Текст книги "Тюрьмой Варяга не сломить"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Евгений Сухов Тюрьмой Варяга не сломить

Часть I В американской тюрьме

Глава 1 Неожиданный визит

Телефонный звонок настойчиво врывался в сладкий предутренний сон, напоминая строгую полицейскую сирену. Еще минута, и он заполнил навязчивым звучанием огромную спальню, вырвался за пределы большого дома.

Не открывая глаз, женщина просительно сказала:

– Билли, это, наверное, опять тебя. От твоих клиентов нет покоя ни днем, ни ночью.

Билли Шустер размеренно похрапывал.

– Да возьми же наконец ты этот чертов телефон. Или, еще лучше, выбрось его в окно.

– Да-да… – сонно отозвался он и, откинувшись, с трудом спросонок нашарил в полумраке телефонную трубку.

Глядя в потолок, Билли вслушался в навязчивый, раздавшийся с того конца провода голос, потом не спеша поднялся, надел стеганый халат и, на ходу вдев ноги в тапочки, вышел из спальни, унося с собой телефон.

Женщина слышала сквозь сон, как из большой гостиной он недовольным голосом ответил неизвестному абоненту:

– Да, слушаю.

– Это господин Шустер? Адвокат?

– Он самый. С кем имею честь разговаривать?

– Это Алекс Сидоровский.

– Я вас не знаю.

– Я бизнесмен. Веду в Америке торговые дела.

– Вы русский?

– Да. Мне бы хотелось, чтобы вы мне помогли в одном деле.

– Что за дело?

– У меня арестована партия компьютеров в Сан-Франциско.

– Кто вам меня порекомендовал?

– Господин Игнатов.

– Та-ак, подходящая рекомендация. Так что у вас там с товаром?

– Сейчас он находится на таможенных складах, хотя все документы оформлены соответствующим образом.

– А нельзя ли было позвонить… в более позднее время?

– Дело очень срочное. Я готов прямо сейчас выложить вам задаток в тридцать тысяч долларов. Вас это устроит?

Не каждый день Билли Шустеру предлагали такие деньги, тем более в качестве задатка. Из-за таких денег можно прервать даже утренний сон.

– Хорошо. Когда вы можете подъехать?

– Через полчаса, я уже в пути.

– Договорились. И расскажете мне, в чем там дело.

Женщина, закутавшись в одеяло, снова стала проваливаться в свои сновидения, по-зимнему глубокие и романтичные. Уже во сне она с удовольствием подумала, что завтра Рождество, затем ее ожидают приятные предновогодние хлопоты, гости…

Мужчина положил трубку на рычаг и вернулся в спальню. Остановившись перед кроватью, он некоторое время смотрел на свою спящую подругу. Потом скинул халат и лег рядом. Приподняв одеяло, посмотрел на красивое обнаженное тело. Притянул к себе и, прижавшись и обнимая, принялся руками ласкать ее грудь, дотронулся до живота. Она что-то благодарно пробормотала, на секунду приоткрыла глаза и, снова закрыв, восхищенно сказала:

– Как я тебя хочу!.. Но никак не могу проснуться.

Билли, улыбнувшись, продолжал нежно ласкать ее тело, дотрагиваясь то до рук, то до округлых бедер.

– Еще темно, милый. Давай немножечко поспим.

Женщина попыталась отвернуться, но он не пустил ее, ласково прошептав:

– Изабелла, у нас есть полчаса…

– Почему – полчаса? Ты думаешь, нам этого хватит? Хочу весь день, до самого Рождества, – играя, капризно сказала женщина.

– Через полчаса ко мне придут, а потом я снова к твоим услугам, и нам никто больше не помешает.

– Никаких гостей до вечера, – возразила она. – Ты обещал, что сегодня никаких дел не будет. Обещал ведь, скажи.

– Это опять русские, а они умеют хорошо платить за труд. И потом, это ненадолго, каких-то несколько минут. Ну не сердись и иди ко мне. Где твои пальчики? Ты знаешь, я уже соскучился по твоим рукам. Прошло ведь целых три часа!

