Текст книги "Язык Бога (СИ)"

Автор книги: Евгений Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Марио, конечно же, считал себя изрядным храбрецом и даже имел к тому некоторые основания, поэтому насмехаться над его заявлением никто не стал, но Ладик счел нужным мягко возразить:

– Ну, допустим, кровь свою на алтарь теперь никто не льет, но вот, например, шииты регулярно бичуют себя из религиозных соображений, и на Филиппинах до сих пор есть люди, которые добровольно распинаются, подражая Христу. Не до смерти, конечно, но на некоторое время.

– О филиппинцах я тоже слышал, – сказал Марио, – у нас таких неистово верующих фанатиков давно уже нет, хотя вроде бы одно и то же католичество. А флагеллянты и в Италии были в Средние века, но давно уже повывелись. В Европе теперь свою кровь если и жертвуют, то исключительно в медицинских целях, а не так чтобы просто пролить.

– Не везде, – усмехнулся Ладик, узрев в гостиной еще одного гостя.

Марио проследил за его взглядом и вылупил глаза на абсолютно голого мальчишку, к тому же еще своего ровесника, причем настолько исцарапанного, словно он весь день продирался сквозь заросли шиповника. В привычную для юного Бугатти картину жизни это настолько не укладывалось, что он зажмурил глаза и интенсивно затряс головой, но когда вновь их открыл, видение не исчезло.

– Ладомир, это кто? – чуть ли не с ужасом промолвил он, обращаясь к юному полиглоту, как к пророку, который единственный все сможет ему объяснить.

– Это Яша Воскобойников, наш блаженный, – с улыбкой произнес Ладик.

– Почему он весь в царапинах?

– Ну, это он так себя наказывает за свои якобы грехи, – придав лицу елейное выражение, промолвил Ладик. – Срывает ветку с облепихи и лупит себя ею куда достанет. Ты, кстати, пробовал когда-нибудь собирать облепиху? Если нет, то и не пытайся. Там такие шипы, что сколько ни берегись, все равно исколешься. А уж если специально ею хлестать...

Юный итальянец никогда облепихи не видел, ну, или если даже видел здесь, то не обращал никакого внимания, но живое воображение помогло ему представить нечто настолько колючее, что он передернул плечами. Нет, ну в самом деле, это ж как надо нагрешить, чтобы добровольно так себя истязать? А если и грехи при этом не настоящие, на что явно намекал Ладомир, то...

– Это ваш российский флагеллянт, да? – шокированно произнес он. – У вас в России есть такая секта?

– Ну, Яша вообще-то к нашей общине принадлежит, – поспешил разочаровать его Ладик, – а мы никакие не флагеллянты, хотя детей за серьезные грехи ты сам видел, чем у нас наказывают. А Яша так не грешит, и драть его не за что, но он себе и самых мелких грехов не прощает и наказывает себя сам, как умеет.

– Сумасшедший... – со смесью ужаса и восхищения пробормотал Марик. – А голым он почему ходит?

– Ой, даже не знаю, – промолвил Ладик, – мне никогда и в голову не приходило у него спрашивать. Ну, были у нас на Руси когда-то такие юродивые, которые даже зимой нагишом ходили, и все их за это почитали, но Яша наш не такой закаленный, он зимой мерзнет и кутается.

– А может, он адамит? – осторожно предположил Марио. – Это такая секта, члены которой считают, что Богу должно молиться только в обнаженном виде. Он у вас и молится так?

– Именно так, – признал Ладик и с некоторым подозрением глянул на Яшу. Вроде свой, но кто его там разберет, во что он на самом деле верует.

Пока они с Марио обменивались репликами на итальянском, все остальные присутствующие терпеливо ожидали, когда до них донесут хотя бы суть этого диалога, но терпение их, кажется, уже подходило к концу, и Ладик счел нужным пояснить:

– Яша, Марио почему-то решил, что ты адамит, да еще и член секты флагеллянтов вдобавок. Во втором я его почти переубедил, а относительно первого и сам ничего не знаю.

