Текст книги "На зоне"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА 20

Вика мыла ковер.

«Вот дура-то, – ругала она себя, – только такая, как ты, может заниматься в новогоднюю ночь подобными вещами... Ну кто заставлял тебя сидеть сиднем дома, вместо того чтобы справить этот праздник, как все нормальные люди – в компании с мужчинами, которые по крайней мере умеют открывать шампанское?..»

Она промучилась полчаса, пытаясь открыть эту чертову бутылку, а когда наконец открыла – тут же пожалела об этом. Шампанское ударило фонтаном с такой силой, чтобутылка выскочила у нее из рук и, прыгая по ковру, залила его сладкой липкой жидкостью. Теперь, стоя на четвереньках с мыльной тряпкой в руке, Вика самозабвенно предавалась самобичеванию.

– А главное, – вслух говорила она, – на что ты вообще надеешься? Думаешь, оттого, что хранишь верность тем нескольким ночам, когда была счастлива, он бросит свои дела, жену, ребенка, друзей и прибежит к тебе через океан?! Глупость какая!

Вика в сердцах швырнула тряпку на ковер. Слезы навернулись на глаза, она встала с пола и подошла к окну. Дурацкая была идея, подумала она.

Нельзя встречать Новый год в одиночестве. Как встретишь, так и проведешь...

С другой стороны, что она могла поделать с собой, если все мужики на свете, кроме одного, казались ей теперь ничтожествами?..

Она вспомнила их последнюю встречу и даже застонала от сознания собственной глупости. Ну зачем было ей врать?!

Придумала какого-то мифического мужа и вместо того, чтобы сообщить Владиславу о том, что у него есть дочь, сказала, что родила от мужа сынишку...

– Дура ты, дура, – горько сказала себе Вика и пошла в ванную мыть тряпку.

Она не сразу услышала звонок в дверь. Выключив воду, замерла, прислушиваясь и раздумывая, открывать или нет. Наверняка, подумала она, это кто-то из сердобольных подруг завернул на огонек. Да еще с очередным претендентом на ее сердце. Этих персонажей, с их заискивающими лицами и сальными взглядами, Вика уже видеть не могла.

Она раздраженно вымыла руки и пошла открывать дверь, на ходу примеряя недовольное выражение лица.

Распахнув дверь, она замерла от неожиданности: перед ней стоял Владислав. Измученный, заросший щетиной, осунувшийся. Лицо его было разбито, ссадина пересекала переносицу, оба глаза заплыли. Она, не в силах произнести ни слова, слегка приоткрыв от удивления рот, смотрела на него, на ее милого, долгожданного, единственно любимого мужчину.

– Вика... – тихо сказал он.

По-прежнему не говоря ни слова – просто потому, что потеряла дар речи, – она посторонилась, впуская его в квартиру. Закрывая дверь, вдруг почувствовала, как бешено колотится сердце у нее в груди, как трясутся руки, какая слабость в ногах и во всем теле. «Не хватало еще от восторга в обморок грохнуться», – непроизвольно подумала она, повернулась к Владиславу и всем телом приникла к нему, содрогаясь от рыданий.

Варяг, не раздеваясь, стоял в прихожей, обнимая Вику, гладя ее по волосам, не в силах утешить, сам едва держась на ногах.

– Владик, дорогой! Это просто какое-то чудо, волшебство! Я весь вечер о тебе думаю... И ты – здесь. Какой подарок для меня, ты просто не представляешь, любовь моя.

Вика наконец-то смогла оторваться от сильной груди Владислава и, немного успокоившись, вдруг спохватилась:

– Но что это с тобой? Кто тебя так?

Варяг, не обращая внимания на вопрос, тихо спросил:

– А где же твой муж?

Вика застыла, широко открыв глаза:

– Нет. Его нет.

