Текст книги "Найти себя (СИ)"

Автор книги: Евгений Эс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

   Тем временем судно миновало гибралтарский пролив и порт Улаф. Якорь в порту бросили всего на пару часов, только чтобы забрать дипломатическую корреспонденцию, после чего корабль взял курс на север вдоль побережья второго государства эльфов – Феслании. Дул сильный встречный ветер и пришлось идти галсами, отклоняясь от цели и теряя время. Палуба судна накренялась так сильно, что по ней стало трудно не только передвигаться, но даже чтобы просто стоять приходилось обязательно за что-нибудь держаться. Спустя сутки такого изматывающего плавания капитан отдал приказ спустить паруса и раскочегарить машину. Теперь они шли точно на север, из трубы валил густой черный дым, а под палубой пыхтел и постукивал поршнями паровой двигатель. Когда достигли, и стали огибать французский полуостров Котантен, который здесь принадлежал третьему эльфийскому государству Фаргаус, заметно выросло количество встречных кораблей. Некоторые из них шли под необычными черными или красными парусами, а иногда одновременно и черными и красными вперемешку. Альты, пояснил Виктору один из матросов, недобро провожая взглядом огромный клипер вампиров, несущийся на раздутых разноцветных парусах.

   Полтора месяца плавания подходили к концу, а Виктор так и не придумал ничего, что могло бы прославить его хозяина. Маг, между тем, не выходил из запоя и в очередной холодный вечер, подогревшись вином, решил поразить Сомова своими писательскими талантами и прочитать ему лучшие моменты из своей книги, которая называлась "Хфиласан и Елизада". Произведение было естественно о несчастной любви обильно политой слезами и кровью. Спьяну Преан начал читать на языке оригинала, пока не сообразил, что Виктор ни слова не понимает из того, что слышит. Писатель попытался сходу переводить на орский, но это получилось у него плохо и, кроме того, он заявил, что бедный орский язык не способен был передать всей многогранной красоты его гениального произведения. И тогда маг загорелся идеей обучить своего раба человеческому языку. Среди прочих магических предметов у Преана имелись языковые амулеты всех известных стран. Когда в трясущихся руках хозяина появился амулет похожий на обруч для надевания на голову, Виктор забеспокоился, как бы пьяный маг не сотворил с ним чего-нибудь нехорошего. Однако будучи человеком подневольным у Сомова не оставалось иного выбора кроме как подчиниться, сесть на табурет и покорно надеть амулет на свою седую голову. Хозяин минуту манипулировал с амулетом, а затем в глазах у раба потемнело, и он потерял сознание.

   Судно накренилось на бок, от чего Виктор упал на пол, амулет слетел с его головы, а сам он пришел в себя. От звука падения очнулся и задремавший за столом маг. Уснул он видимо прямо на своей книге, потому что, когда оторвал голову от стола и поднял лицо, на его щеке явственно проступили большие рельефные буквы – "Елизада". Сомов без проблем прочитал и понял это слово, несмотря на то, что оно отпечаталось зеркально. По случаю удачного завершения обучения маг налил вина не только себе, но и своему рабу, а затем торжественно протянул свою книгу. В голове студента шумело от вина, от воздействия амулета, от удара при падении и строчки книги расплывались перед глазами. Странное дело, все буквы казались Виктору знакомыми, он даже мог назвать каждую из них, знал, как она звучит и даже мог прочитать слово или предложение целиком, но что эти слова значили, он понятия не имел. Единственными понятными словами в тексте были только имена главных героев. Об этом он и сообщил озадаченному магу. Эргис долго осматривал амулет и наконец, радостно заявил, что все в порядке, и он просто перепутал амулеты. Оказалось, что вместо языкового амулета он использовал амулет для обучения письменности. Ошибка привела мага в пьяный и веселый восторг, ведь теперь у него был единственный в своем роде раб умеющий писать, но не умеющий говорить на остандском. Эргис даже задумался, а не оставить ли все так как есть, чтобы затем использовать раба в качестве писца, не понимающего смысла того что пишет. Эта идея казалась Преану весьма привлекательной. Сомов не возражал, так как голова его раскалывалась от боли, а эксперименты пьяного мага пугали своими непредсказуемыми последствиями. Однако нестерпимое желание писателя похвастать своей книгой хотя бы перед собственным рабом пересилило чащу весов в пользу дальнейшего магического обучения. Виктор вынужден был со страхом снова надеть обруч с новым амулетом на свою многострадальную голову. Вторично за эту насыщенную магическими событиями ночь в его глазах померк свет, и он провалился в беспамятство.