– Ладомир, ты должен уметь убеждать неверующих, в этом и состоит твоя земная миссия, – проникновенно промолвил Яша, – а что касается адамитов, то наш итальянский гость близок к истине. Учение адамитов основано на сорок втором речении Иисуса в Евангелии от Фомы, и я тоже стараюсь следовать этому завету, насколько могу, хотя, конечно, никогда не принадлежал к их церкви. Иногда мне кажется, что я действительно вижу Его, но гораздо чаще я Его слышу. И если Он говорит мне, что надо действовать так, а не иначе, я стараюсь следовать Его советам. Но подсказывает он далеко не только мне. Твой новый итальянский друг совсем недавно тоже получил Его подсказку и хотя посчитал ее своей собственной мыслью, вполне успешно сумел ее реализовать. И это Божье провидение привело его сюда и помогло сдружиться с тобой, Ладомир. Он способен понести на свою родину нашу веру, но только тебе дано донести ее до него. Переведи ему, пожалуйста, мои слова.

Ладик перевел, опустив пассаж о возможной миссии Марио. Итальянец впечатлился.

– Стало быть, все-таки адамит, хотя и вне церкви... – пробормотал он, задумчиво глядя на Яшу. – Вот странно, я ведь даже индийских факиров видел, но самого поразительного парня повстречал в российской глубинке. Так, значит, это сам Христос посоветовал мне требовать порки вместо домашнего ареста? Это чтобы я смог больше общаться с вами, что ли? Знаешь, я ничуть не жалею, хотя было очень больно, но вот чтобы везде голым ходить и самого себя бичевать за грехи?.. Не, на это я пока не способен.

– А этого от тебя никто и не требует, – сказал Ладик. – У каждого в этой жизни свой путь и свое предназначение, и твое сильно отличается от его. Мне вот он тоже иного чего напредсказывал... Ладно, не парься, всему есть свой срок, и когда он настанет, тогда ты все о себе и поймешь.

– Хорошо, если так, – усмехнулся Марио, с некоторой опаской поглядывая на нового слушателя. – Так на чем мы там остановились? На индейцах Мезоамерики, да? Ну так вот, я недавно читал о них книгу, толстый трехтомник, и там вся их былая жизнь уй как интересно расписана! Оказывается, там иногда с жертв сдирали кожу, и жрецы потом в ней танцевали, у них медь была дороже золота, ну а дороже всего – яшма, у них совсем не было вьючных животных, и всю поклажу приходилось таскать на собственном горбу. А поскольку много так не утащишь, в дальние походы они брали с собой живой провиант, и это была местная порода собак. А еще они первые придумали ватерклозет, а европейцы потом у них это открытие слямзили.

Марио долго еще так трепался, мешая свои личные впечатления от поездки в Мексику с почерпнутым из прочитанных книг, Ладик все старательно переводил, а остальные ребята внимательно слушали, не исключая и Яшу, которого, казалось бы, такие суетные земные дела и не должны были интересовать. Ладомир прервал это словоизлияние, только обнаружив, что осталась всего пара часов до сна, а у него так еще и не сделана математика, о чем и сообщил разошедшемуся оратору.

– Математика? Нашел, из-за чего страдать! – пренебрежительно отмахнулся Марио.

– А ты сам попробуй! – огрызнулся Ладик, прекрасно помня, что итальянский приятель на год его младше и в школу давно не заглядывал, да и вообще у них там, говорят, математика на куда более примитивном уровне преподается.

– И попробую! Тащи свой задачник, – распорядился Марио и, получив искомое и увидев формулы, принялся щелкать примеры как семечки.

Вот тебе и шалопай! Ладику на минуту даже завидно стало, но он быстро утешился, напомнив себе, что просто у людей бывают разные способности: у него, вон, к языкам, а у Марио, не знавшего всерьез никаких, кроме своего родного, к разного рода математическим абстракциям. Ну, а раз так, то не завидовать надо, а пользоваться подвернувшимися возможностями.