Пальцы Изабеллы коснулись его живота, потом скользнули вниз.

– Ого! – Она засмеялась. – А я, глупая, теряю время!

– Знаешь, за что я тебя люблю? – вдруг спросил Билли.

– Ну? – Женщина, казалось, не слушала, ее губы скользили по его телу, он почувствовал на своем соске ее нежный язык. – Ну за что же?

– Ты единственная женщина на свете, которая с утра всегда смеется, – прошептал он и добавил, улыбаясь: – Причем повод у тебя для этого находится са-амый разный…

– Ошибаешься, милый, повод для этого у меня всегда один…

Теряя терпение, он рывком повернул ее к себе и стал прижиматься животом к широко раздвинутым бедрам, с восторгом ощущая утреннее тепло сильного женского тела. Изабелла что-то негромко произнесла.

– Что, милая? – наклонился он к ней, целуя во влажные губы.

– Иди ко мне, – повторила она севшим голосом.

Но Билли продолжал мучить ее, прижимаясь к ней упругой плотью, лаская ее тело, сжимая пальцами твердые, как горошины, соски. Женщина извивалась под его руками, искала губами его пальцы. Ее руки крепко обхватывали мужское тело, прижимая к себе. Доведя ее до полного изнеможения, он наконец вошел в нее, и женское тело изогнулось дугой. Теперь они двигались в общем ритме, слившись в единое целое.

Глаза женщины были закрыты, на лице была написана сладкая мука. Билли Шустер смотрел на нее не отрываясь, отмечая малейшие оттенки наслаждения, которые как в зеркале отражали его собственное состояние. Женщина то хмурила темные ровные брови, будто преодолевая какое-то препятствие, то терлась щекой о подушку, как кошка, то покусывала свою руку. Преодолевая желание отдаться потоку наслаждения, Билли замирал, и тогда женщина начинала почти яростно двигаться, не позволяя ему ни на секунду оторваться от нее. Билли чувствовал, как все внутри него дрожало от невыносимого напряжения, и, когда женщина вдруг остановилась, широко открыв глаза, изумленно и восторженно глядя на него, он забыл про все запреты и бросился в последнюю атаку, уносясь вместе с возлюбленной в бездну наслаждения. Как в бреду он услышал ее крики и, содрогаясь, провалился в золотистую мглу…

– Утренняя любовь – самая сладкая, – любуясь женой, мечтательно произнес мужчина.

Изабелла сидела обнаженная на низенькой мягкой табуреточке перед зеркалом, и на ее ровной спине в свете небольшого ночника все еще виднелись капельки пота.

– Если бы не твои неотложные дела, можно было эту сладость повторить, – парировала она, кокетливо поднимая рукой тяжелую копну волос и замысловато убирая их в узел.

В прихожей раздался мелодичный звонок. Билли встал и поцеловал женщину в шею:

– Как ты это здорово умеешь делать!

– Ах ты бесстыдник!

– Ты о чем подумала? – улыбнулся Билли. – Я имею в виду манипуляции с прической.

– Это все я делаю для тебя, – раздвинув ноги, двусмысленно ответила Изабелла. – Там у нас кто-то пришел. Мне одеться? Или и так сойдет?

– Шутишь. Смотри мне. А то ведь я и впрямь отправлю тебя в таком виде встречать гостя.

Шустер накинул халат и вышел из спальни.

В гостиной был еще утренний сумрак, и он включил свет. Подойдя ко входной двери, Билли заглянул в глазок и открыл дверь.

– Вы Алекс Сидоровский?

– Он самый, – отвечал мужчина, перешагивая порог.

Хозяин захлопнул дверь, первым вошел в гостиную, освещенную мягким боковым светом, и, направляясь к окну, за которым уже начинался зимний рассвет, на мгновение задержался возле телефонного столика, чтобы прихватить сигареты.

Он не видел, как гость, стоявший в нескольких шагах от него, вытянул вперед правую руку, в которой был пистолет с длинным глушителем, и нажал на курок.

