Текст книги "О Кузьме, о Лепине и завещании Сталина и не только"

Автор книги: Евгений Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

А, собственно говоря, в чем дело, о какой улике ты говоришь? На что намекаешь? Ничего такого я не вижу.

Да и что я мог сказать, оставаясь на почве либерального, просвещенного миропонимания? Продолжаю говорить, что это, мол, лишь досадное недоразумение, ляп, увлекся, забодай его, дурака, комар, Лепин, ну, не велика важность, бывает, со всяким может случиться, может быть мы столкнулись с невразумительной для нас природой интеллекта, воспитанного на Гегеле, на агрессивной немецкой зауми (“От Канта к Круппу” – эта горячая лекция была нам вовсе незнакома, а тем паче “От Лютера к Гитлеру”, современное, новенькое), на штудирование Гегеля ухлопал массу сил и времени, даже в лагере долбал, нет, нет! все люди из одного теста, такие же, как мы; скорее стряслось умственное помрачение, затмение, ку-ку, оказался во власти давящих мутных сил подсознания, какого-то ритуально-роевого архетипа, стряслось ку-ку, но в этом ку-ку, сказал бы Шекспир (“Гамлет”), есть система (какая? вопрос вопросов!). Сказалось поручение и пагубное, вредное влияние Достоевского, по существу мы имеем дело с философическим экспериментом в духе героев Достоевского, имеют место досадные издержки эксперимента, жизнь-то не литература, а он лихо, он же не от мира сего, князь Мышкин, все одно идиот, даром не проходит безумное увлечение Достоевским (Т. Манн: “Достоевский, но в меру”), наказуемо, сознание оказывается отягощено его образами и их трюками, вот он и пошел экспериментировать в духе Раскольникова, Ивана Карамазова, Кириллова, одержимых безумными императивами, безумными идеями. Герои Достоевского интеллектуально бесстрашны, ведут себя порою неподобающе, непристойно, скандально, что возмущало, не далеко ходить за примером, корректного, приличного, нормального Чехова (Гиппиус о Чехове: “И болезнь у него какая-то нормальная”), Ставрогин и не такое откалывал, еще и почище, читайте “Бесы”! У всех нас бывают заскоки, закидончики, причуды, наплывает, накатывает. Бзик, моча в голову ударила, и он нанес устремленный, свирепый, оскорбительный удар, расстарался, выложился, словно на свет Божий родился для этого подвига! Да, сухарь, да дуб, пусть кожа, как у слона, психика без изъяна, встанет вам на ногу, будет стоять, не заметит, не почувствует, что вам больно, чрезвычайно здоровый человек! простодушен, наивен, прост, даже примитивен, ну – дурил, случается, психическое расстройство, следствием всего этого глупейшая шутка. Прискорбно. Такие шутки нам не надобны. Соглашусь без оговорок. Но не было злого, коварного умысла, не было коварного подтекста, для меня Гриша вне всяких подозрений. Все мы немножко монстры, немного сумасшедшие, а зато Гриша шибко умный, интеллектуал первых ролей, ума палата, всезнайство, в загашник за словом не лезет, эрудицией кроет вопросов рой, вообще играет среди нас прогрессивную роль, сеет разумное, доброе, вечное, лошадиная память, все знает, ум переполнен, бездна эрудиции, неудержима воля к умствованию, к рефлексии, хлебом не корми, мощно, свободно, неодолимо взмывание круто вверх, титан духа (будем крепко помнить его знаменитое историческое письмо Сталину, надрывные интонации, оно было квалифицировано прокурором как очернительство армии, разбившей Гитлера), фигура сродни Прометею, Фаусту. Скоро о нем заговорит все прогрессивное человечество. Притом – необыкновенно скромен, смиренномудр. Да, смиренномудр!

Кузьма аж взвыл и выплеснул всполох, услыхав, что Лепин смиренномудр. О чем ты говоришь! Выбрось дурь из головы! Ты давно его знаешь, но так и не раскусил. Да у твоего Лепина сатанинская гордыня! И уши выше головы растут, высокомерен, нос воротит, непереносим!

