Текст книги "Замануха для фраера"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

А что, может, он и найдет утопленника. Но все же лучше ящик с золотишком. Нет, два бы зацепить! А потом можно и этого грузинского футболиста отыскать. Вот, дескать, искал Востриков парня – и вот он!

– И флаг мне в руки! – произнес Степан вслух и огляделся.

Все спят. Только в одном из окон у Василия Степановича, похоже, на кухне, горел свет.

«Забыл выключить? – лениво подумал Степан. Сколько лет они живут через улицу, а и не выпили вместе ни разу. Ну, как же, он ведь начальство. Завмаг, это вам не хухры-мухры. „Хотя, видывали мы начальство и похлеще, – произнес про себя Степан. – И ничего, за ручку с ним здоровкались. Он вообще какой-то… нелюдимый, этот Филипчук. А, хрен с ним“.

Степан постоял еще немного, глядя на одинокий огонек в доме Филипчука, а потом отправился спать. Завтра у него забот будет много. Опять же, «кошек» надо где-нибудь раздобыть. Может, на завод сходить, выставить поллитру, вот и выкуют?

«Точно», – решил Степан и вошел в сени. Там он положил коробок на место и ступил в комнату.

Клава спала, приоткрыв рот. Степан забрался на кровать, набросил на себя одеяло и повернулся на бок. Спиной к Клаве.

А завмаг Филипчук… Он не забыл выключить на кухне свет. Он сидел, упершись невидящим взором в оконное стекло, и вспоминал, вспоминал, вспоминал…

* * *

Два электрических фонаря над высоченной входной дверью, ведущей внутрь внушительного здания Казанского отделения Госбанка, едва освещали огромное крыльцо с толстыми колоннами. Однако в неясном их свете все же можно было разглядеть, что вместо одного часового вход в банк охраняют двое.

– Это еще что за новость? – удивился Родионов.

– Нищива, хузяин, сыпыравимыся, – заверил его Мамай, а Ленчик насмешливо прошептал:

– Какая нам разница, Савелий Николаевич. Газу все равно, сколь человек ему усыплять, одного или десяток.

– Оно, может, и так, но с какой стати усилена охрана? – тихо сказал медвежатник.

– А что, внутри здания охрана тоже усилена? – уже с тревогой спросил Ленчик.

– Не знаю, – ответил Савелий Николаевич. – Вполне вероятно. Поэтому, надо быть готовыми и к такому повороту.

Они стояли за пристройкой соседствующего с банком доходного дома, почти вплотную – через узкую тропочку – примыкавшей к забору, окружавшему банк.

Им пока везло.

Кажется, поднялся ветер. Точно, подул прохладный ветер с Волги и освежил пылающий лоб Якима, только-только осознавшего, какое неподъемное дело они затеяли.

Он посмотрел на Родионова, но тот не показывал никакого волнения. И через несколько мгновений спокойно произнес:

– Давай, Ленчик.

Адъюнкт-профессор и по совместительству вор кивнул и достал из сумки, висящей через плечо, небольшой брусочек с торчащими из него несколькими головками спичек – самодельную шашку. Чиркнув ими о коробок, Ленчик весело посмотрел на подельников и перебросил шашку через прутья забора на территорию банка.

Скоро шашка задымилась и принялась с легким шипением испускать белесый газ, медленно поплывший в сторону часовых. А еще через четверть минуты латышские стрелки уже лежали в разных позах с гарантией, что в течение нескольких часов их не сможет разбудить даже пальба из пушек над их головами. Яким и Серый, как было расписано им на вечернем совещании у Мамая, со всех ног бросились к входу в банк и оттащили мертвецки спящих красноармейцев в ближайшие заросли кустарника. К этому времени у банка уже стоял Ленчик и доставал из своей сумки еще три шашки. Он враз зажег их и кивнул Якиму. Тот, словно пропуская вперед даму, галантно раскрыл двери, но в банк ступила не женская ножка в летнем ботике, а влетели три вонючие шашки. Яким тотчас закрыл дверь, а Ленчик стал смотреть на часы. Целую минуту он стоял неподвижно, наблюдая за секундной стрелкой. А когда минута закончилась, он кивнул в сторону Родионова и Мамая и надел маску. То же проделали Яким с Серым, после чего, прикрывая друг друга, вбежали в здание банка.

