Текст книги "Капкан для медвежатника"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

* * *

–  Сволочи! – Елизавета крикнула это прямо в лицо председательствующего судьи. – Двенадцать лет! Он что, кого-нибудь зарезал, убил?

–  Не наты. – Мамай, как мог, сдерживал Лизу, готовую броситься с кулаками на судью. – Усыпакойтес...

Когда жандарм с саблей наголо выводил Родионова из зала суда, их остановил Аристов.

–  Сожалею, – тихо произнес начальник сыска, глядя поверх головы Савелия.

–  Вы, чем сожалеть, лучше найдите тех, кто действительно украл эти документы. – Родионов казался спокойным, но внутри у него клокотала буря. Осудить за кражу документов, которых он и в глаза не видел. Ну, Кити...

–  Найдем, – заверил его Аристов. – Я... – он немного помолчал, – могу чем-нибудь помочь вам?

–  Пожалуй, можете, – не сразу ответил Родионов.

–  Чем же?

–  Я хочу, чтобы меня отправили на Сахалин.

–  Вы этого в самом деле хотите? – удивился Григорий Васильевич. – Или это такая шутка? Право, Савелий Николаевич, совершенно не к месту!

–  Я говорю серьезно, в ваших возможностях отправить меня в Александровский острог, – отвечал Родионов.

–  Позвольте тогда вас спросить, почему же не Вологда, Тверь, Шлиссельбург, наконец? – не мог покуда оправиться от удивления Аристов. – Вы что, мазохист?

–  Нет, не мазохист, – усмехнулся Савелий Николаевич. – Просто я никогда не бывал в Сибири. Хотелось бы полюбопытствовать. Говорят, природа там очень красивая. А потом хотелось бы познакомиться поближе с Сонькой Золотой Ручкой. Да и вообще, там ведь тоже люди живут. Русские люди...

–  Это ваше любопытство может вам выйти боком, – заметил Григорий Васильевич. – «Кругом вода, а в середине – беда». Так говорят про остров Сахалин. Это остров бесправия и отчаяния. Остров-тюрьма. Остров-могила. Там морозы за сорок градусов, цинга, болезни, и люди, прямо скажем, далеко не ангелы.

–  Я тоже не ангел, граф. И вам это известно, – отозвался на тираду Аристова Савелий Николаевич.

–  Известно, – повторил за Родионовым Григорий Васильевич.

–  Так помогите...

–  Дорога туда занимает два-три месяца...

–  А я не тороплюсь.

–  Оттуда нет выхода! Лишь единицы возвращаются на материк.

–  У меня будет возможность убедиться в этом.

Аристов готов был сдаться.

–  Одна дорога до Сахалина настоящий ад, а что тогда говорить о самой каторге! Вы даже представить себе не можете, насколько это тяжелое испытание – ехать морем. Каторжан содержат в трюме, там невыносимая жара. Не все переносят такую долгую дорогу через три моря и океан. Корабль идет через экваториальные широты, многие болеют и умирают. Часто бывает...

–  Перенесу, я молод, – заверил Аристова Савелий. – К тому же я давно мечтал совершить морской круиз. Черное море... Средиземное море... Индийский океан...

–  Иронизируете. Ну-ну...

–  Я говорю вполне серьезно.

–  Подумайте еще раз.

Родионов на мгновение задумался, а потом сказал:

–  Все, подумал.

–  И что?

–  Хочу на Сахалин.

–  Хорошо, – капитулировал перед просьбой Родионова Григорий Васильевич. – Будет вам Сахалин...

Часть II

ЭТАП

Глава 10

ИДЕАЛЬНЫЙ ПЛАН

Она танцевала так, будто покровительствовал ей в этом сам многоликий Шива.

Руки ее выделывали одно движение за другим, не повторяясь, а грудь, живот и бедра... Они словно существовали отдельно от всего тела, и их магические движения приводили Гури в трепет.

Пять движений грудей, пять живота и пять волшебных раскачиваний бедер смуглой танцовщицы вызывали холодок в животе и дрожь в ногах, и естество Гури стало настойчиво требовать движения.

–  Подойди, – приказал Гури и неотрывным взглядом проследил за тем, как танцовщица грациозно обошла разбросанные на полу подушки и остановилась на расстоянии вытянутой ладони: чувствовался аромат ее духов, круживший голову. Бронзовые колокольчики на ее босых ногах издавали призывный звук: я иду к тебе, я приближаюсь, я – вот она...

–  Сними шальвары, – потребовал Гури.