4. Лебедь большого полета

Вопросы Кузьмы еще долго тлели в моем сердце, зерно заронено, позже не раз я вспоминал этот содержательный, важный, значительный разговор. Сейчас хочется сказать, что Кузьма не был прав, когда так судил о Грише, но со временем его слова оказались пророческими. Гриша эволюционировал в неприличнейшую русофобию, к старости в нем развились те черты, которые раздражали и возмущали Кузьму. Пришло время и мне пришлось переубедить самого себя: смиренномудрия в Лепине нет! Читайте “Записки гадкого утенка”. В своих воспоминаниях Лепин отождествляет себя с “гадким утенком” сказки Андерсена, а гадкий утенок гадок по недоразумению и глупости тех, кто не понимает, кто за птица перед ним, а мы-то знаем, что это лебедь, знаем, это мифическая птица большого полета! да это одно из зооморфических воплощений Зевса, царя богов, подателя жизни, “вершитель судеб” – надпись на жертвеннике в Олимпии; в храме Зевса Олимпийского в Афинах над головой статуи Зевса находилось изображение трех великих прях, сестер мойр – Лахесис, дающая жребий, Клото прядущая судьбу, Атропос, неотвратимо приближающая конец и обрывающая нить жизни, и всякому было ясно, что “предопределение и судьба повинуются одному Зевсу”; под видом лебедя Зевс проникает к Леде, Леда рождает яйцо, яйцо символизирует черт-те что, все живое из яйца, вся космогония, из яйца рождается прекрасная Елена. В скромности не откажешь! давно чувствует себя в нелиняющем прекрасном оперении лебедя. Головка, правда, у нашего Лепина странно работает, почему-то до сих пор не ясно, почему в тот бесконечно печальный вечер глаза наши сделались малодушными, лживыми и в бок куда-то поползли, поползли и уползли, все мы стремглав рванули в разные стороны, петляли как зайцы. И не объяснишь ничего (представляете, ничего такого не помнит, все это выдумки злопыхателей, каяться не в чем, раз не помнит, нас призывает к покаянию! устроился!). Мы столкнулись с цельным человеком, у которого чистая солнечная совесть, на зависть искренен, чисты, незамутнены его чувства! на губах ангела хранителя всегда чистая, ясная улыбка, нет и заведомо не может быть никакой пены, дивное психическое здоровье такого человека и всегда занимаемые им прогрессивные позиции вызывают восхищение. Он (в отличие от Кузьмы, а что вы хотите, Кузьма пил, порабощен бутылкой) удался, справляет победу!

VII. Еще и еще штрихи к портрету великолепного Кузьмы

Где-то в первой половине шестидесятых, Кухня, “среди девушек нервных,/ В остром обществе дамском”, одним словом, “у наших”, очередной интеллектуальный пир во время очередной чумы, нет, пожалуй не на Кухнето было, а в другом месте, на пиру у Маши Житомирской, Кузьма читал свое, вечная кривенькая диалектика на лице, двусмысленная, блудливая улыбочка, жест категоричен, правит бал, стильна отмашка, навязчиво державный, царственный,угнетающий, высокомерный, квазиритуальный, гипнотизирующий жест, давил бульдозером на настроение компании, тиранствовал, держал всех в черном теле, не возразишь, не преступишь, властвовал, артистический, затейливый жест, извольте вскочить по его сигналу, пить стоя, когда отдан приказ, организовывал, утомлял, кровь всем портил, тиранствовал, магия, любил читать свое, ой, любил, “хлебушком” (“Рюмка была налита так полно, что “хлебушко” стекал со всех сторон на тарелку” – “хлеб очищенный”, “божественный”. – Т. Манн) не корми, большой артист, ораторские излишества, опасное амплуа, зависишь от настроя аудитории, заигрываешь с ней, сползаешь к блядскому предательству, “Лайм-лайта позорное пламя/ Его заклеймило чело” (Ахматова), за хвост да палкой. Церковь с подозрением смотрела на скоморохов, на скоморошество, божественный Платон изгнал имитаторов, лицедеев из идеального государства, заражающее, гипнотизирующее, непосредственное воздействие устного слова, “в начале было Слово”, устное, наверняка устное, “да будет Свет”! ой-ля-ля! душу раздирающее, магическое, демоническое, шаманское: Руки на меч! приказ, щелчок кнута, мы же, выдрессированные, натренированные, шелковые, вскакиваем с мест, кладем руки на воображаемый, романтический меч, последним кладет он свою длань и целует, таков тяжкий ритуал, а глаза пьянее водки, взвинченность, утрата стержня, мутная бесовщинка, непреходящий архетип российского зла, предвещавший печальную, скучную, беспросветную, русскую поездку в Петушки, эх, остановись! остановите, добрые люди! унять! унять! не остановишь, нет удержу, выдавал ларингитные, картавые коленца, курица снесла яйцо, кудахчет, Кузьма только что закончил “Уточку”, повадился, не отвадишь, читать ее во всех домах, слушали не раз, читал, как бог, а тут друг, кореш, подельник Красин…