Каким молодчиной все же был Ленчик!

Прихожая банка, или как называл ее Ленчик, холл, словно поле сражения был усеян телами людей. Яким и сейчас мог запросто вспомнить ту картину, что предстала перед его взором, когда он ворвался в банк.

Прямо возле входной двери стоял стол, и пожилой красноармеец спал, лежа на нем половиной корпуса.

Недалеко от него, раскинув в стороны руки, лежал на полу стрелок с нашивками младшего командира. Еще двое солдат дрыхли возле колонн. Рядом с ними валялись винтовки с примкнутыми штыками, которые Яким на всякий случай прибрал в сторону.

На ступенях, ведущих на второй этаж, ничком возлежал человек в штатском, зажав в руке револьвер со взведенным курком, – все, что он успел сделать до того, как наглотался усыпляющего газа. А у входа в цокольный этаж сидел, опершись спиной о стену, еще один красноармеец с открытым ртом. Он храпел так громко, что рулады были слышны даже на другом конце холла. Мамай, хмурый и раздраженный чем-то с самого поезда, толкнул его носком сапога, и тот повалился на бок, перестав, наконец, храпеть.

Кто-то закрыл дверь банка на запор, после чего они разделились. Гриша как электрических дел мастер, отдав Мамаю сундук с плавильным аппаратом и баллонами, отправился искать центральный узел сигнализации, захватив с собой отвертки, кусачки и моток изоляционной ленты.

Ленчик с Серым пошли на второй этаж проверить, не остался ли там кто из охраны банка, и для верности бросить туда еще шашечку-другую. Яким же с Мамаем и шефом спустились в цокольный этаж. Переступив через двух, скрюченных в неестественных позах красноармейцев, они пошли по коридору, свернули налево и уперлись в большую железную дверь.

– Вот оно, хранилище, – глухо сказал Савелий Николаевич через маску, кивнув на дверь.

Открыть кодовый замок нечего было и думать. Можно было колдовать над ним до утра, перебирая сотни и тысячи комбинаций, и уйти ни с чем. Поэтому Родионов, сняв маску (было уже можно), уселся прямо на пол и принялся ждать возвращения Гриши. То же сделали и Мамай с Якимом.

– Что с подводами, Яким? – спросил Родионов, вытянув ноги.

С подводами был почти порядок. Почему почти? Дело в том, что Якиму удалось нанять все десять подвод, однако еще днем двое мужиков, верно, опасаясь того, что Яким им чего-то недоговаривал, отказались, несмотря даже на очень хорошие деньги. Остальные получили задаток и обещали быть непременно.

– Будут ждать нас, – он посмотрел на наручные часы, – через два часа у железнодорожного тупика… Восемь подвод.

– Восемь? – переспросил Родионов.

– Да, восемь, – подтвердил Яким. – Двое в последний момент отказались. А искать новых не было уже времени.

– Хорошо. Оставшиеся мужики не подведут?

– Не должны, – ответил Яким. – Я дал им задаток и обещал еще вдвое, когда все кончится.

– Правильно, – кивнул Родионов и тоже посмотрел на часы. Стрелки показывали без четверти час пополуночи.

Вернулись Ленчик и Серый.

– Все чисто, – сообщил Савелию Николаевичу Серый, уважительно посмотрев на Ленчика. – Двое солдат на втором этаже тоже прилегли отдохнуть.

– Сколько действует усыпляющий газ? – спросил Родионов у Ленчика.

– Четыре-пять часов я вам гарантирую, – ответил тот и усмехнулся. – Управимся?

– Надеюсь, – не спеша ответил Родионов.

Минут через двадцать вернулся Гриша.

– Все, – выдохнул он, закуривая папиросу. – Сигнализация полностью отключена. Пришлось повозиться, однако. Хитро придумано, ничего не скажешь…

– Ну что, начинайте, маэстро, – кивнул ему Савелий Родионов и поднялся с пола. – Бог в помощь, господа налетчики. – Он попеременно посмотрел на всех и кивнул: – Теперь все зависит от вас.