Владислав молча снял дубленку. Вика автоматически про себя отметила, что рукав дубленки порван, что на дорогой рыжей замше темнеют какие-то пятна, грязный свитер на Владике расползся снизу, замызганные брюки были подобны старой половой тряпке, от которой несло машинным маслом. Она набрала побольше воздуха в легкие и собиралась уже перевести разговор на другую тему, как вдруг снова разрыдалась и неожиданно для себя выпалила сквозь слезы:

– Я тогда все тебе наврала, Владик. Нет у меня никакого мужа. И сына тоже никакого нет. Есть только дочь Лиза. Твоя дочь. Слышишь? Слышишь? Слышишь?

Владислав в этот момент вешал дубленку на крючок. Услышав эти слова, он замер, потом медленно повернулся к ней.

– Что ты сказала? – хрипло переспросил он, глядя на нее.

Вика, испугавшись своих слов, смутилась, затихла и, закусив губу, твердила про себя: «Что я наделала? Что же я наделала?»

Она развернулась и быстро прошла в комнату. Он догнал ее, взял за плечи, повернул к себе.

– Повтори, что ты сказала, – попросил он. Дрожа всем телом, с глазами, полными слез, она лишь мотнула головой в сторону письменного стола, на котором с фотографии в кокетливой резной рамочке улыбалась ее дочь Лиза.

Владислав отпустил ее и подошел к столу. Взяв со стола фотографию, долго ее разглядывал. Вика следила за ним, растерянно растирая ладонью слезы, которые не переставая струились по щекам. Наконец он повернулся к ней. Он не улыбался. Но она вдруг увидела, что глаза его сияют.

– Все бабы – дуры, – констатировал он и, подойдя, обнял ее. – Зачем врала?

Вика не знала, что ей ответить.

– А что бы мне дала правда?! – всхлипнула она, уткнувшись в его плечо. – Ты что, пришел бы ко мне?!

Он долго молчал, гладя ее по волосам. Потом заглянул в залитое слезами лицо и долгим поцелуем закрыл соленые губы. Вика задыхалась в его объятиях, но даже не пыталась освободиться, а лишь все крепче и крепче прижималась к нему всем телом, стараясь раствориться в нем.

...Она не помнила, как оказалась лежащей на кровати, и только чувствовала, как ладони Владислава жадно шарили по ее телу, срывая одежду, лаская истосковавшееся по мужским рукам тело. Забывшись, он сжимал ее так, что ей становилось больно. Но эта сладостная боль доставляла истинное наслаждение. Она просила его сделать так же, и он снова сжимал ее, и тогда она стонала, откинув назад голову, разметав по подушке роскошные волосы, разметавшись сама, теряя в любовном бою свои самые сокровенные одежды и стремясь отдаться ему всей душой, всем телом, всей жизнью. Варяг забыл об усталости. Умом он понимал, что делает Вике больно, но разум покинул смотрящего по России в эти минуты. Сейчас Варяг любил Вику до умопомрачения, до изнеможения. Он готов был выполнить любое ее желание. А Вика, целуя его разгоряченными губами, постоянно повторяла:

– Сделай мне больно, любимый, терзай меня, молю, сожми меня в своих объятиях.

В этот миг он готов был придушить ее еще и за то, что она скрыла от него на пять лет существование его дочери: ярость смешивалась в нем с желанием, которое он так долго запрещал себе испытывать.

На какое-то время он забыл обо всем – о напряжении последних часов, о чудовищной усталости, о боли, о ранах, об опасности. И о Светлане. На всей Земле были сейчас только они двое – она, заливающаяся счастливыми слезами, утопающая в блаженстве, растворяющаяся в нем вся без остатка, и он – поверженный ее слабостью, благодарный, горящий неутолимым желанием.

... – Какая она? – спрашивал Варяг, стоя под душем.

Вика терла ему спину мыльной мочалкой и чувствовала себя абсолютно счастливой.

– Смешная, – говорила она, отмечая про себя огромные черные синяки и кровоподтеки, покрывавшие его тело. – Все время глупости разные говорит.

– Какие глупости?