   Очнулся он от собственного стона и невыносимой головной боли. Маг спал уже не сидя, а лежа на кровати не снимая ни одежды, ни обуви. Виктор стащил с головы обруч и положил его на стол рядом с книгой. Проверять свои способности к языку не было ни сил, ни желания. Хватаясь за борт и перебирая ванты, он еле дотащился до кубрика, сполз вниз, с нескольких попыток забрался в гамак и провалился в мучительный сон, наполненный кошмарными видениями.

   Проснулся студент совершенно разбитым и нисколько не отдохнувшим. Боль продолжала пульсировать в голове так сильно, что Сомов сжимал череп руками и тихо постанывал, когда его никто не видел. Вдобавок пришлось слушать ругань мага, что, дескать, на раба были потрачены слишком дорогие магические амулеты. Виктор не стал напоминать о том, что инициатива магического обучения исходила от самого мага, а лично он, как раз таки возражал изо всех сил. Заметив, наконец, болезненное состояние невольника, Эргис велел убираться, что с удовольствием Сомов и сделал. Весь день он провел лежа в кубрике, поднимаясь только чтобы поесть. Несколько матросов отметили его плохое самочувствие, и он прекрасно понял, что они сказали, но даже это не радовало. Только на второй день Виктор оправился от негативных последствий использования магических амулетов и только тогда в полной мере оценил их потрясающую эффективность. Сомова поразило, что всего за одну ночь он полностью освоил человеческий язык и письменность. Всего за одну ночь! Такая магия вызывала у студента привыкшего получать знания долгой и нудной зубрежкой полнейшее изумление и восхищение. О том, что за это пришлось заплатить несколькими днями чудовищной головной боли, он уже не вспоминал. Болезненные ощущения прошли, а знания остались, и это было главное. Матросы, когда он на идеальном языке Останда поддержал беседу, не придали этому факту особого значения и в отличие от него не слишком удивились.

   – О, немой заговорил, – по-дружески подтрунивали моряки над невольником, – Может, теперь споешь нам под гитару, Седой?

   Действительно, подумал Виктор, почему бы и не спеть, раз уж открылись новые возможности. Оставалось только написать подходящий текст, чтобы было о чем петь, и он незамедлительно взялся за перо и бумагу. Регулярно окуная перо своей "автоматической" ручки в чернильницу, он стал набрасывать свои первые стихи в мире Осаны. Теперь, владея языком, он знал, что люди называют свой мир Осана. Писалось на удивление легко и быстро, благо стандартизация, проведенная в свое время правителем Марком, коснулась и языка. Почти все окончания слов были на "а", "о" или "ан". Исключение составляли только имена собственные ну и некоторые другие исключения, существующие для того, чтобы подтверждать правило. Язык Останда оказался похожим на земное эсперанто, звучал красиво, а рифмовать строки стихов на нем было настоящее удовольствие. Виктор не стал повторять свой предыдущий земной опыт рифмотворчества, когда даже друзья по студенческой музыкальной группе отказывались петь песни на его стихи. Зачем было мучиться и изобретать велосипед, когда в его распоряжении имелись творения авторов, уже прошедшие строгий отбор читателей, слушателей и критиков на земле и выдержавшие испытание временем. Достаточно было просто перевести их на остандский и при этом заменить всего несколько слов незнакомых здешней отсталой цивилизации. В процессе перевода Сомов стал беззастенчиво менять текст, если ему казалось, что автор подобрал неудачное слово в силу требования рифмы или размера. В остандском языке практически не было проблем с рифмой и это открывало безграничные возможности для поэта. Виктор быстро и без затруднений закончил первый пробный перевод песни на морскую тематику. Он перечитывал еще раз и еще получившееся произведение и не мог избавиться от впечатления, что его вариант и по смыслу и по звучание гораздо лучше оригинала. Сомов терял скромность и ничего не мог с собой поделать. Простите меня Булат Шалвович, мысленно попросил он прощения у великого барда за то, что ваш Портленд превратился в мой Останд. Не останавливаясь, сходу он перевел еще одну песню о море и кораблях на этот раз принадлежащую Владимиру Высоцкому.