Засиделись они в тот день до позднего вечера, пока не явился старший Бугатти и не увел чрезмерно заболтавшегося сыночка чуть ли не за шкирку.

Глава 7.

День Италии.

Поскольку итальянцы собирались возвести в Оболони свой завод, оболонскому мэру пришла идея провести в городе День Италии. Надежд заманить в эту глушь каких-нибудь популярных артистов хоть с российской, хоть с итальянской стороны не было никаких, так что оставалось уповать лишь на усилия местной самодеятельности. Единственной городской школе надлежало принять во всем этом действе самое активное участие, и ее директор Степанов размышлял, как бы затащить на школьный концерт хоть одного итальянца и как с ним там объясняться, когда среди персонала подведомственного ему учреждения ни одного знатока итальянского языка не наблюдалось. До него, впрочем, дошли вести, что главный из итальянских проектировщиков проживает в том же самом коттеджном поселке, что и его новые ученики из секты божьегласцев, и очень может быть, что эти соседи уже завели меж собой какие-то контакты. Чтобы прощупать почву, он пригласил к себе на беседу уже хорошо известного ему Ладомира.

– Вызывали, Андрей Викторович? – промолвил мальчик, заглядывая одним глазом в чуть приоткрытую им дверь в директорский кабинет.

– Да, Ладик. Да не бойся ты, заходи, садись! У меня к тебе вот какое дело: я слышал, что рядом с вами какие-то итальянцы живут. У нас тут по плану одно мероприятие намечается, День Италии, по этому поводу будет организован концерт и все такое прочее. Хорошо бы залучить к нам хотя бы одного иностранца, желательно знающего русский язык или хотя бы английский, Кира Петровна тогда переведет. У вас там случаем таких знакомых нет?

Ладомир расплылся в улыбке:

– У меня лично такой знакомый есть. Только он из русского знает хорошо если десяток слов и английский тоже через пень-колоду, но я могу для него переводить, а так он парень общительный и прикольный.

– Так-так, и как же зовут этого прикольного парня?

– Марио Бугатти.

– Сын главного итальянского проектировщика?

– Ну да, его отец именно этим здесь и занимается.

– И сколько лет этому твоему приятелю?

– Одиннадцать, всего на год меня младше.

– Его одного к нам на концерт отпустят?

– Андрей Викторович, если он захочет, то и спрашивать никого не станет, вот честно! А он точно захочет, если я его приглашу.

– Это прекрасно, но во избежание лишних проблем лучше все же отпросить его у родителей.

– Ну, я попрошу синьора Бугатти, но он ведь и сам тогда может захотеть прийти.

– Ну и замечательно, пусть приходит, с ним-то хоть можно будет общаться без твоей помощи?

– Ну, он английский знает неплохо, иначе бы кто его сюда послал.

– Тогда постарайся пригласить обоих. Если думаешь, что отец будет мешать вам общаться с сыном, то не беспокойся, мы его отвлечем. К нам важные люди придут, синьору Бугатти найдется, с кем поговорить, – усмехнулся директор.

– Ладно, позову.

– Буду очень тебе признателен. А теперь беги.

Ладик с облегчением смылся за дверь.

Предложение посетить российскую школу Марио принял с энтузиазмом. Он уже успел рассказать в поселке все свои истории о путешествиях по миру и теперь жаждал новых слушателей, которым можно будет поведать это по второму кругу. Антонио тоже ничего против не имел, поскольку понимал, что ему так и так придется участвовать в этом самом Дне Италии, хотя бы ради налаживания контактов с местной властью, и посещение школьного концерта здесь не самый худший вариант. Он, правда, поинтересовался программой предстоящего мероприятия.