(припомним для сущего порядка знаменитый, громкий, нас ошеломивший, эпохальный процесс над нашими дорогими и незабвенными диссидентами, славно шумели, Якир, Красин, гордость наша, слава наша, светлые личности, стоило постучать Александровскому по столу кулаком, взбодрил, потекли герои, “Петьки-забияки”, “ничто нас так не радует, как падение праведника и позор его” – Достоевский; важно, уместно и полезно будет отметить, диссидентом Кузьма никогда не был, не мог быть, притом отнюдь не потому, что диссидентство обернулось к нему Красиным (не будем повторять справедливое возражение М. Ремизовой против Лепина); в диссидентстве – сектантская узость, партийность, зашоренность, занудство, серость, скудость мысли, всякие там права человека, пошлое высокомерие и опять же, извиняюсь, с большим избытком пошлое чванство, а тут бьет ключом живая жизнь, аукнемся на этот раз с Пушкиным, не тем, который “Подумай, как смешно / с водой – молдавское вино”, которого Кузьма неточно в дневнике цитирует, что не существенно, а с поздним (говорят нам умные люди, что есть два Пушкина: ранний, “Гавриилиада”, и поздний, помудревший: Гершензон – “мудрость Пушкина”): И мало горя мне, свободно ли печать / Морочит олухов, иль чуткая цензура/ В журнальных замыслах стесняет балагура…”)

… этак развязно, надменно, наступательно, бунтарски, сами с усами, долой утомительную, устали от коленопреклонения, неправедную тиранию Кузьмы, затемняющую путь к правде, самоуверенно, бесспорно, домашняя заготовка, нацелено пустил, укус змеи, ядовит:

– Гора родила мышь!

Эффект ложки дегтя. Славно, профессионально задрал.

Легкое замешательство! Кто-то выдал гнусненькое: – Хи-хи. Кто-то мелкими смх.ечками прыснул. Похмыкивание. Ну – срезал. Пафос сбит. Каково такое слышать автору? Легко сказать, “ не оспоривай глупца”. Автор всегда честолюбив. С тоски можно и в удавку голову сунуть, отсюда гримасы, ужимки, корчи, неоднократно, зуд какой-то! отраженные в дневнике: “ От неудовлетворенности конструктивными друзьями – не хочу заполучать любовь”. Друзья нас не больно балуют теплым, нужным, умным, своевременным словом, поддеть норовят, пустить вредное, парализующее словечко, заушить, ядом дышат, так было всегда, в кругу Пушкина так бывало, в кругу Белинского, так будет, жало ядовитое знает дело злое, посмеяться над ближним, пустить шпильку, подколоть – одно удовольствие, “человек человеку бревно” (Ремизов), зело и успешно наподдала Достоевскому, приземлила, унизила компания Белинского, веселая находчивая компания злоязычных молодых блестящих литераторов, и Достоевский до конца жизни не мог затереть в памяти, забыть своего унижения и простить им издевательств, злопамятен, свойство души, от нашей доброй воли не зависит; следует (надо!) и Витьку Красина взять в толк, понять его естественные претензии, ведь, от Кузьмы, фельдмаршала нашего, властного, гегемона, надежды России, мы близоруко ждали другого, чего-нибудь (уж будь любезен! “И буду тем любезеня народу”) грандиозного, сногсшибательного, бронебойного, ураганного, насыщенного гражданским пафосом, гражданской скорбью, что-нибудь эдакое вроде солженицынского “Архипелага ГУЛАГа, а – тут, осталось печально развести руками, печально улыбнуться, сознаться следует, что проза его была воспринята превратно, шокировало игровое ой-ля-ля, неортодоксальное изображение лагеря, странные артикуляции, нет темы великих страданий, нет пафоса страданий и социальной риторики, друзья не поймали, не просекли, драматического, бунтарского вызова эстетики его рассказов, разрушения непререкаемого абсолюта шаламовских догм, ведь эти рассказы имели сложную подоплеку и являли собою пощечину общественному вкусу, а углядели лишь (святая простота! к таким глухим глухарям не достучишься) измену делу жизни, самому себе.

Нет измены!

Есть собственная, оригинальная, смелая интерпретация темы, есть подлинность, чувствуются запах и дыхание лагеря. Возьмем его рассказ “На семь метров” (“Континент”, №95), ударяет вас свежак в лицо, дерзкий, строптивый рассказ, полный живых красок, поносное заболевание лагеря, отравление, смешно, прямо-таки либретто к современному модернистическому балету, никто еще музыку не написал, где Шнитке? нарочитость, почти хохма, фарс (“Я трагедию жизни превратил в грезофарс”), дегероизация, бывает, бывало, с кем ни случалось, денди, романтик Байрон умер, говорят, от фатальной холеры, на язык лезет, само говорится, так тебе и надо! кузьмовский персонаж живет легко, не тужит, новый, антишаламовский взгляд на лагерь, хорошо-то хорошо, да завершается рассказ слишком нарочито, хвастливо, высокопарное хлесткое красное словцо, если не понимать это как чистую условность, как сугубую поэтику, как хитрый литературный прием (любил Кузьма под конец рассказов что-то эдакое подпустить, что и делает рассказ рассказом, см. к примеру, “Случай из жизни”, там же в “Континенте”), показуха, ловите, пущено под конец эффектное:

“ Думаю, что меня комиссовали правильно”.