   Учитывая, с какой легкостью и скоростью он написал первые два стихотворения, такими темпами он мог в очень короткое время настрочить целый сборник стихов. Причем стихов такого высочайшего уровня, которого мир Осаны еще не видел. Сомов, конечно, понятия не имел, как обстоят дела с поэзией у людей, пока ему доводилось слышать лишь вирши орков, и у них-то он точно прослыл бы Байроном и Пушкиным в одном лице. Однако Виктор нисколько не сомневался, что и в Останде творения земных классиков ожидает фурор. Иначе и быть не может. Вот и подарок для господина Преана, который не только сделает его известным, но и прославит мага-алкоголика в веках. Но поразмыслив немного, Сомов решил, что не стоит торопиться и отдавать шедевры земных классиков Эргису.

   Работу над переводом стихов пришлось отложить и бежать по требованию хозяина к нему в каюту. Преан сегодня вышел из запоя и был непривычно трезвым и хмурым. Он пригласил Сомова присесть за стол, выложил перед ним свою книгу и уставился мутным взглядом.

   – Я научил тебя говорить и читать, – не стал скромничать маг, – и теперь ты в состоянии самостоятельно насладиться высоким литературным искусством. Дарю тебе мое сочинение. Читай Сангин и наслаждайся.

   – Спасибо, хозяин, – поклонился Виктор, – Вы необычайно добры.

   Он взял книгу со стола, на котором, кроме всего прочего, лежала старая остандская газета. Сомов рассеяно посмотрел на печатное издание, невольно задержался взглядом, и тут его озарила идея. Идея с большой буквы. Даже навскидку было ясно, что воплотить эту идею будет проще простого, а создателю она сулит и всемирную славу, и неплохие деньги. Все было настолько просто, что студент удивился, как же он раньше до этого не додумался.

   – Господин Преан, – заискивающе спросил Виктор, – А нет ли у вас словаря? Вдруг в вашей книге мне попадутся непонятные выражения, а я не хочу пропустить ни одного слова из вашего гениального произведения.

   Хозяин криво улыбнулся неприкрытой лести и дал Сомову толстенный словарь в потертой кожаной обложке. Теперь у Виктора было все, что требовалось для реализации его плана. Он посмотрел прямо в глаза Эргису и уже другим голосом твердо и уверенно произнес:

   – Господин Преан, у меня тоже есть для вас подарок. Завтра вы получите то, что принесет вам всемирную известность, славу и деньги. Я же ожидаю получить за это обещанную свободу.

   Улыбка сбежала с лица мага, а глаза его ожили и заблестели.

   – Завтра? – переспросил он и облизнул внезапно пересохшие губы.

   – Завтра, господин Преан, – подтвердил Сомов и снова напомнил: – А взамен я получу свободу.

   – Конечно, конечно, – поспешил согласиться маг, а оставшись один, распахнул окно и долго смотрел на волны атлантического океана, – Какого черта я ему верю? – спрашивал сам себя Эргис и не находил ответа.

   Преан вздохнул и достал бутылку вина, задумчиво повертел ее в руках, разглядывая этикетку, а затем еще раз вздохнул и с сожалением убрал бутылку на место.

   Сомов тем временем выпросил у плотника линейку, а вернувшись в кубрик, принялся за черчение. Когда чертеж был закончен, начал вдоль и поперек перерывать словарь и делать записи на отдельных листах. К вечеру, когда он почти завершил работу, на палубе вдруг раздались радостные крики, а в кубрик свесился матрос вниз головой и выкрикнул:

   – Останд!

   Все разом помчались наверх и Виктор, не удержавшись, полез вслед за остальными. Честно говоря, берег Останда ничем не отличался от эльфийского берега, и смотреть было не на что. Те же горы покрытые лесом, свозь которые местами прорвались голые вершины скал, а над ними все то же грязное пасмурное небо. Но общая радость команды невольно передалась Виктору, и он заулыбался, как и все остальные. Единодушному настроению поддался и обычно суровый капитан, который приказал выдать всем матросам по чарке вина, и радость повысилась до ликования. Вслед за бочонком вина свободные от дел моряки устремились в кубрик, а вахтенные матросы проводили их завистливыми взглядами. Виктор, слегка подмерзнув, покинул палубу одним из последних и вернулся к прерванной работе со словарем.