– Ну, сперва всякая официальщина будет, – промолвил Ладик, – директор наш приветственную речь толкнет, потом еще Ребров, наверное, выступит, ну, это мэр наш... А потом наш школьный драмкружок какую-нибудь сценку разыграет из вашей истории, девчонки наши станцуют, школьный хор выступит. Обещали даже пару итальянских песен исполнить на языке оригинала... Не знаю, что вы там поймете при их-то произношении, слова они кое-как выучили на слух, но мелодии эти им знакомы, и они даже в них не фальшивят.

– О, я тогда тоже петь буду! – загорелся Марио.

– А ты умеешь? – позволил себе усомниться Ладик.

– Ты еще спрашиваешь!

На следующий день Ладомир передал знакомым школьным хористам, что выступать им придется вместе с натуральным итальянцем, чем поверг их в изрядный ступор. Похоже, в своих умениях они были уверены не слишком, да и единственный их солист с приличным голосом оказался второклашкой и мандражировал больше всех. Ладик утешил их, что Марио – парень дружелюбный и смеяться над ними не станет, даже если они понесут всякую чушь.

– А разговаривать с ним как?

– Ну так я же рядом буду, переведу, – удивился Ладик.

– А на сцене? Из тебя-то какой хорист!

– Ну, тогда выйду в качестве конферансье, – разозлился Ладик. – Кому-то все равно вас объявлять надо, и желательно на двух языках, раз уж в зале будут иностранцы.

– А, ну тогда конечно...

К праздничному концерту Оболонскую среднюю школу украсили как к президентским выборам, даже раздобыли где-то воздушные шарики цветов итальянского флага. Ответственные за мероприятие учителя дергались сами и то и дело дергали своих подопечных. Ожидали мэра с его замами и даже кого-то из областного начальства, а также нескольких видных бизнесменов, финансировавших строительство завода. Степанову приходилось самолично встречать высоких гостей на школьном крыльце и сопровождать в зал. По окончании концерта вся местная элита должна была отправиться на будущую стройплощадку, где должна была пройти церемония установки закладного камня, а оттуда уже в мэрию на праздничный банкет. Наконец, все чиновные гости собрались, и ждали теперь только итальянцев.

Ладомир должен был прибыть в школу вместе с семейством Бугатти и потому с утра потопал к их коттеджу. Отец семейства еще одевался, а вот Марио был уже готов к выезду. Ладик, привыкший уже, что его итальянский друг может ходить как оборванец, ничуть того не стесняясь, был удивлен, увидев его в роскошном концертном костюме. Оказывается, Марио еще там, у себя дома, доводилось выступать со сцены, и на сей предмет он был настроен предельно серьезно.

– Да лучше б ты павлиньи перья нацепил, чем так людей смущать! – хмыкнул Ладик, которому о подобных дорогих одеяниях и мечтать не приходилось. – Ребят из хора и так уже, того и гляди, нервный тик хватит, а тут еще примутся себя с тобой сравнивать, так от стеснения им теперь хоть сквозь сцену провались!

– Скажешь еще, в перьях, – пробормотал Марио. – Публику уважать надо, так меня, во всяком случае, учили.

У подъезда, между тем, их уже ждала роскошная иномарка, которую повел сам старший Бугатти. Марио с Ладиком с комфортом разместились на заднем сиденье.

Увидев на крыльце школы директора, Ладомир церемонно представил ему старшего Бугатти, затем скороговоркой Марио и, дождавшись, когда Андрей Викторович и Антонио заведут свой взрослый разговор, дернул приятеля за руку и повлек его внутрь школы.

Впервые оказавшись в русской школе, юный итальянец с интересом оглядывался по сторонам. Все здесь было как-то бедненько, но чисто, даже отдраено, и местами неплохо украшено, явно чтобы произвести впечатление на гостей. Но долго смотреть ему не дали, поскольку сразу же собралась толпа оболонских школяров. Здесь, в нищей провинции, мало кому доводилось выезжать на отдых за рубеж, а если и доводилось, то не дальше турецких пляжей, так что живого итальянца они видели впервые. Конечно, им много о чем хотелось его спросить, но как это сделаешь без знания языка? К счастью, рядом был Ладомир, готовый все перевести и даже побуждавший их задавать вопросы.