Гриша бросил папиросу, затоптал ее носком кожаных чоботов, щелкнул замком сундука и достал из него два баллона с резиновыми шлангами, идущими к медной штанге-держателю с широким соплом. Сопло имело несколько десятков мелких отверстий, а сама штанга – вентиль с двумя манометрами, измеряющими подаваемое давление. На аппарате стояло немецкое клеймо.

Сначала он отвернул вентили на баллонах. Потом, отведя держатель в сторону, зажег спичку, повернул вентиль на штанге и поднес спичку к соплу, поглядывая на манометры. Через мгновение сопло пыхнуло голубоватым огнем, с силой и змеиным шипением вырывающимся из него. Покрутив еще вентили, Гриша удовлетворенно хмыкнул и посмотрел на Савелия Николаевича.

– Давай, – коротко приказал Родионов.

Гриша снял пенсне, надел очки, похожие на солнцезащитные, и поднес сопло горелки к щели между железной дверью хранилища и железным косяком, где виднелись языки замка.

– Не смотрите на огонь, – предупредил он, и Яким послушно отвернулся.

– А сколько времени твой аппарат будет плавить эти замки? – громко спросил Гришу Ленчик.

– Все зависит от металла, – не оборачиваясь к нему, так же громко ответил плавильных и электрических дел мастер.

– И все же? – не унимался Ленчик.

– От получаса до полутора часов, – ответил Гриша.

– Ну что ж, – невозмутимо ответил бывший адъюнкт, коему уже не было суждено стать не только ординарным, но и экстраординарным профессором, – тогда я, пожалуй, вздремну.

Мамай с Савелием переглянулись, а Серый пожал плечами: такое спокойствие Ленчика никак не вязалось с важностью текущего момента.

– И ты сыможеш засынут? – удивленно спросил Мамай.

– Сымагу, – шутливо ответил ему адъюнкт-налетчик и улегся на пол, подложив под голову свою сумку.

Время шло. Дверь и косяк, в том месте, куда была направлена горелка, оплавились, обнажив четыре толстенных круглых языка.

– Есть один, – безмятежно сообщил через двадцать минут Григорий.

Савелий Николаевич посмотрел на часы и нахмурился.

Яким тоже посмотрел на часы: час тридцать две минуты.

– Есть второй, – произнес через четверть часа плавильный мастер, все так же не оборачиваясь.

Все молчали.

Два последующих языка были расплавлены еще через двадцать пять минут. Когда Родионов, вскочив, раскрыл железную дверь, часы Якима показывали двенадцать минут третьего.

– Теперь ваша очередь, Савелий Николаевич, – произнес Гриша, завертывая вентили на плавильном аппарате и снимая защитные очки.

Мамай разбудил Ленчика, и они все вошли в бетонную комнату-бункер, служившую «предбанником» для хранилища. Здесь Яким впервые увидел знаменитого медвежатника за работой. Савелий Николаевич подошел к стене с металлической дверцей и, поколдовав отмычкой несколько секунд, распахнул ее. За дверцей в два ряда были расположены металлические квадратные кнопки с нарисованными на них белой эмалью цифрами от нуля до девяти.

Все наблюдали за ним с напряженным вниманием.

– Не беспокойтесь, господа налетчики, сейчас вот эта бетонная стена, – указал Савелий на противоположную от входа стену, – бесшумно и плавно отъедет в сторону, и вы увидите… Впрочем, смотрите сами.

Точными и выверенными движениями он стал нажимать цифры в определенном порядке. Сделав это, он отступил на шаг и оглянулся, следя за выражением глаз подельников. Однако он увидел в них удивление и разочарование.

Родионов обернулся. Бетонная стена стояла недвижимо и не думала никуда отъезжать. Ни плавно и бесшумно, ни быстро и со скрежетом.

Шеф снова, уже медленно и нажимая на кнопки сильнее, набрал известный ему цифровой код.

Ничего не произошло.

Яким с Серым переглянулись, а потом напоролись на острый взгляд Мамая. Все молчали, но если бы кто-нибудь позволил себе сказать что-то оскорбительное в отношении Савелия Николаевича, Мамай тут же отвернул бы наглецу голову. Его взгляд обещал именно это.

Замешательство Родионова было недолгим. Затем он спросил саквояж, и Мамай подал его.