   В кубрике набилось огромное количество народа. Кроме постоянно обитающих здесь моряков пришли матросы из котельной и почти весь обслуживающий персонал. Виктора зажали в углу на рундуке и мешали работать. Несколько раз Сомова просили поиграть на гитаре и предлагали выпить, но лишь отнекивался – позже. Краем уха он слышал, как разговоры перескакивают с одной темы на другую, и в какой-то момент речь зашла о кораблях-призраках. Вот тогда Виктор, захваченный новой идеей, отложил работу для Преана в сторону и второпях набросал текст песни "Летучий голландец", слышанный им в исполнении Лермана. И когда его в очередной раз попросили сыграть он не стал отказываться и пробрался в центр кубрика. Матросы оживились, раздвинулись, освобождая место за столом, и передали гитару.

   – Сотни лет тому назад, – начал предысторию Виктор своим хриплым низким голосом, – альтарийский капитан вез на борту молодую пару. Капитану очень приглянулась девушка, он убил ее суженого, а девушкой попытался овладеть силой, но она бросилась за борт. Затем огибая мыс Бурь, его корабль попал в сильнейший шторм. Матросы стали роптать и предлагали переждать непогоду в спокойной бухте. Капитан убил всех недовольных и поклялся, что никто из команды не ступит на берег, пока они не обогнут мыс, даже если для этого потребуется вечность. Этим он навлек на свое судно ужасное проклятье. С тех пор его корабль с черными парусами и мертвой неуязвимой командой бороздит волны океана. И никто из команды не может сойти на берег и горе тому, кто встретит его черные паруса в открытом океане.

   Виктор перехватил удобнее гитару, прошелся по струнам перебором и, поначалу грустно и негромко но, постепенно повышая голос и напряжение запел:

   Каждый день, отправляясь в плавание

   По морям, свозь ветра и бури,

   Я мечтаю о тихой гавани,

   Где б мои корабли уснули

   И о пристани в синих сумерках,

   Где огни угольками рдеют,

   Где не верят тому, что умер я,

   Где все время ждут и надеются...

   И повторил припев с хриплым надрывом, вкладывая в него всю свою боль и отчаяние:

   Где не верят тому, что умер я,

   Где все время ждут и надеются...

   Он бил по струнам все взвинчивая и взвинчивая себя и слушателей, и не узнавая свой низкий и хриплый голос, а когда закончил последний куплет, и затихли звуки струн, в кубрике наступила гробовая тишина. Стало слышно, как жалобно скрипят доски бортов и мощно ударяют волны в форштевень.

   – Ну, ты Седой даешь. У меня мурашки по коже от твоей песни, – первым очнулся от наваждения и нарушил мертвое молчание боцман, – Вот это ты нагнал на нас жути. Какая странная песня. Ни начала нет, ни конца. Откуда ты только ее взял?

   Виктор пожал плечами. Он понимал, что его песня разительно отличается от того что пели местные барды, где события происходили с завязкой, развитием сюжета и заканчивались либо смертью героя либо "жили они долго и счастливо". Для этого он и рассказал историю летучего голландца словами, перед тем как петь, иначе бы матросы его вообще не поняли.

   – Жуткая песня, аж в самое нутро проникает, – боцман протянул чашку: – Налейте-ка мне вина. И Седому налейте! Полную! Заслужил.

   После слов боцмана все загомонили и зашевелились, разливая вино и делясь впечатлениями от необычной песни. Виктору тоже налили доверху, он пригубил кислое вино и задумался. Во-первых, он не узнал своего голоса, настолько низко тот звучал, и хрипота не мешала, а наоборот дополняла тембр, во-вторых он сам был потрясен тем эффектом, который произвела песня. Он даже не представлял, что отважных мореходов может что-нибудь напугать, но ведь они действительно испугались. Просто чертовщина какая-то.

   – Давай-ка что-нибудь веселое, Седой, а? – попросил боцман, – Не то боюсь, что команда от страха не уснет ночью.

   Шутка боцмана вызвала несколько неуверенных смешков и напряжение, вызванное песней, стало спадать.