Марио, как и местные ребята, тоже, конечно, ощущал себя не в своей тарелке из-за обилия свежих впечатлений, но Ладик уже успел уяснить, что его итальянский приятель в состоянии стресса становится только болтливее, и готов был эксплуатировать эту его особенность на полную катушку. И Марио его не подвел! Юный Бугатти на каждый заданный ему вопрос отвечал очень многословно и эмоционально, энергично жестикулируя, и своей непосредственностью быстро влюбил в себя даже суровых старшеклассников, не говоря уже о малышне. Большой толпой его провели по школе, сунувшись куда только можно и даже куда нельзя, бестрепетно срывая бумажные ленты с опечатанных перед столь важным мероприятием дверей. Оценив местные мастерские, столовую и физкультурный зал, где Марио, подхватив баскетбольный мяч, даже попытался изобразить бросок по кольцу, юный итальянец отважился поблагодарить своих добровольных гидов по-русски теми немногочисленными словами, что он успел выучить во время во время гостевания у Богдановых. Говорил он с жутким акцентом, и получилось смешно, но смех его спутников был вполне добродушным. Закончилась вся эта экскурсия за кулисами актового зала, где как раз готовилась выступать школьная самодеятельность.

Первой должна была играться драматическая сцена, и смотреть на нее из-за кулис Марио не пожелал, спустившись в зрительный зал вместе со своим переводчиком. Играли что-то героическое на тему гарибальдийских войн. Ну да, надо же потрафить гостям! Марио, впрочем, вся эта вампука заинтересовала не сильно, куда больше он оживился, когда актеров из драмкружка на сцене сменило восемь девчат в кокошниках и с платочками в руках, лихо сплясавших что-то русское. Младший Бугатти сам чуть не пустился в пляс, и остановило его, кажется, только присутствие в зале отца. Но уж когда дело дошло до выступления хора, Марио рванул за кулисы, чтобы потом выйти на сцену вместе со всеми. Ладик тоже приступил к своими обязанностям конферансье, объявив исполнение песни «О соле мио» и солиста – Петю Борисова.

Бедный Петя, оказавшись перед битком набитым залом и какими-то важными дядьками, сидевшими в первом ряду, настолько впал в шок, что чуть не потерял сознание прямо на сцене. Пришлось Марио взять обязанности солиста на себя, благо песня была ему отлично знакома. Исполнял он ее настолько хорошо, что Ладик даже заслушался. У Бугатти оказался высокий чистый голос в сочетании с абсолютным слухом, да и артистизмом его Бог не обидел. Наградой ему стали такие громкие аплодисменты, каких никогда еще не слыхивали в этом зале.

Удовлетворенный успехом Марио взялся солировать и при исполнении песни «Аве Мария», которую он исполнил с такой проникновенной интонацией, что заставил всплакнуть даже циничных оболонских чиновниц. Ладик, слушая его, мрачно подумал, не слишком ли много талантов Бог отсыпал одному этому шалопаю, и что пару-тройку столетий назад в той же Италии его приятеля точно кастрировали бы из самых лучших побуждений, чтобы не пропал этот ангельский голос. К счастью, в нынешние просвещенные времена Марио ничего не грозило, он опять сорвал аплодисменты и даже взялся исполнить соло на бис какую-то веселую неаполитанскую песню.

Когда отгремели очередные овации, юные актеры и певцы вышли на поклон. В зале Ребров поздравлял Антонио Бугатти с потрясающим выступлением его сына. Затем оба мужчины в сопровождении всей ребровской свиты двинулись к выходу, поскольку время уже поджимало: на месте будущей стройплощадки их уже ждала согнанная массовка и очередные самодеятельные артисты, только теперь уже взрослые. Отработавших свои номера школьников директор пригласил в столовую, где их уже ждали накрытые столы со сладким угощением.