Шеф поставил саквояж на пол, присел на корточки и щелкнул замочком. Затем достал небольшую отвертку, выпрямился и стал выкручивать винты замочного щитка. Потом долго колдовал над ним, попеременно нажимая кнопки с цифрами и слушая едва различимые щелчки. А чуть позже удовлетворенно хмыкнул и нацарапал на стене цифру 7. Похоже, одна цифра кода была найдена. Затем он о чем-то негромко поговорил с Гришей, и Яким расслышал лишь обрывки фраз:

– … что скажешь?

– …электрический замок… при нажатии… замыкается… включается… ский двигатель.

– … сможем включить?

– Почему не сможем, смо… Но это… пока замок не будет открыт.

После этих слов Гриша закурил папиросу.

– Выходит, замок надобно открыть в любом случае, – уже громче произнес Савелий Николаевич.

– Выходит, – согласился Гриша и произнес слово, которое Яким слышал впервые: – Тестер.

Затем Гриша достал из кармана своего кургузого пиджака этот самый тестер, похожий на большие наручные часы, и они уже вместе с Родионовым стали колдовать над шифром замка. Скоро рядом с семеркой Савелий Николаевич нацарапал единицу.

– Давай, будем проверять цифры по порядку: два, три, четыре… – предложил Родионов.

При нажатии на кнопку с цифрой 2 стрелка прибора, зовущегося тестером, осталась на месте.

– Нет, – буркнул Родионов.

На нажатие кнопки с цифрой три прибор не отреагировал тоже.

Яким с Серым почти не дышали. Мамай же, напротив, сопел и вытирал со лба крупные капли пота.

– Давай четверку, – нетерпеливо произнес Савелий Николаевич.

Гриша повозился с проводками.

– Жмите.

Медвежатник нажал на кнопку с цифрой 4.

Стрелка прибора скакнула вправо, и Родионов рядом с цифрой 1 нацарапал цифру 4.

Таким же образом были найдены нужные цифры кода 6, 9 и 0.

– Все, – выдохнул Савелий Николаевич, глядя на стенку, где было нацарапано 714690. – Молодец, Григорий.

Электрических и плавильных дел мастер лишь хмыкнул и закурил новую папиросу.

Савелий Николаевич Родионов, вор-медвежатник всея Руси, а ныне Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, непревзойденный мастер по вскрытиям сейфов и несгораемых касс, поиграл пальцами, зажимая их в кулаки, после чего принялся аккуратно нажимать на кнопки электрического замка: 7, 1, 4, 6, 9, 0.

Затем решительно отступил на шаг в сторону.

Стена не сдвинулась даже на дюйм.

Родионов посмотрел на наручные часы. Яким непроизвольно сделал тоже самое. Стрелки показывали без десяти три.

Савелий Николаевич посмотрел на остальных. Все в ожидании глядели на Родионова. Тот, казалось, не проявлял никакой озабоченности.

Отослав Ленчика с Якимом и Серым глянуть, как чувствует себя охрана и не собирается ли кто из них просыпаться, медвежатник снова принялся за цифры. По его стиснутым зубам было ясно, что он не отступится.

В банке все было по-прежнему: солдаты находились в отключке – газовые шашки Ленчика подействовали безотказно и надолго.

Вернувшись, они сели у стены и стали наблюдать за действиями Родионова, седые виски которого поблескивали от обильно выступившего пота. А он продолжал и продолжал набирать разные варианты цифр: 107469, 471690, 417690, 461790…

Стена не двигалась.

Потом шеф задумался. Стрелки часов уже крепко перевалили за три часа. А Родионов стоял, не предпринимая никаких действий.

Наконец, будто спохватившись, он набрал один набор цифр…

Стена стояла мертво.

Другой…

Где-то в подвале загудело так, будто завелась мощная машина. Яким с Серым переглянулись.

Шеф набрал новый код и… бетонная стена, дрогнув, поползла вбок, словно складывающаяся ширма в дамском будуаре.

– Ура! – не удержавшись, воскликнул Ленчик.

Все столпились возле отъезжающей стены. А потом их взорам предстало то, что вполне могло свести с ума.

– Мама родная, – тихо произнес бывший адъюнкт-химик и с улыбкой до ушей первым шагнул в блиндированное хранилище. – Пресвятая Дева Мария Богородица, спаси мя и сохрани…

– Да-а, – восторженно протянул Гриша, и у него изо рта выпала на пол горящая папироса.