   – Да я только одну веселую знаю, – сказал Сомов.

   – Но точно веселую? – недоверчиво спросил кто-то из молодых матросов.

   – Точнее не бывает, – улыбнулся Виктор и заранее извинился: – Только она тоже без начала и конца.

   – Ничего, давай пой, – послышались голоса с разных сторон, – но только обязательно веселую.

   Сомов провел рукой по струнам, заметил, как напряглись вокруг матросы, и опять наступила тишина.

   Эту пиратскую лирическую песню он записал самой первой еще утром и сейчас решил исполнить ее не в стиле автора, а так как однажды спел ее актер Филатов в каком-то фильме. И Виктор начал в бодром темпе и с залихватским весельем:

   В ночь, перед бурею на мачте,

   Горят святого Эльма свечки.

   Отогревают наши души

   За все минувшие года.

   Когда воротимся мы в Останд,

   Мы будем кротки, как овечки.

   Но только в Останд воротиться

   Нам не придется никогда.

   Чем дальше он пел, тем сильнее расслаблялись матросы, и расцветали улыбками лица, понимая, о чем в песне идет речь. А вскоре уже весь кубрик горланил припев хором:

   Вот только в Останд воротиться

   Нам не придется никогда.

   Песня о пиратах вызвала бурю эмоций, видимо она с чем-то перекликалась в душах суровых морских парней. Наверное, они и сами были не прочь пуститься в свободное плавание, чтобы пощипать купцов на кораблях. А потому как переглядывались некоторые матросы, возможно, они даже и плавали когда-то под флагом веселого Роджера. Виктору снова налили вина, заставили выпить до дна, и столько раз дружески хлопнули по спине, что там непременно должен был образоваться синяк. Затем последовали просьбы повторить песню еще раз, а как только Виктор вместо чашки с вином взялся за гитару, в кубрик спустился один из офицеров.

   – Вы чего тут разорались? – спросил он не сурово, а больше из любопытства.

   Ему наперебой стали объяснять причину не без гордости указывая на Вика и снова похлопывая его по болезненному плечу. Офицер вертел головой со всех сторон слушая пояснения, а затем сказал:

   – Ну что же пойте, а я тоже послушаю.

   Виктор ударил по струнам и вскоре небольшой кубрик содрогнулся от десятков нетрезвых голосов:

   Когда воротимся мы в Останд

   Клянусь, я сам взойду на плаху

   Да только в Останд воротиться

   Нам не придется никогда.

   Утром Виктор проснулся всеобщим любимцем. Чувствуя себя местной корабельной звездой, Сомов начинал понимать Преана. Слава оказалась довольно таки приятной штукой. Каждый матрос старался поздороваться или просто сказать ему что-нибудь доброе. А кок даже приготовил ему персональный завтрак.

   – Как у господ офицеров, – хитро подмигнул он Виктору.

   О том, что он раб, все или забыли или считали это несущественным. Пожалуй, этот последний день плавания был самым счастливым днем Виктора Сомова в мире Осаны. А корабль уже вошел в русло реки и маневрировал на паровом двигателе медленно, но верно приближаясь к цели путешествия. Завтра утром они должны были прибыть в порт Маркатана.

   Когда Виктор пришел к магу, тот был абсолютно трезв. Сомов выложил перед магом несколько аккуратно исписанных листов бумаги и сделанный по линейке классический квадратный чертеж кроссворда.

   – Что это? – Эргис с удивлением взял в руки листы.

   – Игра господин Преан, – пояснил Виктор, – Цель игры угадать слова, которые написаны слева направо и сверху вниз и начинаются с номеров. Для каждого номера есть свой вопрос или определение слова. Цель игры угадать все слова и вписать их в сетку. Каждая буква слова записывается в отдельную ячейку. Все слова пересекаются, как минимум дважды и это облегчает нахождение других загаданных слов.

   – И это все? – Эргис был явно разочарован.

   – Вы попробуйте для начала поиграть, господин Преан, а потом мы продолжим разговор.

   – Поиграть? Ну что же можно попробовать. Так, и что здесь? – маг прочитал первый вопрос, и что-то забормотал про себя, наморщив лоб.