Поедая честно заработанное пирожное и отхлебывая апельсиновый сок прямо из пакета, Марио с делано скромным выражением лица принимал поздравления. Поход в русскую школу, на его взгляд, удался на все сто и сильно потешил его самолюбие: так, как здесь, ему даже дома никогда не хлопали!

Глава 8.

Общинный праздник.

– Ну, ты и зажег на концерте! – не смог скрыть своих эмоций Ладик по дороге домой.

– Да ну, ерунда, я эти песни уже сотню раз наверное исполнял, – скромно потупил глаза Марио, развалившись рядом с ним на заднем автомобильном сиденье. – Мелодии-то там несложные совсем, у нас любой парень их споет.

– И что, у вас все такие же голосистые? – не поверил ему Ладик. – Так не бывает иначе бы на всех мировых конкурсах просто отбою бы от ваших певцов не было.

– Ну, может и не все... Но талантов все равно хватает. Вот во всей остальной Европе, да и у вас тоже все без ума были от Робертино Лоретти, а у нас-то он особо и не выигрывал ничего.

– Зато был солистом Римской оперы и перед самим Папой выступал, – промолвил Ладик.

– Ну, это да... Только в той опере нехватки классных солистов не было никогда, так что он всего лишь один из. А у вас тут нормальные хоры мальчиков имеются хоть?

– Вроде бы есть в Москве, – буркнул Ладик, – может, и еще где, но чтоб конкретно в этой области, то я о таком не слышал. Вон, раскопали среди малышни одного приличного солиста, да и тот на первом же выступлении перед публикой чуть в не свалился в обморок.

– Да он просто маленький еще, этот ваш Петя, вот и перенервничал, – снисходительно промолвил Марио. – Я бы в его возрасте тоже на сцену не полез. Но голосок у него чистый, так что перспектива есть.

– Чистый, но при этом слабенький какой-то, ты его полностью забивал, когда вы с ним вместе пели, – припомнил Ладик.

– Ну, у него просто легкие еще маленькие, вот ему и приходится экономить воздух. Нормальные дисканты только годам к десяти становятся полноценными певцами, а я вас тут таких и не видел почти. Неужто вот эта самая мелкота у вас и в церкви по праздникам выступает? Им же сложные распевы просто не вытянуть!

– В православных церквях у нас, в основном, тетеньки всякие поют, – пояснил Ладик, – так что Петьку этого никто там и не ждет. А вот у нас в общине хорошие мальчишеские голоса в большой цене. Сейчас, по сути, один Яша за всех отдувается, но когда и у него голос сломается, я вообще не знаю, что мы будем делать.

– Этот ваш блаженный еще и поет? – удивился Марио. – Как-то он странно ведет себя для певца, ходит по улицам без ничего, хотя погода далеко уже не летняя. Наши-то скорее во что-то теплое закутаться предпочтут, чтобы горло не застудить.

– Ну, Яша наш тоже далеко не морж, – усмехнулся Ладик, – и если температура еще хоть немного опустится, ему таки придется натягивать на себя меха, но пока острой необходимости этого еще не настало, он от своего «единения с природой» нипочем не откажется. Принципы у него такие, понимаешь.

– Хотелось бы мне услышать его пение, – произнес Марио и требовательно уставился на Ладика. – Он на каждой службе в вашем храме бывает?

– Ну, наверное, я всей этой кухни не знаю, но вряд ли он там петь будет, потому что просто не перед кем. Мы всей общиной собираемся в церкви только по праздникам, вот тогда он и выступает, конечно.

– А когда у вас будет ближайший праздник? – не хотел отставать Марио.

– Да через неделю уже. Считай, в следующее воскресенье.