– Говорит про себя, что она стройная, красивая и загорелая.

Варяг расхохотался:

– Ого! Скромностью не страдает?

– Ну да. Говорит, что хочет родить себе ребеночка, чтобы было с кем играть.

– А еще? – Было видно, что ему этот разговор доставляет истинное удовольствие – он похохатывал, поворачиваясь к Вике то одним боком, то другим.

– А еще говорит, что, когда вырастет, купит себе папу.

Варяг замер, повернулся к Вике. Его глаза смотрели серьезно.

– Имей в виду, – с расстановкой сказал он. – Как бы у нас с тобой ни складывалось, она теперь и моя дочь тоже.

– Слушай, – вдруг взорвалась Вика. – Ты собираешься вообще говорить мне, что с тобой случилось?! Что это за ссадины, что у тебя с лицом, почему ты приехал, наконец?!

Он выключил душ. Она протянула полотенце, выжидательно глядя на него.

– Ты что, телевизор не смотришь? – спросил он, вытираясь.

– Не смотрю, – вызывающе ответила она. – Все эти гадости смотреть – чокнешься. Сам расскажи.

Он пожал плечами:

– Долгая история.

– А все-таки?

Не отвечая, он надел халат и вышел из ванной.

– Отец ведь из-за тебя в Америку поехал? – допытывалась она, идя вслед за Владиславом. – Он еще там?

Варяг сел за стол, на котором давно был накрыт ужин на одного человека. Окинув взглядом блюда, Варяг выбрал салат и стал накладывать его в тарелку.

– Из-за меня, – ответил он, пробуя салат. – Вкусно... Где сейчас твой отец, я не знаю, но, когда улетал, он провожал меня в аэропорту.

– Но раз ты здесь – значит, кто-то тебе помог? Разве не он?

Варяг опять не сразу ответил.

– Положи себе холодца, – сказала Вика.

– Угу. – Он доел салат и положил в тарелку холодец, обильно приправив его хреном. – Помог, – сказал он, отвечая на ее вопрос. – Только как-то странно. Меня арестовали в Шереметьево, а потом... – он проглотил кусок холодца: – Вкуснотища.

– Что – «потом»?

– А потом пытались убить. – Варяг, чтобы не очень пугать ее, сделал страшные глаза, будто пошутил, но Вика оставалась серьезной:

– Кто?

– Откуда я знаю? – беспечно отозвался он. – Дай-ка мне лучше какое-нибудь горячее, я весь День ничего не ел.

Она пошла на кухню, и он, проводив взглядом ее точеную фигурку, двинулся за ней. Проследил, как она достала из духовки уже остывшую индейку, и, оторвав от нее ножку, быстро съел, прямо тут, возле плиты. Вика умильно смотрела на него. Он вымыл руки, тщательно вытер их полотенцем и, сев на стул, притянул Вику к себе. Она села верхом к нему на колени, и они снова принялись целоваться, как сумасшедшие. Тонкий халатик, который она накинула на себя в ванной, разошелся, и Варяг увидел ее упругое тело с нежной, бархатистой кожей, чуть вздрагивающий плоский живот, который уже выносил его ребенка, пушистый лобок и нежные груди со светлыми сосками. Варяг легко приподнял ее и сразу опустил, войдя в нее. Вика вскрикнула и тут же обмякла в его руках, подчиняясь движениям его тела. Он двигался нарочито медленно, стараясь уловить малейшие оттенки наслаждения, доводя ее до полного изнеможения, заставляя исступленно кричать, требуя: еще, еще!..

* * *

Варяг проспал около трех часов. Открыв глаза, несколько минут лежал, не шевелясь, не думая, дыша ровно и спокойно. Сконцентрировавшись лишь на своем теле, он чувствовал, как оно, получив этот весьма небольшой перерыв, вновь готово действовать. Он всегда так отдыхал – как хищник, который несмотря на чуткий сон умеет восстановить силы за короткое время. Ночь любви и несколько часов сна обновили его, наполнив мускулы свежими силами и очистив сознание от усталости.