На лице танцовщицы не отобразилось не только негодования, но даже намека на неудовольствие. Дравидка, она принадлежала к одной из самых низших каст Индии, а стало быть, обязана была подчиняться тем, кто был выше. Выше были все, кроме «неприкасаемых». К тому же женщина и так во власти мужчины. И это хорошо. Это непререкаемый закон, установленный во времена Будды, и да будет так в веках...

Танцовщица сняла шальвары и осталась в одном камизе – длинной приталенной рубашке из тончайшего батиста с золотой бахромой. Широкие разрезы по бокам обнажали упругие смуглые икры, и достоинству Гури, которым он очень гордился за внушительный размер, стало тесно даже в просторных прямого покроя шальварах. Ему вообще стало тесно в своих одеждах, и он скинул их, оставшись в одном тюрбане и мягких бисерных джодхпури с загнутыми вверх носами. Его белое тело, доказывающее принадлежность к одной из высших каст, молочно светилось среди ковров и ярких подушек.

–  Сядь, – указал он на место рядом с собой.

Танцовщица села, плотно сдвинув колени. Гури нахмурился: он любил, когда женщины понимали, что от них требуется в данную минуту. А Гури хотел для начала прикоснуться к тайному органу женщины. Что ж, название вполне соответствует: сейчас, после ласковых и нежных взаимных прикосновений, он вложит в нее свою кожаную дудочку, и начнется уже общий танец двух тел, с содроганиями и стонами наслаждения и неги в конце.

А наслаждение от близости с женщиной Гури считал следующим после наслаждения пищей, а возможно, и первым.

–  Есть что-то во всем этом, – говорил Гури, подразумевая под «этим» плотские утехи. – Что-то эдакое. Особенно по утрам...

Рассуждал он как-то по-русски.

Но это было неудивительно: пять лет Гури проучился в университете в Киеве и еще два года работал в Торгово-промышленном банке, постигая азы, а потом и нюансы банковского дела. И вот теперь он владелец Бомбейского Коммерческого банка, самого крупного на Западном побережье – исключая, естественно, Национальный Резервный банк.

Гури коснулся коленей танцовщицы и развел их в стороны. Затем его ладонь поползла по ее ноге, задирая батист камиза. Ноги танцовщицы были великолепны. А вот и низ живота, поросший жесткими волосками. Правда, Гури любил, чтобы там было выбрито до гладкости шлифованного мрамора, но немного экзотики порой не помешает.

Гури с удовлетворением замечал, как потемнели и расширились зрачки танцовщицы. Когда из ее приоткрывшихся губ раздался прерывистый выдох, он взял ее ладонь и положил ее на свой живот. Рот танцовщицы приоткрылся еще больше, обнажив молочного цвета зубы и влажные десны. Гури приблизил свое лицо к лицу танцовщицы и впился ей в губы долгим поцелуем. Он уже не мог более сдерживаться и, повалив танцовщицу на ковер, вошел в нее одним резким толчком. Дравидка испустила долгий стон и выгнулась от нахлынувшей на нее сладкой неги.

В общем, утро началось славно. А когда дравидка покинула его спальню, тотчас вошел его секретарь и поверенный в делах и сообщил, что его люди наконец-то узнали, где раджпут Харша прячет Черный Камень, украденный его отцом у отца Гури.

–  И где же? – привстал с ковров Гури.

–  В пещере Махесамурти на Слоновьем острове, мой господин. Там, где в скале вырублена скульптура Шивы высотой восемнадцать футов, – с готовностью ответил секретарь.

–  Я хочу, чтобы Черный Камень нашего клана был у меня, – произнес, одеваясь, Гури. – И лежал вот в этом, – указал он на металлическую дверцу в стене, – сейфе. Это камень касты марвани варны вайшья, и мой отец, вайшья Пур, владел им по праву рождения. Что сделано тобой, чтобы вернуть Камень?

–  Этот Камень охраняется людьми Харши пуще зеницы ока. Кроме того, говорят, камень охраняют дикие звери, и...

–  Я не спрашиваю, как охраняется Камень моего рода, – Гури поймал взгляд секретаря и долго его не отпускал. – Я спрашиваю, что ты сделал для того, чтобы вернуть Камень?

Секретарь ответил не сразу:

–  Я нашел людей, готовых помочь вам, мой господин. Вернее, они сами нашли меня...

–  Поясни.

–  Ко мне обратились двое русских с предложением помочь вам, если вы поможете им.

–  Вот как? И как они могут мне помочь?

–  Они выкрадут для вас Черный Камень, мой господин, – ответил секретарь и поверенный.

Гури на несколько мгновений задумался.