Раздался негромкий хлопок, зажигалка выпала из мгновенно ослабевших пальцев, и Билли Шустер, так и не успев обернуться, стал падать прямо на телефонный столик. Пуля снесла половину черепа, забрызгав кровью и мозгами пол, стены, дорогой персидский ковер. Гость брезгливо отступил назад на полшага, не сводя глаз с безжизненно ткнувшегося лицом в пол тела.

Женщина, надевавшая в спальне шелковый голубой халат, услышала грохот. Бросившись к двери и распахнув ее, она увидела распростертое на ковре тело мужа. В следующее мгновение она рассмотрела его развороченный выстрелом затылок, потом – направленное на нее дуло пистолета с черной дырой, из которой вылетела и ее собственная смерть.

Боль в груди отбросила женщину назад. Падая, она ударилась спиной о косяк двери и медленно стала сползать вниз, на забрызганный кровью пол.

Бессмысленными глазами Изабелла смотрела вслед страшному гостю, который, сунув пистолет в карман пальто, покинул гостиную, потом перевела взгляд на труп мужа да так и осталась сидеть, чувствуя, как вместе с кровью толчками из ее тела выходит жизнь.

Открыв дверь, мужчина впустил в прихожую трех человек.

– А теперь давайте пакуйте их в мешки. Вывезем за город и закопаем. Пусть думают, что он куда-то исчез.

Глава 2 Заповедь урки

– Полная ерунда! – громко по-русски выругался Варяг и, не обращая внимания на недоуменные взгляды заключенных, вышел из телевизионного салона тюремного изолятора.

В программе местных новостей в очередной раз сообщили об аресте русского бизнесмена Владислава Игнатова, подозреваемогo в причастности к убийству босса итало-американской мафии, одного из богатейших и влиятельнейших людей Калифорнии дона Монтессори. Уже вторую неделю столь громкое дело не сходило с экранов американского телевидения. В нем было все, чтобы поднять рейтинг на небывалую высоту: два десятка убитых при весьма загадочных обстоятельствах, кроме того, за ним маячили крупные политические фигуры, а следовательно, попахивало огромными деньгами и бескомпромиссной борьбой враждующих кланов. Все сплелось в один кошмарный кровавый узел и не давало покоя журналистской братии и полиции.

* * *

Три дня назад к нему на свидание пришел Сивый, который поведал о том, что семейное дело Монтессори стало напоминать корабль с отвалившимся днищем. Многочисленные недоброжелатели дона, казалось, только того и дожидались, чтобы нашелся смельчак, осмелившийся продырявить его голову, чтобы потом разодрать тело его империи на большие куски.

В одночасье его семья лишилась прибыльных мест на Атлантическом побережье: китайская мафия наняла убийц из «Триады», которые вырезали его боевиков в стриптиз-барах; якудза, поменяв учтивые поклоны на самурайский оскал, расстреляли правую руку Монтессори – Скальоне Карло. Организовались даже тихие безропотные вьетнамцы, изуродовав несколько парней дона Альберто, которые явились в их квартал для получения очередного вознаграждения.

Сивый объяснил, что империя Монтессори стала расползаться, как ветхая рубаха, каждый из его многочисленных кузенов стремится в этом большом переделе вырвать для себя хотя бы небольшой бар, и если старший сын Альберто не проявит жестокости, то от прежнего состояния дона останется только горсть мелочи.

Варягу интересно было знать все, и он подробно расспрашивал о том, как в этом переделе участвуют Грациани. Старик, как выяснилось, тоже не бездействовал – через совет семей он сумел добиться благословения донов на устранение «лейтенантов» Альберто Монтиссори, а когда отстрел состоялся, он перевел на их счета по миллиону долларов в качестве жеста милосердия. Стало понятно, что семье Монтессори уже никогда более не подняться и она рассосется в многочисленных итальянских кварталах. Конечно, наиболее перспективных бойцов он возьмет себе, и если они будут стараться, то со временем сделаются даже солдатами.