   Виктор улыбнулся, Эргис его уже не замечал, моментально погрузившись в мир слов. Поэтому Сомов тихо вышел из каюты и с любимой гитарой устроился на носу корабля, возвращаясь к мелодии, которую он разучивал все время плавания. Мелодия в идеале должна исполняться на двух, а лучше на трех гитарах, Сомов же пытался добиться похожего звучания на одной. К нему часто подходили матросы послушать совершенно необычные звуки гитары, но не отвлекали его от игры. Иногда на палубе появлялся маг, который прогуливался с задумчивым видом глядя на лист кроссворда в руке, а потом вдруг убегал к себе в каюту вписать очередное отгаданное слово. Когда дневное солнце плотно закрыли тучи и пальцы Сомова начали замерзать, он вернулся в кубрик и записал еще одну песню на морскую тематику "Девушка из Нагасаки". На этой песне он немного споткнулся с переводом и стал его править, добиваясь идеальной рифмы. За этим занятием и застал его маг, который полностью разгадал кроссворд (студент не стал делать его слишком сложным) и довольный собой не утерпел и лично спустился в кубрик к Сомову. Увидев, что там полно матросов, Эргис сразу напустил на себя важный вид.

   – Седой, ступай за мной, – отдал он распоряжение.

   Разговор продолжился уже в каюте мага.

   – Занимательная игра, оригинальная, но есть ли у нее будущее? – сомневался Эргис.

   Виктор усмехнулся недоверию мага, поскольку сам-то он знал точный ответ и поэтому сказал:

   – Господин Преан, можете быть уверены, что даже когда не будет ни вас, ни меня в эту игру будут продолжать играть люди всех возрастов и любого пола. А чтобы мир не забывал, кому он этим обязан, предлагаю назвать ее "Преанолла", то есть "Игра слов Преана" и всегда указывать это название над сеткой.

   – Не думаю, что книгу со сборником таких игр будут покупать, это довольно скоро наскучит, – продолжал терзаться сомнениями маг.

   – Вы не совсем правильно видите будущее этой игры, – убеждал его Сомов, – Вариант в виде книги не подходит совсем, разве что в виде небольших брошюрок с десятком другим сеток, да и то не в первое время. Заметьте, что лист обычной книги вы читаете меньше минуты, а на кроссворд вы сегодня потратили несколько часов. Всего на одну сетку. Идеальным вариантом было бы печатать кроссворды в журналах или газетах в единичном варианте. Например, в еженедельном журнале, а в последующем номере журнала давать ответы на предыдущий кроссворд. Когда игра наберет популярность, можно будет предлагать небольшое вознаграждение первому, кто отгадает кроссворд. Это еще сильнее подстегнет к ней интерес.

   – Ты уверен, что игра будет популярной? – магу очень хотелось, чтобы Вик оказался прав.

   "Я знаю это" – чуть было не сказал Сомов, но избрал более обтекаемую форму ответа:

   – Я уверен, господин Преан, что эта игра станет самой востребованной из всех существующих интеллектуальных игр, и вы сами в этом скоро убедитесь.

   Абсолютная уверенность раба передалась и его хозяину, который успокоился, аккуратно сложил листы кроссворда в кожаную папку и завязал тесемки. Но перед этим он вывел над сеткой своим красивым почерком "Преанолла" и полюбовался, как смотрится кроссворд и название вместе. Смотрелось просто отлично и Эргису уже не терпелось увидеть то же самое, но в напечатанном виде в каком-нибудь столичном журнале и желательно с большим тиражом.

   Ближе к ночи у капитана Креона состоялся традиционный прощальный ужин, на котором в обязательном порядке присутствовали все офицеры и маг. Перед расставанием старые обиды были забыты, и капитан даже соизволил выставить бутылку крепкого алкогольного напитка сродни земному коньяку. Все пили понемногу и даже корабельный маг не злоупотреблял, а наслаждался букетом великолепного коньяка. Однако крепкий напиток сильно пьянил, и господам захотелось музыки, а когда выяснилось, что седой раб не только играет, но уже и поет на чистом остандском языке, Сомова немедленно призвали к себе.