Мамай часто-часто смаргивал, Яким беспрестанно глотал слюну, а Серый, как о том он после сказал Якиму, не мог унять дрожь в коленках, – это Серый-то, потомственный уркаган, который не единожды попадал в такие передряги, из которых мало кто смог бы выйти не то что живым, невредимым!

– Поглядели? – нетерпеливо спросил Савелий Николаевич, в очередной раз глянув на часы. – Теперь за работу.

– Что берем в первую очередь, Савелий Николаевич? – весело спросил Ленчик.

– Сначала мешки с монетами, – приказал Родионов. – Потом полосы и ящики с брусками.

Он обернулся к Якиму.

– Во дворе банка стоит локомотив с вагонами. Сходи, проверь, все ли там ладно.

Яким кивнул и двинул в сторожку на заднем дворе банка. Дверь ее была лишь прикрыта, и он осторожно открыл ее и вошел. Сторож спал на кушетке, открыв беззубый рот.

Яким наклонился над ним и потормошил за плечо.

– А? – спросил сторож спросонья.

– Не дергайся, папаша, ежели на перо не хочешь напороться, – предупредил его Яким.

Старик быстренько все понял и кивнул головой.

– Ну, вот и ладно, – сказал Яким. – Коли послушным будешь, ничего с тобою, может быть, и не случится. Будешь послушным-то?

Сторож снова кивнул головой.

Яким связал его приготовленной заранее веревкой. Сторож не сопротивлялся.

– Молодец, – похвалил его Яким. – А теперь открой рот.

Сторож послушно разинул рот, и Яким с силой запихал в него кусок скомканной байковой тряпицы.

– Носом дыши, – посоветовал напоследок сторожу Яким, – а то сдохнешь, – и пошел к локомотиву…

Завмаг Филипчук, он же бывший налетчик Яким, оторвал взгляд от окна. Ночи в июле короткие, глазом моргнуть не успеешь, как небо из черного становится серым, а потом начинает голубеть. Несмотря на опорожненную бутылку, в голове было ясно, а может, это начинающийся день не давал ему захмелеть из-за свежести раннего утра.

Яким подтянул к себе сверток и откинул угол материи. Потом еще один и еще. В неясном свете, падающем из окна, тускло сверкнули масляной сталью бок старенького «нагана» и лезвие финского ножа…

Золотой запас России они сносили в вагон молча, только сопели да обливались потом. Мешки с монетами «реквизировали» все до единого, затем погрузили в вагон золотые полосы и принялись за ящики. На каждом из них имелось четкое клеймо государственного казначейства Российской империи. Ящики были одинаковыми и тяжелыми, весом пуда по четыре с лишком. Но, как говорится, своя ноша – не тянет. Особенно золотая. Поэтому «экспроприация», как называл Ленчик то, что они делали, шла споро, и даже худой и похожий на высохшую жердь Гриша, отдуваясь, таскал ящики один за другим без передыху. Впрочем, мужик он был жилистый, и иметь дело с тяжестями ему, очевидно, приходилось не однажды.

– Давай, ребятки, давай, – подбадривал остальных Савелий Николаевич, принимая от Мамая очередной ящик и взваливая его на плечо. – Еще немного, и хорош!

Когда стрелки часов показали половину шестого, случилось то, чего не ожидал никто. Стена вдруг с грохотом и очень быстро поехала обратно, словно оборвались тяжелые пружины, державшие ее. Мамай, подававший ящики, бросился было к стремительно уменьшавшемуся проему, но стена сомкнулась быстрее, чем он подскочил, и Мамай остался внутри хранилища.

– Мамай! – крикнул Родионов уже в бетонную стену, но ответа, конечно, не услышал. Лишь через мгновение изнутри раздался глухой звук.

Родионов лихорадочно бросился к цифровому замку и набрал уже известный код.

Стена не двинулась с места.

Он выдохнул и медленно, в полной тишине, стал снова нажимать кнопки с цифрами.