Сивый был надежный партнер. Он умел не только хорошо организовывать дело, но и четко его контролировать. Варяг был уверен, что запущенная им машина движется с нарастающей скоростью, ежеминутно пополняя кругленькой суммой российский «общак».

Даже через толстое стекло Варяг чувствовал, что разговор происходит натянуто. Сивый что-то недоговаривал, а глаза его были наполнены такой тоской, как будто бы он заглядывал в лицо убитому.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – не выдержал Варяг.

– Да… Тебе грозит опасность. Этот сучонок… Сын Альберто Монтессори нанял убийцу, – и посмотрел в сторону полицейского.

Офицера, стоящего у перегородки, совершенно не интересовало содержание разговора. Он думал об отпуске, который решил провести в Европе в обществе прехорошенькой студентки колледжа. Приятели предупреждали его, что она делит свои ласки не только с ним, но это мало его интересовало. За свои тридцать лет он впервые встретился с такой пылкой любовницей и отказаться от ее умелых и горячих ласк способен был только под стволом пистолета.

– Откуда тебе это известно? – невольно понизил голос Варяг.

И тоже перевел взгляд на счастливое лицо копа, который уже видел себя разгуливающим под Эйфелевой башней.

– Я купил эту информацию.

– Понятно. Как зовут человека, который должен меня убить? Он белый? Черный?

– Не знаю, как его зовут, но он белый. Очень большого роста.

– Ладно, разберусь, – положил Варяг телефонную трубку.

* * *

Владислав быстро шел по длинному тюремному коридору к телефонным будкам. Конечно, американский изолятор – это не Матросская Тишина, где подозреваемого учат, как свободу любить, с первого момента заключения: ни наручников, ломающих запястья, ни дубаков с суровыми лицами. У самой двери дорогу ему преградил здоровенный негр-охранник с дубинкой.

– Куда? – лениво поинтересовался он.

– Мне надо позвонить.

– Если звонить, то опоздал, приятель, – негр даже как будто бы сочувствовал русскому.

– Дружище, до отбоя еще шесть минут, а мне срочно нужно позвонить моему адвокату. Это будет короткий звонок, два слова, – сказал Варяг, глядя в глаза верзиле.

Полицейский отрицательно покачал головой.

– Нет, приятель. Ты же знаешь – время на телефонные переговоры закончилось.

– Слушай, друг, – по-английски начал заключенный и тут же, не выдержав, перешел на русский. – Сволочь ты черномазая, ты же сам – угнетенная раса, что ж ты, гнида, курвишься? Паскуда вшивая! – и широко, по-голливудски, улыбаясь, добавил, но теперь уже на хорошем английском: – Только минута! Брат! Ты даже не представляешь, как мне нужно сделать этот звонок!

По коричневому лоснящемуся лицу пробежала тень снисходительной улыбки. Охранник махнул рукой и кивнул на дверь:

– Только две минуты, – эти русские странные ребята, им всегда хочется заполучить то, чего нельзя. В чем-то они похожи на его чернокожих братьев из Гарлема.

Варяг вытащил двадцатипятицентовую монетку, бросил ее в щель аппарата, снял трубку и набрал хорошо знакомый номер. На другом конце провода раздавались длинные раздражающие гудки, еще через минуту щелкал тумблер автоответчика и беспристрастный голос (уже в который раз) извещал:

– Меня нет дома, можете оставить сообщение на автоответчике. Как только смогу, сразу вам перезвоню.

Варяг резко повесил трубку, невольно выругавшись:

– Твою мать!

«Ну куда ты подевался, сука! За что только я тебе деньги плачу. Вторую неделю тебя нет дома, адвокат долбаный. И это тогда, когда все газеты и телевидение кричат о моем аресте. Что-то здесь не так. Неужели продался? Ах, падла! Выйду из этого гребаного изолятора – порву гада».

Светлане тоже сейчас звонить нельзя. В доме, наверное, все прослушивается федералами, наверняка ищут людей, с которыми он был связан, и в случае неосторожного звонка запросто могут выйти на Сивого.

