи!

– Да за что же такая награда, Федор Юрьевич? – оторопел начальник стражи, все еще не решаясь подставить ладонь.

– Держи, говорю! – прикрикнул князь.

Серебро звенящим ручейком полилось в грубоватые ладони старшины, сложенные лодочкой. Не просыпать бы!

– Знаешь, здесь сколько? – прищурился князь.

Голова взглянул на горку монет, сглотнул набежавшую слюну и отвечал сиплым голосом:

– На эти деньжища полдюжины коров купить можно.

– Верно… Половину возьми себе за верную службу…

– Благодарствую покорнейше, – склонилась коротко стриженная голова.

– …А вот другую отдай товарищам. Пусть в кабаки походят да крамольные речи о государе-батюшке послушают. Пусть запоминают всех тех, кто о нем худое говорит. И чтобы тебе обо всем сообщали. Ну а ты уже мне все расскажешь. Уразумел?

– Как не понять, Федор Юрьевич! – охотно закивал головой старшина.

Федор Юрьевич посмотрел в сторону удаляющейся кареты. Поднятые из-под копыт коней клубы пыли не давали разглядеть сопровождение. Зависнув над самой дорогой, пыль медленно оседала, освобождая для обозрения поначалу всадников, а потом коней. Далее дорога скатывалась под горку. Через какую-то минуту и карета пропала, будто проглоченная неведомым зверем, за ней сгинули и всадники. Замешкался лишь последний, крикнув что-то повстречавшейся девушке с коромыслами. Поднялся на дыбы конь, тряхнул длинным хвостом и провалился вниз следом за остальными.

– Вот и славно, – проговорил с облегчением Федор Юрьевич. – А когда это потратишь, так я тебе еще добавлю. – Вздохнув тяжко, изрек: – Чует мое сердце, будет нам работа, когда Петр Алексеевич возвернется.

Глава 6
БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ПРИНЦ ДЕ КОНТИ

Французские войска, двинувшиеся к границе Польши, не сумели повлиять на решение сейма, который остановился в конце концов на кандидатуре саксонского курфюрста. Главной причиной произошедшего де Конти считал русские войска, подошедшие к границам Польши с востока. Число их было весьма большим, да и действовали они не в пример решительнее французских наемников.

Не ведая об устали, три ночи подряд русские стрельцы горланили песни, разжигали высоченные костры, а пробудившись ото сна, размахивали пиками, обещая вогнать острие во всех несогласных.

Шум, учиненный стрельцами, был настолько велик, что разрушительным валом докатился до самой Варшавы. Уже на четвертый день, отринув последние сомнения, польский сейм выбрал саксонского курфюрста своим королем.

* * *

Горечь от поражения принц Франсуа-Луи де Бурбон-Конти отправился залечивать в замок Шамбор в Бургундии. Замок использовался королевскими особами во время охоты. В иное время он пустовал. Так что лучшего места для отдыха придумать было трудно. Здесь у принца имелись великолепные покои, в которых он часто коротал время с хорошенькими фрейлинами. Но сейчас принц де Конти решил ехать в замок не для адюльтеров, без пышного сопровождения. Всего-то достаточно пары слуг, чтобы заботиться об его одежде и готовить обед.

Замок вырос из глубины аллеи, в который раз поразив воображение принца. Здание казалось почти сказочным. Только садовник, подстригавший кусты у самой стены, никак не вписывался в декорации.

У самых ворот, спрятавшись в тени дерева, сидел Станистав Лещинский, один из немногих шляхтичей, поддерживающих принца. Поначалу де Конти хотел проехать мимо, не удостоив шляхтича даже скупым приветствием (о чем, собственно, говорить, когда королевский трон достался саксонскому выскочке!), но тот неожиданно вылетел на дорогу.

– Принц Франсуа-Луи де Бурбон-Конти!

Этот шляхтич явно безумный. Франсуа-Луи невольно натянул поводья:

– Вы с ума сошли! Мой конь едва не растоптал вас!

– Простите мою настойчивость, я понимаю, как вам сейчас нелегко, – с сожалением в голосе заговорил шляхтич, – но мне бы хотелось переговорить с вами.

– О чем?

– Еще не все потеряно!

– Вы так считаете? – Брови герцога де Конти от удивления поползли вверх.

– Так считаю не только я, так считают многие ваши друзья и союзники, которые заседают в сейме.

Весьма неожиданное начало, пожалуй, к этому шляхтичу стоит прислушаться.

– Что ж, давайте продолжим наш разговор в замке.

Пришпорив коня, принц на полном скаку влетел в распахнутые ворота.

Внутри замок выглядел не столь помпезно, как снаружи. Чувствовалось, что французские короли не баловали его своим вниманием, используя Шамбор как отдаленную резиденцию. Убранство в комнатах тоже было весьма скудным, но зато имелось все самое необходимое. Франсуа-Луи, воспитанный герцогом де Бурбоном, величайшим из полководцев, которых когда-либо знала Франция, привык к аскетизму, а потому не испытывал неудобств.