Стена не двигалась…

Мамая все же удалось вызволить. Родионов, когда ему как фининспектору Наркомата, показывали хранилище, обратил внимание на старика, сопровождавшего его, и комиссара банка Бочкова. Именно этот старик, хранитель, распоряжался ключами от хитрых замков и нажимал кнопки с цифрами.

И они, Родионов и Яким, отправились к старику, адрес которого быстро нашелся в кабинете главбуха.

Сначала им не хотели открывать. Экономка этого Краузе, старая карга, долго спрашивала из-за двери, кто они такие, да зачем стучатся в такую рань. Яким хотел уже снести двери к чертовой матери, когда на требование Родионова, назвавшего себя фининспектором Крутовым, им, наконец, открыли.

– Что вам надобно в такую-то рань? – спросила старушенция, загораживая им дорогу.

Савелий Николаевич официальным тоном ответил, что он послан комиссаром банка товарищем Бочковым за Густавом Густавовичем, коему немедленно следует явиться в банк.

– Ась? – спросила старуха.

Время поджимало, и вместо объяснения старой и глухой карге, зачем они здесь, Родионов с Якимом просто оттолкнули старушенцию и направились в спальню.

Краузе уже проснулся и встретил их сидящим на кровати в ночной рубашке и старорежимном колпаке.

– В чем дело? – спросил он, с тревогой поглядывая то на Родионова, то на Якима.

– Собирайтесь, Густав Густавович, – строго приказал Савелий Николаевич, нахмурившись. – Чрезвычайные обстоятельства и лично комиссар товарищ Бочков требуют вашего немедленного прибытия в банк.

– Я никуда не пойду, – пискнул старикан, опасливо отодвигаясь от Родионова.

– Это почему же, товарищ? – спросил его тот, наступая.

– Потому! – взвизгнул хранитель и предпринял попытку ретироваться из спальни, но Яким быстро перехватил его.

– Ты куда, папаша? – угрожающе прошипел он. – Сказано тебе: идти, значит надо идти.

– Вы что, не узнали меня, Густав Густавович? – вымучил из себя улыбку Родионов. – Это же я, фининспектор Крутов.

– Знаю я, какой вы фининспектор, – надевая на себя брюки и сорочку, произнес старик. – Никакой вы не фининспектор Крутов, а вор, налетчик и рецидивист. Я об этом еще тогда, в хранилище догадался, когда вы пытались высмотреть цифровой код электрического замка. Ишь, чего удумали, банк ограбить.

– Значит, поэтому вы у кодового замка шифры сменили? – раздраженно спросил медвежатник.

Старик молча пожевал губами.

– Ну, все, идем, – заторопился Родионов и, взяв Краузе под локоток, потащил его к дверям.

– Вы куда? – спросила экономка, когда вся троица вышла из хозяйской спальни.

Яким предусмотрительно ткнул старика кулаком под ребра.

– В банк, куда же еще, – ответил ворчливо старик, сморщившись от боли и с опаской поглядывая на Якима.

Они прошли по коридору, как добрые старые друзья. Густав Густавович шел посередине, и его уважительно, как это могло показаться со стороны, поддерживали под руки Савелий Николаевич и Яким.

Экономка, семеня перед ними, распахнула входные двери, и трое мужчин вышли на занимающуюся рассветом пустынную улицу.

– А вы вернетесь, Густав Густавович? – вдруг спросила старушка.

– Вернется, – ответил за хранителя Родионов.

Оказалось, что хранилище самостоятельно закрывается через полтора часа, после того как его открыли. Потому что срабатывает специальный часовой потаенный механизм, о котором знали только комиссар банка и главный бухгалтер.

Нет, не хотел бы тогда оказаться на месте Мамая Яким.

В общем, Мамай был вызволен. Но было потеряно драгоценное время. Эх, если бы у них в запасе был бы еще часок!..

– Все, к поезду! – скомандовал Родионов и принял у Ленчика ящик. – Яким, ставь локомотив под пары.

Яким побежал к поезду. Когда в вагон погрузили последний ящик, поезд уже стоял на парах.

– Ну что, ребятушки, поздравляю вас с успехом! – крикнул подельникам Савелий. – Встретимся в Москве! За старшего остается Мамай.

Родионов пожал каждому руку и ушел. Больше Яким его никогда не видел. А потом…

Потом началось самое занимательное.