– А у вас иноверцев на службы пускают?

От этого вопроса Ладик завис. Откуда он знает, пускают или нет, если никто из посторонних на его памяти к ним ни разу не заходил?

– Слушай, вот честно не знаю! Но я спрошу вечером отца...

– Спроси, пожалуйста.

Свое обещание Ладик выполнил. Игорь хмыкнул и пояснил, что любая церковь нуждается в привлечении новых адептов и их «Церковь Божьего гласа» тоже не исключение, так что пусть Ладомиров иностранный приятель приходит и просвещается, желательно даже со всей своей семьей. Об этом Ладик и поведал Марио при их следующей встрече. Юный итальянец тут же заявил, что обязательно приведет с собой отца, а вот относительно матери сомневается. Она, мол, такая домоседка, что даже на пасхальные службы в храм не выбирается, а тут какая-то чуждая ей секта! Ладик в ответ сказал, что и не надо, силком, мол, никто никого не тянет.

Марио действительно сумел заинтересовать отца, и в назначенный час они вдвоем подошли к крайнему коттеджу на улице, который община божьегласцев отвела под молитвенный дом. Бугатти в общине уже знали и впустили без вопросов, но, войдя внутрь, они замешкались: а дальше-то куда? Где здесь помещение для молящихся, а где, допустим, алтарь, куда посторонним вход воспрещен? Ладика в этот момент, к несчастью, рядом не оказалось, а другие здешние обитатели итальянского языка не знали точно, да и английским тут мало кто владел. Бугатти так и застыли в прихожей, но тут их заметил Яша, пришедший загодя.

Погода стояла уже довольно холодная, и малолетний блаженный оделся в меховую накидку, придававшую ему сходство с каким-нибудь первобытным дикарем, носящим одежду из звериных шкур. Но на Яше этот наряд смотрелся весьма органично. Тоже не зная итальянского, мальчик одарил обоих Бугатти самой обаятельной из своих улыбок, подошел к Марио, что-то прошептал ему на ухо, а потом вдруг чмокнул в щеку и, осторожно взяв за руку, повлек вглубь дома. Ошарашенный юный итальянец, никак не ожидавший таких «телячьих нежностей» и совершенно не понимавший, как ему на это реагировать, ответным поцелуем, что ли, позволил себя повести. Старший Бугатти двинулся следом.

Большая комната, куда их привели, была свободна ото всякой мебели и не имела ни малейших признаков молельного помещения, типа каких-нибудь икон на стенах. Народа здесь пока было мало. Несколько благообразных бородатых стариков чинно беседовали между собой в одном ее углу, более молодое население подпирало пока стены, лишь пара музыкантов настраивали свои инструменты. Антонио, в качестве хобби интересовавшийся музыкальными инструментами разных народов и эпох, с удивлением опознал в них тимпан и старинные русские гусли.

В помещении было хорошо натоплено, и Яша, сбросив свою меховую накидку, остался в чем мать родила. Никого из присутствующих это совершенно не смутило, про самого юного блаженного нечего и говорить. Весь коричневый от все еще не сошедшего летнего загара, он перемещался по комнате с какой-то поразительной звериной грацией, словно какой-нибудь африканский шаман, случайно оказавшийся в центре Среднерусской равнины.

Комната постепенно заполнялась народом, появилось тут и семейство Богдановых, и Марио с отцом перебрались к ним поближе в надежде, что так им хотя бы переведут слова предстоящего действа. Наконец, собрались все, и один из стариков начал проповедь, что-то о предстоящем сошествии на собравшихся Святого Духа и необходимости праведной жизни, чтобы в следующем перерождении еще на шаг приблизиться к спасению души. Ладик, уже неоднократно слышавший эти слова, честно исполнял свои обязанности переводчика, шепча их Марио на ухо в переложении на итальянский, иногда даже опережая при этом неторопливого проповедника. Старший Богданов точно так же переводил для Антонио, только на английский. Никого из соседей их шепот не смущал, похоже, о присутствии на общинном празднике иностранцев все были оповещены заранее.