В этот замок принц де Конти перенес все знамена, которые когда-то завоевал его наставник. Кроме внешнего сходства, – оба долговязые, тонкой, но крепкой кости, с длинными конечностями, отчего их фигуры выглядели слегка несуразными, – их судьбы были в чем-то схожи. Тридцать лет назад герцог де Бурбон так же претендовал на польскую корону, но выбор был сделан в пользу герцога Нейбургского.

Вряд ли он переживал меньше де Конти.

Впоследствии непризнанный и оболганный герцог де Бурбон был вынужден бежать в Испанию, с которой когда-то воевал долгие годы.

Нечто подобное произошло и с принцем де Конти, который был выслан в Шантильи только за то, что он нелестно отозвался о второй жене Людовика XIV Ментенон Франсуазе д’Обиньи, внучке предводителя гугенотов. Кто бы мог подумать, что отверженную Ментенон во Франции может ожидать столь блистательная карьера – из обычной няньки незаконнорожденных детей короля она сделается женой монарха.

Так что повод для злословия имелся.

Вместе со знаменами принц де Конти перетащил в замок бронзовый бюст герцога де Бурбона в парадных одеждах. Де Конти неизменно всякий раз подходил к нему, как бы советуясь, когда приходилось принимать трудное решение. Не изменил он привычке и на этот раз. Некоторое время он смотрел в металлические глаза короля. Великий наставник молчал. Следовало самому определить собственную судьбу.

– Так что вы хотели мне сказать? – повернулся принц к Лещинскому.

– Нам известно, почему русский царь принял сторону Августа.

– Ах вот как! – В голосе герцога прозвучала откровенная усмешка. – Поделитесь тогда со мной.

– По нашим данным, русский царь создает антишведскую коалицию, а саксонский курфюрст для этой роли подходит наилучшим образом. Едва он взошел на престол, как тотчас подтвердил свои союзнические обязательства с Петром.

– Мне это хорошо известно, – холодно произнес принц, едва сдерживая раздражение.

Если разговор будет продолжаться в таком же тоне, то шляхтича придется выставить за ворота.

Однако Лещинский не смутился.

– Не так давно русский царь закончил войну с Турцией и заключил с ней перемирие. Однако он очень опасается, что султан вновь начнет против него боевые действия. А если бы вы, как союзник Турции, сделались королем Польши, то, возможно, ему пришлось бы вести войну на два фронта. России этого не выдержать, и поэтому он не поскупился ни на угрозы, ни на золото. Некоторые люди из польского сейма так разжились за счет царя Петра, что теперь слывут настоящими богачами.

Принц де Конти готов был поклясться, что в словах шляхтича слышалась самая настоящая зависть.

– Пан Лещинский, кажется, вы хотели предложить мне нечто конкретное. Я глух для пустых разговоров.

– Да… Я бы хотел вам сказать, чтобы вы не отчаивались. Уже сейчас подавляющее количество шляхты недовольно новым королем. Он весьма разнузданно ведет себя с женщинами. Поговаривают, что у него около трехсот незаконнорожденных детей…

Франсуа невольно улыбнулся:

– Милейший, вы полагаете, что это большой недостаток? Не знаю, как у вас в Польше, но у нас во Франции подобные вещи вызывают только восхищение. А некоторые правители своим подданным раздают за это даже ордена. В конце концов, ведь они рожают солдат!

Шляхтич оказался упрямым. Он и не думал сдаваться.

– Все это так. Но одно дело, если подобные вещи курфюрст проделывает у себя в Саксонии и совсем другое – в Польше! Август всегда будет в нашем королевстве чужаком, и ему никогда не простят даже мелочь, – заметил Лещинский; де Конти слегка кивнул, в чем-то этот шляхтич был прав. – Не так давно он затащил к себе в спальню дочь самого графа Чарторижского. А ведь она помолвлена с графом Храповицким!

– Вот как. И что?

– Помолвка была расторгнута, а чести девицы нанесен значительный ущерб.

Принц сделал сочувствующее лицо. В этой Польше и впрямь не все в порядке. Если бы срывались помолвки со всеми теми девицами, что побывали в спальне де Конти, то его двор лишился бы половины всех кавалеров.

В действительности принца мало интересовал граф Храповицкий и, уж конечно же, он не собирался подвергаться унынию по этому поводу. Ему стоило оглянуться в недавнее прошлое, чтобы насчитать полсотни разбитых девичьих сердец. Право, он не помнил даже многих имен. Но следовало соответствовать случаю. Закатив скорбно глаза, Франсуа де Конти изрек:

– Все это так печально.

Необходимо как можно быстрее отделаться от навязчивого шляхтича. Оставалось только подыскать благовидную причину. Он допустил ошибку, когда разрешил поляку перешагнуть порог своего кабинета.

Станислав Лещинский вдохновенно продолжал:

– В своих страстях Август II ни в чем не знает удержу. Он посягает даже на замужних дам!