По одноколейке они доехали до протоки Булак. Здесь рельсы кончались. И здесь их терпеливо поджидали мужики-возчики. Золото стали перегружать на подводы. Когда из вагона выносили последние ящики, со стороны вокзала послышались ружейные выстрелы. Мамай с Ленчиком переглянулись.

– Да не пужайтесь вы, – сказал один из возчиков. – То учения идут.

– Учения? – переспросил Ленчик и снова переглянулся с Мамаем.

– Точно, не сумлевайтесь. Мне это сам военком Межлаук сказывал, – ответил мужик.

Золото закидали пустыми мешками, дерюгой, забросали сеном и тронулись по тракту. Проехали дамбу, мост через Казанку, но при въезде в пригородную слободу уперлись в перекрытую рогатками улицу. За рогатками фабричные под присмотром плюгавого человека с козлиной бородкой, в кожаных галифе и френче строили баррикаду из ящиков и бревен.

– Куда прешь! – гаркнул один из фабричных. – Давай, поворачивай оглобли!

– Куды ж поворачивать? – прокричал в ответ возчик первой подводы.

– Назад поворачивай, дубина!

– А пошто назад-то? Нам вперед надоть.

– Ты что, русского языка не понимаешь?! – заорал что есть мочи фабричный, снимая с плеча винтовку. – Так я тебе щас вмиг объясню, что надоть, а что не надоть.

– Сыворащиваем опратны, – произнес громко Мамай, сидевший на второй подводе.

Ленчик, повернувшись к вознице, который говорил об учениях, зло посмотрел на него и смачно сплюнул.

Повернули назад. Проехали мост через Казанку, дамбу и вновь оказались у начала тракта.

– Ну, и куда теперь? – спросил Ленчик.

– Паехали на Кизищескую дампу, – после почти минутного раздумья произнес Мамай. – Пыраетем Козьей слапатой, Кизищеской слапатой и сывернем патом наливэ. Щерез верысту выйтем на Нижекаротскую даругэ.

Поезд из восьми подвод двинулся нижней дорогой к крепости, от которой начиналась Кизическая дамба. Когда крепостные стены остались уже по правую руку, навстречу попались идущие вразброд солдаты.

– Поворачивайте назад, мужики, – хмуро сказал им бородатый красноармеец с перебинтованной выше локтя рукой. – Каппелевцы уже в Козьей слободе, а чехи взяли Суконку и прут на вокзал. – Их патрули через полчаса будут возле крепости.

Все! На Нижегородский тракт, который бы вывел их так или иначе на Московскую дорогу, путь был отрезан.

– Куды ж теперя податься-то? – спросил передний возница.

– Сказывают, Оренбургский тракт покуда чист, туда и ехайте, – ответил бородатый и, буркнув еще что-то, чего Яким не разобрал, понуро побрел дальше вместе с остальными красноармейцами.

– Что будем делать? – спросил Мамая Ленчик.

– Паетем на Ореныпуркский тыракыт, – жестко отрезал Мамай.

Повернули в сторону Оренбургского тракта. Покуда ехали, их то и дело обгоняли беженцы с котомками, покидающие город. Лица их были хмурые и запыленные.

Проехали обширное кладбище за покосившейся оградой. За ним дорога пошла вдоль берега большого озера. Близ поворота на сельцо Борисково попался им конный красноармейский разъезд. Яким с Серегой напряглись было, да и Мамай сунул руку в карман полосатого деревенского пиджака, где лежал пристрелянный «наган», однако красноармейцы лишь покосились в сторону подвод – им было не до беженцев.

Дорога опять пошла берегом. Ехали молча, глядя на воду, подернутую легкой рябью. Теперь тракт впереди и позади их обоза в восемь подвод был пустынным, словно стоял не самый разгар дня, а поздний вечер или раннее утро. Мамай хмурился, привставал на подводе и смотрел вперед на дорогу, прикладывая ладонь козырьком к глазам и все больше смурнея. Тишина и безлюдье его явно тревожили.

Так ехали еще с полчаса. Мамай явно нервничал и велел Якиму с Серым двигать вперед. Они сели на первую подводу и приказали возчику ехать быстрее. Скоро они оторвались от остальных и через несколько минут скрылись за поворотом.