За окном была темень. Варяг посмотрел на часы, тихонько тикавшие на столике. Без пяти восемь. С улицы не доносилось ни звука. Весь город спал после бурно проведенных новогодних праздников – даже трамваев не было слышно.

Осторожно, стараясь не разбудить сладко разметавшуюся во сне Вику, Варяг встал. В гостиной светилась гирляндой маленькая, аккуратно украшенная елочка. Варяг взял со стола сигареты, в ванной включил воду, пройдя на кухню, сварил себе чашку крепкого кофе и, прихватив сигареты, пепельницу и телефон, вернулся в ванную.

Погрузив тело в горячую воду, прикурил сигарету, отхлебнул из чашки горячий кофе и, закрыв глаза, блаженно потянулся в ванне.

Голова теперь снова была ясной, события прошедшего дня стали выстраиваться в единую систему, в которой, правда, было еще слишком много неизвестных. Но главное – он вспомнил. Одно странное предложение, которое получил в Америке еще до убийства Монтиссори. Это был вечерний телефонный звонок. Незнакомый мужской голос, попросивший господина Игнатова, сообщил, что некие силы, обладающие большим влиянием в России и за рубежом, делая ставку на него, господина Игнатова, предлагают сотрудничество. Казалось, ничего особенного в этом звонке не было – Варягу и раньше делали подобные предложения разные политические организации – от фашистов до левых демократов. Он никогда не вдавался в подробности в таких ситуациях, тихо посылая подальше всех этих деятелей. Но последний звонок чем-то тогда насторожил Варяга. Предлагая сотрудничество, незнакомец сделал намек на Нестеренко. Мол, старое поколение неправильно ориентировано в политике, пора уступать место молодым, а не опекать их с утра до ночи, подталкивая в нужную ему, старому поколению, сторону. Что-то в этом роде. Варяг почти грубо отшил непрошенного советчика, а после, когда завертелась его российская и американская эпопея, напрочь забыл об этом звонке. Похоже, забывчивость может порой стоить свободы или даже самой жизни. И уж совсем непростительным было то, что Варяг не сообщил об этом звонке Нестеренко, который, подняв по тревоге свои могучие связи, наверняка смог бы выяснить, что за шевеление возникло в теневой российской политике, или же убедиться в том, что звонок пустой, не представляющий собой интереса.

Владислав взял телефон и набрал код Сан-Франциско. Сивого дома не оказалось, автоответчик ответил по-английски знакомым сиплым голосом:

– Если эта штука еще работает, после длинного сигнала сообщите, что вам нужно...

Варяг, предчувствуя недоброе, набрал свой собственный номер. Там тоже никто не ответил, и даже автосекретарь не был включен. Тревожась все сильнее, Варяг позвонил соседям, вилла которых была напротив его собственной.

– Хэлло, миссис Сомс? – вежливо спросил он. Узнав его голос, соседка как-то враз замолчала.

– Миссис Сомс? – громче повторил Варяг. – Здесь мистер Игнатов... Я никак не могу дозвониться к себе домой... Вы случайно не знаете, где моя жена?

– Влад? – переспросила Сара. Голос ее, как показалось Варягу, звучал тревожно. – Влад, мне не хотелось бы расстраивать вас, но тут случилось какое-то несчастье...

– Что?! – Варяг почувствовал озноб, горячая вода в ванной показалась ему ледяной. – Что с ними?!

– Не знаю, Влад. Вчерашней ночью тут что-то случилось. Мы, правда, ничего не слышали, но сегодня тут полно полиции... Говорят, ваша жена с сыном похищены, а в доме обнаружен труп какого-то мужчины... Я не видела его, но, по-моему, это ваш сотрудник, тот парень, что приезжал к вам на серебристом «шевроле».