Принц де Конти едва не расхохотался. Этот шляхтич – неисправимый романтик. Или плут, каких свет не видывал. Для мужчины замужество женщины никогда не станет препятствием в интимной близости. Наоборот, оно только сильнее воспаляет воображение. Пожалуй, что обладание замужней женщиной приятнее, чем какой-нибудь девицей, не знающей толк в мужских ласках. И уж как отказать себе в удовольствии после произошедшего адюльтера побеседовать с ее ни о чем не подозревающим мужем, называя его даже своим близким другом, вспоминая при этом его благоверную в самых соблазнительных ракурсах.

– О да! – изобразил де Конти вполне искреннее возмущение. Иногда в разговорах приходится бывать и артистом. – Это отвратительно!

– Скажу вам так, принц. С первой же минуты своего правления Август сделался в Польше очень непопулярной фигурой. Могу заявить с полной уверенностью, что ему вряд ли удастся продержаться долго.

– И сколько же вы ему отводите?

– Думаю, что не более полугода.

Разговор начинал принимать интересный оборот.

– Вот как?

– Среди аристократии зреет заговор, и я – один из его участников.

– Так что же вы хотите от меня?

– Сейчас у Польши очень трудные времена. Не оставляйте ее, – едва не взмолился Храповицкий, – и она ответит вам любовью.

Франсуа невольно перевел взгляд на изображение герцога Бургундского. Герой Тридцатилетней войны Луи II де Бурбон-Конде взирал на воспитанника слегка настороженно. Принц де Конти знал его как никто другой, хотя бы потому, что вырос в тени великого родственника и в подражание ему решил избрать военную карьеру.

За свою жизнь принц де Бурбон получил немало наград и был удостоен многими титулами, а в своем отечестве до самой смерти так и остался первым принцем крови, не став королем. И едва ли не до самой смерти соперничал за польскую корону, потратив на это долгие десять лет жизни. Его могучее здоровье подточила не война, где он неизменно выходил победителем, а закулисные игры политиков, всякий раз вырывавших из его рук предложенную было корону.

Что ж, это еще раз доказывает истину, что великий полководец не всегда может быть хорошим дипломатом…

В какой-то момент принцу де Конти показалось, что губы великого Луи слегка дрогнули – от былой надменности не осталось и следа.

– Хорошо, – принял непростое решение Франсуа-Луи. – Я могу подождать еще некоторое время.

Лицо пана Лещинского застыло, но уже в следующее мгновение четко очерченные линии сложились в благодарную улыбку. Не скрывая облегчения, он произнес:

– В лице граждан Польши вы, принц, найдете самых благодарных своих подданных. Это я вам обещаю.

Проводив графа, принц де Конти посмотрел в окно. С окон третьего этажа была видна длинная аллея. Идеальное место для отдыха, в котором продумано все до последних мелочей. Имелись здесь даже тенистые беседки, увитые плющом, где знать могла предаваться невинным адюльтерам. Помнится, принц и сам провел тут немало сладостных часов.

В восемь часов вечера у него была назначена встреча, от которой, быть может, зависела его дальнейшая судьба. Герцог невольно вскинул голову и увидел, что большая стрелка на часах переместилась на цифру «двенадцать». В тот же момент дверь распахнулась и верный слуга, старый Жак, который знал его с малолетства, сообщил:

– Ваше высочество, к вам пришел господин де Витт.

Принц развернулся:

– Зови его, Жак!

Через несколько минут в комнату вошел человек лет шестидесяти. С длинными усами порохового цвета, свисающими вниз, и с короткой ухоженной бородкой он мог показаться неуклюжим. Но осанка, могучие плечи и широкая грудь воина невольно вызывали уважение.

– Проходите, адмирал, – доброжелательно произнес принц, стараясь с первой же минуты расположить к себе гостя. – Присаживайтесь.

Мужчина сел на предложенный стул, мягкий, с высокой спинкой. На нем был великолепный белоснежный двубортный камзол и головной убор, расшитый серебряными и золотыми нитями, подчеркивающими его высокое положение и богатство.

– Я уже давно не адмирал, – губы гостя разошлись в лукавой улыбке. – Мои годы уже не те. Сейчас я больше сижу на берегу и лишь посматриваю на море.

Эти слова невольно развеселили принца. Адмирал де Витт никак не мог быть только сторонним наблюдателем. Всю свою жизнь он провел на море и прошел путь от безусого юнги до вице-адмирала флота Голландии. Вряд ли в океане еще оставался уголок, в которой не заносила его флотская судьба.

Карьера де Витта началась с того, что он принял участие в сражении против Англии [1]1
  На самом деле к моменту описываемых событий Ян де Витт уже давно умер. Здесь де Витт – собирательный образ. – (Примеч. редактора ).


[Закрыть]. И лично приколотил на грот-мачту метлу, свидетельствующую о том, что будет воевать с врагом до тех самых пор, пока наконец не выметет их вон.