Где ж правильно?

Но это уже претензии не от литературы, а, так сказать, от грубой, пошлой жизни, значит, абсолютно незаконные претензии. Сам же я плел в своих писаниях и не раз буду до одурения талдычить, что поэзия, “ нас возвышающий обман”,выше и много выше правды!И все-таки! Вот ему дали 1-ую шахтерскую, хотя следовало бы дать инвалидность, пусть временную, в ОП положить на месяц, хорошо в ОП на чистых простынях полежать. А он хвастается, выпендривается, фигуряет, почему не пофигурять, если ты поэт в жизни, почему не попудрить мозги нервным, экзальтированным, внимательным девочкам, которые уши развесили, хлебало разинули от удивления: герой, тяжеловес, античный Геракл, ему, мол, по плечу и 1-ая шахтерская! Сила, молодость, стати, хемингуёвость, ухарство. Лагерь он сдюжил, одной левой отпихнул, молод был, выстоял, выкрутился, так, все так получается по его рассказам, интонационно так, лагерь это время “широких дружб и бескомпромиссности”. Ой-ли? Весьма спорно. Не нарушен ли принципиально закон высшей правды? Где ж ты, романтик, вневременной поэт, нашел все это в лагере? приснилось? проснись, “чадо, трезвись и бодрствуй”! Позыв, тянет спросить, используя Хемингуэя, неужто опять “снились львы”?

Да, сами знаем, в лагере, как в Греции, все есть, все было и всякое, все, как в жизни. И еще кое-что! Смущу, душу вашу смущением наполню: лагерь – обитель чудес! у нас на ОЛПе навалом было чудес, примеров полно и сколько угодно, вспомним хотя бы Лепина, его приключения, донкихотские подвиги, все это чудесным образом сошло ему с рук, еще раз вспомним его немыслимое письмо Сталину, с этого письма начинается какая-то фантастика и черт знает что! Вообще-то многие в те годы писали Сталину, искали последнюю правду, а тут явилось это феерическое, огненное письмо, блюдечко я те дам, событие, даже веха.

VIII. Однако Сталин отнесся к Лепину с большой серьезностью. А то! Эти зарвавшиеся и обнаглевшие интриганы, авантюристы, черносотенцы сегодня объявят Ленинград столицей РСФСР, а завтра развалят Советский Союз. Товарищ Сталин – не антисемит. Введем Лепина в ЦК на XIX съезде партии – пусть курирует госбезопасность!