Варяг вышел из кабинки, благодарно кивнул охраннику и в раздумье побрел к своей камере. Там он, не раздеваясь, плюхнулся на койку и стал мучительно перебирать в памяти события последних месяцев. Голова работала ясно, как никогда.

Владиславу Геннадьевичу Игнатову, российскому вору в законе по кличке Варяг, в американской тюрьме не спалось. Ему, смотрящему России, человеку, наделенному едва ли безраздельной властью, чье влияние распространялось на все тюрьмы России – от Балтийского моря на западе до Тихого океана на востоке, – распорядителю колоссального российского воровского «общака», не давало покоя то, что какой-то американский надсмотрщик дает ему указания, когда можно звонить по телефону. Су-у-ки! Владиславу хотелось кричать, затеять драку, вцепиться полицейскому в горло, но делать этого не следовало. Как никогда, нужно было проявлять хладнокровие.

Ведь только начали складываться дела, только пошли из России гигантские деньги, которые следовало немедленно пустить в прибыльные дела, и тут этот арест! Ничего не успел! Если в ближайшие дни он не сумеет выпутаться из этой дерьмовой истории, то без него остановится целый ряд гигантских сделок. Не зная всех деталей, пацаны завалят дело как пить дать!

Со стороны Владислав казался воплощением спокойствия, но в действительности его грудная клетка готова была разорваться от бушевавших страстей.

Владислав от бессилия стиснул зубы: ну где же этот долбаный адвокат Билли Шустер? Глубоко вздохнув, Варяг понемногу принялся выдыхать тонкую струйку, чувствуя, как к нему помалу возвращается утраченное спокойствие. Нужно взять себя в руки и все как следует осмыслить.

Закинув руки за голову, Владислав молча лежал на кровати, глядя в потолок. Его новый сосед по камере готовился ко сну: раздеваясь, он неторопливо, аккуратно укладывал свою тюремную робу на спинку стула. Этот аккуратизм начинал приводить Варяга в тихое бешенство. Кроме того, во внешности сидельца его что-то настораживало. А может быть, никакой опасности с его стороны не существует и в действительности его одолевают просто нервы.

Варяг заставил себя отвлечься и снова задуматься о ситуации с адвокатом.

Итак, что мы имеем? Билли Шустер примчался в тюрьму буквально через час после ареста: адвокат компании «Интеркоммодитис» был рад служить хозяину. Его суждения, высказываемые сквозь облака табачного дыма, звучали веско и непререкаемо.

Обвинение в убийстве?

Какая чепуха… Вне всякого сомнения, следствие во всем разберется, а он сам в первую очередь сделает все, чтобы мистера Игнатова, весьма уважаемого в США бизнесмена, выпустили до суда под залог. Да и, скорее всего, никакого суда не будет! Адвокат был абсолютно уверен в этом.

Потом, приехав через два дня, Шустер уже не излучал столь безмятежной уверенности. А в процессе разговора ни с того ни с сего задал странный вопрос: сильно ли жизнь в американской тюрьме отличается от жизни в российской?

Отсюда можно сделать вывод, что адвокату что-то стало известно о российском прошлом Владислава Игнатова. Но откуда именно просочилась подобная информация? Успокаивало лишь то, что ни прокурор, ни даже ФБР документально подтвердить этого не смогут.

Варяг поднялся с койки и стал мерить шагами камеру, всякий раз прокручивая в памяти состоявшийся разговор с Билли. Варяг тогда ушел от прямого ответа, объяснив, что если разница и существует, то ему об этом ничего не известно – опыта нет.

Помнится, тогда Билли Шустер очень внимательно посмотрел на своего подопечного, на прощание сказав, что уже запросил «добро» на освобождение мистера Игнатова под залог. Но федеральный суд почему-то задерживается с ответом, затребовав из Министерства внутренних дел России документы, связанные с деятельностью «Интеркоммодитис» и ее руководителя. Шустер ушел с обещанием снова посетить своего клиента буквально через два-три дня, оставил ему свой новый телефон, просил звонить, сказал, что будет работать дома. И вдруг пропал!