Их остановили четверо, вышедшие из придорожного перелеска. Разведка белых. Стали расспрашивать, кто такие, откуда.

– Из городу, – ответил им возчик. – От голоду бежим.

– А что везете? – спросил один из четверки, очевидно, старшой.

Возница промолчал. За него ответил Яким:

– Так, барахло всякое.

– Кажи, что за барахло, – потребовал старшой.

– Смотри, – спокойно сказал Яким, однако приготовился к самому худшему развитию событий.

Те раскидали сено, тряпье и увидели ящики.

– Что это?

– Посуда, – ответил Яким и быстро глянул на Серого.

– Открывай, – приказал старшой.

– Зачем? – спросил Яким.

Вместо ответа старшой вынул револьвер, а остальные трое передернули затворы винтовок.

– Открывай, красножопый, ящики, не то щас стрельнем тебя, – сквозь зубы произнес старшой.

Яким бросил быстрый взгляд на Серого, и тот, молниеносно выхватив «наган», выстрелил в старшого и еще одного солдата. Яким положил третьего, а четвертый стремглав бросился в перелесок и скрылся за деревьями. Не прошло и минуты, как из перелеска стали выбегать люди с оружием и стрелять по подводе. Одна из пуль пролетела так близко от лица Якима, что едва не ожгла щеку, а другая впилась в оглоблю телеги.

– Гони назад, предупреди наших, – сказал возчику Яким. – Скажи, с грузом им здесь не пройти. А мы покуда солдатиков задержим.

Возчик развернул подводу и, неистово стегая коня, покатил назад, а они с Серым перебежали через дорогу и залегли в кустах, отстреливаясь.

На них наседали крепко. И вовсе не солдаты, хотя и были в форме. Ну, откуда Якиму было знать, что они с Серым напоролись на авангардный отряд, состоящий из ижорских рабочих Народной армии полковника Каппеля. А ижорцы, – эти, ох как были злющи на Советскую власть…

Винтовочные выстрелы каппелевцев становились все плотнее.

– Может, сказать им, что мы не красные? – пошутил Серый, приподнявшись на локте и вглядываясь в наступавшую на них цепь людей с винтовками. – А то у меня три патрона только осталось.

– У меня, – Яким покрутил барабан револьвера, – два. Что делать будем?

– Как думаешь, Мамай с остальными далеко ушли? – спросил Серый, выстрелив. – Ага, есть еще один…

– А черт его знает, – сказал Яким. – Так что делать-то будем?

Пуля, чвыркнув, вонзилась в ствол березы, за которым он прятался.

– Давай еще малость их подержим, а потом деру, – предложил Серый. – Может, догоним Мамая с ребятами.

– Эй, красноперые, сдавайтесь, – крикнули им откуда-то из придорожных кустов.

– Ты смотри, красноперыми нас величают, паскуды, – зло произнес Серый и, привстав, выстрелил в кусты. В ответ прозвучал залп не менее чем из десяти винтовок. Сергей охнул и повалился прямо на Якима.

– Серый, Серый, куда тебя? – повернул друга на спину Яким и встретился с его затуманенным взором.

Серый попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта выплеснулся ручеек крови. Тело его выгнулось, затем обмякло, и в зрачках застыло небо и кроны берез…

– Суки, – выругался Яким, принимая из холодеющей ладони Сергея револьвер. – Ну, с-суки…

Он отполз от березы и устроился за небольшим можжевеловым кустом. По тому месту, где остался лежать Серега, стреляли уже более чем из дюжины винтовок, а затем показалась цепь солдат. Яким прицелился в переднего и нажал на спусковой крючок. «Наган» плюнул огнем и дымом, и солдат упал. Яким выстрелил еще раз и бросил второй револьвер в кусты.

– Ладно, суки, – прошептал он и отполз от куста. Почти тотчас в место, где лежал Яким, вонзилось несколько пуль.

Сзади хрустнула сухая ветка. Яким быстро обернулся и увидел черный зрачок винтовочного ствола, направленный точнехонько в грудь. Через мгновение в груди хрустнуло, и на него обрушился мрак…

Яким очнулся через четверть часа. В перелеске никого не было. Выстрелов не было слышно тоже.

«Может, Мамай с ребятами ушли?» – подумал он.