Варяг, ничего не сказав, отключил аппарат. Этого еще не хватало: Светлана с сыном похищены! И труп!!! Кроме Сивого, в его доме не мог быть никто. А на сером «шевроле» последнее время разъезжал именно Сивый. Варяг стиснул зубы. Сивый...

Верный помощник, телохранитель, друг. Человек, которому Варяг обязан жизнью, которому безоговорочно доверил свою семью. Нет больше Сивого. Опять кто-то решил шантажировать его, Варяга, семьей. Варяг задумчиво посмотрел на телефон. Секунду подумав, набрал номер Графа.

ГЛАВА 21

В квартире Графа был шмон. Легавые сосредоточенно рылись в его вещах, выворачивая шкафы, выбрасывая с полок книги, простукивая крытый паркетом пол.

Сам хозяин квартиры, которому был предъявлен ордер на арест, спокойно сидел, закинув ногу за ногу, в кресле, наблюдая за происходящим. Выражение его лица было, как всегда, высокомерным, полуприкрытые глаза равнодушно смотрели на разгром в квартире. Только что ему было предъявлено обвинение в убийстве Федора Ивановича Ангельского, по кличке Ангел. Это показалось Графу настолько абсурдным, что он язвительно расхохотался операм в лицо. С Ангелом Граф говорил по телефону позавчера вечером, а зная осторожность и предусмотрительность последнего, никак не мог допустить даже мысли о том, что кто-то мог добраться до этого старого опытного волка.

– Хлопцы, что-нибудь поинтереснее придумать не могли, мать вашу... – возмущенно сказал он следователю, усаживаясь в свое любимое кресло.

Но менты делали свое дело. Посреди комнаты валялись выброшенные из шкафов вещи, дорогой ковер был бесстыдно задран, как подол девичьего платья. Паркетный пол в некоторых местах чернел прогалинами.

– Есть! – раздался крик уполномоченного из кухни, откуда уже давно доносился грохот кастрюль И звон тонкой фарфоровой посуды, которую Граф всегда сам себе покупал – он был большим ценителем и собирателем уникальных исторических образцов.

На пороге гостиной появился уполномоченный – мордастый, с болезненно красными глазами и неожиданно маленьким носом-кнопкой.

– Вот, – отдуваясь, сказал он и протянул следователю пластиковый пакет с пистолетом. – «Беретта».

Было видно, как плохо он умеет врать. Глазки его бегали, стараясь не сталкиваться взглядом с хозяином квартиры.

– «Беретта», говоришь... – многозначительно протянул следователь, с деланным интересом разглядывая оружие и переводя испытывающий взгляд на Графа. – Ну, ну! Так будем сознаваться или нам продолжать обыск?

Граф равнодушно пожал плечами:

– Грязная работа, начальник, – лениво сказал он. – А пальчики где возьмешь?

– Пальчики? – оживился следователь. – Пальчики не проблема, да-а-рагой. У вас, подследственный, во-он сколько перчаток... – Он махнул в сторону груды одежды, валяющейся кучей посреди гостиной.

В этот момент зазвонил телефон. Граф сделал быстрое движение к аппарату, но тотчас двое милиционеров подскочили к нему и скрутили за спиной руки. Граф брезгливо поморщился. Следователь подошел и испытующе поглядел ему в лицо.

– Даже не думай, – сказал Граф, и в голосе его впервые прозвучала угроза.

Следователь, кивнув, подошел к аппарату и снял трубку.

– Алло, – лениво сказал он, подражая манере Графа.

– Это я, – сказал в трубке голос, и лицо следователя напряглось. – Я в Москве.

Голос внезапно смолк, будто почувствовав неладное, потом спросил:

– А кто у телефона?

Возникла небольшая пауза. По лицу следователя было видно, что он лихорадочно пытался сообразить, что сказать. Потом решился:

– Охрана говорит. Его сейчас нет. Что ему передать? Кто звонил, с кем я говорю?