Проповедь оказалась довольно короткой и сменилась музыкальной частью. Заиграли гусли, вступил тимпан, и детские голоса затянули духовное песнопение, в котором сведущие люди без труда смогли бы опознать Хлыстовскую песню Михаила Кузмина:

"О, кликай, сердце, кликай!

Воздвигни к небу клич!

Вельможный день, великий

Тем кличем возвеличь!

Струи на струны руки,

Ударь, ударь, ударь!

Вернется из разлуки

Наш Горний Господарь!

И горница готова,

Предубранный Сион,

Незнаемое слово

Вернет на землю Он.

Дождусь ли, о, дождусь ли

Тебя из дальних стран?

Звончей звените, гусли!

Урчи громчей, тимпан!

Ой, дух! Ой, царь! Ой, душе!

Сойди в корабль скорей!

Прожги до дна нам души

И рей, родимый, рей!

Крылами пышно машет

И дышит надо мной.

В поту нам пашню пашет

Хозяин Неземной.

Вздымай воскрылья крылец,

Маши, паши, дыши!

Гееннский огнь, Кормилец,

Огнем нам утиши!"

Солировал в исполнении этого гимна Яша Воскобойников. Его громкий высокий голос прямо таки завораживал, напоминая ангельское пение, и мальчишка при этом не просто стоял на месте. Выйдя на середину комнаты, воздев руки над головой, он совершал движения, напоминающие кобру, внимающую дудке факира.

Марио, расширив глаза, смотрел на поющего сверстника, плохо даже воспринимая слова перевода, что продолжал шептать ему в ухо Ладик, очарованный мелодией и еще больше голосом и телодвижениями певца. Когда гимн закончился, он восторженно прошептал Ладомиру:

– Я тоже так хочу!..

– Кто ж запрещает, только слова сперва разучи, – ответил тот.

– Я разучу, – кивнул юный итальянец, – только я и сейчас хотел бы что-то для вас исполнить. Не, я понимаю, что в чужое богослужение вмешиваться нельзя, но...

– Погоди, скоро официальная часть закончится и начнется просто увеселительная, – усмехнулся Ладик. – Тогда кто угодно сможет петь, только, конечно, не похабень всякую, а что-нибудь приличествующее моменту. И ты тоже сможешь попроситься.

Действительно, музыка на время затихла, присутствующие в комнате заулыбались, девушки в праздничных венках из искусственных цветов внесли на расшитых рушниках заранее порезанные пироги, дети, а за ними и взрослые стали разбирать угощение, появились откуда-то и бутыли с домашними наливками и квасом, люди расслабились, послышались смешки, а там уж и вновь зазвучала музыка, и какой-то мужчина затянул протяжную народную песню.

Марио слушал, внимал, сам трескал за обе щеки вкусный яблочный пирог, наконец, созрел и прошептал Ладику:

– Если я «Аве Мария» исполню, ничего будет?

– Ничего, у нас Богородицу тоже почитают, – промолвил в ответ Ладомир и протиснулся к старику, главному распорядителю праздника, о чем-то почтительно с ним пошептался и кивнул Марио, дескать, пой, разрешили.

Сперва, правда, Ладику пришлось пообщаться с музыкантами, объясняя, что за мелодию им предстоит играть, потом они некоторое время настраивались, поскольку эту музыку на своих гуслях доселе не исполняли никогда, но все же как-то приноровились, сыграли вступление, и Марио запел. Вышло не хуже, чем давеча в школьном зале, а может, даже и лучше, поскольку помещение было куда меньшим по размеру и не было необходимости слишком-то напрягать голосовые связки. Аплодировать певцам тут было не принято, но одобрительный гул со всех сторон дал понять Марио, что его песня понравилась, причем настолько, что люди стали требовать исполнить ее на бис.