–  А что, у нас не найдется способных людей, которые могут выкрасть Камень? – с нотками удивления спросил он.

–  Мой человек из касты каяштха сказал, что Черный Камень содержится в сейфе новейшей английской конструкции, а сам сейф – в другом большом сейфе-комнате. У нас нет специалиста, способного вскрывать такие сейфы, мой господин.

–  А у русских, стало быть, имеются? – догадался Гури.

–  Именно.

–  А что за помощь им нужна от меня? Разумеется, деньги?

Гури усмехнулся. В последнее время к нему обращаются за деньгами все кому не лень: начиная от губернатора и заканчивая последним дервишем.

–  Нет, мой господин. Нужно сделать так, чтобы один из русских пароходов зашел в порт Бомбей. А потом вы сделали бы капитану судна выгодное предложение. Он не должен от него отказаться.

–  Вот как... Что за предложение?

–  Эти люди сказали, что по этому вопросу они будут разговаривать с вами лично, мой господин.

–  Хм. Они меня заинтриговали, – задумчиво проговорил банкир.

–  Одна из них женщина.

– Это интересно вдвойне. Хорошо. Назначь им встречу сегодня вечером. Скажем, в шестнадцать часов.

–  Слушаюсь, мой господин.

«Конечно, ты будешь меня слушаться, – усмехнулся про себя Гури. – А что тебе еще остается»?

* * *

Вражда между кастами каяштха и марвани уходила корнями в глубокую древность. Пожалуй, ее начало положили раздоры между родами «Многоруких» и «Черного Камня» еще до рождения Победоносного Будды. Многорукие были праотцами Дважды Рожденных, породивших, в свою очередь, касту вайшья-марвани, а род «Черного Камня» – пращурами варны кшатриев, из которых вышла каста раджпутов-каяштха. Потом между варнами кшатриев и вайшья началась настоящая война. И все из-за этого Большого Черного Камня, который извергло на землю небо.

Со временем Черным Камнем завладели вайшья и распилили его на сто прямоугольных Камней. По Камню каждой касте. Но проигравшие в сражениях раджпуты не думали сдаваться. Ведь они, несмотря на свою малочисленность, были отличными воинами. Время от времени, переведя дух и собрав силы, они нападали на одну из каст вайшья и завладевали их частью Большого Черного Камня. Ибо при помощи этих священных черных камней можно было излечивать болезни, оздоровлять жизненные силы тела, видеть сквозь одежду и даже умерщвлять людей и животных на значительном расстоянии.

Позже кшатрии перестали брезговать и таким видом приобретения Черного Камня, как банальная кража. Чтобы отвести от себя подозрение полиции, они нанимали специалистов со стороны, и те добывали для них Черный Камень. Так случилось и с Камнем вайшья Пура, который у него выкрал отец Харши.

Раджпут Харша был из варны кшатриев, признававших превосходство лишь брахманов. Гури же был Дваждырожденным, то есть вайшья, которые все время соперничали с кшатриями и тоже признавали превосходство лишь брахманов. А война между кастами переросла во вражду, в первую очередь за обладание священным Черным Камнем. Вражду, которая началась невесть когда, а стало быть, невесть когда и закончится. Вражду, которой не было видно конца.

* * *

Порт Бомбей, или, как называли его сами индийцы, Мумбаи, стоял на семи островах, являлся столичным городом Махараштры, находился на западном побережье Индии и был самым индийским из всех индийских городов. Это Елизавета определила сразу, так как за три месяца своего путешествия ей пришлось побывать во многих городах Индии.

Это был своеобразный центр страны, к северу от которого все называлось Северной Индией, к югу – Южной Индией. К востоку лежал Индийский Восток, а к западу – весь мировой Запад.

Встреча с Гури была назначена у подножия холма Малабар у храма Махалакшми, индийской богини богатства и процветания. Очевидно, это была особо почитаемая богиня банкира Гури, что, собственно, не было удивительным. К тому же восемью руками можно добыть себе богатств много больше, чем двумя.

От гостиницы Лизавете пришлось идти к холму пешком, в то время как Гури надлежало только спуститься с холма, на вершине которого среди висячих садов Радж бхавана – правительственной резиденции вице-короля и персидских «башен молчания» – находился и его дом. Несмотря на это, он заставил себя ждать. Нарочно подчеркивая, что эти русские нужны ему менее, чем он им. Впрочем, если бы он знал, что ему придется встретиться и иметь беседу с такой красивой женщиной, как Лизавета, он бы, наверное, пришел вовремя.