Варяг пробыл в блоке предварительного заключения федеральной тюрьмы штата Калифорния уже целых две недели. Он понимал, что за каждым его шагом уже наблюдают десятки заинтересованных глаз и что от его поведения здесь во многом зависит дальнейшая судьба. Так происходит и в российских зонах, когда в карантинном бараке расквартировывается новый этап. К новичку сначала присматриваются, и может пройти достаточно много времени, прежде чем ему предложат войти в тюремную семью. Без поддержки жить в неволе всегда трудно. И редко находится человек, который осмеливается отстранить протянутую руку. Зона – не самое лучшее место для проявления гордыни. Такого человека обламывают в два счета, как девку в первую брачную ночь. A позже сломанный хребет не распрямить уже никогда. Но часто за видимым смирением прячется мятежная натура, которая полностью раскрывается только со временем.

Варяг тоже очень внимательно приглядывался к обитателям американской тюрьмы и сразу отметил, что здесь нет такой семейственности, какая существует в российских тюрьмах: заключенные кучковались скорее по расовому признаку. Наиболее крепкой и многочисленной тюремной группировкой здесь были негры. Наглые, самоуверенные, они держались вызывающе. Любимым их времяпрепровождением было шумное обсуждение американского футбола, девок, и если они не потребляли наркотики, то целыми днями играли в баскетбол и гоготали над собственными довольно примитивными шутками.

Белые также подсознательно держались вместе. По численности они занимали в изоляторе предварительного заключения второе место. Почти все до единого в цветных татуировках, они отличались скрытым коварством и затаенной злобой: сюда попадали те, кто, видимо, имел зуб на весь белый свет.

Третью группу уголовников составляли цветные, которые были чужаками в белой и черной среде. Среди цветных значительную группу составляли индейцы, немало было китайцев, вьетнамцев и всевозможных метисов – этакий коктейль из народов, населявших Америку.

Варягу не сразу удалось определить, кто незримо стоит за этой вроде бы хаотичной разобщенной людской массой, кто решает все вопросы, затрагивающие интересы заключенных.

Этот человек никогда не выпячивался, держался очень скромно. Мало кто догадывался о том, что невысокий худощавый мужчина азиатского происхождения, которого обычно все звали Стив, и есть тот, кто делал погоду в тюрьме. Стив никогда не злоупотреблял своей властью. И если Стиву требовалась буря, то ему достаточно было шепнуть на ухо одному из своих прихвостней, и тогда коридоры и камеры изолятора превращались в сущий ад, наполняясь таким грохотом, что начальник тюрьмы готов был выполнить самые прихотливые требования зэков.

Выражаясь российской феней, Стив «сухарился»: вместо себя у всех на виду он поставил огромного, под два метра ростом, молодого зэка, который объявлял волю хозяина, выдавая за свою.

В один из первых дней пребывания в изоляторе Варяг поймал на себе любопытный взгляд Стива, который, казалось, спрашивал: «Что ты за птица, русский?» И смотрящий не сомневался в том, что очень скоро должен будет дать этому человеку исчерпывающий ответ.

Владислава не мог усыпить почти курортный режим американской тюрьмы, он прекрасно осознавал, что в любой тюрьме утрата бдительности может стоить жизни, а потому с первой минуты своего заключения был напряжен, как сжатая пружина, готовая в любую секунду распрямиться и нанести обидчику ответный удар. Превратившись в одночасье из респектабельного мистера Игнатова в обыкновенного зэка, Варяг стал ощущать, как в нем воскресают прежние привычки и чувства, свойственные старому, опытному уркагану, – недоверчивость, настороженность, хитрость, собранность.