Но невидимый абонент, видимо заподозрив что-то неладное, тут же дал отбой. А следователь, аккуратно положив трубку рядом с телефоном, крикнул мордастому:

– Быстро к соседям! Позвони в отделение и скажи дежурному, чтобы проследили, откуда поступил звонок! А потом позвони вот по этому номеру и передай информацию, там ребята ждут с нетерпением, чтобы заняться делом. – Он протянул карточку с номером. Мордастый исчез, будто его ветром сдуло.

Следователь с нескрываемым удовольствием посмотрел на Графа, глаза которого опасно сузились, и сочувственно сообщил, впервые назвав его воровским погонялом:

– Крышка вам всем, мой дорогой Граф. Крышка! Достали вы всех, погань, мразь, твари!

* * *

Проснувшись, Вика набросила халатик и прошлепала босиком в гостиную, потом на кухню, пока не догадалась наконец заглянуть в ванную. Владислав лежал в воде, держа в руках телефонную трубку.

– Привет. – Вика помахала ему рукой.

Не отвечая, он как-то странно посмотрел на нее.

– Что-нибудь не так? – насторожилась она. Он промолчал. Поднялся из ванной и, включая душ, сказал:

– Сейчас приду, Викуся.

– Я сварю кофе? – спросила она и, не дожидаясь ответа, вышла из ванной.

На кухне она включила электрочайник, взяла джезве, насыпала туда три ложки кофе, сахару и, подумав, бросила щепотку соли, – она знала, что Владислав любит покрепче. Притопывая ногой, она стояла перед закипающим чайником.

«Наверное, он сейчас уйдет, – думала она. – А может, его к Лизе отправить, туда, в Конаково, где она с няней сидит?.. Там он наверняка сможет отдышаться... Хотя вряд ли он будет отсиживаться. Сейчас побежит порядки в своей империи наводить...»

Она улыбнулась. Чайник вскипел, щелкнув автоматическим выключателем. Вика налила кипяток в кофе и, чиркнув спичкой, зажгла газ.

«Все равно надо ему предложить, – вдруг согласится?.. И я бы с ним поехала...»

В дверь позвонили. Вика удивленно посмотрела на часы, висевшие на стене, пожала плечами и пошла открывать.

...Варяг вздрогнул и прислушался. Шум льющейся воды заглушал звуки извне, но Варягу все же показалось, что в квартире что-то происходит. Не выключая душа, он вышел из наполненной до краев ванны и встал сбоку от двери. Он уже собирался выглянуть в прихожую, как внезапно дверь резко распахнулась и на пороге, с пистолетом в правой руке, возник человек. Открывая дверь, он стрелял в направлении душа, не рассчитывая на то, что там уже никого нет. Это спасло Варяга: пуля, рикошетом отлетев от противоположной стены, слегка задела ему плечо и застряла в стене под полотенцами. Ни секунды не раздумывая, Варяг выбросил вперед руку, перехватил пистолет и, сделав сильное движение, резко прижал руку убийцы к косяку двери. Раздался страшный хруст. Теряя сознание, непрошеный гость выронил оружие и, хватаясь за сломанную руку с торчащими кровавыми костями, рухнул на пол. Варяг перехватил пистолет и не задумываясь пустил пулю прямо в голову нападавшему. Звука почти что не было слышно, всего лишь легкий хлопок: но у незадачливого киллера пулей снесло полчерепа. «Беретта» с глушителем работал безотказно. Тут же из глубины квартиры послышался аналогичный хлопок, и косяк двери в ванной комнате разнесло в щепки.

«Значит, ты не один, падла! – лихорадочно соображал Варяг. – Вика! Что с Викой?!»

– Бросай волыну! – хрипло крикнули из глубины квартиры. Варяг протянул руку и осторожно выключил свет в ванной, потом быстро повернул кран смесителя и отключил воду в душе. В квартире повисла почти полнейшая тишина.

– Вика? – позвал он из своего укрытия.