Сталин стоял у окна, он только что еще раз пробежал по диагонали письмо Лепина, которое вот уже несколько лет держал у себя на столе, возвращался к нему, заглядывал в свое сердце, что-то его свербело и смущало в письме, все никак не мог сформулировать и определить свое отношение, с придирчивым, напряженным вниманием перечитывал письмо, подчеркивал отдельные места, возвращался к ним, ощущал себя в былинном распутье. Все спешат, торопятся, нетерпение, а он должен одергивать, хватит, наломали дров, напоминать, каждый следующий шаг надо делать крайне осторожно, осмотрительно: скучный, средний путь – царский путь; а некоторые горячие головы, Лепин, Джилас любят пафос, высокопарный, экстатический вздор. Югославы везде и всюду видят революционную ситуацию, в Греции, в Италии, во Франции, мировая революция, мировая революция! кавалерийский наскок, а товарищу Сталину расхлебывать, погубишь великое царство, предупредил и одернул нас, зарвавшихся политиков, мудрый оракул, а я не волшебник, не чародей, не маг, не колдун, товарищ Сталин лишь трезвый политик: а вокруг него одни нетерпеливые обезумевшие комсомольцы, мы раздуем пожар мировой, романтики рвутся в бой, церкви и тюрьмы сравняем с землей, словно белены объелись! где она, мировая революция? Товарищ Сталин не может по щучьему велению, по своему хотению создать из ничего и на пустом месте мировую революцию, товарищ Сталин не всемогущий Бог, это Бог Израиля создал из ничегонебо и землю, всяческих зверей, всяческую чертовщину. Нет революционной ситуации, нет мировой революции, как нет. Где этот призрак коммунизма, который якобы бродит по Европе? он лишь в раскаленных, догматических, тухлых, обрезанных мозгах законченного клеветника Лейбы, Змия Горыныча, да в мутных, незрелых опилках губошлепа Джиласа: договариваются до того, что товарищ Сталин впал в оппортунизм, что СССР стал препятствием на пути прогресса, мешает социалистическим преобразованиям в Европе, не поддерживает революционные движения Франции, Греции; серчают, обижаются на историю, а товарищ Сталину приходится грубо одергивать экстремистов, буду, буду, полоскать свой х.й в ваших поганых, догматических, тухлых, помраченных, засраных мозгах. Когда вы повзрослеете? Когда станете трезвыми политиками, реалистами? Не следует самим себя обманывать: мир оказался не таким, каким он представлялся гениальному уму Маркса. И это понял Ленин. И Плеханов знал, да помалкивал в тряпочку. И Каутский знал. А маршал Тито, маршальская форма ему к лицу, помалкивал, дипломат, лукав и скрытен, в кусты уходил, крепкий орешек, думал его сделать своим наследником, все одно, не получилось бы; зазнался Тито, решил, что лучше быть первым парнем на деревне, чем вторым в городе, а как время бежит, словно вчера эти откровенные разговоры вели, а Джилас попроще, юн разумом, мастер кудрявых фраз, мальчик резвый, кудрявый, всегда с дымящимся, всучивал нам, старым большевикам, цитаты из Маркса, щеголял, блистал, образование показывал, товарищу Сталину хотел понравиться, эх вы, кабинетные идеологи, любите красивую фразу и всякий высокопарный ходульный вздор, с Джиласом интересно было бы поработать, и с Лепиным! научить уму-разуму, в облаках витаете, зачем идеализировать Красную армию, мы под ружье поставили весь народ, заключенных из лагерей вызволили, мобилизовали, да что такого, если солдат, прошедший от Сталинграда до Берлина, что-то там возьмет, с девочкой побалуется, нет, я этого не поощрял, но поднимать скандал из-за такой чепухи на весь мир не следует, все можно решить тихо, келейно, а Маркса эти югославы знают от корки до корки, от арбуза до Ямайки, штудировали крепко, основательно, читать-то читали, да не в коня корм: жизни, ее сложности, противоречий не хотят и боятся видеть, талмудисты, талдычат с отвратительной последовательностью, базис, надстройка, прокрустово ложе! повторяют могучие, непреклонные догмы марксизма. А куда следует язык отнести, к базису или к надстройке? А искусство? А Тициана, Рембрандта? А Сурикова и Репина? Идиоты, одни идиоты вокруг, талмудисты и начетчики! Скажите на милость, полезен или вреден дождь для урожая? На дворе засуха – полезен, завтра, увы, вреден. Вроде проще пареной репы. Простых истин не могут осознать, усвоить, а в этом вся диалектика, ее азы: нет общего рецепта! Сменились обстоятельства, меняется подход, меняются требования, а товарищ Сталин чисто видит, потому и осторожен, он отнюдь не против мировой революции и построения коммунизма во всем мире, терпение, терпение и еще раз терпение, все будет хорошо, вспомним, что изрек Достоевский устами своего героя: рано!

Да, рано!