Елизавету и угрюмого азиата, сопровождающего ее, Гури нашел в храме богини Махалакшми, старшей супруги бога Вишну, который был представлен в храме восемнадцатью деревянными статуями. Обращаться к нему надлежало через Махалакшми, точно так же, как к Богу-отцу через Иисуса Христа. Лизавета как раз рассматривала, что было в восьмой руке богини, одетой в синее сари, когда в храм в сопровождении секретаря вошел Гури. Елизавета приветливо улыбнулась, а азиат, ее сопровождавший, заметно напрягся и не сводил взгляда с секретаря, который был довольно крупным мужчиной.

–  Здравствуйте, сударыня, – мягко произнес Гури, весьма довольный тем, что его собеседницей будет столь приятная женщина. – Как вы находите Мумбаи?

Говорил Гури на превосходном английском, и Лизавета ответила тоже по-английски:

–  Город просто великолепен. На мой взгляд, это, несомненно, вторая столица Индии.

–  Вы правы, – ответил, улыбнувшись, Гури и, учтиво склонив голову, уже по-русски спросил: – Итак, сударыня, чем могу служить?

–  О! – постаралась как можно искренней выразить свое восхищение Елизавета. – Вы говорите по-русски?

–  Да, – ответил Гури. – Итак, мадемуазель? Не соизволите ли вы изложить мне ваше дело?

–  Мадам, – поправила банкира Лизавета. – А что, это такая индийская традиция: разговаривать о делах в храмах богинь?

Тон женщины стал несколько жестковатым, что немного смутило Гури.

–  Прошу прощения, – промолвил он и указал рукой на выход из храма. – Давайте пройдемся, мадам.

Елизавета Петровна снисходительно кивнула, и они вышли из храма. Солнце нещадно палило, и от огромных мраморных слонов, что стояли у входа в храм Махалакшми, отражались его лучи. Не сговариваясь, они пошли по направлению к парку, где можно было побыть в тени и спокойно поговорить.

То, что предложила ему эта русская красавица, понравилось Гури. И главное, он ничем не рисковал: ну кто может подумать, что за чистой благожелательностью и помощью, оказанной русскому судну, может скрываться далеко идущий умысел? И главное – она не просила никаких денег.

–  Хорошо, – ответил на предложение Елизаветы Гури. – Ваш план мне нравится. Будем надеяться, что его осуществление пройдет – как это говорят у вас? – без веточки и задоринки.

–  Без сучка и задоринки, – поправила его Лизавета и добавила раздумчиво: – Будем надеяться.

Глава 11

КОРОТКОЕ СВИДАНИЕ

Это было настоящей издевкой, ежели не изощренным садизмом – везти на Сахалин каторжан с большими сроками, многие из которых были «бессрочными», мимо райских земель: цветущего круглый год Цейлона и роскошного, в полутора градусах от экватора, Сингапура, про который сказать, что это сказочный сад, будет все равно что не сказать ничего. И привезти их потом к скалистым обледенелым берегам острова отчаяния и, как верно заметил его сиятельство граф Аристов Савелию Николаевичу при их последней встрече, «острова-тюрьмы». Острова бесправия и горя, острова штормов и пурги, где «кругом вода, а посередине беда».

* * *

В кандалы Савелия заковали перед отправкой в Одессу. Тюремный кузнец, заклепав обручи на ногах, участливо спросил:

–  Куда тебя?

–  На Сахалин, – ответил Родионов, на что кузнец покачал головой:

–  Далеконько... Сделаю так, чтобы не особенно жали. Считай, это мой подарок.

Одесса встретила Савелия Родионова запахом жареных каштанов, апельсиновыми корками под ногами и веселым пиликанием скрипок в многочисленных кафешантанах. Жизнь кипела, причем беспечная и разудалая, с каковой ему и немногим каторжанам, что прибыли вместе с ним, надлежало распрощаться ежели не навсегда, то очень надолго.

Свое обещание граф Аристов сдержал: Савелия определили на Сахалинскую каторгу, о чем он узнал уже на третий день пребывания в пересыльной тюрьме. А еще позже выяснилось, что он определен в этап для особо опасных (не иначе как стараниями господина Аристова), где кроме него самого было еще четверо арестантов.

Один был вор-фальшивомонетчик, совершивший четыре побега из каторжных централов, включая Шлиссельбургский. Ну куда его еще было девать? Только на Сахалин, откуда побегов не наблюдалось.

Второй «попутчик», лапошник, получил четыре года за взятку. А поскольку на Сахалине отбывала свой срок в поселенках его супруга-душительница, прикончившая собственного брата, то его отправили к ней, проявив на суде известную степень великодушия, ранее решительно не наблюдавшуюся.