Инстинкт самосохранения изменил даже саму походку Владислава, манеру говорить. Его сон стал чутким и беспокойным. Зэки сторонились «мистера Игнатова», потому что во всем его облике ощущалась скрытая угроза, а независимость, с которой он держался, выдавала в нем человека, прошедшего суровые жизненные испытания. Все, кто был знаком со строгим тюремным укладом, понимали, что к этому парню следует относиться с осторожностью и не стоит его задевать. В Варяге просыпался волк, хищник, который ничего не упускает из виду, ничего не забывает и не умеет прощать обид. Он был зверем, готовым дорого продать свою жизнь, защищая себя и свое жизненное пространство.

Варяг почувствовал неладное сразу же – как только ему четыре дня назад сменили сокамерника. Вместо худощавого метиса, торговца наркотиками, к нему подселили крупного мускулистого канадца, который попался на торговле оружием, за что ему светил срок по меньшей мере до двадцати пяти лет. К своему печальному будущему Джонни Кидс, так звали канадца, относился совершенно невозмутимо, был беспечен, строил планы на будущее так, будто собирался пробыть в тюрьме максимум неделю. Он был неизменно весел, никогда не терял аппетита, все свободное время проводил в спортзале, словно готовился к международным выступлениям. В тюрьме Джонни оказался далеко не в первый раз. Многие заключенные побаивались его: упорно ходили слухи, что канадец увлекался на свободе не только продажей оружия, но и его применением. Говорили, что многие авторитетные люди с его помощью расправлялись с неугодными. И кличка у Джонни Кидса была красноречивая – Могильщик. Несколько лет назад была пара случаев, когда сокамерников Могильщика находили мертвыми без всяких следов насилия, с вытаращенными глазами, как будто в самый последний момент жизни им удалось заглянуть «костлявой» в запавшие глазницы и ужаснуться. Тюремный медик неизменно ставил диагноз: «самопроизвольная асфиксия».

За годы жизни Варяг привык к тому, что «костлявая» бродит за ним по пятам. Он и раньше не раз ощущал за своей спиной ее зябкое дыхание. Были годы, когда с мыслью о смерти он не только ложился, но и вставал, встречая рассвет. Для каждого серьезного вора смерть – все равно что неприятный сосед, с неизбежным присутствием которого приходится считаться. Так уж получается, что воры чаще всего оставляют бренный мир не по собственному желанию – такую любезность им оказывают недоброжелатели, которых они успевают приобрести за время своей «карьеры». Жизнь вора не похожа на существование обыкновенного человека, а потому и смерть у него, как правило, преждевременная, очень часто трудная и мучительная. Уходит из жизни вор обычно не в окружении родственников на мягкой постели, а в одиночестве и в самом расцвете сил.

Вот и сейчас опасность выглядела реальной настолько, что Варяг ощущал ее запах, слышал дыхание, чувствовал прикосновение ее холодных пальцев. Опасность окружала его. И, как всегда в таких случаях, его организм мобилизовался, включая защитные механизмы.

Варяг уже не однажды наблюдал в себе это превращение – в случае тревоги у него обострялись зрение, слух, он напоминал оголенный нерв, способный чутко реагировать на малейшее изменение интонации в голосе собеседника. Даже шутка в этом состоянии воспринималась по-особенному. Это состояние было сродни поведению дикого лесного зверя, предчувствующего приближающуюся смерть.

Одна из заповедей урки – это умение постоять за себя.

И этой заповеди Варяг свято следовал всю свою жизнь, не спуская никому ни обидного слова, ни насмешки, ни косого взгляда. То, что вокруг него зреет нечто серьезное, он почуял с первой же минуты. Законный вор ощущал вокруг себя пустоту, вакуум. Именно это заставляло его искать способ защитить себя.

Как-то после завтрака Варяг в рукаве вынес из столовой металлическую ложку. А потом в туалете, обломав ее край, заточил до остроты лезвия. Теперь он был вооружен. Заточка обрела покой в правом кармане его синей тюремной робы; не бог весть какое оружие, но по крайней мере он знал – ему потребуется лишь мгновение, чтобы извлечь его и острым жалом отразить хотя бы первую угрозу, – воткнуть заточку в грудь неприятеля или вспороть тому аорту.