Всем, чем я являюсь, я обязан не победам, а горьким урокам поражений, ошибкам, прорехам, промахам, помню промахи и днем, и ночью, риск должен быть оправдан, недостаточно правого дела, сила солому ломит, горек опыт моей жизни, а они размечтались о третьей мировой войне, последней, за вечный мир в последний бой летит стальная эскадрилья– глупость несусветная! медь звенящая! а по сути авантюризм, пустозвонство, подлый романтизм! Такое кино получается: Чапаев в кальсонах, получается, улепетывал, стрекача дал! Отличная сцена! Гениальная! Очень поучительно! Да, товарищ Сталин знал не только радость побед, но и горечь поражений, не забыл и никогда не забудет, как в 20-м из Польши летели, выметались, легендарная Первая конная, даешь Варшаву! помню, как вы, комсомольцы, поэты, буденовцы, Бабели, много вас, романтиков, вся легендарная Первая конная уносила ноги, а Испания, Франко! а война с белофиннами, подлая, коварная линия Маннергейма, морозы, нелетная погода, позор, позор, хвастались, Ворошилов на коне, е.и его мать! бахвалился, зазнался, война будет малой кровью и на чужой территории, а финны подвели нам муде к бороде. А первые злые месяцы этой войны, великой и страшной, в конечном счете доказавшей всему миру преимущество советского строя! Нибелунги двинулись с Запада, вся Европа перла, Гитлер! силища! какое месяцы, год, больше, до Сталинграда и приказа 227 от 28 июля 1942 года драпали, улепетывали, пятки сверкали, блиц драп! Позор, незаживающая психологическая травма! Общий глас народа, глас Божий: – Просрали большевики Россию! Мерзкий ропот: – Просрал Сталин Россию! А враг, трам-бам-бам, е.и его мать! оглянуться не успели, уже под Москвой. Все бежало. В безнравственном бессилии приходилось созерцать безнадегу, весь этот жгучий позор, это безобразие, за месяц состарился на десять лет, буквально на глазах состарился, руки непристойно тряслись, ком в горле, очень тоскливо, досадно и неинтересно, когда рука не слушается, конвульсивно, прединсультно гуляет сама по себе, пересохло горло, стоял перед микрофоном, бутылка боржоми расплескалась, о стакан неприлично билась, да, было, у товарища Сталина нервы сдали, выдавил из себя чужим, замогильным голосом “Дорогие братья и сестры”, ужасно! не дай Бог второй раз такое пережить! еле смог продолжить “в тяжелую минуту для нашей родины к вам обращаюсь, друзья мои!” Вот когда рухнула легенда, что товарищ Сталин всегда спокоен, всегда владеет собою, всегда на высоте, а звездный час – заседание ЦК: в него стреляет сама Крупская, жена великого Ленина, товарищ Сталин спокойно перевернул страницу доклада, лишь тихо, гася раздражение, в усы буркнул, у старушки припадок, уймите старушку, вот это да! класс! учитесь, пока жив! а тут приключилось, товарищ Сталин во власти ураганного страха, вся страна услышала и как бы это увидела, усвоила, поняла правильно, дела плохи, совсем дрянь. Вникали, почему Сталин назвал войну отечественной? Почему так сразу и отечественная? Народ по своему решил ребус, большевики наладились Москву сдавать! Пришлось и это пережить, прорван последний рубеж обороны Москвы! столица нашей родины в смертельной опасности!В том-то и гениальность товарища Сталина, что он учится на ошибках, не упорствует в догматизме!

Никаких кавалерийских наскоков и революционных войн! дудки! И не придумывайте! Не будет вторжения в Югославию. Только через мой труп!

Заболеешь, уйдешь, как все люди в отпуск, обязательно что-нибудь случится, нашкодят, одних нельзя оставить: на тебе – война в Корее, только этого мне не хватало! ведь говорил, сколько раз, кол на голове теши, говорил, что Ким Ир Сена надо, как злую собаку, на коротком поводке держать, в наморднике держать, Политбюро не собирали, келейно как-то решил, кто решил, не ясно? Следов нет. Выходит, всё за войну в Корее, энтузиасты, революционеры! оправдываются, им казалось, что это и мое тайное желание, всем казалось! виноваты, говорят, коллективное решение, мы, мы! спросить не с кого, никто не виноват. Тогда, идиоты, зачем в ООН дверьми хлопали! надо же, вышли из Совета безопасности, глупость несусветная! Вышинского пора снимать! война идет теперь под голубыми знаменами ООН, кретины! засранцы! Хрущев, этот всегда за войну, большого революционера из себя корчит, беспросветный ленинец! Не изжил троцкистских иллюзий, троцкистское нутро сказывается. И Микоян революционер. А Молотов, этот непременно! старый большевик, с Лениным работал, уникальный опыт! Вляпались! Комсомольцы безмозглые, сраные утописты, чернь, пламенные ленинцы!