Она не отозвалась. Наступило тягостное молчание, нарушаемое лишь доносящимися из гостиной тихими звуками телевизора. Варяг мучительно пытался сообразить, что ему делать дальше. Он стоял в темноте ванной комнаты голый и мокрый, с пистолетом в руках. Он не мог выскочить в прихожую, подставляясь под пули киллеров: сколько их в квартире? Сколько на лестнице или во дворе? Правда, из прихожей его так просто тоже не могли достать, не рискуя потерять голову. Но у них в руках была Вика: Варягу очень не хотелось думать, что ее уже нет в живых.

Тишина затянулась и становилась все более напряженной и угрожающей. Даже телевизор вдруг замолк. Варяг спинным мозгом чувствовал, что убийца подкрадывается все ближе и ближе, хотя ни звука не было слышно. И вдруг Варяг увидел его. Не самого, а его отражение в зеркале. Киллер не мог в темноте ванной заметить Варяга, он напряженно смотрел на дверь и крался вдоль стены, отделяющей его от Варяга, прижимаясь к ней всем своим телом. Дальше все произошло в доли секунды. Варяг, даже не высовываясь из ванной, резко выставил руку с пистолетом за дверной косяк и произвел подряд два выстрела, тут же отдернув руку. Секунду стояла гробовая тишина. Потом тело с грохотом повалилось на пол. Варяг выглянул. Киллер лежал на полу с развороченным горлом. Глаза его еще были живы, и он с ужасом смотрел на Варяга.

...Вика была мертва. Она лежала возле входной двери, отброшенная в сторону, словно ненужная сломанная кукла. Ее правая рука неловко заломилась за спину, халатик распахнулся, открыв длинные стройные ноги, а во лбу была маленькая дырочка, из которой на лицо стекла тонкая струйка крови. В широко раскрытых глазах застыло удивление. Варяг в два прыжка подскочил к входной двери, осторожно приоткрыл ее и осмотрел лестничную клетку: там никого не было. Он закрыл на замок дверь и наклонился к Вике. Неужели все кончено? Как же так? Почему такая несправедливость? Милая моя! Варяг обнимал женщину, ощущая весь ужас собственного бессилия. Прикрыв ее колени полами халата, он взял ее на руки и отнес в спальню. Бережно положил на постель, закрыл ладонью мертвые глаза.

– Прощай, дружочек, – прошептал он, целуя ее в чуть приоткрытые губы.

Невыносимо больно было смотреть на это красивое, еще полчаса назад улыбавшееся лицо. Глядя на опаленную порохом ранку в центре лба, Варяг проклял себя за то, что пришел в этот дом. За то, что так необдуманно позвонил, позвонил Графу; ведь наверняка вычислили его по звонку. Варяг терзался, не находя выхода своему горю и ярости. За что он сломал ей жизнь и оставил ребенка без матери? Почему его судьба все время связана с кровью близких?

Он подошел к столу и долго смотрел на фотографию смеющейся девочки, чувствуя, как ему мешает дышать острый ком, застрявший в горле.

– Я рассчитаюсь, девочка моя, будь уверена, – сказал он, глядя перед собой невидящими глазами. – Ладно, вы у меня еще умоетесь в крови!

Сбросив с себя оцепенение, Варяг стал осматривать трупы киллеров. Ничего существенного. Несколько пачек долларов, запасные обоймы в карманах. И то и другое он взял себе. А костюмчик ведь придется позаимствовать у этих ребят: не голым же путешествовать по Москве. Варяг снова взглянул на лежащий перед ним труп. Физиономия второго показалась Варягу знакомой. Он снова обыскал его, на этот раз более тщательно. Есть. Узенькая коробочка спичек, из тех, что можно приобрести только в элитных заведениях. Обычно на них стоит марка фирмы. Варяг перевернул коробочку. На ней серебряными выпуклыми буквами была сделана надпись: «ASTORIA». ST. PETERBURG».

– Именно, – сказал Варяг вслух и опять посмотрел в лицо киллеру. – Именно Санкт-Петербург.