   В каюте капитана Виктор оказался впервые и с удивлением оглядел спартанскую обстановку, которую предпочитал суровый Креон. Господа не прервали ни беседы, ни трапезы при появлении раба с гитарой лишь указали жестом – играй. Удобнее устроившись на стуле, Сомов выдал мелодию, которую разучивал все время плавания – первую музыкальную тему из игры Silent hill. Нельзя сказать, чтобы слушателям понравилось, и Сомов с сожалением констатировал, что с исполнением он не справился. Господа возжелали не странной грустной музыки, а веселых песен, и он сыграл уже проверенный на матросах вариант "Когда воротимся мы в Останд". Песня вызвала улыбки и была принята благосклонно. Но той бурной реакции, что была днем ранее, не наблюдалось. Может, тема пиратов была не так близка офицерам, как матросам? Ну что же посмотрим, как вы отреагируете на Владимира Семеновича. Он ударил по струнам:

   – Корабли постоят и ложатся на курс...

   По лицам слушателей было заметно, что песня их зацепила. Разговаривать, и есть они, наконец, перестали. Но что-то все равно было не так, как раньше и Сомов сам это чувствовал. Виктор задумался, в чем дело, и поймал себя на том, что играет и поет он отстраненно, не вкладывая в песню те эмоции, которые рвались из него во время исполнения "Летучего голландца". Оставалась последняя песня в его репертуаре, и он решил выложиться полностью.

   Сомов настроился на нужный лад, собрался с мыслями и чувствами и попытался вжиться в роль того человека от чьего имени сейчас будет петь. Неторопливо перебирая струны, он начал даже не петь, а хрипло говорить:

   – Он капитан и родина его Останд...

   Постепенно в его голосе проявлялась мелодичность, и вот он уже с силой ударил по струнам и запел. Виктор исполнял песню "Девушка из Нагасаки", только в его песне девушка была из Олгафа. С каждым куплетом он повышал голос и усиливал эмоциональное наполнение песни. Виктор настолько был поглощен исполнением, что не замечал, как все буквально замерли и оказались полностью во власти его песни. А как только смолкли звуки гитары, капитан Креон неожиданно порывисто встал и, не говоря ни слова, почти выбежал из каюты. Все только проводили его взглядом. Может быть, Виктору показалось, но в глазах мужественного капитана блеснули слезы. Впрочем, все же, наверное, показалось.

   – Девушка у него в Олгафе, – пояснил маг, ни к кому конкретно не обращаясь, налил себе коньяк и неприлично хихикнул: – А в Маркатане жена.

   Он выпил и крякнул от крепости напитка. Поискал закуску, водя рукой над столом, но передумал и не стал закусывать. Его взгяд упал на Виктора.

   – Хорошие песни, душевные. Ты продолжаешь меня удивлять, Вик. Но хватит, иди, отдыхай, – отпустил его Эргис, – Достаточно на сегодня песен.

   Выйдя на палубу Сомов, увидел капитана. Тот стоял неподвижно и смотрел куда-то в ночь, вцепившись побелевшими пальцами в борт. На ветер, моросящий дождь и холод он не обращал никакого внимания. Виктор подумал, что капитан Креон его не заметит, но ошибся.

   – Седой, – окликнул его капитан, – подойди сюда.

   Виктор подошел, ежась от холодного ветра. Капитан показал ему на место рядом с собой. Некоторое время Креон молчал, а Сомов прижимал гитару к себе пытаясь прикрыть ее от дождя.

   – Ты талантливый человек, Седой, – нарушил наконец молчание капитан, – У тебя могло бы быть большое будущее, если бы не плачевное положение раба. Если хочешь, я могу устроить тебя придворным певцом к кому-нибудь из моих богатых знакомых и очень хороших людей, понимающих толк в искусстве и музыке. Будешь жить в достатке и возможно со временем получишь свободу.

   – Спасибо, господин Креон, – довольно сдержанно поблагодарил его Сомов так как быть в роли придворного певца студенту вовсе не хотелось и кроме того имелась еще одна веская причина для отказа от предложения капитана: – Хозяин уже обещал отпустить меня на свободу в скором времени.

   – Порядочная скотина твой хозяин, – грубо отозвался капитан об Эргисе, – Впрочем, как знаешь. А гитару можешь забрать себе. Я заплачу ее прежнему владельцу, так что считай теперь она твоя. Это тебе за песню.

   – Спасибо, господин Креон, – на этот раз от души сказал Виктор.

   Он спустился к себе в кубрик и безмятежно уснул, не ведая, что о его судьбе состоялся еще один разговор.