Двое же других каторжан были мокрушниками, получившими каторгу по одной и той же статье Уложения о наказаниях, а именно за убийство двух и более человек. И преступление их совершалось по единому сценарию: вернувшись чуть раньше времени из служебных командировок, они застали своих жен в самом разгаре процесса прелюбодеяния и, недолго размышляя, порешили обоих любовников прямо в постели. А поскольку один был инженером-геологом, а другой географом, их обоих отправили на Сахалин искать новые месторождения угля.

Этап, следовавший за ними, был многочисленный и состоял в основном из дерзкой шпаны и «асмодеев»; были «маргаритки», державшиеся отдельно; иванов и храпов было немного, от прочих они отличались не только смурными взглядами, в которых всегда можно было прочитать решительность, но и огромным количеством наколок, что украшали их тела. Разномастный недружный строй арестантов привели на пристань, а потом под надзором полиции затолкали в трюмы парохода, да так, что им оставалось только стоять, тесно прижавшись друг к другу.

Елизавета с Мамаем приехали в Одессу раньше этапа и всякий день ходили к местной пересылке справляться о муже и хозяине.

–  Не привозили таковского, – всякий раз отвечали из окошка дежурки, после чего они отправлялись назад в гостиницу, чтобы снова прийти сюда на следующий день.

Наконец, из окна ответили:

–  Щас, погодите. Как, говорите, фамилие ево?

–  Родионов. Савелий Николаевич, – поспешила ответить Елизавета.

И получила ответ:

–  Есть таковский.

–  А увидеться с ним можно? – с надеждой спросила Елизавета.

–  Свидитесь, када сплав будет.

–  Что будет? – не поняла Лиза.

–  Свидитесь, грю, када ево на пароход грузить будут, – ответили из оконца, и дверца его захлопнулась.

* * *

Сахалинская каторга функционировала полным ходом, каторжан сплавляли два раза в год: весной и осенью. Доставляли преступников на Сахалин суда Добровольного флота с военными командами, с которыми не забалуешь. Вот с ними и отправилась основная партия каторжан, и оставалось гадать, почему пять арестантов, среди которых был и Савелий Родионов, продолжали находиться в пересыльной Одесской тюрьме. Елизавета всерьез полагала, что здесь не обошлось без вмешательства Аристова, который отчего-то симпатизировал ее мужу.

Вне расписания на Сахалин из Одессы могли пойти два парохода, «Нижний Новгород» и «Казань», привозившие на отдаленный остров небольшие группы людей, которым на Сахалин нужно было по службе или по надобности: например, жена ехала к мужу, отбывавшему срок на каторге, бывало и наоборот, правда, значительно реже. Расписания никакого не имелось, и пароходы отправлялись на остров по мере заполнения людьми.

Скоро выяснилось, что у парохода «Казань» потекли котлы, а потому было решено отправить пассажиров до Сахалина на «Нижнем Новгороде».

* * *

С Савелием Елизавета свиделась, когда «Нижний Новгород» уже стоял у причала, нещадно дымил трубой и время от времени подвывал сиреной, – торопитесь, дескать, иначе уйду без вас.

Она увидела его, когда распахнулась металлическая калитка портовых ворот. Он был в кандалах, с железной кружкой на поясе и в черной шапке, похожей на матросскую бескозырку. Руки его были свободны, в отличие от двух других несчастных, что, громыхая железом, шли за ним. Это были ученые-мокрушники. Недалеко от Лизаветы женщина в шляпке из итальянской соломки закричала истошно:

–  Коля, Коля!

Один из арестантов поднял голову и улыбнулся. Это был вор-фальшивомонетчик, «блинодел» на уголовной «фене». Прощально помахав свободной рукой (в другой он держал мешок с арестантским скарбом), он прокричал:

–  Не скучай, Катя, я скоро! Я все равно сбегу!

За что получил прикладом в спину от сопровождающего каторжан жандарма.

–  Да, сбежишь! Дадут там тебе сбежать! – проговорил беззлобно жандарм. – Много вас там таких прытких.

Лиза кричать не стала. Потому что встретилась взглядом с Савелием, и этот взгляд сказал все, что надлежало сказать при прощании, и даже больше. Потом он подмигнул ей, улыбнулся и что-то проартикулировал Мамаю, на что тот едва заметно кивнул, буркнув себе под нос:

–  Латны, латны, хузяин.

Уже у самого борта парохода Савелий оглянулся, встретился последний раз со взглядом жены и ступил на сходни...

 
Прощай, моя Одесса,
недолгий карантин,
сегодня уплываем
На остров Сахалин...