Он вспомнил. Парень, лежащий перед ним, был из питерской группировки. Более того, он был личным человеком Шрама. Его рожа фотографически отпечаталась в мозгу Варяга еще тогда, когда Шрам принял в Питере должность смотрящего.

Варяг положил спички назад в карман пиджака. На скулах его заиграли желваки, глаза сверкнули стальным блеском.

Теперь он знал, куда ему идти. Он больше не будет прятаться и выяснять, кого еще из его людей положил невидимый враг, он сам найдет его и собственными руками будет рвать этой падле глотку.

Варяг снял с одного убитого пиджак и рубашку, со второго – брюки. Все более-менее пришлось впору: ребята оказались крепкими и ничто из одежды не жало. Уже надев дубленку, Варяг вспомнил о своей разбитой физиономии. Нужно что-то предпринять, чтобы она, по крайней мере, не так бросалась в глаза. Подойдя к зеркалу, Варяг удивленно подумал, как это ему с такой физиономией удалось вчерашним вечером не привлечь ничье внимание. Глаза окончательно заплыли изжелта-черным, разбитые губы были похожи на пельмени ярко-малинового цвета, через лоб до самой брови тянулась темно-багровая ссадина – память о ментовских ботинках.

Даже праздник Нового года не мог служить оправданием для такой разбитой морды. Варяг бросился в спальню, торопясь, один за другим открыл ящички небольшого трюмо. Найдя совсем новенькую коробочку с гримом, как мог, замазал свою живописную физию. Получилось неплохо. Синяки скрылись под слоем хорошей французской косметики, а отеки сделали лицо совершенно неузнаваемым. Теперь он был больше похож на человека, изрядно перебравшего в праздничное застолье. А это вполне позволительно для добропорядочного гражданина в столь любимый всеми праздник. Нормально. Сойдет. Главное, не комплексовать: у кого с утра не опухают веки? Да и губы не портили общее впечатление.

По телевизору передавали новости. Варяг, прислушиваясь краем уха, уже собирался выйти из дома, как вдруг замер и быстро вернулся в комнату.

– ...крушение самолета над Атлантикой, – сообщала молоденькая дикторша. – «Боинг-747» авиакомпании «Эр Франс», отправлявшийся рейсом до Парижа, по неизвестной причине упал в труднодоступных северных районах Канады. Среди пассажиров находились российские граждане, один из них известный российский ученый Егор Сергеевич Нестеренко. Человек с мировым именем, крупный специалист в области международной экономики...

Дикторша еще что-то говорила, но Варяг уже не слышал. Он стоял, окаменев, перед экраном телевизора, тупо уставившись взором в одну точку. Известие о гибели Нестеренко как громом поразило Владислава. Оно было равносильно его собственной смерти. Варяг остолбенел. Он ни о чем не мог думать. Его просто не было, он сам тихо умирал.

«Этого не может быть. Этого не может быть», – машинально повторял он про себя.

Очнувшись, он ощутил полную опустошенность. Чувство опасности притупилось в нем, и он вышел на улицу безо всяких мер предосторожности. Несколько кварталов прошел, ничего вокруг не замечая. Голова горела как в огне, руки были сжаты в кулаки так, что костяшки побелели. Наконец он опомнился: кровь тяжелым молотом стучала в голове. Владислав остановился. Боль начинала превращаться в ярость и страшную, глухую, закипающую ненависть. Но Варяг запретил этой боли управлять своим разумом. Он сам сознательно стал превращаться в орудие мести, идеальную машину для убийства. Мысли его снова стали четкими и быстрыми.

Все, что проносилось в его голове, с этой минуты подвергалось тщательному анализу. Мысли о погибшем Егоре Сергеевиче, о Вике, об Ангеле, о Сивом, об исчезновении Светланы и Олежки, о судьбе «дочери – сейчас неконструктивны, они мешают ему действовать. Следовательно, надо запретить этим мыслям посещать его вообще. До поры до времени. Потом. Все потом. Будет время...