   – Продайте мне вашего раба, – без обиняков предложил капитан магу, – Я готов заплатить за него пятнадцать золотых. Дороже все равно его никто не купит. Соглашайтесь господин Преан, это очень хорошая цена.

   Слегка захмелевшие офицеры встрепенулись и изумленно переглянулись. Всех поразили, и неожиданное желание Креона приобрести раба и огромная цена, которую он предложил. Пятнадцать золотых это было больше, чем жалование капитана, полученное за три месяца плавания. Эргис нахмурился и долго не отвечал, постукивая пальцами по столу, а затем впервые за вечер решительно налил себе полную чашу коньяку и лихо выпил его одним залпом.

   – Не продам, – выдохнул Преан и посмотрел на всех присутствующих с вызовом, – Даже за тридцать не продам.

  Часть 2. Музыкант

  Не стреляйте в музыканта. Он играет, как умеет.

  Надпись в баре

  Глава 1. Подлый хозяин

   Маркатан. Черный город рвущийся ввысь. Окутанный паром машин и дымом заводов. Мокрый от непрекращающегося дождя и холодный от ветра. Таким он запомнился Виктору Сомову за один единственный день знакомства. Дома здесь строились из темно-красного кирпича, который был скорее черным, чем красным или из серого камня и казались еще темнее от того что были мокрыми от дождя. Строения были похожи на башни замков, многоэтажные узкие с острыми конусообразными крышами и увенчанные блестящими металлическими шпилями. В пригороде дома были хотя и пониже, но также преобладали трех и двухэтажные постройки. И почти повсюду что-то дымило, коптило или шипело паром. Работали промышленные предприятия, курились винодельни и пивоварни, хлебопекарни смешивали дым из печей с ароматом свежеиспеченного хлеба, обогревались холодные жилища, засыпая улицы сажей от сгоревшего угля. И конечно такой город не мог не вонять, хотя и несколько иначе, чем города орков или эльфов. Совершенно потряс Виктора паровой драндулет из железа и дерева припаркованный посреди улицы. Неестественно большая махина, которая на холостом ходу чадила дымом из трубы и время от времени обдавала клубами пара случайных прохожих. Жители города сновали по лужам, прикрывались от дождя широкополыми шляпами, кутались в плащи от дождя и скрывали свои глаза за стеклами гогглов. А потом был ночной железнодорожный вокзал, с которого они отбывали в другой город. Шум, свист, лязганье металла, шипение пара, многоголосица людей. Сомов совсем потерялся от царящей вокруг суеты и переизбытка впечатлений, полученных за день. Окончательно его добил внешний вид паровоза. На широко расставленных рельсах (гораздо шире, чем принято на земле) стоял настоящий монстр, который был покрыт рядами заклепок, сверкал полированными медными деталями и весь лоснился от дождя и масла. Шириной и высотой он превосходил любой земной локомотив и выставлял напоказ свои громадные поршни, рычаги и десятки блестящих от постоянного трения спицеобразных колес. Время от времени машинисты спускали пар, и тогда почти половина вокзала терялась в молочном тумане. Преан и Сомов вошли внутрь вагона, прямо с перрона открыв дверь в отдельное помещение для пассажиров, которое язык не поворачивался назвать купе. Это была приличных размеров комната со всеми удобствами: широкими диванами, мягкими креслами и нормальным не откидным столом. Ковры под ногами, шторы на окнах, на стенах бра с тусклым магическим светильником, на столе посуда и что-то типа самовара. В комнате было тепло и уютно. Впервые Виктор встретил нечто превосходящее по качеству земной аналог. К великому разочарованию Сомова в этом маленьком раю ехал только Преан, а он лишь помог доставить туда вещи хозяина. Место Виктора оказалось на втором этаже вагона с очень низким потолком и совсем маленькими грязными окошками. На втором этаже размещались печь, кухня, баки с водой и прочее техническое оборудование. Тут же стояли койки для обслуживающего персонала, одну из которых он и занял. Сквозь давно немытые круглые оконца практически ничего не было видно, и поэтому всю дорогу Виктор банально проспал. Под ритмичный стук колес, никуда не торопясь и не превышая скорости сорок километров в час, за два дня они докатились до города, в котором жил Преан.