За всем этим нетерпением, романтизмом, агрессивным словоблудием, шухером и безоглядным авантюризмом стоит неумение и нежелание повседневно честно работать, честно строить новую жизнь, новую государственность, опирающуюся на обобществленную собственность. Если не торопиться, все получится, все природно и подобающе встанет на свои места, Жизнь вносит коррективы в теорию. Пора разбить и выбросить за мельницу старые, 19-ого века, в свое время хорошо послужившие, но ныне отжившие скрижали, следует распроститься с ориентацией на пролетариат как передовой революционный класс. Факт: международной, космополитической буржуазии удалось в известной мере отравить души рабочего класса ядом сомнения и неверия. И это не коварная измена марксизму, а крутой реализм, смелое развитие теории. Где 4-й Интернационал? Лейба болтал, что товарищ Сталин коварен, нет, нет, товарищ Сталин объективен, прост, открыт, даже простодушен. А далеко вперед я не люблю загадывать. Все само образуется, Всего предусмотреть все одно нельзя. Довлеет злоба дня. Все течет, дважды нельзя войти в одну и ту же воду: диалектика! Вчерашний друг завтра может стать злейшим врагом, почему? Обстоятельства изменились! Я любил Бухарина, но он первый пошел мутить воду. Злостный клеветник Лейба, позорник, квинтэссенция подлости, сама подлость, клевету сеял – от своей расплаты не ушел! Сколько демонического высокомерия, презирал всех нас, трудяг и тружеников, отвратительное презрение к простому человеку, труженику, на Политбюро надменничал, французские романы читал, дурак, осел, схоласт и догматик! Туда ему и дорога. А как я любил Жданова, нежно любил Андрея, души в нем не чаял! Проверенный, надежный человек. Любил как сына, да и детей, Якова, запутавшегося в бабьих юбках, я так не любил, как Жданова, и он меня любил, я это знал, чувствовал, но он вообразил себя моим наследником, зазнался, на себя одеяло энергично и просто нахально тянул, ладился быть главным идеологом партии и чуть ли не единственным! темна натура человека, быстро входит во вкус, не находит утоления, удержу нет, аппетит во время еды растет, по себе это знаю, вынужден, как это ни прискорбно, огорчить, указать его место, приложить, унять, ты мне не нравишься! Вот потому-то в этом сложном политическом вопросе товарищу Сталину пришлось поддержать товарища Лысенко, а не товарища Жданова, как нельзя кстати тогда Лысенко подвернулся, из тьмы вынырнул, не твое собачье дело, что беспартийный! вас забыли спросить, кого поддерживать товарищу Сталину, да и вообще, что значит беспартийный? Жданов не понимал противоречивости текущего момента, пришлось объяснить, морда сделалась грязно серой, потом приобрела мертвенно восковой оттенок, мученическое выражение, рухнул на колени, может чем-нибудь я вас обидел, товарищ Сталин? Отвернулось от тебя мое сердце, противен ты мне, видеть не могу, шея толстая, противная, как у жабы, нажрал хобот, не зря говорят в нашем народе, ждановку нагулял! Бог шельму метит, свинья свиньей! психанул я тогда, сверзился в горлобесие, встань, не люблю трусов, пошутил, иди и на глаза не показывайся,да ничего такого не сказал, так, для педагогики указал на дверь, вот что значит сильно действующее слово с побочным, нужным, сильным эффектом, разве я виноват, что не люблю больше этого человека, не меня, себя ты, дурак, обидел; заболел, занемог товарищ Жданов, в одночасье скопытился, сердечный приступ, врачи со страху ошибочный диагноз поставили, совсем залечили, Егоров в штаны наделал и неквалифицированно мазнул, а считался светилом, кстати, выдвиженец Кузнецова, права Тимашук оказалась, вскрытие подтвердило ее диагноз, врачи, даже светила могут ошибаться, лучше к ним вообще не обращаться; кондратий тут как тут, умер наш дорогой товарищ Жданов, вовремя умер, как все хорошо, славно получилось, поразительное стечение обстоятельств, товарищ Сталин крепко дружен со случаем! Я не виноват, что он умер! Злое мутное чувство против Жданова до сих пор не прошло.

Видит Бог, я не хотел Ленинградского дела, причем тут русский национализм, увлеклись после победы, само время патриотствовало, удержаться трудно, улицы переименовали, Невский проспект вновь стал Невским, вернули дорогое сердцам старое название, ничего дурного в этом нет, даже можно приветствовать, а я неосторожно обронил, не учел прожигающую сердца, гипнотизирующую силу моего слова, “так начиналась зиновьевская оппозиция”, слово не воробей, началось, поехало, нет, не поощрял, но не мешал, пусть немного поиграют, порезвятся, как если бы меня не было, пусть учатся, а получилось все наславу, знай наших, моя школа, Егор, Егор, вся надежда на тебя, ничего, что татарин, пусть, пусть, башковит, умная, светлая башка, сильный администратор, твердая рука, смекалист, дело Кузнецова энергично провернул, учинил расправу с большим размахом, под корень рубил, моя школа, нельзя не согласиться, не тянет Кузнецов на генсека, политически незрел, мелко плавает, а какое-то время приключилось быть всеобщим любимчиком и надеждой, молод, легок, пластичен, подобран, завидно-обворожительные манеры, весь такой из себя, умная, располагающая наружность, ему шла военная форма, смерть бабам, хорошая выправка, смотрелся простым, скромным тружеником, я его даже любил, на него рассчитывал, способный, люблю способных, самобытных людей, хотел над ним поработать, хотелось переделать человека, на поверку оказался черт знает чем, оказалось тяжело с ним иметь дело, всегда с кислой мордой, непереносим в больших дозах, амбициозен, самолюбивый кусака, зазнался, зазнался! распускался, смотрит на тебя холодным, пронзительным, ястребиным взглядом, прожевать тебя и выплюнуть готов, умничает, занозист, сноб, не уважаю таких, мастер пустого говорения, мастер плетения пустых красивых словес, одно верхоглядство, не чувствует России, не чувствует ее душу, плоть, сорняк, ограниченный националист, идея Третьего Римаотнюдь не национальная идея, а наднациональная, опять же, и это отнюдь не случайно, протеже грамотея Жданова, все они, ленинградцы, являлись выдвиженцами Жданова, друг за друга держатся, нацелены на первое место, урвать кусок на уме, грудь вперед, грудь колесом, к пирогу лезут, а у Кузнецова этот галстук цвета вырви глаз! если вкуса нет, не пяль на себя яркое, носи френч, по правде говоря, сердце екнуло, когда услышал, что амбициозно и упрямо размечтались ленинградцы русскую столицу в Ленинграде учредить, ишь чего, голубчики, задумали: Москве противопоставить Питер, а это чревато не только неприятностями, коленцами, вывихами в будущем, это представляет прямую угрозу территориальной целостности, чревато распадом СССР, гибелью России и всех завоеваний революции! А, на первый взгляд, вроде бы совсем пустяковая, невинная затея, Москва столица СССР, а, значит, в Питере русская столица, логично! А на самом деле это дьявольский ход, зри в корень: создается еще один центр власти, это осиное гнездо с молодыми реформаторами энергично противопоставляет себя Москве, ленинградские молодчики готовы далеко пойти, у ленинградцев неприятный, резкий выговор, сухой, отрывистый, лающий, как у Гитлера, можно подумать, что не было героической обороны Ленинграда, а все четыре года город находился под немецкой оккупацией, заразился интонациями немецкой речи; они готовы развалить СССР, бесовский, преступный замысел! Кругом измена зреет, Жданов всегда мечтал сесть на мое место, а вместе с ним раскатала нос эта пошлая обуржуазившийся свора, бесчисленные Кузнецовы, Вознесенские, вся эта обюрократившийся партийная и советская верхушка, этот, как его? нечистоплотный хапуга Попков! Зачем Попкову 12 костюмов, посмешище какое-то, хапает, рвач, удержу нет, остановиться не может, вот такие компрометируют саму идею социализма, перерожденцы, нутро мещанское, буржуазное. А Попкова избрала себе в руководители славная ленинградская партийная организация! Но город в целом не надо обижать, самое время внести успокоение в умы, почтим Ахматову членством в Союзе писателей, вернем Ленинграду великую поэтессу, зря старушка пострадала, никому она не нужна, у нее самолюбий сейчас же прибавится, такая популярность! Ленинградцы в диком восторге, для них это огромное счастье, хороший подарок обиженному, амбициозному, всегда всем недовольному городу: Ахматова с лихвой перевесила зарвавшихся националистов Кузнецова, Вознесенского, Попкова вместе взятых. Всплыло ахматовское, чужих мужей вернейшая подруга и многих безутешная вдова.… Но близится конец моей гордыни!Права, никто не вечен, бобок, неотвратим роковой час! Мафусаил, убаюкивающий образ, согласно Библии, жил 969 лет, немного не дотянул до тысячи, хорошо в Библии об Аврааме сказано, умер, насыщенный днями,китаец Ли Чуант-янь жил 253 года, а достоверно, как дважды два, европейский рекорд – 186 лет, так жил венгр Золтан Петраж, в горных селениях Кавказа многие доживают до 150, но там другая, особая жизнь, спокойная, без нашей пустой, утомительной суеты, пища простая, грубая, мамалыга, сулугуни, овощи, фрукты, зелень, по праздникам – барашек, а то! естественно, на то он и праздник, в Грузии все пастухи до 100 лет живут, горы, чистый воздух. Говорят, век людской сокращается. Все люди смертны, Сократ смертен, ну еще пятнадцать лет, ну двадцать. Мы жестоко пострадали от войны, второй такой войны нам не выдержать. Очень даже возможно, что я один на этой земле живу страстной, напряженной думой о спасении и сохранении завоеваний Октября. Оставить великое дело не на кого! Живешь в вечном страхе, того гляди тебя, как куропатку, подстрелят или там эти, врачи, залечат на х.й, так-то и выходит, увы и ах, товарищ Сталин великий гений, товарищ Сталин великий вождь, а товарищу Сталину не с кем бутылку коньяка распить,в каждой шутке есть зерно правды: одинок я и обречен на холодное, глубокое одиночество, бирюком живу.